"Наследницы" - читать интересную книгу автора (Кауи Вера)Глава 20Кейт проспала восемнадцать часов, а проснувшись, удивилась, обнаружив, что лежит в постели. Она не помнила ничего, кроме того, что присела на минутку подумать… Отбросив в сторону одеяло, она собиралась встать, как вдруг дверь отворилась и вошла Шарлотта. — Привет, — улыбнулась она, — тебе стало получше? — Что ты здесь делаешь? — Это длинная история. Давай-ка я принесу тебе чаю, а тогда уже все объясню. Позже, сидя у кровати Кейт тоже с чашкою в руке, Шарлотта закончила свой рассказ словами: — Меня просто потянуло сюда. Время от времени у меня появляются подобные необъяснимые желания, и я следую им Когда я пришла, ты сидела здесь и была похожа на зомби. Шарлотта заметила, как потемнели золотистые глаза Кейт; взгляд девушки, казалось, был обращен внутрь себя. — Кстати, звонил Блэз Чандлер. Кейт вскинула голову. Глаза ее вновь искрились светом, сияя, как топазы. — Он беспокоился, потому что ты не заехала, как обещала. Бледные щеки Кейт порозовели. — Я просила передать ему, что буду там сегодня… Под ясным взглядом Шарлотты румянец Кент заполыхал сильнее. — Так, значит, вот почему он рисковал ради тебя жизнью… Кейт уткнулась носом в чашку. — Ты понимаешь, кому бросила вызов? — Да. — Он потрясающе привлекателен, Кейт, и, откровенно говоря, не тот, кто, на мой взгляд . — Подходит мне? — Она вздохнула, покачала в раздумье головой. — На мой взгляд, тоже. — И продолжала: — Произошла странная вещь, Шарлотта… Каким облегчением была возможность рассказать все кому-нибудь! Это помогло самой Кейт лучше разобраться в случившемся. Шарлотта покачала головой. — С ума сошла… Эта Доминик просто сумасшедшая. Знаешь, это вполне вероятно. В мире полно людей, казалось бы, совершенно здоровых, а в сущности, безумных. — Скорее всего, она обезумела от ненависти. — Как только она обнаружит, что область вашего соперничества расширилась, берегись, Кейт. — Я боюсь этого. — Одно здесь ясно. Блэз Чандлер не будет созывать пресс-конференцию, чтобы рассказать всю правду о случившемся. Он знает свою жену лучше, чем кто-либо другой, и представляет себе, на что она способна. Если он испытывает к тебе какие-то чувства, его первым желанием будет защитить тебя. Но тебе самой надо быть осторожной, очень осторожной. — Знаешь, Шарлотта, больше всего меня потрясает даже не это, — задумчиво сказала Кейт, — а то, что Доминик хладнокровно готова была уничтожить бесценные произведения искусства ради своих целей… Я не говорю об их аукционной цене, я имею в виду произведения творческого гения. И при этом она хочет заполучить «Деспардс». Как же совместить это? Я не понимаю ее. Чего она добивается?! — Власти, положения, быть может? Хотя она и сейчас миссис Блэз Чандлер. — Она, очевидно, считает это не самым важным, и, если на то пошло, в этом я с ней согласна. Я бы тоже совсем не хотела быть известной лишь как чья-то жена. Я сама тоже что-то значу, я знаю себе цену, я заслуживаю большего Кроме того, Блэз не против того, что всему миру она известна именно как Доминик дю Вивье. Единственно, кто называет ее «миссис Чандлер», — это Бенни Фон. Все остальные так обращаются только к Герцогине. — Я понимаю Знаешь, давай сейчас не будем вникать во все это. Должно быть, все дело в деньгах, которые для нее олицетворяют власть Как и для многих других. — Но решиться пожертвовать шедеврами, бесценным наследием… — Вот в этом-то и разница между вами. Ты занимаешься своим делом, потому что любишь его, а она — потому, что оно приносит ей то, что ей нужно — Я должна остановить ее, — сказала Кейт. — Каким образом? — С помощью магнитофонной записи. — Это дело Блэза. — Нет, это мое дело. Ее удар был направлен против меня. — Именно поэтому Блэз и установил подслушивающую аппаратуру у нее в квартире. Он уже оберегает тебя. — Ну конечно, я все расскажу ему — но не раньше, чем доведу дело до конца. — Ты думаешь, это разумный шаг? — Думаю, что целесообразный. — Кейт говорила обдуманно, решительно. — Сначала я должна ее победить. Доказать, что я достойная преемница своего отца. Аукцион Кортланд Парка решит дело. Я никогда не смогу простить ей этого эгоизма и безумной решимости уничтожить великие произведения ради своих целей. И потому я собираюсь взвинтить цены так, что она опомниться не сможет. А потом, когда всем станет ясно, что я победила, я пригрожу ей магнитофонной лентой. Если она сделает хоть один неверный шаг в течение ближайших двух месяцев, я разоблачу ее безо всяких колебаний. — Она сотрет тебя в порошок. — Шарлотту не покидали сомнения. — Не выйдет. Тогда у нее не будет ни малейшей надежды выиграть. Доминик страшно самоуверенна, ей не приходит в голову, что она не сумеет победить меня, даже если будет играть по правилам. Кроме того, я предложу ей сделку. Если она будет бороться честно и победит меня, то я отдаю ей запись. А в случае моей победы пленка остается у меня, и я пушу ее в ход, если Доминик будет продолжать мешать мне. — Говорить легко. Доминик ни в чем нельзя доверять. — Но ведь у меня на руках будет пленка. — Тебе же известен ее способ добиваться права на проведение аукционов… — Но я-то добиваюсь этого честно и собираюсь продолжать так же. — А как Блэз? — Я не хочу ему говорить, пока все не кончится. Мне И нужно всего восемь дней — до конца аукциона. — А если Бенни Фон сам все захочет рассказать Блэзу, как и собирался с самого начала? — Да, но ведь Блэз в больнице. — Ну, врачи же не станут держать его там вечно. — Нет, конечно, но, может быть, ему захочется остаться в Сассексе из-за меня… Шарлотта посмотрела на девушку с восхищением. — Теперь я понимаю, что он нашел в тебе. — Если говорить честно, — сказала она смущенно, — я сама не знаю… я хочу сказать, не понимаю, что он нашел во мне. После Доминик… — Это не было браком, Кейт. Насколько я знаю, а я знаю, что по этому поводу говорят, они жили каждый своей жизнью. Ее красота, ее внешность приводят в восторг, но ее сущность… — Шарлотта задумалась. — Ее можно было бы назвать Мессалиной — такая же красивая, безудержная и коварная. Кроме того, именно из-за тебя Блэз рисковал жизнью. — Да, он вернулся за мной… Это было потрясающе. Он так смотрел на меня… А когда он поцеловал меня… Глаза Кейт закрылись, и Шарлотта увидела, как девушка прерывисто вздохнула. Шарлотта попыталась вернуть Кейт к реальности: — Тебе нужны силы для предстоящих сражений, поэтому я предлагаю поужинать пораньше и лечь спать. Скоро придет наш доктор — он уже заходил, когда ты спала, — посмотрим, что он скажет тебе. Внезапно Кейт широко открыла глаза. — Магнитофонная запись! — произнесла она сдавленным голосом. — Ее должны были доставить сегодня. О Боже мой! Я обещала быть в «Деспардс» и совершенно забыла… — Ну, ведь нетрудно выяснить, принесли ее или нет… Сейчас половина седьмого. Позвони и спроси, я думаю, Пенни еще не ушла. По внутреннему телефону, который связывал ее квартиру со всеми отделами «Деспардс», Кейт позвонила в кабинет своей секретарши. — Мисс Деспард! — в голосе Пенни слышалось облегчение. — Как вы? Меня целый день спрашивают о вас… Пока Кейт спала, Шарлотта спустилась вниз предупредить, что Кейт рекомендован отдых и что ее не будет на работе весь день. — Гораздо лучше, спасибо, Пенни. Мне только нужен покой и небольшой отдых. — Все только и говорят о пожаре. Мы все просто потрясены, что удалось так много спасти. То, что могло обернуться несчастьем, превратилось благодаря вам в триумф. — Не только благодаря мне, — возразила Кейт. — Скажи, Пенни, сегодня должны были принести посылку. Ее не приносили? — Как же, приносили. Сегодня после обеда приходил один джентльмен по поручению мистера Фона. Я сказала ему, что вы нездоровы и отдыхаете дома, а он ответил, что все понимает и что, если это удобно, придет снова в понедельник в одиннадцать. — Чудесно, Пенни, — вздохнула с облегчением Кейт. — В понедельник я буду, как обычно, на месте. — Вы уверены, что будете в состоянии? — озабоченно спросила ее секретарша. — Совершенно уверена. Увидимся в понедельник. До свидания. — Кейт положила трубку и откинулась на подушки со вздохом облегчения. — Он придет в понедельник. Конечно, можно было бы догадаться, что Бенни все предусмотрит. — Хорошо, значит, все в порядке. Как ты отнесешься к моему омлету с грибами? — С восторгом, — последовал ответ. Доктор нашел, что состояние Кейт вполне удовлетворительное. — Значит, я могу вернуться к работе? — Только если пообещаете не переутомляться. — Да, конечно, обещаю, — клялась Кейт. — Через несколько дней у меня самый важный аукцион, и я должна быть в хорошей форме. У Кейт отлегло от сердца, и следующие десять часов она проспала крепким, без сновидений, сном. А воскресенье провела вместе с Шарлоттой, отдыхая и просматривая новости в газетах. В понедельник утром, в половине десятого, она уже была на своем рабочем месте. Час или больше ушел на поздравления и расспросы, выяснение подробностей пожара. Кейт поняла, что так может пропасть целый день, и быстро созвала собрание, на котором поблагодарила сотрудников за добрые пожелания и объявила им, что аукцион состоится в назначенное время. Известие было встречено аплодисментами и приветственными возгласами. Кто-то выкрикнул: «Вперед, „Деспардс“!», что вызвало всеобщий смех и новые аплодисменты. Кейт вернулась к себе в кабинет около одиннадцати, и вскоре Пенни сообщила ей, что пришел мистер Бенджамин. Он галантно пожал ей руку, сочувственно осведомился о здоровье, высказал несколько