"Наследницы" - читать интересную книгу автора (Кауи Вера)

Глава 7

Офис Рольфа Хобарта был немногим меньше, чем стадион Уэмбли. В дальнем конце, как миниатюрный каток, блестел огромный письменный стол. Человек с жабьим лицом доложил о ней, и всю дорогу, пока она пересекала необъятную комнату, она не могла оторвать глаз от лошади, которая стояла в самом центре стола.

— Ну и как? — буркнул Рольф Хобарт вместо приветствия. — Вон она, эта подделка, которую вы пытались мне всучить. — Он был огромным, с мрачным и свирепым выражением лица, грубым, оглушительным голосом и ухватками человека, который привык считать, что деньги дают ему право вести себя как заблагорассудится.

— Мы не собирались продавать вам подделку, — поправила она мягко, но твердо.

— Только не говорите мне, что вы, как и ваш специалист, ничего не подозревали.

Кейт подавила в себе желание сказать ему, что он тоже ни о чем не подозревал, пока его кто-то не надоумил, и честно призналась:

— Да, я ошиблась. Мне никогда не приходилось сталкиваться с такой великолепной подделкой. Можно, я еще раз осмотрю ее?

— Вы можете забрать эту проклятую штуку с собой, но только после того, как вручите мне чек на миллион долларов.

Миллион долларов! Это был самый настоящий шантаж, но на кон было поставлено доброе имя «Деспардс», которое стоило гораздо больше. Кейт знала, что Хобарт может потребовать еще больше, что он вообще может отказаться принимать что-либо в неофициальном порядке и через суд получить сумму с пугающим количеством нулей.

Она понимала, что он просто демонстрирует, кто здесь хозяин, играет с ней в кошки-мышки: сегодня я, так и быть, тебя пощажу, но в другой раз…

Она осмотрела лошадь. Даже сейчас, зная результаты термолюминесцентного анализа, она не могла не относиться к ней как к произведению искусства. Пусть это не старинная вещь, но она не менее прекрасна, чем многое из того, что было сделано тысячелетия назад. Теперь она в полной мере могла представить себе ощущения экспертов, когда на их глазах Ван Меергрен создал великолепного Вермеера. Кейт чувствовала себя так, будто все ее знания разом обесценились. В первый раз в жизни она не смогла распознать подделку — правда, необыкновенно талантливую, но все-таки подделку. Она поставила лошадь на стол, вынула из сумочки чековую книжку, проставила требуемую сумму и подписала чек. Потом она протянула чек Хобарту.

Он вырвал бумажку у нее из рук, а потом начался сущий кошмар. Рольф Хобарт срывался на визг, выкатывал глаза, бегал вокруг стола, нависал над Кейт, брызгая ей в лицо слюной. Когда он занес над ее головой сжатые кулаки, она отшатнулась и подумала, что он сошел с ума.

Его обвинения все больше и больше походили на бред помешанного: его нарочно постарались выставить идиотом, он никогда этого не простит, ноги его не будет в Лондоне, он обратился в «Деспардс» только потому, что все говорили, будто там разбираются в восточном искусстве лучше, чем в других местах. Теперь он всегда будет держаться за свою страну, где живут честные люди, надо было знать, что проклятые иностранцы всегда надуют…

Вдруг зазвонил телефон. Рольф Хобарт, замолчав на полуслове, схватил трубку. Кейт не слушала, о чем он говорит — сердце у нее колотилось как бешеное, а ноги подкашивались. Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса. Она нисколько не сомневалась, что он в любое мгновение может потерять остатки самообладания и пустит в ход свои чудовищные кулаки. Такие случаи уже бывали, и только громадные деньги и власть позволяли ему избегать судебного преследования. Оставив чек на столе, она побежала к двери, но вдруг услышала за спиной «Подождите!», произнесенное совсем другим тоном. Она замерла на месте, но не поворачивалась, пытаясь нащупать дверную ручку. Когда он снова заговорил, Кейт с трудом поверила, что это тот же самый человек.

— Почему вы не сказали мне, что знакомы с Агатой Чандлер? — сказал он подозрительно миролюбиво. — Это меняет дело… — Его голубые глаза все еще были серо-холодными от ярости. Он, заставлял себя извиняться из-за кого-то, кого звали Агата Чандлер, но что явно стоило ему большого труда.

— Давайте-ка забудем всю эту историю, а? — И на глазах у пораженной Кейт он порвал чек в клочки. — Я хотел только слегка проучить вас. С Рольфом Хобартом шутки плохи, ясно? Просто верните то, что я вам заплатил, и покончим с этим. Не обиделись?

К величайшему изумлению Кейт, он протянул ей граблеобразную руку. Не веря своему счастью, она пожала ее дрожащими руками и выскочила за дверь.

В лифте она бессильно прислонилась к стенке. Этот человек сумасшедший! То он готов превратить ее в лепешку, угрожает, трясется от ярости, а через минуту извиняется из-за какой-то Агаты Чандлер. Чуть позже, когда она немного оправилась от шока и голова заработала, Кейт вспомнила слова Ролло: «…внук Агаты Чандлер, а ей принадлежит полмира. Стара, как Мафусаил, но все еще обладает огромной властью».

Когда дверь лифта открылась, Кейт продолжала стоять, прислонившись к стене, пока чей-то голос не вывел ее из оцепенения:

— Мисс Деспард?

Она увидела шофера в униформе с кепкой под мышкой, который обеспокоенно заглядывал ей в лицо.

— Да?

— Мистер Чандлер прислал за вами машину.

— Что? Машину? — Ее охватило чувство несказанного облегчения. Поскорей убраться отсюда… — Спасибо.

Машина стояла на обочине — огромная, длинная, с затемненными стеклами. Пока она садилась, шофер не сводил взгляда с ее побелевшего лица и, захлопнув дверцу, предложил:

— Мисс, вон в том шкафчике есть кое-что для поддержания сил.

Потянувшись к ореховой дверце, Кейт заметила, что ее рука дрожит. Но она все-таки смогла достать хрустальный графинчик и наполнить низкий стакан, который одновременно служил крышкой, двойной порцией бренди.

Напиток жарко заструился по жилам, добрался до потрясенного мозга, она наконец расслабилась, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ну и денек! Ну и псих! И какой дьявольски хитрый расчет. Кто же они с Доминик теперь, враги?

Да, Доминик объявила войну и провела первый диверсионный рейд. «Идиотка, — ругала себя Кейт. — Тебе со всех сторон говорили, что ей нельзя доверять, и что ты сделала? Ничего. Ролло прав. Ты считаешь, что у всех те же нравственные принципы, что и у тебя. Приспосабливайся, деточка, или вон с корабля». Тут она открыла глаза и увидела, что они едут по широкой улице с газоном и кустами посередине. Парк-авеню? На перекрестке она заметила дорожный указатель: 84-я Восточная улица. 84-я Восточная улица? Кейт достаточно хорошо представляла себе Нью-Йорк, чтобы понять — они едут в северном направлении. Господи, она же собиралась лететь рейсом час сорок пять. Ей в другую сторону!

Она забарабанила по стеклу.

— Мы не туда едем.

— Туда, мисс. — Шофер услышал ее, несмотря на толщину стекла. — Я должен доставить вас к миссис Чандлер.

«Теперь еще похищение, — подумала Кейт, которая была близка к истерике. — Это не день, а какой-то кошмар».

Агата Чандлер, по-видимому, была ничуть не лучше Рольфа Хобарта. Неужели все очень богатые люди страдают манией величия?

Откинувшись на спинку, она увидала, что шофер говорит что-то в телефонную трубку. На следующем перекрестке они свернули направо. Судя по домам, это был фешенебельный район. Машина затормозила у большого дома с двумя фронтонами и отполированными до зеркального блеска дверьми. Как только машина остановилась, двери распахнулись, вниз по ступенькам спустился пожилой дворецкий в сопровождении лакея, который открыл для нее дверцу. Кейт вылезла, причем ей все время хотелось ущипнуть себя и проснуться.

— Доброе утро, мисс Деспард, — торжественно произнес дворецкий. Кейт улыбнулась, услышав его английский выговор. — Миссис Чандлер ждет вас.

Он проводил ее в просторный красивый зал с высокими потолками, паркетным полом и легкой винтовой лестницей, над которой висела роскошная люстра. В центре зала в инвалидном кресле сидела пожилая дама, рядом с ней стояла — Кейт снова захотелось ущипнуть себя — настоящая индианка, скво. Дама коснулась ручки кресла, и оно бесшумно покатилось навстречу Кейт.

— Значит, вы дочка Чарльза, — проговорила она голосом, который, наверное, был слышен даже на Лонг-Айленде. — Я Агата Чандлер. Ваш отец был моим большим другом.

— Здравствуйте, — ошеломленно ответила Кейт, пожав скрюченную артритом руку со вспухшими суставами и растопыренными пальцами.

В ответ раздался грубоватый смех.

— Вы уж небось собрались ноги прочь уносить, да я вас перехватила, — довольно сказала старуха. — Когда Блэз позвонил мне и сказал, что собирается сделать этот придурок Хобарт, то я решила малость вправить ему мозги.

— С помощью увесистой дубины? — не удержалась Кейт.

Старуха снова довольно засмеялась.

— Правильно, девочка! — Потом она продолжала более мягко:

— Ну и как он? Вел себя как последний хам?

Кейт содрогнулась.

Агата Чандлер снова разразилась кудахтающим смехом и изуродованной рукой хлопнула себя по коленке.

— Я с него мигом спесь сбила. Сказала, что если он с вами плохо обойдется, то больше меди не получит, не говоря уж обо всем остальном, что ему дает Корпорация.

