"Частное расследование" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)6Был уже час ночи, когда я убрал историю болезни на место. Воспоминания — дело утомительное, и усталость охватила меня. Я доковылял до постели, погрузился в беспокойный сон, неплохо справился с пробуждением в семь часов и отправился под душ. Через несколько минут после того, как я кончил одеваться, в дверь позвонили. Я пошел открывать. На террасе стоял Майло — руки в карманах, желтая спортивная рубашка с двумя широкими горизонтальными полосами зеленого цвета, светло-коричневые хлопчатобумажные брюки и баскетбольные кеды, которые когда-то были белыми. Его черные волосы были отпущены длиннее, чем мне приходилось их когда-либо видеть, — передняя прядь полностью закрывала лоб, а баки спускались почти до уровня нижней челюсти. Его неровное, в оспинах лицо местами поросло трехдневной щетиной, а зеленые глаза казались потускневшими — их обычный поразительно яркий оттенок поблек до цвета очень старой травы. Он сказал: — Хорошо, что теперь ты, по крайней мере, запираешь дверь. А плохо, что открываешь ее, не проверив, кого там черт принес. — Откуда тебе известно, что я не проверил? — Интервал между последним звуком шагов и поворотом замка. Детективные способности. — Он постучал себя по виску и направился прямо на кухню. — Доброе утро, сыщик. Досуг тебе на пользу. Он что-то буркнул, не останавливаясь. Я спросил: — Что случилось? — А должно что-то случиться? — крикнул он в ответ, уже заглядывая в холодильник. Еще один чисто случайный визит. В последнее время эти визиты участились. Очередная хандра. Прошла половина срока назначенного ему наказания — шесть месяцев отстранения от службы без сохранения содержания. Наказать его сильнее этого управление не могло — следующей мерой было бы уже увольнение. Начальство надеялось, что гражданская жизнь придется ему по вкусу и он не вернется. Но начальство тешило себя иллюзиями. Он покрутился, поискал, нашел ржаной хлеб, паштет и молоко, достал нож и тарелку и занялся приготовлением завтрака. — Ну, чего ты уставился? — спросил он. — Никогда не видел мужика на кухне, что ли? Я пошел одеваться. Когда я вернулся, он стоял у кухонной стойки, ел поджаренный хлеб, намазывая его паштетом, и запивал молоком прямо из пакета. Он располнел — его живот арбузом вырисовывался под нейлоновой рубашкой. — Ты очень занят сегодня? — спросил он. — Я подумал, может, смотаемся на ранчо и погоняем в гольф? — Не знал, что ты играешь в гольф. — Я и не играю. Но нужно же иметь какое-то хобби, верно? — Извини, сегодня утром у меня работа. — Да? Значит, мне уйти? — Нет, работа не с пациентами. Я кое-что пишу. — А, — сказал он, пренебрежительно махнув рукой. — Я имел в виду настоящую работу. — Для меня эта работа настоящая. — Что, все та же старая песня — блокировки-провалы-сдвиги-по-фазе? Я кивнул. — Хочешь, я сделаю это вместо тебя? — сказал он. — Что сделаешь? — Напишу твой доклад. — Валяй. — Нет, я серьезно. Настрочить что-то всегда было для меня раз плюнуть. Недаром я дошел до магистра — видит Бог, это лишь часть того академического дерьма, которым меня пичкали. Моя проза не отличалась большой оригинальностью, но была... Он с хрустом откусил кусок поджаренного хлеба. Крошки посыпались ему на грудь рубашки. Он не сделал ни малейшей попытки стряхнуть их. Я сказал: — Спасибо, Майло, но я пока не созрел для того, чтобы иметь «негра». — Я пошел варить кофе. — Ты-чего-это? — спросил он с набитым ртом. — Не доверяешь мне? — Это научная писанина. Материал для журнала по психологии. — Ну и что? — А то, что речь идет о сухих цифрах и фактах. Может, страниц сто такого текста. — Велика важность, — сказал он. — Не страшнее, чем основной протокол убийства. — Коркой хлеба он стал отстукивать у себя на пальце. — Римское один: резюме преступления. Римское два: изложение событий в хронологической последовательности. Римское три: информация о жертве преступления. Римское... — Я тебя понял. Он сунул корку в рот. — Ключом к отличному написанию отчетов является изгнание из них всякого пыла, до последней капли. Используй добавочную — с «горкой» — порцию избыточно заумных тавтологических плеоназмов, чтобы сделать отчет умопомрачительно Я рассмеялся. — До сих пор я полагал, что ищу истину. Спасибо, что поправил. — Не за что. Это моя работа. — Кстати, о работе. Есть что-нибудь новенькое? Он посмотрел на меня долгим, мрачным