"Конец лета" - читать интересную книгу автора (Зейдель Кэтлин)

Глава 20

Эми нравился ее распорядок дня. Каждое утро они с Гвен — единственным, кроме Эми, человеком в доме, который просыпался к тому времени, — спокойно пили кофе и разговаривали о том, как отделать интерьеры, о новых людях, с которыми встречалась Гвен, о тренировках Эми. Гвен не понимала и половины того, что рассказывала о фигурном катании падчерица, зато та ничего не смыслила в подводных лодках.

По дороге на каток Эми обычно останавливалась и покупала пирожные для персонала; после тренировки она подкреплялась сандвичами, чтобы Гвен не приходилось готовить обед. Ее расписание было всем известно, и раза два в неделю посмотреть ее тренировки приходили несколько пенсионеров. По вторникам и четвергам она оставалась на катке на тот час, что приходился на занятие дошкольников, помогала малышам надеть коньки, болтала с их матерями. Эмили так хвасталась своей знаменитой теткой, что учительница организовала всему классу экскурсию на каток. Эми было непонятно, что могли для себя почерпнуть первоклассники, наблюдая, как она без конца повторяет одно и то же движение, но Гретхен позаботилась о брелоках с именем Эми Ледженд, и все дети смогли прицепить их к молниям своих рюкзачков и поэтому оценили Эми почти так же высоко, как экскурсию в пожарное депо.

Переезд из Айовы был более трудным, чем из Денвера, но даже это обернулось преимуществом. Она поняла, что участвует в работе ряда благотворительных организаций, часть которых в ней вовсе не нуждается. Они уже настолько хорошо отработали механизм получения пожертвований, что присутствие знаменитости мало влияло на размер получаемых сумм. Появление Эми Ледженд на их ежегодном банкете было приятной наградой за хорошо проделанную работу, но это произошло бы и без нее. Долгие ожидания транзитного рейса из Чикаго заставили Эми по-другому относиться к каждой поездке — она перестала прыгать в самолет, едва кто-то произносил ее имя.

Психотерапевт Йена не слишком благосклонно отнеслась к его жизни с Хэлом и Гвен.

— Конечно, важно иметь убежища и страховочные сетки, — заявила она, — но какой пример вы подаете детям?

— Я никогда толком не понимаю, что она имеет в виду, — признался Йен, передав этот разговор Хэлу, Гвен и Эми, — но на этот раз я догадался. Мне надо взять ответственность за детей на себя.

Поэтому до конца учебного года он снял дом. Два раза в неделю по утрам из ближайшей общины меннонитов приходила приятная дама — прибрать и постирать, но Йен все равно каждый день в три тридцать ждал Скотта и Эмили на школьном дворе, чтобы отвести домой. Малыши по-прежнему выглядели неуверенными, сильно переживали от каждого разочарования, но Скотт был звездой футбольной команды третьеклассников, а Эмили горела желанием выбрать очередной бордюр для своей комнаты.

Эми почувствована, что ей тоже пора уезжать. Вероятно, самое лучшее, что она сейчас могла сделать для Гвен, — это оставить ее наедине с Хэлом.

— Но ты же не хочешь возвращаться в Денвер, — сказала Гвен.

Эми действительно больше кс хотела жить в Денвере. Она рада была бы продолжать работать с Оливером и сохранить все деловые связи с Томми и Генри. Но она хотела жить со своей семьей.

— Но я не могу всегда жить у вас с папой.

— Пожалуй, — согласилась Гвен. — Но ты часто уезжаешь, и мне было бы легче, если б ты жила здесь, чтобы не приходилось ездить через весь город за твоей почтой.

Гвен права. Если Эми поселится отдельно, придется решать, кто станет приглядывать за домом, когда она будет уезжать. Она не сможет воссоздать свою денверскую жизнь, не сможет купить кондоминиум в многоэтажном доме со швейцаром и консьержем. Самое высокое здание в Липтоне было пятиэтажное, а швейцара лишь отдаленно напоминал бодрый умственно отсталый субъект, который помогал разгружать товары в супермаркете «Сэйфуэй».

С другой стороны, если у нее будет собственный дом, то могут появиться и водостоки, которые потребуют прочистки.

Приближался День благодарения. Йен пытался договориться с Джойс, чтобы дети могли с ней повидаться, собирались приехать и Холли с Джеком, а Эми отказалась от участия в праздничных шоу, поэтому их должно было быть одиннадцать. Гвен вызвалась все приготовить и охотно соглашалась устроить праздник у Фебы. Феба говорила, что согласна и на тот, и на другой дом.

— И как же мы решим? — спросила Феба.

— Эми, ну а ты чего хочешь? — спросила Гвен.

Эми захлопала глазами.

— Чего я хочу? — Она не ожидала такого вопроса. — Я еще не думала… Кажется, легче всего позволить решать вам, но, с другой стороны, вы обе можете ошибиться.

— Эми, если бы я так тебя не любила, — произнесла Гвен, — то сказала бы, что ты очень похожа на мою сестру и ее дочь, у которых всегда виноваты другие.

Сестра Гвен Барбара и ее племянница Вэлери были бабушкой и матерью Ника.

— Помалкивать намного безопасней, — отозвалась Эми. — Ваша сестра гораздо умнее, чем вы думаете. Но может, нам стоит придумать что-нибудь совсем новое?

Прошлогодняя идея пожить всем вместе в отеле больше не казалась привлекательной. Она предпочитала что-то более домашнее… хотя, по правде говоря, с Джеком отправилась бы и на Нептун. Он все еще был на озере, а значит…

— Знаю! — Внезапно ей в голову пришла одна мысль. — Какая погода будет на озере? Мы замерзнем до смерти, если поедем туда?

— День благодарения на озере? — удивленно спросила Феба.

— Джек заканчивает оборудовать в гараже общую столовую, — начала размышлять вслух Гвен. — Что ж, если погода будет не слишком ужасной… Как там обычно на День благодарения?

Феба не знала, их семья ездила туда только летом.

— Думаю, что холодно.

— Но насколько холодно? — спросила Эми. — Терпимо или моментальная смерть от переохлаждения? Как мы это узнаем? Если подождем до утра, я позвоню Гретхен. — Она уже решила, что если ей предстоит купить дом в Айове, то надо будет нанять домоправительницу-помощницу, похожую на Гретхен. Такая женщина смогла бы выполнять поручения, брать почту и готовить… однако она не должна была бы чистить водостоки. Это следует оговорить сразу же. Водостоки Эми будут слишком хрупкими, чтобы до них мог дотрагиваться кто-нибудь, кроме Джека. — Она может выяснить все, что угодно.

