Картер Браун Жестокая Саломея

1

Она совершенно не была похожа на знаменитую певицу. Возможно, ее неуклюжий костюм из твида произвел на меня такое обманчивое впечатление, а именно под ним скрывалось великолепное тело примадонны.

– Да? – спросила она, задерживая дыхание.

В ее голосе и в ее глазах чувствовалось какое-то напряжение. Она вцепилась в дверь, готовая захлопнуть ее, пошевелись я хоть немного.

– Я – Дэнни Бойд, – сказал я и слегка повернул голову, чтобы она по достоинству оценила мой неотразимый профиль.

– Кто?

По ее очкам в голубой оправе я понял, что она была настолько близорука, что даже вблизи не разглядела бы мое лицо. Толстые линзы увеличивали ее глаза, но я не сказал бы, что от этого они стали красивее. Сейчас они были похожи на две грязные лужи, под ними могло скрываться все, что угодно.

– Я не перепутал номер? – спросил я, начиная сомневаться. – Мне нужна Донна Альберта.

– О да! – энергично кивнула она. – Я Хелен Милз – ее секретарь.

– Она позвонила мне час назад, – объяснил я, начиная нервничать. – Просила придти как можно скорее.

У Хелен Милз был по-прежнему нерешительный вид, словно она никак не могла сообразить, говорю ли я правду или, может, я насильник, который вышел на свою утреннюю охоту.

– Я спрошу, – наконец прозвучало в ответ. – Подождите здесь.

Дверь резко захлопнулась перед самым моим носом, и не отшатнись я, дело могло закончиться травмой. Их у меня было уже предостаточно, и получить еще одну от Хелен Милз мне совсем не улыбалось.

Неожиданно дверь снова распахнулась, и по тому, как изменилось выражение ее лица, стало понятно, что мои рекомендации в порядке и путь наконец-то свободен, хотя за толстыми линзами все еще можно было разглядеть явное неодобрение моему присутствию.

– Мисс Альберта ждет вас, мистер Бойд, – сказала она, снова задержав дыхание.

Войдя, я огляделся по сторонам с видом американца, имеющего возможность снять точно такой же номер в «Уолдорф Тауэрз». Номер был именно таким, каким я его и представлял. Единственное, что не вполне вязалось с ним, внося явно диссонирующую ноту в его роскошную обстановку, были двое в гостиной.

Дама громко и картинно рыдала. Поглядев же на выражение лица мужчины, легко было понять, что страдание вовсе не входило в его планы. Я сразу понял, что рыдающая дама с густыми серебристо-светлыми волосами и была Донна Альберта. На ней была плотная шелковая блуза. Цвет ее напоминал цвет металла, из которого делают оружие. Блуза плотно облегала резко выступающие вершины ее величественной груди. Это были поистине олимпийские вершины. У меня мелькнула неплохая мысль: если такая грудь – результат пения в опере, то всех девочек нужно заставлять петь пару часов в день с самого раннего возраста. Туго затянутый красный пояс выгодно подчеркивал ее тонкую талию, а брюки, цвета розового леденца, еще более плотно облегали ее большие бедра и длинные ноги. Даже в необыкновенной обстановке «Тауэрз» она смотрелась достаточно уместной.

– Мистер Бойд, – всхлипнула она, – это мистер Касплин, мой управляющий.

Мистер Касплин был чуть повыше лилипута. Он сидел в кресле, и ноги его не доставали до ковра. Пожалуй, только женщина с расстроенным материнским инстинктом могла бы назвать его привлекательным. Его голова совершенно не гармонировала с остальной частью тела. Она была красива, как у скворца. Совершенная симметрия черт была увенчана блестящими черными волосами, тщательно уложенными назад с широкого лба таким образом, чтобы в наиболее выгодном свете представить каждый естественный завиток. Рот его был сжат, а в глазах читалась мудрая сдержанность лилипута по отношению к миру слабоумных великанов, в котором он вынужден был жить.

– Присаживайтесь, мистер Бойд.

Голос у него тоже был какой-то птичий.

– Вам, наверное, не терпится узнать, зачем вы понадобились мисс Альберте?

Я присел на тахту напротив. Хелен Милз истуканом застыла за стулом Донны Альберты.

– Если цена подходящая, справимся хоть с чем, – сказал я.

Касплин достал из кармана серебряный футляр, открыл крышку – внутри был серый порошок. Большим и указательным пальцем он прихватил щепотку порошка и поочередно поднес к каждой ноздре, изысканно вдыхая его. Голова у него была повернута набок, и сейчас он еще больше был похож на птицу. Удивленную хищную птицу в момент выстрела.

