"Частное расследование" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)

23

Я выскочил на автостраду у Линкольна. Движение было вязкое и напряжение до самой 134-й Восточной — масса народу ехала на выходные в обоих направлениях. Но на подъезде к Глендейлу оно начало редеть, и к тому времени, как я добрался до развязки 210, шоссе было в моем распоряжении.

Я гнал машину на большей скорости, чем обычно, пронесся вдоль северной оконечности Пасадены, миновал эстакаду, по которой два дня назад, по всей вероятности, проезжала Джина.

Неуютная дорога, в темноте казавшаяся еще неуютнее, отделяла город от меловой пустыни у подножия хребта Сан-Гейбриел. При дневном свете были бы видны районы жилой застройки, индустриальные вкрапления, а дальше гравийные карьеры и поросшие кустарником холмы. К счастью, сейчас все это скрывала темнота беззвездной ночи. Плохая ночь для поисков человека.

За милю до 39-го шоссе я сбросил скорость, чтобы взглянуть на то место, где патрульный полицейский видел «роллс-ройс». Автостраду посередине рассекали цементные звукоизоляционные барьеры высотой по окна. Единственное, что он мог, по идее, увидеть — даже будучи страстным поклонником автомобилей, — это верхнюю часть характерной решетки радиатора и расплывчатый блеск лака.

Поразительно, что он вообще что-то увидел.

Но он был прав.

Я выехал на Азусский бульвар и проехал через окраины города, который выглядел так, будто все еще не забыл пятидесятые годы: заправочные станции с полным обслуживанием, комнаты отдыха, небольшие витрины магазинов — везде было темно. Редкие уличные фонари высвечивали некоторые вывески: «ГВОЗДЬ И СЕДЛО», «ХРИСТИАНСКИЕ КНИГИ», «ИСЧИСЛЕНИЕ НАЛОГОВ». В конце третьего по счету квартала появился намек на сегодняшний день — открытый минимаркет. Но покупателей в нем не было, и продавец, похоже, дремал.

Я пересек железнодорожные пути, и 39-е шоссе превратилось в Сан-Гейбриел-Каньон-роуд. «Севиль» запрыгал по старому асфальту, проезжая через район маленьких, печальных оштукатуренных домишек и трейлерных парковок, отгороженных от улицы шлакоблоковыми заборами.

Нигде никаких надписей и рисунков. Легковушки и пикапы втиснуты в малюсенькие передние дворики. Старые машины и пикапы, ничего такого, что когда-нибудь превратилось бы в классику. «Роллс» среди всего этого так же бросался бы в глаза, как искренность в год выборов.

По мере того как дорога начала взбираться вверх по склону, дома стали уступать место более крупным участкам земли — появились конюшни, коневодческие ранчо, обнесенные изгородью из кольев и столбов. Метров на сто дальше указатель, освещенный сверху, обозначал въезд на территорию национального парка «Анджелес-Крест», а ниже мелким шрифтом излагались правила пожарной безопасности и разбивки лагеря. Информационный киоск рядом с дорогой был заколочен досками. Воздух здесь уже начинал пахнуть свежестью. Перед собой я видел асфальтированную дорогу с двумя полосами движения, проложенную через толщу гранита. А дальше была темнота.

Пользуясь светом фар, тряской от неровностей покрытия по центру дороги и слепой верой в качестве ориентиров, я поехал быстрее. Углубившись в парк километра на три, я услышал низкое механическое тарахтение. Оно стало громче, оглушительнее и как будто обрушивалось на меня сверху.

Два комплекта вишневых огней появились в верхней части лобового стекла, потом снизились и зависли прямо в центре моего поля зрения, наконец резко взмыли и стали удаляться к северу. Лучи пары прожекторов стали шарить в темноте, выхватывая верхушки деревьев и расщелины, скользя по склону горы и порождая мгновенные вспышки мерцания и блеска дальше к востоку.

Вода. Она еще раз мелькнула за поворотом дороги.

Потом показался бетонный гребень. Бетонные опоры, наклонный водослив.