— Я тоже, — сказана Гвен. — Мы позвоним на местную радиостанцию прямо сейчас.

Через пять минут она получила ответ.

— Там, как и везде. Погода на День благодарения бывает разной, наверняка сказать нельзя. Может быть около нуля и без снега, а может быть ниже нуля и три фута снега. Но осень будет сухой.

— Что ничего не означает, — сказала Феба.

Все затихли, никто не хотел брать на себя принятие решения. Сильный снегопад может запереть их на озере на несколько дней. Дороги расчистят, но не сразу. А если будет по-настоящему холодно, то походы в туалет превратятся в проблему. Но с другой стороны, оказаться там, когда последние золотые листочки еще цепляются за ветки, а ветви европейской ели такие мягкие и, может быть, припорошены снегом, и из труб. поднимается, завиваясь, в осеннее небо дымок…

Феба воздела руки.

— Почему бы и нет? — воскликнула она. — Самое худшее, что может случиться, — это остаться там в снегах на всю зиму, но тогда Эми окажется виноватой, и эта мысль нас согреет.

Идея понравилась всем. Йен сказал Джойс, что либо она проводит День благодарения с младшими детьми, либо он увозит их на озеро.

— Не понимаю, почему нельзя подождать, пока выяснится, пойдет ли Мэгги в лыжный поход? — спросила она.

— Потому что планы Скотта и Эмили не менее важны, чем ее, — ответил Йен, — и они не в том состоянии, чтобы справиться с неуверенностью.

Но она все еще не могла ни на что решиться.

— Джойс пытается понять, как далеко она может зайти, — сказал Йен остальным. — Поэтому мы едем на озеро. Мои дети проведут этот день с людьми, для которых они важны, и я не собираюсь всю оставшуюся жизнь слушать, как вы там повеселились, замерзая до смерти.

Телевизионные сети и студии кабельного телевидения поняли, что единственными программами, способными противостоять праздничным и воскресным футбольным матчам, оказались репортажи о фигурном катании. Поэтому весь ноябрь Эми уезжала каждую неделю, выступая на соревнованиях, которые должны были показать в День благодарения. Каждый раз, когда она возвращалась, Феба с Гвен сообщали ей о новых планах подготовки к поездке.

Гвен решила лететь в пятницу перед праздником.

— Мы ведь не знаем, что там у Джека готово. Он говорит, что все в порядке, и я склонна ему верить. Но он мужчина — что-нибудь да забудет.

Феба хотела ехать с ней.

— Но я ответственная за праздник Дня благодарения в классе Алекса в среду. Мне надо быть там.

Они втроем сидели у Фебы, делали шляпы и воротники пилигримов из белой и черной бумаги. Гвен с Эми наслаждались работой, Феба была благодарна за помощь.

— Я могу поехать, — сказала Эми. — Я улетаю из Детройта в пятницу днем и встречу вас в Миннеаполисе. На кухне от меня проку мало, но я буду вырабатывать тепло тела.

— Нам это понадобится, — согласилась Гвен.

Она снова увидит Джека.

Летом День благодарения казался чем-то туманным и далеким, он вырисовывался как некая проблема. Они с Джеком не могли предаваться любви в День благодарения и на Рождество, потому что в эти праздники их семья собирается вместе.

Но вот наконец День благодарения наступает, и на этот раз Эми не придется приезжать повидать своих родных. Она и так с ними. Ну и какая разница?

В Детройте она откатала безобразно, ей удался только один тройной прыжок, остальные были двойными. Но лучше откатать не удалось никому, поэтому оценки у нее были прекрасные. Рядом с гостиницей, где жили фигуристы, находился магазин деликатесов. Когда багаж Эми перегрузили в маленький самолет, выполняющий местные рейсы, он включал в себя большую картонную коробку, полную бельгийского шоколада, испанских апельсинов и французского шампанского.

— Никогда раньше не путешествовала с продуктами, , — сказала она Гвен, когда они встретились в аэропорту Миннеаполиса. — Я привезла с собой всю Европу. Кажется, я превращаюсь в свою сестру.

Джек встречал их в аэропорту Хиббинга, слишком маленьком, поэтому трапы подвозили к боку самолета — пассажиры спускались и шли через взлетно-посадочную полосу. Эми часто делала это летом, но ни разу в ноябре. Резкий холодный воздух наполнил ее легкие, в носу защипало от мороза.

У Гвен от холода перехватило дыхание.

— Ну и чья это была идея? — спросила она.

Эми не ответила. Их ждал Джек.

Они с Гвен торопливо шли по бетонированной площадке перед ангаром. Стеклянные стены аэропорта были затенены от солнца, поэтому Эми не видела, что происходит внутри. Но в аэропорту оказалось тепло, и там стоял Джек, прислонившись к стене; вот он выпрямился при виде их и шагнул вперед.

Гвен окликнула сына. Эми чуть помедлила, чтобы он мог сначала поздороваться с матерью. Они обнялись, Гвен похлопала его по плечу. Потом Гвен отступила, и Джек повернулся к Эми. Он не решался заговорить, она молчала, но все равно видеть его — это такое чудо! Хотелось до него дотронуться. Она двинулась вперед, его руки сомкнулись на ее ладонях. Она почувствовала, как его рубашка скользнула по ее лицу, а губы прикоснулись к ее волосам.

Он сделал шаг назад.

— Ты дрожишь! Я думал, ты привычна к холоду.

Она дрожала, но не от холода.

Выглядел он великолепно. Его густые каштановые волосы снова нуждались в стрижке, но он надел спортивную майку мягкого зеленого оттенка, а сверху клетчатую шерстяную рубашку. Клетки были разных оттенков зеленого — оливковые и цвета мха, разделяли их линии цвета ржавчины.

— Мне нравится твоя рубашка! — воскликнула Гвен. — Как тебе идут эти цвета. Ты здесь ее купил?

Эми догадалась, что рубашку подарила Холли. Сам Джек никогда бы не выбрал такую, он бы купил цвета морской волны.