– Понюхайте, мистер Бойд, – мягко произнес он, угадав мой непрозвучавший вопрос. – Это успокаивает нервы.

– Касплин! – дивное сопрано Донны Альберты полилось мощным потоком. – Не теряйте времени, расскажите о Ники.

– Да, конечно, – резко ответил он. – Но сначала, мистер Бойд, вы должны твердо уяснить, что все это очень конфиденциально.

– Разумеется, – кивнул я.

– Ники, – всхлипнула Донна Альберта. – Мой бедняжка Ники!

– Его украли два дня назад.

Голос Касплина звучал напряженно.

– Вы связались с ФБР? – спросил я.

– Нет, – он покачал головой. – Мисс Альберта не хотела беспокоить их при данных обстоятельствах.

– «Не хотела беспокоить»? – повторил я с удивлением.

В его глазах появилось и тут же исчезло злобное выражение.

– Полагаю, нужно объяснить вам, – мягко сказал он. – Ники – пекинес.

– Собака? – я даже задохнулся.

– Собака, – подтвердил он.

– Очень смешно, – выдавил я из себя, вставая. – Я пришлю вам счет за потраченное время.

– Сядьте! – резко сказал Касплин. – Это совсем не смешно, мистер Бойд. Ники вернули сегодня утром в подарочной упаковке. Мертвым. Кто-то выпотрошил его не хуже хирурга.

Несколько секунд я сидел молча, слушая музыкальное рыдание Донны Альберты, заполняющее гостиную.

– Шутка для крепких желудков, мистер Бойд, – закончил Касплин. – Мы бы хотели, чтобы вы провели расследование и нашли убийцу.

– Расследовать убийство собаки? – уставился я на Касплина. – Вы хоть представляете, сколько это будет стоить?

– Донна Альберта все оплатит, – ответил он. – В данном случае деньги не имеют значения.

Я расслабился. С этого момента они стали моими клиентами. Я даже зажег сигарету, на которую Касплин уставился так, словно ему нанесли личное оскорбление.

– Ненавидели собаку или Донну Альберту? – спросил я.

– Для этого мисс Альберта и пригласила вас, Бойд, – едко заметил он. – Выясняйте. У нее и так хватает проблем – осталось всего четыре дня до премьеры. А тут еще этот Эрл Харви…

– Эрл Харви? – стараясь казаться безучастным, переспросил я.

В глазах Касплина промелькнуло явное недоверие.

– Да, импресарио. Вы что-то о нем слышали?

– Подстрекатель, а не импресарио! – темпераментно вмешалась Донна Альберта.

– О Харви я действительно слышал, – осторожно ответил я. – Только никогда не слышал, что он участвует в культурных забегах.

– Ха! – Донна Альберта вскочила. Маска скорби сменилась на ее лице трагедийной маской. – Что, Касплин? Даже частный детектив ужаснулся при упоминании его имени! И в руки этого человека ты отдал бессмертное сопрано Донны Альберты!

– Послушай… – начал Касплин.

– Я что? Заклинатель змей? – в отчаянье вопрошала она. – Рок-певичка?!

Она неожиданно завиляла бедрами, подражая кумиру подростков.

– Донна, пожалуйста! – Касплин сделал слабый протестующий жест рукой, затем устало закрыл глаза. – Мы уже тысячу раз говорили об этом… Эрл Харви платит жалование за ваш великий голос плюс пятнадцать процентов с прибыли. Метрополитен когда-нибудь выплачивал примадонне проценты?

Но было ясно, что примадонне наплевать на логику. Она со знанием дела доводила себя до примитивного неистовства.

– Как ты смеешь сравнивать этого вонючего борова со Второй авеню с Метрополитен?! – вопила она над отклоненной головой своего управляющего. – Ты сумасшедший, Касплин! Ты оскорбил не только меня! Ты оскорбил искусство!

Касплин приоткрыл маленький блестящий глаз и уныло уставился на меня.

– Это надолго, – сказал он, явно имея в виду горластую фурию, которая своим голосом, похоже, хотела сдвинуть на несколько дюймов с фундамента «Тауэрз».

– Подожду, – громко, рассчитывая, что меня услышат, сказал я. – Вы платите за мое время.

– Это один из ее плохих дней, – сказал он, посмотрев на часы. – Может, нам лучше встретиться у меня в конторе? Скажем, часа через два?

