"Третий близнец" - читать интересную книгу автора (Фоллет Кен)2Миссис Феррами сказала: – Я хочу домой. Ее дочь Джинни ответила: – Не волнуйся, мамочка, мы заберем тебя отсюда очень скоро. Скорее, чем ты думаешь. Ее младшая сестра Пэтти покосилась на Джинни и спросила: – Интересно знать, как это, черт возьми, у тебя получится? Комнатушка в доме для престарелых Белла-Виста – это все, на что хватило страховки матери, и надо сказать, что обстановка здесь была довольно убогая. Две высокие больничные койки, два встроенных шкафа, диванчик и телевизор. Стены выкрашены в уныло-коричневый цвет, на полу пластиковая плитка в оранжево-кремовую полоску. На окне решетка и никаких занавесок, а само оно выходит на автозаправочную станцию. В углу раковина, туалет в конце коридора. – Хочу домой, – повторила мама. – Но, мамочка, – возразила Пэтти, – ты постоянно все забываешь, ты уже не можешь сама о себе позаботиться. – Глупости! Еще как могу, и не смей разговаривать со мной в таком тоне! Джинни прикусила губу. При виде старой развалины, в которую превратилась ее мать, ей хотелось плакать. У мамы были крупные волевые черты лица: черные брови, темные глаза, прямой нос, большой рот и резко очерченный подбородок. Такую же внешность унаследовали и Пэтти с Джинни. Правда, мама была маленькая, а обе они очень высокие – в папу. Все три отличались непоколебимым упрямством, а их взгляд называли «грозным» – характерная черта всех женщин из рода Феррами. Впрочем, мама уже никогда не будет грозной. У нее обнаружили болезнь Альцгеймера. И это при том, что ей не было еще и шестидесяти. Джинни исполнилось двадцать девять лет, а Пэтти – двадцать шесть, и они от души надеялись, что мамочка вполне сможет позаботиться о себе еще несколько лет. Но эти надежды развеялись сегодня в пять часов утра, когда им позвонил полицейский и сообщил, что нашел их мать, которая, рыдая, брела по 18-й улице в грязном халате. Несчастная уверяла, что забыла, где живет. Джинни прыгнула в машину и помчалась в Вашингтон – езда из Балтимора в тихое воскресное утро заняла примерно час. Она забрала маму из полицейского участка, отвезла домой, помыла и переодела, затем позвонила Пэтти. И вот сестры договорились отвезти маму на консультацию в Белла-Виста. Приют находился в небольшом городке в округе Колумбия, между Вашингтоном и Балтимором. Там провела свои последние годы их тетушка Роза. У тетушки Розы была в точности такая же страховка, как у мамы. – Мне здесь не нравится, – сказала мама. – Нам тоже не нравится, – ответила Джинни, – но в данный момент это все, что мы можем себе позволить. – Ей хотелось, чтоб ее слова прозвучали убедительно, а вышло грубовато. Пэтти бросила на нее укоризненный взгляд и сказала: – Перестань, мамочка. Нам приходилось жить и в худших условиях. Что правда, то правда. После того, как отца посадили во второй раз, мать с двумя дочерьми жили в одной комнате, здесь же стоял кухонный стол с электроплиткой, а умывальник находился в коридоре. То были трудные годы. Но мама приняла этот вызов храбро, как львица. Как только Джинни и Пэтти пошли в школу, она нашла надежную пожилую женщину, которая могла бы позаботиться о девочках, и устроилась на работу. Она была парикмахершей, искусной и старательной, хоть и немного старомодной, и вскоре они уже переехали в маленькую, но отдельную квартирку, состоявшую из двух комнат. Поселились они в Адамс-Морган, рабочем, но достаточно респектабельном в ту пору районе. На завтрак она готовила тосты и отправляла Джинни с Пэтти в школу в чистеньких платьицах; затем делала себе прическу и макияж: работая в салоне, следовало выглядеть пристойно. Кухню оставляла в безупречном порядке, на столе всегда стояла тарелка с печеньем для девочек, чтобы они могли перекусить, когда вернутся домой. По воскресеньям все втроем дружно занималась уборкой и стиркой. Мама всегда была такой энергичной, надежной, неутомимой – просто сердце разрывалось при виде лежавшей в постели беспомощной, потерявшей память женщины. Вот она недоуменно