Я знавала обоих Хобартов — и отца, и сына. Оба умалишенные: вообразили о себе невесть что и всему свету свою силу доказывают. А теперь, детка, надо убираться из этого холодильника. Соме! — окликнула она пожилого дворецкого. — Ты уверен, что отопление работает как надо?

— Да, мадам. Термостат поставлен на максимум.

— Что-то непохоже, — проворчала старая дама.

Только сейчас Кейт осознала, что в зале жарко, как в оранжерее, в углу она увидела мраморный камин, в котором пылало пламя, какое, наверное, можно было видеть, когда горел Чикаго.

— Ненавижу этот промозглый город, — бормотала Агата Чандлер. — Бываю тут, только если уж очень приспичит. Поскорей бы обратно в горы. Поверни меня, Минни, — приказала она древнему изваянию, безмолвно стоявшему рядом с креслом. — Это моя двоюродная сестра, Минни Лосиный Рог, — обратилась она к Кейт. Минни кивнула с тем же непроницаемым выражением. На вид она была еще старше, чем Агата, что последняя и подтвердила:

— Только потому и держу ее подле себя, что лет ей еще побольше, чем мне. По-английски ни слова, но все понимает. Поехали-ка в теплое местечко. За мной, Кейт.

Совершенно завороженная, Кейт влилась в процессию. Впереди вышагивал лакей, который, дойдя до дверей, широко распахнул их. Дворецкий встал сбоку и помог Минни, толкавшей кресло, провести его сквозь дверной проем. Кейт замыкала шествие.

— Теперь можете принести нам кофе, — приказала Агата. — Погорячее да покрепче.

— Хорошо, мадам.

Минни поставила кресло перед точно таким же ревущим пламенем, а Агата, пошарив рукой в россыпи бриллиантов, украшавших ее наряд, извлекла откуда-то лорнетку.

— Дай-ка я хорошенько разгляжу тебя, Кейт Деспард.

Ты знала, что мы с твоим отцом были друзьями?

— Нет, — честно призналась Кейт.

— Да уж конечно, откуда тебе знать… Мы с ним познакомились лет десять назад и сразу друг другу понравились. Ты на него не похожа.

И вовсе она не дурнушка. Блэз тогда сказал: «Внешность не больше чем на двойку, зато за мозги может получить „отлично“. Конечно, это не Доминик, думала старая дама, но у нее прекрасный рост и длиннющие ноги. И волосы совсем не морковные. Кто-то, видно, над девочкой поработал, и это пошло ей впрок».

— Можно я сниму пальто? — спросила Кейт.

Агата Чандлер хмыкнула.

— Жарковато стало? Я без тепла никак не могу, с кровью что-то сделалось. Потому и приехала в Нью-Йорк — надо, чтобы эти коновалы меня посмотрели да сказали, много ли я еще протяну. Делай, как тебе удобнее.

Услужливый лакей принял у нее тонкое шерстяное пальто. Под ним оказались узкие твидовые брюки, заправленные в сапоги, и короткий бутылочно-зеленый свитер поверх рубашки цвета меда.

— Если тебе жарко, садись подальше от огня, — предложила Агата, и Кейт расположилась на диване с роскошной обивкой достаточно далеко от камина, чтобы не зажариться живьем.

В дверь постучали. Вошел лакей с коробкой в руках.

— Что это? — спросила Агата.

— Для мисс Деспард, мадам. От мистера Хобарта.

— Лошадь! — воскликнула Кейт, вскакивая с дивана. — Я забыла статуэтку! — Она сняла крышку и убедилась в том, что это действительно она.

— Дай-ка я на нее посмотрю, — попросила Агата.

Кейт поднесла к ней статуэтку. Старая женщина сама не могла держать ее в руках, но с интересом осмотрела.

— Похоже, у нас на ранчо есть кое-что в этом роде, — наконец произнесла она. — Отец мой забавлялся — напокупал целую кучу со всего света.

— Он был коллекционером?

— Не в том смысле, как ты думаешь. Он просто брал да покупал, что ему приглянется. — Потом она прямо спросила:

— Хорошая подделка?

— Потрясающая! Она настолько хороша, что я ни на секунду ничего не заподозрила. Ни я, ни наш эксперт по Востоку. Это, — волнуясь, продолжала Кейт, — самое опасное, что мне приходилось видеть в жизни.

— Угроза рынку, а?

— Еще какая — Гмм… — Агата снова вооружилась лорнеткой. — Ну да ладно, убери ее. Не сомневаюсь, что в Лондоне вы постараетесь докопаться до правды.

— Конечно, постараемся, — мрачно ответила Кейт.

— Есть за что зацепиться?

— Нет, — призналась Кейт. «Только подозрения», — подумала она и убрала лошадь в коробку.

Снова открылась дверь, и дворецкий подал кофе на массивном серебряном подносе. Минни выдвинула столик, на который он поставил поднос. Когда Кейт увидела поднос, глаза у нее заблестели. Это была не ее епархия, но она сразу поняла, что вещь высочайшего качества.

— Поль Ревери, — сказала Агата, перехватив ее взгляд.

— Тоже ваш отец купил?

Старая дама с гордостью кивнула.

Минин налила кофе.

— Из-за этого чертова артрита, чтоб ему пусто было, у меня руки не работают, — пожаловалась Агата. — Но до мозгов дело пока не дошло. — Снова зазвучал ее низкий смех.

Эта женщина сохранила поразительное присутствие духа и жизненную силу, которой позавидовал бы любой.

На лице — бронзовом, но не таком смуглом, как у Минни, — удивительно мало морщин. Орлиный профиль. Волосы, вероятно, крашеные, такие же черные, как у ее внука, и совершенно прямые. Высокий пучок скреплен испанским гребнем — из золота с красными и зелеными камнями. Кейт ни на секунду не усомнилась, что это рубины и изумруды. Одеяние Агаты Чандлер вполне заслуживало того, чтобы называться мантией: тяжелая парча с богатым золотым шитьем. Обруч на шее, который Кейт видела только на изображениях великих инков, буквально усыпан рубинами и изумрудами. Варварски роскошные серьги из тех же камней в золотой оправе свисали почти до плеч, но кольцо было одно — простое обручальное кольцо на левой руке. На Минни же было надето то, что Кейт с восторгом опознала как настоящую индейскую одежду, отделанную бисером и бахромой, из кожи цвета молодой пшеницы, такой же мягкой на вид, какой она, несомненно, была и на ощупь. Ее седые, лунного цвета, волосы тоже были собраны в пучок, но без всяких украшений. Она налила кофе для Агаты в специальную чашку с двумя ручками, в которые та смогла просунуть скрюченные пальцы.

— Хочешь добавить чего-нибудь в кофе? — спросила Агата.

Чувствуя, что лучше сохранить ясную голову, тем более что в ней еще слегка шумело от выпитого в машине бренди, Кейт отказалась, а первый же глоток кофе убедил ее в том, что она поступила правильно. Кофе был черен, как грех, и обжигал, как адское пламя.

Старая женщина словно прочла ее мысли.

— Это папа научил меня варить кофе. Иногда, если ему не удавалось ничего подстрелить, он целый день жил только на этом питье, и хоть бы что.

— Ничего удивительного, — выпалила Кейт, я Агата залилась смехом.

— Мой Мальчуган считает, что в тебе есть сила духа, во все-таки он мне позвонил. «Герцогиня, — говорит, — звони скорее этому Хобарту, пока он не разорвал беззащитную девушку на куски».

— Я вовсе не беззащитная, — возмутилась Кейт.

— Я вижу, но с Рольфом, когда он разойдется, никакого сладу нет. А Блэз, видать, за тебя побаивался. И я рада ему услужить. Он не часто меня о чем-нибудь просит, так что я сразу поняла — дело серьезное.

Кейт молча слушала и удивлялась. Какой странный человек, в смущении думала она. Казалось бы, ему до нее не должно быть никакого дела, а он нашел время позвонить бабушке. При этой мысли с ее языка невольно слетел вопрос:

— Как он вас называет? Герцогиня?

— Я именно ею и была, когда мы с моим Мальчуганом повстречались. В то время я была замужем за итальянским герцогом. У меня было их четверо — мужей-то, — весело продолжала она, — и я их всех пережила. Ну, а мой Мальчуган до сих пор зовет меня Герцогиней — только он один. Для всех остальных я Агата Чандлер. С этим именем я родилась, и оно для меня лучше всех прочих.

— Вы называете его Мальчуганом? — Человека, менее похожего на мальчишку, чем Блэз Чандлер, еще поискать надо, подумала Кейт.

— Когда мы познакомились, ему было всего девять лет.

Кейт изнывала от любопытства, и, почувствовав это, Агата Чандлер протянула свою чашку за новой порцией кофе и углубилась в семейную историю.

Кейт узнала, что, несмотря на то, что у Агаты было четыре мужа, ребенок у нее был всего один — дочь Анна, мать Блэза. Анна выходила замуж четыре раза, как и мать, и Блэз был сыном ее третьего мужа. А сама Анна вместе с четвертым, и последним, мужем погибла на пути из Франции в Италию, когда их машина свалилась в пропасть во время сильной бури. У Блэза есть сводная сестра, ее зовут Консуэло, она дочь Анны от первого брака, ее отец — аргентинский жиголо, и сводный брат, Джеральд, сын Анны и ее второго мужа, английского виконта. По выражению Агаты, ни та ни другой гроша ломаного не стоили, но Блэз, которого Агата усыновила официально после гибели своей дочери и которому дала свое имя, был смыслом ее жизни.