замечаний относительно последних событий и затем, без каких бы то ни было вступлений, набрал нужные цифры на замках своего «дипломата», открыл его и вытащил небольшой плоский сверточек. — С наилучшими пожеланиями от мистера Бенсона Фона. — Благодарю вас, — Кейт бережно приняла сверточек. — И, пожалуйста, передайте мою благодарность мистеру Фону и скажите ему, что все будет передано по назначению, как мы и договаривались. Мистер Бенджамин поклонился. — С удовольствием. Еще поклон, и посланец Бенни вышел из кабинета. Кейт вернулась к своему столу и нажала кнопку звонка. — Пожалуйста, Пенни, не соединяйте меня ни с кем, никаких посетителей. Я дам вам знать, когда освобожусь. — Хорошо, мисс Деспард. Кейт достала пленку, вставила ее в свой «Грюндиг» и нажала кнопку. Голос Доминик можно было узнать безошибочно. Хрипловатый, полный чувственности и неги — это, несомненно, был ее голос, к тому же легкий очаровательный акцент нельзя было спутать ни с каким другим. Вкрадчивый голос мужчины был незнаком Кейт. Но суть разговора она уловила сразу. Кейт сидела и слушала, как ее сводная сестрица обещала услуги «Деспардс» в перевозке наркотиков в обмен на уничтожение Кортланд Парка и хранящихся в нем коллекций. Кейт сидела неподвижно, словно окаменев. Запись кончилась, и Кейт нажала клавишу. Кейт вынула пленку из магнитофона и заперла ее в своем личном сейфе. Сегодня вечером, когда в здании никого, кроме ночных сторожей, не останется, она сделает копию записи. Доминик не стоит показывать оригинал. От нее всего можно ожидать, так что рисковать больше не стоит. Покончив с этим, Кейт занялась неотложными делами. Во вторник Блэзу наложили постоянную гипсовую повязку, и он смог передвигаться с помощью легких костылей. Через два дня он должен был появиться в больнице снова, чтобы снять швы с раны на голове, но поскольку он не собирался уезжать из Сассекса, во всяком случае, пока не пройдет аукцион, то никаких сложностей это не представляло. Агата Чандлер приехала за ним на своем «линкольне», и они покинули больницу, сопровождаемые добрыми пожеланиями целой толпы молоденьких медсестер, которые с искренним сожалением расставались и с Блэзом, и с его экстравагантной бабкой, сумевшей внести оживление в жизнь тихой маленькой больницы. «Наконец-то, — подумал Блэз, очутившись в собственном номере в „Пинк Тэтч“, — у меня есть телефон». Бабушка сказала ему, что никаких сообщений не было, и это, с одной стороны, означало, что все идет хорошо, но, с другой, вселяло тревогу за Кейт. Блэз уселся поудобнее в кресле у окна с телефоном в руке, собираясь сделать ряд звонков. «Возможно, — подумал он с надеждой, — Кейт сегодня приедет». От Шарлотты, которая звонила ему накануне, Блэз знал, что Кейт поправилась и приступила к делам. — Насколько я знаю, она собиралась поехать в Сассекс в среду, — сказала ему Шарлотта. — Скажите, Шарлотта, ведь Кейт обо всем рассказала вам, да? — вдруг по наитию спросил Блэз. — Ей нужно было с кем-нибудь поделиться… Не только пожар выбил ее из колеи, мистер Чандлер. Кейт очень эмоциональна, как вы знаете, и сейчас у нее сложный период. Все, как нарочно, обратилось против нее. И я бы не хотела, чтобы она сейчас столкнулась с чем-нибудь, что могло бы ухудшить ее состояние. Это был намек на непростую ситуацию, в которую невольно вовлекались все трое: и Блэз, и Кейт, и Доминик. Кейт, с ее безупречной честностью, не могла не испытать неловкость по отношению к Доминик. Пусть она и продемонстрировала, что не остановится ни перед чем, но узнай Доминик что-то о своем муже и о Кейт, она стала бы еще более опасной. — Я не дам Кейт в обиду, — сказал он таким тоном, что Шарлотта сразу успокоилась. Она только добавила: — Ведь Кейт беспокоится не о себе, мистер Чандлер. — Конечно. Она никогда не беспокоится о себе. — Он минуту помолчал, затем продолжил: — Хорошо, пусть Кейт сама решает, когда ей появиться у меня. Важно, что она хочет это сделать. «Вот вы какой, Блэз Чандлер, — мудрый и терпеливый», — подумала Шарлотта удивленно. Теперь, глядя в окно на живописный сад позади гостиницы с большим прудом, в котором плавали лебеди и утки, Блэз думал: «Если терпение добродетель, то я превращаюсь в какого-то Святого Блэза Многострадального. Он со вздохом потянулся к своим бумагам, разложенным на столе. Работа, что ни говори, лучшее успокоительное. Но тут кто-то постучал в дверь. — Открыто, — крикнул он, и вошла Кейт Бумаги выпали у него из рук. Блэз схватил костыли, с трудом поднялся на ноги. — Кейт! От его улыбки, его взгляда ноги Кейт сделались ватными, она неловко шагнула вперед, прямо в его широко раскрытые объятия. — Это был сюрприз, — произнесла она дрожащим голосом. — Мисс Вейл сказала, что ты не приедешь раньше завтрашнего дня. А, понимаю… Наверное, Герцогиня тоже участвовала в заговоре? — Я хотела знать наверняка, что все в порядке. — Она только что была здесь и вернется не раньше вечера. — Я знаю, — честно призналась Кейт. Он ликующе рассмеялся и чуть ослабил объятия, чтобы получше рассмотреть ее. — Все еще больно смотреть, — сказал он голосом, заставившим ее затрепетать. Ее пальцы легко тронули повязку на голове. — А здесь больно? — Когда касаешься ты, нет. Его губы были теплыми, мягкими, родными. Он взял в ладони лицо Кейт и заглянул в ее золотистые глаза. — Это все всерьез. Понимаешь, Кейт? — Я знаю. — Для меня это совершенная неожиданность, но меньше всего хотелось бы повернуть все вспять. — Я знаю, — нежно, словно утешая ребенка, произнесла Кейт. Она целовала его щеки, нос, снова губы. Она целовала его снова и снова. Она очень волновалась перед новой встречей, а решилась на нее, чувствуя, что желание увидеть Блэза становится нестерпимым. Предыдущую ночь Кейт провела без сна, выспавшись накануне, и была не в силах не думать о Блэзе. Шарлотта рассказала Кейт о разговоре с Блэзом. Конечно, Блэз не даст ее в обиду, но разве сама она не делает ему больно? Он же ждет ее, надеется на встречу? Если путь свободен, нужно ехать. Кейт позвонила Агате, боясь передумать, и, узнав, что Доминик не будет у Блэза, решила ехать немедленно. — Давно пора, — весело ответила старуха. — Мальчуган похож на ревущего от страсти молодого бычка. Я вижу, что-то произошло, и догадываюсь, что именно. Ему никогда не удавалось обмануть меня. — Я не могу остаться надолго, — сказала Кейт Блэзу. — Спасибо и за это. Он сжал ее в объятиях и, осторожно опустившись в кресло, посадил себе на колени. — Но ведь твоя нога… — Тут еще кое-что есть. — Да, я знаю, — не подумав, сказала Кейт. Брови Блэза полезли вверх. — Что ты знаешь? Блэз с улыбкой смотрел, как лицо Кейт, сейчас еще покрытое синяками, медленно заливается краской. Его трогало ее смущение, робость, удивительно уживавшиеся в ней с твердостью и силой. — Знаешь, тогда в Колорадо, — сказала Кейт, не отводя взгляда от треугольного выреза джемпера Блэза, — я спустилась ночью поплавать. А ты уже был в бассейне. — Я не видел тебя. — Я спряталась… — Прекрасно, во всяком случае, ты знаешь, что тебе досталось. — Все это просто какое-то чудо, я никогда не думала, что так получится… Герцогиня дала им полчаса. Ей слышен был шепот, прерывавшийся то и дело долгим молчанием, и вот, производя как можно больше шума, ударив в дверь колесами своего кресла и упрекнув Минни, что та не смотрит, куда идет, она наконец появилась в дверях. К этому времени Кейт стояла у окна, приглаживая волосы, лицо ее горело, глаза сияли. Блэз сидел в кресле и был похож на человека, которому только что вручили целый мир и взамен забрали душу. «Благодарение Богу», — произнесла про себя Агата Чандлер. Многие годы вся ее любовь была отдана внуку, и ей больно было видеть его удрученным. Сейчас перед ней был ее прежний Блэз. Кейт сделала несколько шагов и очутилась в объятиях Герцогини. — Дай-ка мне рассмотреть тебя хорошенько, — говорила Агата, с нежностью глядя на девушку. Она прищелкнула языком при виде синяков и ссадин на лице Кейт. — Можно подумать, каждый из вас хочет перещеголять другого, — заметила она, покачав головой, и обратилась к Минни: — Сходи посмотри, готово ли шампанское, которое я заказывала. И особый ленч. — Не рановато ли праздновать, Герцогиня? — поддразнил ее Блэз. — Хоть я уже слаба зрением, но вижу, что у тебя нет повода противиться этому. Старая дама улыбалась им, ее улыбка сияла ярче бриллиантов с изумрудами, которые она сегодня надела. — Ах, Герцогиня, это замечательно — увидеть вас вновь, — с чувством сказала Кейт. — Я тоже рада, — последовал сердечный ответ. — Ну а теперь я хочу услышать все об этом твоем аукционе. Похоже, все кругом только о нем и говорят. — Но Блэз сказал, что вы придете вместе. — Непременно. Я хочу посмотреть, как ты утрешь ей нос. Ведь ты это и собираешься сделать? — Я собираюсь побить ее по всем статьям, — горячо ответила Кейт. А Герцогиня узнала все, что хотела узнать, наблюдая, как Кейт то и дело с улыбкой поворачивается к Блэзу, как он не выпускает из рук ее руки. Герцогине передалась их радость. «На этот раз все верно», — сказала она себе. На этот раз не то, что он не может с собой справиться, он сам хочет этого. Кейт, согретая любовью, расцвела, словно цветок в лучах солнца. Но в тот момент, когда Герцогиня спросила ее о Ролло, радость ее потухла. — Я не видела его уже неделю, — созналась она. — Ну что ж, там много времени не надо, только поглядеть на него. А он и знать не будет, была ты или нет. — Даже если так, — сказала она озабоченно, — мне надо навестить его. Я, пожалуй, заеду к