"Жена Для Чародея" - читать интересную книгу автора (Кэрролл Сьюзен)

6

Слова преподобного Септимуса Фитцледжа эхом отозвались под церковным сводом.

– … И если кому-нибудь из вас известно препятствие, не позволяющее этим двоим сочетаться законным браком, скажите о нем сейчас или не говорите никогда.

И, как это уже бывало сотни раз, призыв его остался без ответа. Вот только впервые в жизни священник боялся, что возражение может прозвучать из уст новобрачных.

Он тревожно переводил взгляд с Анатоля на Медлин. Жених хранил ледяное молчание, но затянутая в перчатку рука Медлин дрогнула и крепче сжала букет, словно невеста боролась с собой.

Да, у нее было множество причин не выходить замуж за Анатоля Сентледжа.

Потому что этот человек подкладывал книги под ножки мебели. Потому что он обладал дурным нравом, был груб. и просто-напросто опасен. И наконец потому, что он презирал ее, и она не слышала от него ни единого доброго слова.

Потому что в его замке на берегу моря царило запустение. Потому что в ту единственную ночь, которую Медлин провела под его кровом, она не могла заснуть и вздрагивала от каждого шороха, боясь возвращения призрака, что умел проникать сквозь запертые двери.

Множество причин было у Медлин не становиться женой Анатоля Сентледжа, но ни одна из них не показалась бы разумной постороннему человеку, особенно теперь, когда в высокие окна церкви Святого Иоанна лился яркий дневной свет. И Медлин напомнила себе, что ее всегда считали разумной и здравомыслящей.

Фитцледж опустил глаза в молитвенник и постарался как можно быстрее завершить обряд. За спиной у Медлин слышались перешептывания свидетелей. Их было всего двое - миссис Бимз, краснощекая домоправительница священника, и старик Дарби, дьячок.

Славные, добропорядочные люди, но совершенно чужие Медлин. Она вдруг поняла, как ей не хватает Хэриетт с ее злым языком, как она соскучилась по своему шумному, беспечному и жизнерадостному семейству - отцу, матери, брату и сестрам.

Но, наверно, это было правильно, что на ее бракосочетании присутствовали одни чужие люди, ведь она вышла замуж за чужака. Из-под широких полей шляпки Медлин бросила опасливый взгляд на жениха.

Сегодня Анатоль Сентледж уже не казался таким дикарем. Он был одет в темно-синий бархатный костюм глубокого благородного оттенка, плащ того же цвета спускался ниже колен. Темный бархат оттенялся белыми кружевными манжетами рубашки, спускавшимися на запястья. Весь его облик казался несколько старомодным, но чрезвычайно элегантным. Впечатление портила лишь грубая кожаная перевязь с висевшим на ней мечом. Мысли Медлин были заняты этим мечом с той самой минуты, когда она увидела, как Анатоль надевает его перед выходом в церковь, и она спрашивала себя, кому еще могло бы прийти в голову явиться на обряд бракосочетания с оружием.

Разумеется, никому, кроме Анатоля Сентледжа, который куда более походил на древнего воина, нежели на почтенного деревенского джентльмена. Волосы цвета воронова крыла были собраны сзади в косичку, безжалостно открывая его лицо с пересекавшим лоб шрамом, хищным носом, твердо очерченными ртом и подбородком.

Это лицо трудно было назвать красивым, но Медлин приходилось признать, что оно могло казаться интригующе-привлекательным, являться в грезах не одной женщине. Хотя нынешней ночью ей снилось другое лицо.

Но приходил ли Анатоль в ее спальню?

Кто- то туда определенно приходил, презрев запертую на засов дверь, оставил зажженную свечу, расшнуровал корсет. Медлин не верила в призраков, привидения и беспокойных духов… но как насчет беспокойных женихов? Возможно ли, что Анатоль проник в ее спальню и… Нет, это казалось невероятным.

Он выказывал так мало интереса к своей невесте, что трудно представить, как его грубые пальцы могли нежно распустить шнуровку, не разбудив спящую. Если бы у него прошлой ночью возникли какие-либо намерения на ее счет, он бы ворвался в спальню, словно варвар-завоеватель, и тогда…

Медлин постаралась прогнать неприятную мысль. Вряд ли подобает воображать, как тебя насилуют, если находишься в церкви, в двух шагах от святого алтаря.

Нет, существовало лишь одно разумное объяснение. Свечу она сама забыла погасить и оставила на туалетном столике, сама ослабила шнуровку корсета, а остальное довершил беспокойный сон, когда она непрерывно ворочалась с боку на бок. Единственное разумное объяснение. Тогда почему оно ее не удовлетворяет?

В церкви воцарилась тишина, столь глубокая, что Медлин, поглощенная своими мыслями, вдруг очнулась. И Фитцледж, и Анатоль с недоумением смотрели на нее, и девушка ужаснулась, решив на миг, что размышляла вслух. Но потом поняла, что священник обращался к ней и теперь ждет ответа.

Мать часто упрекала Медлин в том, что она слишком легко уносится мыслями за тридевять земель в самое неподходящее время, например, на балу или важном приеме. Но Медлин никогда не думала, что подобное может произойти с ней на собственном бракосочетании. Она виновато вспыхнула, но Фитцледж с ангельской кротостью повторил вопрос.

– Согласна ли ты взять в мужья этого мужчину? Согласна ли? Медлин с трудом сглотнула, собираясь с мыслями. Под платьем она ощущала миниатюру, все еще висевшую на груди, словно напоминание о несбывшейся мечте, об истинной любви, о совершенном союзе.

