Век без драконов

Дракон умирал.

Каменные копья вспороли брюхо и перебили хребет, осколки костей торчали из раны. Разорванное крыло трепетало на ветру. В правой глазнице мутнело изумрудное око, левая была пуста. Кривая разинутая пасть обнажала клыки – черные, жуткие, жалкие. Хвост неуклюже торчал вверх и вбок, красно-медная чешуя потускнела, пластины несокрушимой брони отваливались сами собой, целиком.

Горький дым поднимался над буро-зеленым морем травы, привычно щекоча ноздри. Легкий ветерок с горных вершин не мог остудить горящее в смертном жаре тело, но помогал разуму оставаться ясным до самого конца.

Который был близок.

Дракон смотрел вверх, на щербатый черный диск, что медленно отползал в сторону, открывая золотой пламень солнца. Открывая дорогу тому, кто пришел как враг, а уйдет как покровитель.

У врага была изогнутая палка с одной струной, и еще другая палка, плоская и с шестью струнами, а взор пылающего злата мог сравниться с огненным взглядом дракона… живого дракона. Равным он и был, вернее, стал.

Теперь, когда дракону оставалось жить всего ничего.

В страхе разбежались женщины, хозяйки дракона, что издавна служили Великой Матери на этих склонах. Содрогалось в ожидании грядущих бед Яйцо, сгусток огненного камня, покрытого искусными барельефами. Его трепет, наверное, был напрасным, победитель берег бы камень точно так же, как прежний страж святыни. Наверное, нечего было страшиться и жрицам Великой Матери, новому покровителю святилища вскоре потребуются слуги, а кто справится с многотрудным делом лучше потомственных жриц? Повелители драконов умели общаться с теми, кто ставил себя выше людей…

Дракон не сомневался: священное место и впредь останется таким, потому что святость не терпит пустоты, а уж из какой породы будет вырублен камень-жертвенник, станет ли «хозяйки драконов» громким титулом жриц или отойдет в прошлое вместе с прочими мифами-сказаниями, – никому на самом деле не было важно.

Придет и твой час, Тюрайос, молча выдохнул дракон и смежил тяжкие веки. Два клубка кислого дыма проплыли мимо ноздрей и не шелохнулись.

– Всему свое время, Питон, – эхом отозвался победитель и убрал оружие. – Век без драконов станет для этой земли веком расцвета, веком могущества. Настоящим, а не тем «золотым», о котором вы сочинили столько легенд… красивые легенды, только проку от них не было и не будет.

Дракон не отвечал.

Мертвый, он остался одной из скал на склоне священной горы. Если когда-нибудь покровитель храма пренебрежет долгом и уйдет, не оставив надежной смены и верного стража, древний дракон восстанет из небытия и займет свой прежний пост. И уж ему-то не будет дела до того, что значит для людей век без драконов.

А пока паломники, цари и просто любопытные будут идти к новому храму на старом месте, как шли прежде. Над этим ни века, ни драконы не властны.

…Таким был Кадм, основатель города Тебай.

Могучий царь Кадм, вынужденный покинуть родину и уплыть далеко на северо-восток, потому что победа над драконом в ущелье священной горы сделала драконом его самого, а люди не желали жить в век драконов. Грозный царь-дракон Кадм, спящий в пещерах Колхиды, берегущий другую святыню, шкуру золотого барана… драконьи сны открыли ему. что всякого дракона ждет участь, какой в свой час не избежал и великий Питон, страж храма Геи на склоне горы Парнас.

Однажды за святыней Колхиды явится тот, кто победит стража-дракона и сам станет стражем. Как прежде Питон, Кадм будет повержен не потому, что новый враг оказался сильнее, а потому что стражами собственных святынь люди – хозяева драконов или простые смертные, – могут быть только в век без драконов.

И даже последнему из драконов ничего с этим не поделать…

Дракон умирал.

Каменные копья вспороли брюхо и перебили хребет, осколки костей торчали из раны. Разорванное крыло трепетало на ветру. В правой глазнице мутнело янтарное око, левая была пуста. Разинутая пасть бессильно обнажала клыки – сточенные временем, сломанные жестокими ударами. Хвост неуклюже торчал вверх и вбок, черно-золотая чешуя потускнела и отваливалась целыми пластинами.

Седая соленая пена бесновалась совсем рядом, брызги цвета стали и вкуса крови то и дело кропили разодранный бок дракона.

Вода была холодной, но холодно дракону не было.

С юга подползал огонь.

А еще дальше сосредоточенно месили влажную и горячую землю ноги людей. Горячую от близкого пожара, влажную от крови.

Упрямый лязг клинков, гулкий стук щитов, треск расколотого дерева, скрип рассеченной кожи. Противное «чмок», когда тяжкий клин топора входил в плоть, пробивая броню или шлем. Надрывный и краткий хрип – разрубленная грудь, сиплый и недолгий кашель – вбитое в бок жало стрелы, глухой слабеющий стон – вспоротый ударом снизу живот. Ветер уносил прочь голоса, оставляя нетронутой суровую музыку сражения.

Дракон слушал эту музыку, близкую и знакомую, далекую и чуждую, скатываясь в смертный сон под грубое подобие колыбельной.

Его младшие собратья уже сдались огню, и дракон не мог, если бы даже хотел, избрать иной удел.

