"Осенний кошмар" - читать интересную книгу автора (Браун Картер)Глава 6На третий вечер мы обнаружили лучший бар города, укромно примостившийся на аллее в южной части Мэйн-стрит. Его владельцем оказался человек по имени Донован, которого переполняла горячая ненависть ко всему человечеству. Он был убежден, что является самым большим неудачником в мире. Только однажды удача улыбнулась ему, – рассказывал он нам, – это когда его жена сбежала от него с заезжим коммерсантом, да и то через пару дней он обнаружил, что прежде чем сбежать, они обчистили полки с его лучшими товарами и сняли все деньги со счета в банке. Это было человекообразное существо с блуждающим взглядом диких глаз и разрозненными кустиками седых волос, которые редкими оазисами обрамляли его рябой загорелый череп. Он не верил ни в дантистов, ни в искусственные зубы, и поэтому самое пугающее зрелище открывалось, когда он улыбался, обнажая оставшиеся зубы, торчавшие, словно гнилые пеньки в болотистой трясине. Хотя бы ради потомства это лицо следовало уничтожить сразу после рождения. С тех пор мы все вечера проводили в этом баре. Снова был понедельник. Поскольку он уже понял, что не может вести себя с нами нагло, он принялся полностью нас игнорировать. Он притворился глухонемым и оставался счастливо рассеянным ко всем просьбам и крикам, несшимся в его сторону. Это продолжалось целый час, а поскольку мы были единственными посетителями в баре, нас стало это по-настоящему раздражать. – Донован! – Дюк сильно ударил по стойке обоими кулаками. – Если ты не хочешь обслуживать своих посетителей, то поставь хотя бы сюда бутылку бурбона, а? – Никакой реакции. – Ты только посмотри на этого подлого старого ублюдка! – ревел Дюк. – Просто необходимо возвести посредине улицы постамент и выставить на него эту карикатуру на человека. Я бы купил танк и расстреливал его по выходным. – Мне кажется, он сейчас умрет! – громко сказал я. – Он же прямо валится с ног... – Мне не хотелось бы здесь быть, когда это случится, – Дюка передернуло от этой мысли. – Представь себе, какое будет зловоние. – Слушай, – подыграл я. – Если правильно приложить руки к этому, то можно разбогатеть. Забальзамируем его и будем возить по всей стране. Это будет лучшее шоу в любом месте, где мы остановимся. А назвать можно было бы так: чудовище, замаскированное под человека! За один взгляд на Донована – забальзамированного – можно брать приличные деньги. Я думаю, никто не догадается, что он когда-то был человеком. – Наверное, в этом что-то есть, – кивнул Дюк, задумавшись. – Но как ты сможешь объяснить любопытным, что это за безумные пучки волос растут у него на голове, по виду они больше всего напоминают заплесневевший сорняк. – Он был чудовищем, пришедшим из космоса, – медленно пояснил я. – Ему понадобились волосы, потому что он хотел стать похожим на человека. Он взял немного этого сорняка, что растет в Монгольской пустыне, и пересадил его на свой череп. Но он не прирос. – А знаешь почему? – прошептал Дюк доверительно. – Потому что эта трава удобряется проходящими по пустыне верблюдами, которые время от времени останавливаются и... ну сам понимаешь. – Да, – поддержал я, – та же проблема у него с зубами. У него их тоже нет. А те обломки, что он носит сейчас, он взял... Бутылка бурбона обрушилась со страшной силой прямо перед нами. – Захлебнитесь вы оба с первого глотка, – завопил нам в лицо маньяк с бешеными глазами. – Пусть поганки и плесень прорастут в ваших глотках, чтоб вы задохнулись до смерти. – Чучело, все это уже есть на твоей башке, – произнес Дюк рассудительно. Донован моментально затрясся, как будто ему нанесли смертельный удар. Затем, издав дикий пронзительный вопль, схватил обеими руками пучки своих волос и дернул их с неистовой силой. – Ага! – завопил он спустя несколько секунд. – Видите? Не выдернуть ни одного волоска, даже если тащить краном! – он стоял, счастливо моргая, а слезы, вызванные причиненной самому себе болью, катились по его лицу. – Это было восхитительно, – Дюк небрежно зажег сигарету. – У тебя еще есть трюки вроде этого, Донован? – Затем громко, в