— Ее прислала Холли, — ответил он. — Я рассказал, как здесь холодно, и она прислала мне пару рубашек. Она говорит, что ей наплевать, замерзну я или нет, но она не сможет появиться со мной на людях, потому что я очень плохо одеваюсь.

— Ты одеваешься не плохо, — возразила Гвен. — Просто у тебя нет чувства цвета.

— Нет, Гвен, — вставила Эми, — он одевается плохо.

— Видимо, да. — Гвен вздохнула, затем оживленно за-говорила: — У нас тонна багажа. Хэл пошел в хозяйственный магазин и принес оттуда роскошнейшие картонные коробки, а я заполнила их все до единой.

В аэропорту Хиббинга не было автоматизированной службы подачи багажа. Его выгружали из самолета вручную, перевозили в здание аэровокзала, а там переправляли туда, где его выдавали те же люди, которые продавали билеты. Чемоданы Гвен и Эми прибыли довольно быстро, но коробки Гвен выгрузили из самолета последними.

Пока они ждали, к Джеку подошли несколько человек поговорить. Он познакомил их с Гвен и Эми.

— Это моя мама, а это ее падчерица Эми.

— Ты многих знаешь, — заметила Эми, когда они выносили багаж на улицу.

— Не так уж многих. Я по-настоящему подружился с лесорубами и работниками аэропорта.

— Почему? — спросила она. Насколько ей было известно, никто к Джеку в гости не прилетал.

— Беру уроки летного мастерства.

Он быстро пошел на парковку, чтобы подогнать свой грузовик. Эми убеждала Гвен остаться внутри аэровокзала, но та отказалась. Если Эми может ждать с багажом на улице, то и она может. Минуту спустя грузовик Джека подкатил к бордюру. Он вылез из кабины и откинул задний борт, чтобы грузить вещи.

Эми передала ему первую коробку.

— Ты учишься летать на вертолете?

— Пока нет. Оказалось, что водить вертолеты трудно, лучше начать с винтовых самолетов. Поэтому я приезжаю сюда пару раз в неделю, иногда чаще.

Гвен прислушивалась. Она тоже казалась довольной.

— Значит, через пять лет ты будешь владельцем службы, перевозящей пассажиров на Луну?

— Нет, думаю, с бизнесом я пока завязал. Я веду переговоры с Красным Крестом. Как только я научусь водить вертолет, они, вероятно, смогут использовать меня в местах катастроф.

— Джек! — Гвен в изумлении посмотрела на сына. — Красный Крест? Я понятия не имела, что ты думаешь о чем-то таком!

— Я и не думал. Это все Эми. Как видно, она не может появляться со мной на людях, потому что я не представляю никакую общественную службу.

— Это верно, — согласилась Эми, — Но еще мне не нравится, как ты одеваешься.

Гвен все качала головой, но не потому, что не одобряла, а потому, что никак не могла прийти в себя от изумления.

— Я знаю, папа хотел, чтобы я пошел на флот, — сказал Джек, — но мне эта идея казалась не слишком привлекательной.

— Знаю, — пробормотала Гвен. — Я всегда это знала.

— Но мне кажется, что тут все будет в порядке. Поскольку какое-то время мне не нужно беспокоиться о деньгах, я могу работать на добровольных началах и, держась на приличном расстоянии от бюрократии, спокойно заниматься добрым делом.

— Это может тебе подойти, — неторопливо проговорила Гвен и с благодарностью сжала ладонь Эми.

Обе они поняли, что случилось. Работая здесь, в безмолвных лесах, Джек нашел свое призвание. Я буду делать что-то настоящее, папа. Ты бы мной гордился. Я тебя не подвел.

Время в пути пролетело быстро. Несмотря на то что Джек всю дорогу подробно описывал, чем он занимался, несмотря на то что он сказал, что ему помогали двое мужчин, Эми все равко поразилась, когда они добрались до озера. Большой гараж, в котором хранилась лодка Джайлса и десятилетней давности банки с непригодной краской, Джек превратил в приятное и удобное обитаемое помещение. Он утеплил стены и обил их сосной. Увеличил окна, выложил пол кафельной плиткой и поставил две печки — одну элегантную и дающую много тепла, другую старую, массивную, обитую железом громаду с конфорками и резервуаром для воды сбоку.

У одной из стен были установлены плита для готовки, раковина и рабочий стол.

— Все поставила женщина с лесоразработок, — объяснил Джек, — с таким расчетом, чтобы работать могли сразу два или три человека.

План был такой. Когда приедут Хэл и Гвен или любая другая небольшая компания, они смогут готовить и есть в своем доме. Но когда приедут все, придется открывать гараж. Дома останутся в личном пользовании, гараж перейдет в общее.

Хэл попросил Джека не останавливаться на этом и раздобыть новую мебель, что Джек и сделал, наведавшись в комиссионные магазины. Он заказал два комплекта для гостиных, один состоял из дивана, двух больших кресел и нескольких столиков, другой из дивана, еще одного диванчика, рассчитанного на двоих, и разных столиков. У первого обивка была серая, у второго — из твида цвета овсянки, поэтому обе обивочные ткани очень хорошо сочетались друг с другом. Гвен и Эми посчитали это удачным совпадением. Обивка могла оказаться жемчужно-серой и желтовато-коричневой, и Джек все равно купил бы эту мебель.

— Вы не знаете, может, он дальтоник? — шепотом спросила у Гвен Эми.

— Нет. Мы проверяли его, когда он был маленьким. Ему это просто безразлично.

Какая ирония, что ее угораздило полюбить того, кто не…

Она оборвала себя. Полюбить ? Почему она так подумала?

Потому что это было правдой. Каждый раз, когда она видела его или разговаривала с ним, ее захлестывала волна радости… если бы это был только секс, она ощутила бы что-то там, внизу. А это ощущение зарождалось у нее в груди, быстро растекалось по рукам, поднималось по шее. Каждый час, проведенный с ним, все яснее давал это понять. Он всегда будет для нее самым важным человеком, тем, к кому первому она обратится. Ей не нужно быть рядом с ним, чтобы любить его. Надо только, чтобы она была самой собой и он тоже был самим собой.

И что же это означает? Она не знала. Но праздничные дни разъяснят им это. Они проведут День благодарения с семьей и тогда увидят. В воскресенье, когда праздник закончится, они поговорят.