нему завтра. — Если он очнется, тебе будет что ему рассказать. Кейт рассмеялась. — Может быть, и он мне тоже кое-что скажет! — Будем надеяться, — заметил Блэз таким тоном, что Кейт быстро взглянула на него. И тогда Кейт, повинуясь импульсу, изменила прежнее решение. — У нас появились некоторые сложности, — сказала она вдруг. Блэз мгновенно уловил изменения в ее голосе. — Рассказывай, — властно произнес он. И Кейт рассказала ему о звонке Бенни и о магнитофонной пленке. К тому времени, как Кейт кончила говорить, лицо Блэза напоминало маску, и это, как она знала теперь, означало, что он пытается справиться со своими эмоциями. Герцогиня же была так потрясена, что не могла сказать ни слова, лишь недоверчиво качала головой. Пока Кейт рассказывала, Блэзу казалось, что он ощущает присутствие жены: холод и зло. Это разоблачение стало лишь подтверждением его собственных предчувствий. В последние несколько дней он чувствовал себя возродившимся, ожившим, освободившимся от плен а Доминик. Вдыхая свежий воздух вместо ее одуряющих ароматов, почти болезненно воспринимая другие ощущения, он знал, что обязан этим Кейт. Хотя Блэз и подозревал, что Доминик связана с происшествием в Кортланд Парке, рассказ Кейт оглушил его, раздавил, уничтожил. Блэз так глубоко ушел в свои мысли, что очнулся только от прикосновения руки Кейт. Она с сожалением смотрела на него. — Мне не нужно было говорить. Но я не могла больше таить это в себе, скрывать от тебя… — Нет-нет, ты все сделала правильно. На самом деле мне приходило в голову нечто подобное. — Он помедлил, подбирая нужные слова. — Это было всего лишь смутное ощущение. Доминик выглядела успокоенной, просто лоснилась от удовольствия, как бывало всегда, когда она получала то, что хотела. Нет, она не сделала ни одного неверного шага, не сказала ни одного неверного слова… — Совсем как мой отец, — тихонько перебила его Агата. — Его тоже нельзя было обмануть. Это индейская кровь сказывается, — удовлетворенно сообщила она Кейт, как если бы этим можно было все объяснить. — Да, — сказала Кейт с облегчением, хотя мало что поняла. — Во всяком случае, я должна победить Доминик, победить открыто. Потом, когда я докажу не только ей, но и всем остальным, что я честно веду дела и достойна быть во главе всего «Деспардс», я пойду даже на то, чтобы шантажировать ее, если только это сможет остановить ее в противозаконных делах до конца года. Герцогиня с сомнением покачивала головой, а Блэз мягко сказал: — Она никогда не поверит тебе, любовь моя. Подумай сама, Кейт. В Гонконге тебя не знают, у тебя нет там никаких связей. Каким же образом тебе удалось установить такую сложную подслушивающую аппаратуру в ее комнате? Без ее ведома? И, главное, почему ты? — Блэз покачал головой. — Доминик сразу поймет, что тебе кто-то помог и что этот «кто-то» — я. Она поймет, что тебе это не могло бы прийти в голову, а мне могло… — Я об этом не подумала, — призналась Кейт. — Шантажировать не в твоем стиле, — решительно возразила Герцогиня. — Кейт права, она должна победить Доминик на аукционе, — задумчиво сказал Блэз. — Она не может сделать ничего другого, кроме как работать не покладая рук, чтобы вырваться вперед. А если запись будет у меня… — Или у меня, — сказала Герцогиня. Она сжала ручку своего кресла. — Да, это пойдет. Она знает, что я ее терпеть не могу и сделаю все, чтобы она свое получила. — Глаза старой женщины загорелись. — А она не раз подумает, прежде чем пойти против меня. — Вот этого я и не хотела, — запротестовала Кейт. — Я вас впутала, а ведь она метила в меня. — Мы все впутаны в это, — перебила ее Агата. — Мальчуган из-за тебя, я из-за него. Она не станет долго сомневаться в том, что я могла наставить «жучков» у нее в квартире, потому что знает, что я никогда ей не доверяла. Она поверит, когда я пригрожу ей разоблачением. У меня есть для этого способы, а денег больше, чем она может сосчитать. Что она уважает, так это силу. Кроме того, ей известно, что я на твоей стороне. Ведь я сделала музей по твоему совету, верно? И наша Корпорация помогла тебе в Гонконге, она об этом прекрасно знает. Она знает и о моей подозрительности. Нет, — решительным тоном закончила она. — Ты делай то, что должна, девочка. Давай проводи аукцион и старайся вырваться вперед. А я сделаю все остальное. Так что она оставит тебя и Мальчугана в покое. — Ты думаешь? — с иронией спросил Блэз. Агата нахмурилась. — Ну, тебя, может быть, и нет… такие, как она, всегда хотят вернуть, что имели. Но она знает, чего от тебя можно ждать, и станет осторожнее. — Мне нравится эта идея, — сказал он. — Как ты и сказала, единственное, что она уважает, — это силу, и она крепко подумает, прежде чем пойдет против тебя. — Ну, — она повернулась к Кейт. — Я знаю, что этот твой аукцион позволит тебе обогнать ее, я хочу знать, насколько. — Я могу показать тебе последние цифры, — сказал Блэз. — И мы можем дать им возможность просочиться куда следует. Новости, если их сообщить кому следует, распространяются быстро. — И появляются в печати, — с лукавым видом ввернула Герцогиня. — Я владею не одной газетой и несколькими журналами. А еще есть один журналист, который мне кое-чем обязан… Мы сыграем с ней в ее собственную игру. Но Доминик ухитрилась нанести Кейт еще один удар. Кейт вернулась в Лондон с ощущением, что ее несдержанность в этот раз оказалась уместной. Они с Блэром и Герцогиней обсудили тактику; она свозила их обоих в Кортланд Парк посмотреть, как подвигается подготовка к аукциону; Блэз подбил последние итоги, из которых следовало, что они с Доминик идут вровень, но, по расчетам Кейт, исходные цены Парка могут достичь — и достигнут, уверенно сказала Кейт, — более десяти миллионов фунтов. Что означало, что Доминик должна провести какой-то потрясающий аукцион в ближайшие два месяца. Кейт ощущала полную готовность к борьбе и предчувствие победы. Но за три дня до начала аукциона к ней подошел Найджел Марш с каменным лицом и сказал: — Мне думается, вам следует знать, Кейт, что не только в «Деспардс», но и в светских кругах, и среди наших потенциальных клиентов распространяются невероятно оскорбительные слухи. — Относительно чего? — Пожара в Кортланд Парке. Будто бы поджог устроили вы сами. Будто бы вы предприняли столько предосторожностей и собрали там столько людей, чтобы иметь возможность лично спасти коллекции, будто бы пожар самым подходящим образом начался в задней части дома, чтобы дать время и возможность разыграть «чудесное» спасение. Лицо Кейт побелело. — Как? — Именно так. Такие слухи могут свести на нет все наши усилия и предрешить провал предстоящего аукциона. — Значит, их следует немедленно прекратить. — Я разговаривал с Джейн Боумен, известной журналисткой, специализирующейся по искусству, и объяснил ей, что слухи не имеют под собой ни малейшего основания. Я даже сказал, если слухи будут продолжаться, мы возбудим судебное дело о привлечении за клевету. Она обещала напечатать это в завтрашней публикации. Но одной заметки недостаточно. Нам нужно довести до сведения всех и как можно скорее, что все это подлая ложь, и, если возможно, обнародовать настоящую причину его возникновения. Зазвонил телефон, Кейт сняла трубку. — Вы уже слышали? — произнес Николас Чивли. — Только что. — Это все чепуха, конечно, я так всем и говорю. — Мне нужны результаты экспертизы представителей страховых компаний. Я собираюсь выступить с публичным заявлением, если у меня будут эти сведения. — Я уже пробовал, Кейт. Это первое, что мне пришло в голову, но страховщики говорят, что экспертиза еще не полная. При таких разрушениях это занимает довольно много времени. Они и сейчас там… — Они не вылезают оттуда целыми днями! Отчаяние в голосе Кейт заставило Николаса пообещать: — Я сейчас же отправлюсь к ним снова. — Это вопрос жизни и смерти, Николас. Либо слухи прекратятся, либо вместо аукциона состоятся мои похороны, а следом и ваши, поскольку вы занимались страховкой дома. — Я еду немедленно. — Хорошо. — Кейт положила трубку и обернулась к Найджелу. — Я хочу созвать пресс-конференцию — сейчас же! На кой черт мы держим отдел по связям с общественностью? Почему они до сих пор ничего не сделали? — Сначала казалось, что слухи вот-вот утихнут… но они неожиданно стали набирать силу. — И ведь мы знаем почему, правда? Даже знаем, от кого они идут. Ах, эта стерва! Эта сволочь! — Я сейчас же поговорю с Биллом Сондерсом, — торопливо пообещал Найджел. Ему еще не приходилось видеть Кейт в такой ярости. Она вся пылала, под стать своим волосам. Опровержение Кейт появилось в тот же день в вечернем выпуске «Стандард»: — (ГЕРОИНЯ КОРТЛАНД ПАРКА ОПРОВЕРГАЕТ СЛУХИ». ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА РЕПУТАЦИЮ И ЧЕСТЬ НЕ ТОЛЬКО МОЮ, НО И АУКЦИОННОГО ДОМА, ИМЕЮЩЕГО БЕЗУПРЕЧНУЮ РЕПУТАЦИЮ. Я ПОДАМ ДЕЛО В СУД, — ЗАЯВЛЯЕТ НАСЛЕДНИЦА «ДЕСПАРДС». Ее заявление сводилось к тому, что в циркулирующих слухах, будто бы пожар, разрушивший Кортланд Парк, где чуть было не погибли произведения искусства ценою в миллионы фунтов, был подстроен в рекламных целях, нет ни капли истины». Примерно то же прозвучало в шестичасовом выпуске новостей. Сидя за своим рабочим столом, Кейт говорила прямо в камеру, горячо и возмущенно. Она не скрывала ни своего гнева, ни обиды. — Я руковожу аукционным домом, и у меня есть репутация, которую я не могу ронять. Кортланд Парк — всего лишь один из аукционов. Не глупо ли было рисковать всеми возможными аукционами ради одного этого? Более того, неужели я стала бы рисковать жизнью людей ради рекламы? — Затем она рассказала, что собиралась купить Кортланд Парк. — Я предложила это поверенным покойного мистера Кортланда. Мне хотелось, чтобы у «Деспардс» было подходящее место для следующих аукционов. Я уже вложила изрядное количество денег в ремонт дома. Никто в здравом рассудке не поджигает после этого дома! Наблюдая за выступлением Кейт, Агата Чандлер кивала головой. — Покажи им, девочка, — подбадривала она. Кейт позвонила сама, она хотела знать мнение Блэза. — Как тебе кажется, это звучало убедительно? — с беспокойством спросила она. — На мой взгляд, да. Ты здорово сказала все это. И хорошо, что не стала никого обвинять. Оставь это мне. На следующий день, открыв газету, Кейт увидела заявление, сделанное мистером Блэзом Чандлером. В нем совершенно недвусмысленно утверждалось, что слухи пущены «людьми, которые во что бы то ни стало хотят препятствовать проведению аукциона», и полностью отрицалась какая-либо связь происшедшего с мисс Деспард или с ним самим. Как он и ожидал, Доминик пришла в бешенство. — Как ты мог написать такое про меня! — кричала она. — Я не называл ничьих имен. — Тебе и не надо было. Всем понятно, в кого ты метишь. — Тогда тебе прежде всего не следовало затевать эту историю со слухами. — У тебя нет доказательств, что это я. — Они мне не нужны. На всем видны следы твоих коготочков. — А, все ясно… ты клялся в преданности, так как же с этим? — Ну, скажем, все, что я испытывал к тебе, пропало. Доминик перевела дыхание, потом прошипела: — Так значит, твоя хваленая беспристрастность оказалась поддельной? — Думаю, что ты лучше многих знаешь о подделках, лживости, двуличии и двойной игре. Доминик ощутила силу черных глаз и почувствовала, что между ней и Блэзом возникла стена, которую уже не преодолеть. И она вдруг услышала: — Ты с самого начала играла нечестно по отношению к Кейт Деспард. А теперь получила то же самое от меня. Ты не умеешь действовать честно, верно? Если ты так всемогуща, если ты настолько лучше всех, зачем же эти обманы? Потому что без них ты не получаешь удовольствия от игры. Предупреждаю тебя, еще один выпад против Кейт Деспард, и я изобью тебя до синяков. — Ты не посмеешь. — Попробуй, узнаешь. Доминик почувствовала укол страха. Любовь Блэза не просто ушла, она сменилась открытой ненавистью. Угроза, исходившая от него, была почти осязаемой. Когда-то он отдал свою душу за ее улыбку. Теперь, она знала, он больше не посмотрит в ее сторону. Ее мысли метались. Да, надо признать, она переоценила его преданность; ей казалось, что ее способность очаровывать усыпит любое подозрение, любые сомнения. Она рискнула — и проиграла. Но смелости ей было не занимать. — Не лезь в мои дела, — прошипела она. — Согласись, я никогда этого не делал. Презрение Блэза оказалось последней каплей. Доминик обрушила на мужа поток французских ругательств. Блэз наблюдал за ней, скрывая свои чувства за внешней бесстрастностью. Ему хотелось сомкнуть пальцы на ее прекрасной белой шее и изо всех сил сжать их. Ему хотелось бросить ей в лицо обвинение во всех ее мерзких делишках, хотелось осыпать ее оскорблениями, но он стоял и молча смотрел на нее. Смотрел так, что она не выдержала, схватила ближайший предмет — это был кофейник с уже остывшим кофе — и швырнула в Блэза. Он увернулся, кофейник ударился о стену. Доминик бросилась к двери, рванула ее на себя и выскочила из комнаты. Через сутки представители страховых компаний опубликовали результаты своих розысков: ими была обнаружена трещина в газовой трубе, ведущей к котлу отопления. Скопление газа происходило постепенно и в конце концов привело к взрыву. Труба была старой, еще довоенной установки, и сильно проржавевшей. При работе котла взрыв раньше или позже был неминуем. — Спасибо, Николас, — поблагодарила его Кейт. — Не за что. Это все Чандлер. Оказалось, его Корпорация главный держатель акций страховой компании. Он дал им понять, что дело важное и что они должны поторопиться с экспертизой, если не хотят неприятностей. Эти американцы времени даром не теряют. Он еще послал в Кортланд Парк своего детектива. Настоящий сыщик, специалист по поджогам. Человек тертый, знакомый со всякими уловками. Я думал, он приведет нашу газовую компанию в полный порядок, но они пошли на попятный. И вот ваше имя, дорогая Кейт, очищено от каких бы то ни было подозрений. Кейт улыбнулась, слыша саркастические нотки в голосе Николаса. Она давно чувствовала, что Николас ревнует ее к Блэзу. Теперь это было совершенно ясно. — У вас высокопоставленные друзья, — продолжал Николас. — Если речь идет об абсолютной власти, я всегда знал, что деньги обладают даром убеждать, но они говорят на всех языках, доступных человеку. «Все, что мне надо, — чтобы Блэз говорил на языке, доступном мне», — подумала Кейт. — Итак… — закончил Николас, — завтра вы им всем покажете. — Но вы ведь, конечно, будете там? — Никто не в состоянии помешать мне попасть в Кортланд Парк, и я думаю, что там необходимы будут полицейские заслоны, чтобы сдержать толпы жаждущих попасть на аукцион. Николас оказался прав. Кейт осталась ночевать в «Пинк Тэтч» и утром, приехав в Кортланд Парк к девяти часам, застала толпы людей, стремящихся попасть на аукцион. Автостоянки были забиты машинами. Ровно в десять Кейт под аплодисменты собравшихся поднялась на кафедру. В первом ряду она увидела Блэза и Агату Чандлер, Кресло Агаты стояло в проходе между рядами. Кейт улыбнулась им, и Блэз в ответ так посмотрел на нее, что на мгновение все, кроме его взгляда, расплылось у нее перед глазами. Агата подняла сжатые руки в боксерском приветствии. Аукцион начался. Как рассказывали впоследствии, зрелище было невиданное. Количество выставляемых на торги предметов и их превосходное качество просто потрясали. Одни только каталоги приводили людей в волнение; предварительный просмотр породил лихорадочную жажду приобретения, торг шел необыкновенно быстро — не больше двух минут на лот — и яростно, в нем участвовали претенденты со всего мира. Публика, раскрыв рот, следила за ходом аукциона. Кейт использовала огромный круглый тент, под которым свободно могла разместиться тысяча человек. Она затянула его тысячами метров светло-розового шелка, купленного, по иронии судьбы, на распродаже тканей, предпринятой после пожара складов фирмы. Ее кафедра находилась в центре. Телевизионные экраны позволяли наблюдать за торгами зрителям из задних рядов, а в каждом из проходов стояли люди, чтобы не пропустить поднятой руки кого-то из участников торга. Кейт должна была находиться начеку, чтобы все видеть и слышать. В руке у нее был микрофон, и ее голос был слышен в самом дальнем ряду. Ощущалось всеобщее лихорадочное возбуждение, и, по мере того как взлетали цены, даже воздух вокруг, казалось, вибрировал. В первый день на аукцион была выставлена мебель работы французских мастеров. Каждый предмет превысил исходную цену, цена за некоторые вещи дошла до миллиона фунтов. Был сделан перерыв на ленч, объем торгов был так велик, что справиться с ним за одно утро нечего было и думать. Напитки продавались в шатре рядом; на составленных раскладных столах была разложена еда. Можно было купить что-либо и расположиться на газоне. Солнце сияло, руины сгоревшего дома представляли собой живописный контраст всему происходящему, местный оркестр играл популярные мелодии. Завсегдатаи аукционов удивленно отмечали, что этот аукцион ни в малейшей степени не напоминал чинные торги на Арлингтон-стрит. Вечером Агата заявила, что все это больше походит на прием гостей в саду, чем на аукцион. На следующий день на торги были выставлены фарфор и стекло, на третий — серебро и бронза, на четвертый — ковры и гобелены с утра, драгоценности и золото вечером. В последний день должны были продаваться картины, рисунки, наброски знаменитых художников. К этому времени Кейт была окончательно вымотана. Под тентом было жарко. Свет, телевизионные камеры, — аукцион демонстрировался каждый вечер в специальном выпуске новостей, кроме того, велась съемка для интервидения, — напряжение и сосредоточенность дались ей нелегко. Блэз с волнением следил за ней. Кейт осунулась и похудела на несколько фунтов. Как всегда, когда волновалась, она ничего не ела. Слава Богу, сегодня последний день. Она просто могла больше не выдержать. Ей нужен мир и покой, тишина и отдых, и Блэз ломал голову над тем, как лучше устроить ей отдых. Но в Кейт таились скрытые резервы, ее вела решимость перекрыть все рекорды своей сводной сестры. И когда цена первого же рисунка, набросок работы Дюрера, за полминуты взлетела с 50 тысяч до 700 тысяч фунтов, Кейт поняла, что она победила Доминик! Каждый вечер после аукциона она подводила итоги дня; каждый вечер цифры убеждали ее в том, что она опередила Доминик дю Вивье. Аплодисменты, которыми публика встречала появление каждой вещи, жаркий торг и прекрасно организованный аукцион устанавливали новые правила. И новые цены. Кейт писала исходную цену цифрами, а не кодом, как обычно, — настолько она была уверена в успехе. Снова и снова она перечеркивала цифры и писала последнюю цену, и уже уставшая рука выводила цифры нетвердо. Возбужденные зрители начали вскакивать с мест, от гула голосов, казалось, становилось все жарче. Когда Кейт объявила — «миллион фунтов» за шедевр кисти Досси, художника эпохи Возрождения, наступила тишина. Молчали и оба конкурента, сражавшихся за картину, — нью-йоркский дилер с внешностью Франклина Д. Рузвельта и элегантный