мою сторону: – Если мы упросим его продолжать, он убьет себя там, и тогда все, что нам понадобится, – это немного бальзамирующей жидкости. – Ха! – дико усмехнулся Донован, затем неожиданно потерял к нам интерес и ушел в другой конец бара. – Не знаю, – Дюк беспомощно пожал плечами, – вряд ли стоит столько волнений одна бутылка бурбона. – Ты так на самом деле считаешь, приятель? – сказал я ему, наполняя свой бокал. – А ты когда-нибудь вспоминаешь о своих друзьях? – холодно спросил он. Я налил ему тоже, укоризненно взглянув на него, как бы давая понять, что я сделал бы это в любом случае. После десяти долгих дней и ночей в Свинбурне даже такая маленькая хитрость может доставить удовольствие! – Как прошел день, дружище? – спросил небрежно Дюк. – Ты сам знаешь, – проворчал я. – Точно так же, как и предыдущий, и тот, что был до него, и еще раньше. Ларри забирает меня из гостиницы каждое утро и увозит в пустынное место, где я не смогу кого-нибудь случайно подстрелить, а днем увозит обратно. В промежутке я изображаю Даниеля Буна, разбрасывая по округе пули калибра ноль сорок пять. По-настоящему волнующая жизнь. – А я почти весь день прозанимался с Большим Рулем, – медленно сказал он. – Словно я снова в школе. Каждый раз, когда я решу одну из его задачек, он подкидывает мне следующую. – И что это за задачки? – В основном обычная чепуха. Например, сколько селитры необходимо, чтобы взорвать подвал, даются сначала конструкционные особенности подвала. Какой будет эффект, если затворный механизм подвала заклинит? Но для меня это ерунда. Я уже знал, в чем заключается работа, когда Саммерс еще только подошел ко мне. – Но что-то беспокоит тебя, дружище? – добродушно поинтересовался я. – Я вижу это в твоих измученных глазах. – Берем боковую стену дома! – неожиданно сказал Дюк, понизив голос так, что глухонемой маньяк, стоявший в другом конце бара, не мог расслышать ни слова. – Или Макс берет, во всяком случае! Затем он аккуратно ее измеряет, проверяет конструкционные детали, даже берет данные о качестве и типе использованных кирпичей. Когда он получает все, что возможно получить, он передает все это мне. – Я что-то не понял, – сказал я смущенно. – Это потому, что ты не хочешь дослушать, дружище, – Дюк самодовольно улыбнулся. Теперь он был на своем излюбленном коньке. – Я загружен данными об этой стене, и Макс решает, что пришло время задавать вопросы. Положим, ты хочешь полностью разрушить эту стену, Дюк. Сколько селитры понадобится и куда ее нужно заложить? Затем он садится на стул и начинает ерзать на нем, если я задержусь с ответом хотя на одну минуту, – ублюдок! – Стена? – спросил я. – Это тебя тревожит? – Ты можешь дать парню передохнуть? – с горечью спросил он. – Меня беспокоят вопросы, которые задаются позднее. Он хотел узнать, если я взорву стену и она упадет наружу, то насколько улица шириной в шестьдесят футов будет перегорожена обломками толщиной более чем в четыре фута. Но и этого ему показалось мало. Следующий вопрос был, если стена обрушится внутрь, какова опасность для тех, кто окажется в здании, когда это случится. – Хороший вопрос, – признался я. – Это чертовски глупый вопрос, – поправил он меня сердито, – если только я сам сначала не увижу это здание, и пока кто-нибудь не сможет указать точное местонахождение людей в момент взрыва. – И ты сказал это Максу? – Ему я сказал намного грубее, – проворчал он. – Я допускаю, что наемный убийца может быть настолько глупым, чтобы задавать такие дурацкие вопросы, но он же Большой Руль, который ведет все дело. С тех пор, как все это началось, мой желудок все чаще дает о себе знать. "Самое большое дело в моей практике, – говорил он нам в тот первый вечер. – Это будет опасно! Вы четверо – ключ ко всему плану!", – когда он произносил это, я решил, что все это ерунда, и не беспокоился. А теперь меня беспокоит, что все это отнюдь не ерунда. – Дюк внезапно уставился на меня холодным пристальным взглядом. – А что ты думаешь обо всем этом, Джонни? Что это будет за дельце, когда от тебя требуют ежедневных тренировок со слоновой пушкой с оптическим