"Наследницы" - читать интересную книгу автора (Кауи Вера)

Глава 11

Май

Теперь у Кейт стало ежедневным ритуалом, прежде чем приступить к своим обязанностям, спуститься в половине десятого вниз и увидеть, что работа уже идет полным ходом, что у стоек уже появились посетители. Она глубоко вдыхала воздух, аромат которого, казалось, содержал в себе самую сущность «Деспардс». Вот здесь все и происходило. Именно здесь люди, собиравшиеся что-то продать, впервые сталкивались с «Деспард и Ко». Сюда они приходили, чтобы удостовериться, стоит ли, как они надеялись, принесенная ими фамильная драгоценность целое состояние, не окажется ли их картина, часы или буфет неизвестным или давно утерянным шедевром. Оглянувшись, Кейт видела Джулиана Маркема, который своими изящными, тонкими пальцами поворачивал крохотную фигурку из слоновой кости, разглядывая ее сквозь увеличительное стекло. Вот Эндрю Кларк держит в руках арлекина из челсийского фарфора, неподалеку от него Алек Росс с удовольствием переворачивает страницы редкого фолианта, а Том Хэрриот, по обыкновению мягко и тактично, объясняет обескураженной даме, что ее маленькая шкатулочка Фаберже всего лишь превосходная копия.

Дэвид Холмс, устроившись за столом, внимательно изучает каталог первого предстоящего сегодня аукциона викторианских миниатюр, который должен начаться ровно в десять. А в это же время на втором этаже Кейт встретится с членами правления, чтобы обсудить планы на будущее, текущие проблемы и полученные доходы. Внутренним слухом она чутко вслушивалась в шум запущенной в ход машины, стараясь понять, нет ли сбоев в работе. Но все было спокойно. Она кивнула в знак приветствия кассирше, раскладывавшей квитанции и только что распечатанные пачки денег. В «Деспардс» начинался новый день.

Кейт с улыбкой отвечала на приветствия, довольная, что фирма работает в обычном деловом режиме, как все пять месяцев, что она стоит во главе «Деспардс».

Теперь она уверенно сидела в своем председательском кресле. Перемены в фирме — за исключением, быть может, небольшой заминки, связанной с перемещением либо увольнением сторонников Доминик, в том числе Пирса Ланга и Шейлы Хеннесси, — прошли гладко. Кейт доказала всем свое желание учиться новому для нее делу, стремление брать на себя ответственность, умение принимать ответственные решения. Она была честной и прямолинейной, не стеснялась попросить о помощи, умела быть понимающей и терпеливой; она разыгрывала те карты, которые, по ее мнению, подходили для данного случая, всегда имея в запасе несколько козырей.

Кейт установила новую систему проверки и оценки редкого восточного фарфора, предназначавшегося для продажи. В будущем вещи должны были проверяться более строго, не только их происхождение и история, но также и права владения. Если обнаруживались хотя бы малейшие сомнения, вещь следовало подвергнуть термолюмииесцентному анализу. Заведующий финансовым отделом, узнав о стоимости проверки, в ужасе воздел руки к небу, но Кейт настояла на своем. Она рассказала членам правления о поддельной статуэтке лошади, историю, которая до тех пор была известна только ей, Джеймсу Гриву и Ролло. Рассказ произвел впечатление на слушавших и немало способствовал тому, что предложение Кейт было тут же принято. Кейт и заведующий финансовым отделом сошлись на том, чтобы для клиентов, хорошо известных фирме, дорогостоящий анализ проводился за счет «Деспардс», во всех других случаях — за счет самих клиентов.

Первое большое достижение Кейт было замечено всеми. Однажды, когда Кейт еще владела антикварной лавкой, ей предложили корейский бело-синий кувшин семнадцатого века с драконами, который она сразу же узнала. Точно такой был в «Наследии Стенинга», великолепной коллекции восточного искусства, собранной бывшим британским послом во многих странах Востока.

Человек, принесший кувшин, выглядел вполне прилично, а выдал себя тем, что назначил слишком малую цену. Кейт сразу поняла, кто настоящий владелец вещи, поскольку хорошо была знакома с каталогами и прекрасно знала, кому принадлежит и в чьем доме находится та или иная коллекция. Кейт предложила человеку зайти попозже, сказав, что у нее есть серьезный клиент, интересующийся корейским искусством, который, к сожалению, сейчас находится за пределами Англии, но она постарается связаться с ним. Человек нехотя согласился, и, как только за ним закрылась дверь, Кейт тут же позвонила куратору «Наследия Стенинга». Выяснилось, что кувшин действительно был украден лет пять назад. Когда незадачливый продавец вернулся, его уже ждала полиция.

Попечители «Наследия» были благодарны Кейт, а поскольку она отказалась от вознаграждения, сумели выразить свою благодарность другим способом. Теперь, после смерти старого Джастина Стенинга, последнего в роду, коллекция, в соответствии с завещанием, должна была быть выставлена на продажу. Проводить аукцион пред, дожили «Деспардс».

Акции Кейт подскочили. «Наследие Стенинга», коллекция, насчитывающая около шести десятков лет, оценивалась очень высоко и содержала настоящие шедевры.

Там был не только фарфор, но и предметы из слоновой кости и нефрита, ковры, одежда, японские фигурки, лаковые шкатулки, несколько чудесных японских гравюр и необычайно редкая книга на тонком пергаменте, с тончайшими оттенками красок и поразительно выписанными деталями. Приехав в особняк Стенинга, Кейт обнаружила книгу в запечатанной витрине, и оставшиеся попечители, один другого старше и почтеннее, сообщили, что ей придется забрать книгу, не открывая ее, но если она хочет, то может изучить переплет. Кейт удовлетворилась рассматриванием тончайшей работы статуэток из слоновой кости и причудливой формы нефритов. Исходная оценка коллекции составляла пять миллионов фунтов.

— Кейт, ты просто счастливица! — воскликнул Джаспер Джонс, ее второй заместитель. — Подумать только, нам досталось «Наследие Стенинга» 1 — Мне бы хотелось, чтобы каталог был сделан особенно тщательно, — сказала Кейт заведующему отделом печатных изданий. — Эти лаковые шкатулки и статуэтки из слоновой кости можно сфотографировать так, чтобы у коллекционеров глаза разгорелись. Исходная цена коллекции пять миллионов, но, судя по подобным же недавним аукционам, мы без труда ее поднимем.

— И получим весьма неплохие комиссионные, — заметил Джаспер Джонс. Он не принадлежал к «старой гвардии» ; он проработал у Деспарда всего лет десять и был скорее лицом номинальным, чем действующим. У него были отличные связи — его мать была кузиной королевы-матери, — и это обстоятельство дало фирме возможность провести несколько весьма значительных аукционов.

Джонс не принадлежал и к сторонникам Доминик. Он и не мог быть ничьим сторонником, потому что его жена, сущая мегера, крепко держала его под каблуком. Но он был просто незаменим для представительства.

Верстка первых страниц каталога «Наследия Стенинга» уже лежала на столе у Кейт, и она собиралась просмотреть ее чуть позже.