Ориентируясь по световым штрихам, которые чертили вертолеты, я увидел плотину, вздымающуюся метров на сорок над водным зеркалом.

Возле дороги указатель: «МОРРИСОВСКАЯ ПЛОТИНА И ВОДОХРАНИЛИЩЕ. ЛОС-АНДЖЕЛЕССКИЙ УЧАСТОК РЕГУЛИРОВАНИЯ ПАВОДКОВ».

Давно миновало то время, когда Южная Калифорния испытывала нужду в регулировании паводков; нынешняя засуха стоит четыре года подряд. Но все равно глубина водохранилища должна быть значительной. Сотни миллионов галлонов воды — чернильно-черной, таинственной.

Майло велел мне свернуть на второстепенную дорогу со стороны плотины. Первые две, которые мне встретились, были закрыты металлическими воротами, запертыми на висячие замки. Я проехал еще километров восемь и там, где дорога резко петляет, следуя конфигурации северного берега водохранилища, увидел то, что искал: сигнальные дорожные огни, янтарно-желтые аварийные мигалки на полосатых бело-оранжевых стойках. Стечение автомобилей; некоторые стояли с невыключенными моторами и попыхивали белым дымком.

Черно-белая машина азусской полиции. Машина службы шерифа из Лос-Анджелеса. Три джипа Парковой службы. Медицинский микроавтобус из противопожарной службы.

Позади одного из джипов расположился иностранный контингент: белый «порше» Рика и еще одна машина, тоже белая. «Мерседес-560». Колеса со стальными шипами.

Один из помощников шерифа вышел на середину дороги и остановил меня. Это оказалась молодая блондинка с волосами, стянутыми в «лошадиный хвост». И фигурой, от которой ее бежевая форменная одежда казалась более элегантной, чем того заслуживала.

Я высунул голову из окна.

— Извините, сэр, эта дорога закрыта.

— Я врач. Дочь миссис Рэмп — моя пациентка. Меня пригласили приехать сюда.

Она попросила меня назвать фамилию и предъявить удостоверение личности в подтверждение. Взглянув на мои водительские права, она сказала:

— Одну минуту. А пока выключите, пожалуйста, ваш мотор, сэр.

Отойдя на обочину, она поговорила в радиотелефон, который держала в руке, потом вернулась и кивнула мне.

— Хорошо, сэр, вы можете припарковаться прямо здесь. Ключи оставьте в зажигании. Надеюсь, вы не будете возражать, если мне придется перегнать ее?

— Чувствуйте себя как дома.

— Они все вон там. — Она показала на открытые вращающиеся ворота. — Будьте осторожны, спуск крутой.

Дорожка, достаточно широкая, чтобы по ней могла проехать машина, была проложена через мескитовые заросли и молодую поросль хвойных деревьев. Она была заасфальтирована, но по тому, что под подошвами чувствовалась некоторая податливость, я понял, что это было сделано совсем недавно. Асфальтовое покрытие давало кое-какое сцепление, но мне все равно пришлось спускаться боком, чтобы удержать равновесие на уклоне в пятьдесят градусов.

Передвигаясь таким образом, я спустился вниз метров на сорок, прежде чем увидел конец спуска. Там была ровная площадка, может, двадцать на двадцать, оканчивающаяся у небольшого деревянного причала. Укрепленные на высоких шестах аварийные лампы заливали это пространство желтоватым светом. Вокруг толпились люди в форме, глядя на что-то, что находилось слева от причала, и пытались разговаривать сквозь рев вертолетов. Оттуда, где я стоял, ничего не было слышно.

Продолжая спускаться, я увидел предмет всеобщего внимания: это был «роллс-ройс», наполовину погруженный задним концом в воду, его передние колеса были несколько подняты над землей. Дверца со стороны водителя была открыта. Вернее она отвисала, так как петли у нее расположены на центральной стойке. Такие дверцы были в свое время у машин «линкольн-континенталь» — их прозвали «дверцами для самоубийц».