прицелом! Когда Макс начинает спрашивать, что произойдет с людьми внутри большого здания, если взорвать одну стену и она упадет внутрь. Бог знает, какой сюрприз готовит Сэм, ловкий парень. У меня есть предчувствие на этот счет и, я беспокоюсь. Когда Макс расскажет нам все, будет уже слишком поздно выйти из игры. – Не надо об этом, – сказал я, поежившись. – Если ты хочешь благополучно состариться, Дюк, то стань просто дворником. – Не остри со мной, Джонни, – тихо пророкотал он. – Мне сорок семь лет, и тринадцать из них я провел в тюрьме. Я не хочу вернуться туда снова. Но мне не нравится и такая альтернатива, как обвинение в убийстве. – Не принимай это так близко к сердцу, приятель, – пошутил я. Я наблюдал за его крепко сжатыми кулаками, пока они не начали разжиматься, и было уже решил, что он успокаивается. Но, спустя мгновение, Дюк затрясся всем телом в приступе ярости, потом вскочил на ноги: – Здесь воняет! – заорал он во весь голос. – Донован воняет! Ты воняешь! Весь этот проклятый мир воняет. Ты слышишь меня? Воняет! Он внезапно нагнулся за почти полной бутылкой бурбона, но я выхватил ее. – Я заплатил за нее, – шепнул я. – Если ты хочешь скрепить дружбу, приятель, то иди купи себе сам! Несколько секунд он стоял не двигаясь, его серые глаза налились кровью, тело дрожало. Затем он шумно вздохнул, выразив этим свое отвращение к миру, и тяжело вышел из бара. Я снова забрался на свой табурет и закурил, довольный тем, что мы не катаемся в этот момент по полу, пытаясь выдавить друг другу глаза. Дюка беспокоил его больной желудок, да если бы и я провел тринадцать лет своей жизни в тюрьме, думаю, со мной было бы то же самое. Прогулка по свежему воздуху пойдет ему на пользу, и, возможно, минут через пятнадцать он вернется. Подождав минут сорок, я понял, что он уже не вернется, так что я мог выпить еще на дорожку, прежде чем вернуться в гостиничный номер. И тут я услышал звук, который прежде никогда не слышал в баре Донована, и, судя по его маниакальному лицу, – он тоже. Это было прекрасное методичное постукивание женских каблучков, приближающихся к бару. Я подождал, пока она усядется на табурет примерно через три от моего и закажет бокал "Старомодной" приятным, сильным и уверенным голосом, тогда я хорошенько ее рассмотрел. Она удобно сидела на табурете, скрестив свои красивые ноги, не обращая внимания на то, что ее юбка съехала на добрых четыре дюйма выше ее покрытых ямочками колен. Превосходная прическа превращала блестящие пряди бледно-золотистых волос в сверкающее окаймление заостренного личика, которое одновременно казалось и недоступным, и провоцирующим. Я решил, что она, возможно, новичок в этом городе, иначе она не была бы настолько наивной, чтобы первым делом стать легкой добычей богатого бара Донована. Было что-то высокомерное в безжалостном изгибе ее широкого рта, возбуждающе дополняемом своенравной влажной мягкостью выступающей нижней губы. На ней был дорогой чесучовый костюм с абстрактным бежевым узором на однотонном золотом фоне. Ее высокая, упругая грудь выступала через накидку, что делало узор еще более интригующим. – Вот ваша "Старомодная", леди! – Донован поставил перед ней бокал, и я вздрогнул, задав себе вопрос: кто "Старомодная"? Блондинка отпила немного, и ее рот перекосился. Затем, слабо вздохнув, она выпила остальное, как будто ее мучила нестерпимая жажда, и поставила бокал на стойку. Заметив мой взгляд, она робко улыбнулась. Я повернулся к ней в профиль левой стороной, которая кажется мне немного лучше правой, и улыбнулся в ответ. – Позвольте угостить вас, – сказал я и одновременно с надеждой соскользнул с табурета. Она наклонила голову и на минуту задумалась: – Знаете что, – произнесла она тем же приятным хрипловатым голосом, – давайте подбросим монету. Проигравший платит за двоих. – Отлично, – сказал я, достал монету из кармана и со стуком положил на прилавок, накрыв ладонью. Она порылась в кошельке, вытащила монету, напоминавшую новенькие полдоллара, и тоже стукнула ею по прилавку. – У меня орел, – сказал я, – а у вас? Ее губы слегка дрогнули: – Посмотрите