И сейчас, проходя по зданию, где, несмотря на ранний час, уже вовсю шла работа, Кейт чувствовала удовлетворение. Сейчас проводились и были расписаны на три месяца вперед аукционы, назначенные еще до смерти ее отца или сразу же после нее. И хотя Кейт занималась «Наследием Стенинга», а кроме того, аукционами, на которых выставлялись замечательные картины старых мастеров, старинное английское серебро, персидские и китайские шелковые ковры, ей страшно хотелось получить для «Деспардс» имение Кортланд Парк, покойный владелец которого, Джон Рэндольф Кортланд, наподобие сороки, собирал абсолютно все. Он был американским миллионером, покинувшим на переломе веков родные края в поисках светской, аристократической жизни. Он истратил миллионы, пытаясь получить титул, но безуспешно, как говорили, из-за того, что в свое время оказал поддержку тогдашнему герцогу Виндзорскому, предоставив Кортланд Парк в качестве убежища герцогу и его избраннице миссис Симпсон. После отречения законного наследника, герцога Виндзорского, от престола Кортланд зажил отшельником, но не оставил привычки собирать все, что только привлекало его внимание. Он дожил до девяноста восьми лет, а после его смерти поверенные объявили, что дом вместе с содержимым идет на продажу. Ни для кого не было секретом, что «Сотбис» и «Кристи» живо заинтересовались Кортланд Парком.

Решимость Кейт добиться права на продажу коллекций Кортланда была подогрета слухами о предстоящем аукционе в Гонконге, на котором Доминик намеревалась выставить на продажу уникальные китайские сокровища.

Владелец их, имя которого не называлось, гонконгский миллионер, ликвидировал свою собственность в колонии, и гонконгскому филиалу «Деспардс» была поручена распродажа коллекции. Говорили также, что и цветной каталог аукциона сам по себе — произведение искусства: каждая вещь сфотографирована и снабжена подробнейшим описанием. Предполагалось, что цены могут взлететь на небывалую высоту. Кейт было необходимо заполучить коллекции Кортланд Парка, иначе битва могла оказаться проигранной еще до начала. Представителей «Деспардс» пригласили для осмотра и оценки коллекций — но не их одних, представители «Сотбис» и «Кристи» тоже были приглашены. Это должен был быть огромный аукцион: тысячи лотов, включающих картины и мебель, вот уже полвека находившихся во владении Кортланда, причем среди картин были две работы Рембрандта, Рубенс, несколько французских художников — Буше, Фрагонар, Делакруа, Энгр, и мебель, некогда украшавшая собою залы и покои Версаля.

Кейт направлялась к лестнице, как вдруг увидела знакомое лицо у стойки для публики.

— Миссис Суон? — Пожилая дама обернулась, лицо ее осветилось улыбкой.

— Мисс Деспард? Как я рада снова повидать вас.

Я надеялась… Я читала о вас в газетах. Такая неожиданность… Но я хотела спросить…

— Вы принесли что-нибудь нам на продажу? — прервала Кейт мягко.

Миссис Суон была частой посетительницей лавки на Кингс-роуд, она изредка приносила какую-нибудь небольшую фарфоровую вещицу. Ее покойный муж собирал фарфор — ничего особенного, но все вещи подобраны со вкусом, большинство их было приобретено на небольших провинциальных рынках, зачастую в неприглядном виде, но опытный глаз мистера Суона — реставратора по специальности — безошибочно определял чистоту линий и форм. За эти годы вдова продала через Кейт прекрасные статуэтки челсийского фарфора, изящного мейсенского лебедя и целую коллекцию стаффордширских фигурок. А сейчас миссис Суон покопалась в сумке, извлекла из нее нечто завернутое в газеты и вручила Кейт.

— Я надеялась, что мне не придется его продавать, но времена теперь трудные и все так дорого стоит…

Развернув газеты, Кейт обнаружила кофейник. Глаза ее заблестели. Это был старинный вустерский фарфор — примерно 1705 год — с рисунком из побегов вьющихся роз.

Она приподняла крышку и заглянула внутрь — ни одной трещины, осмотрела донышко — там стояли клейма.

— Ну, разумеется, — сказала она уверенно, с улыбкой, увидев которую старая дама сразу почувствовала облегчение. — Продать эту вещь будет легко — это же Вустер.

— Том так любил этот кофейник… Это была одна из его первых покупок. Еще задолго до войны, на рынке в Кайли. И заплатил всего полкроны.

— Сейчас его можно продать довольно дорого, — уверила ее Кейт.

Лицо миссис Суон прояснилось, но в глазах была грусть.

— Каждый раз, как я продаю что-нибудь из сокровищ Тома, я, кажется, снова расстаюсь с ним…

— Но ведь вам нужно как-то жить, — мягко сказала Кейт. — Существует множество людей вроде вас, миссис Суон, и еще гораздо больше тех, кто охотно заплатит как следует за такую прекрасную вещь, как эта, и будет с любовью хранить ее, как хранил ваш муж.

Старая дама кивнула, облегченно вздохнув.

— Я знала, что вы поймете меня, — произнесла она. — Как тогда, когда я приходила в ваш магазинчик. Вы всегда давали мне хорошую цену… — Она поколебалась. — А долго ли мне нужно ждать? — нерешительно задала она вопрос.

— У нас в конце недели как раз должен быть аукцион фарфора восемнадцатого века, — солгала Кейт. — Вы знаете, — продолжала она, — я уверена, что вы получите хорошую цену, и могу дать вам аванс прямо сейчас.

На щеках миссис Суон выступил румянец.

— Если можно… Я никогда раньше ничего не продавала на аукционах, только в магазинчиках, вроде вашего прежнего. Я пришла к вам, потому что знаю вас и верю вам. Вы всегда вели себя со мной очень порядочно…

— Пойдемте со мной — Взяв миссис Суон под руку, Кейт подвела ее к барьерчику, за которым сидела дежурная кассирша. Кейт обменялась с ней несколькими словами. Затем, отведя посетительницу в сторонку, передала ей в руки конверт.

— Здесь пятьсот фунтов, — сказала Кейт. — Аванс в счет будущей выплаты.

— А сколько это может быть? — волнуясь, спросила старая дама.

— Мы продали похожий кофейник в прошлом месяце за пять тысяч, — ответила Кейт.

— Не может быть!

— Вполне может. Это вустерский фарфор в отличном состоянии. На мой взгляд, исходная цена в пять тысяч фунтов вполне реальная.

— Что значит «исходная»?

— То, что вы бы назвали самой меньшей приемлемой ценой.

— Ну что ж, раз вы так говорите… Вам лучше знать.

— Да, я вполне уверена в том, что говорю. Вы живете сейчас там же, где и раньше?

— Конечно. Я так и буду жить там до конца дней…

Пять тысяч фунтов! — повторила миссис Суон с трепетом в голосе. — А ведь он заплатил всего полкроны…

— Да, но с тех пор прошло больше сорока лет, — мягко заметила Кейт. — И цены за это время выросли невероятно — ко благу тех, кому есть что продать.

— У меня не так много и осталось, — вздохнула посетительница. — Но такой суммы мне хватит надолго…

— У вас есть счет в банке? — спросила Кейт. До сих пор, по просьбе миссис Суон, она всегда рассчитывалась с ней наличными.

— Том никогда не имел дела с банками.

— Мне все же кажется, вам следует открыть счет.

Давайте уговоримся: как только я получу ваши деньги, я заеду к вам, и мы решим, что предпринять, чтобы они были в сохранности.