– Я… я… - с запинкой произнесла она. Лицо преподобного Фитцледжа внезапно побледнело, а рука Анатоля нетерпеливо дернулась. Медлин показалось, что под плащом его пальцы сжали рукоять меча. Может быть, он взял с собой оружие для того, чтобы угрозой добиться клятвы от непокорной невесты?

Медлин перевела взгляд на лицо Анатоля. Его глаза, пылавшие неукротимым огнем, впились в нее, требуя ответа. С такими глазами, он не нуждался ни в каком оружии.

– Согласна, - выдохнула Медлин. У нее закружилась голова от страха, будто, выговорив это простое слово, она вручила Анатолю Сентледжу себя и свою жизнь.

Остальная часть церемонии прошла для нее как в тумане. Клятва Анатоля, обмен кольцами, заключительная молитва.

– Объявляю вас мужем и женой. - В голосе Фитцледжа прозвучали облегчение и торжество. Он захлопнул молитвенник и отер пот со лба. Потом выжидательно взглянул на Анатоля и Медлин.

Никто из них не пошевелился, и священник подсказал:

– Милорд, теперь вы можете поцеловать свою невесту.

– Я сам знаю, - проворчал Анатоль и повернулся к Медлин. Девушка напряглась, и на лице ее, очевидно, отразился страх, потому что Анатоль заколебался.

Он опустил руки, в глазах вспыхнуло раздражение. Потом он прижал пальцы к вискам и устремил на Медлин пронзительный взгляд. Он даже не наклонился, но Медлин была готова поклясться, что губы Анатоля мягко и нежно скользнули по ее щеке. Когда он отступил на шаг, девушка в смятении прижала ладонь к щеке, пораженная странным, непостижимым ощущением. Ей хотелось позвать Анатоля, броситься за ним вслед, попросить прощения.

Казалось, внешняя холодность невесты нисколько не задела Анатоля. Он подошел к скамье, где оставил свой плащ, и набросил его на плечи с видом человека, сделавшего свое дело и теперь желавшего поскорее уйти.

Миссис Бимз и мистер Дарби, держась на почтительном расстоянии, пробормотали поздравления, адресованные Анатолю, и подошли к Медлин. Даже беседуя с ними, Медлин спиной ощущала присутствие Анатоля. Он стоял поодаль - мрачный, гордый, закутанный в плащ силуэт, отчужденный и безмерно одинокий.

Мистер Фитцледж горячо пожал руку Медлин и проговорил со своим обычным энтузиазмом:

– О, дорогая Медлин, я надеюсь, что вы будете очень-очень счастливы!

Медлин поблагодарила его за доброту, за свадебный букет - его подарок.

– Не стоит благодарности, дорогая. Я уверен, что Анатоль сделал бы это сам, если бы… если бы… - преподобный Фитцледж понизил голос, метнул тревожный взгляд в сторону Анатоля. - Есть важная причина, по которой он не преподнес вам цветов. Видите ли, он…

– Не извиняйтесь за моего мужа, - прервала его Медлин. - Я уже излечилась от романтических иллюзий.

Анатоль расхаживал взад и вперед перед алтарем, рассеянно касаясь рукой деревянной резьбы. Красота этой прелестной деревенской церквушки, казалось, совсем не трогала его черствую, беспокойную душу.

– Я просто должна научиться принимать Анатоля Сентледжа таким, каков он есть, - пробормотала Медлин.

– Ах, милое мое дитя, это было бы для него самым прекрасным даром.

Медлин сомневалась, что Анатоль захотел бы получить хоть какой-нибудь дар, но оставила свои сомнения при себе. Мистер Дарби принес церковную книгу, чтобы зарегистрировать брак. Сначала он вручил перо Анатолю - с той смесью страха и почтительности, с которой относились к хозяину замка Ледж все деревенские жители. Анатоль отвернул кружевной манжет, поставил свою подпись на открытой странице, потом передал перо Медлин.

Она с удивлением отметила, какой красивый почерк у ее мужа - смелый и четкий. Рядом с его подписью ее собственная казалась неприглядной и незначительной.

Дарби унес церковную книгу, миссис Бимз вернулась к своим хозяйственным делам. Даже Фитцледж удалился в придел, чтобы снять парадное облачение. Как только шаги священника затихли вдали, Медлин положила букет на алтарь.

Что могло быть более возвышенного и очищающего душу, чем остаться одной в пустой церкви? Но Медлин осталась не одна. Анатоль стоял в нескольких шагах от нее, но узкий проход, разделявший их, казался шириной в целую милю, так далеки были они друг от друга. Он смерил девушку взглядом от узорчатой каймы юбки до рыжих кудрей, видневшихся из-под шляпки. Хотя его лицо не выражало одобрения, все же Медлин не заметила в нем и вчерашнего презрения.

С той минуты, когда Медлин утром спустилась вниз, они не обменялись и дюжиной слов. Она спрашивала себя, не суждено ли ей остаток жизни провести в молчании. Печальная судьба для женщины, которой в лучших лондонских салонах нередко ставилось в вину, что она слишком много говорит! Но кому из мужчин может понравиться, если женщина без труда опровергает их суждения?

Приподняв подол расшитой розами шелковой юбки цвета слоновой кости, Медлин направилась к Анатолю и непринужденным тоном проговорила:

– Как вам понравилась служба, милорд? Не правда ли, преподобный Фитцледж умудрился покончить с церемонией довольно быстро?

Анатоль теребил свой шейный платок, словно тесный узел душил его…

– Наверное, вы ожидали чего-то более изысканного?

– О, нет, я ехала в замок Ледж, вовсе не рассчитывая на пышную свадьбу. Анатоль опустил глаза.

– Я знаю, на что вы рассчитывали, Медлин. - В его тоне слышалась горечь, и Медлин ощутила нелепую вину за портрет, спрятанный под платьем, - словно она изменила Анатолю. Да разве можно изменить тому, кого не любишь, тому, кто не любит тебя?

