"Львица и лилия" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 6

Граф не мог преодолеть в себе желание отправиться на верховую прогулку, поскольку чувствовал себя превосходно.

Но до окончания срока полного покоя, отведенного ему доктором Дженкинсом, оставалось еще двое суток. Сам он считал бессмысленным выдерживать этот срок, но понимал, он не в состоянии противиться многословным возражениям нянюшки, Бейтса и, конечно, Пуриллы.

Он убеждал себя быть благодарным судьбе, пославшей ему троих людей, которые проявляли столько заботы о его здоровье.

И все-таки его раздражало то, что над ним трясутся как над малым дитем. И это после стольких лет стойко переносимых тягот и лишений армейской службы!

Однако Рокбруку удалось занять себя составлением планов по улучшению условий жизни и труда в поместье, и когда он обсуждал их с Пуриллой, то все больше удивлялся тому, насколько она была осведомлена о проблемах рабочих на фермах и как близко принимала к сердцу все их беды.

Когда она, в одном из своих новых платьев, сидела возле него в библиотеке или в одной из великолепных парадных комнат, столь прелестная и одновременно хрупкая и воздушная, казалось совершенно невозможным даже представить, что ее могли касаться столь приземленные и неприглядные заботы.

И все же между ними возникали весьма жаркие споры и по поводу увеличения заработка после покупки молотилки, и по поводу строительства новых домов для семейных рабочих.

— Если эти дома переоборудовать, они станут слишком привлекательными, и семьи начнут увеличиваться в геометрической прогрессии, — подбрасывал он тему для спора.

Надо сказать, его больше занимали ее ответы, нежели сам предмет их дискуссий.

— Я всегда считала большие семьи самыми счастливыми, — призналась Пурилла.

— Но откуда вам знать, если вы никогда не жили в большой семье? — поинтересовался граф.

— Мне бы хотелось иметь дюжину братьев. Когда Ричард погиб, у меня совсем… никого не осталось.

Последние слова она произнесла с такой тоской в голосе, что графу захотелось крепко обнять ее и не дать ей никогда больше вновь почувствовать свое былое безмерное одиночество.

Но он сдержал свой порыв, так как решил не проявлять никаких нежных чувств и поддерживать лишь дружеские отношения до того момента, когда его здоровье улучшится настолько, чтобы заговорить с ней о любви, а момент этот рано или поздно неизбежно наступит.

Хотя он и старался отгонять от себя подобные мысли, он все же нервничал, опасаясь, что она легко разоблачит его неискренность. Она без труда поймет, как сильно непохожи его чувства на ту идеальную любовь, которую она ждала от прекрасного принца своей мечты.

Ведь он сам с немалой долей цинизма отвергал существование подобной идеальной любви в их довольно жестоком и насквозь прагматичном мире.

Со временем Пурилле придется вплотную столкнуться с реальностью и понять, что, хотя граф и будет по-своему любить ее, их отношения никогда не станут похожи на восторженную романтическую страсть, о которой она мечтала.

Часто по ночам Литтон Рокбрук лежал с открытыми глазами в мучительных поисках ответа на вопрос, как же ему предотвратить это жестокое разочарование, которому именно он станет причиной.

Он отдавал себе отчет в том, что судьба свела его с наивным и чистым ребенком, невинным и неискушенным.

Никогда в жизни Литтон не сталкивался с подобной проблемой, когда речь шла о женщинах. Он сравнивал ее с лилией, которую так легко погубить, дотронувшись рукой до нежного и прекрасного цветка.

Но потом он резко обрывал свои размышления, поскольку его воображение слишком уж разыгрывалось, и уговаривал себя успокоиться. В конце концов, Пурилла оставалась всего лишь одной из тех обычных юных девочек, опыта общения с которыми у него явно недоставало.

Он считал, что за время их пребывания в Роке, к обоюдному удовольствию обоих, между ними возникла определенная близость. Он часто с удивлением обнаруживал, что она словно бы читает его мысли прежде, чем он высказывал их вслух.

Графу и самому каким-то образом удавалось угадывать ее чувства, хотя он и не выдавал себя.

Серебряный салон, украшенный цветами, теперь сильно отличался от того, каким он предстал графу впервые, и это явно выдавало появление в доме женщины. Граф отметил про себя, что любовь, которую он угадывал в глазах своей собеседницы, становилась все более очевидной день ото дня.

«Она любит меня», — говорил он себе. Никогда раньше никто не испытывал к нему подобного чувства. Это была совсем иная любовь.

Пурилла подошла к нему, он подал ей руку, и она доверчиво протянула ему в ответ свою.

— Чувствуете ли вы в себе достаточно сил, чтобы предпринять нечто захватывающее сегодня после полудня?, — спросила она.

— Я в отличной форме и готов ко всему, — ответил он. — По правде говоря, я как раз хотел отправиться куда-нибудь верхом.