Их нынешняя семья была двумя нитками бус, соединенными браком Хэла и Гвен. И как самые младшие, они с Джеком были последними бусинками в каждой нитке; опасность состояла в том, что оба они могли соскользнуть с нитки и закатиться в какой-то дальний пыльный угол. В этом случае другие бусинки ее семьи тоже соскользнули бы: Йен жил бы в Калифорнии, все еще пытаясь скрепить расползающийся брак, а Феба вынудила бы себя примириться с другим озером.

Но ожерелье — это окружность, и их семья станет замкнутым кругом, только когда сомкнутся и закрепятся свободные концы. И этими двумя концами были Эми и Джек.

Эми не умела думать аналитически, она постигала правду через метафоры. Эта метафора несла совсем другой смысл по сравнению с тем, что все говорили на озере летом. Они с Джеком на самом деле не представляют угрозы для семьи, семья станет крепче, она гораздо больше выдержит, если будет окружностью, а не линией.

Джек превратил гараж в помещение, подходящее именно для этой новой семьи, даже несмотря на то что сейчас оно выглядело безжизненным и чуточку негостеприимным. Не было никаких украшений, и Джек, совершенно неопытный дизайнер по интерьерам, расставил мебель точно так, как она стояла в комиссионном магазине, — серая по одну сторону, коричневатая по другую.

Поэтому Гвен и Эми принялись за работу. Они переставили мебель, перемешав два комплекта. Из чуланов в домиках, из коробок, стоящих под кроватями, они достали покрывала и подушки. С книжных полок сняли часть милых деревянных безделушек, сверкающих камушков и причудливых раковин, которые собирались двумя поколениями детей, отобрали лучшее и украсили столики.

Они продумали, что и как будет делаться, где будут мыть руки, где повесят пальто. Вместо того чтобы протопить другие строения, они спали в гараже. Оба дивана раскладывались, превращаясь в постели королевского размера, и Эми и Гвен спали вместе на одной, а Джек на другой.

Эми еще не сказала Джеку, что любит его, но он и так понял. Он понял это в пятницу, в первую же ночь, как они приехали.

Гвен уже легла, а Эми свернулась калачиком на диванчике перед плитой. У плиты не было романтического открытого огня, но она дарила успокаивающее тепло, а сквозь жаропрочную стеклянную дверцу Эми наблюдала за пляшущими языками пламени.

Джек чистил у раковины зубы. Эми слышала, как он полощет рот, сплевывает, потом убирает туалетные принадлежности.

Затем он подошел к печке и, подцепив ногой ножку диванчика, на котором лежала Эми, передвинул его поближе к огню. Опустился на пол и сел перед огнем, подобрав ноги, локтями упершись в колени и привалившись к основанию дивана.

Его густые, взлохмаченные, кудрявые и такие сексуальные каштановые волосы оказались на уровне талии Эми. Она высунула руку из-под пледа и коснулась этих волос.

Джек замер. У него перехватило дыхание. Он понял.

Он не двигался, не дышал. Пол уходил из-под него, он терчл опору, ему не хватало воздуха и света. Эми чувствовала это так же ясно, как если бы это происходило с ней.

Он опустил голову и закрыл лицо ладонями. Может, он молился?..

Я этого не заслуживаю. Эми читала его мысли так же ясно, как если бы он говорил. Она меня любит, а я этого не заслуживаю.

«Заслуживаешь, — мысленно возразила она. — Заслуживаешь».

Он откинулся назад, взял ее руку и притянул к себе, раскрыл ее ладонь и поцеловал.

— Почему ты на меня не смотришь? — прошептала она.

— Я боюсь, что это окажется неправдой.

— Но это правда.

И сейчас им было этого достаточно. Оба знали, оба верили.

Они никого не ждали до вечера среды, однако днем во вторник услышали на дороге шум автомобиля. Они решили, что это кто-то из соседей, но машина замедлила ход и свернула на их подъездную дорожку. Эми и Гвен переглянулись. Кто бы это мог быть?

Это оказались Хэл и маленькая Клер.

— Я больше не мог ждать, — сказал Хэл, обнимая Гвен и Эми, потом пожал Джеку руку. — Поэтому я провел восьмичасовое занятие, похитил свою спутницу и отправился в путь.

— Мы привезли молоко, — с гордостью объявила Клер. — Я не забыла.

— Чудесно, — улыбнулась Гвен. — Нам пришлось бы туго, если бы ты забыла.

На самом деле проблема состояла не в том, где хранить молоко, а в том, чтобы оно не замерзло.

Семья Фебы должна была уехать из Айова-Сити в среду днем, как только у второклассников закончится праздник в честь Дня благодарения. Они прибыли вечером, в таком па-битом фургоне, что было только хорошо, что Клер появилась раньше, с дедом, — там могло не оказаться места даже для ее худенького тельца.

Никто не успел даже повосхищаться гаражом, не говоря уже о том, чтобы разгрузить вещи, как подъехал третий автомобиль. Это был Йен. Он заехал в аэропорт Хиббинга, чтобы встретить Холли.

Свет фар скользнул по окнам гаража, и все высыпали на улицу. Только у Гвен хватило предусмотрительности накинуть пальто, а остальные приплясывали, потирая руки и плечи, пока машина проезжала между двумя елями. На улице было темно, поэтому разглядеть внутренности машины было нельзя, но Эми передвинулась поближе к двери для пассажиров, чтобы первой приветствовать Холли.

И вдруг она воскликнула:

— Ник!

Действительно, из машины выбирались три взрослых фигуры: Йен, Холли и — совершенно неожиданно — Ник. За ними показались дети.

Все утихомирились только минут через пятнадцать. Алекс хотел показать Скотту резервуар для горячей воды. Гиен пришлось подтирать образовавшуюся в результате лужу. Йен был поражен видом гаража, он даже не знал, на что смотреть в первую очередь. Феба и Джайлс умирали от желания осмотреть свой участок, чтобы прикинуть, где ставить дом. Холли рассказывала, что ей до ужаса понравились новые косметические кисточки, которые она купила по настоянию Эми. Элли хотела, чтобы все знали, что великолепными отношениями со своим мальчиком она полностью обязана Нику. Томас разгуливал повсюду, подыскивая новые интересные способы пораниться, а Клер всем твердила, что именно она напомнила дедушке про молоко.

Наконец те, кто хотел узнать, почему приехал Ник, получили такую возможность.

— Не пойми нас неправильно, — начала Гвен. — Мы взволнованы, но это от удивления. Не могу поверить, что мама и бабушка тебя отпустили.