Когда Анатоль поднял глаза, на его лице уже было обычное сардоническое выражение.

– Итак, вам удалось пережить и бракосочетание, и первую ночь в замке Ледж. Примите мои поздравления, мадам.

Медлин недовольно поморщилась, но ответила:

– «Пережить» - это как раз нужное слово, милорд.

– Вы хорошо спали прошлой ночью?

– Довольно хорошо.

Анатоль шагнул к ней, провел пальцем под нижним веком Медлин, где залегала темная тень. Брови у него скептически приподнялись, будто он точно знал, как она провела ночь. Подозрения Медлин вспыхнули с новой силой.

– А вы, милорд? - с вызовом спросила она. Будь у нее в достатке смелости, она тоже могла бы указать Анатолю на темные круги под глазами. - Как спали вы?

– Как мертвый, - отвечал он. - Вернее, как убитый.

– Правда? А мне показалось, что я слышала какие-то звуки в вашей комнате.

В действительности Медлин ничего не слышала, но на лице Анатоля мелькнуло беспокойство.

– Вы, должно быть, слышали, как я переставлял часы. Надеюсь, я вас не слишком потревожил?

– Нет, но я хотела бы задать вам один вопрос.

– Да? - Тон его не поощрял к расспросам. «Это вы побывали в моей комнате и раздели меня?»

Немыслимо было произнести это вслух под пронзительным взглядом Анатоля. Немыслимо и невозможно. Медлин вспыхнула и пробормотала первое, что пришло в голову:

– Я хотела узнать, когда была построена эта Церковь. На вид она очень древняя.

Было ли это игрой воображения или Анатоль и вправду облегченно вздохнул?

– Церковь стоит здесь со времен Эдуарда Исповедника. Ее несколько раз перестраивали, первое здание возведено на месте древнего языческого алтаря.

Медлин обвела взглядом алтарь, неф, заново восхитившись скромной красотой церкви, деревянной резьбой распятия, величественным барельефом, изображавшим поклонение волхвов.

– Удивительно, что все это сохранилось! Как удалось спасти церковь от пуритан?

– Моим предкам не удалось уберечь витражи от армии Кромвеля, а алтарь и распятие они разобрали и спрятали.

– Они подвергали себя большой опасности.

– И церковь, и деревня находятся в наших владениях. Сентледжи берегут свою собственность.

– Я полагаю, теперь это касается и меня?

– Да.

Медлин всего лишь пошутила, но ответ Анатоля прозвучал с удручающей серьезностью.

– Вы имеете в виду, что, если кто-нибудь оскорбит меня…

– Он умрет, - сказал Анатоль подозрительно мягким тоном, испугавшим и согревшим ее одновременно. «Конечно, - подумала Медлин, - это не то же самое, что нежность и забота, но готовность защищать жену тоже не последнее дело».

Она еще долго бродила по центральному проходу, касаясь рукой спинок каменных скамей, словно впитавших в себя запахи ладана и моря. На этот раз Анатоль не проявлял обычного нетерпения. Он молча наблюдал за Медлин, позволяя ей удовлетворить свое любопытство.

Медлин обратила внимание на то, что в этой церкви не было отдельно стоящей скамьи, предназначенной для семьи лендлорда. В ответ на ее замечание Анатоль объяснил:

– Крестьяне всегда предпочитали, чтобы владельцы замка сидели на открытом месте, где их можно было видеть. Так они чувствовали себя… спокойнее.

Медлин вполне могла это понять. Она и сама чувствовала себя гораздо спокойнее, когда Анатоль был у нее на виду, а не за спиной, как сейчас. Незримая сила, которую источал этот человек, словно облекала Медлин плащом, сотканным из суеверного страха. Если предки Анатоля хоть немного походили на него…

Медлин вдруг пришло в голову, что Хэриетт была права. Она ровным счетом ничего не знает о семье своего мужа.

Повернувшись к Анатолю, она указала рукой на пустые скамьи:

– Я надеялась… то есть я думала, что на нашей свадьбе будут присутствовать ваши родственники.

– О, они здесь.

Это сухое замечание озадачило Медлин, но Анатоль указал на пол церкви, и лишь тогда она разглядела имена, вырезанные на истертом камне.

В обычае хоронить покойников под полом церкви не было ничего запретного или предосудительного, но у Медлин вдруг тревожно сжалось сердце, и она поспешно отступила.

– Сентледжей издавна хоронят здесь, а не на, церковном дворе, - объяснил Анатоль, - в надежде, что дополнительный груз будет крепче держать их в могилах.

– Что?

Он поспешил добавить:

– Я имею в виду, что земля в церкви более священна. Там им легче покоиться с миром.

Медлин подумала, что Анатоль изъясняется несколько странно.

– А ваши родители тоже…

– Нет! - На его лицо набежала тень.:- Мать и отец похоронены в другом месте.

По его тону Медлин поняла, что коснулась опасной и запретной темы. С величайшей деликатностью она вернулась к изучению пола. Имена тянулись до самого порога, одно из них она прочла вслух:

– Дейдра Сентледж. Она умерла совсем молодой. Как печально!

– Едва ли не самый несчастливый человек из всех моих предков, - сказал Анатоль, подходя к Медлин.

– Должно быть, она была миниатюрной женщиной, - заметила Медлин, имея в виду небольшие размеры плиты, отведенной для упокоения Дейдры.

– Нет, согласно семейным преданиям, Дейдра была настоящей Дианой - высокой и сильной. Здесь захоронено лишь ее сердце.

– Ее… сердце?