сами, – предложила она и щелчком пальцев катнула монету по прилавку ко мне. Я остановил ее пальцем и посмотрел. – У вас решка, – сказал я ей. – Думаю... – но тут я еще раз более внимательно посмотрел на сверкающую монету под моим пальцем. На ней сиял профиль короля Эдуарда VII, а где еще он имел право находиться, как не на Британской полукроне? Я перевернул ее и увидел, что она была отчеканена в 1907 году. Я уставился на блондинку. Ее губы дрогнули снова. – Может, у вас найдется парная к ней, – легко спросила она. Я залез в свой карман с мелочью, нашел такую же полукрону, положил ее на прилавок, затем катнул монету к ней. Она внимательно ее рассмотрела, потом улыбнулась. – Наверное, я не буду больше пить, я немного устала, мне нужно возвращаться в гостиницу. – Я как раз собирался сделать то же самое, может быть... – Я бы оценила вашу компанию, – ответила она просто. Я пожелал доброй ночи Доновану, когда мы выходили, но он или снова изображал глухонемого, или прикидывал, где ему раздобыть денег для поездки в Монгольскую пустыню, чтобы раздобыть там пару-другую верблюдов. Мы вышли на улицу, и она закатилась от смеха. – В какой-то миг я была почти уверена, что вы передадите мне секретные планы вторжения Москвы или что-то в этом духе. – Она взяла меня под руку и взглянула с притворно-застенчивым выражением своих блестящих голубых глаз. – Здравствуйте, Бойд! – Дугуд! – огрызнулся я. – Дж. Дугуд, если вам угодно, Джонни Бенарес, если хотите, но никогда Дэнни Бойд в этом городе. Даже у стен есть уши! – Я страшно извиняюсь, – произнесла она с искренним раскаянием. – Я просто не подумала, и это очень глупо с моей стороны. Этого больше не случится. – О'кей, забудем об этом, – сказал я ей. – О! – она неожиданно остановилась с испуганным видом. – Я забыла еще одно. Меня зовут – Лаура. – Какое красивое имя, – сказал я, – но с вашей внешностью и фигурой вы могли бы носить даже такое имя, как Элси Жвачка! Вам бы это не повредило! – Спасибо! – Вы не можете представить, каким удовольствием было для меня впервые за десять дней, что я нахожусь в этом городишке, увидеть, как такая женщина входит к Доновану, – произнес я с восторгом. – Снова видеть пару прекрасных ног! Эти милые ямочки на коленях! Эта... – А где ж вы были в это время? – спросила Лаура едким голосом. – Лежали на полу в баре? – Какая удивительная удача, – счастливо вздохнул я, – что вы зашли в бар Донована, когда я был там. – Удача? К черту, – ответила она грубо, – я мозоли натерла на ногах, пока два часа искала вас по всему городу! Этот бар – единственное место, где я еще не успела побывать. – Хорошо, – задумчиво улыбнулся я, – знаете, просто мне хотелось, чтобы в нашей первой встрече было что-то романтичное. – Запомните раз и навсегда, – сказала она выразительно, – в наших встречах не будет ничего романтического. Все будет строго по-деловому, и, кроме того, Полночь рассказала мне о вас все. – Кстати, она оставила в своем рассказе хоть долю правды? – Из того, что я уже видела, все чистая правда на сто процентов, – ответила она ледяным тоном. – И то, что я не принял роль жертвы в ее представлении паука-кровопийцы, – спросил я, – а вместо этого крепко приложился к ее челюсти. – Заткнись, – внезапно вспылила она. – Полночь – самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни, если хочешь знать! И я отказываюсь даже упоминать ее имя в твоей компании! – Отлично! – проскрежетал я и осторожно высвободил ее руку из своей. – С этого момента, как вы сказали, все будет по-деловому. Позвоните утром около девяти, и я посмотрю, смогу ли я уделить вам время в своем напряженном расписании! Я широко зашагал в направлении гостиницы и быстро оставил ее позади. Примерно через минуту я услышал какой-то странный звук; остановившись, я прислушался: звук снова повторился где-то позади меня – это были жалобное хныканье и мольба о помощи. Я вернулся и увидел ее, прислонившуюся к витрине магазина с одной снятой туфлей, осторожно массирующую подъем ноги. – Давайте больше не будем воевать, – сказала она со слезами, когда я подошел к ней. – Только отвезите меня