— Нет! Нет! Вы слишком торопитесь! — стремительно отреагировала она. — Но я думала, возможно, мы могли бы хоть немного побродить по дому, исследуя его. Мне так трудно сдерживать свое любопытство и держать глаза закрытыми, как я вам обещала.

Граф расхохотался.

— Убежден, вы уже немного ловчите и изредка заглядываете то в одну, то в другую комнату, но я непременно проведу для вас большую экскурсию. Думаю, нам следует начать с парадных комнат на первом этаже.

— Я тоже так думала, — призналась Пурилла. — Тогда вы не сильно утомитесь и вам не придется подниматься по лестнице.

— Здесь в доме так много всего, — заметил граф, — что мне потребуется несколько дней для ознакомления вас со всеми моими владениями.

Он почувствовал, как пальцы Пуриллы сжались в его ладони, выдав ее волнение.

— Пожалуйста, давайте сразу же и начнем. Не могу выразить словами, как я волнуюсь.

Она стояла перед ним такая обворожительная, с сияющими глазами, с чуть приоткрытым от волнения ртом. Граф ощутил почти непреодолимое желание поцеловать ее.

Еще сегодня ночью он лежал без сна в своей спальне и думал о том, что никогда раньше ему не приходилось целовать женщину, незнакомую с поцелуями. Он не сомневался — губы Пуриллы окажутся очень нежными и совсем беззащитными.

Он почувствовал, как сильно забилось сердце при мысли, что он станет ее учителем в новом и до того неведомом ей мире телесной любви.

В его прошлом искушенные в любовных утехах женщины безудержно отдавались ему со страстью, ничуть не меньшей, чем та, которая сжигала и его. И они вместе сгорали в ней без остатка.

Но с Пуриллой все будет по-иному. И ему следует жестко контролировать свои порывы, чтобы не испугать и не повергнуть ее в ужас. Ему предстоит показать ей дорогу к радости любовной близости. И пусть она найдет с ним то счастье, которого искала.

Ему хотелось поцеловать ее, и он заставил себя отвернуться от этого по-детски возбужденного лица, которое, казалось, светилось изнутри, а затем произнес:

— Мы начнем с парадной залы. Раньше мне приходилось видеть ее открытой только по самым торжественным случаям.

Все еще держась за руки, они направились к выходу, как дверь вдруг открылась, и дворецкий объявил:

— Герцог Торрингтон и леди Луиза Велвин, ваше сиятельство.

Граф замер подле Пуриллы, подумав, что Немезида настигла его в самый неподходящий момент и что ему следовало ожидать этого.

Он отпустил руку Пуриллы и сделал шаг навстречу гостям.

— Какой сюрприз, ваша светлость! — поприветствовал он их.

Герцог слегка наклонил голову, но руки не протянул, и граф вовремя сдержал свой порыв радушного гостеприимства.

Даже не взглянув на спутницу герцога, граф знал, каким мрачным и оскорбленным взглядом одаривала его леди Луиза. Не мог он не заметить и хмурого выражения лица герцога, придававшего ему еще более грозный вид, нежели обычно.

— Я желаю говорить с вами конфиденциально, Рокбрук, — отрезал герцог.

Граф не сомневался: визит герцога не был обычным проявлением вежливости, и разговор предстоял неприятный.

Он повернулся к Пурилле, собираясь попросить ее оставить их, но, проявив обычную для нее интуицию во всем, что касалось графа, она уже сама направилась к двери.

Как только она вышла, герцог неприязненно произнес:

— Вы, Рокбрук, по моему мнению, чрезвычайно дурно обошлись с моей дочерью, и я требую от вас объяснения.

В его словах, без сомнения, крылась угроза, и он явно намеревался привести ее в исполнение.

Лишь немного поколебавшись, граф заговорил с удивлением в голосе, постаравшись придать своим словам естественность:

— Боюсь, я не понимаю вас, ваша светлость. Безотносительно того, какие чувства леди Луиза и я испытывали в отношении друг друга, я и предположить не могу, что вы приняли бы капитана без гроша в кармане, едва сводящего концы с концами, в качестве зятя.

Подобного ответа герцог, очевидно, не ожидал услышать, и лишь после длительной паузы спросил:

— Вы хотите сказать, вы женились прежде, чем унаследовали титул вашего дяди?

— Мой дядя и его сын погибли на третьей неделе марта.

— Но в оглашении говорится насчет семейного траура.

— Единственный брат моей жены погиб в Индии в прошлом году.

В комнате снова воцарилось молчание.

Затем герцог, словно растерявшись, повернулся к дочери.

Враждебность исчезла и из ее глаз, и она уже совсем иначе смотрела на графа.

— Но почему же вы не подождали? — спросила она еле слышным, прерывистым шепотом.

— Но откуда мне было знать, как мог я вообще предположить, — театрально взмахнув руками, воскликнул граф, — что мой дядя и его единственный сын погибнут так нелепо, так трагично?

Возникла многозначительная пауза.