— Ну не то чтобы отпустили… — протянул Ник. — Но они знают, где я, — быстро добавил он. — Я не сбежал.

— Может, расскажешь сначала? — предложил Хэл.

— Все началось, когда я был здесь летом. Я решил, что хочу выяснить, кто же был моим отцом. Просто до смерти захотел.

— Тебе не известно, кто твой отец? — На лице Джека появилась гримаса. — Я никогда не знал, что делает мой отец, куда ушли корабли, с какой миссией, и меня это просто бесило. Но по крайней мере я знал, кто он.

— И какое это имеет отношение к твоему нынешнему появлению здесь? — спросил Джайлс.

— Меня это изводило все больше, ну, то, что я не знаю. Наконец я решил что-нибудь предпринять. Я бойкотирую семейные праздники, пока они мне не скажут или хотя бы пока не скажут юристу, который сообщит мне, когда мне исполнится восемнадцать. Сначала я думал, что просто буду сидеть у себя в комнате, но я и так вес время там сижу. Тогда я позвонил Холли, чтобы узнать, нельзя ли мне добраться до Нью-Йорка автостопом, чтобы повидаться с ней. Она сказала, что вы все едете сюда, и прислала мне билет. Так что если вы рады меня видеть, то благодарите ее. Это ее заслуга.

Холли отмахнулась:

— Да пустяки, что там!..

— Ну и как скоро ты рассчитываешь добиться результата? — поинтересовался Джайлс. — Когда они тебе скажут?

— Достаточно будет одного Рождества, — уверенно изрек Ник. — Они устраивают из Рождества нечто невообразимое, сами делают разные украшения. Они обожают это делать, но притворяются, что все это ради меня.

Эми не могла себе представить, чтобы Ник любовался позолоченными сосновыми шишками и отделанными кружевом летами.

— И что ты сделаешь, когда узнаешь его имя? — спросила она.

— Не знаю. Не думаю, что заявиться к нему на порог — такая уж славная идея. Я не могу добиться от Вэл и Барб, знал ли он, что она вообще беременна. И еще я не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто мне нужны деньги. Может, лучше сначала с ним поговорит кто-нибудь другой, адвокат, например.

— Это мысль, — сказал Джайлс. — А учитывая, что среди твоих родственников три юриста…

Джек перебил его:

— Мне почему-то кажется, что «кто-нибудь другой» — это я, — Это мог бы сделать и я, — вставил Йен. — Но я не юрист.

— А как насчет меня? — Эми стремилась во что бы то ни стало перестать быть младшей сестрой. — Я тоже не юрист, но если я позвоню отцу Ника, он наверняка перезвонит мне.

— Вот это верно, — сказала Гвен. — Поверьте мне, кому-кому, а Эми перезванивают. Знаете, я хочу поставить на это деньги. Вы все трое звоните примерно в одно время, и, держу пари, Эми он перезвонит первой.

— Мы тут о моей жизни говорим, а не о скачках, — заметил Ник, но он явно был доволен проявленным к нему вниманием.

— Не могу сказать, что я рекомендовал бы лошадиный подход, — произнес Джайлс, — но мы, конечно, все сделаем, чтобы ты поступил правильно.

— И если он захочет с тобой познакомиться, — добавил Хэл, — помни, что мы всегда тебе поможем. Всегда найдется место за семейным столом.

— Может, у него семеро детей, — сказал Ник.

Хэл хлопнул его по плечу и улыбнулся.

— В этом-то и состоит вся прелесть быть мужчиной, — заметил он. — Ты говоришь вещи типа «всегда найдется место за семейным столом», а потом женщинам приходится делать всю работу.

Ник ухмыльнулся:

— Должно быть, у меня было неправильное представление о семейной жизни.

Становилось поздно. И хотя никому не хотелось выходить на холод, Гвен ясно дала понять, что ни один чемодан не будет распакован в гараже. Все должны были ночевать в домах.

Ни «ночлежку», ни крытую веранду бревенчатого дома нельзя было прогреть настолько, чтобы там можно было спать, поэтому Эми и Джек перетащили двухъярусную кровать в главную комнату бревенчатого дома. Феба и Джайлс должны были занять одну из спален в новом доме, Йен располагался в другой. Детей укладывали на полу в этом же доме. Эми и Холли получили спальню в бревенчатом доме, Элли легла там на диване, а Ник с Джеком заняли двухъярусную кровать.

— Мы в последний раз так теснимся, — сказала Феба, собирая множество вещей, которые ее семья уже успела разбросать по гаражу. — Наш дом будет готов следующим летом. Тогда Йен с семьей сможет селиться в новом доме, а Эми, Холли и Джек — в бревенчатом.

— Мне не обязательно жить в новом доме каждый год, — тут же отозвался Йен.

— Мы можем по-прежнему меняться.

— Вы еще не знаете, как световые люки Джека преобразили бревенчатый дом. — Феба видела их, когда была здесь в октябре. — Новый дом теперь кажется не столь уж заманчивым.

Утро Дня благодарения выдалось холодным и ясным. Еще не встав с постели, Холли и Элли оценили прелесть световых люков. Джек поставил их четыре — один в спальне, один на кухне и два в гостиной. Яркие полосы света проникали сверху, растекались по полу и играли на бревенчатых стенах. Этот дом был спланирован хуже нового, но он, вне всякого сомнения, был намного красивее.

— Кажется, я могла бы лежать здесь вечно! — ог полноты души вздохнула Холли.

— А я нет, — заявила Эми, хотя ей нравилось лежать в лучах света, зная, почему Джек прорубил эти окна. Он надеялся, что они скажут ей, что он ее любит. — Мне нужно пописать.

— Зачем вы только сказали, тетя Эми, — простонала Элли с дивана в гостиной. — Я так старалась об этом не думать!

Они выбрались из-под одеял и с визгом бросились в туалет. Волна холодного воздуха, встретившая их, когда они выскочили из дома, только усилила их нетерпение. Но Гвен и Джек встали уже больше часа назад, поэтому в гараже было тепло, а на одной из печек, в кастрюле с горячей водой, красовался белый эмалированный кофейник на двадцать чашек, какие обычно показывают в вестернах.