– Говорят, такова была ее воля. Она сказала, что раз семья попирала ногами ее сердце при жизни, пусть делает то же самое и после смерти.

Медлин содрогнулась. История показалась ей довольно отвратительной, но все же захватывающей.

– Наверное, она была и вправду очень несчастна! Почему она умерла, исполненная такой горечи?

– Леди Дейдра оказалась достаточно глупой, чтобы влюбиться.

Медлин оценивающе взглянула на суровый профиль мужа.

– Стало быть, милорд, вы находите, что влюбляться глупо?

– Глупо для Сентледжей. Мы всегда женились только на тех, кого для нас выбирали.

– Вы имеете в виду, что послали преподобного Фитцледжа, чтобы он нашел меня? Анатоль кивнул.

– Я знаю, что мистер Фитцледж очень пожилой человек, но вряд ли он мог жить во времена Дейдры.

– Тогда был другой Искатель Невест, а до него еще один. Дейдра, однако, презрела семейную традицию. Отдав свое сердце другому, она отказалась от человека, найденного Искателем. Она поклялась, что если не может стать женой своего избранника, то не выйдет замуж вообще. Дейдра считала, что проклятие потеряет силу, если она останется незамужней. Конечно, она ошибалась.

Анатоль покосился на высеченную, на камне надпись.

– Ее ждали горе и смерть, как всех Сентледжей, отказавшихся вступить в брак с тем, кого выбирали для них Искатели.

Перед мысленным образом Медлин предстали поколения седовласых старцев, которые исхаживают мир в поисках нареченных для Сентледжей, чтобы спасти род от страшного проклятия. Обычная семейная легенда, но слегка нелепая.

Из уст Медлин вырвался неуверенный смешок.

– Милорд, неужели вы верите в такие предрассудки, как проклятие? Неужели вы всерьез считаете…

Она запнулась, увидев нахмуренное чело Анатоля. Было очевидно, что он-то верит в эту легенду, иначе она, Медлин, не стояла бы с ним рядом перед алтарем. Кто-то должен был сообщить этому странному человеку, что темные века миновали, что настала эпоха разума и рационализма, во всяком случае» за пределами графства Корнуолл.

– Верить в подобные вещи неразумно, - убежденно сказала Медлин. - Есть ли у вас хоть какие-нибудь доказательства?

– Доказательства, мадам? За доказательствами далеко ходить не надо. Моя мать не была выбранной невестой, и рок преследовал ее с той минуты, как она вошла в замок Ледж, до того дня, когда она… - Анатоль осекся и стиснул зубы. Глаза его потемнели - как и тогда, когда он впервые упомянул мать. Но на этот раз Медлин не удержалась и спросила:

– Что с ней случилось?

– Она умерла молодой. Как Дейдра Сентледж. Мне тогда было всего десять лет. Смерть матери сломила отца, и через пять лет он последовал за ней в могилу.

– Мне так жаль, - с искренним чувством произнесла Медлин, хотя Анатоль явно не ждал от нее сочувствия. - Как умерла ваша мать?

– Ее убили страх и тоска.

Все это было невероятно. Медлин прикусила губу - у нее едва не вырвалось, что люди не умирают просто от горя или страха. Скорее всего, бедная дама страдала болезнью сердца или легких. Что-то в лице Анатоля подсказало ей воздержаться от подобного замечания. Вместо этого она мягко произнесла:

– О, да, я понимаю.

– Ничего вы не понимаете. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей семье. - Анатоль тщетно силился подыскать нужные слова и, махнув рукой, закончил: - Я не хочу, чтобы вас постигла судьба моей матери.

– Не постигнет, - ответила Медлин. - В конце концов, я ведь выбранная невеста, не так ли?

Лицо Медлин сохраняло серьезное выражение, но в глазах уже заплясали искорки смеха.

Анатоль взглянул на нее с яростью. Эта женщина, будь она неладна, просто посмеивается над ним! Как он сам посмеивался над Уиллом Спаркинсом, когда тот однажды прибежал с берега и стал молоть какую-то чепуху о морском чудовище.

В отчаянии Анатоль запустил пальцы в волосы, отчего из косички выбилось несколько прядей.

– Вы не верите ни единому моему слову, правда?

– Н-не верю, - призналась Медлин, но быстро прибавила: - У вас нет причин бояться, что я умру молодой. Я сильна и здорова, как деревенская девушка. Слишком здорова для настоящей леди - так обычно говорит моя матушка. Я не смогла бы упасть в обморок даже ради спасения собственной жизни. - Она успокоительно похлопала его по руке, очевидно, считая вопрос исчерпанным, и с милой улыбкой стала рассматривать статую святого в нище. Анатоль следил за ней взглядом и не знал, что делать - сердиться или смеяться. Он с самого утра с ужасом ждал этой минуты, знал, что должен открыть Медлин правду о своем странном наследии. Вопрос о Дейдре подтолкнул его, и он с замиранием сердца взялся за объяснения. Он предвидел неприятие, отчаяние, страх, которые, в конце концов, свели в могилу его мать. Ему не могло прийти в голову, что Медлин просто-напросто не пожелает ничему верить.

Она казалась такой безмятежной в своей шляпке, с золотисто-рыжими волосами, обрамлявшими точеное лицо. Шелковое платье так легко облекало изящную фигурку, в которой все дышало природной грацией и женственностью, линия рта говорила о…

Об упрямстве, своеволии и убежденности в собственной правоте!

Анатоль скрестил руки на груди. Итак, леди нужны доказательства? Иначе она станет смотреть на него свысока и обходиться с ним с милой насмешкой, словно с деревенским дурачком.