— Он мой единственный наследник и получит столько, что и во сне не приснится, — с коротким смешком продолжала она. — У Консуэло было три богатых мужа, да и четвертый не бедняк, а Джеральду достались титул и поместье отца. Я их и вижу-то только тогда, когда им вдруг что-нибудь от меня нужно.

Под презрительной усмешкой Кейт разглядела боль и горечь, и Агата прочла это на ее выразительном лице.

— Ладно, будет обо мне, — отрывисто проговорила она. — Расскажи-ка ты мне лучше о себе. Справляешься с «Деспардс»?

— Не так хорошо, как хотелось бы. — По лицу Кейт промелькнула тень.

— Если бы твой отец не думал, что ты годишься для такого дела, он бы тебя в него не втравил. Он мне не раз говорил, что у тебя закваска что надо.

Кейт вся засветилась изумлением и радостью.

— Он говорил с вами обо мне?

— Да еще сколько раз. Не мог же он говорить об этом с женой, уж больно она старалась, чтобы он даже не вспоминал о том, что было до нее, а падчерица его — и вовсе дрянь. Ей в жизни ни до кого дела не было, кроме самой себя. А твой отец больше всего на свете хотел с тобой помириться. Как он горевал, когда ты отсылала обратно его письма… Но я-то точно знаю, что ты так поступала тоже с горя. Я сама так сильно любила своего отца, — продолжала она мягче, — что мне тебя понять нетрудно. Если бы он ушел и бросил меня, не знаю, что бы я сделала, может, умерла бы с тоски.

— Мне и казалось, что я умру, — невольно призналась Кейт этой удивительной женщине.

— А потом передумала?

Кейт помедлила. В конце концов, Доминик дю Вивье была замужем за внуком Агаты Чандлер. Наконец она решилась:

— Один человек открыл мне глаза. Я всегда смотрела на вещи только со своей колокольни, а когда попробовала взглянуть с чужой, то поняла, что сама себя загнала в тупик и надо из него выбираться.

Старая дама кивнула с мудрой усмешкой.

— Со мной так тоже бывало — раза два, а то и три.

Они улыбнулись друг другу, чувствуя себя так, будто знали друг друга уже много лет.

— Вы мне так помогли, — порывисто проговорила Кейт. — Спасибо.

— Так ведь это потому, что Блэз меня попросил. Ей-Богу, просто счастье, что он прилетел в Нью-Йорк одновременно с тобой. — Она вздохнула. — Мальчугану приходится слишком часто меня навещать. Он все смотрит, как я… Да ладно, что уж об этом говорить. Этот проклятый артрит меня в дугу согнул.

Кейт вежливо сказала:

— Я его поблагодарю, когда увижу в следующий раз.

Следующего раза долго ждать не пришлось. Она как раз смотрела на часы, удивляясь, что прошло уже столько времени, и собираясь прощаться, когда дверь открылась и появился Блэз Чандлер собственной персоной.

Он кивнул Кейт, быстро подошел к бабушке и склонился над креслом. Та подняла руку, чтобы погладить его по щеке, при этом на ее лице появилось такое выражение, что Кейт поспешно отвела глаза. Когда Блэз выпрямился, Кейт, кашлянув, чтобы избавиться от комка в горле, обратилась к нему:

— Спасибо, что пришли ко мне на помощь или, вернее, попросили бабушку.

— Значит, сработало?

— В жизни ничего подобного не видела — в одну секунду человек стал другим.

Блэз устремил на бабушку признательный взгляд.

— «Хобарт Энтерпрайзис» зависит от Корпорации.

Мы единственные поставщики некоторых жизненно важных для них материалов. А кроме того, Герцогиня всегда побеждала его в армрестлинге.

Агата хрипло засмеялась.

— Меня отец научил, — объяснила она. — Вон он. — Она кивнула на портрет, висевший над камином, который Кейт уже давно хотелось рассмотреть. — Черный Джек Чандлер — вот как его называли.

Это был человек лет сорока, с длинными усами, какие носили в конце прошлого века, в одежде из оленьей кожи и с ружьем на коленях. У него были темные волосы, яркие синие глаза и обветренное лицо человека, привыкшего проводить время на свежем воздухе. Кейт встала и подошла поближе. Потом неожиданно изменившимся голосом она сказала:

— Поправьте, если я ошибаюсь, но, по-моему, это Ремингтон.

Старая дама была очень довольна.

— Ты им всем сто очков вперед дашь. Сколько людей видели этот портрет, а художника узнали — раз, два и обчелся.

— Я знаю, что он редко писал портреты, но стиль, несомненно, его.

— Ты и американское искусство знаешь?

— Изучаю. Это мое хобби. Никогда не думала, что существует так много американских художников и что они так хороши.

— Там, у нас на ранчо, его работ полным-полно.

Отец дружил с Ремингтоном.

У Кейт голова пошла кругом. Даже одна картина Ремингтона стоила целое состояние.

— Там всего много: живопись, скульптура, индейские изделия. Да что говорить, есть один деревянный индеец — прямо как живой. Рука сама тянется проверить, на месте ли еще скальп.

Видя прямо перед собой эти сияющие золотистые глаза, живое заинтересованное лицо, на котором явственно читалось желание увидеть все эти чудесные вещи, Агата приняла одно из своих молниеносных решений:

— Знаешь, что я тебе скажу, Кейт, сегодня пятница, и я вечером возвращаюсь в Колорадо. Как ты смотришь на то, чтобы провести у нас уик-энд?

У Кейт вырвался восторженный вздох.

— А можно? — Потом благоразумие взяло верх. — Нет, мне надо поскорее вернуться в Лондон вместе с этой злосчастной подделкой.

— Зачем? Что тебе там делать в выходные? Пойди, позвони в Лондон и скажи, что вернешься в понедельник утром. Самолеты Корпорации только и делают, что летают взад-вперед через Атлантику. Мы тебя посадим на ночной из Денвера. Вот и скажи, что в понедельник в полдесятого ты будешь сидеть за своим столом. В конце концов, ты сама там теперь хозяйка.

Кейт не стала говорить, что она никак не может к этому привыкнуть. Ее охватило легкое безумие и приятное возбуждение. В конце концов, что она теряет?!

— Действительно А статуэтка лошади теперь у нас в руках…

— И можешь поверить мне на слово: Рольф Хобарт и пикнуть не посмеет, — пообещала Агата. — Мальчуган, проводи Кейт к телефону, чтобы она позвонила в эту свою контору.

Кейт взглянула на Блэза, который сказал: «С удовольствием», но таким тоном, что было непонятно, доволен ли он на самом деле. Все-таки он очень загадочный человек, снова мелькнуло у нее в голове. Сначала просит свою бабку таскать ей каштаны из огня, а потом ведет себя так, словно хочет, чтобы Кейт ела эти каштаны в одиночестве где-нибудь подальше отсюда. Ладно, Бог с ним, решила она, войдя в маленькую комнатку, так же заставленную мебелью и так же слишком жарко натопленную, как гостиная, которую они только что оставили.

«Все правильно, — подумала Кейт, — обстановка принадлежит к тому же времени, что и хозяйка. Обе эти комнаты можно было бы перенести прямо в музей, ничего в них не меняя: громоздкая мебель, картины в тяжелых рамах, папоротники в горшках…»

Она поговорила с Джеймсом Гривом, который испытал беспредельное облегчение.

— Он в самом деле больше ничего не хочет? — спросил он с тревогой.

— В самом деле. Он закроет дело. В итоге мы потеряли клиента, без которого сумеем обойтись, а доброе имя «Деспардс» осталось незапятнанным.

— Кейт, вы просто чудо! — воскликнул Джеймс. — Вы заслужили этот уик-энд. Сегодня вечером пойду и напьюсь. Я дорожку в ковре вытоптал, пока ходил из угла в угол и ждал вашего звонка. Здорово, просто здорово!

— Спасибо, — поблагодарила Кейт. Она решила до своего возвращения не рассказывать о вмешательстве Агаты Чандлер. — Вы не знаете, Ролло еще не вернулся?

— Я его не видел. Если хотите, могу узнать.

— Нет, не стоит. Просто, если вы его увидите» скажите, где я.

— Конечно. Желаю вам приятно провести время, — с искренней теплотой ответил Джеймс. — Точно знаю, что свой уик-энд я проведу как следует. Еще раз, благослови вас Бог, Кейт.

— Ну как? — спросила старая дама, когда Кейт вернулась в гостиную.

— Все в порядке! Я могу остаться! — радостно воскликнула Кейт. — А где находится ранчо?

— В долине Ревущего Потока, — ответил Блэз и, увидев, что название не произвело на нее никакого впечатления, добавил:

— Вы слышали об Аспене?

— Это лыжный курорт? Конечно, кто же о нем не слышал?

— Аспен находится в начале долины.

У Кейт заблестели глаза.

— Ты катаешься на лыжах? — спросила Агата.

— Никогда не каталась, но обязательно попробую.

— Ну, посмотрим, как у нас будет со временем. Насчет одежды не беспокойся, у нас полно всякого барахла как раз на тебя. А верхом ездить умеешь?

— О, да! — Подвижное лицо Кейт засветилось от радости.

— У нас три теннисных корта и два бассейна — один под крышей, а другой на улице. — Старая дама повернулась к внуку. — Мальчуган обожает спорт.

— И я тоже, — весело согласилась Кейт.