француз, который, как было известно, покупал вещи по поручению греческого судовладельца-миллиардера. Кейт казалась удивленной. — Ну так как же, джентльмены? Это все? — спросила она с наигранным удивлением, словно была поражена тем, что два эксперта могут так «невысоко» оценить вещь исключительных достоинств. Тент задрожал от смеха и аплодисментов. А когда, наконец, стукнул молоточек и картина перешла в собственность француза за 1200 тысяч, все присутствующие поднялись, чтобы аплодисментами и одобрительными возгласами выразить свое восхищение не только Кейт, но и самим удивительным аукционом, приковавшим к себе внимание публики на целых пять дней. Овация длилась несколько минут. Кейт покинула кафедру совершенно ошеломленной, но Блэз тут же оказался рядом, служа ей защитой, отодвигая плечом тех, кто стремился оказаться рядом с нею, не замечая ее бледности, отсутствующей улыбки, механических приветственных слов. Кейт слишком устала, она не могла даже разговаривать. Блэз решительно протащил ее сквозь толпу, обнимая за плечи, поддерживая, когда она спотыкалась. Он привел Кейт в ее импровизированный кабинет, заставил, несмотря на сопротивление, выпить бренди. А потом они вместе сели в поджидавший автомобиль. И уехали, оставив Найджела Марша, Джаспера Джонса и других сотрудников «Деспардс» наслаждаться поздравлениями, похвалами, восторгами. К тому времени, как они очутились в гостинице, Кейт буквально валилась с ног. Поднимаясь по лестнице, Блэз заметил: — Один раз это все уже с нами было, помнишь? Кейт ответила ему слабой улыбкой. И как тогда, в Гонконге, Блэз раздел ее и уложил в постель, но в этот раз он поцеловал ее. — Ты все сделала замечательно, любовь моя, — сказал он. — Просто великолепно. Тяжелые веки Кейт затрепетали. — Правда? — полусонным голосом спросила она. — Что? Что все замечательно? — Что я — твоя любовь? — Да, моя единственная и только моя. Я люблю тебя. Кейт удовлетворенно вздохнула. — Я тоже… — и с этими словами она заснула. Отклики на аукцион появились в прессе многих стран. А британская пресса расточала щедрые похвалы, посвящая ему целые разделы в ежедневных газетах и цветные приложения к воскресным выпускам. Общая сумма выручки достигла 23 490 тысяч фунтов, что составляло мировой рекорд для аукционов подобного типа. Но главное, о чем говорили и продолжали говорить еще не одну неделю, — это стиль аукциона. — Хотя, конечно, — утверждали некоторые, — удивляться тут нечему, ведь Кейт Деспард наполовину француженка. — Что же тогда сказать о ее сводной сестре? Ведь эта женщина француженка на все сто процентов, и что же?! О Доминик не было ни слуху ни духу со времени ее ссоры с Блэзом. О ней не напоминала ни пресса, ни реклама. Через день после аукциона Кейт, Блэз и Герцогиня со всем своим сопровождением перебрались в город, и в тот же вечер Кейт устроила прием в «Клариджес» Шампанское лилось рекой, а Кейт в чудесном платье из тонкой золотистой ткани, с летящими рыжими волосами была душою вечера. Здесь была и Шарлотта в бледно-голубом шифоновом платье, и Лэрри Коул, и все сотрудники «Деспардс», вплоть до посыльных. Кейт пригласила сторожей, пожарных и полицейских, так же как и представителей страховой компании, осчастливившей Николаев Чивли. А сам он, вдохновленный причитающимися ему пятью процентами, пел дифирамбы Кейт Деспард, «аукционистке века». Герцогиня, вся в ослепительном сверкании драгоценностей и в шелковом одеянии с золотым шитьем, отбивала ритм музыки, с удовольствием наблюдая за своим внуком и дорогой своей Кейт. — Я так и знала, что это случится, если я буду сталкивать их друг с другом достаточно часто, — самодовольно сообщила она Минин, вызывавшей всеобщее любопытство своим светло-кремовым одеянием с бахромой и экзотической национальной вышивкой. — Теперь все, что нам надо сделать, это заставить ту, другую, убраться с дороги. Иначе в один момент все может рухнуть. Допивая уже второй бокал шампанского, Герцогиня не заметила появления «той, другой». И не замечала до тех пор, пока Минни не дотронулась до ее руки. Поглядев туда, куда кивком головы указала Минни, Герцогиня увидела в дверях Доминик в алом платье с блестками, отливавшими, как чешуя. Ее знаменитые сапфиры в ушах горели, как два луча света. Ее появление, казалось, повергло всех в оцепенение. Разговоры утихли, танцы прервались, оркестр сыграл еще несколько тактов и замолк. Кейт, танцевавшая с Николасом Чивли, высвободилась из его рук и в развевающемся золотом платье решительно двинулась навстречу своей сводной сестре. — Доминик, — вежливо приветствовала ее Кейт, осознавая ее красоту, присутствие духа, блеск и в первый раз сознавая свою собственную силу и красоту. — Кейт, — кивнула Доминик ей в ответ с легкой улыбкой. Они не прижались друг к другу щеками, не пожали рук, вообще не коснулись одна другой. — Что здесь нужно этой шлюхе? — пробормотала Агата, ища глазами своего внука. Она увидела, как он неподвижно стоит в дальнем конце зала, не отрывая взгляда от двух женщин. — Поздравляю, — холодно сказала Доминик. — Благодарю, — ответила Кейт, выдерживая взгляд внимательно разглядывавших ее необыкновенных глаз. — Успех вам к лицу, — продолжала ее сводная сестра. — Я собираюсь теперь не расставаться с ним, — улыбнулась Кейт. Сейчас только Доминик поняла, что Кейт неуязвима. Ее уверенность в себе стала ей защитой. Вместо неуклюжей, замкнутой девушки, измученной детскими обидами, перед ней стояла сдержанная красивая женщина в сиянии бесспорного успеха. В ней наконец проснулся огонь, а Доминик по своему опыту знала, что, начав гореть, он не угасает. Но ситуация все же не безнадежная, решила она. С помощью интриг можно добиться многого. Вот почему Доминик решила появиться на приеме сегодня вечером. Удивить всех и попытаться что-нибудь узнать. — Вы не хотите угостить соперницу бокалом шампанского? — насмешливо спросила она. — Я не могу пригласить вас разделить мою радость, — сказала ей в ответ Кейт, — но, пожалуйста, возьмите бокал. Высоко неся голову, чуть улыбаясь, чувствуя на себе многочисленные взгляды и пренебрегая ими, Доминик проплыла к длинному столу, а затем вдоль него к тому месту, где стоял ее муж. Она подошла прямо к нему, положила руку ему на локоть, встала на цыпочки и коснулась губами его подбородка. — Дорогой… — прошептала она, а в сапфировых глазах загорелся вызов. На мгновение она ощутила триумф, увидев, как дрогнули его красиво очерченные губы, как в черных глазах появился интерес. Но рука, которой она касалась, была безответной. Однако именно он подал Доминик бокал шампанского. Обернувшись к Кейт, Доминик подняла бокал. — Победителю достаются трофеи, — произнесла она, прежде чем осушила его. — Мы можем поговорить? Кейт кивнула и, повернувшись, пошла между расступившимися гостями к зеркальным дверям в конце зала. Открыв дверь, она пропустила Доминик вперед, прошла сама, и двери захлопнулись. — Боже мой! — воскликнул кто-то. — Побеседовать! Ну и наглость! Поднялся шум: — Вы видали что-нибудь подобное? — Кейт держалась с ней бесподобно. — Да, смелости у нее не отнимешь. — Что ей сейчас нужно? — Кто-нибудь проверил, у нее нет оружия? Все повернулись к Блэзу, по виду которого было совершенно невозможно понять, что он чувствует, когда вот так стоит, высокий, безупречно элегантный в смокинге, а лицо его бледностью может соперничать с рубашкой. Тогда взгляды всех обратились к Агате, а она повелительно произнесла: — Вечер еще не кончился, друзья. Оркестр снова принялся играть, танцующие пары вышли на середину зала, остальные, стоя группами, бурно обсуждали событие. Спустя несколько минут Блэз отставил свой бокал и подошел к бабке. — Какого черта она тут разыгрывает? — хотела узнать Герцогиня. — Для Доминик игра не кончается до тех пор, пока она не выигрывает. — Но сейчас она выиграть не может. — Именно это она решила выяснить. — Думаешь, Кейт с ней справится? Блэз улыбнулся. — Теперь она сможет справиться, и справится. Это ее борьба; она не только должна выиграть, нужно, чтобы увидели, что она выиграла и объяснила Доминик, каким образом. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Как правило, знаю, но ведь каждый может ошибиться. Успокойся, — невозмутимо сказал Блэз. — Давай лучше выльем еще шампанского… В небольшой комнате, белой с золотой лепниной, две женщины стояли друг напротив Друга, их отражения множились несчетно в зеркальных дверях и в зеркалах на противоположной стене, так что казалось, их противостояние уходит в бесконечность. — Я недооценила вас, — призналась Доминик. — Не могу сказать вам того же. — В любом случае, и говорить об этом поздно. — Для вас вообще все сейчас поздно. Доминик открыла сумочку, алую, в тон платью, вытащила золотой портсигар и не торопясь зажгла сигарету. — Скажите мне, — спросила она, — как вы этого добились? — Честным и кропотливым трудом. — О, я спрашиваю не про подвиги малышки Неподкупности, я имела в виду Блэза. — Я ничего не делала. Просто была такой, какая я есть. — Была повсюду, куда бы он ни повернулся, куда вас подталкивала эта вечно везде сующая свой нос его бабка. Меня она никогда не любила. А мне не приходило в голову считаться с ней. А вы, напротив, начали с нее… Это весьма предусмотрительно. Она — единственный человек в мире, имеющий на него влияние. — Она любит его. — Да… а он, в сущности говоря, не такой уж милый человек. Привлекательный, конечно, очень мужественный. Я хотела его с самого начала. — Но вы никогда не любили его. — Ему это и не было нужно. — Тогда. — Как легко вы расправляетесь с Прошлым, — прошептала Доминик. — В счет идет только будущее. Я дошла до этой мысли непростым путем. — Да… Чарльз, разумеется, знал. Он знал намного больше, чем я могла себе представить. И что самое главное, он знал вас. — Он был моим отцом «И, — подумала Кейт, — ты больше не смеешь называть его отцом. Это больше, чем все остальное, говорит о моей победе!» Пока Доминик могла пользоваться именем Чарльза Деспарда, ему было гарантировано место в ее памяти, теперь же он стал просто человеком, который когда-то был женат на ее матери. — С вашей стороны было умно перетянуть на свою сторону нужных людей. — Я не так безумно самонадеянна, чтобы считать, что сумею обойтись без их помощи. — Она еще вам понадобится. Ведь, как вам известно, год еще не кончился. — Для вас — кончился. Бархатные брови высокомерно поднялись. — Я — то есть мы, — поправилась Кейт, — знаем слишком много, чтобы позволить вам продолжать действовать так же, как раньше. Поддельная статуэтка эпохи Тан была получена от вас, из тех же рук, что и все те вещи, которые вы без стыда и совести продали на вашем пресловутом «Аукционе века». Ролло, — Кейт ощутила, как гнев перехватывает ей горло, — чуть-чуть не убили по вашему распоряжению. Пожар устроили ваши приятели-гангстеры, и, наконец, все эти мерзкие слухи исходили от вас. — Вас неплохо снабдили информацией. Доминик старалась не показать, как напрягся каждый ее нерв, как холодные пальцы страха сжали ее сердце. — Это вы снабдили нас информацией. За вами следили, вас подслушивали. Прекрасное тело окаменело, прелестное лицо превратилось в маску. — Блэз… — произнесла она с трудом. — Да. «Как он был прав, — благодарно думала Кейт. — Она бы никогда не поверила, что это устроила я. Как хорошо он знает ее», — промелькнула мысль, и Кейт почувствовала, как в ней шевельнулась ревность. — Все началось с поездки Ролло в Гонконг. Ему казалось, что с вашим аукционом не все в порядке, и он получил сведения, подтверждающие это. Вы выбрали неудачный город для, ваших махинаций, там даже у стен есть уши. — Только если хотят подслушивать, — зло возразила Доминик. — Я полагаю, у вас есть доказательства? Кейт встретила насмешку настолько спокойно, что Доминик ответила на свой вопрос сама. — Конечно, есть… Блэз делает все наверняка. — Важнее всего сейчас последние данные, — сказала Кейт. — Я победила вас, я на 5400 тысяч фунтов впереди вас по доходам, а без вашего обычного подкупа и совращения у вас вряд ли есть какая бы то ни было надежда догнать меня до 31 декабря. Я победила вас — причем не в вашей игре, поскольку мне омерзительны ваши методы, — в том, что зовется Честной Игрой. Кейт вздернула подбородок, голова ее была откинута назад, волосы окружали лицо сияющим ореолом. Доминик засмеялась. — Не хватало еще, чтобы вы сообщили, что сберегли для избранника свою девственность… Ей хотелось задеть Кейт, и это удалось. Но Кейт быстро справилась с собой. — Нет. Но, конечно, вас мне никогда не догнать. — Ах ты дрянь! — Если вы хотите играть в грязные игры, я с удовольствием понаблюдаю, так как здесь вам нет равных. — Берегитесь, — предупредила Доминик. — Нет, это вам нужно беречься. Один неверный взгляд, одно неверное слово, полшага за черту — и я уничтожу вас. — И «Деспардс» тоже? Не думаю. — Мне предстоит сделать «Деспардс» недосягаемым для вас. У меня есть одна пленка, очень четкая и качественная. Вы связаны с организацией китайских гангстеров, и полиция Гонконга будет рада возможности засадить их — да и вас — за решетку Если вам нужны публичные разоблачения, пожалуйста. Мне скрывать нечего, и я не побоюсь извлечь на свет все ваши грязные делишки за эти последние месяцы. — Кейт шагнула вперед. — Я хочу, чтобы вы покинули «Деспардс» Помните, победитель получает все. И я намерена взять «Деспардс» и удержать его. Я даю вам ваши два месяца — с условием, что вы либо ведете честную игру, либо уходите. Лучше уходите. Вам в нашем деле делать нечего. — Расследование пришло к выводу, что пожар начался в результате несчастного случая. — Да, так и будет считаться, пока я не предъявлю пленку, доказывающую, что поджог организован вами. — Кейт перевела дыхание. — Я предлагаю вам соглашение с одним условием: используйте оставшиеся два месяца для честных дел, если вы придете к концу года с лучшими, чем у меня, результатами, тогда и пленка, и все остальное достается вам. Но и не пытайтесь обманывать. Два коротких месяца! У Доминик внутри все переворачивалось. — Вы можете устраивать сколько угодно аукционов — но без обманов и хитростей. — Согласна! — Доминик не колебалась. Она что-нибудь придумает, она может рассчитывать на поддержку людей, которые пользовались ее благосклонностью, она будет иметь дело с теми, кто захочет ее в обмен на то, что хочет она, она пустит в ход все свои связи, выпросит, одолжит или украдет — только чтобы продолжать заниматься аукционами! Один большой аукцион — и дело выровняется… ей придется работать со скоростью света. Но наберет ли она столько предметов для больших аукционов? Но разве не у нее служащие лучше, чем во всех других аукционных домах? Разве у нее самой нет той же выучки еще со времен, когда сама она работала помощницей в «Деспардс»? Это может выручить ее… Во всяком случае, стоит попробовать. Кейт почти воочию видела, какой расчетливый, холодный, компьютерный мозг включился в работу. , — Ну, что же решаете? — спросила Кейт. Доминик посмотрела в ее лицо, такое изменившееся и похорошевшее, в глубокие сияющие глаза, взглянула на летящее платье. — А вы изменились, — заметила она наконец. — Надеюсь. — И кое-чему научились. — К счастью, не у вас. Теперь ваша очередь показать, что вы можете измениться, причем за вами будут наблюдать. — Не существует того, что я не могла бы сделать, если приложу к этому усилия, — мягко сказала Доминик. — Начнем с того, что я служу доказательством обратного, — улыбнулась Кейт. Доминик подошла к дверям, которые Кейт открыла перед нею. — Моего последнего слова вы еще не слышали. — Она проскользнула мимо Кейт и направилась к выходу, высоко вскинув голову, платье ее шуршало по ковру, и вот уже последняя вспышка переливающегося алого платья — и прекрасное видение исчезло. Кейт перевела дух. — Ну как? Обернувшись, она увидела рядом с собой Блэза. — Я хорошо провела разговор. — Сказала про запись? — Она знает, что запись у нас и каким образом мы ее получили. — А ваше соглашение? — Она согласилась. — Это означает, что борьба продолжается. — Но честная, в противном случае… — Ты сказала, что за ней будут наблюдать? — Да. — Значит, она будет Предельно осторожна. — Я знаю и тоже буду осторожна. Но Блэз не улыбнулся в ответ. — Доминик будет грозить опасностью, пока живет на свете. — Я не захожу так далеко, когда строю планы. Это заставило Блэза улыбнуться, чего она и добивалась. — Я думал о том, чтобы… уехать с тобой вместе куда-нибудь далеко. Радость Кейт стала еще заметнее. — Правда? Куда? — Я ничего не скажу тебе заранее. — Когда я с тобой, мне все равно, где я нахожусь. Их глаза встретились. — Чертов гипс, — сказал Блэз таким тоном, что у Кейт перехватило дыхание. — Я не могу даже потанцевать с тобой. — Я могу, — послышалось за их спинами. Обернувшись, они увидели Лэрри Коула. — Разрешите мне еще раз предложить себя в качестве замены? Кейт рассмеялась. Теперь ей было известно, какую роль он играл по поручению Блэза. — Я не возражаю, — покорно сказал Блэз. — Я, по крайней мере, смогу наблюдать за вами. — Мне думается, мы не сможем так часто видеться в будущем, — поддразнила Лэрри Кейт, когда они начали танцевать. — Наоборот. Мистер Чандлер распорядился, чтобы я не спускал с вас глаз, — с восхищением в голосе сказал Лэрри. Кейт взглянула туда, где сидел Блэз; вытянув перед собою загипсованную ногу, он не сводил с нее взгляда. Лэрри печально вздохнул: — Как я, понимаю, у меня нет никаких шансов. Это из-за него мне не удалось прийти к финишу первым? — Да. — Значит, не повезло. — Ox, я не знаю, — серьезно ответила Кейт, — но мы все же будем поддерживать какие-то отношения. Сидя рядом с Блэзом, Шарлотта заметила: — Как она хороша. — Вы должны гордиться своей ученицей. — Я и горжусь ею, и испытываю к ней нежность. Кейт очень изменилась из-за вас. — Да, я вижу, — не стал возражать Блэз. — Как бы мне только хотелось, чтобы Ролло был здесь и видел все это, — сказала Шарлотта с грустной улыбкой. — Как его дела? — Все так же. Мы собираемся навестить его завтра. Боюсь, Кейт чувствует себя виноватой, хотя я и убеждала ее, что никакой необходимости в ее визитах не было. Ролло никогда не узнает, была она у него или нет. — Они были так дружны, — сдержанно заметил Блэз. — Были… Я знаю, звучит ужасно, но для Кейт было благом оказаться без Ролло. Она уже начала отдаляться от него, когда, не по его и не по ее вине, он был насильственно удален с главной позиции в ее жизни. — Она посмотрела на Блэза. — Вы заняли его место. — Я и хочу быть главным в ее жизни, — тихо признался Блэз. — Она для меня важнее всех. — То, что Кейт забыла про Ролло — пусть на несколько дней, — доказывает, что так и есть, — шутливо объяснила Шарлотта. — И уже довольно давно. — Она неплохо это скрывала для человека, у которого все эмоции так очевидны. — Она получила горький урок, увы, от своего отца. — Возможно, это лучший способ научиться чему-нибудь, — задумчиво сказал Блэз. — Палочные уроки. — Вы хотите сказать, что прошли ту же науку? Он рассмеялся. — А вы догадливы, Шарлотта