Хотя от холода на улице стыли мозги, вес остальное оказалось на удивление просто. Гвен поставила на маленький боковой столик кружки, сливки, сахар, положила ложки, чтобы любители кофе не сновали по кухне и не оттирали поваров от плиты. Столами служили столы для пикника, принесли сюда и лавки, чтобы не собирать стулья для каждой трапезы. На плите стояли емкости для посуды, полные мыльной воды, и все складывали грязные тарелки прямо в воду. Потом дети мыли посуду на столе для пикников, а в раковине взрослые мыли сковородки и кастрюли.

Женщины провели день за готовкой, и Эми не скрывала своего удовольствия от того, что именно она знает, где что лежит.

— Конечно, долго это не продлится, — сказала она Фебе. — К завтрашнему дню ты уже будешь все знать лучше меня, но сегодня торжествовать буду я.

— Можешь торжествовать сколько хочешь, — отозвалась Феба. — Но в ответ ты должна пообещать мне не смеяться, потому что пока ты превращаешься в меня, мне кажется, я превращаюсь в тебя.

Элл и оторвалась от резки сельдерея и выразительно посмотрела на мать.

— Нет, мам, не превращаешься. Даже издали.

— Элли! — Смеясь, Феба шлепнула ее по руке. — Что ты такое говоришь?

— Правду, — ответила Элли.

— Она слишком много времени проводит с Ником, — пояснила Холли. — Он оказывает на нее дурное влияние. — Потом посмотрела на Фебу. — У меня все же еще есть надежда на ягодицы Эми. А что перенимаете от нее вы?

— Одежду. Знаете, мы решили не наряжаться на День благодарения. — Обычно все они надевали вечерние платья, но трудно было представить себе поход в туалет в атласных туфлях на шпильках, поэтому поступил приказ вечернюю одежду не брать. — Во вторник днем я поняла, что мне будет очень этого не хватать.

— Жаль, что вы мне не сказали, — заметила Холли, — я бы что-нибудь привезла.

— Я подумывала позвонить вам, но тогда без нарядов остались бы Гвен и Эми.

— Мы бы не расстроились, — сказала Гвен.

— А я бы расстроилась, — возразила Эми. Может, она и стремилась изменить свою роль в семье, но никакие радужные перспективы не заставят ее отказаться от титула «Самой нарядной». Надо соблюдать приоритеты.

— Да знаю, — произнесла Феба. — Поэтому у меня появилась одна мысль… понимаю, что это глупо, но Джайлс одобрил, — такая нерешительность была не в характере Фебы, — и в комиссионном магазине мне дали уйму вещей, от которых они не могли избавиться, а у нас в машине нашлось местечко.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала Холли.

— Зато я понимаю. — Эми всплеснула руками. — Мы нарядимся!

Так и вышло. Феба съездила в местный комиссионный магазин и набила четыре больших пластиковых пакета роскошной ерундой. На нее это действительно было не похоже.

Получилось весело. Поначалу Холли и Йен просто помогали, но не прошло и нескольких минут, как и ими овладела легкомысленная игривость. Только два младших мальчика не испытывали желания переодеваться.

Джайлса предупредили, чтобы он привез смокинг, а за смокингом Хэла Фебе пришлось съездить в Липтон. Поэтому эти двое были одеты подобающим случаю образом, за исключением сорочек. У Джайлса она была в желто-красных разводах, а Хэлу досталось чудовище семидесятых — бледно-голубая, с окаймленными черным кантом рюшами. Узкие углы воротника были такими длинными, что Хэл намеревался дырявить ими индейку. Джек остался в джинсах, надел одну из подаренных Холли рубашек, в коричневых тонах, но дополнил свой наряд гофрированным красным кушаком, в складках которого прыгали маленькие пластмассовые Санта-Клаусы и олени. Был еще такой же галстук-бабочка, но Джек, добрая душа, отдал его двухлетнему Томасу. Себе он выбрал шелковый галстук-бабочку в виде бутылки шотландского виски «Гленфиддик». Йен щеголял в черном на красной подкладке плаще Дракулы, а Ник облачился в серебристый костюм в форме конфеты «Херши-киссиз», какой надевают на Хэллоуин.

Младших девочек нарядили в бальные платьица пастельных тонов. Элли и Гвен надели ансамбли для коктейлей в стиле пятидесятых, высокий разрез спереди на их желтых юбках позволял увидеть короткие черные лосины. Платье Холли было отделано ядовито-зеленым бисером; никто точно не знал, какого цвета мышьяк, но сообща решили, что ей следует держаться подальше от мест приготовления пищи. Феба выбрала себе белое с зеленовато-серым оттенком атласное платье с драпировкой и косым вырезом, в котором Хэл моментально узнал — или притворился, что узнал, — самодельную копию платья Элеоноры Рузвельт, выставленного в Зале первых леди в Смитсоновском институте. Эми остановила свой выбор на кринолине с верхней юбкой из гофрированной пурпурной тафты, на подоле которой осталось большое пятно от воды. Она разорвала надвое алую шаль и обернула одну половину вокруг торса, умудрившись сложить ткань так, чтобы спереди образовался интригующий V-образный вырез. Вторую половину она повязала на шею в виде шарфа. Все тут же принялись говорить ей, что она выглядит чересчур хорошо, что ее наряд слишком похож на обычную одежду. И поскольку Эми сразу же замерзла, она стянула шаль, стащила у Джека шерстяную рубашку коричневато-табачных тонов и перехватила ее в талии серебряным эластичным поясом с блестками. Все согласились, что теперь ее наряд больше отвечает духу этого вечера.

Затем Феба принесла потертый бархатный футляр для украшений и позвала к себе младших девочек. Эми тоже подошла. Ей захотелось увидеть, что принесла Феба. Булавка, украшенная цветами американского флага, стала бы отличным завершающим штрихом ее наряда.

Но украшения оказались не из магазина подержанных вещей. На атласной подкладке цвета слоновой кости приглушенно мерцапи гранаты Элеоноры — перегруженный отделкой гарнитур в некрасивой оправе, которой так восторгалась в детстве Эми.

Она на самом деле была безвкусной.

Клер и Эмили взвизгнули.

— Ой, можно поносить? Можно? Пожалуйста, пожалуйста!

— Только осторожно, — сказала Феба.

Гарнитур оказался достаточно большим, и каждой из девочек досталось по браслету и огромной броши. Уши у них проколоты не были, и Феба прикрепила серьги к заколкам для волос и украсила ими головки девочек. Ожерелье было только одно, и Феба разрешила им носить его по очереди.