в больницу или еще куда-нибудь, где я смогу избавиться от этих ног, они убивают меня! И тут в Свинбурне произошло маленькое чудо. Па окраине Мэйн-стрит появилось свободное такси. Я погрузил Лауру в него, и мы чинно проехали целых три квартала до гостиницы. Пять минут спустя я столкнулся с классическим примером демократии в действии. Я жил в гостинице уже десять дней и занимал паршивый номер, выходящий на задворки сортировочной станции, в то время как Лаура была в ней самое большее четыре часа и занимала шикарный люкс на верхнем этаже с окнами на Мэйн-стрит. Как только мы вошли в гостиную ее апартаментов, она рухнула на диван и сбросила свои туфли, все время всхлипывая от боли. Я сердито подумал, что если подобное произошло бы с мужчиной, вся округа продолжала бы зачитываться Крафтом-Эбингом[4]. – Ох! – блаженно вздохнула Лаура. – Чудесно! Теперь я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы что-нибудь выпить. Позовите мне кого-нибудь из прислуги, пожалуйста, Дэ... Джонни. – Что бы вы хотели? – После бара Донована, я думаю, должно пройти несколько лет, чтобы я снова притронулась к "Старомодной", – ее передернуло от воспоминаний. – Может быть, скотч со льдом? Комнатная прислуга была необычайно скорой для будничных рекордов "Ковбоя" или, может быть, для постояльцев люкса все было иначе. Когда официант унесся назад в ночь, я удобно расположился в кресле напротив дивана, на который прилегла Лаура, и не знал, как начать разговор. Для девушки, которая хочет, чтобы все было строго по-деловому, она была слишком небрежна в том, что касалось положения ее юбки. Со своего места я обнаружил предмет, вызывавший нечто большее, чем праздное любопытство, и он был совершенно ошеломляющим. – Полночь полностью изложила мне суть дела, – сказала Лаура оживленно. – Поэтому я не буду задавать слишком много глупых вопросов. Вы могли бы представить мне сейчас свой отчет, Джонни? – Да, мэм, – холодно ответил я. – Вас не оскорбляет, что я не отдаю честь. Просто я сломал руку в трех местах, поднимая Полночь на флагшток. К несчастью, она снова упала. – О, Боже! – Лаура закрыла глаза, изображая глубокое страдание, и это было ей очень к лицу. – Неужели мы должны прежде пройти через эту мальчишескую похвальбу. – Если вы так хотите, я оставлю это напоследок. – Прошу вас! Я достаточно подробно изложил ей все, что произошло со мной с того дня, как я приехал в Свинбурн, до настоящего момента. Лаура сидела выпрямившись, пока я не закончил, ее глаза взволнованно искрились. – Очаровательно! – она глубоко вздохнула. – Вы тренируетесь убивать людей из ружья. Дюк ведет расчеты, необходимые для того, чтобы взорвать здание, когда в нем находятся люди, а Слюнявый Сэм минирует все, к чему прикасаются его руки. Я не могу дождаться, чтобы узнать, что же произойдет дальше! – Мне бы тоже этого хотелось, – проворчал я. – Когда вы будете докладывать Полночи? – Мне нужно позвонить ей утром, – сказала Лаура счастливо, – она решила, что мне нужно пробыть здесь как можно меньше, на случай, если события начнут разворачиваться слишком быстро. Понимаете, что я имею в виду, Джонни? – Я живу с этим все время, моя милая! – сказал я выразительно. – О, я извиняюсь! – она закрыла рот рукой. – Я просто не... – Я понимаю, милая, – сказал я тускло. – Понимаю. Лаура откинулась назад, и ее юбка послушно вернулась в прежнее положение. Я должен был снова прийти в восторг, но этого не произошло. – Сколько времени вы работаете на Полночь, Лаура? – спросил я небрежно. – Я вовсе не работаю на Полночь, – холодно ответила она, – я в союзе с ней. – Вы – Лаура Трайвет! – перебил я. – А кто же еще? – ответила она безучастно. – Я однажды позаимствовал вашу машину, – тепло улыбнулся ей я. – И у меня было предчувствие, что это станет хорошим поводом, чтобы мы познакомились. – Вы снова! – простонала она. – Я уже сказала вам, что меня не интересует ничего, кроме дела. Не приставайте, пожалуйста! – А кто пристает, – спросил я. – Я даже не смотрю больше на ваши темно-синие трусики. Она снова села прямо и поспешно одернула юбку, ее лицо стало пунцово-розовым. – Не