"Седой" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)Глава 7. КОСТЯБольничная койка мягко скрипнула, когда Костя попытался повернуться на бок. Боль жгучей волной прикатилась по телу, он застонал и открыл глаза. Неяркий свет струился сквозь окно, задернутое белоснежными накрахмаленными занавесками, и казалось, что по светло-салатным стенам палаты катятся бесконечным потоком упругие взвихренные волны. Костя медленно повернул голову и встретил озабоченный и немного тревожный взгляд девушка-медсестры, сидевшей у небольшого столика возле стены. – Где… где я? – с трудом ворочая сухим, шершавым языком, спросил Костя. – Лежи, лежи… Медсестра поспешно подхватилась и поправила простыню. – В больнице. Все хорошо… – Пить… – Сейчас. Вот. Давай-ка я помогу. Костя жадно глотал теплый ароматный чай, и с каждым глотком кровь струилась в жилах все быстрее и быстрее. – Ну, а теперь нужно поесть. Проголодался, небось? – Очень… – Это хорошо. Обожди немного, сейчас принесу… После еды Костю разморило, и он забылся крепким целительным сном. Утром следующего дня, после завтрака и докторского обхода, в палату вместе с медсестрой вошел высокий жилистый мужчина лет сорока с густой шапкой седеющих кудрявых волос. – Здравствуй, воин! Приветливая улыбка осветила смуглое скуластое лицо мужчины. – Здравствуйте. Кто вы? – Моя фамилия Кауров. Александр Петрович. Вот принес тебе кое-что. Яблоки, виноград… – Спасибо. Но я вас не знаю. – Костя, Александр Петрович спас тебя, – вмешалась медсестра. – Там, на кладбище. – Вы… меня?.. – В общем, почти что так, – снова улыбнулся Кауров, присаживаясь на табурет у постели. – Пришлось немного тряхнуть стариной… Однако, ты молодец, еще какой молодец. Я видел, как ты их… Чуточку опоздал, уж извини, далеко был. Но главное, что ты остался жив. Врачи говорят, что ничего серьезного, скоро встанешь на ноги. Родители уже приходили? – У меня… нет родителей. – Нет? – посерьезнел Кауров. – Вон оно что… Та-ак… Ну, ладно, пойду я. А то проник сюда, как разведчик, тайком. И то благодаря этой милой девушке. Он кивком головы показал в сторону засмущавшейся медсестры. – Выздоравливай быстрее. Я еще зайду. Слушай, ты читать любишь? Я принесу тебе книги. Отлично, договорились… Через три недели Костю выписали – молодой и крепкий организм лучше всяких лекарств помог ему выздороветь. Правда, еще побаливали два сломанных ребра и ушибленная кастетом голова, но это уже были мелочи, на которые не стоило обращать особого внимания. У больничной ограды Костю встретил своей неизменной улыбкой Кауров. – Как новая копейка! – подмигнул он Косте, крепко пожимая руку. – Но худой. Ничего, были бы кости целы, а мясо нарастет. Ты сейчас куда? Я тут с машиной, довезу. – На вокзал… – смущенно ответил Костя, стараясь не встречаться взглядом с Кауровым. – Как – на вокзал? Собрался куда-то уезжать? – Дат нет, живу я там… – Ладно, тогда поехали. – Спасибо. Я… потом на вокзал. Надо зайти… кое-куда… – Э-э, братец, нет, так не пойдет. Давай начистоту. Куда ты хочешь зайти? – пытливо всматриваясь в Костю, серьезно спросил Кауров. – И где ты, все-таки, живешь? Или это секрет? – В старом пакгаузе, – неожиданно решившись, ответил Костя. – В старом… пакгаузе? – переспросил удивленный Кауров. И вдруг все понял. Острая жалость тугим комом подступила к горлу Каурова, и, отвернувшись в сторону, чтобы Костя не заметил его подозрительно заблестевших глаз, он глухо проговорил: – Ты вот что, Костя… Ну, в общем, поедем сейчас ко мне. Живу один… Детдомовский я. Жена… умерла, два года назад. Детей нет, квартира у меня просторная, места хватит. Поехали, а? И Костя, неожиданно для себя, кивнул в знак согласия… Просторная однокомнатная квартира Каурова напоминала спортзал: шведская стенка у двери, гантели, гири разного веса, эспандер, в углу кожаный боксерский мешок и «груша». Вдоль одной из стен был прикреплен массивный деревянный брус, отполированный до блеска. Там же стояли какие-то палки, а на стене, рядом с картиной, на которой была нарисована неяркими красками скала и причудливой формы дерево, висел на гвозде настоящий меч в ножнах. Заметив недоумевающий взгляд Кости, Кауров засмеялся: – Удивлен? Каждый сходит с ума по-своему, так, насколько мне помнится, однажды сказал какой-то философ. Я, как видишь, не исключение. Привык. А привычка – вторая