— В сложившейся ситуации, — тщательно подбирая слова, заговорил герцог, — мне следует принести извинения за свои не правильные суждения о вас.

— Может быть, выпьете что-нибудь освежающее? — предложил граф. — Ведь вы прибыли из Лондона?

— Мы заехали к вам по пути. Мы собираемся погостить у сэра Фрэнсиса Дашвуда в Высоком Уикомбе, — объяснил герцог.

— Я не видел его уже несколько лет, — заметил граф, дабы поддержать беседу, — но надеюсь, теперь я смогу возобновить знакомство с ним.

Пока они разговаривали, Луиза прошла в глубь залы и устроилась на диване около камина, уставленного цветами.

Она оглядывалась вокруг, и граф догадывался, какие чувства обуревают ею. То наверняка была смесь злости и зависти, поскольку ей не удалось воспользоваться шансом и стать хозяйкой Рок-Хауса, как она того страстно желала.

Нетрудно было догадаться, что, как только она узнала, какое важное положение приобрел он в обществе, не говоря уже о его состоянии, она твердо решила сделать его своим мужем, о чем вовсе и не помышляла в дни их первых встреч.

Поэтому она, вероятно, очень усердно старалась, убеждая герцога действовать подобным образом.

Ни одному отцу не доставляет удовольствия принуждать кого бы то ни было вступать в брак с его дочерью, и графу было чрезвычайно любопытно, сколько правды об их близости в Виндзорском замке поведала Луиза герцогу.

Тем не менее его собственный план сработал именно так, как он на то и надеялся.

Факт его женитьбы якобы в то время, когда он ничего не представлял собой с точки зрения положения в обществе, должен был полностью подорвать позицию герцога в данном щекотливом деле. Луиза же могла теперь лишь, если она того желала, представить Рокбрука в роли влюбленного поклонника, утратившего всякую возможность удовлетворить свою страсть.

Но тут, словно ею вновь овладели подозрения, Луиза внезапно спросила:

— Но если вы были бедны, как вы говорите, почему вообще вы позволили себе жениться?

Граф ожидал этого вопроса и приготовил ответ заранее.

— Моя жена выросла в семье военных и привыкла справляться с хозяйством, не имея больших средств, — объяснил он. — У нее есть собственный небольшой доход и дом неподалеку отсюда, где мы и жили бы, когда я уезжал бы из полка.

Все его объяснения звучали более чем правдоподобно, и герцог примирительно сказал:

— Конечно, если ваша жена всегда жила по соседству, вы знали ее много лет.

В эту минуту, словно спеша хозяину на помощь, в комнату вошел дворецкий в сопровождении лакея, несущего поднос с бокалами и серебряное ведерко со льдом, в котором покоилась открытая бутылка шампанского, и графу не пришлось больше громоздить ложь.

Герцог с заметным удовольствием взял бокал.

— Я непременно должен выпить за ваше здоровье, Рокбрук, — сказал он, — и я надеюсь, что смогу иметь удовольствие познакомиться с вашей женой.

— Я уверен, для нее будет честь встретиться с вами, ваша светлость, — ответил граф, — но поскольку она довольно застенчива, я думаю, скорее всего мы отложим ваше знакомство с ней до другого случая.

Герцог был достаточно опытным в светских делах человеком, чтобы понять графа. Не стоило вынуждать леди Луизу и новоиспеченную графиню сталкиваться друг с другом.

— Что ж, вы, несомненно, правы, да и мы не можем оставаться у вас долго, — согласился герцог.

Однако он успел осушить еще несколько бокалов шампанского и обрести блаженно-миролюбивое состояние духа, прежде чем граф проводил их к карете и, стоя на лестнице, подождал, пока они скроются из виду.

Луиза задержала его руку в своей, когда они прощались, и ее взгляд заставил его насторожиться.

Выражение ее глаз слишком ясно поведало ему о ее страсти к нему, отнюдь не исчерпавшей себя. Потерпев неудачу сейчас, не сумев поймать его врасплох, она, несомненно, попытается вновь заманить его в свои сети, но уже иным способом, не так, как сделала это при первой их встрече.

Но по мере того, как карета удалялась все дальше от дома, граф с чувством невыразимого облегчения все четче осознавал — эта женщина ему больше не грозит. Страхи, мучившие его так долго, исчезли подобно туману под лучами утреннего солнца.

Он был свободен! Свободен от Луизы и ее чудовищной испепеляющей страсти! Свободен от всего этого ужаса, связанного с предполагаемой женитьбой на женщине, которую он ненавидел и презирал! Улыбаясь, он вернулся в холл.

— Попросите ее сиятельство присоединиться ко мне в салоне, — сказал он дворецкому и вернулся в заполненную цветами комнату, чтобы налить себе еще шампанского.

Прежде чем выпить, он поднял бокал в символическом тосте.

— За мое будущее счастье! — едва слышно произнес он, и ему показалось, что комната заполнилась ярким солнечным светом.

