"Страж Порога" - читать интересную книгу автора (Казаков Дмитрий)

Глава 5. Огонь изнутри

Он умирал, умирал медленно и мучительно. Смертельные объятия стужи сжимались все сильнее и сильнее. Тепло и жизнь уходили из тела с каждым выдохом, с каждым мгновением. Попытки добыть и сохранить тепло не давали результата. Как можно согреться, стоя нагим среди льдов, под ударами пронзительного, напоенного холодом, ветра. Ветер хлестал обнаженное тело вихрем колючих снежинок, выдувая остатки тепла. Постепенно холод добрался и до внутренностей. Никогда ранее он не испытывал ничего подобного — чувства того, что замерзает сердце. Острая боль разорвала грудь и наступила темнота…

Голод и жажда терзали нещадно. Пустыня вокруг была не песчаной, а каменистой, и солнце, стоящее в зените, не обжигало. Но здесь было сухо и пусто, ни капли воды, ни клочка зелени, нечего пить, нечего есть. Терзал же его настоящий, нутряной голод, который современный цивилизованный человек даже представить себе не может. Внутренности рычали и голодными волками кидались друг на друга. Язык шершавым сухим колтуном болтался во рту, который был столь иссушен, что больно было даже дышать. Ни капли слюны, ни мельчайшей частицы пота уже не мог произвести обезвоженный организм. Глаза и кожу неприятно жгло. Мягким хлопком обрушилась слабость и наступила темнота…

Пламя было везде, не давая ни единой возможности вырваться из огненного кольца. Стены пылали, пол начинал дымиться, подошвы жгло даже через подметки. Дым ел глаза, пот выступал на коже и мгновенно высыхал. Дышать было тяжело, каждый вдох вызывал судорогу в легких и резкий, сухой кашель. Любое движение в накаленном воздухе вызывало страшную боль на коже. В один миг пол перестал дымиться и вспыхнул весь целиком. Доски проломились, и он полетел прямо в пылающую бездну. Последнее, что он увидел, это собственные обугливающиеся руки, и наступила темнота…

Самым неприятным, на первый взгляд, было то, что он не мог двигаться. Веревка надежно удерживала его у дерева, особо была примотана к шершавому стволу даже голова. Лицо и тело были намазаны чем-то противно-липким, кожа слегка чесалась. От ног блестящая слюдой дорожка тянулась в глубь джунглей. Взглянул на дорожку и закричал, по липкому шоссе к нему бежали крупные красные муравьи, и их становилось все больше. Вскоре почувствовал, как невесомые лапки забегали по телу. Задергался, пытаясь вырваться — безрезультатно. Маленькие челюсти впились в мясо, намазанное липким соком. Сначала это было только щекотно, но затем муравьи покрыли все тело целиком, и пришла боль. Свирепая, пульсирующая боль заживо пожираемых мышц и нервов. Когда насекомые добрались до глаз, боль стала невыносима, и наступила темнота…

Дно ущелья казалось неправдоподобно далеким.

Он без опаски наклонился над обрывом, пытаясь разглядеть что-то внизу, нога соскользнула, и он сорвался.

Запоздалый крик встречным ураганом вбило назад в глотку, и далее он падал молча. Ручеек на дне превратился в реку, что гостеприимно выставила навстречу зазубренные камни на перекатах. Воздух обжигал лицо, от страха он попытался закрыть глаза, но не смог. Тело ударилось о землю и несколько минут еще жило, ощущая всю боль переломанных костей и превращенных в кашу суставов. Затем небо милосердно рассмеялось ему в лицо, и наступила темнота…

Волнение было не очень сильно, но берега видно не было. Мышцы постепенно наливались свинцом усталости, тяжелеющие ноги тянули на дно. Барахтался из последних сил, пытаясь бороться с бурной стихией. В очередной раз просто не хватило сил выплыть против волны, и он погрузился под воду. Взбрыкивания и сумасшедшие махи руками не помогли, он погружался все глубже и глубже. Немилосердно хотелось вдохнуть, легкие начали гореть. Наконец не выдержал, открыл рот, в горло хлынула соленая холодная вода, и наступила темнота…