натура. Короче – располагайся. А я сейчас кое-что сварганю по быстрому, перекусим… И Кауров заторопился на кухню. Вечер наступил незаметно. Костя и Кауров с увлечением ковырялись внутри старого телевизора. Хозяин квартиры был радиоинженером и в совершенстве разбирался в хитросплетении проводов, контактов, нагромождении электронных плат, конденсаторов, сопротивлений. К тому же он оказался превосходным рассказчиком. Костя с удовольствием вслушивался в неторопливый басок Каурова, лудил концы проводов, что-то подпаивал, крутил отверткой винты и шурупы, разыскивал в фанерном чемоданчике необходимые детали… – в общем, трудился в поте лица. И неожиданно он поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить отсюда, из этого маленького, уютного мирка, заполненного до отказа такими интересными, до сих пор не виданными вещами. Впервые со дня смерти родителей напряжение, которое гнездилось в нем, сковывая мысли и поступки, накладывая неизгладимый отпечаток на характер, как-то стаяло, ушло, растворилось в удивительной теплой и доброжелательной атмосфере общения с Кауровым. Когда часы пробили десять раз, Костя робко сказал: – Ну… так я пошел… – К…как? Кауров от неожиданности даже поперхнулся. – Погодь, парень, мы ведь с тобой как договорились? Ты остаешься у меня… и все такое прочее. Или я что-то не понял? – Извините, но я не хочу вас стеснять, – внутренне подтянувшись, твердо ответил Костя. – Спасибо вам за все. – Вот тебе номер… – огорчился Кауров. – Конечно, ты волен решать сам, что делать и куда держать свой путь. Но, будь добр, сделай мне одолжение – переночуй сегодня здесь. – Ладно… – опуская глаза, тихо ответил Костя. Он не хотел, чтобы Кауров понял, каким облегчением и радостью наполнилось в этот момент его сердце. – Чудесно! Стоп, вот голова садовая! – стукнул себя ладонью по лбу Кауров, глядя на старинные часы в массивном деревянном футляре, висевшие над диваном. – Время-то вон какое, а я тебя баснями кормлю. Пошли на кухню, поможешь мне картошку чистить. Сегодня у нас будет королевский ужин, это я тебе обещаю… Так уж получилось, что Костя не ушел от Каурова и на второй, и на третий день… А когда в конце недели он все-таки собрался вернуться в свою каморку на вокзале, Кауров пригласил его в выходной день съездить на рыбалку. И Костя согласился. Клев был неважный. Раздосадованные невезением, Костя и Кауров молча сидели на берегу неширокой, но глубокой речушки, внимательно наблюдая за поплавками. А они застыли, будто приклеенные намертво к голубовато-зеленой водной глади. Наконец Кауров не выдержал, сплюнул с досады и поднялся на ноги. – Что такое не везет и как с ним бороться… Сколько тут у нас? Он начал считать окуньков: – Один, два, три, четыре… семь… Все. Баста. На уху хватит. Пойдем рыбу чистить. Костя тоже повздыхал от огорчения и вдруг начал раздеваться. – Ты, что, искупаться решил? – полюбопытствовал Кауров. – Ага, – весело ответил ему Костя. И окунулся в медленные прибрежные воды. Он пошел вдоль берега, старательно обшаривая глубокие норы под водой. И наконец нашел то, что искал, – здоровенный рак, щелкая клешнями, шлепнулся к ногам Каурова. – Раки! – в радостном изумлении возопил Кауров. И, не мешкая, тоже разделся и бултыхнулся в реку. Примерно через час старое жестяное ведро было заполнено раками доверху. Усталые, но довольные добытчики решили прекратить свою охоту – землю укутали сумерки… Когда была съедена уха, и ярко-красный панцирь последнего вареного рака исчез среди мерцающих угольев догорающего костра, Костя и Кауров блаженно растянулись на охапках душистого сена, притащенного со скошенной луговины. – Хорошо-о… – тихо сказал Кауров, мечтательно глядя в ночное небо. – Звезд столько… Красивые… – Красивые… – словно эхо, откликнулся Костя, всем телом ощущая сонную истому летней ночи. Помолчали. Каждый думал о чем-то своем. Наконец Кауров заворочался и как-то несмело проговорил: – Слушай, Костя, оставайся у меня… навсегда. Скучно жить бобылем, понимаешь? Я ведь один, как перст. Никого… Будешь мне за брата. А? Горячая волна пробежала по телу Кости: Кауров высказал самое сокровенное – то, о чем последнее время подросток думал непрестанно. Думал, мечтал – и почему-то боялся. Не в силах вымолвить ни единого слова, Костя лишь кивнул и, ощутив в руке железную ладонь Каурова, крепко сжал ее. |
|
|