Поддавшись необъяснимому порыву уйти куда-нибудь, где она могла бы остаться одна и подумать, Пурилла упорно пробиралась сквозь заросли кустарника. Джейсон следовал за ней по пятам.

Выходя из салона, она услышала, еще не успев закрыть за собой дверь, слова герцога:

— Вы, Рокбрук, по моему мнению, чрезвычайно дурно обошлись с моей дочерью, и я требую от вас объяснения.

Тон герцога, так же как и его слова, заставили ее сердце сжаться от страха, и она замерла, придерживая дверь и не давая ей закрыться полностью.

Она слышала ответ графа. Теперь его слова разрешили наконец постоянно мучившую ее все это время загадку, почему же он женился на ней и почему он скрывал ото всех точную дату их венчания.

Теперь она знала все, и, хотя ей казалось немыслимым его желание избавиться от такой красивой и изысканной женщины, как леди Луиза, она поняла, что их брак был для него всего лишь спасительным решением проблемы.

Он совсем не любил ее, хотя она и пыталась убедить себя в обратном.

«Я стала для него просто наименьшим из двух зол», — думала она, шагая.

Она не замечала ни лиловой, ни белой сирени, ни жасмина, аромат которого заполнял воздух, ни цветов миндального дерева, столь же недолговечных, хрупких и нежных, как румянец на ее юном лице.

«Но разве я могла знать… разве могла предположить, что только это и требовалась ему от меня?»

Ей тогда казалось, будто он своей твердой рукой решительно направляет ее. Было невозможно противостоять ему.

Ее внутренний голос убеждал ее, что так, наспех, нельзя выходить замуж, но все доводы графа оказывались весьма разумными и убедительными.

— Но как же мне перестать любить его? — воскликнула она.

Джейсон поднял голову, изумленный тем отчаянием, что слышалось в этом родном для него голосе.

— Он бесподобно красив, — продолжала она, — и я с каждым днем все больше люблю его, но это не оправдывает его бегства от прекрасной леди Луизы.

Теперь она нашла объяснение тому, почему ее не оставляло сомнение в существовании какой-то тайной причины (помимо полученной им травмы) той немыслимой спешки, с какой они поженились.

Лишь эта отчаянно безрассудная любовь к нему не дала ей разобраться во всем, заставила ее притвориться перед самой собой, будто подобная спешка объяснялась его страстным желанием быть с нею, обладать ею. Пурилла тогда поверила, что все объяснялось невозможностью для нее жить рядом с ним в Роке, не состоя с ним в браке. Что причиной тому — отсутствие в доме других женщин, хотя нянюшка и не покидала их.

Конечно, если бы он действительно хотел этого, ему не составило бы труда найти ей компаньонку среди его многочисленных родственниц. Впрочем, если вспомнить, как мало она, Пурилла Кранфорд, значила во мнении общества, никто вообще не придал бы значения, живет ли в доме какая-нибудь компаньонка или нет.

Вместо этого он воплотил в жизнь этот странный и теперь казавшийся ей почти не правдоподобным план избавления от грозившей ему женитьбы на дочери герцога, хотя Пурилла и не могла взять в толк, почему он так стремился избежать этого брака.

Однако она посчитала очень разумной мысль графа, что офицер без гроша в кармане вряд ли мог заинтересовать герцога в качестве будущего зятя.

Пурилла хорошо знала, что в именитом полку, подобном гвардейскому гренадерскому, каждый офицер вынужден большей частью жить на собственные средства, так как просуществовать на армейское жалованье было невозможно.

Ее отец часто обсуждал с нею расходы, требовавшиеся от офицеров различных полков, поэтому она отдавала себе отчет в том, какими малыми средствами располагал граф в бытность свою на службе в полку. Их хватало только на его собственные нужды, да и то при строжайшей экономии. О женитьбе же в подобной ситуации и речи быть не могло, разве только у его будущей жены имелись бы собственные средства «Если бы он любил леди Луизу так же сильно, как, очевидно, она любит его, — рассуждала Пурилла, — они как-нибудь справились бы, и, возможно, он даже мог бы оставить полк».

Когда Пурилла увидела леди Луизу, входящую в салон, та показалась ей столь чарующе прекрасной, что первым ее ощущением был укол ревности. Она не сомневалась в том, какой невзрачной, простоватой и непривлекательной оказывалась она сама в сравнении с этим воплощением красоты.

Получалось, хотя это и казалось невероятным, что граф предпочел взять в жены ее, Пуриллу Кранфорд, лишь бы не жениться на леди Луизе, и это являлось своего рода признанием и ее, Пуриллы, достоинств.

Но этого ей было мало.

Она жаждала любви. Она сама себя обманывала, преувеличивала его чувства к ней. Ведь в глубине души она свято верила в невозможность настоящего счастливого супружества без любви.