— А есть ли какая-то возможность и мне встать в очередь на ожерелье? — спросила Эми. — Я всегда хотела его поносить.

— Оно им наскучит еще до конца ужина, — отозвалась Феба, — и ты сможешь делать с ним все, что твоей душе угодно. А пока… нам надо, чтобы ты села и закрыла глаза.

— Я? Зачем? — Эми заметила, что к ним, держа руки за спиной, подошла Элли. — Ладно. — Она села на одну из лавок. Ее пурпурная юбка из тафты заняла место, которого хватило бы на трех человек.

Она почувствовала что-то холодное на горле, а потом теплые пальцы на шее сзади.

— Теперь можешь открыть глаза, — сказала Элли.

Элли держала перед ней ручное зеркальце. Эми посмотрела на себя. В распахнутом вороте рубашки Джека, как раз под ключицами, матово поблескивали пять прямоугольной формы опалов, разделенных крохотными бриллиантиками, — ожерелье ее матери. Простое и элегантное, оно было подарено матери Элеоноры, Эминой бабушке, в год ее первого выхода в свет в Лондоне. Феба держала в руках такие же серьги.

— Я привезла для тебя и топазы, — сказала она, — но они не очень подходят к этой рубашке.

— Феба… — Эми не находила слов. — Не надо было этого делать.

— Я так решила. Она была и твоей матерью.

Эми почувствовала, как защипало глаза и в горле застрял комок. Ей захотелось плакать. Последние два года Феба присвоила себе память об Элеоноре, словно та была только ее матерью. Теперь она облегчала свое горе.

Подошел Хэл и обнял дочерей за плечи. Видимо, Феба сказала ему, что отдает Эми драгоценности.

— Может, я покажусь вам старым дураком, но ваше сближение — это огромная радость для меня. Я всегда считал нас сплоченной семьей из-за озера, думал, что мы близки, потому что у нас есть это чудесное место, где все мы проводили так много времени. Потом я познакомился с Гвен и ее детьми. У них не было такого особого места, как это, но они ближе друг к другу, чем когда-либо были мы. Место, каким бы оно ни было особым не может сплотить людей. Вместе их должны удерживать взаимные чувства. Жаль, что моя речь получилась в духе открыток «Холлмарк», но кажется, я по-другому не умею.

— Однако «Холлмарк» продает каждый год миллионы открыток, и это что-то значит, — возразила Эми, которой нравились эти открытки. — Во многих из них просто приятные слова, а в других написано то, что на самом деле важно.

— Мне нужна помощь! — позвала из кухни Гвен. — Кто-то еще, кроме Ника.

Она пыталась вытащить из духовки индейку, а ее помощник совершенно беспомощно стоял рядом, смущенный своим полным невежеством в этом вопросе и опасаясь, как бы его костюм не загорелся.

Как обычно, мужчины подоспели на помощь, когда все уже было почти сделано. Пока не подошло время переодеваться, пользы от них не было никакой, они целый день изучали чертежи Джайлеа и совершали пешие прогулки до подготовленного на Краю места.

После ужина они снова вернулись к этим планам — по-видимому, строительные чертежи приносили им столько же удовлетворения, что и футбол, — и Эми тоже пошла взглянуть на них. Она ничего не понимала в строительстве, но это не имело никакого значения. Планы было только предлогом, чтобы посидеть рядом с Джеком.

Джайлс объяснил ей устройство дома. Он будет небольшим, с совмещенной кухней и гостиной и двумя маленькими спальнями позади этого помещения, а в мансарде будут еще две спальни. Стена, обращенная к озеру, почти сплошь будет состоять из окон. В сторону пляжа шел широкий настил.

Планы были начерчены рукой профессионала, но стол усеивали листки желтой бумаги, на которых мужчины делали пометки. Она узнала на одном из них почерк Джека. Это был черновой чертеж целого комплекса. Она смогла определить три сооружения: сам дом, дровяной сарай и туалет, но там был еще один квадратик, гораздо меньше дома, но больше, чем остальные, нарисованный в пустом углу участка.

— Что это? — спросила она и, не дожидаясь ответа, взяла еще один листок, лежавший рядом.

На нем был нарисован совсем небольшой домик, на одну спальню. Теперь Эми уже разобралась в архитектурных обозначениях. В доме должна была быть дверь, окна на три стороны, небольшая печка и три газовые лампы.

— Что это? — повторила она свой вопрос.

Джек посмотрел поверх ее плеча.

— Мама и Холли об этом еще не знают, только Хэл, но я бы хотел построить этот домик для своей сестры. Она привыкла к уединению, к покою. Джайлс сказал, что не почувствует себя уютно, пока не начнет строить лодку. Мне кажется, если у Холли будет здесь свой коттеджик, она полюбит это место так же, как уже полюбили мы с мамой.

Эми обернулась на Холли, которая сидела за карточным столиком и играла с Ником в двойной солитер. Мягкий газовый свет приглушал ядовитый блеск бисера на ее платье.

Эми дотронулась до опалов. С начала лета все изменились. Феба стала мягче. Джайлс не боится отстаивать свои права. Иен снял шоры. Элли стала более уверенной. Ник готов признать, что есть вещи, которые ему небезразличны. Эми научилась жить в лоне семьи. И главное — они с Джеком полюбили друг друга.

Изменились все, кроме Холли — спокойной, организованной, сдержанной Холли. Она может так никогда и не измениться, она может навсегда остаться элегантной горожанкой, чей теплый цвет волос не имеет никакого отношения к ее сути. Но если изменится, поняла Эми, это начнется на озере.

— Разумеется, — медленно произнес Джайлс, — бревенчатый дом становится теперь не домом Эми, Холли и Джека, а только Эми и Джека.

Эми метнула взгляд на Джека. Он в это время складывал бумаги и вдруг принялся делать это очень тщательно, как следует выравнивая края стопки.

— Вам, кажется, нужно разрешение? — продолжал Джайлс. — От Хэла и Гвен вы его не получите. Они в такие вещи не вмешиваются. Романа у вас быть не может, вы это знаете. На самом деле у вас и ухаживаний долгих не будет. Вы не можете жить как нормальные люди. Вы не можете плескаться на мелководье год или сколько там еще, вы нас всех забрызгаете. Вам обоим надо сразу прыгать на глубину. Но если вы хотите пожениться и если вам нужно разрешение, то я вам его даю. — Он поднялся. — Ну а теперь, думаю, вам есть о чем поговорить. — Он повернулся в сторону комнаты и возвысил голос, чтобы все его услышали: — Давайте играть в шарады. — И в качестве прощального жеста вылил свое красное вино в пиво Джека. Рубиновая жидкость опустилась вниз, а потом перемешалась с янтарным напитком.