Вейл. Думаю, вы отлично поладили бы с моей бабкой. — Да мы уже поладили. — Рад это слышать, — искренне сказал Блэз. Ему нравилась Шарлотта. Кроме того, он знал теперь, сколько она сделала для Кейт, и испытывал к ней и благодарность, и уважение. Она будет незаменима, когда, если это вообще произойдет, нужно будет справляться с яростью заброшенного Ролло Беллами. Да, думал Блэз, один Бог знает, что ждет нас впереди. Ему самому тоже нужно время, чтобы усилить и углубить свою власть над Кейт. Поскольку он был влюблен впервые в жизни и, как и все влюбленные, жаждал полного обладания. Кейт и Шарлотта поехали навестить Ролло в воскресенье после полудня. Он был худ, щеки запали, глаза ввалились. Пластыри и перевязки были сняты — прошло уже четыре месяца с тех пор, как он был избит, но перемен, увы, не было никаких. — Ты думаешь, он когда-нибудь поправится? — спрашивала Кейт, держа исхудавшую руку Ролло. — Доктора не видят причин, которые бы этому мешали. — Но ведь он здесь уже так долго! — Всего несколько месяцев. Я знаю, что люди годами могут находиться в коме. — О Боже, молю тебя, нет… Я бы предпочла, чтобы он умер, а не лежал как живой мертвец. — Тебе его не хватает? — Ну… да, конечно. Сначала ужасно не хватало, но в эти последние месяцы… — вздохнула Кейт. — Ты просто выросла и не нуждаешься больше в няньке. — Да, мне кажется, можно это представить и так. — Она улыбнулась. — Когда мама умерла, он определенно обращался со мной, как с непослушным ребенком. «Ролло отшлепает»… А сам меня ни разу пальцем не тронул. — Только пускал в ход язык. Кейт поежилась. — О да… — Она снова вздохнула. — Я бы не возражала против любой его брани, только бы он вернулся. Но Ролло, как обычно, сам выбрал время появления, Кейт с Шарлоттой покинули больницу и отправились в «Коннот», где должны были обедать с Блэзом и Агатой. Когда они ели первое блюдо, Блэза попросили к телефону. Он возвращался медленно, и по его улыбке Кейт поняла, что у него хорошие новости. — Корпорация заработала очередной миллиард долларов, — поддразнила она Блэза. — Нет, хотя новость не хуже. Ролло пришел в себя. Кейт вскочила, опрокинув стул — Пообедай, мы сейчас поедем туда, — быстро проговорил Блэз, когда она пробежала мимо него. — А, пускай потом нам принесут новый обед, — не выдержала Агата. — Не могу пропустить такого зрелища. Пойдем, Шарлотта… Он больше не лежал, а сидел, привалившись спиной к подушкам. Глаза его были закрыты. Кейт, привыкшая к тому, что он всегда распоряжается всеми, была сбита с толку. — Ролло… — нерешительно позвала она. Глаза Ролло открылись. Они были какого-то неопределенного цвета, как небо в облаках, без обычного серебристого блеска, но взгляд их стал таким сердитым, когда Ролло увидал Кейт, что у нее перехватило дыхание. — Ролло, — снова сказала она. — Это я, Кейт. — Я не слепой, — голос стал тише, слабее, из него ушла резкость. — Что ты здесь делаешь? Почему ты не в школе? Он вернулся в какой-то период в прошлом, сказали врачи. Надо предоставить ему возможность самому выйти из этого состояния. С ним нужно разговаривать, отвечать на его вопросы, но ни в коем случае ни о чем его не спрашивать. Просто быть здесь, когда он в вас нуждается. Ролло узнал Шарлотту, но спросил, как дела с ее новым спектаклем, в котором она участвовала давным-давно — еще в 1962 году. Блэза он не узнал, а вид Агаты заставил его, высоко подняв брови, страдальчески произнести: — Никаких наркотиков, дорогая. Я никогда не работаю под этим делом. Кейт прикусила губу, но Агата громко расхохоталась. Ролло Беллами оживал, оправдывая свою репутацию, и Агата стала навещать его чаще, чем кто-либо другой. Кейт появлялась у Ролло почти каждый вечер вместе с Блэзом, на что Ролло отреагировал, фыркнув: — Я вижу, ты, наконец, завела себе дружка. — Да, Ролло. — Я не разрешаю тебе целыми ночами шататься по Лондону или заниматься чем еще… — Знаешь, Блэз, мне кажется, шестидесятые годы как пунктик все же лучше, чем тридцатые, — сказала Кейт, когда они ехали обратно. — То, что он вообще вернулся, такое чудо — можно просто кричать от радости. Но Блэзу не хотелось кричать от радости. Он внезапно оказался в тисках ревности. Ролло Беллами оказал решающее влияние на жизнь Кейт, был собственником по отношению к ней. Вдруг он, когда окончательно вернется к действительности, начнет казнить или миловать Блэза, а может быть, просто выставит его. Не услышав ответа, Кейт взглянула на Блэза, увидела выражение его лица, с чуткостью любящей женщины стиснула его руку и сказала: — Нет, любовь моя, так, как было, уже не будет. Я изменилась. Я больше не нуждаюсь в Ролло, мне нужен ты. Она увидела, что выражение его лица смягчилось. — А если он сам не захочет признать это? — спросил Блэз. — Ему придется. Это будет так, потому что я этого хочу. Темные глаза Блэза встретились с ее глазами. У нее сердце разрывалось от сочувствия к нему. Этот большой, сильный человек был безумно ревнив, и это делало его ближе, человечнее, уничтожало остатки его суперменства. Он просто человек, поняла Кейт, как любой другой, но случилось так, что она любила именно этого. — Я справлюсь с Ролло, — сказала она твердо. — Дело в том, что я не могу справиться с собой, — сказал Блэз задумчиво. — С тех пор, как появилась ты… Понимаешь, я словно потерял свою раковину и пытаюсь спрятаться в тени других чувств. Ни одно человеческое существо не значило никогда для меня больше, чем ты. О тебе моя последняя мысль, когда я засыпаю, и о тебе думаю я, открывая глаза утром. Не могу работать, не могу собраться — я даже не могу с тобой заняться, наконец, любовью из-за этого проклятого гипса. — Для одноногого ты справляешься неплохо, — серьезно заметила Кейт. Блэз захохотал и привлек ее к себе. — Скверная девчонка, — ухмыльнулся он. — Быстра на язык… И этим, и всем другим ты меня привязала, Кейт. Я никогда не думал, что можно так привязаться к кому-нибудь, но боюсь, что подозревал об этом и поэтому держался ото всех женщин подальше. Но за эти месяцы ты привязала меня к себе; я не видел этих уз, не ощущал их — до самого пожара. А тогда я понял. Кейт, я люблю тебя так, что это причиняет мне боль… Ее рука сжала его руку, ее глаза лучились, лицо сияло. — Вот почему я ревновал к Ролло. Вы были так дружны, и мне пришло в голову: что, если он захочет, чтобы все было как прежде? Что, если ваши отношения так крепки, что мне не разорвать их… — Они не разорвались, они исчезли, когда я поняла, что они не нужны мне, — сказала Кейт, с любовью глядя на Блэза. — Они существовали, потому что я нуждалась в этом. Потом они умерли. Я очень люблю Ролло, но это же совсем другое. Он занимает важное место в моей жизни. А ты — моя жизнь… На этот раз во вздохе Блэза слышалось удовлетворение. Он обнял Кейт, и остаток пути они проехали в молчаний, которое было полно неслышных звуков, жестов и взглядов. Кейт была необходима только одна вещь. Портрет отца, чтобы повесить его в холле «Деспардс». — Он принадлежит Доминик, — заметил Блэз. — Этот портрет был сделан в подарок ее матери. — Но портреты Деспардов всегда в конце концов оказывались там, где и должны были быть, — в «Деспардс». — Значит, так же будет и с этим. Я куплю его для тебя. — Она должна его отдать, — не соглашалась Кейт. — Но не отдаст. Ни тебе, ни мне, ни, тем более фирме «Деспардс». — Но продаст? — спросила Кейт. — За хорошую цену, безусловно, — Блэз тихонько встряхнул ее. — Деньги меня волнуют меньше всего. Но Доминик деньги как раз волновали больше всего. После того, что сообщила ей Кейт, Доминик лихорадочно принялась продавать себя, чтобы с ужасом обнаружить, что никто больше не интересуется ею. Снова и снова, когда ей казалось, что она вот-вот ухватится за какую-то стоящую вещь, оказывалось, что Кейт Деспард опередила ее. Несколько клиентов, раньше предлагавших вещи на аукцион, теперь отказались от ее услуг; человек, который раньше в нетерпении ждал у телефона ее звонков, теперь постоянно отсутствовал. Если имя Доминик оказывалось в разделе светской хроники, с ним, как правило, были связаны какие-то сомнительные слухи и утверждения Она привыкла относиться к подобным вещам свысока и сейчас обнаружила', что не умеет ни к кому толком подольститься. Слишком поздно Доминик поняла, что быть миссис Блэз Чандлер значило гораздо больше, чем ей казалось Не прошло и месяца, как она поняла, что надежды выиграть состязание у нее нет. Оказалось, как с болью поняла Доминик, что она вышла из моды… Теперь у всех на устах была Кейт Деспард, вокруг которой крутились, которой льстили и поклонялись. Когда Кейт полетела в Нью-Йорк, ей были оказаны просто королевские почести. Даже сотрудники Доминик в Нью-Йорке, держа нос по ветру, отложили аукционы, чтобы встретиться с Кейт. А обед на ранчо «Счастливый Доллар» в честь передачи Чандлеровской коллекции американского искусства штату Колорадо! Агата Чандлер публично назвала Кейт инициатором всего этого мероприятия перед лицом собравшихся гостей, в число которых входил президент Соединенных Штатов. На долю Доминик оставалась только горечь. Которая усиливалась еще больше, когда она снова и снова видела на первых страницах журналов фотографии женщины, победившей ее, и мужчины, который был для нее потерян. На этих фотографиях они улыбались друг другу так, что Доминик физически ощущала боль. К тому же Кейт продолжала работать. Расписание предстоящих аукционов вызывало у Доминик недомогание. Клиенты дожидались своей очереди, чтобы воспользоваться услугами