— Неужели я смогу вынести это? Неужели смогу жить рядом с ним и никогда… Я буду знать, что я никогда не буду нужна ему… как близкий человек. Я лишь послужила ему… спасительной соломинкой, с помощью которой он избавился от… худшей доли?

Она добралась до края кустарниковых зарослей и углубилась в небольшой лесок, начинавшийся за ними.

Джейсон убежал вперед, увлекшись поиском кроличьих норок среди подлеска. Пурилла же брела будто на ощупь, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг. Перед ее взором стояло лишь прекрасное лицо графа.

Последние несколько дней он проявлял к ней намного больше внимания и даже по-своему был очень нежен, и она объясняла это улучшением его самочувствия. К тому же их беседы открывали так много общего в их взглядах и интересах.

Но она боялась, что теперь даже их товарищеские отношения больше не будут представлять для него никакого интереса.

«Вы боялись герцога, боялись его гнева, его реакции на ваш поступок, — мысленно говорила она с графом, — и именно поэтому вы подстроили все так, будто вы женились на мне до получения наследства».

Теперь она могла признаться самой себе, что всегда чувствовала какую-то тень между ними, или, возможно, то была настоящая пропасть.

Теперь, когда герцог поверил графу, тот стал… свободен…

Свободен, если не считать своей женитьбы на той… которую и не любил вовсе…

Пурилла плакала от отчаяния, но брела все дальше и дальше, чувствуя, что только в движении может обрести хоть какой-то порядок в своих чувствах и мыслях.

Они с Джейсоном вышли из-под покрова леса и оказались на каком-то невозделанном поле. То там, то здесь рос кустарник, а прямо перед ними возвышался небольшой холм.

Джейсон бежал впереди, как вдруг почти перед самым его носом из-под кустарника выкатился маленький кролик и на бешеной скорости помчался прочь, мелькал лишь только его белый хвостик.

Джейсон радостно залаял. Заметив происходящее, Пурилла открыла было рот, намереваясь позвать пса, но не успела она издать ни звука, как его и след простыл. Она лишь смутно уловила, в каком направлении он скрылся.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы добраться по кочкам поближе к тому месту, где Джейсон исчез, и она увидела там нечто, напоминавшее вход в пещеру.

Там лежали большие глыбы известняка, и она догадалась, что перед ней одна из шахт по добыче мела, которые часто встречаются по всему Букингемширу.

Она много слышала о меловых пещерах Западного Уикомба, в которых распутный сэр Фрэнсис Дашвуд, живший в XVIII веке, устраивал свои порочные, пользовавшиеся дурной славой оргии.

Вокруг Литл-Стентона также имелось несколько подобных пещер, и фермеры понемногу продолжали вести в них добычу мела, но эта шахта, похоже, давно никем не разрабатывалась.

Приблизившись к зияющему лазу, она услышала, как где-то там, в глубине лает Джейсон, и предположила, что ему либо удалось догнать и схватить кролика, либо тот исчез в норе, и пес не может достать его;

— Джейсон! — позвала она. — Джейсон!

Обычно очень послушный пес сейчас не отвечал. Девушка решила, что он не может слышать ничего, кроме собственного лая, усиленного многократным эхом пещеры.

И она направилась в глубь пещеры.

— Джейсон! — снова позвала она, но он все так же продолжал лаять.

Пещера представляла собой хорошо разработанную шахту размером приблизительно четыре фута в ширину и более чем шесть футов в высоту. Под ногами лежал толстый слой мелового порошка, и она подумала, что вид ее обуви приведет в негодование нянюшку. Но ей ничего не оставалось делать, как попытаться заставить Джейсона прекратить охоту на кролика и выйти наружу.

— Джейсон! — снова крикнула она, и на сей раз он прекратил лаять. Должно быть, пес все же услышал ее.

— Джейсон! Джейсон!

Она двигалась все дальше в глубь пещеры, рассчитывая, что пес услышит ее приближение.

Джейсон действительно услышал свою хозяйку, но в этот миг с внезапным грохотом и треском сверху обрушилась сначала одна глыба, за ней другая, затем еще и еще, и девушка неожиданно оказалась в полнейшей темноте. Не трудно было догадаться, что случилось. Завалило вход в пещеру, и когда Джейсон подобрался к ней, она схватила его в охапку и прижала к себе, понимая, в какую ловушку они сами себя заманили.

Граф налил себе еще один бокал шампанского, но не стал пить.

Так, с полным бокалом в руке, он подошел к окну, чтобы выглянуть в сад.

Солнечные лучи позолотили озерную гладь. Плодовые деревья и кустарники никогда еще не выглядели столь красиво.

Они принадлежали ему, Литтону Рокбруку, и он почувствовал, как по всему его телу разливается блаженная теплота, наполняя его не просто радостью владения всей этой красотой, но и ощущением мира и покоя, которое он не испытывал в течение очень долгого времени.