У тех, кто окружал его, лица были скрыты капюшонами. Дело свое они делали молча и профессионально, не отвлекаясь на разговоры и эмоции. Испанский сапог сменялся дыбой, дыбу меняли тиски для пальцев. Клещи наливались пурпуром в пламени жаровни, на теле появлялись новые и новые кровоточащие отметины. Когда начал терять сознание, то, что от него осталось, завернули в брезент, судя по шершавости ткани. Один из палачей взялся за ноги, другой за голову. Ноги резко дернуло вверх, раздался сухой треск, словно сломалась большая ветка, и наступила темнота…

Сердце колотилось обезумевшим зверьком о прутья грудной клетки, мышцы болели, словно от усталости, когда Николай проснулся в ужасе. Зажег свет и тщательно осмотрел себя: «Сон, только сон», — откинулся на подушку с облегчением. На теле не было ни следа тех мучений, что перенес только что. Только боль еще гнездилась в теле, неохотно отступая, постепенно растворяясь в ночной тишине. На часах было лишь пять часов утра. «Можно спать дальше» — решил Николай, и свет снова потух.

Субботнее утро вступало в свои права медленно и неохотно. У всех в субботу выходной, а утру — хочешь не хочешь, выходи на небо. Утру это явно не нравилось, занималось оно мрачно и уныло. Серые облака покрывали небосклон, мелкий дождь моросил, мелкой пылью орошая пустынные улицы. Проснулся Николай свежим и отдохнувшим. Ночной кошмар не забылся, но потерял яркость, спрятался куда-то в задние комнаты сознания, скрылся за шторами повседневности. Не вспоминать, так вроде и не было ничего, а вспомнишь, створки разойдутся, и вот он, во всей своей неприглядной яркости.

Встал, умылся, сделал зарядку и отправился на кухню. Чайник, послушно проглотив порцию воды, никак не хотел закипать. В ожидании Николай невольно вспомнил ночные видения во всех деталях, склизкая дрожь пробежала по коже. Затем память, в последнее время частенько поступающая по своему разумению, подсунула уже поднадоевшего дракона, все пытающегося загасить дневное светило. Пол неожиданно ушел из-под ног, тело просто отказалось слушаться, мускулы мгновенно одеревенели. Удара о пол Николай не почувствовал, просто все почернело перед глазами. Мир вокруг лопнул, взорвался жидким пламенем, который хлынул в позвоночник. Огонь жег изнутри, и это было больно, почти столь же больно, как и во сне. Николай попытался закричать, но не смог, потому что с ужасом ощутил, что не помнит, как это делается. Огонь тем временем сконцентрировался в семь гигантских костров внутри его тела: в копчике, немного ниже пупка, в солнечном сплетении, в сердце, в горле, между бровями и на макушке. Тело сделалось прозрачным, как вода, и он видел отчетливо все, что с ним происходило. Пламя превращалось то в огненные колеса, то в разноцветные бутоны невиданных цветов, то в воронки, как бы из прозрачного стекла разных цветов. Желтые, голубые, фиолетовые лучи пронизывали тело, тьма бежала перед ними, зарницы невиданных на земле оттенков вспыхивали в мозгу, радуги зажигались, дрожали и гасли. Он чувствовал, что нечто умирает в нем, нечто может быть и не нужное, что давно пора выбросить, но привычное, свое, родное. Пришла печаль, печаль расставания. Вместе с ней в сердце появилась и радость, радость обновления, радость освобождения, радость человека, что, наконец, может скинуть с плеч тяжелый груз и может вдохнуть полной грудью, радуясь окружающему миру. Сияние становилось все ярче и ярче, застилая зрение; на какойто миг Николай отключился от происходящего, а когда очнулся, то все исчезло, он просто лежал на полу в кухне, а на плите сердито потрескивал выкипевший чайник.

С трудом поднялся с пола, выключил плиту, едва не упал от слабости. Добрел до дивана и рухнул на него, раздавленный неведомо откуда взявшейся тяжелой усталостью. Веки закрылись, и наступила темнота…