— Вы так добры, — пробормотала старая дама, — так добры. — И продолжала:

— Пять тысяч фунтов. Я и представить не могла себе. Подумать только, пять тысяч фунтов…

Кейт удостоверилась, что конверт с пятьюстами фунтами надежно спрятан во вместительном кожаном кошельке, а кошелек лежит на самом дне хозяйственной сумки, под смятыми газетами, в которые был завернут кофейник. Затем ей удалось убедить старую даму, что та может позволить себе вернуться домой, в Фулем, на такси. За машиной для миссис Суон Кейт послала Джорджа.

Когда Кейт вернулась в холл, к ней подошел высокий человек, выглядевший так, словно сошел со страниц модного журнала. Котелок и трость он держал в руке, пальто с бархатным воротником сидело как влитое на его широких плечах, лицо озаряла чарующая улыбка.

— Мисс Деспард?

Кейт остановилась.

— Да, Чем я могу быть вам полезна?

— Надеюсь, что многим. Я — Николае Чивли.

Это был человек, от которого зависело, кто будет продавать Кортланд Парк со всем его содержимым.

Сегодня утром Кейт особенно тщательно выбирала одежду, так как в одиннадцать часов ждала важного клиента, которого хотела уговорить доверить «Деспардс» продажу великолепного Веласкеса. Она знала, что в коричневом твидовом костюме с зеленоватыми, в тон глазам, крапинками выглядит отлично. Прическа Кейт была безупречна, а благодаря Шарлотте она прекрасно овладела искусством макияжа. Кейт отметила блеснувшее в темных ореховых глазах собеседника восхищение и самым приветливым голосом произнесла:

— Добрый день, мистер Чивли. Я надеялась, что мы с вами встретимся, и ваш неожиданный визит мне приятен.

Они протянули друг другу руки. Его пожатие было крепким и долгим.

— Надеюсь, вы не сердитесь на меня за это вторжение.

Мне хотелось ощутить атмосферу «Деспардс», взглянуть, как вы работаете.

— Что ж, мне кажется, это чудесная мысль. Хотите, я проведу вас по «Деспардс»? — Она украдкой взглянула на часы — без десяти десять. Время еще есть.

— Я был бы рад. — Снова чарующая улыбка. — Боюсь только, что до сих пор я мало имел дела с аукционными фирмами и с миром искусства.

Конечно, подумала Кейт, у таких, как ты, на это есть дилеры. Николае Чивли был биржевым маклером и, занимаясь акциями Джона Рэндольфа Кортланда, настолько преуспел в этом, что старик назначил его своим душеприказчиком. Вдруг, точно прочитав ее мысли, он сказал:

— Мистер Кортланд мыслил весьма неординарно.

Вполне в его стиле поручить человеку, совершенно далекому от мира искусства, продажу коллекций Кортланд Парка.

— И выбор подходящей для этого фирмы? — спросила Кейт.

— Именно.

— Значит, вы приехали проинспектировать нас. — Это было сказано легко, но с полной уверенностью в себе.

— Долги покойного так велики, что необходима распродажа по самым высоким ценам. — Голос Николаев звучал успокаивающе.

— Судя по рассказам, Кортланд Парк — настоящая пещера Аладдина, — заметила Кейт.

— Да, действительно, дом просто ломится от обилия самых разных вещей.

— Мне очень хочется взглянуть на все это.

— Я как раз собирался договориться с вами относительно дня, когда вы сможете приехать.

— Буду рада поехать, как только вам будет удобно, — уверила его Кейт. Она посмотрела по сторонам, нет ли где Джорджа, и он мгновенно оказался рядом и взял у Николаев котелок, пальто и трость. «У него безупречная фигура», — ошеломленно подумала Кейт. Ей не приходилось встречать раньше таких изящных мужчин, тем не менее она никогда не судила о людях по первому впечатлению.

Методично, как и все, что она делала, Кейт успела навести справки о Николасе Чивли. Она прекрасно знала, что любая купля-продажа тесно связана с психологией, и понимала, что этому человеку она должна как можно лучше представить не только «Деспардс», но прежде всего себя.

— Надо сказать, — произнес Николае, поднимаясь бок о бок с ней по лестнице, — было бы, наверное, неплохо, если бы такой аукцион вела женщина.

Кейт сумела подавить вспыхнувшую панику; она еще вовсе не была готова, хотя, по словам ее учителя Дэвида Холмса, она «делала явные успехи». Но вести аукцион Кортланд Парка!

— Я сочла бы за честь провести его, — любезно ответила Кейт.

Они совершили «большой круг» по «Деспардс», Кейт рассказала Николасу обо всем, что его интересовало, показала ему все, по дороге разрешив один-два небольших вопроса, радуясь тому, что смогла сделать это на ходу, довольная, что могла показать себя. Попутно она познакомила его с несколькими заведующими отделами, а в половине одиннадцатого они уже вернулись в ее кабинет.

— Необыкновенно интересно, — сказал Николае, усаживаясь на предложенный стул. — Я не представлял себе, что аукционная фирма такое сложное устройство.

— Так и должно быть, если хочешь, чтобы все работало без сбоев, — честно призналась Кейт. — Отец был человеком, которого непросто заменить.

Они обсудили, как выглядел бы аукцион, если бы его проведение было поручено «Деспардс». Кейт довольно серьезно обдумывала этот вопрос, и ей было что сказать.

— Мы бы выпустили каталог за несколько месяцев до аукциона, — начала Кейт. — Насколько я понимаю, он бы получился весьма объемным, туда должно войти множество вещей. Разумеется, мы сделали бы цветные фотографии. Что-нибудь наподобие вот этого… — Она протянула ему каталог, напечатанный к подобному аукциону, состоявшемуся год назад.

— Великолепно, — приговаривал Николае Чивли, листая каталог. — У вас такой фотограф, что можно только позавидовать. Если распродажа достанется вам, на какое время вы бы ее назначили?

— На осень, — без колебаний ответила Кейт, — когда все возвращаются в Лондон. Мы бы устроили предварительный просмотр, да и подготовка каталога займет немало времени.

Николае кивнул и добавил, поморщившись:

— Боюсь, что в доме царит страшный беспорядок.

Мистер Кортланд не придерживался никакой системы в своих коллекциях, и никакого собственного каталога у него не было, хотя сам он знал обо всем, где что хранится, вплоть до последней серебряной чайной ложки. Когда вы сможете приехать посмотреть Кортланд Парк?

— Давайте выберем день на следующей неделе. — Кейт потянулась за своим ежедневником. — Среда вам подходит?

Николае достал из кармана пиджака плоскую записную книжечку.

— Да, вполне. Я заеду за вами сюда и отвезу вас. Мы проведем там целый день — я думаю, чтобы все осмотреть, потребуется немало времени. Встретимся в десять, хорошо? — Кейт написала красным фломастером по диагонали через всю графу, отведенную на среду: «Кортланд Парк».

Им принесли кофе. Продолжая болтать с Николасом, Кейт пришла к твердому убеждению, что он воспринимает ее не столько как главу «Деспардс», сколько как мисс Кэтриону Деспард. Раньше ей похвастаться было нечем — просто такого еще не случалось, во всяком случае, с такими красавцами. Кейт вдруг стало легко и весело. Теперь она понимала, чему Доминик дю Вивье обязана успехами в своей деятельности.