Анатоль мог бы представить ей немало доказательств того, что род Сентледжей совершенно отличен от остальных людей, и начать с демонстрации собственных сверхъестественных способностей. Что бы сказала Медлин, если б увидела, как свечи поднимаются из развешанных по стенам железных подсвечников, а кружка для сбора пожертвований несется по проходу?

«А как насчет букета из колокольчиков и вереска, который она оставила на алтаре? - подсказал ему внутренний голос. - Почему бы не заставить цветы пуститься в пляс в воздухе прямо перед ее глазами?»

От этой мысли кровь застыла у него в жилах. Рука сама собой потянулась к шраму, и Анатоль спросил себя: неужели только он один во всем мире навсегда связал столь невинное творение природы, как цветы, с болью и… смертью?

Он снова перевел взгляд на Медлин, которая восхищенно разглядывала хоровод херувимов, изображенный над купелью. Солнечные лучи, лившиеся через стрельчатое окно, очертили сиянием ее поднятое кверху лицо с безупречным профилем… и у Анатоля защемило сердце. Зеленые глаза Медлин были такими чистыми, спокойными, разумными.

Анатоль тяжело вздохнул. Он проклинал себя за трусость, но уже знал, что не станет представлять жене никаких доказательств своего демонического дара. Во всяком случае, сегодня.

Вздох привлек внимание Медлин, и она с подкупающей улыбкой обернулась к мужу.

– Милорд хочет покинуть церковь или мы ждем возвращения мистера Фитцледжа?

– Нет.

– Тогда нам, наверное, лучше вернуться в замок. Анатоль и сам был бы рад поскорее увести Медлин отсюда. Торжественный покой, царивший в церкви, столь резко отличался от его собственных терзаний, что наводил мрачное уныние. Он не стал бы задерживаться здесь только ради Фитцледжа или для того, чтобы познакомить Медлин с останками своих предков, даже для того, чтобы рассказать о родовом проклятии. Нет, у Анатоля была иная причина мешкать, и как его душа ни сопротивлялась неизбежному, поступить иначе он не мог. Возможно, потому, что был тем, кем его считала Медлин, - суеверным дураком.

Он преградил дорогу Медлин.

– Подождите, есть еще одно дело, которое мы должны сделать. Просто краткий обряд, но каждый Сентледж, вступая в брак, должен его исполнить.

– Еще одна семейная традиция? - Медлин, как видно, уже наскучили многочисленные обычаи рода Сентледжей, но скука уступила место тревоге, когда она увидела, что Анатоль снимает плащ и вынимает меч из ножен.

Стальной клинок заблестел на солнце, а драгоценный камень, венчавший рукоятку, заиграл радужными искрами. Анатоль намеренно отводил глаза от колдовского камня. Не хватало только, чтобы его посетило очередное видение!

– Эта церемония необходима? - спросила Медлин с опаской.

– Да, боюсь, что так. - Он протянул меч так, чтобы она могла получше его рассмотреть. - Это меч моего предка, лорда Просперо Сентледжа, который…

– Просперо? Какое необычное имя. - Несмотря на тревогу, Медлин по-птичьи склонила голову к плечу, и в глазах ее вспыхнуло любопытство, составлявшее, как уже заметил Анатоль, неотъемлемую часть ее существа. - Как герой шекспировской «Бури».

«Нет, как исчадие ада», - подумал Анатоль, но воздержался от описания своего предка.

– Я ничего не знаю о Шекспире, - сказал он, - но знаю, что первого хозяина замка Ледж звали Просперо, а это его меч…

– Я не видела имени Просперо среди тех, кто похоронен в церкви, - снова перебила его Медлин. - Он не захотел покоиться с миром под церковными сводами, как остальные?

– Проклятый негодяй не хотел покоиться с миром, где бы то ни было,- проворчал Анатоль себе под нос, а вслух сказал: - Его не похоронили здесь, потому что он погиб в огне. Его прах развеяли над морем.

Прежде чем Медлин успела задать новый опасный вопрос, Анатоль быстро проговорил:

– Меч Просперо всегда передается женам Сентледжей.

– Женам?

– Да. Никто не знал, откуда пошел этот обычай, но наследник всегда вручал меч своей жене и приносил клятву не вступать в бой с ее сородичами.

– Но вы же не ссорились ни с кем из моих родственников, - резонно возразила Медлин. - Вы с ними даже незнакомы.

– Я говорю не в прямом смысле, Медлин. Каждый Сентледж тем или иным образом воюет с миром.

– А какую войну ведете вы, милорд?

– Ну… никакую, - нетерпеливо бросил Анатоль. - Дело не в том. Мужчина, которому меч переходит по наследству, должен соблюдать три условия. Первое - пользоваться силой, заключенной в мече, только для праведного дела, Второе - не проливать крови другого Сентледжа. И третье - вручить меч женщине, которую он лю… - Анатоль осекся. - Словом, своей жене.

– Но если вы передадите меч мне, как же вы сможете пользоваться его силой для праведного дела?

– Черт возьми! Женщина, если вы не прекратите сыпать вопросами, мы никогда с этим не покончим!

Медлин сжалась от резкого тона, отступила на шаг, глядя на него огромными, полными укора глазами. Анатоль еще раз выругался и схватился за голову, приведя в окончательный беспорядок свою прическу.

Будь все это проклято! Он не хотел кричать на Медлин, но он и так чувствовал себя дураком, а тут еще ее непрестанные, а главное, справедливые замечания!

Анатоль схватил Медлин за руку и увлек к алтарю, не обращая внимания на слабые протесты. Он понимал, что снова ведет себя с ней недостаточно честно, увиливает и недоговаривает. Смысл обряда состоял не столько в том, чтобы вручить женщине меч, сколько в том, чтобы вручить ей сердце. Передавая меч, мужчина рода Сентледжей давал клятву быть верным своей невесте не только в этой жизни, но и в грядущей.