«Странно», — думал в это время Блэз. Совсем недавно он считал, что Кейт Деспард вряд ли что изменит. Но если бы Блэз не знал, кто сейчас перед ним, он ни за что бы не поверил, что та угрюмая, язвительная, вызывающе небрежно одетая девица и эта умная, живая, привлекательная женщина с густыми волосами, блестящими, как только что очищенный от скорлупы каштан, одно и то же лицо. Ее одежда говорила одновременно и о вкусе, и о чувстве стиля Ясно, что кто-то над ней как следует поработал. Интересно, кто?

— И ты сможешь как следует посмотреть на все эти штуки, — с воодушевлением говорила Агата. — Мой отец был что твоя сорока — что ему приглянется, то непременно купит. — Она пошарила на каминной полке, заставленной старыми, коричневатыми фотографиями в таких же старинных рамках, и нашла скрывавшиеся за ними часы. — Надо слегка перекусить, а в три выезжаем.

Мальчуган, надеюсь, ты с нами позавтракаешь?

— А зачем я тебе, если ты уже заполучила слушателя?

Агата хмыкнула.

— Ладно, тебе это даром не пройдет.

Кейт подумала, что бабушка и внук очень привязаны друг к другу. Когда Блэз называл бабушку Герцогиней, в его глубоком голосе звучала мягкая усмешка, за которой скрывалась искренняя и глубокая любовь.

Ленч был накрыт на столе, за которым могли бы усесться, по меньшей мере, полсотни человек, в столовой того же стиля, что и весь дом — конца прошлого века.

Эту роскошную мебель красного дерева Кейт с радостью выставила бы на любой аукцион в «Деспардс». Блюда подавали типично американские: сначала свежую форель с изысканно-пряными приправами — «Это из Ревущего Потока, — сообщила старая леди, — мы привезли ее с собой». За ней последовал бифштекс («теленок с нашего ранчо») немыслимого размера и необыкновенно нежный на вкус. К нему полагался печеный картофель, щедро залитый сметаной с жареным диким луком. А после сладкой кукурузы и песочного печенья, только что вынутых из духовки, на десерт подали яблочный пирог.

Покончив с едой, Кейт тяжело вздохнула.

— Надеюсь, мы полетим в Колорадо на грузовом самолете, любой другой меня просто не поднимет. Если вы это называете «слегка перекусить», то обед даже страшно себе представить.

— Ерунда! Мне нравится, когда человек ест с аппетитом. А тебе не помешает нарастить немного мяса на кости.

Ты, верно, не поверишь, но когда-то я сама была как молоденькая ива. Не то что нынче — нынче я смахиваю на целую рощу вековых дубов. — Агата принимала свои размеры как должное, без пустых сожалений и нытья, так же, как и все остальное в жизни.

Когда пришло время уезжать, Блэз бережно накинул бабушке на плечи соболью накидку, при виде которой у Кейт захватило дух, и положил ей на колени маленькую кожаную коробку. Потом она обратилась к Минни на незнакомом Кейт языке, звучавшем как набор хриплых нечленораздельных звуков и щелчков, и та ей что-то ответила спокойным, безмятежным тоном. Наконец кресло было поставлено на настил, покрывающий лестницу и ведущий прямо к дверце огромного автомобиля. Теперь Кейт поняла, зачем у него такая широкая дверца. Блэз взял бабушку на руки и осторожно посадил ее на заднее сиденье. Кресло сложили и убрали в багажник, Минни уселась рядом с шофером, а Кейт с Агатой.

Старая дама взглянула на внука.

— На этот раз сделаешь, как я велела, насчет «Анаконды»?

— Разве я не всегда поступаю, как ты велишь?

— Ха! Ты только и делаешь, что поступаешь наоборот, — фыркнула Агата Чандлер. — Мне ли не знать: ты говоришь мне одно, а потом идешь и делаешь другое. — Но когда Блэз наклонился к ней, чтобы попрощаться, она крепко обняла его за шею. — Береги себя, — хрипло сказала она.

— Я тебе позвоню сегодня вечером.

— Не забудь.

— Желаю приятно провести время, Кейт.

— Спасибо, Блэз, за… за все, — проговорила Кейт.

Блэз улыбнулся, отступил на шаг, захлопнул дверцу, и машина медленно тронулась.

Интерьер автомобиля отличался изысканностью: серая замша и темный орех. В машине было так же жарко, как и в доме, но Герцогиня — Кейт поймала себя на том, что стала называть ее именно так, — зябко куталась в мех.

Блэз успел объяснить Кейт, когда они ненадолго остались наедине, почему в доме так жарко.

— Бабушка страдает редкой болезнью крови, и ей все время холодно, — сказал Блэз. — Из-за недостатка тепла она может умереть. Поэтому она и летает в Нью-Йорк на обследование, а вовсе не из-за артрита. Так что потерпите, если можете.

— Мне совсем не жарко, — беззаботно ответила Кейт и почувствовала себя странно польщенной его ответной благодарной улыбкой.

Агата обернулась, чтобы помахать внуку на прощание, и Кейт увидела, что, несмотря на пронизывающий холодный ветер, Блэз стоял на мостовой, пока машина не свернула за угол. Агата удовлетворенно вздохнула.

— Вот каков мой Мальчуган, — сказала она с гордостью.

Они проехали в дальний конец аэродрома, предназначавшийся для частных самолетов, и сели в «Грумэн Гольфстрим» цвета меди с эмблемой Корпорации на хвосте.

Агату Чандлер пересадили в кресло и ее инвалидную коляску закатили в багажное отделение, а Кейт поднялась по трапу и оказалась в просторном салоне, выдержанном в кремовых и бежевых тонах — от ковров на полу до штор на иллюминаторах, перед которыми стояли удобные кожаные кресла. На столиках лежали кипы свежих журналов, освещенные светом настольных ламп. Их приветствовала улыбающаяся стюардесса.

— Ну, последний перегон, и все, — с облегчением вздохнула Герцогиня, освобождаясь от накидки. — Всего-навсего три часа до Аспена и полчаса до ранчо. Будем там к шести. По горному времени, — объяснила она Кейт, удивленной тем, что было уже четыре. — Там время отстает на два часа.

Конечно, напомнила себе Кейт, Америка — огромный материк, а не маленький остров.

— Поездка была удачной? — спросила стюардесса.

— Так себе. Как дела дома?

— Прекрасно. Когда мы утром вылетели из Денвера, погода была чудесная — солнце и мороз.

— Я слышала, у нас там снегопады.

— Да, снег шел всю неделю. Это очень хорошо для Аспена. Лыжники довольны.

— Надо думать, — согласилась Агата. — Кейт, это Глория. Она присматривает за мной, когда я езжу в Нью-Йорк. Глория, это мисс Деспард. Она проведет у нас уикэнд. Она еще ни разу не была в Колорадо.

— Если уж на то пошло, то и в Америке тоже, — удрученно вздохнула Кейт. — Но я приеду снова.

— Очень приятно, что Америка вам понравилась, — улыбнулась Глория, нисколько не сомневаясь, что иначе и быть не могло. — Вам что-нибудь принести?

— Нет, спасибо.

— Мы выпьем чайку, когда взлетим, — сказала Герцогиня. — Минни, ты не забыла мой чай?

Минни, постоянное безмолвие которой все время заставляло о ней забывать, показала коробку лучшего «Ассама», — Если вам что-нибудь понадобится, позвоните, — сказала Глория. — Звонок справа от вашего кресла.

Кейт родилась если не в роскоши, то в достатке. У них был большой, хорошо обставленный дом в Холланд-парке, она никогда не испытывала денежных затруднений, но прирожденная бережливость матери воспитала в Кейт почти пуританский ужас перед расточительностью.

По ее меркам — а по сути дела, по меркам огромного большинства людей, — Чандлеры принадлежали к сверхбогачам. Ролло говорил, что они богаче Креза, и с того момента, как за ней прислали машину к зданию «Хобарт Энтерпрайзис», Кейт поняла, что вступает в мир, где с миллионами обращаются так же, как она обращается с сотнями.

Не потому ли Доминик и вышла замуж за Блэза Чандлера? Разумеется, если не считать его собственной бесспорной привлекательности. В основе их богатства лежала медь. Черный Джек нашел баснословные залежи в том месте, которое стали потом называть Счастливый Доллар, но теперь Корпорация стала международным предприятием и добывала не только медь, но и олово, вольфрам, ванадий и даже молибден. Она также производила свинец и уголь. Ей принадлежали нефтяные скважины.

А еще «Чандлер Банк», сеть отелей и огромное количество другой недвижимости. Пароходная линия… Все это Кейт почерпнула из статьи в «Форбс» — журнал лежал в комнате, из которой она звонила в Лондон. Теперь, оглядев кипу журналов, она увидела среди них тот же номер.

Значит, она сможет не торопясь дочитать статью.

Взревели реактивные двигатели, но самолет пока не трогался с места. В дальнем конце салона открылась дверь, и человек среднего возраста, очень загорелый, с седыми волосами наклонился, чтобы пройти в салон из рубки, одновременно сняв фуражку.

— Ну как, Джейк? — обратилась к нему Агата. — Устроишь нам хорошенький спокойный полет?

— Постараюсь, мэм. Между нами и Денвером ничего опасного нет — только облака, и то немного.

— Ладно, ладно… Это Джейк Ларсен, мой пилот.

Уж сколько лет меня возит…

Летчик улыбнулся Кейт.

— Добро пожаловать на борт, мэм. Если вам что-нибудь понадобится, только слово скажите. Мы вот-вот взлетим, но я всегда сначала захожу взглянуть, как там миссис Чандлер и не желает ли она чего.