Без пяти одиннадцать Кейт отставила чашку с подчеркнутым нежеланием — этому она тоже научилась у Шарлотты, манеры которой были безупречны, — и с сожалением сказала:

— Мне очень жаль, но на одиннадцать у меня назначена встреча…

Николае Чивли с готовностью встал, хотя весь вид его выражал сожаление. Прощаясь, он задержал ее руку еще дольше, чем при встрече.

— Тогда до среды.

— Я буду ждать, — улыбнулась Кейт. Она позвонила секретарше, чтобы та проводила мистера Чивли. Оставшись одна, Кейт облегченно вздохнула. Кажется, на него произвел впечатление «Деспардс» — или она? Как бы там ни было, но надежда у нее теперь есть. Кейт не покидало чувство, что она произвела хорошее впечатление, и это помогло ей при встрече с лордом Эверсли, которая кончилась тем, что он подписал контракт, предоставляющий «Деспардс» право продажи своего Веласкеса с исходной ценой в пять миллионов фунтов. Это должно было стать гвоздем предстоящего аукциона картин старых мастеров.

Когда лорд Эверсли ушел, Кейт радостно закружилась по комнате, но дверь вдруг распахнулась, и Кейт застыла на месте от изумления — перед ней стоял Блэз Чандлер.

— Да, весна чувствуется, — заметил Блэз.

— Просто я только что договорилась о продаже самого лучшего Веласкеса, — торжествующе сообщила Кейт. — А к тому же появилась надежда заполучить Кортланд Парк!

Темные брови Блэза поползли вверх.

— Поздравляю. А моя бабушка шлет вам приветы.

Она спрашивала, когда вы снова приедете к ней в гости.

Кейт вздохнула.

— Как бы мне хотелось поехать, но мы здесь сейчас страшно заняты.

— Ну что ж, это прекрасно.

— А я и не думаю жаловаться. Хотите кофе? Я позвоню, принесут свежий. Хотите что-нибудь выпить?

— Бокал «Амонтильядо» из запасов вашего отца пришелся бы очень кстати.

— Вы специально пришли сюда или просто оказались поблизости? — спросила Кейт, подойдя к лаковому шкафчику-бару.

Блэз пришел после официального мероприятия, за которым последовали коктейли. Доминик на нем не присутствовала, зато о ней много писали. Кейт видела ее фотографии в газетах. Изумительное креповое платье от Брюса Олдфилда, прекрасное лицо, а выше заголовок: «Знаменитая аукционистка». Какое-то время она была в центре внимания, газетчики и телевизионщики брали у нее интервью, большей частью посвященные соперничеству между сводными сестрами. Кейт дипломатично отказалась высказываться на эту тему. Но, воспользовавшись внезапно проснувшимся интересом к судьбам «Деспардс», назначила столько аукционов, сколько было возможно.

Она не уставала благодарить Бога за Шарлотту, служившую ей оплотом, помогавшую советами не только в том, как, что и когда носить, но и в том, как, что и кому сказать. Сначала Кейт то и дело прибегала к помощи старшей подруги, но постепенно, по мере того, как росла ее уверенность в своих силах, начала справляться сама.

Как замечательно все у нее вышло с Николасом Чивли.

Но рука, протянувшая Блэзу рюмку с хересом, все же дрогнула.

— Я рад, что дела у вас идут хорошо, — улыбнулся ей Блэз.

— Насколько хорошо? — решилась спросить его Кейт.

— Первый квартал дал превосходные результаты.

— Я не жду, что вы скажете, какова моя ситуация — но, может быть, хотя бы намекнете?

— Нет, не могу. До полугода вам осталось четыре недели; тогда я вернусь и расскажу вам, как обстоят дела. — Но, увидев ее помрачневшее лицо, резко добавил:

— Но если вы хотите знать точно — вы отстаете от Доминик.

«Это подстегнет ее», — подумал он. Он был огорчен, увидев последние цифры лондонского отделения — им была установлена система, которая учитывала суммы не только по месяцам, но также и по каждому аукциону, и результат был один и тот же: Доминик продолжала лидировать.

Казалось, ей и в самом деле нет удержу. Блэз видел жену все реже и реже; она постоянно была то на обеде, то на коктейле (он запрещал себе думать обо всем остальном) с кем-то для того, чтобы организовать очередной аукцион, а ее подчиненные работали без устали день и ночь. Не было оставлено без внимания ни одно слово, не упущена ни одна лазейка, не забыто ни одно полезное знакомство.

— И серьезно отстаю? — спросила Кейт упавшим голосом.

— Если вы не сократите разрыв в ближайшее время, вам ее не догнать. Нью-йоркский филиал работает практически беспрерывно, а об «Аукционе века» в Гонконге вы наверняка слышали. — Голос его звучал сурово. — Судя по цифрам, вам понадобятся королевские драгоценности, чтобы сравняться.

Кейт молчала. Блэз был сердит на нее. Ему хотелось, чтобы выиграла она, и в то же время он не испытывал ни малейшего желания вмешиваться во все это. Когда Блэз обнаружил, что его бабка, чем только может, пытается повредить Доминик, он пришел в ярость.

— Ради Бога, Герцогиня, я не могу оказывать предпочтение ни одной из сторон. Душеприказчик должен быть совершенно беспристрастным — таков закон.

— Вздор! Разве одна из них не жена тебе? Люди наверняка думают, что ты подыгрываешь ей.

— Мне наплевать, пускай себе думают. Важно то, что я делаю.

— Мне казалось, Чарльз был как моим, так и твоим другом. Ты прекрасно знаешь, что будет, как только эта стерва приберет к рукам «Деспардс».

— Если ты так расположена к Кейт Деспард, тебе не следует недооценивать ее.

— Я правильно оцениваю и ее, и твою жену, за ней-то и надо приглядывать. И ты, и я прекрасно знаем, что бы она сделала с тем, что осталось здесь после моего отца, если бы только соизволила выбраться на ранчо и посмотреть на картины. Кейт отстает только из-за своей честности и прямоты. А твоя жена не задумалась бы продать меня саму за кругленькую сумму. — Она сердито уставилась на внука. — Я не собираюсь сидеть сложа руки. Я на стороне Кейт, и мне неважно, знает об этом кто-нибудь или нет. Я не на стороне твоей жены, и об этом тоже пусть знают те, кому это интересно.

Из-за раздраженных бабкиных слов Блэз ополчился против Кейт, будто она во всем виновата. В первый раз он простился с бабушкой без сожаления.

— Ты можешь называть меня Мальчуганом, — кричал он ей, — но я уже давно не мальчик! Ты привыкла распоряжаться всем и всеми и забываешь, что у людей есть собственные головы на плечах. Оставь это, Герцогиня, говорю тебе.

Но Блэз прекрасно знал свою бабку. Сам же он испытывал к Кейт двойственное чувство. С одной стороны, ему нравилось, как она отнеслась к бабкиной коллекции; а с другой — ему казалось, что она поступила глупо, не использовав подвернувшуюся возможность.

Но сейчас он заставлял себя быть вежливым.

— У вас намечается что-нибудь хорошенькое?

— Надеюсь, что да, — прозвучал осторожный ответ.

«Боже! — подумал он с раздражением. — И эта не верит, что я могу быть беспристрастным».

— Как поживает ваша бабушка? — с живым интересом спросила Кейт.

— Начала разъезжать и действовать с целью создать Чандлеровский музей западного искусства. Ранчо и все его содержимое будут переданы в дар штату Колорадо.

Лицо Кейт расцвело. Блэз был захвачен врасплох.