Стиснув зубы, Анатоль поставил Медлин напротив себя, опустился перед ней на колено и мрачно подумал, что теперь ведет себя глупей, чем прошлой ночью, когда склонялся над спящей Медлин, словно влюбленный юнец. Глаза Медлин в недоумении широко раскрылись, и Анатоль, увидев это, густо покраснел.

Проклятие, почему он не родился в семье, где все женятся, как обычные люди - с подружками невесты, шаферами, свадебным пиром?

Он не знал, как будет давать Медлин клятву в вечной верности, если не уверен в том, что сможет быть ей хорошим мужем даже в этой, земной жизни.

Ведь она боялась его, вздрагивала от каждого прикосновения. Анатоль опасался, что до конца своих дней ему придется любить свою жену только мысленно.

Она была удивительно хороша. Золотистые ресницы оттеняли изумрудно-зеленые глаза, придавая ее взгляду весеннее тепло и нежность, которых так недоставало этому суровому краю. Огненные локоны шелковистыми завитками свободно падали на плечи, символизируя невинность и целомудрие невесты.

«Да, Медлин была идеальной невестой. Для любого другого мужчины, кроме меня», - с горечью думал Анатоль. Когда он глядел на фарфоровое личико Медлин, слова, которые он знал наизусть и должен был произнести, застревали у него в горле. Поэтому Анатоль протянул ей меч и отрывисто приказал:

– Вот! Возьмите его!

Медлин не шелохнулась и только молча смотрела на Анатоля. Приехав в замок Ледж, она уже видела немало странного, но самое странное происходило сейчас. Ее гордый, самоуверенный и властный муж, самый неромантичный и негалантный мужчина в мире, опустился перед ней на колено, словно робкий обожатель. Она с трудом подавила нервный смешок.

Его косичка совсем растрепалась, и волосы в беспорядке падали на лицо, словно высеченное из гранита. Шрам на лбу и ниспадавший с широких плеч плащ делали его похожим на средневекового рыцаря, приносящего клятву верности прекрасной даме.

– Вот! - глухо повторил он. - Примите же наконец этот проклятый меч, Медлин.

Ей оставалось только подчиниться. Она осторожно приняла на вытянутые руки тяжелый меч. На фоне ее белоснежных перчаток сталь отливала голубизной. Медлин вдруг поняла, что невольно поддается притягательной силе этого предмета. Она никогда не думала, что оружие может быть таким изысканным, обладать почти мистической красотой.

Как только меч оказался в руках Медлин, Анатоль вскочил на ноги.

– Это все? - почти беззвучно выдохнула Медлин. - Обряд окончен?

– Да. То есть, нет. - Он опустил голову и покраснел пуще. - Я должен еще сказать… Леди, я вручаю вам свой меч и свое… - Остальное он пробормотал так неразборчиво, что Медлин ничего не услышала.

– Свой меч и свое что? - робко переспросила она.

Анатоль снова что-то пробормотал, а когда Медлин вопросительно склонила голову к плечу, устремил на нее сердитый взгляд.

– Проклятие! Я сказал «вручаю вам свой меч, свое сердце и свою душу навечно»!

Прекрасные слова. Вернее, они были бы прекрасны, если бы Анатоль произнес их другим тоном. Если бы еще и думал то, что говорил.

Медлин в недоумении все так же разглядывала меч.

– Но что мне с ним делать?

– С моим мечом или с моим сердцем?

– И с тем, и с другим. - И то, и другое могло оказаться весьма тяжким грузом.

– Просто возьмите этот предмет.

Медлин неловко взялась за рукоять меча, уперев его острие в каменный пол.

– Благодарю вас, - прошептала она. - Он очень красив, но…

– Но что?

Медлин прикусила нижнюю губу, всей душой сожалея о том, что хоть раз в жизни не может побороть практическую сторону своей натуры.

– Я подумала, что обычай вручать меч мог бы включать и вручение ножен. Чтобы было в чем хранить меч.

Испугавшись, что оскорбила чувства Анатоля, она даже не смотрела в его сторону. Но после нескольких мгновений напряженной тишины она вдруг услышала хохот. Запрокинув голову, Анатоль смеялся, смеялся без обычной горечи и сарказма, смеялся открыто и весело, отчего все его лицо изменилось до неузнаваемости.

– Клянусь богом, вы правы, миледи! - Он отстегнул перевязь и опоясал ею Медлин, взял у нее меч и вложил его в ножны.

Она вдруг отчетливо ощутила близость Анатоля, его руки на своей талии, ощутила жар и жизненную силу, исходящие от его длинных, сильных и загорелых пальцев.

Медлин не верила своим глазам. Черты его лица утратили резкость, на нем появилось небывалое прежде мягкое выражение, угольная чернота глаз растворилась в золотисто-карем сиянии, а тембр голоса стал почти нежным.

– Простите меня, - сказал Анатоль.

– За что? - удивленно спросила она.

– За то, что навлек на вас все это сентледжевское безумие, странные верования и обычаи моей семьи.

– Смею надеяться, со временем я привыкну.

– Правда? Надеюсь, что так и случится, миледи. Я знаю, что начало наших отношений оставляло желать лучшего, но поверьте, я совсем не хочу, чтобы вы были несчастны. - Помолчав, он добавил: - Или испуганы.

«Слишком поздно», - мелькнуло в голове у Медлин. После историй о родовом проклятии, погребенных сердцах, после странных церемоний вручения меча.

И все же, несмотря ни на что, ей хотелось подбодрить Анатоля. Она никогда не видела его таким - уязвимым, печальным, присмиревшим.