Я всматривался в толпу и увидел Дона Рэмпа, стоявшего рядом с Чикерингом и смотревшего на машину в воде — одной рукой он держался за голову, а другой вцепился в брюки, забрав ткань в кулак. Как будто старался в буквальном смысле взять себя в руки.

Майло я нашел не сразу. Потом засек его в стороне от толпы, куда не доходил свет ламп. На нем была клетчатая рубашка и джинсы, одной рукой он обнимал за плечи Мелиссу, закутанную в темное одеяло. Они стояли, повернувшись спиной к машине. Губы Майло двигались. Я не мог понять, слушает Мелисса или нет.

Я спустился к ним.

Майло заметил мое приближение и нахмурился.

Мелисса взглянула на меня, но осталась возле него. У нее было белое, неподвижное лицо, похожее на маску кабуки.

Я произнес ее имя.

Она никак не реагировала.

Я взял обе ее руки в свои и крепко сжал.

Она сказала безжизненным голосом:

— Они все еще под водой.

— Водолазы, — пояснил Майло привычным тоном переводчика.

Один из вертолетов кружил низко над водохранилищем, рисуя лучом своего прожектора световые круги на черной воде. Они таяли, не успев полностью сформироваться. Послышался чей-то крик. Мелисса резко высвободила руки и повернулась в ту сторону.

Один из служителей парка стал светить своим электрическим фонарем возле самого берега. Вынырнул водолаз в блестящем от воды гидрокостюме, стянул с лица маску и покачал головой. Когда он совсем вышел из воды, появился второй. Они оба стали снимать баллоны и утяжеляющие пояса.

Мелисса издала стон, похожий на скрежет шестерен, вскрикнула «Нет!» и кинулась к ним. Мы с Майло бросились за ней. Она подбежала к водолазам и закричала:

— Нет! Вы не смеете бросать работу сейчас!

Водолазы попятились от нее и опустили свое снаряжение на землю. Посмотрели на Чикеринга, который подошел в сопровождении помощника шерифа. Остальные тоже начали поглядывать в нашу сторону. Рэмп остался там, где стоял, — все еще не мог оторваться от затопленной машины.

— Ну, какова ситуация? — спросил Чикеринг у водолазов. Он был в темном костюме и белой рубашке с темным галстуком. Острые носы его туфель были в грязи. За спиной у него толпились люди в форме; в них была какая-то настороженность — словно они назначены в ночной патруль и нетерпеливо ждут сигнала выступать.

— Сплошная чернота, — ответил один из водолазов. Он боязливо взглянул на Мелиссу и снова повернулся к начальнику полиции Сан-Лабрадора. — Очень темно, сэр.

— Так используйте освещение! — сказала Мелисса. — Ведь люди все время занимаются ночным подводным плаванием с фонарями, не так ли?

— Мисс, — пролепетал водолаз. — Мы... — Ему явно не хватало слов. Он был молод — может, немного старше нее. Веснушчатое лицо, похожие на пух светлые усики под шелушащимся носом. К подбородку прилип обрывок водоросли. У него начали стучать зубы, так что ему пришлось крепко сжать челюсти.

Второй водолаз, который был не старше первого, сказал:

— Свет у нас был, мисс. — Он нагнулся и что-то поднял с земли. Это была заключенная в черный корпус лампа на веревочном тросе. Он дал ей качнуться несколько раз и снова опустил ее на землю.

— Это специальные лампы для погружения. Мы взяли желтые — они отлично служат для таких... дел. Проблема в том, что здесь даже днем очень темно. А ночью... — Он покачал головой, растирая мышцы рук и уставившись в землю.

Воспользовавшись представившейся возможностью, первый водолаз отошел на несколько шагов. Стоя на одной ноге, он стащил один ласт, потом поменял ноги и стал стягивать другой. Кто-то принес ему одеяло, точно такое же, как то, в которое была закутана Мелисса. Второй водолаз посмотрел на него с завистью.

— Это же водохранилище, черт побери! — крикнула Мелисса. — Это питьевая вода — как она может быть грязной?