— Лети прямо и не болтайся туда-сюда, больше мне нечего желать, — пробормотала Агата. — Все-таки насколько лучше себя чувствуешь, когда возвращаешься домой. Обо мне не беспокойся. Похоже, с тобой поговорил мой внук. Когда он поблизости, со мной все обращаются, будто я хрустальная.

Джейк ухмыльнулся.

— Не дай Бог подвернуться под руку мистеру Чандлеру, если с вами что-нибудь случится.

Агата что-то проворчала в ответ, но было видно, что ей приятно это слышать. Ей явно нравилось, что внук так заботится о ней, и вовсе не потому — Кейт не сомневалась в этом ни секунды, — что он ее наследник.

Пилот вернулся в рубку, и почти в тот же миг самолет плавно покатил вперед. Пока он набирал высоту, Минни, выпрямившись в кресле, не поднимала глаз от работы — она вышивала что-то бисером, а Агата уткнулась в утренний выпуск «Денвер пост». Только когда машина выровнялась — на высоте 38 000 футов , как показывал альтиметр над дверью рубки, — Кейт обратила внимание, что рука, державшая газету, слегка дрожит, и Агата это заметила.

— Никак не могу привыкнуть отрываться от земли, — ворчливо объяснила она. — Но я не могу тратить время на поезд, а об автомобиле и речи нет, так что, когда меня должны разглядывать под микроскопом, приходится летать. Блэз говорит, чтоб доктора сами ко мне приезжали, но куда это годится — таскать все их приборы через всю страну.

Выпив чаю, она заметно приободрилась, и Кейт поняла, что полет пройдет под знаком откровений старой дамы. Агата любила поболтать и постоянно перескакивала с одной темы на другую. Таким образом Кейт узнала, что та не одобряла женитьбы внука, что мать Доминик просто хорошенькая пустышка, к тому же непомерно ревнивая, что между Доминик и бабкой Блэза нет и следа взаимной симпатии, что для нее, Агаты, отец тоже был кумиром, что ее мать, чистокровная индианка из племени шошонов, умерла родами, когда Агате было всего пять лет, и что ее очень тревожит, что станется с Блэзом после ее смерти, коль скоро его держит на крючке такая женщина, как Доминик.

— ..отбою от женщин не было с тех пор, как он вырос из коротких штанишек. Он любил их и уходил от них, потому что эти женщины были созданы для того, чтобы от них уходить. Я-то знала, что со временем он остепенится, но кто ж мог подумать, что Блэза Чандлера захомутает женщина, с которой он пропадет, если, конечно, не одумается. Это единственное, на что я надеюсь — что в один прекрасный день он прозреет и станет таким, как прежде.

Иногда старая дама просто бурчала себе под нос, словно говорила сама с собой, но все же достаточно громко, чтобы Кейт могла слышать. Щеки у нее горели от смущения. Ролло велел бы ей навострить уши и впитывать каждое слово, но она не обладала его способностями и не любила выведывать чужие тайны. Кроме того, она понимала, что Блэз Чандлер пришел бы в ярость, если бы слышал, что говорит его бабка. Теперь Кейт поняла, почему он не был в восторге от приглашения Агаты. Правда, следовало отдать ему должное — вмешиваться он даже не пытался.

— ..конечно, он работает, как мул. Только дома на ранчо ему и удается по-настоящему отдохнуть. Он любит дом — так же сильно, как я. Как первый раз попал сюда, когда был еще совсем мальчишкой, так и влюбился навек. Сначала сидел на лошади, как какой-нибудь паршивый французишка, только мы сразу же посадили его в пастушье седло, и он не слезал с коня часов по восемь, а то и больше. Так навострился, что участвовал в родео в Колорадо-Спрингс. Теперь ездит, будто родился в седле.

Совсем как мой отец. Вот уж был наездник так наездник.

Но если в жилах есть индейская кровь, то это выходит само собой.

— Ваш отец тоже наполовину индеец?

— Его мать была настоящая индианка из племени «черноногих». Блестящая Вода — вот как ее звали. Ее взяли в плен, а мой дед ее спас. Отец родился в горах — в самый разгар битвы между правительственными войсками и племенем «черноногих». Дед говорил, что бабка и звука не издала во время родов.

Агата кивнула, улыбаясь самой себе, я все с той же улыбкой погрузилась в глубокий сон.

Кейт тяжело вздохнула и вдруг заметила, что Минни за ней наблюдает. Когда она встретила ее взгляд, лицо Минни посветлело.

— Я стара, говорили ее глаза. И одинока. И заслуживаю любви. Кейт кивнула. Минни снова занялась вышивкой, а Кейт некоторое время смотрела в иллюминатор, погрузившись в собственные мысли, пока не вернулась к журналу, который оказался настоящим кладезем полезной информации. Она читала статью, ошеломленная суммами, которыми ворочала Агата Чандлер, — такие суммы обычно звучат, когда в палате общин обсуждается правительственный бюджет. Не миллионы, а миллиарды. И все началось с того, что уроженец Диких гор вместе со своей скво случайно напали на главную жилу богатейшего медного месторождения.

Агата проснулась и продолжала разговор с того места, на котором остановилась. Словно она не спала, а на мгновение задумалась. Ее слова оказались странным образом созвучны мыслям Кейт:

— Чандлеры были исконными горцами, когда впервые поднялись по Снейк-Ривер полтора века назад. Мы плоть от плоти Запада. Старого Запада. Такого, как я его помню, да нынче-то уж мало что осталось — железная дорога его прикончила. Мой отец в юности мог бродить по несколько месяцев и не встретить ни единой живой души.

В те времена пропасть в горах ничего не стоило, хотя заблудиться-то и сейчас можно, если дороги не знаешь.

— А какое у вас ранчо? Большое?

— Ну, сейчас не так чтоб очень большое. Сорок тысяч акров, а когда-то было четверть миллиона. Но сейчас в самый раз, чтоб присматривать за землей. У нас ранчо не для показа, у нас люди работают. А кроме того, высота три с половиной тысячи метров. По ночам холод страшный, и снегу много бывает. Потому и летаем на вертолете, а то раньше, бывало, снегом заметет, и сиди, пока не растает.

Глория, которая всегда была начеку, появилась в салоне, чтобы узнать, не нужно ли чего миссис Чандлер.

Агата попросила бурбон с водой, а Кейт предпочла кофе, почувствовав, что ее неодолимо клонит в сон. От жары в салоне, выпитого утром вина и монотонного голоса Агаты Кейт казалось, что веки у нее вот-вот закроются: в отличие от самолета они никак не могли преодолеть силу тяжести.

Когда Кейт наконец сморил сон, Агата улыбнулась и дала знак Глории, которая накрыла девушку легким одеялом. «Какое милое дитя, — думала Агата. — Полная противоположность Доминик». Она тяжело вздохнула.

Ей не нравилась жена любимого внука, и поведения ее она не одобряла. «Оранжерейный цветочек, — фыркала Агата про себя. — К ранчо никогда и близко не подходила. Морщит нос, услышав слово „скот“, а на лошадь садится только для того, чтобы покрасоваться в этих модных штанах и шляпах. И не то чтобы у нас не хватало комфорта, без которого она жить не может. Да мой папа первым в Скалистых горах завел ванную! — Она тяжело вздохнула. — Мне наплевать, что они все болтают о современном браке. Ясно одно — мой Мальчуган получил совсем не то, что заслуживал».

Они приземлились в Денвере около половины седьмого, потому что в конце пути самолет летел против сильного встречного ветра, вздымавшего над Скалистыми горами снежные вихри, от чего очертания гор терялись в белесоватом тумане. Кейт еще не проснулась как следует, но порадовалась, что на ней плотное пальто, защищавшее от пронизывающего холода. Они побрели по рыхлому снегу, который непрерывно убирали снегоочистители, к огромному автофургону, доставившему их к вертолету.

Внутри было так же удобно и жарко, как и в самолете.

Уже стемнело, и Кейт ничего не могла разглядеть в иллюминатор, кроме дальних гор, снежные вершины которых сияли в свете молодого месяца.

— Скалистые горы? — оживленно обратилась она к Герцогине.

— Точно, — весело подтвердила та.

Они приземлились на ярко освещенной посадочной площадке, и Кейт с удивлением увидела невдалеке силуэт огромного трехэтажного дома. Она ожидала увидеть каркасный или бревенчатый дом, а это сооружение было кирпичным и чем-то напоминало Версальский дворец.

Они прошли, скрючившись, потому что мороз пробирал до костей, по вымощенной кирпичом тропинке и оказались в жаркой, насыщенной влагой и испарениями тропических растений оранжерее, словно попали прямо в дебри Конго.

— Ну вот так-то лучше, — удовлетворенно пробормотала Герцогиня, сбрасывая свои соболя. — Я вижу, опять был снегопад.

— Снег пошел незадолго до полудня, но прогноз на следующие два дня: солнечно, без осадков, — ответил мужчина, кативший кресло.

— Хорошо, хорошо… Не хочется, чтобы нашу гостью прямо с первого раза занесло снегом. Кейт, это Фрэнк Крамер, мой… Мой кто, Фрэнк?

Фрэнк — человек средних лет, с лицом, изборожденным морщинами, — снял ковбойскую шляпу и задумчиво поскреб седую коротко остриженную голову.

— Ну, думаю, можно так сказать: я выполняю почти все, что вы попросите.

— Секретарь и доверенное лицо? — улыбнулась Кейт, пожимая протянутую руку.

— А это вот Кейт Деспард, — представила ее Герцогиня. — Она только что из Англии и в Америке никогда не бывала. Фрэнк, мы должны ей показать настоящее американское гостеприимство.