Медлин отвела с его лица темные пряди, пальцы ее легко коснулись смуглой щеки.

– Милорд, я весьма разумная женщина, напугать меня нелегко.

От ее прикосновения щека Анатоля дернулась. Он казался смущенным, словно не знал, что делать с ее нежностью - как она не знала, что делать с его мечом.

– Вы не всегда выглядели храброй, - сказал он наконец.

– Сэр, чтобы пережить то, что пережила я, надо иметь сердце льва. Уверяю вас, почти любая женщина, брошенная всеми и оставшаяся одна в вашем замке, билась бы в истерике.

– Я говорю не о вашем страхе перед замком Ледж, а о вашем страхе передо мной.

Отрицать очевидное было трудно. Медлин опустила голову, но Анатоль приподнял ее подбородок, заставил смотреть ему в лицо.

– Вы действительно боитесь меня, Медлин. Вчера, когда я хотел вас поцеловать, вы отпрянули от меня, словно от прокаженного.

– В вас кипела ярость, которая могла напугать кого угодно. Вам надо было целовать меня не так.

– Вы сами говорили, что вас еще никто не целовал. Откуда вам знать, как это надо делать?

– Я никогда не целовалась, но я мечтала. - Медлин печально улыбнулась, вспомнив свои мечты. - И всегда точно представляла себе, как это должно быть.

– Тогда покажите мне.

– Что?

– Покажите, как вас надо целовать. Взглянув на решительное лицо Анатоля, Медлин поняла, что он не шутит. Она перевела взгляд на его губы. При одной только мысли о том, чтобы коснуться поцелуем этих губ, сердце Медлин забилось чаще.

– О, нет, я не могу, - прошептала она и попятилась.

– Почему? - настойчиво спросил он, наступая.

– Потому что я… я… - Медлин споткнулась, зацепившись ногой за меч. Она была такой маленькой, а меч - таким длинным. Кое-как удержавшись на ногах, она пятилась, пока не наткнулась на спинку передней скамьи. Анатоль нависал над ней, словно башня, его широкие плечи заслоняли все.

– Потому… - Медлин ляпнула первое, что пришло в голову. - Потому что вы слишком высокий. Я не сумею до вас дотянуться.

– Но я могу и наклониться. - Анатоль придвинулся ближе. С лица его исчезли все следы мягкости, потемневшие глаза зажглись тем внутренним огнем, который всегда и пугал и манил ее. - Покажи мне, Медлин! Покажи, как ты хочешь, чтобы тебя целовали!

Он снова был слишком настойчив, слишком необуздан… но, с другой стороны, как сделать его другим, если у Медлин не хватает смелости его научить? Снова взгляд девушки скользнул по чувственному изгибу ярких губ, и во рту у нее пересохло.

– Я не могу, пока вы на меня смотрите, - прошептала Медлин.

Миг поколебавшись, Анатоль закрыл глаза и замер в ожидании. Наступившая тишина, казалось, длилась целую вечность. Потом Медлин нерешительно положила руку на его рукав.

Под мягким бархатом она ощутила стальную мощь мускулов, ту же скрытую таинственную силу, что жила в мече, который висел у нее на боку. Сердце девушки билось, как птица в клетке. Она приподнялась на цыпочки, собираясь лишь коснуться губами его губ, но вдруг ее подхватила невидимая сила, подхватила, как порыв урагана или океанская волна.

Потеряв равновесие, Медлин упала на грудь Анатоля, и губы их слились в поцелуе, полном такой неожиданной сладости, что по всему ее телу пробежала жаркая волна. Ей вдруг захотелось запустить пальцы в непокорные черные волосы, прильнуть к могучему мужскому телу, познать тайну горячего страстного рта.

Ошеломленная небывалыми ощущениями. Медлин отшатнулась.

– В-вот, - прошептала она дрожащими губами, хотя совсем не была уверена в том, кто кому преподал урок. - Вот каким должен быть поцелуй. Более нежным.

Глаза Анатоля открылись. В них была страстная истома, и это выражение лишь усилило странный жар, охвативший Медлин. Грудь Анатоля мерно и сильно вздымалась.

– Леди, такой нежностью можно убить мужчину, - пробормотал он.

Медлин ничего не поняла - кроме одного.

– Значит, вам тоже не понравился мой поцелуй?

– Я этого не сказал.

Глядя ей в глаза, Анатоль взял руку Медлин, медленно поднес ее к губам и, отогнув перчатку, прижался ртом к тонкому девичьему запястью. Снова девушку охватила сладкая дрожь, и она призналась себе, что, даже стараясь быть нежным, Анатоль пробуждает в ней неведомые и пугающие чувства.

– Может быть, сегодня ночью мы найдем золотую середину. Между вашим поцелуем и моим.

– Может быть, - прошептала Медлин. Зачарованная низким голосом, жарким взглядом Анатоля, она готова была согласиться со всем, что бы он ни сказал.

И лишь когда Анатоль разжал руки и неохотно отступил, Медлин осознала полный смысл его слов.

«Сегодня ночью мы найдем золотую середину».

Сердце Медлин ушло в пятки.

Сегодня ночью.

Сегодня их первая брачная ночь.

Надежно зажав под мышкой треуголку, преподобный Фитцледж вышел из ризницы на церковный двор как раз вовремя, чтобы увидеть в отдалении фигуры Анатоля и Медлин. Анатоль уже почти дошел до коляски, прежде чем сообразил, что невеста не поспевает за его широкими шагами. Он нетерпеливо обернулся, бегом вернулся назад, подхватил Медлин на руки и поместил на сиденье примерно с такой же бережностью, как мешок муки. Потом, вскочив на сиденье с ней рядом, он махнул кнутом груму, чтобы тот отошел, и хлестнул лошадей. Грум едва успел вскочить на запятки, и коляска загрохотала по дорожке. Медлин сидела, изо всех сил вцепившись одной рукой в шляпку, а другой в дверцу коляски.