«Почему, черт побери, я раньше считал ее простушкой?»

— Вы хоть понимаете, что если бы сумели продать эту коллекцию, то, наверное, даже вырвались бы вперед? — холодно спросил он.

— Конечно, но я и сейчас поступила бы так же.

— Это и есть ваша преданность искусству? — Блэз раздраженно фыркнул.

Взгляд Кейт заставил его покраснеть.

— Есть вещи, которые трудно объяснить людям, не имеющим отношения к искусству. Вам никогда не случалось постоять перед красивой картиной и почувствовать себя лучше от этого?

— Не случалось.

— Мне вас очень жаль в таком случае… — Она пожала плечами.

Блэз снова ощутил ее неприязнь. Он поставил свою рюмку и поднялся.

— Ну что ж, рад был видеть вас, а теперь мне пора идти. Меня ждут важные дела.

— Именно это я имела в виду. Вы же не считаете важным то, чем занимаюсь я?

Окончательно разозлившись, Блэз ответил:

— Нет, не считаю. Я думаю, что люди, которые платят тысячи и миллионы за квадрат покрытого краской холста или за фарфоровую вещицу, делают это ради собственной выгоды, а отнюдь не из любви к вашему высокому искусству.

Кейт слабо улыбнулась.

— Вот вы и объяснили, почему я не советовала вашей бабушке продавать коллекцию.

— Почему вы… — Он почувствовал себя побежденным. И неожиданно рассмеялся облегченно и весело. — В какой угол мне встать? — шутливо спросил он. — Сойдемся на том, что наши взгляды расходятся, — предложил Блэз. — Во всяком случае, вы не меняете своих мнений.

— А вы? — спросила она с невинным видом.

Он снова рассмеялся.

— Ваша взяла.

Когда Блэз прощался с ней, его рукопожатие и улыбка были несомненно дружескими.

Кейт не отходила от окна, пока Блэз не сел в машину.

Вздохнув, Кейт повернулась к столу и обнаружила стоящего перед ней Ролло.

— Ты что подкрадываешься ко мне, как убийца? — сердито спросила она.

— Я зашел узнать, как прошла встреча со стариком Эверсли.

— Он подписал контракт.

— Отлично.

— К тому же на следующей неделе я еду в Кортланд Парк. Николае Чивли был здесь с утра, чтобы условиться, когда я смогу поехать.

Седые брови Ролло медленно доползли вверх.

— У тебя было неплохое утро… — Помолчав, Ролло желчно добавил:

— Этот Чивли — командир, дорогая.

А у командиров в подчинении целые дивизионы.

— Вот я и хочу заполучить для «Деспардс» этот аукцион.

— И он необходим тебе, потому что твоя сестрица опять впереди. Блэз что-нибудь сказал?

— Что я отстаю, и все.

— Хотя бы насколько, сказал?

— Нет.

— И ты ничего не выкачала из него?

— Не дури, Ролло, и не считай его дураком. Он сразу понял бы, чего я добиваюсь.

— Ей-то ничего не помешает выжать из него все до капли о тебе.

— Я уже говорила тебе и повторяю еще раз: я не пользуюсь ее методами.

— А жаль.

Дверь за ним закрылась, и Кейт со вздохом уселась за стол. С Ролло все труднее иметь дело. Чем самостоятельнее она становится, тем сильнее ощущает его направляющую руку.

Раньше Кейт не представляла себе, что мирный спокойный «Деспардс» похож на растревоженный муравейник, что за размеренным ритмом работы скрывается огромное напряжение, что в работе сотрудников фирмы сочетается опыт искусствоведов, которыми могли бы гордиться лучшие музеи мира, навыки банковских работников коммерческого банка и сообразительность и расторопность продавцов большого универмага. Она встала со стула и направилась в свою личную гардеробную, чтобы привести себя в порядок перед деловым ленчем с членами правления. Они собирались обсуждать предстоящий аукцион картин старых мастеров, и Кейт чувствовала себя обязанной сообщить им, что, если аукцион Кортланд Парка достанется «Деспардс», она намерена вести его сама…


На следующее утро Кейт разговаривала с Дэвидом Холмсом именно об этом, а также о своей первой попытке провести аукцион — небольшую продажу картин викторианской эпохи. Разговор был прерван звонком секретарши Кейт: сеньора де Барранка выказывала настоятельное желание немедленно увидеться с мисс Деспард.

— Кто это? — спросила Кейт, зная, что Сара всегда умеет все выяснить.

— Жена Эктора де Барранка, это аргентинец, весьма богатый. Но сама она американка.

— Что ей нужно?

— Это она скажет только вам, она не из тех, кто согласится иметь дело с мелкой сошкой.

Кейт была заинтригована.

— Простите, Дэвид. Мы сможем продолжить разговор чуть позже?

— При условии, что вы понимаете: нам необходимо действительно много работать, если ваши намерения относительно Кортланд Парка серьезны, хотя, на мой взгляд, это предприятие рискованное. Начинать с вершины — это совсем не то, что добираться до нее…

— Я проведу столько небольших аукционов, сколько смогу, потом несколько аукционов посерьезнее, а потом два-три больших, — в который раз повторила Кейт.

— Не знаю, как вы справитесь, — ворчал он, выходя из кабинета.

Сеньора де Барранка, сорокалетняя дама с холеным холодным лицом в умопомрачительном норковом манто, вплыла в комнату, распространяя вокруг аромат «Джой».

В руках у нее была сумочка крокодиловой кожи и плоский квадратный пакет из коричневой оберточной бумаги.

Значит, картина, подумала Кейт.

— Добрый день, — произнесла она вслух. — Рада приветствовать вас в «Деспардс». Чем могу вам служить?

— Я хочу продать картину, но у меня мало времени — я сегодня вечером улетаю в Париж, — поэтому давайте сразу к делу. — Она окинула Кейт критическим взглядом. — Вы моложе, чем я думала, но мне говорили о вас как о специалисте по американскому искусству.

— Я действительно изучала его, — осторожно заметила Кейт, — но это скорее мое увлечение, а не специальность.

— У меня здесь Ремингтон… — сеньора де Барранка вытащила из пакета небольшую картину.

Перед Кейт предстал гористый американский пейзаж, но, как только она взяла картину в руки, Кейт ощутила шок, поскольку сразу же узнала ее. Последний раз она видела картину на стене коридора второго этажа розового особняка, носящего имя «Счастливый Доллар».

— Мне сказали, что это замечательная картина Ремингтона, редкая, потому что он почти не писал пейзажи.

Это Колорадо. Картина много лет пробыла в нашей семье. Мой дед был хорошо знаком с Фредериком Ремингтоном.

И тут до Кейт дошло, кто был перед нею. Сеньора де Барранка — это же единокровная сестра Блэза Чандлера и внучка Агаты Чандлер. Кейт готова была поручиться, что картина, которую она хочет продать, не принадлежит ей. Скорее всего, она каким-то образом заполучила холст. Кейт посмотрела в жесткое, бесстрастное лицо и, с трудом сдерживая гнев, сказала ровным голосом:

— Да, это замечательный Ремингтон.

— Ваше отделение в Нью-Йорке продало месяца два назад картину Ремингтона за полмиллиона долларов.

А как вы оцените эту?

— Я без колебаний назначила бы исходную цену четверть миллиона фунтов стерлингов.

Серые глаза блеснули.

— Сколько придется ждать?