— С большим удовольствием, мэм, — заверил тот.

— Сейчас мы устроимся, а потом зайди ко мне. Я хочу знать, что тут у вас происходило, пока меня не было, — распорядилась Агата. — И оставайся-ка обедать.

— Хорошо, мэм, — ответил Фрэнк и вышел на улицу, только слегка приоткрыв стеклянную дверь, чтобы внутрь не проник холодный воздух.

— Ладно, теперь я могу и сама покататься, — сказала Герцогиня. Она двинулась впереди, за ней последовала Минни, которая несла накидку и кожаную коробку, а Кейт замыкала процессию. Оранжерея выходила в большой холл, увешанный охотничьими трофеями, из него наверх вела лестница такой ширины, что по ней мог бы проехать дилижанс. Но они воспользовались не лестницей, а расположенным рядом с ней маленьким лифтом, который доставил их на галерею двумя этажами выше.

Полы там были паркетными, в испанском стиле, на стенах тоже висели головы зверей и картины, которые Кейт рвалась поскорее рассмотреть — она была уверена, что узнает знаменитых мастеров, — но они обошли галерею и оказались у больших дверей, распахнутых Минни.

— Вот здесь ты будешь спать, — проговорила Герцогиня.

На кровати под балдахином могли бы уместиться человек шесть. Мебель в комнате была конца прошлого — начала нынешнего века, и Кейт готова была поклясться, что у нее под ногами лежал редкий китайский ковер из шелка. На стенах висели картины художников американского Запада, а когда Минни открыла еще одну дверь, за ней оказалась роскошная ванная комната в эдвардианском стиле, отделанная мрамором и красным деревом.

— Я пригляжу для тебя кое-какую одежду, — сказала Агата, — но если не хочешь, не переодевайся. У нас тут без церемоний. Обед в восемь. Тебя кто-нибудь проводит. — Она хмыкнула. — А то заблудишься: дом-то не маленький.

Оставшись одна, Кейт внимательно осмотрела свою комнату. Карнизы и потолок были украшены лепниной, а картины… У Кейт перехватило дыхание, закружилась голова. Одна из них принадлежала кисти Бирстадта, две — Джорджа Кэтлина, четвертая была, несомненно, кисти Ремингтона. В ванной на гладкой белой стене висело гигантское полотно Истмена, изображающее охоту на бизонов. Она была под стеклом, как и все остальные. Слава Богу, подумала Кейт, о картинах здесь заботятся.

Усевшись на постель, она внимательно разглядела покрывало, сшитое из разноцветных кусочков, в основном голубых и белых, и что-то всколыхнулось в ее памяти. Подушки были отделаны настоящим кружевом, а шнур, свисавший с балдахина, сплетен из бисера. Нечто подобное делала Минни в самолете.

— Это не дом, — вслух произнесла Кейт. — Это музей! — От возбуждения у нее по коже побежали мурашки. Какие еще чудеса ее ждут?

Ванна была полна горячей воды, на полках Кейт обнаружила все современные туалетные принадлежности — тальк, мыло, пену для ванн. Был и душ, но такой же старый, как и все в ванной, и Кейт не знала, как пользоваться рычажками и кнопками, поэтому она оставила его в покое и погрузилась в ванну, такую огромную и глубокую, что в ней можно было плавать. Завернувшись в нагретое полотенце размером с простыню, она вернулась к себе в комнату и увидела, что на кровати лежат чистые, но потертые джинсы и ковбойка.

Позднее она вспоминала, как забавно было увидеть себя в зеркале в этой одежде. Когда-то она не вылезала из рубахи и джинсов, но теперь изысканная прическа и косметика придали ей совсем другой вид. Она подняла ногу, чтобы рассмотреть ковбойские сапожки, которые оказались на удивление удобными. Ее собственные сапоги исчезли.

Пока она гадала, кто за ней придет, раздался стук, и дверь открылась.

— Добрый вечер, мэм. Вы готовы? Пора спускаться. — Это была молоденькая черноволосая девушка, чистокровная индианка.

— Спасибо, я иду.

— Меня зовут Нула.

— Здравствуйте, Нула, — сказала Кейт.

— Меня к вам приставили. Если что понадобится, скажите мне, ладно?

— Хорошо. Спасибо.

Девушка осмотрела ее с головы до ног.

— Эта одежда вам очень к лицу. А как сапожки?

— Очень удобные. Откуда вы узнали, какой у меня размер?

— Я подбирала по вашим сапогам. Мисс Агата, она любит, чтобы в доме было побольше одежды для гостей.

Она обожает компанию, но в последнее время у нас мало кто бывает, потому что она не совсем здорова.

Нула подвела Кейт к двери в углу галереи, за ней оказалась лестница, ведущая к другой двери в длинный. коридор. Вдоль стен стояли стеклянные шкафы с образцами минералов, на стенах висело оружие и головы диких животных. Кейт узнала волка, медведя и бизона, а названий зверя, похожего на львицу, и многих копытных она не знала. Нула заметила, что Кейт их разглядывает.

— Это лось, а это вилорог.

— Кто их убил?

— Отец мисс Агаты. Он считался лучшим стрелком в Колорадо. — Потом она оживленно продолжала:

— Его мать была сестрой моей прапрабабки.

Вспомнив слова Герцогини, Кейт спросила:

— Значит, ты из племени «черноногих»?

— Да, мэм.

«Ну, Ролло, держись, — подумала Кейт. — Ты умрешь от зависти, когда я тебе все это расскажу».

Герцогиня сидела в оранжерее за специальным столиком, который крепился на ее инвалидное кресло. На нем громоздилась куча бумаг. Рядом с ней сидел Фрэнк Крамер, который поднялся, когда Кейт появилась в дверях.

— Ну вот, теперь у тебя вид что надо, — одобрительно заметила Герцогиня.

— Похоже, что здесь у вас, кроме всего прочего, есть магазин готового платья, — пошутила Кейт.

— В этом нет нужды, — ответила Агата. — Папа всегда держал в доме полный набор одежды, на случай, если что-нибудь понадобится гостю, а я просто следую его примеру. Как насчет того, чтобы выпить для аппетита?

— Можно мне сауер с виски? — нерешительно попросила Кейт.

Старая дама улыбнулась.

— Сдается, ты решила пробовать все, чего не пробовала раньше.

— Мне всегда очень нравилось, как это звучит.

На вкус напиток оказался еще лучше. Кейт отпила глоток, языком отодвинула пленку яичного белка и объявила:

— Замечательно.

— Это бурбон, — объяснила Герцогиня. — То, что я обычно пью. Хотя теперь там больше ручьевой воды, чем виски.

— Ручьевой воды? — удивилась Кейт.

— Ну, воды из ручья, который впадает в Ревущий Поток. Посмотришь на него завтра. Я тебе все покажу.

Обедали они в похожей на пещеру столовой с камином, который пришелся бы к месту в Бробдиньяге. Кейт с Фрэнком сидели напротив Агаты и Минни. Минни, как всегда незаметно, следила за тем, чтобы у Агаты все необходимое было под рукой. А еще Кейт заметила, что она нарезает для нее бифштекс, что было не под силу больным Агатиным рукам. Стены в столовой были обиты старинными гобеленами, а обладая уже некоторыми сведениями о Черном Джеке Чандлере, Кейт почти не сомневалась, что это подлинная ткань шестнадцатого века.

Точно так же она не сомневалась в подлинности шелкового абажура, висевшего над обеденным столом, и великолепного большого буфета в стиле «арт деко». А когда она наконец обратила внимание на еду, она увидела, что приборы были серебряными. К концу обеда, сопровождаемого двумя бокалами кларета, она стала ощущать последствия перенасыщенного событиями дня и разреженного высокогорного воздуха. Все это наконец свалило ее с ног.

Она помнила, как зевала и извинялась, как брела вслед за Нулой по длинным коридорам, но напрочь забыла, как раздевалась и ложилась в постель. Среди ночи она проснулась от страшной жажды — она не привыкла ни к кларету, ни к виски — и, найдя ванную, залпом осушила один за другим два стакана горной, ледяной, прекрасной на вкус воды. Снова добравшись до постели, она почувствовала, что ей жарко, пощупала старомодные радиаторы под подоконником — до них нельзя было дотронуться.

Она отодвинула бархатные с бахромой шторы, под ними оказались занавески из тяжелых ноттингемских кружев.

В конце концов она умудрилась немного приоткрыть нижнюю створку окна. От ворвавшегося в комнату морозного воздуха ее разгоряченное тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Она отшатнулась от окна, но все же сумела на миг поймать взглядом самолет. Лунный свет отражался от покрытой инеем металлической поверхности, превращая обычный пассажирский лайнер в сияющий космический корабль, величественно рассекающий небесную высь.

Пока Кейт смотрела на него, уже не ощущая холода, вдруг раздался звук, от которого у нее перехватило дыхание: странный, хриплый, похожий на кашель. В ответ нервно заржала лошадь, потом снова послышался кашель. Кейт наконец вздохнула, но воздух, хлынувший в легкие, был таким пронзительно холодным, что она закашлялась и поскорее забралась в постель. Свернувшись клубком, она еще раз вздохнула полной грудью. Теперь у нее не было никаких сомнений — она знала, что полюбит Колорадо.


Кейт разбудил запах кофе. Кончик носа у нее дрогнул, как у Братца Кролика, и она выбралась из-под одеяла. Нула ставила поднос на мраморный столик.

— Доброе утро, мэм. Хорошо спалось?

Зевая и потягиваясь, Кейт ответила счастливым голосом:

— Замечательно.