будьте таким вульгарным! – Все, что я хочу узнать, это ваше место в интриге, которую затеяла Полночь, – честно признался я. – В ту ночь ваша машина была там, а где были вы? – Дома, наверное. Полночь пользуется машиной намного чаще, чем я, – ответила она. – А это имеет значение? – Это было в тот вечер, когда погиб настоящий Джонни Бенарес, – ответил я. – И один из головорезов Полночи – Джад Стоун. – Я... я ничего не знаю об этом, – произнесла она, отвернувшись в сторону. – Вы знаете, сколько Полночь заплатила мне за мою работу? – Это меня нисколько не интересует, – ответила она дерзко. – Пять тысяч долларов, – сказал я. – И еще пять, когда оно завершится. – Ну и что? – испуганно, но вместе с тем с вызовом она посмотрела на меня. – Лаура, – сказал я с усмешкой. – Вы очень привлекательная девушка, но, что касается участия в делах Полночи, вы рядовой любитель, правильно? Ее губы обиженно задрожали. – Мне кажется, вы ужасный и невоспитанный человек, если говорите такое. – Но это всего лишь первое ваше задание в такого рода делах. – Каждый должен когда-нибудь начинать, не правда ли? – Но не так, как начали вы, – пробормотал я. – Она послала кого-нибудь еще с вами? – Конечно, нет! Она была уверена, что я сама справлюсь! Я в отчаянии закрыл глаза, но тут же открыл их снова: – Вы сказали, что она самый чудесный человек в мире. В каком смысле? – Ну, – она беспомощно пожала плечами, – просто она такая и все! Я внимательно взглянул на нее. Конечно, это ни черта не значит, но... – Вы влюблены в нее, – с трудом выговорил я. – Что? – она широко раскрыла от удивления рот. – Влюблена в Полночь? В свою старшую сестру? – Нет, конечно, – беспомощно выдавил я. – Кто бы мог предположить такую нелепую мысль. Я не знал, что у Полночи есть младшая сестра, ведь вы не живете с ней. – Я продолжал лепетать, пытаясь покончить с этой несуразностью. – Вы сказали, что у вас своя квартира? – На Мюррей-хилл, – ответила она, и ее лицо немного оживилось. – Она мне нравится, но я продолжаю скучать... Когда она и Макс разошлись, Полночь заставила меня купить квартиру. Она подумала, что так будет лучше для меня. – Лаура покачала головой. – Это была большая ошибка. Макс всегда так хорошо к ней относился. Он мне очень нравился. Он всегда обращался со мной как с равной, понимаете? – Это важно, – произнес я отсутствующим тоном. Мой мозг лихорадочно работал, пытаясь вычислить, зачем Полночи понадобилось посылать свою младшую сестру с мужским поручением. – Во всем виноват этот маленький крысенок Ларри. – Я смутно осознавал, что Лаура продолжает говорить со мной, и с усилием заставил себя прислушаться. – Он помешанный, я в этом убеждена, – горячо сказала она. – Он все время ревновал Полночь, считал, что она каким-то образом сделала его положение непрочным. Это, конечно, была глупость, но доказать ему это было невозможно. Он все время шпионил по дому, так что вы никогда не были уверены в том, что он не стоит сейчас у вас за спиной. Он не любил меня тоже, потому что я поймала его один раз, когда он подглядывал за мной во время одевания. Я хотела рассказать все Максу, но это низкое пресмыкающееся заплакало, упало на колени, умоляя не делать этого. В конце концов я не стала рассказывать Максу, но Ларри возненавидел меня после этого. Вероятно, его гордость была уязвлена тем, что я видела, как он плакал и унижался! "Наверное, неукротимое стремление к выживанию позволяет женщинам болтать, не останавливаясь, даже если обрушатся небеса", – безнадежно подумал я. – Джонни? Я поднял голову и увидел, что она смотрит на меня с недоумевающим выражением на лице. – Что-нибудь случилось? – спросила она быстро. – Вы выглядите ужасно озабоченным. – Лаура, милая, – сказал я словно во сне, – каким именем Полночь сказала вам пользоваться, когда вы приедете сюда? – Своим собственным, конечно, – она слабо моргнула, – вы же знаете, я не исполняю чью-то роль, как вы, Джонни. – Неправда, – рассмеялся я убийственным смехом. – Я исполняю роль человека по имени Джонни Бенарес, а вы – человека по имени Иуда! – Что? – внезапный страх промелькнул в ее