«Пожалуй, не самое романтическое и галантное начало совместной жизни», - со вздохом подумал Фитцледж. Хорошо еще, что Анатоль не уехал, забыв невесту в церкви. Когда коляска в облаках пыли покатила по сонной солнечной деревенской улице, Фитцледжу отчаянно захотелось в приступе усталости и облегчения присесть на ступеньку церковной лестницы.

Никогда еще он не совершал обряда бракосочетания так поспешно, каждую минуту опасаясь, что либо жених, либо невеста вдруг передумают и бросятся к выходу. На одно мгновение ему показалось, что Медлин…

Ну да неважно, все обошлось. И господь их благословил, теперь эти двое самые, что ни на есть законные муж и жена. Роль Септимуса Фитцледжа в этом деле закончена, и это к лучшему, потому что он очень устал. В самом деле, в семьдесят два года пора бы уже покончить с поисками невест.

Брак Анатоля, как и ожидал Фитцледж, оказался самым трудным из осуществленных им предприятий. Слишком рано Анатолю пришлось пойти своим путем, он всегда был одинок и… нелюбим.

Бедный мальчик! Какая горечь, какой мир болезненных воспоминаний скрывались за внешней грубостью молодого хозяина замка Сентледж! Только необыкновенной женщине удастся пробить броню, в которую Анатоль заковал свое сердце. И все же Септимус верил, нет - знал, что именно такой женщиной и была Медлин Бертон.

Почему же он тогда не испытывает ликования? С той минуты, когда преподобный Фитцледж оставил молодых в церкви, душа его была преисполнена меланхолии. Может быть, причиной тому было чувство, что это последний брак, который будет заключен с его помощью. Молодой и самоуверенный кузен Анатоля Роман презирал семейные традиции Сентледжей. Остальные Сентледжи уже были, по большей части, счастливо женаты, и Септимус не думал, что проживет достаточно долго, чтобы оказывать услуги следующему поколению.

Кто тогда станет его преемником?

Этот вопрос часто волновал старика. Никто из его сыновей не выказывал ни малейшего признака, что унаследовал дар Фитцледжей. Кто будет спасать Сентледжей от несчастий и бед, вести их к благодати брака? Септимус опасался, что никто.

Эта мысль печалила его, но вскоре природный оптимизм взял верх. Жена младшего сына вот-вот должна снова разрешиться от бремени. Может быть, на этот раз ребенок окажется внуком, а не внучкой, и станет новым Искателем Невест…

Утешившись, Септимус надел треуголку и по ухоженной дорожке направился через церковный двор к своему уютному домику. Но не успел он дойти до калитки, как остановился, привлеченный звуком, который нарушил утренний покой и заглушил шелест дубов под весенним ветерком.

То было рыдание, надрывное, протяжное, исторгаемое из самой глубины чьей-то безутешной души. Фитцледж встревожено обернулся, стараясь понять, откуда доносится плач.

Он обошел низкую каменную ограду, окружавшую двор, но сначала ничего не увидел.

Потом его взгляд привлекло движение - колыхание длинной накидки, которая почти скрывала коленопреклоненную фигуру у одной из могил. Капюшон был надвинут на лицо, а грубое коричневое одеяние почти сливалось со стволом могучего дуба, так что Фитцледж заметил бедное создание лишь чудом. Это была женщина.

Она склонилась над могильной плитой, едва не касаясь лбом холодного камня, и снова из ее груди вырвался душераздирающий вопль горя и ярости.

«Опять, - подумал Септимус Фитцледж. - Опять бедная Бесси Киннок рыдает на могиле матери». Уже несколько месяцев состояние девушки внушало ему опасения. Она была слишком поглощена своим горем, и все еще кляла Анатоля Сентледжа за то, что тот предсказал смерть ее матери. Видит бог, Бесс не могла винить Анатоля больше, чем винил себя он сам.

Но девушка все же нуждалась в словах утешения, хотя Фитцледж плохо знал, что еще мог он ей сказать, как урезонить. Моля небо о божественном откровении, он прошаркал к могиле, однако Бесс почувствовала его присутствие раньше, чем услышала шаги. Она метнулась за ствол дуба, словно испуганный фавн.

– Подожди, Бесси! Иди сюда, - окликнул ее Фитцледж, ускоряя шаг. - Бесс! - снова позвал он, уже менее уверенно, озадаченный ее поведением и еще чем-то. Дело в том, что, когда он подошел ближе к коленопреклоненной фигуре, ему показалось, что это не Бесси Киннок.

Он осторожно заглянул за ствол дуба и… никого не увидел.

Септимус оперся рукой о ствол, беспокойно озираясь по сторонам. Такие таинственные исчезновения годились разве что для замка Ледж, но никак не для его опрятного церковного дворика.

Неужели девушка могла так быстро убежать? Почему она убежала? И самое главное, кто это был? Теперь Септимус был твердо уверен, что это не Бесс. А не будь он так стар и забывчив - еще раньше вспомнил бы, что Мэри Киннок похоронена в другой части кладбища.

Единственным, кого погребли здесь за последнее время, был…

Фитцледж вздрогнул, по спине у него пробежал Холодок. Он медленно обернулся, оглядел могильные плиты и наконец остановил взгляд на той, что поновее прочих. Теперь на камне лежала одинокая кроваво-красная роза.

Холод пробрал священника до мозга костей. Он прочел единственное слово, высеченное на плите. Одно слово. Имя.

«Мортмейн».