Ему вдруг остро захотелось разделить это новое для него чувство с Пуриллой. Не успел он подумать о ней, как услышал, что кто-то вошел в комнату, и обернулся с улыбкой на губах. Но перед ним стоял дворецкий.

— Ее сиятельства нет наверху, милорд, — сказал он. — Кормилица думает, она пошла прогуляться.

Граф нахмурился.

— Вы уверены? — спросил он. — А кто-нибудь видел, как выходила ее сиятельство?

— Не думаю, милорд, но пойду узнаю.

Граф поставил бокал, вернулся к камину и в раздумье остановился на коврике перед ним.

Пурилла так ждала, когда они смогут вместе начать осматривать дом. Похоже, раз она вышла на прогулку одна, значит, была чем-то встревожена. Обычно она поступала так всегда, когда ей необходимо было о чем-нибудь подумать в одиночестве.

Наверняка ее расстроил визит герцога и леди Луизы, особенно Луизы.

Граф не сомневался в этом, ведь любая влюбленная в него женщина, несомненно, ревновала его к другим.

Тут он сообразил, что, вполне возможно, Пурилла услышала и властное требование герцога предоставить ему объяснения.

— Дьявол! — выругался граф. — Какого дьявола эти двое заявились сюда, чтобы все испортить?

Однако он вынужден был признать, что ожидал этого со дня на день, раньше или позже, и, возможно, было к лучшему то, что это наконец случилось.

Ему показалось, дворецкий не возвращался целую вечность.

— Я не могу отыскать ее сиятельство, — сказал он, — и хотя никто из домашней прислуги не заметил, как она выходила, один из садовников видел ее светлость, когда она пробиралась сквозь заросли кустарника вместе со своим песиком.

— Спасибо, — поблагодарил граф. — Думаю, она скоро вернется.

Последние слова он сказал скорее самому себе, нежели дворецкому, и, оставшись один, снова подошел к окну. Но теперь он уже не замечал солнечных бликов ни на озерной глади, ни на цветах и кустарнике.

Литтон слишком волновался за Пуриллу. Он с тревогой думал о том, что она несчастна и, возможно, страдает от любви к нему.

«Лучше бы я рассказал ей правду, когда показывал объявление о нашем венчании», — упрекал он себя.

Ему следовало объяснить ей все самому. Так было бы гораздо лучше для нее, и она не переживала бы сейчас, расстроенная и введенная в заблуждение поведением герцога.

Но теперь слишком поздно. Ничего изменить уже нельзя. Ему оставалось только надеяться на ее скорое возвращение. Он постарается поставить все на свои места, когда она придет.

Джейсон дрожал, а Пурилла, крепко прижимая его к себе, ждала новых осыпей мела. Но вокруг стояла тишина.

От испуга ей казалось, что она слышит биение собственного сердца.

— Бесполезно просто сидеть и ждать помощи, — обратилась она к Джейсону. — Нам придется самим попробовать выйти отсюда.

Сначала ей казалось, что вокруг стоит кромешная тьма, но теперь Пурилла заметила слабую полоску света на земле. Приблизившись к тому месту, она поняла, что огромный валун, падая, оставил небольшую щель, через которую пробивался свет и поступал свежий воздух.

То же самое было и в других местах обвала, но, осмотревшись, она определила: множество глыб, плотно прилегавших друг к другу, преграждали ей путь к выходу из пещеры.

Стоило ей попытаться сдвинуть любую из них, как ей на голову обрушатся камни.

Она долго стояла без движения, беспомощно разглядывая все эти упавшие глыбы, в то время как Джейсон, тоже понимая, в каком тяжелом положении они оказались, жалобно скулил рядом.

— Что же нам делать, Джейсон? Что же делать?

Пурилла села и, обхватив своего любимца руками, снова почувствовала тепло его маленького тела. Он ласково лизнул ее в лицо, и это дало ей некоторое утешение.

Жутко было сознавать, что никто даже не догадывается, где ее искать. , Она вышла из дома, позабыв надеть шляпу, так сильно она расстроилась.

К счастью, ее шелковое платье было на подкладке, а рукава спускались до самых запястий, но в пещере оказалось значительно холоднее, нежели снаружи, и скоро ей предстояло сполна ощутить холод, особенно когда солнце сядет и через щели будет дуть свежий ветерок.

Внезапно ее охватила настоящая паника. Ведь никто и не подумает искать ее здесь, и, вероятно, им с Джейсоном предстоит умереть от холода и голода, а граф так никогда ничего и не узнает.

Мысль о том, что она никогда больше не увидит его, ужаснула Пуриллу, и она чуть было не закричала, моля о помощи.

Но едва открыв рот, она поняла всю безнадежность этого зова.

За пределами парка, пока они шли сюда, им не встретилась ни одна живая душа. Заросшие земли, по которым они брели, явно не обрабатывались арендаторами, и, похоже, в эту часть поместья вообще не заглядывали ни арендаторы, ни сезонные рабочие.

— Нам надо что-то предпринять, Джейсон, — произнесла она с отчаянием, — мы должны!