– Идет! – кивнул я и встал.

Касплин протянул мне визитную карточку, затем снова вытянулся в кресле и закрыл глаза. Голос Донны Альберты – взволнованный и очень громкий – звучал все выше и мощнее. Я вышел из номера за несколько секунд до того, как со стен, наверное, посыпались картины. На пути к лифту меня остановило нервное прикосновение к локтю. Я оглянулся – Хелен Милз смотрела на меня из-за своих мощнейших линз.

– Не обращайте внимания на Донну Альберту, мистер Бойд, – сказала она с придыханием. – Не надо забывать, что она великая певица, а этот Касплин – чудовище! – настоял, чтобы она участвовала во всем этом ужасе!

– Что касается меня, то я нахожу театр на Второй авеню чудесным, – заверил я ее. – Я также не имею ничего против постановок на Бродвее. И вообще – я демократ. Я даже живу на Сентрал Парк Вест.

– Она сейчас не в себе, – настойчиво продолжала Хелен Милз. – Вы не должны винить бедняжку. Я имею в виду, что Ники вернули в… пакете! Потом эта премьера так скоро… Да еще этот ужасный танец…

– Танец?

– Конечно. Ей придется исполнять танец. Знаете? Сбрасывать с себя одежды. Этот Эрл Харви – маньяк, помешанный на эротических сценах. Он настаивает на том, чтобы она сбросила все семь одеяний.

Глаза мои плотно закрылись, и я вдруг почувствовал симпатию к Касплину.

– Что-нибудь случилось, мистер Бойд? – с волнением спросила она.

– Все семь? – тихо переспросил я.

– О! – в ее голосе зазвенело презрение. – Разве вы не знаете, что это «Саломея»?

– Оскара Уайльда?

– Рихарда Штрауса, – с каждым словом ее голос становился холоднее. – Он написал оперу по пьесе Оскара Уайльда.

– И Донна Альберта будет петь «Саломею»? И к тому же танцевать, сбрасывая с себя одежды? – Мои глаза широко раскрылись и, должно быть, так вспыхнули, что Хелен Милз отпрянула назад. – Где можно достать билеты? – возбужденно спросил я.

– Мистер Бойд! – ее ноздри раздувались от возмущения. – Вы отвратительны!

Она устремилась по коридору к номеру, и даже в этом ее ужасном костюме ей удалось всем своим видом выразить вопиющее презрение.

Уединившись в баре на Медисон-авеню, я выпил пару мартини и задумался. Стоило мне закрыть глаза, как я отчетливо видел самого себя, расследующего смерть пекинеса. Я стоял на четвереньках где-то на Второй авеню и гавкал вопросы датскому догу-суке:

– Когда в последний раз вы видели Ника де Пекинеса?

И всякий раз, когда я уже готов был кинуться к ближайшему телефону и сказать Донне Альберте, что черта с два, пусть она найдет кого-нибудь другого, в голове у меня возникала картина: последнее покрывало медленно падает с великолепного тела… Я понял, что попался на крючок.

Я пришел в контору к Касплину ровно через два часа после того, как покинул номер и гостинице. Секретарь в приемной была слишком велика, чтобы справляться с двумя делами одновременно. Похожая на изваяние, рыжеволосая, почти шести футов ростом. Если моя теория была правильной, то, судя потому, какую грудь облегал ее полувер, у нее должен был быть неплохой голос певицы.

– Мистер Касплин назначил мне встречу, – сказал я. – Мое имя Бойд.

Она заглянула в блокнот и покачала головой.

– Извините, – ее голос был определенно контральто. – У меня не записано.

– Извините и вы меня, – искренне огорчился я. – Получается, как с кораблями в ночи или что-то вроде этого. Если бы мое имя было у вас записано, из этого могло бы многое получиться.

Я снова покосился на ее грудь.

– Кто-нибудь говорил вам, что вы должны петь в опере?

– По-моему, мне знаком ваш профиль, – сказала она, внимательно рассматривая меня. – Это не вы носили копье в Метрополитен в прошлом сезоне?

– Только на премьере, – согласился я. – Упал занавес, я поклонился одновременно с примадонной. Она стояла передо мной. Копье пошло вперед, а она стала пятиться задом… – Я пожал плечами. – Знаете, как сложены примадонны? Могу я все-таки видеть Касплина? – Внезапно меня осенило: – Может быть, вы предпочитаете, чтобы я ворвался силой?