— Он считает, что нам надо пожениться, — прошептала Эми.

Джек кивнул:

— Я знаю.

— Наверное, это все время было нашим единственным выбором — брак или ничего.

Джек кивнул:

— Я знаю.

— Но этим летом… я говорила не о браке.

Джек кивнул:

— Я знаю.

На другой половине комнаты кричали дети. Им понравилось предложение играть в шарады. Эмили вскочила так быстро, что случайно толкнула игровой столик, и все стоявшие на нем фишки посыпались на пол.

— Может, ты перестанешь повторять, что все знаешь? — негромко произнесла Эми. — И скажешь мне, что ты думаешь?

Алекс выигрывал эту партию, и шарады казались ему не такой уж заманчивой идеей. Он считал, что надо вспомнить, где стояли фишки, и закончить игру.

— Я знаю, где стояли мои фишки! — доказывал он.

— Они стояли не здесь! — Не успевал он поставить их на столик, как его сестра Клер тут же сбрасывала их оттуда. — Ты продвинулся не так далеко.

— Нет, продвинулся!

— Нет!.. — Брат и сестра уже дрались.

Джек посмотрел на них через плечо, затем склонился к Эми.

— Я всегда считал, что если когда-нибудь женюсь, то сделаю это через три дня после первой встречи. Поэтому, по моим стандартам, наше ухаживание длится почти вечность.

Если бы они были не из одной семьи, все было бы по-другому. Но если бы они были из разных семей, они никогда бы не встретились.

К детям обратился Джайлс:

— Эмили не хотела толкать столик, Алекс. Я понимаю, что тебе не нравится то, что случилось, но надо с этим смириться. Ты хочешь играть в шарады или нет?

— Хочу, — ответил Алекс, — но сначала я хочу закончить эту партию.

Неужели и другие пары вот так решали свое будущее? Да, здесь было шампанское, но оказалось, что возлюбленный Эми не любит его и пьет пиво, которое сейчас смешано с красным вином. Горели свечи, и полыхал огонь, но это была естественная необходимость, без них все замерзли бы и натыкались на мебель. Дети препирались на полу. Гвен с Хэлом сидели на диванчике для двоих, край желтой атласной юбки отогнулся и лег на колено Хэла. Джайлс отрывал полоски бумаги для шарад, Феба собирала карандаши, платье Элеоноры Рузвельт, к несчастью, было с небольшим шлейфом, и все так и норовили на него наступить. Йен показывал Элли, как пользоваться таймером в его часах. Холли и Ник закончили игру и домывали несколько оставшихся тарелок.

— Я не брошу фигурное катание, пока не буду к этому готова, — сказала Эми, — а это означает, что я буду в разъездах.

— А я не могу обещать, что продержусь на одном месте или на одной работе дольше нескольких лет.

Это ее не волновало.

— У наших детей наверняка будут плохие оценки за посещаемость.

Но они будут путешествовать, они увидят Европу, будут разъезжать в лимузинах, жить в местах катастроф.

Эми протянула руку. Джек накрыл ее ладонь своей. И что с того, если они не знают точно, где станут жить, что делать каждую минуту в следующие пятьдесят лет? Они пустятся в это приключение вместе.

делать каждую минуту в следующие пятьдесят лет? Они пустятся в это приключение вместе.

— Я бы тебя поцеловал, — сказал Джек. — Но если кто-нибудь увидит, Джайлсу уже не удастся организовать шарады.

— Мне кажется, всем будет очень приятно, — отозвалась Эми.

— Не могу сказать обо всех, но маме и твоему отцу — да… Холли, Фебе и Йену тоже… честно говоря, не думаю, чтобы это как-то заинтересовало Скотта и Алекса, и если у нас будет свадьба, их заставят надевать парадные костюмы и они только разозлятся.

Это была истинная правда, но оставались Эмили и Клер, которые будут в восторге от роли младших подружек невесты.

— А как же ты? — спросила Эми. — Ты не разозлишься, если мы заставим тебя нарядиться для свадьбы?

— Я буду в этом. — Джек дернул свой кушак, отчего пластмассовые Санта-Клаусы пустились в пляс.

Усилия Джайлса наконец увенчались успехом. Дети укладывали фишки в коробку, готовясь разыгрывать шарады. Алекс и Скотт верещали, что хотят быть капитанами и хотят сами набирать команды.

— Нет-нет! Для Джека и Эми будет слишком унизительно, если их выберут в последнюю очередь, — сказал Джайлс. — Мы разделимся так — мужчины против женщин.

Все поднялись, и мужчины стали собираться рядом с Ником, а женщины около Элли.

— Я не очень-то силен в шарадах, — сказан Джек, обращаясь к Эми, — но боюсь, у нас нет выбора. — Он поднялся, допид последний глоток пива и поморщился — он забыл о красном вине, которое Джайлс вылил в его стакан. — Послушай, лед на озере очень толстый, все ходили там целый день. Если я завтра расчищу площадку, ты покатаешься для меня?

Так как она приехала прямо с соревнований, коньки у нее были с собой.

— С удовольствием.

Холли знаками призывала их занять места. Эми прикоснулась к руке Джека и направилась к женской команде. Ее пурпурная юбка зацепилась за лавку. Джеку пришлось наклониться, чтобы освободить се.

Завтра они скажут всем. Она будет кататься на озере, и потом они скажут семье, что собираются пожениться.

Она не сможет покататься как следует. Лед будет неровным, пространство маленьким. Но это не важно. Она будет кататься на озере. После того как она столько лет боялась этого места, потому что не могла здесь кататься, теперь она сможет.

Она села со своей командой. Холли и Фебу переполняли идеи, Элли торопливо их записывала. Гвен помогала младшим девочкам вытаскивать из волос заколки и одновременно комментировала предложения Холли и Фебы. Эми добавить было нечего. Рубашка Джека согревала ее руки, прохладные опалы матери напоминали о себе, едва касаясь ее шеи, а юбка из тафты шуршала при каждом движении.

Завтра она будет кататься на озере.