взглядом. — Опять все то же. Конторские жокеи с улыбающимися рожами. На этот раз притащили психоаналитика из управления. — Я думал, ты отказался консультироваться. — Они обошли мой отказ, назвав это проявлением стресса. Условия наказания — читайте мелкий шрифт. Он покачал головой. — Все эти типы с сальными рожами разговаривали со мной ну исключительно тихо и медленно, как с маразматиком. Справлялись о моей Он помрачнел. — Как тебе нравятся эти деятели, а? Я в ответ тоже им улыбнулся и сказал, не забавно ли, что и мой стрессовый уровень и мои триглицериды были всем до лампочки, когда я мотался на задания. — Ну и как они отреагировали на этот перл? — Новой порцией улыбочек, потом таким Он посмотрел на пакет с молоком и сказал: — А, с низким содержанием жира. Это хорошо. Да здравствуют триглицериды. Я налил в кофеварку воды, засыпал в воронку несколько ложек кофе «Кениан». — Одного у этих задниц не отнимешь, — сказал он. — Они становятся все напористее. На этот раз они пошли в открытую и заговорили о пенсии. О долларах и центах. С фактическими выкладками, откуда видно, как много получается всего, если прибавить проценты, которые я мог бы получить в случае удачного помещения денег. О том, как славно можно прожить на то, что мне полагается за четырнадцать лет. Когда я не распустил слюни и не схватил наживку, они отбросили морковку и взяли палку, и пошли намеки, что вопрос о пенсии отнюдь не является однозначно решенным, учитывая обстоятельства. И все такое прочее. Что правильный выбор момента имеет существенное значение. И тому подобное. Он принялся за следующий кусок хлеба. Я сказал: — И чем же все кончилось? — Я дал им повякать еще немного, потом встал, сказал, что у меня неотложная встреча, и ушел. — Ну, — заметил я, — если ты все-таки решишь уволиться, то дипломатический корпус всегда к твоим услугам. — Ты что, — сказал он, — я этим сыт вот докуда. — Он чиркнул пальцем по горлу. — Ну, отстранили на полгода, ладно. Ну, отобрали пушку, и значок, и зарплату, черт с вами. Но дайте мне отбыть срок в мире и покое, отвяжитесь с вашей хреновой заботой. Со всей этой фальшивой чувствительностью. Он вернулся к еде. — Конечно, на лучшее я, наверно, не могу рассчитывать, при таких обстоятельствах. — Он усмехнулся. — "Отлично" с плюсом по результатам тестирования на контакт с реальностью, Майло. Он сказал: — Оскорбление действием старшего по званию. — Он еще шире улыбнулся. — Неплохо звучит, а? — Ты забыл самую забойную часть. На ТВ. Все еще улыбаясь, он хотел выпить молока, но улыбка мешала, и он опустил пакет. — Какого черта, ведь мы живем в век средств массовой информации, верно? Шеф получает по морде, когда выпендривается перед репортерами. Я отвалил им парочку таких смачных звуковых кусочков, что век будут помнить. — Это уж точно. А в каком состоянии Фриск? — Говорят, что его пикантный носик зажил довольно хорошо. Новые зубы выглядят почти так же, как старые, — просто удивительно, какие чудеса творит сегодня восстановительная хирургия, а? Но все же его внешний вид чуточку изменится. Будет меньше Тома Селлека и больше... Карла Мальдена. А это совсем неплохо для старшего офицера, верно? Такой подпорченный вид, который предполагает мудрость и опыт. — Он уже приступил к исполнению обязанностей? — Не-е-т. Видимо, у нашего Кении уровень стресса все еще довольно высок, уж он-то не откажется от длительного отдыха для восстановления сил. Но потом он вернется, обязательно. Его отфутболят наверх, где он сможет портачить на более высоком уровне и приносить вред систематически. — Но он — зять заместителя начальника полиции, Майло. Это просто везенье, что тебя вообще оставили на службе. Он отстранил пакет с молоком и пристально посмотрел на меня. — Думаешь, если бы они могли выпереть меня, то не сделали бы этого? Они знают, что счет не в их пользу, поэтому-то и ищут подходы. Он шлепнул своей большой рукой по столу. — Этот гад использовал меня в качестве Его глаза прояснились, а лицо покраснело. Со свесившимися на лоб волосами и толстыми губами, он смахивал на рассерженную гориллу. Я зааплодировал. Он немного привстал, уставился на меня и вдруг засмеялся. — Да, нет ничего лучше дозы адреналина, чтобы день показался прекрасным. Так ты действительно не хочешь сыграть в гольф? — Извини. Мне правда надо закончить работу над докладом, а в полдень у меня пациент. И, честно говоря, гонять мячи по зеленой лужайке не