Часы на ночной тумбочке показывали десять. Она не пред отделяла себе, когда легла накануне, ощущение времени словно исчезло.

— Я решила, что вам надо позавтракать поплотнее.

От горного воздуха всегда разыгрывается аппетит.

— Знаете, я действительно ужасно хочу есть, — с некоторым удивлением призналась Кейт. Обычно еда занимала очень скромное место в ее жизни. Если у нее было мало времени, она могла просто съесть шоколадку, а весь ее завтрак обычно состоял из большой чашки черного кофе.

Сняв серебряную крышку с блюда, она обнаружила ломтики бекона, яичницу, грибы, помидоры, маленькие кусочки жареного хлеба и толстую лепешку, про которую Нула сказала, что она из кукурузной муки. Еще она увидела высокий бокал с апельсиновым соком, таким холодным, что от него ломило зубы. А от чашки кофе исходил поистине неземной аромат.

— Никак не меньше пяти фунтов лишнего веса, — весело констатировала Кейт, принимаясь за еду.

— Мне ведено проводить вас к мисс Агате, когда вы будете готовы, — улыбнулась Нула. — Дерните за этот шнур, и я тут же появлюсь. — Она забрала одежду, в которой Кейт ходила накануне, и оставила ее наслаждаться завтраком.

Оглядевшись по сторонам, Кейт заметила рядом с кроватью телефон. На миг ее охватило жгучее желание позвонить Ролло, чтобы он позеленел от зависти и лопнул от любопытства. Она чувствовала, что ей просто необходимо хоть кому-нибудь рассказать, что после того, как провидение устроило ей встречу с Блэзом Чандлером в аэропорту Кеннеди, вся ее жизнь превратилась в чудо.

Но она тут же передумала. Пусть Ролло пока теряется в догадках — в конце концов, он с ней всегда поступал именно так. Кроме того, это твой спектакль, Кейт. Ролло не приглашен даже на прослушивание.

На этот раз она решила принять душ и экспериментировала с ручками и кранами до тех пор, пока не сумела добиться именно такой температуры воды, которую любила. Услышав доносившееся из ванной пение, Нула, которая принесла Кейт свежую одежду, понимающе улыбнулась: ранчо «Счастливый Доллар» всегда оказывало на людей такое действие.

Одевшись в чистое белье, джинсы и рубашку, Кейт снова последовала за Нулой вниз, но теперь она по пути выглядывала из каждого открытого окна, чтобы посмотреть на дом снаружи. Он был из розового кирпича с белой рустовкой, а из одного окна ее взгляду открылось удивительное зрелище: настоящий партер во французском стиле, примыкавший к огромной оранжерее, — вероятно, той самой, в которой она побывала вчерашним вечером.

— А где же само ранчо? — задала она наивный вопрос. Нула в ответ рассмеялась.

— Это и есть ранчо, мэм. — Нула понимающе усмехнулась. — Вы, верно, ожидали увидеть бревенчатый дом, как в кино?

Кейт смущенно вспыхнула.

В то утро на Агате была длинная с разрезом юбка из тяжелого коричневого твида, свитер с высоким воротом и плотный твидовый жакет с кожаными заплатками на локтях. На ногах у нее красовались сапожки, такие же, как у Кейт, а на голове ковбойская шляпа. Она не надела никаких украшений, кроме тех же индейских серег. Рядом с ней сидел очень высокий человек с выгоревшими волосами. У Кейт подпрыгнуло сердце, когда она увидела, что он одет в настоящий ковбойский костюм и держит в руке потемневшую от пота шляпу.

— Доброе утро, — приветствовала Кейт Герцогиня. — Нула говорит, что ты хорошо спала.

— Как мертвая. Только мне пришлось встать, потому что ужасно хотелось пить, и я услышала за окном странный звук. Как будто какой-то зверь… кашлял.

Высокий блондин улыбнулся.

— Так это, наверное, горный лев, мэм. Я слышал, у вас они зовутся кугуарами.

— Это мой старший работник, Джед Стоун. Я попросила его подобрать тебе лошадь.

Рука Кейт утонула в большой, мозолистой, но удивительно уютной ладони.

— Добро пожаловать в «Счастливый Доллар», мэм.

— Джед родился на ранчо, — объяснила Герцогиня, — и никогда не выезжал из Колорадо.

— Да, дальше Денвера я не бывал, — дружелюбно признался белокурый великан. — У меня нет тяги к путешествиям, к тому же разве хоть один человек, если он, конечно, в здравом уме, захочет покинуть Колорадо? Это место — рай на земле.

Услыхав подобное от кого-нибудь другого, Кейт только поморщилась бы, но в устах Джеда эти слова прозвучали не как свидетельство ограниченности и доморощенного патриотизма, а как сама истина. В этих уроженцах Запада что-то есть, начала понимать Кейт. Что-то прочное и грубоватое, как мать-природа, но ни в коем случае не примитивное. Они действительно были совсем другими.

Кейт с детства любила американский Запад и его героев.

Король Артур и Робин Гуд были не для нее. Она бредила Китом Карсоном, Уайеттом Эрпом и генералом Кастером. Она мечтала увидеть, услышать и ощутить все то, о чем когда-то читала. И вот мечта стала явью.

— У меня есть лошадка как раз для вас, мисс Кейт, — говорил Джед. — Послушная — дальше некуда и к чужим привычная. На ней сидеть все равно что в кресле.

Или в ковбойском седле, подумала Кейт.

— Но это ближе к вечеру, — вмешалась Герцогиня. — А утром… Я подумала, что утром ты могла бы осмотреть дом.

— Правда? — У Кейт загорелись глаза.

— Конечно. По мне ничего нет лучше, как ходить да смотреть на то, что осталось после папы.

Как и подозревала Кейт, сначала здесь был другой дом, действительно сложенный из бревен, кирпичный замок появился гораздо позднее.

— ..да и стоял он на другом месте, в начале спуска к реке. Если у человека есть хоть капля разума, он строит жилище у воды. Я потом тебе покажу это место. А этот — точная копия какого-то дома, который папа видел во Франции. И все до последнего кирпичика оттуда вывез.

И дерево, и мрамор…

Который пошел на несколько роскошных лестниц и полы. Потолок украшали прекрасные образцы цветной — ярко-розовой, как оперение фламинго, и небесно-голубой — лепнины. Взгляд притягивали альковы, отделанные испанской плиткой, люстры из уотерфордского хрусталя и мебель, которая подошла бы такому великану, как Гаргантюа. Влажный воздух был насыщен запахом пальм и папоротников, азалий, рододендронов и горных трав с альпийских лугов Колорадо. Растения прекрасно чувствовали себя при постоянной высокой — как в аду, по мнению Кейт, — температуре. В огромных каминах можно было зажарить быка, но, к счастью, их не топили. Она думала «к счастью» не только из-за жары: открытый огонь представлял угрозу прекрасным вещам: тяжелым бархатным портьерам, хрусталю, коврам ручной работы и множеству семейных реликвий. Но главным было не это. Кейт поняла, что подобной коллекции предметов искусства американского Запада нет больше нигде.

Агата сказала правду про Ремингтона. Картин оказалось так много, что Кейт потеряла им счет. И не только картин — она видела бронзу и даже несколько незаконченных деревянных скульптур, настолько полных жизни, что ошибки быть не могло: их сотворила та же рука. Но, кроме Ремингтона, здесь были представлены все выдающиеся американские художники, а также индейское искусство: одежда, раскрашенные бизоньи шкуры, трубки, изделия из перьев, иголок дикобраза и бисера (наконец-то Кейт поняла, чем занималась Минни в самолете), росписи по коже, рассказывающие об истории племени. Осмотреть все это за один раз оказалось невозможно. А когда Агата стала доставать один за другим альбомы со старинными фотографиями, Кейт поняла, что надо делать.

— Миссис Чандлер…

— Для друзей — Агата. Но ты можешь называть меня Герцогиней, если хочешь.

Кейт порозовела от удовольствия.

— Герцогиня, знаете ли вы, что у вас здесь?

— Конечно, знаю. Папины вещи. Вещи, которые он любил, можно сказать, часть его жизни.

— А я бы сказала, что это нечто гораздо, гораздо большее.

— Ну, может быть, у тебя свой особый взгляд.

— Но разве вы сами не видите, что эти вещи действительно совсем… особенные? Для вас это собрание семейных реликвий, а для меня и для любого другого, умеющего видеть, это коллекция, причем коллекция уникальная.

— Ну до чего же приятно, что ты так говоришь. Папа тоже считал, что у нас все совсем особенное, но это потому, что для него Запад был рай земной. Он и объехал-то полсвета только для того, чтобы это доказать. Но он никогда не думал о своих вещах как о коллекции. И я тоже не думаю.

Кейт облизнула пересохшие губы. Продолжение разговора требовало с ее стороны осторожности и деликатности.

— Но… — Она набрала в грудь побольше воздуха и решительно продолжала:

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, что со всем этим станется, когда вас здесь не будет? Если вещи разрознить, это будет настоящая трагедия. Как бы мне заставить вас увидеть всю ценность этой коллекции! В мире нет ничего подобного. Существует знаменитая коллекция в Оклахоме, но ваша уникальна. Даже фотографии бесценны. Все это нужно передать какому-нибудь музею.

— Ни за что! — возразила Агата резким тоном. — Папа не больно-то жаловал музеи, он говорил, что там все за стеклом и везде висят таблички «Не трогать». Он любил, чтобы вещи жили вместе с ним.

— Тогда вам нужно оставить это человеку, который думает так же.