глазах, она крепко зажала себе рот рукой и отпрянула от меня. Я встал с кресла и заставил себя улыбнуться. – Извините, наверное, низко говорить так, ведь вы ничего не знали. Она убрала руку ото рта: – Я не понимаю о чем вы говорите. – Оба, и Макс Саммерс, и Ларри знают, кто такая Лаура Трайвет, – начал я мрачно. – Как только они обнаружат вас здесь, они поймут, что это не простое совпадение. И тогда единственным объяснением вашего появления здесь будет то, что в их собственной организации появился информатор Полночи. Они поймут, что каким-то образом ей удалось, внедрить к ним своего шпиона. Поэтому, первым делом, они проследят за вашими продвижениями с того времени, как вы появились здесь, – куда вы ходили, с кем говорили, и каждый раз ответом им будет мое имя! – О Боже! – она внезапно поежилась. – Я никогда не думала об этом. – Верно, Лаура, – согласился я, – но Полночь думала. По какой-то причине, которой я пока не знаю, она больше не нуждается во мне. Я оскорбил ее достоинство, когда ударил ее в тот вечер, и теперь она сравнивает счет. Хватайте Дэнни Бойда и, кстати, почему бы нашим противникам заодно не поинтересоваться и вами. – Чтобы у Полночи были такие ужасные планы, – она уныло покачала головой, – я не могу в это поверить. – Но ведь ее не беспокоит то, что ее младшая сестра становится Иудой, – спокойно сказал я. Она тихо заплакала, и ее, наверное, нужно было утешать. Но я был не из тех, кто был на это способен в подобной ситуации. – Я уеду утром, – она понизила голос, – может быть, еще есть шанс, что они никогда не узнают, что я была здесь. – Вы все время разгуливали по городу, разыскивая меня, – прошептал я. – Вы спрашивали обо мне кого-либо? – Нет! – ответила она уверенно. – Я и сама не знала, вы ли это, пока мы не обменялись монетами, помните? Это уже что-то. Я почувствовал слабую искру надежды. Донован видел нас вместе, но это должно было показаться ему обычным знакомством в баре. Лаура Трайвет ничего не значила в его сумасшедшей жизни. Но затем я понял, что чертовски глупо надеяться на вероятность того, что они ничего не узнают, если ее имя было записано в книге регистрации, а служащие гостиницы будут все время говорить о "люксе мисс Трайвет" и "вино в люкс мисс Трайвет" и... впрочем, и этого уже более чем достаточно. – Думаю, мне пора идти, Лаура, – тихо сказал я. Она подняла на миг свое заплаканное лицо. – Дэнни, могу я теперь называть вас настоящим именем? – У меня такое чувство, что у вас все будет хорошо на вашем новом поприще в Свинбурне на этой неделе, – сказал я, поднимаясь. – Я страшно сожалею о том, что сделала. – В ее голосе чувствовалась опустошенность. – Если я могу чем-нибудь помочь, хоть чем-нибудь... Может, если я... – Нет! – сказал я ей. – Но я ценю ваше предложение, милая. Не расстраивайтесь так сильно, может быть, все еще обойдется! Я уже почти дошел до двери, когда вспомнил, что она могла бы помочь удовлетворить мое любопытство еще в одном. – Лаура, – я повернулся к ней через плечо, – что за человек Луис? – Луис? – она скорчила такую мину, словно одно упоминание о нем действовало на нее отталкивающе. – Жестокий человек, Дэнни, – ответила она, вздохнув. – Жестокий и страшный. Я думаю, что он опасен еще и тем, что умнее остальных. Я пыталась сказать об этом Полночи, но она только рассмеялась и сказала, что всегда сможет справиться с ним, потому, что он знает, что если не будет вести себя как следует, она отнимет у него кое-что, в чем он нуждается больше всего. – Он был с Максом и Полночью до того, как они расстались, а потом решил остаться с вашей сестрой? – Да. – Он вроде помощника у нее? Она отдает приказы, а он следит, чтобы они выполнялись, таков порядок игры? – Да, я думаю таков, – она театрально засопела. – Если с вами что-нибудь случится, Дэнни Бойд, из-за того, что я натворила, я не буду разговаривать со своей сестрой всю жизнь! – Будете беспокоиться об этом, когда это случится, милая, – сказал я ей. – А до того как Макс и Полночь расстались, чем занимался Луис? – Я знаю, что Ларри был всегда чем-то вроде помощника у Макса, – медленно сказала