Она, в свою очередь, пожала плечами. Это было похоже на первые толчки землетрясения, когда на ваших глазах появляются новые, Бог знает где таившиеся до этого возвышенности. Она подняла телефонную трубку и несколько секунд говорила с Касплином. Потом еще раз пожала плечами, и я едва удержался от аплодисментов – зрелище было потрясающее.

– Это, наверное, из-за погоды, – сказала она. – Все буквально помешались. Он просит вас войти к нему.

Касплин сидел за огромным пустым столом из черного дерева. Выглядел он, как генерал, подготовивший поле боя и внезапно узнавший, что какой-то растяпа в Пентагоне отправил войска на другой континент.

– Присаживайтесь, Бойд, – чирикнул он. – Рад, что вы пунктуальны.

– Рад, что вы рады, – весело ответил я, присаживаясь. – Такие мелочи ну просто очень важны в жизни частного сыщика, ведущего следствие по делу об убийстве собаки!

– Вы находите смерть собаки забавной? – мрачно спросил он.

– Я еще не совсем в этом уверен. Расскажите поподробнее об этом захватывающем деле.

– Рассказывать, собственно, почти нечего. – Его голос звучал устало. – Это случилось днем. Когда позвонили, Милз была в номере. Ей показалось, что звонили от швейцара из театра, где в это время репетировала мисс Альберта. Сказали, что она хочет, чтобы Ники был рядом с ней, в театре, и направляет посыльного, чтобы забрать его. Примерно через полчаса появился человек и забрал собаку. На нем были униформа посыльного, и Хелен отдала ему собаку. Она даже не запомнила, как он выглядел.

– Хорошая помощь, – мрачно заметил я. – Что еще?

– Я, конечно, связался со всеми посыльными службами. Нигде не было записи о подобного рода услуге. Полагаю, униформа была ненастоящей.

В его руках появилась серебряная коробочка. Пришлось подождать, пока закончится нюхательная процедура.

– Вот что меня беспокоит, Бойд, – наконец продолжил он. – Не является ли вся эта история с собакой прелюдией к чему-то более плохому?

– То есть, вы предполагаете, что тот, кто убил собаку, попытается в следующий раз сделать то же самое с человеком?

– Совершенно верно, – кивнул он. Его слишком большая голова дернулась, как у марионетки. – В опорной труппе, Бойд, разгораются очень сильные, а иногда и очень странные страсти!

– Бывает, – вежливо согласился я.

– Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с основными действующими лицами, имеющими непосредственное отношение к постановке. Пол Кендалл, продюсер, сегодня устраивает вечеринку. Все они будут там. Приходите.

– Благодарю, – сказал я. – Кендалл обо мне что-нибудь знает?

– Он не будет против, – уверенно сказал Касплин. – Вечер должен начаться в одиннадцать. Пол просил не опаздывать. Адрес я вам дам.

Позолоченным карандашом он записал адрес в блокноте, оторвал листок и бросил его через огромный стол ко мне.

– Не думаю, что сейчас мы могли бы обсудить что-нибудь еще. Предпочел бы встретиться с вами утром, после того как вы познакомитесь с остальными. Надеюсь, вы поделитесь своими впечатлениями?

– Договорились, – сказал я, поднимаясь. – Я позвоню вам.

– Приходите в одиннадцать, – отрывисто сказал он.

В приемной я ненадолго задержался у стола рыжеволосого изваяния. Она посмотрела на меня без особого интереса, как будто я был чем-то из того, что оставил нерадивый водопроводчик, который приходил ремонтировать трубы.

– Вы что-то хотели? – спросила она своим гортанным контральто.

– Судя по всему, я пою не в той тональности, – весело сказал я, поворачивая к ней свой роскошный профиль. – Но это совсем не значит, что мы не можем вместе наслаждаться прекрасной музыкой, не так ли?

– Нужна мне твоя музыка! – огрызнулась она. – Топай отсюда, великан!

Я вышел в чудесный свежий осенний воздух Нью-Йорка. Он настолько взбодрил меня, что мне показалось, что я снова стал маленьким провинциальным мальчишкой, который бежит через полыхающий осенними красками лес, видит мягко падающие на землю яркие листья и задыхается от терпкого запаха ранней солнечной осени. Мне даже захотелось съесть какую-нибудь простую домашнюю еду. Я, пожалуй, поддался бы этому настроению, будь у меня на ленч рюмка чего-нибудь покрепче, чтобы поддержать неожиданно навалившуюся ностальгию.