Он теснее прижался к ней, словно страх в голосе хозяйки пугал и его.

— Нам нельзя умереть здесь… нельзя! — продолжала Пурилла. — Если я умру, леди Луиза сможет… заставить графа… жениться на ней.

Подобная мысль пугала ее даже больше, нежели собственное отчаянное положение. Не было сомнений — все так и произойдет. Не успеет разнестись известие о ее смерти, как леди Луиза и ее грозный отец снова начнут преследовать графа и снова будут принуждать его вступить в брак с этой женщиной. В брак, которого он избежал, женившись на Пурилле.

— Его необходимо спасти… я должна спасти его! — внушала себе Пурилла. Но единственным его спасением являлась ее жизнь. Ей предстояло спасти себя, дабы спасти его.

Она села и стала неотрывно смотреть на загородившие проход груды меловых глыб, словно пытаясь силой своей воли неким волшебным образом освободить путь из пещеры.

И тут ее осенило. У нее оставался единственный шанс — использовать мощь своей мысли.

Она ничего не рассказывала об этом графу, опасаясь его непонимания и неприятия этих якобы фантазий.

Когда брат приезжал в отпуск из Индии, она буквально засыпала его вопросами о способностях, которыми обладали индийские факиры. О том, как они творили чудеса, которым никто не находил объяснений.

— Многие из них обладают даром гипнотического воздействия, — объяснял Ричард, — но помимо этого они, несомненно, пользуются таким способом передачи информации на расстоянии, который до сих пор на Западе никто не применяет.

— И каков же он? — нетерпеливо выспрашивала Пурилла.

— Это трудно объяснить, но каким-то необычайным способом они в состоянии передавать свои мысли на большие расстояния, — начал свой рассказ брат.

Пурилла не перебивала, и он продолжал:

— У нас служил один сипай. Однажды он пришел ко мне и, рассказав о смерти своего отца, попросил у меня отпуск. Поскольку я знал, где жил его отец, а было это почти за три сотни миль от нас, я поинтересовался, как же он узнал про смерть старика.

— Он умер прошлой ночью, капитан-сахиб.

— Прошлой ночью! — воскликнул я. — Но как же ты смог узнать об этом?

— Мои брат и сестры сказали мне это, капитан-сахиб.

— И как же ты поступил? — спросила Пурилла.

— Конечно, я отказался отпустить его под таким очевидно лживым предлогом, — ответил Ричард. — Но две недели спустя мне и вправду сообщили о смерти его отца. И умер он действительно в точно указанное индусом время!

Пурилла вспомнила об этом необычном виде телепатии и решила, что, если она не хочет умереть в темной пещере, ее единственным шансом выжить должна стать попытка мысленной связи с мужем.

Вспомнила она и то, как часто, когда они бывали рядом, она легко читала его мысли. А время от времени граф, казалось, и сам догадывался, о чем она думала до того, как успевала что-нибудь ему рассказать.

— Я должна это сделать! — громко произнесла она. Закрыв глаза, она сосредоточилась на своих чувствах к нему, вложив в свой мысленный порыв всю любовь, какую хранила в своем сердце. Она сконцентрировала все силы, всю волю, пытаясь сообщить ему о случившейся с ней беде.

Часом позже граф беспокойно вышагивал по комнате.

Раза три или четыре он выходил в холл, спрашивал у лакеев, не появилась ли ее сиятельство.

Он не мог понять, почему на душе у него становилось все неспокойнее и неспокойнее.

Здравый смысл говорил ему, что она отсутствует не столь уж долго, и если ее расстроил услышанный ею диалог между ним и герцогом, она скорее всего не вернется домой до самого вечера, как это уже случалось, когда они были в Литл-Стентоне.

Потом ему стало казаться, будто он слышит, как она зовет его.

«У меня разыгралось воображение, — решил он, — вряд ли с ней может что-нибудь случиться в наших краях».

Но незаметно к нему подкралось ощущение опасности.

Литтон пробовал не обращать на него внимания, убеждал себя в нелепости подобных мыслей, в том, что все это лишь игра воображения, но ощущение не пропадало. Наоборот, скоро он уже целиком был поглощен этим чувством нависшей над ней опасности и не мог думать ни о чем ином. Он понял — надо действовать.

Перед его взором стояло лицо Пуриллы, обращенное к нему, ее голубые глаза, молящие о помощи, беззвучно шевелящиеся губы, словно пытающиеся рассказать ему о чем-то важном.

— Будь я проклят, она в опасности — и я знаю это! — вскричал он.

Он схватил звонок, и на зов прибежал лакей. Спустя четверть часа граф и три грума уже оседлали лошадей и двинулись прочь от дома.

— Бойд и я пойдем через заросли кустарника, — распорядился он, — один из вас направится на запад от леса, на случай, если ее сиятельство будет возвращаться той дорогой, а другой пусть двигается через фруктовый сад и осматривает подходы к дому с восточной стороны.