— Она не грязная, мисс, — ответил второй водолаз, темноволосый. — Она темная. Непрозрачная. Это естественный цвет воды — от большого содержания минеральных веществ. Приходите сюда днем и увидите, что она имеет вот такой темно-зеленый цвет... — Он остановился и посмотрел на окружающих, ища подтверждения своим словам.

Вперед вышел помощник шерифа. На латунной пластинке, укрепленной над одним из карманов, было написано: «ГОТЬЕ». Под ней — несколько рядов нашивок. На вид ему было лет пятьдесят пять. У него были усталые серые глаза.

— Мы собираемся сделать все, чтобы найти вашу мать, мисс Дикинсон, — сказал он, обнажая ровные пожелтевшие от табака зубы. — Вертолеты будут продолжать поиск над шоссе в тридцатикилометровом радиусе. Что касается водохранилища, то моторки с плотины, высланные сразу же, прочесали каждый квадратный сантиметр поверхности. Вертолеты просматривают ее еще раз, просто на всякий случай. Но под водой мы действительно сейчас не в силах ничего сделать.

Он говорил тихо и решительно, стараясь передать весь ужас положения обычными, неужасными словами. Если Джина там, под водой, то никакой срочности уже нет.

Руки Мелиссы месили невидимый комок теста. Она зло взглянула на говорившего, губы ее кривились.

Чикеринг нахмурился и подошел на шаг ближе.

Мелисса зажмурила глаза, вскинула руки, и из груди у нее вырвался душераздирающий крик. Закрыв лицо руками, она согнулась в талии, словно ее схватили колики.

— Нет, нет, нет!

Майло сделал движение, чтобы подойти к ней, но я опередил его, и он отступил. Взяв ее за плечи, я притянул ее к себе.

Она стала сопротивляться, без конца повторяя слово «нет».

Я держал ее крепко, и постепенно она расслабилась. Даже слишком. Одним пальцем за подбородок я приподнял ее лицо. Плоть была холодной на ощупь и напоминала пластик. Я как будто хотел придать нужную позу манекену.

Она была в сознании и дышала нормально. Но глаза у нее были неподвижны и несфокусированы, и я знал, что если отпущу ее, то она рухнет на землю.

Люди в форме стояли и смотрели. Я решил попытаться увести ее.

Она застонала, и кое-кто из них вздрогнул. Один отвернулся, его примеру последовали другие. Постепенно почти все стали возвращаться к «роллсу».

Чикеринг и Готье задержались возле нас. Чикеринг некоторое время пристально смотрел на меня с озадаченным и раздраженным выражением, потом пожал плечами и присоединился к группе людей, которые наблюдали за машиной. Готье, приподняв одну бровь, смотрел ему вслед. Потом, повернувшись опять ко мне, взглянул на Мелиссу и озабоченно покачал головой.

— Все нормально, — сказал я. — Я бы хотел увезти ее отсюда, если не возражаете.

Готье кивнул. Чикеринг стоял и смотрел на воду.

Дон Рэмп стоял отдельно от всех, и ноги у него были по щиколотку заляпаны грязью. Он как-то неожиданно превратился в хилого сгорбленного старика.

Я попробовал привлечь его внимание и подумал, что мне это удалось, когда он повернулся в мою сторону.

Но он смотрел мимо меня, и глаза его были такого же цвета, как и грязь, облепившая его туфли.

Вертолеты улетели дальше, и их мушиное жужжание доносилось откуда-то с севера. Внезапно мои ощущения раздвинулись, словно объектив камеры. Я услышал, как вода плещется о берег. Почувствовал острый хлорофилловый запах подлеска и характерную вонь подтекающего моторного масла.

Мелисса шевельнулась, подавая признаки жизни. Словно открывающаяся рана.

Она тихо плакала, повинуясь какому-то ритму. Ее горе выливалось в высокий, жалобный стон, который метался над водой и над голосами людей на берегу, обсуждавших случившееся.

Майло нахмурился и переступил с ноги на ногу. Он стоял у меня за спиной, а я этого не заметил.

Возможно, именно это движение вывело Рэмпа из транса. Он направился в нашу сторону, сделал с полдюжины неуверенных шагов, но потом передумал и резко повернул назад.