— Ее можно выставить на первом же подходящем аукционе.

— И как можно скорее. Я не могу долго ждать.

— Мне нужно знать ее происхождение.

— Это был подарок моему деду, — сказала Консуэло де Барранка, — Черному Джеку Чандлеру. На обороте есть дарственная надпись.

Кейт перевернула картину. Выцветшая надпись гласила: «Моему давнему Другу, Черному Джеку Чандлеру, в память о счастливых днях. Фредерик Ремингтон. Октябрь 1899».

— Если вам нужны мои документы, вот они… — Она открыла свою дорогую, крокодиловой кожи, сумку, вытащила бумажник, тоже из крокодиловой кожи, и, достав из него карточку, сунула ее в руки Кейт. — Но мне не хотелось бы, чтобы мое имя фигурировало на аукционе.

Если станет известно, что я распродаю свою коллекцию картин…

«Свою коллекцию?» — изумилась Кейт.

— Это всего лишь временные трудности. — Консуэло де Барранка одарила Кейт ледяной улыбкой. — Вам наверняка известно, как это бывает…

— Почему вы обратились ко мне? — задала Кейт вопрос.

Консуэло заговорщически улыбнулась.

— Думаю, вы знакомы с моим братом до матери, Блэзом Чандлером?

Кейт изобразила удивление.

— Вам достаточно этого поручительства?

— Разумеется, я знаю мистера Чандлера. Но в таком случае, почему бы вам не предложить картину его жене?

— Доминик? Мы не поддерживаем с ней отношений.

К тому же, мне казалось, вы каким-то образом соревнуетесь с ней? — Тонкие яркие губы дернулись. — Все, что я могу сделать, чтобы эта дрянь проиграла… — Не спрашивая разрешения, она вытащила сигарету и закурила. — Удается вам ладить с Блэзом?

— Мы с ним едва знакомы, — натянуто ответила Кейт.

— Тяжелый случай, правда? Весь деревянный, как индейские божки, что понаставлены у моей бабки по всему дому. Они с женой отлично подходят друг к другу.

Вы с ней встречались?

— Однажды.

— И любви между вами не возникло, — заметила Консуэло со смешком. Затем вернулась к тому, что ее волновало:

— Как скоро это может случиться? Я хочу сказать, когда состоится аукцион?

— У нас будет аукцион американского искусства в течение ближайших полутора месяцев.

— Полтора месяца!

— Возможно, вы предпочтете продать картину сразу же, частным образом…

— Но ведь на аукционе я могу получить больше?

— Американским искусством интересуются многие, оно сейчас в моде.

— Тогда я подожду полтора месяца. Я хочу получить наивысшую цену.

Кейт не сказала впрямую, что она продаст картину, но Консуэло де Барранка самонадеянно решила, что Кейт согласилась. По ее мнению, дело было улажено.

— На карточке есть адрес, по которому меня можно найти. В любом случае, мне перешлют сообщение.

— Не стану вас задерживать, — вежливо ответила Кейт.

— Но вы оставите у себя картину?

— Да.

Консуэло удовлетворенно кивнула.

— Прекрасно. — Она смяла недокуренную сигарету.

— Мне пора. Мой самолет… Приятно было познакомиться с вами, мисс Деспард. Передайте от меня привет Блэзу.

Наверняка вы с ним увидитесь раньше, чем я.

После ее ухода в комнате остался запах «Джой».

Сердце Кейт было полно смятения. Эта наглая дрянь украла картину у собственной бабушки. И тем самым поставила Кейт в затруднительное положение.

Вероятно, Консуэло полагала, что исчезновение одной небольшой картины останется незамеченным. «Плохо же она знала свою бабку, — подумала Кейт. — Агата Чандлер помнила все — где что лежит или висит и с каких пор. Что же мне делать? Придется сказать ей, что эта картина у меня. Не могу же я торговать краденым — скорее всего, это именно так, что бы там ни говорила эта самоуверенная стерва. Почему я промолчала, не сказала ей, что узнала работу, что знаю, откуда она взялась? Нет, с такими дамами нельзя ссориться, если не хочешь нажить неприятностей. А Герцогиня? Что предприняла бы она, узнав, что эта история с ее внучкой всплыла на поверхность? Господи, почему это должно было со мной случиться именно сейчас?»

Все, чему она научилась за последние месяцы в «Деспардс» — ответственность, честность, конфиденциальность, — все в ней восставало. Она снова склонилась над картиной. Возможно, это копия или, напротив, копия висит там, где раньше был оригинал. Она подошла с картиной к окну. Без всякого сомнения, это оригинал. О чем только думала сестрица Блэза?! А что это за разговоры о ее неприязни к Доминик?.. Что она себе позволяет! Боже мой!

Да ведь она и здесь хотела подставить меня! Эта мысль поразила Кейт. Но потом она вспомнила, что Доминик ни разу не была на ранчо, она представления не имеет о том, что за сокровища там собраны.

Кейт взглянула на часы. В Колорадо сейчас семь утра.

Нужно подождать, пока Герцогиня встанет и приведет себя в порядок, то есть до восьми часов. Тогда можно будет позвонить и все рассказать.

Но тревога не оставляла Кейт. Может быть, следовало сразу отказаться от продажи? Но тогда Консуэло отправилась бы в другой аукционный дом, где никто и никогда не заподозрил бы, что картина украдена. Нет, конечно, как только Герцогиня узнает, она обязательно что-нибудь предпримет. Если бы вдруг эта история стала известна Доминик, она бы сумела обернуть ее в свою пользу. А если Консуэло де Барранка захочет когда-нибудь снова стать клиенткой «Деспардс»… Нет уж, пусть обращается куда хочет, только не сюда. Со вздохом облегчения Кейт подумала, что вряд ли Консуэло когда-нибудь появится у них еще раз. И вряд ли она посмеет оболгать «Деспардс», ведь сама-то она хорошо знает, что пыталась продать то, что ей не принадлежит.

Значит, положение ее безвыходное… Во всяком случае, слава Богу, контракт не подписан, существовала лишь устная договоренность. В противном случае картину уже нельзя было бы снять с аукциона. Кейт сделала пометку в своих бумагах: поговорить с юристом о пересмотре условий имеющего хождение типового контракта…

Зазвонил внутренний телефон. Дороти Бейнбридж, заведующая отделом каталогов, спрашивала, можно ли ей зайти к Кейт. Голос сердитый. Что еще стряслось? Ну и денек выдался!

Дороти Бейнбридж, женщина сорока с небольшим лет, была в «Деспардс» новым человеком. Она была настоящим знатоком в своей области, не замужем, увлечена своей работой. Правда, характер у нее был не из легких, но она готовила отличных специалистов. Сейчас Дороти метала громы и молнии.

— Мисс Деспард, вы знаете, я не люблю зря поднимать шум, — начала она, и это была чистая правда. — Но я решительно возражаю против вмешательства мистера Беллами в работу моего отдела. Он постоянно делает моим работникам какие-то непонятные намеки, позволяет себе унизительные замечания и стремится утвердить собственные идеи и методы. — Она перевела дыхание. — Не скрою, мисс Деспард, я ставлю вопрос так: либо он, либо я!

«Черт подери, — подумала Кейт, — Ролло, ты убьешь меня когда-нибудь!»