Грумы поскакали прочь, граф же, сопровождаемый Бойдом, своим главным конюхом, двинулся дальше по еле заметной тропинке, которая пролегала среди цветущего кустарника и вела в сторону леса.

По мере движения ощущение, будто Пурилла зовет его, все усиливалось, и теперь он почти как безумный стремился вперед. Девушку необходимо было найти как можно скорее, иначе он потеряет ее навеки.

В его мыслях отсутствовала всякая логика. Он оказался во власти некоего побуждения, возникшего, казалось бы, из ничего, без всяких на то причин.

Ему чудилось — она молит его найти ее, и это заставляло его подстегивать коня, беспрерывно оглядываясь по сторонам в надежде увидеть мелькание белого платья Пуриллы между стволами деревьев.

Но он ничего не видел, только где-то наверху мирно порхали голуби. Когда они достигли края леса, солнце начало садиться, и Литтон с мучительной болью подумал, что не сумеет найти Пуриллу до темноты.

Лес поредел, и граф, оказавшись на краю поляны, остановил коня.

— Могла ее сиятельство уйти так далеко, как ты думаешь, Бойд? — обратился он к конюху, чувствуя необходимость поговорить с кем-то, лишь бы унять свою тревогу.

— Далековато, правда, милорд, но ее сиятельство могла увлечься прогулкой, а то и просто задуматься. Тогда она непременно должна была добраться до того мелового холма, вон там, впереди.

— Пойдем посмотрим, — сказал граф.

Он пустил коня по заросшему полю и вверх на холм, возвышавшийся перед ними.

С противоположной стороны его, совсем близко, видны были небольшие холмистые пригорки, далее местность переходила в низину, по которой текла небольшая извилистая река, исчезавшая за горизонтом.

Вид с холма открывался великолепный, но графа интересовала лишь маленькая фигурка, которую он так тщетно искал. Поскольку ее не было видно и отсюда, он повернулся к Бойду и с отчаянием в голосе спросил:

— Что же теперь делать, Бойд? Как ты думаешь, может быть, другие встретили ее?

— Если бы так, милорд, они протрубили бы в рог. Я так велел, у них у каждого есть рог.

— Это ты хорошо придумал, — похвалил его граф. Он замер и прислушался, надеясь и не надеясь различить звук рожка, доносящегося с одной или другой стороны леса.

Потом поднял поводья и собрался уже ехать дальше, как Бойд внезапно поднял вверх руку.

— Ого, похоже, что-то слышу, милорд.

Граф замер.

— Но я ничего не слышу.

Тут конюх воскликнул:

— Вот оно, снова, милорд! Право слово, собака лает!

Может, то песик миледи!

Чувствуя, как начинает дрожать, Пурилла отодвинулась от стены, на которую опиралась, и выпрямила спину, все еще тесно прижимая к себе Джейсона, напуганного темнотой. Возможно, и ее страх передался ему.

Она обращала свои мысли и просьбы к графу до тех пор, пока ей не стало казаться, что все ее существо словно уже где-то рядом с ним. Ей чудилось, будто она выскользнула из своей телесной оболочки, и к нему летят не только ее мысли, но и сердце и душа.

Ее мольбы становились все ярче, все насыщеннее, и она знала, что непременно достучится до его чувств и разума. А потом она внезапно поняла — она достигла цели и он в ответ призывает ее.

«Я люблю его. Мне нечего дать ему, кроме своей любви. Но ведь в целом мире нет ничего сильнее любви… пусть даже и безответной…»

Она любила графа всем своим сердцем, и независимо от его отношения к ней ничто не могло этому помешать.

Она чувствовала, что каждый ее вздох, каждая частица ее души и тела принадлежат ему. Независимо от того, хочет он этого или нет.

И сейчас девушка мысленно рвалась к нему, пока не достигла его, преодолев расстояние, и вот она уже трепещет в его объятиях, и его сердце бьется рядом.

Она вся ушла в свои грезы, но неожиданно залаял Джейсон, и она быстро очнулась.

Пес лаял громко и отрывисто. Нянюшка всегда ругала его за этот резкий лай, именно из-за него она настояла на его ссылке в конюшню во время болезни графа.

Так Джейсон не лаял ни от радости, ни от возбуждения, так он предостерегал хозяйку о чьем бы то ни было приближении.

— Что там, Джейсон? — спросила она. — Что ты услышал?

Она не могла видеть его, но чувствовала, как пес наклонил голову, словно прислушиваясь. Джейсон немного отодвинулся от хозяйки, и Пурилла испугалась, что он совсем исчезнет в темноте, и она останется одна.

Но он опять залаял, отрывисто и громко, и начал скрести камни, преграждавшие выход.

— Что это? — спрашивала Пурилла. — О, Джейсон, неужели они нашли нас!

Девушка попробовала позвать на помощь, но голос не шел из груди из-за комка в горле.