соответствует моим представлениям об отдыхе, Майло. — Знаю, знаю, — подхватил он. — Не улучшает кислородный обмен. Держу пари, что уж твои-то триглицериды — просто конфетка. Я пожал плечами. Кофе был готов. Я налил две чашки и одну дал ему. — Ну, — сказал я, — а что ты еще делаешь, как проводишь время? Он сделал широкий жест рукой и заговорил с нарочитым ирландским провинциальным акцентом: — О, просто великолепно, парень. Вышивка, папье-маше, выпиливание, вязание крючком. Маленькие шхунки и яхточки из палочек от мороженого, всякие безделушки — там целый чудесный мир — Собирался выращивать картошку? Он хмыкнул. — Собирался выращивать все, что смогу и что сможет у меня расти. Да вот загвоздка: в прошлом году Рик приволок этого дизайнера ландшафтов и переделал весь участок под все эти юго-западные хреновины — кактусы, суккуленты, грунтовое покрытие низкой влагоемкости. Чтобы сократить потребление воды, жить экологически разумно. Так и не удалось мне стать фермером. Ну ладно, черт с ним, думал повозиться в доме — починить все, что требует починки. Раньше я был рукастый — когда получал азы строительства в колледже, научился всем специальностям. А когда жил один, то все абсолютно делал сам — чинил водопроводные трубы, электропроводку и что там еще было нужно. Домовладелец обожал меня. Но с этим планом тоже получилась загвоздка — чинить оказалось нечего. Я слишком мало бывал дома, чтобы врубиться, и, попилив меня с год или около того, Рик в конце концов позаботился обо всем сам. Нашел мастера на все руки — парень с Фиджи, его бывший пациент. Тот порезался мотопилой, чуть не остался без нескольких пальцев. Рик зашил его, спас ему пальцы и тем заслужил вечную благодарность. Парень работает у нас почти за так, приходит в любое время дня и ночи. Так что, пока он осторожен с пилой, мои услуги не требуются. Вот такие дела. Что же остается? Ходить за покупками? Готовить? Рик мотается между травмпунктом и Независимой клиникой, дома никогда не ест, так что я хватаю, что под руку попадет, и напихиваюсь. Иногда хожу в городской тир в Калвер-Сити и стреляю. Дважды переслушал свою коллекцию пластинок и прочитал больше плохих книг, чем хотелось бы думать. — А добровольческой работой ты не пробовал заняться? Он зажал уши ладонями и сморщился. Когда он отвел руки, я спросил: — Что с тобой? — Я это уже слышал. Каждый день, от этого альтруиста, доктора Сильвермана. Группа борьбы со спидом Независимой клиники, бездомные дети, миссия Скид-Роу и так далее. — Время лечит, — сказал я, — но ход времени можно ускорить. Он посмотрел на меня так, словно не верил своим ушам. — Как? Ты даешь — Бывают вещи и похуже. Он ударил себя в грудь обеими руками. — Ладно, вот он я. Давай, рекомендуй. Я молчал. — Правильно, — сказал он и посмотрел на стенные часы. — Ну, я пошел. Буду стучать по маленьким белым мячикам и думать, что это не мячики, а нечто другое. Он стал выкатываться из кухни. Я вытянул перед ним руку, и он остановился. — Как насчет ужина? — спросил я. — Сегодня. Я должен освободиться около семи. Он сказал: — Благотворительные обеды — прерогатива суповых кухонь. — Обаяния в тебе хоть отбавляй, — сказал я и опустил руку. — Неужели ты сегодня не идешь на свидание? — Не иду. — А Линда? — Линда все еще в Техасе. — Вот как! Разве она не должна была вернуться на-прошлой неделе? — Должна была. Но ей пришлось остаться. Ее отец... — Что, сердце? Я кивнул. — Ему стало хуже. Настолько, что она осталась там на неопределенный срок. — Печально это слышать. Будешь с ней говорить, передай от меня привет. Скажи, я надеюсь, что он поправится. — Его гнев уступил место сочувствию. Я не был уверен, что это к лучшему. — Ладно, передам, — сказал я. — Желаю тебе весело провести время на ранчо. Он шагнул и остановился. — Ладно. Тебе тоже приходится не сладко. Прости. — У меня все хорошо, Майло. И это предложение никакая не благотворительность. Бог знает почему, но я подумал, что вместе поужинать было бы неплохо. Двое парней болтают разную чепуху, задираются по-дружески и все такое, ну, как в рекламе пива. — Да, — сказал он. — Ужин. Ладно. Поесть-то я всегда готов. — Он похлопал себя по животу. — И если к сегодняшнему вечеру ты еще не закончишь свою писанину, приноси с собой черновик. Дядя Майло внесет мудрые редакторские коррективы. — Отлично, — сказал я, — а пока суд да дело, почему бы тебе не подумать о каком-нибудь настоящем хобби? |
||
|