— Прошу вас, садитесь, — сказала Кейт как можно мягче. — Мне страшно жаль, что так получилось, и, уверяю вас, я и мысли не могу допустить, что вы можете покинуть «Деспардс». Если мистер Беллами вмешивался в вашу работу, будьте уверены, я поговорю с ним относительно этого.

— Не только в работу моего отдела, — кипела Дороти. — Он сует нос всюду, ссылаясь на ваши распоряжения.

— Таких поручений, — произнесла Кейт твердо, — я ему никогда не давала.

— Вряд ли он согласится с вами. Кажется, он считает, что быть вашим личным ассистентом значит быть вторым лицом в фирме.

— Это тоже неверно.

Дороти слегка смилостивилась:

— Мне кажется, этого не должно быть. Покойный мистер Деспард всегда ценил людей и с полным доверием относился к руководителям отделов.

— Я целиком разделяю его принципы, здесь ничего не изменилось.

От этих слов Дороти явно испытала облегчение.

— Я знаю, что он ваш близкий друг, мисс Деспард, но ведь он просто командует нами.

— Я не давала ему таких поручений, — еще раз повторила Кейт. — Положение мистера Беллами, я бы сказала, несколько неопределенно. Его первая обязанность помогать мне, когда в этом есть необходимость, и все.

Будьте уверены, я поговорю с ним об этом совершенно определенно. Он больше не будет беспокоить вас.

На лице Дороти впервые появилась улыбка.

— Я решила, что лучше всего пойти к вам. Мистер Деспард всегда предпочитал, чтобы все жалобы высказывали ему, и вы, кажется, продолжаете его традицию.

— Я рада, что вы пришли, — сказала Кейт. — Я хочу сказать вам по секрету, что мы начали переговоры с душеприказчиком покойного Джона Рэндольфа Кортланда относительно продажи его дома и всех его коллекций.

И каталог аукциона должен представлять собой нечто особенное…

— Кортланд Парк! Вот это добыча!

— Да, и поэтому надо и нам придумать нечто особенное. Мне известно, как тщательно вы работаете. Я знаю, что каталоги «Деспардс» отвечают самым высоким стандартам.

— Благодарю вас, но это заслуга Джона Картера, который все это придумал. Я просто продолжаю начатое им.

— По-моему, у вас есть и собственный стиль.

Дороти Бейнбридж вспыхнула от удовольствия.

И когда спустя минут пятнадцать она вышла от Кейт, сделав несколько оригинальных предложений, на лице ее играл румянец.

Как только дверь за ней закрылась, Кейт позвонила своей секретарше.

— Сара, найдите мистера Беллами, где бы он ни находился, и скажите, что я хочу видеть его немедленно.

Ролло появился через десять минут.

— Госпожа президент, — с улыбкой поклонился он, — слушаю и повинуюсь.

— Тебе действительно придется повиноваться, Ролло, либо ты здесь не останешься.

Ролло выпрямился, наподобие поднявшей голову кобры, поглядел на Кейт сверху вниз и ухмыльнулся — это была его обычная реакция на любые попытки бунта с ее стороны. Он увидел, что Кейт пылает.

— Мне пришлось сейчас довольно долго успокаивать Дороти Бейнбридж, которая была готова уволиться из-за тебя и из-за того, что ты лезешь в дела ее отдела.

— Кретинка! Носится со своими сотрудниками, будто они совершили открытие мирового значения!

— Она — один из лучших специалистов по составлению каталогов. Она обладает энциклопедическими знаниями по искусству. Предупреждаю тебя, Ролло, если мне придется выбирать между нею и тобой, в «Деспардс» останется она!

Ролло побелел от гнева и недоверия.

— Ты должен быть моим личным ассистентом, Ролло, а не моей личной заботой! У меня есть чем заняться и помимо того, чтобы извиняться за твои ошибки!

— Здесь есть что приводить в порядок — не меньше, чем Гераклу в Авгиевых конюшнях!

— Это только твое мнение!

— Я уже высказывал тебе несколько предложений…

— ..как все переделать, чтобы тебе больше нравилось. Но здесь, Ролло, будет так, как нравится мне.

Глаза Ролло сделались холодными, как лед, а на щеках выступили красные пятна.

— Ну и ну, — с ухмылкой произнес он. — Я вижу, возвышение вскружило тебе голову. Ты всего лишь президент лондонского филиала «Деспардс», а не Маргарет Тэтчер!

— Вот именно, — спокойно ответила Кейт, — и я хочу, чтобы ты об этом не забывал. Здесь отдаю приказы я.

— Я не какой-нибудь наемный служащий!

— В общем-то, тебя никто и не нанимал, — резко возразила Кейт. — Ты не раздумывая решил, что будешь там, где я.

— Тебя довольно долго это устраивало.

— Раньше — да, а теперь нет, — ответила Кейт. — Многое изменилось. Я сама изменилась.

— Еще как! И не в лучшую сторону!

— Ты ведь часто говорил, что мне надо вырасти, а теперь не хочешь примириться с этим.

— Весь твой рост для меня ничего не значит. Ведь это я, Ролло, качал тебя на коленях.

— И до сих пор не можешь или не хочешь понять, что это было давно.

— За несколько месяцев нельзя так измениться!

— Мне пришлось, не было выбора. Нужно было вырасти или выйти из игры, а этого я делать не собираюсь.

— Но меня ждет именно такая перспектива?

— Если ты не расстанешься с мыслью, что ты — моя правая и левая рука и единственный, кто может мне указывать, — тогда верно.

Они не сводили глаз друг с друга.

— Ты неблагодарная дрянь! — процедил сквозь зубы Ролло, лицо его горело гневом.

— Нет, я вовсе не неблагодарна. Я очень многим тебе обязана, но существуют и другие обязательства, по которым мне необходимо платить, и я не позволю тебе разорить меня.

— Я сделал для тебя столько, что тебе никогда не расплатиться!

Кейт рассмеялась.

— Ролло, ты не на сцене. К тому же тебе платят, и весьма неплохо.

— Из всех происшедших с тобой перемен эта самая худшая! — трагически воскликнул Ролло. — Ты стала все мерить на деньги!

— Ха! Давно ли они перестали быть для тебя началом и концом всего? — И Кейт вернулась к прежней теме:

— Послушай, я ведь прошу тебя только о том, чтобы ты не отпугивал людей. Пусть они занимаются своей работой, они прекрасно справлялись с ней, когда нас с тобою здесь не было. Я дала тебе огромные полномочия, я не говорю ни слова о твоих многочасовых обеденных перерывах, я разрешаю тебе в рабочее время бывать там, где тебе хочется. Конечно, ты действительно необходим мне — твои глаза и уши, — но я не могу тратить все свое время на то, чтобы выслушивать сетования и утирать слезы. У тебя острый язык, и ты совсем не умеешь держать его за зубами.

— Тебе, как никому, известно, что я не переношу дураков.

— Тогда постарайся избегать их. Занимайся тем, что у тебя так хорошо выходит. Появляйся то там, то тут, собирай слухи, рассказывай мне, кто что собирается продавать и кому, трать деньги без счета — а ты ведь так и поступаешь, Ролло, — но не ссорься с людьми, которые могут оказаться нужны мне.

Что-то в ее лице, какое-то напряжение в голосе заставили Ролло сменить гнев на милость, и он спросил неожиданно:

— Какие-нибудь неприятности, малышка?

Она облегченно улыбнулась. , — Ты же все понимаешь. И поэтому ты нужен мне.