она. – А вот насчет Луиса я не уверена. Возможно, он занимался тем же, чем и сейчас? – И чем же? – Я не знаю, как это правильно назвать, Дэнни, – она закусила губу и задумалась, потом с досадой покачала головой. – Нет, я не могу вспомнить. Но в любом случае он имел дело со взламыванием сейфов. Кажется, это называется Джо-похлебка... – Похлебка? – я изумленно посмотрел на нее. – А может, "Пит и суп?" – Да, так, – она энергично закивала. – А что это значит, Дэнни? – Так называют человека, который использует взрывчатку, чтобы открыть сейф или кладовую или что-то в этом роде, – ответил я медленно. – В основном они пользуются нитроглицерином. Спасибо, Лаура, теперь я, пожалуй, пойду. Я быстро вышел из ее люкса и направился в свою комнату, удивляясь, как это Дюку удается постоянно терпеть, даже если его желудок болит вдвое меньше, чем у меня сейчас. В моей комнате горел свет, но я, беспокоясь о своем больном желудке, не заметил этого, пока не открыл дверь. А потом уже не стоило об этом беспокоиться, потому что мой ночной посетитель уже улыбался мне, сверкая приветливым оскалом своих ужасных искусственных зубов. – Вы поздно гуляете, Джонни, – насмешливо произнес Ларри и неожиданна хихикнул. – Держу пари, что вы уже подмяли знойную блондиночку где-нибудь в гостинице. – Его глаза тоскливо мерцали при этом. – Ладно, – я сделал усилие и ухмыльнулся в ответ, – готовь денежки, приятель. – Лучше в другой раз, – сказал он с сожалением. – А сейчас нам нужно ехать. – Ехать, среди ночи? Куда нам, к черту, спешить, – спросил я удивленно. На мгновение я засомневался, стоит ли продолжать притворяться Джонни Бенаресом, если они все уже знают, и Ларри приехал за мной. Но мне не хотелось доставлять этому мурашонку больше удовольствия, чем требовалось. – Будет срочное совещание, – сказал Ларри, затем по привычке понизил голос, прежде чем назвать почитаемое имя. – Мистер Саммерс ждет нас, поэтому нам лучше поспешить. – Ларри смущенно зашаркал ногами. – Я надеюсь, вы не очень огорчитесь, Джонни, но пока я ждал вас, я собрал вашу сумку и уже отнес ее вниз, в машину! – Зачем? – глупо спросил я. – Вам не нужно будет больше возвращаться сюда, – он нервно улыбнулся. – Надеюсь, вы не против смены обстановки. В такие минуты в голову начинают лезть всякие дурацкие мысли. Так я сосредоточился на том, что никто никогда не сможет понять чувств приговоренного к смерти, пока сам не испытает этого. А побитый "форд" Ларри станет телегой, которая повезет меня на экзекуцию. И, может быть, место, где она должна произойти, было оставлено на усмотрение мастера бесшумных убийств. Затем способность логически рассуждать вернулась ко мне, и я начал прикидывать мои шансы, если мне удастся неожиданно напасть на Ларри, и то, как далеко мне удастся удрать. Все это пронеслось в моей голове за долю секунды, пока Ларри наблюдал за мной с кривой ухмылкой, как будто приклеенной пластырем на его губы. – Я не возражаю, – постарался я ответить обычным голосом. – Я не люблю упаковываться, – и повернулся к двери. – Ну что, идем? – А вы не берете свою пушку, Джонни? – прочирикал он. Я медленно, по-настоящему медленно, повернулся к нему, решив про себя, что если это игра в "кошки-мышки", которую Ларри придумал для своего собственного удовольствия, то я затолкаю его зубы ему в глотку и оставлю задыхаться в стенном шкафу. – Пушку? – спросил я. – Я не посмел упаковать пистолет, Джонни, – сказал он с выражением ужаса на лице. – Я знаю, как это бывает с истинными художниками. Меня бы стошнило, если бы кто-нибудь притронулся к одному из моих ножей. – Спасибо, Ларри. Я очень благодарен вам за ваше понимание. – Я прошел мимо него к выдвижному ящику стола, с каждым шагом ожидая самовыкидывающегося лезвия в спину. Ничего не случилось. Ларри изобразил благожелательность, когда я расправил ремень и сунул свой "магнум" в кобуру. – Если вы готовы, Джонни, – сказал он, сияя, – я пойду первым. Неожиданно у меня прошла боль в желудке, когда я выходил вслед за Ларри. Ее сменило смятение рассудка, безнадежно мечущегося в поисках просвета в окружающей меня тьме. |
|
|