Кейт. Те, кто раньше добивался знакомства с Доминик дю Вивье, теперь, когда она проиграла и продолжала проигрывать, сторонились ее. Даже Вениша отвернулась от нее. Доминик поехала в Прованс. Оттуда она написала Блэзу как душеприказчику официальное письмо с отказом от каких бы то ни было притязаний на «Деспардс», а заодно сообщила ему о том, что возбудила бракоразводный процесс на основании того, что он бросил ее. С присущим ей практицизмом она поняла, что, посмей она обвинить его в супружеской неверности, ее могли бы побить камнями. «Ты коварный человек, — мысленно обращалась она к портрету своего отчима, висевшему в гостиной над камином. — Я думаю, ты все это спланировал. Мне казалось, что ты занимаешь ровно то место, которое я тебе предназначила, а оказалось, все это время ты манипулировал мною… Ну что ж, „Деспардс“ потерян для меня. Но деньги, которые я заработала в Гонконге, целы, а все доходные дела, которые я обделывала на стороне, привели меня в один швейцарский банк. В этом банке не скоро узнают последние новости обо мне. Я еще вернусь. Пусть пройдет время. У людей короткая память. И я постараюсь получить как можно больше из чандлеровских миллиардов. Я могу разыграть роль покинутой жены — я вообще могу разыграть любую роль. Он получит свободу, но заплатит за нее, потому что мне понадобится много, очень много денег. Доминик дю Вивье восстанет из пепла. Птица Феникс позавидует мне. Доминик взяла в руки небольшую шкатулку работы Фаберже, которая обычно хранилась в ее личном сейфе-. Повернула крошечный ключик, подняла инкрустированную драгоценными камнями крышку и увидела плотно связанные бумаги: письма, записки, фотографии, гостиничные счета и тому подобное. «Какая предусмотрительность — запастись всем этим!» — похвалила себя Доминик. Она, улыбаясь, принялась перебирать бумаги. Вот Лукка ди Ченца, который подделывал Тьеполо, целых четыре картины; вот Эдуарде Санта Анна, владелец сомнительного Гойи, столько людей, столько сомнительных сделок… и столько постельных фотографий, причем ни на одной нет ее лица, видно только тело. Ах да, вот еще прием на вилле Караччио в Венеции, неожиданно окончившийся оргией… целый ряд хорошо знакомых лиц, мужчины и женщины, и каждый в состоянии хорошо заплатить за негативы — и продолжать молчать «Мое обеспечение», — удовлетворенно подумала она, раскладывая фотографии по столу, как колоду карт в пасьянсе. И стала прикидывать, испытывая при этом мстительное удовольствие, — с кого же начать? Блэз появился в доме без предупреждения, и на какой-то миг Доминик показалось, что она все-таки выиграла, что она настолько сильно привязала его к себе, что он не может обойтись без нее. Когда же она услышала, что привело его сюда, то злорадно сказала: — Это обойдется тебе в кругленькую сумму. — Я так и полагал. — Боюсь, что ты не представляешь… — Назови свою цену. Доминик выглядела как всегда прекрасно. Она была по-прежнему верна себе даже тогда, когда верность ей других людей пошла на убыль. Она была одета в просторную шелковую пижаму цвета маков с широкими рукавами и брючинами, а ее волосы лежали, как всегда, волосок к волоску, блестя, словно китайские лаковые фигурки От нее исходил присущий лишь ей неповторимый аромат, но теперь он показался Блэзу приторным. И красота Доминик не тронула его. Ему хотелось лишь договориться о картине и уехать. И лучше бы им больше никогда не встречаться. — Ну так как же? — спросила Доминик с ленивой улыбкой. — Какую цену мы назначим за этот прекрасный портрет покойного Чарльза Гастона Деспарда? — Она чувствовала себя настолько неуязвимой, что собиралась поиграть с ним в кошки-мышки, уверенная в своих острых ноготочках, в своей невероятной быстроте и ловкости. — Это, конечно, не шедевр, но вещь редкая. Доминик взглянула на портрет: Чарльз сидел в своем кабинете за письменным столом, держа в руке ручку. На лице его играла улыбка, белые пряди обрамляли смуглое чувственное лицо с теплыми карими глазами. Позади него висел портрет старого Гастона, основателя фирмы. — Нельзя назвать это высоким искусством, — вынесла приговор Доминик, — но портрет превосходно передает сходство. Кому ты думаешь заказать портрет Кейт? К Аннидзони не обращайся, все его портреты напоминают восковые фигуры. Какая жалость, что Болдини уже умер, он мог преобразить в красавицу самую что ни на есть простушку… — Так сколько же? — спросил Блэз спокойно. У Доминик больше не было над ним власти, и она решила наказать его за это. — Так это ты устроил слежку за мной, да? Это ты записывал каждое мое слово, ты подучил малышку Деслард шантажировать меня? — Я установил за тобой наблюдение, это правда, и записывал тоже я, но Кейт сама решила, что делать с результатами. — У нее не хватило бы храбрости воспользоваться им». — Кейт не любит причинять боль. Но во мне течет индейская кровь. Мы не позволяем чувствам мешать нам. Они обменялись долгим, оценивающим взглядом, и Доминик ощутила, как по телу прошла дрожь. Да, подумала она. Это его затаенное дикарство и притягивало меня. — Что тебя навело на мысль следить за мной? — Кейт. Ей трудно скрывать свои эмоции, а ты вызывала у нее откровенную неприязнь, и я чувствовал это. Она не из тех, кто ненавидит без причины, я поискал эту причину и обнаружил ее — Ролло Беллами. Он узнал тебя. И не только по аромату духов. Он подозревал тебя с самого начала. Поэтому и отправился в Гонконг. И поэтому ты приказала избить его — до смерти, как ты полагала, но он оказался человеком крепким, с сильной волей к жизни. Именно после этого я установил в твоих комнатах подслушивающее устройство и велел следить за тобой. Мне известно, с какими людьми и как часто ты виделась там; мне известно, сколько времени проводил с тобой Чжао Ли как в твоей постели, так и вне ее. — Я не верю тебе, Чжао Ли обязательно заметил бы, — передернула плечами Доминик. Блэз улыбнулся. — Ты забываешь, я был во Вьетнаме. За два проведенных там года я кое-что понял в восточной психологии. Ты знаешь, твоя главная беда — это тщеславие. Ты ни на минуту не подумала, что кто-нибудь может следить за тобой. Твой аукцион имел успех, который вскружил тебе голову, и в то же время это была невероятная наглость. Ты была так уверена, что все сойдет тебе с рук — даже убийство. — Он помолчал. — Я хотел бы узнать одну вещь. Что, маскарад Беллами был настолько хорош? — Он был, — Доминик с неудовольствием повела плечиками, состроила гримаску, — неузнаваем. — Она вспомнила черноволосую голову, кровь, беглый взгляд, брошенный ею на обезображенное побоями лицо, и снова пожала плечами. «Тебе и сейчас наплевать на это, — подумал Блэз. — Единственный человек, интересующий тебя, — это ты сама». — Ты сделала еще одну ошибку, не поверив в то, что Кейт знает, что делает. Неужели ты думала, что она оставит без присмотра огромный дом, доверху набитый бесценными старинными вещами? А ты бы на ее месте допустила такое?! Ответа не последовало, только Пустой взгляд. — Ты бы предприняла те же меры предосторожности, что и она. Ты была не права, допустив, что Кейт не хватит здравого смысла. Ты недооценила даже меня. Тебе казалось, что ты уже похоронила нас, и тебе ничего больше не оставалось, как прислать на наши похороны букет цветов. Жаль только, — кратко закончил Блэз, — что похороны оказались твои… — Я бы на твоем месте не говорила так уверенно, — повернулась к нему Доминик, кипя злобой. — И не думай, что, раз я сейчас в прорыве, меня можно списывать со счетов Пользуйся своим везением и знай, что я своего не упущу, а когда придет время, знай, я с тобой рассчитаюсь. Кстати, о расчетах, я хочу за этот портрет десять миллионов долларов. Портрет не стоил и десяти тысяч, но Доминик знала — он бесценен для Кейт, а она — для Блэза. — Эту сумму переведут тебе на твой нью-йоркский счет. — Не на нью-йоркский, на женевский. В ближайшем будущем я собираюсь жить здесь. — Как хочешь. Он подошел к камину, аккуратно снял портрет. Доминик наблюдала. На белой стене остался след — ровный прямоугольник. Она тут же решила повесить сюда что-нибудь, например, поддельного Матисса — натюрморт, который она приобрела в самом начале своей карьеры, не усомнившись в его подлинности, как и все остальные. И поняла свою ошибку, только когда человек, написавший картину, скверный художник, но отличный фальсификатор, сознался, что это его работа. Она сохранила картину как напоминание себе — для того чтобы не повторять дважды одну и ту же ошибку. И тем не менее повторила. Почему же Блэз Чандлер исчез из ее жизни, как вода, прорвавшая плотину? Ее охватило желание причинить ему боль. — Что, неужели она стоит таких денег, эта малышка Деспард? Блэз помолчал, глядя на нее сверху вниз. — Всех денег мира не хватит, чтобы купить мою Кейт, — сказал он. — Наконец-то! — воскликнула она, вне себя от злости. — Ты влюбился! Он молчал, и Доминик увидела легкую улыбку на его губах. Он никогда так не улыбался ей. — Да, влюбился, — подтвердил он. Она уже не могла справиться с желанием ощутить еще большую боль. — Что же тогда было у нас с тобой? Он ответил сразу, и она поняла, что ответ был давно готов: — Ничего. Когда он с портретом вышел из комнаты, Доминик подбежала к окнам, выходившим на открытую террасу, вдоль которой он должен был пройти к своему автомобилю. Распахнув одно из окон, она дала волю своей злобе, выкрикивая ему вслед: — Желаю тебе удачи, тупица! Она еще понадобится тебе… вам обоим! Вы еще услышите обо мне, и уж тогда вы вряд ли сможете быть счастливыми. |
||
|