Да, Ролло, ты прав — неприятности…

И она рассказала ему о Консуэло де Барранка и картине Ремингтона.

— Тот же случай, что со статуэткой. Безусловно.

— Вероятно. Я знаю только, что должна сообщить миссис Чандлер. Понимаешь теперь, каково мне приходится? Не добавляй же мне хлопот.

— Кажется, ты хочешь меня разжалобить? — уколол ее Ролло. Потом фыркнул. — Ох, уж эти лицемерные жалобщицы! Да я гроша не дам за все их отделы и за них самих. Мне и без них есть чем заняться. — С этими словами он величественно вышел из кабинета.

Кейт не могла не рассмеяться. Ролло был совершенно непотопляем — какой бы силы ни была буря. Она взглянула на часы — в Колорадо сейчас половина девятого — и взяла трубку.

Агата молча выслушала ее взволнованный рассказ, затем произнесла:

— Так вот куда она отнесла картину.

— Вы обнаружили пропажу?

— Мне сказали об этом на следующий день после отъезда Консуэло. Обнаружили при уборке.

— Я так и думала, что рано или поздно вы заметите, что картины нет, — сказала Кейт с облегчением в голосе.

— В этом случае довольно рано. Консуэло нужны были деньги, а я не дала ей ничего. Я думаю, она взяла картину назло мне. Теперь ни о чем не беспокойся. Я сумею справиться с собственной внучкой Держи картину у себя, а я придумаю, как ее забрать. Ты все сделала правильно, я в долгу перед тобой.

— Никакого письменного обязательства я не давала, только устно согласилась продать картину.

— Я знаю, что ты лучше соображаешь, чем она, — грубовато похвалила ее старая дама. — Она поставила тебя в трудное положение, Кейт, и мне жаль, что так получилось. Больше ни о чем не беспокойся, слышишь?

Как ты вообще живешь, как идут дела?

— Идут, — ответила Кейт, улыбаясь. — Но чем все кончится, непонятно.

— Победой, разумеется, — ободряюще сказала Агата.

— Герцогиня, вы как глоток воздуха!

— Надеюсь, неотравленного! — Кейт услышала знакомый смешок. — Я еще позвоню. — И раздались частые гудки.

Кейт положила трубку и глубоко вздохнула.

— Да благословит вас Бог, Агата Чандлер, — произнесла она.


Звонок бабки застал Блэза Чандлера в постели с его женой. Доминик с нетерпением и обидой дожидалась окончания разговора, да и сам Блэз не был особенно расположен к разговору.

— Консуэло стащила картину Ремингтона, потому что я не дала ей, как она просила, кругленькую сумму в счет наследства. Она привезла картину в Лондон и предложила ее продать Кейт Деспард, а та, узнав картину, позвонила мне, чтобы уточнить. Я хочу, чтобы ты забрал у нее картину.

— Сию минуту? — усмехнулся Блэз.

— Нет, но не тяни долго. Я обещала ей, что кого-нибудь пришлю.

— И, конечно, этим «кем-нибудь» должен быть я?

— Это дело семейное. Мне не хочется, чтобы о нем стало известно. К тому же, — теперь была очередь старой дамы иронизировать, — Консуэло твоя сестра.

— Я возьму, как только смогу, — пообещал он, понимая, что сможет не так уж скоро.

— Прекрасно, мой Мальчуган, — одобрила его Герцогиня.

«В том и беда, — мрачно подумал Блэз, кладя трубку, — что ты не воспринимаешь меня иначе…»

— Твоя бабка-индианка? — спросила Доминик, когда Блэз повернулся к ней — Мне начинает казаться, что она следит за нами.

— Ей приятно знать, что я в любой момент в ее распоряжении.

Доминик провела тонким пальчиком с ярко-красным ногтем по его бронзовой шее.

— Это может показаться обидным, — заметила она. — Ты готов делать для нее то, что должен бы делать только для меня.

— Ей восемьдесят пять лет.

— И еще она очень, очень богата? — промурлыкала Доминик.

Блэз посмотрел на нее, и, как всегда, она отвела взгляд — так бывало только с ним.

«В самом деле, — подумала она, сердясь на саму себя, — как это я позволяю ему? Что в нем такого, что я веду себя, как течная сука? Он, конечно, хорош в постели, но у меня бывали и получше». Наверное, все дело в его силе, проникавшей в каждую клеточку ее тела. Сначала эта сила тяготила ее и раздражала, но вскоре стала доставлять удовольствие, без которого Доминик уже не могла обойтись. Пробыв некоторое время в разлуке с Блэзом, Доминик начинала чувствовать эту жажду, жар, от которого мог спасти только он. Это не было любовью. Она никогда в жизни никого не любила. Но он сделался привычкой, он был единственным, с кем ей не хотелось расстаться.

Возможно, потому, считала она, что он нисколько не заблуждался на ее счет. Других мужчин можно было обольстить, покорить, обвести вокруг пальца, но Блэз всегда оставался при своих убеждениях.

— Что же случилось на этот раз? — Ее руки ловко и умело гладили его тело, где нужно — легко, а где нужно — нажатием пробуждая удовольствие, граничащее с болью, ноготки вонзались, вызывая прерывистое дыхание, язык ласкал, а острые зубки покусывали разгоряченную кожу.

— Ничего особенного, — ответил Блэз невнятно, ощущая только, что она делает с ним.

— Позвонить тебе сейчас — это ничего особенного?

— Ведь она знает только, где я, а не чем занят, — прошептал он, переводя дыхание.

— Что она хочет от тебя в этот раз?

— Выяснить очередное недоразумение, как всегда.

— Ах ты мой бедный дикарь. Не могу решить: то ли она думает, что ты в состоянии выполнить все, о чем она ни попросит, то ли ей кажется, что ты все еще маленький мальчик, которого она взялась опекать много лет назад…

— И то, и другое, — ответил Блэз хрипло.

Ей хотелось продолжить расспросы, но он прошептал со стоном:

— Не останавливайся…

И Доминик решила подождать, потом Блэз, возможно, скорее расскажет ей, в чем дело. Ей хотелось сделать его совсем податливым.

— Скажи… — промурлыкала она, прижимаясь щекой к его груди, ощущая неровное дыхание, — ты виделся с этой Деспард со времени приезда?

— Вчера.

— Она что-нибудь говорила о том, как идут дела?

— Только, что все — я цитирую — очень хорошо.

— Понимаю, она имеет в виду продажу Кортланд Парка со всем его содержимым — если он ей достанется.

Я знаю человека, который будет решать этот вопрос. Она совсем не в его вкусе.

— А ты?

Улыбка Доминик была и дразнящей, и серьезной.

— Я — да.

— Тогда почему он не обратился к тебе?

— Нью-йоркский «Деспардс», к сожалению, нельзя принимать в расчет. Но через несколько лет, уверяю тебя, это было бы первое, что пришло ему в голову.

— Хотелось бы мне быть так же в этом уверенным, — заметил Блэз.

— Где же я тогда, по-твоему, буду?

— Но пока ты еще здесь… — Одно быстрое движение, и она оказалась под ним, в его власти, но и не думала протестовать. Ее глаза блеснули.

— Как, опять? — деловито прошептала она, а ее пальчики легко побежали по его телу. — В самом деле… — Она вздохнула, обвиваясь вокруг него. — Но в последний раз. Завтра рано утром я лечу в Париж.