Дракон видел сквозь пламя и дым, как одни люди падали, а другие наносили удары, и длилось это пока не пал последний из тех, кого называли «хозяевами драконов». Янтарный глаз тускло моргнул, когда суровый великан, уже пронзенный мечом, рванулся вперед и вколотил в грудь убийцы, сквозь кольчугу и плотную войлочную рубаху, обломок собственного клинка, а потом оба рухнули в грязь и больше не встали.

Прощай, Харальд Хардрада, подумал дракон, а потом пламя взялось за него и думать стало некому.

…Король Гарольд поднял древний стяг Белого Коня и сказал:

– Век драконов кончился!

И вся страна, услышав эти слова, праздновала.

Тела убитых врагов схоронили с почестями на берегу моря в большом кургане, туда же положили останки сожженных драконов. Павших соратников Гарольд предал земле в своей крепости, ибо добрые дружинники оберегали короля, его дом и друзей даже мертвыми.

– Никогда больше не придут драконы с севера! – промолвил король Гарольд.

Люди верили ему.

Король и сам верил себе. Хозяева драконов долго властвовали над морями и сушей, наводя страх не то что на селения и одинокие замки, но и на крепкие города. Однако ныне их веку был положен конец – и хотя это стоило королю половины армии, он не жалел о цене.

Харальд Суровый, Харальд Хардрада, величайший и последний хозяин драконов, пал на его земле. Пока на берегу седого моря высится курган, наследникам Харальда не одолеть наследников Гарольда; пока пепел поверженных драконов смешан с землей его царства, драконам здесь не бывать иначе как таким же пеплом!

Драконы – прошлое, будущее – за Белым Конем.

Так думал Гарольд.

Так верила страна.

Родичи убитых оплакали их, вытерли слезы и снова занялись повседневными заботами, считая, что уж теперь-то драконов опасаться нечего.

Мудрые люди были правы.

Король Гарольд не ошибся.

Драконы с севера не пришли, а Белый Конь нес на себе будущее.

…Три недели спустя на западные границы нагрянула рать, верхом на белых конях и под знаком Красного Дракона. Старое знамя скатилось под копыта боевых коней вместе с телом короля Гарольда. Победитель, далекий потомок тех, кого называли хозяевами драконов, расправился с его наследниками и короновался сам.

Драконов не было. О них, как и об их хозяевах, еще долго вспоминали как о страшном и прекрасном сне – радуясь, что это был сон и ничего более. Что единственным драконом, который что-то значил, остался знак нового короля.

Вильгельма-Бастарда, Завоевателя.

О былых днях сложили много красивых легенд и преданий, закованные в сталь всадники Вильгельма и его собратьев-королей то и дело отправлялись на поиски драконов и прекрасных дев, и обычно достигали своей цели… о чем после очень сожалели, ибо на поверку дева-то и оказывалась настоящим драконом…

С прежними хозяевами драконов все, конечно же, было не так. Рыцари восхищались ими, отправляясь в походы – а после возвращения, глядя на своих драконов, просто преклонялись перед могущественными предками.

И вздыхали, сожалея, что век драконов кончился и более не вернется… сожалея и втайне гордясь, ибо только в век без драконов рыцари могли найти достойного соперника, победа над которым возвышала.

Дракон умирал.

Каменные копья вспороли брюхо и перебили хребет, осколки костей торчали из раны. Разорванное крыло трепетало на ветру. В правой глазнице мутнело хрустальное око, левая была пуста. Широко разинутая пасть обнажала обломки клыков – острые, блестящие, никчемные. Хвост неуклюже торчал вверх и вбок, пластины серо-серебряной чешуи отваливались, когда ветер шевелил тяжкое тело.

Свинцовая громада моря бесновалась внизу, гребни волн то и дело срывались и взлетали вверх, чтобы обрушиться на острые скалы. Ветер играл клочками пены, солеными и хрупкими, как недавно играл с раненым и беспомощным драконом. Здесь все было в его власти.

Люди, которые были хозяевами дракона, а ныне стали его наследниками, смотрели вверх, в черную бездну, которую никогда более не увидят как равные, отныне им суждено было видеть черноту со стороны дна и не иначе.

Умирающий дракон не слушал их споров.

Не слушал он и музыку сражения, древнюю как чернота наверху или ветер сбоку, не обращал он внимания и на шипение огня и на сладкий запах сожженной плоти.

А потом победители, похоронив побежденных в море, отрезали дракону крылья, выломали клыки, кости и хребет, содрали пластины чешуй и все, что можно было пустить в дело. Из костей и чешуи они сделали себе дома, способные устоять даже против всемогущего ветра, а крылья…

А крылья, сшитые из обрывков старых драконьих крыл, приспособили для себя.

И грозное небо, синее и черное, приняло в себя – нет, не новых драконов, которых больше не было, но крылатых людей. Которые хотели жить – и могли жить без драконов, сожалея о былых временах и рассказывая сказки о полетах сквозь бездну тьмы и звезд… сожалея – и гордясь своей способностью побеждать ветер, гордясь тем, что их крылья могли то, чего не сумел когда-то дракон.

Их век, век без драконов, был суров, однако другой жизни люди не помнили, а в сказки верили как обычно верят сказкам – только когда их рассказывает тот, кто умеет рассказывать, и только пока длится рассказ. Век людей оказался веком без драконов – ну что ж, значит, так случилось, и незачем сожалеть об этом слишком сильно.

Ведь только в век без драконов люди могли летать на собственных крыльях…