— Некому, — коротко бросила Агата.

— А ваш внук?

Выражение старческого лица смягчилось.

— Он бы сделал это для меня, но Блэз так далек от искусства. Он вырос с этими вещами, но все же иногда относится к этому как к мавзолею Конечно, если я его попрошу, он обязательно будет следить, чтобы здесь еще восемьдесят лет все оставалось таким, как сейчас.

— Значит, именно так вы и должны поступить, — решительно заявила Кейт. — Пожалуйста, Герцогиня, сделайте это. Это самая прекрасная коллекция американского искусства, которую мне только доводилось видеть.

Если она перестанет быть единым целым, это будет огромной потерей.

— А если бы тебе самой предложили пустить эти вещицы с молотка?

— Для меня это было бы еще хуже, — с жаром возразила Кейт. — Такие вещи нельзя разъединять. Слишком многие величайшие коллекции разошлись по всему свету.

Если вы так настроены против музеев, то неужели же вы не хотите, чтобы кто-нибудь из ваших близких сохранил свое наследие?

— Ты ведешь себя совсем не как аукционист, — подмигнув, сказала Агата.

— Я веду себя как человек, который любит искусство. В данном случае меня интересует именно художественная ценность этих вещей, а не их стоимость. Разумеется, если бы я продала все это через «Деспардс», вы получили бы миллионы и миллионы, но ведь они вам не нужны, а коллекция превратилась бы в разрозненные произведения живописи, скульптуры и тому подобное.

Она перестала бы быть коллекцией. Она неотъемлемая часть этого дома, этих мест. — Кейт порывисто взмахнула рукой. — Это был бы самый трагический из всех разводов: разъединить все, что здесь собрано. Они должны остаться вместе для будущего.

На губах Агаты играла едва заметная улыбка.

— А все-таки ты настоящая дочь своего отца. Совсем как он… загораешься из-за куска полотна да дерева. — Она покачала головой. — Ей-Богу, они были для него важнее, чем собственная плоть и кровь. Правда, оставил он их все-таки тебе. — Она задумчиво постучала ладонью по ручке кресла. — О чем ты тут говорила, я обещаю подумать. По правде говоря, я и сама все гадала, что станется с домом, когда я умру. С ранчо-то все в порядке, Блэз за ним присмотрит, а вот дом и все остальное… — Ее взгляд вдруг стал острым:

— Ты говоришь, они дорогие?

— Да, очень.

— Тогда вот что… — Она хрипло засмеялась. — Если бы его жена об этом узнала, она бы сюда пулей прилетела.

Кейт замерла.

— Не говорите ей, — прошептала она, стараясь, чтобы ее голос не звучал просительно. — Она обязательно станет уговаривать вас продать. А я… я вас прошу никогда этого не делать. У других людей нет выбора — им нужны деньги. А вам, простите за грубость, они нужны как дыра в голове. Я недавно вернулась в дело отца и сразу поняла, как все изменилось. Теперь это большой бизнес. Значение имеет не красота вещи, а то, сколько она стоит. — Вдруг она замолчала. — Вы говорите, Доминик ничего этого не видела?

— Да она и близко к ранчо ни разу не подошла с тех самых пор, как вышла замуж за моего внука.

— Значит, она не имеет представления…

— И интереса тоже. Она думает, что мы до сих нор ходим в «стетсонах» и носим по шесть пистолетов, а питаемся вяленой говядиной и солониной. По ее мнению, Чикаго — это конец цивилизации, а снова она начинается только в Сан-Франциско.

Кейт облегченно вздохнула.

— Слава Богу.

Агата нахмурилась.

— А что, это так серьезно?

— Если только она это увидит, то горы свернет, чтобы продать вещи через Нью-Йорк, а продать будет проще простого. Когда коллекционеры узнают… — На лице Кейт вдруг отразился страх. — Кто-нибудь вообще знает?

— Кого ты имеешь в виду?

— Ну, людей искусства, ценителей…

— А я с ними не знакома. Здесь-то, конечно, все знают. Время от времени я получала какие-то запросы из Денвера, а один раз кто-то приезжал из Нью-Йорка. Но это было очень давно.

— Слава Богу, — вздохнула Кент. — Стоит только заикнуться о чем-нибудь подобном, сразу разгорится война не на жизнь, а на смерть. Доминик будет настаивать на том, чтобы вы продавали, по двум причинам: во-первых, чтобы получить баснословные комиссионные, а во-вторых, она одним прыжком окажется на самой вершине нашего бизнеса.

— А ты сама не хотела бы это сделать?

Кейт покачала головой.

— Разум говорит, что я должна была бы хотеть, но сердце говорит нет. Такие вещи должны принадлежать всему миру, а не нескольким десяткам богачей.

Агата наклонила голову.

— Недаром ты сразу пришлась мне по душе…

— Пожалуйста, никому не говорите, — попросила Кейт. — Например, я точно знаю, что, если бы рассказала Ролло, он попытался бы заставить меня извлечь из всего этого пользу.

— Ролло? А-а, это твой приятель-гомик? — Увидев изменившееся лицо Кейт, Агата поспешно продолжала:

— Беру свои слова назад. Блэз говорит, ты к нему сильно привязана.

— Он мой лучший друг, — честно отвечала Кейт.

— Тогда я вдвойне прошу прощения. Настоящих друзей не так уж легко найти. И не мое дело, куда его заносит.

Кейт рассмеялась.

— Надеюсь, когда-нибудь его занесет в эти края.

Если вы с ним познакомитесь, он вас наверняка очарует.

— Правда? В таком случае в следующий раз тащи его с собой.

— Да он сам за мной увяжется.

Взаимопонимание и хорошее настроение были восстановлены. Они вернулись в оранжерею, где Агату ждал легкий завтрак: чашка бульона, неизменный бифштекс — на этот раз небольшой — и салат.

— Врачи говорят, что мне надо есть почаще, — тяжело вздохнула Агата, — а мне и есть-то не хочется, разве что иногда в обед.

— Если мне дадут чашку кофе, я составлю вам компанию, — предложила Кейт, и под ее легкую веселую болтовню и забавные истории Агата незаметно одолел бульон, почти весь бифштекс и половину салата.

Потом ее увезли наверх немного вздремнуть, а Кейт отправилась на прогулку с Джедом.


Снег был глубоким, но сыпучим и ровным, а при температуре чуть выше нуля его поверхность стала именно такой, к какой, судя по всему, привыкли местные лошади. Кейт достался гнедой мерин по кличке Полковник, бывалый напарник объездчиков, который никогда не спотыкался и ничего не пугался. Как и предполагала Кейт, седло на Западе представляло собой нечто вроде кресла.

Запахнувшись в подбитую овчиной куртку, в ковбойской шляпе, из-под которой выбивались яркие волосы, и теплых перчатках, Кейт жадно глотала бодрящий воздух, хотя сначала ей было немного трудно дышать. Впечатлений двух последних дней было достаточно, чтоб закружилась голова, но разве могло все это сравниться с тем, что она едет на настоящей ковбойской лошади рядом с настоящим ковбоем, всего в сорока милях от подножия Скалистых гор.

Снег лежал даже на ветвях сосен, окаймлявших пастбища, но это, как видно, ничуть не беспокоило коров, которые спокойно жевали сено, вытаскивая пучки из расставленных повсюду кормушек, и не обращали ни малейшего внимания на лошадей.

— Это херефорды? — рискнула спросить Кейт, которая знала, что в конце девятнадцатого века сюда привезли английских быков, чтобы скрестить их с местным — более приземистым и плотным — скотом.

— Точно, — подтвердил приятно удивленный Джед. — Чуть не все ведут начало от быка, которого отец мисс Агаты выписал из Англии. У него было мудреное имя с милю длиной, но на ранчо его звали просто Па, потому что он покрыл больше тысячи телок, прежде чем его занесло метелью. Старина Черный Джек выкопал его из-под пятиметрового снега и похоронил, как собственного родича. Его могила на кладбище за домом.

Они провели в седле несколько часов, пока Джед проверял, все ли в порядке на дальних пастбищах.

— А как вы узнаете, куда они пошли? — спросила заинтригованная Кейт.

— Вертолет следит. Подмога хоть куда! Раньше-то, бывало, целыми днями их разыскиваешь, особенно после непогоды. А теперь вертолет находит стадо и нам по радио сообщает. Так что мы точно знаем, куда ехать в случае чего.

— А в случае чего? — поинтересовалась Кейт.

— Ну, например, бурей занесет, или просто застрянут в глубоком снегу, или горный лев кого поранит.

— Это тот, которого я слышала ночью?

— Мы знаем, что здесь один бродит, — кивнул Джед. — Но если он на коров не нападает, и мы его не трогаем. Теперь, когда снегу навалило, за ним легче следить.

Казалось, Джед совсем не управляет своей лошадью, а просто сидит и позволяет себя везти.

— Старина Хэнк сам знает, куда ехать. Он этим уж сколько лет занимается.

Хэнк довольно понуро трусил рысью, но на обратном пути, когда Джед слегка тронул его шпорами, он сразу подобрался, выгнул шею и загарцевал. Даже Полковник наставил уши и пошел боком. Когда они перевалили через вершину холма и увидели розовый дом, лежавший посреди снежной равнины, Кейт, залившись счастливым смехом, воскликнула: «Дома мне ни за что не поверят!» — и подняла Полковника в галоп.

Для лошади с репутацией флегматика Полковник показал удивительную резвость, и, когда они перешли на рысь, Кейт наклонилась и похлопала мерина по выгнутой шее.

— Тебе понравилось, старый плут. И мне тоже!