нахмурилась и спросила: – Скажи, Джинни, зачем это ты носишь кольцо в носу? Джинни дотронулась до тоненького серебряного ободка в ноздре и грустно улыбнулась: – Я сделала пирсинг еще ребенком. Ты что, забыла, мам, как тогда рассердилась? Я думала, ты меня на улицу вышвырнешь. – Забыла, – пробормотала мать. – А я помню, – вмешалась Пэтти. – Я еще тогда подумала, что ничего шикарней в жизни не видела! Но мне было одиннадцать, а тебе – четырнадцать, и все, что бы ты ни делала и ни говорила, казалось таким стильным, замечательным, умным! – Может, так оно и было, – усмехнулась Джинни. Пэтти хихикнула. – Ну уж только не оранжевый жакет! – О Боже, да, этот жакет! В конце концов, мама просто сожгла его. После того, как я переночевала в заброшенном доме и набралась там блох. – А вот это помню, – сказала мама. – Блохи! У моего ребенка! – До сих пор при упоминании об этом она возмущалась, хотя с тех пор прошло пятнадцать лет. И тут все они повеселели. История с жакетом и блохами напомнила им, как близки они были когда-то. Самый подходящий момент, чтобы уйти. – Мне, пожалуй, пора, – сказала Джинни и встала. – Мне тоже! – подхватила Пэтти. – Надо еще приготовить обед. Но ни одна из них не решилась подойти к двери. Джинни казалось, что она предает мать, бросает ее в трудную минуту. Никто ее здесь не любит. Ей нужна семья, нужен уход. Джинни и Пэтти должны остаться с ней, готовить для нее, стирать белье и ночные рубашки, включать телевизор, когда показывают ее любимую передачу. – Ну, когда я вас теперь увижу? – спросила мама. Джинни хотелось сказать: «Завтра. Я принесу тебе завтрак и пробуду с тобой весь день». Но она этого не сказала, не смогла. Всю неделю она будет страшно занята на работе. Ее охватило чувство вины. На помощь ей пришла Пэтти: – Я приду завтра. И приведу ребятишек. Уверена, ты будешь рада их увидеть. Но мать не позволила Джинни отделаться столь легко. – А ты придешь, Джинни? – спросила она. – Как только смогу, – выдавила та. И, задыхаясь от стыда и горя, наклонилась и поцеловала мать. – Я люблю тебя, мамочка. Помни это. Как только они оказались за дверью, Пэтти разрыдалась. Джинни тоже хотелось плакать, но она была старшей сестрой и давным-давно научилась контролировать свои эмоции в присутствии Пэтти. Она обняла сестру за плечи, и они зашагали по пахнущему антисептиком коридору. Нет, Пэтти никак нельзя назвать слабой, но она всегда была более восприимчивой, чем волевая и смелая Джинни. За что последней частенько доставалось от матери: та считала, что Джинни не мешало бы стать помягче – такой, как Пэтти. – Честное слово, страшно хотела бы забрать ее к себе домой, но не могу, – жалобно пробормотала Пэтти. И Джинни с ней согласилась. Пэтти была замужем за плотником по имени Зип. Они жили в маленьком щитовом домике с двумя спальнями. Во второй спальне размещались трое их сыновей – Дейви было шесть лет, Мелу исполнилось четыре, а Тому едва стукнуло два. Так что для бабушки там просто не было места. Джинни жила одна. Будучи ассистентом профессора в университете Джонс-Фоллз, она зарабатывала тридцать тысяч долларов в год – гораздо меньше, чем муж Пэтти, – так ей, во всяком случае, казалось. К тому же она только что приобрела в кредит двухкомнатную квартиру и мебель. Одна из комнат служила гостиной, а в отгороженном уголке располагалась кухня, вторая, с чуланом и крохотной ванной, была спальней. Если уступить маме кровать, самой придется спать на диване; к тому же нужно будет нанимать сиделку, которая присматривала бы за ней хотя бы в дневное время, ведь страдающую заболеванием Альцгеймера женщину никак нельзя оставлять в доме одну. – И я тоже не могу взять ее к себе, – сказала Джинни. Тут Пэтти неожиданно вспылила. И сквозь слезы пробормотала: – Но зачем тогда ты обещала ей, что мы непременно ее заберем? Раз мы не можем?… Они вышли на улицу с плавящимся от жары асфальтом, и Джинни сказала: – Завтра пойду в банк и возьму ссуду. Тогда мы сможем поместить ее в более приличное заведение. – Но как же ты будешь отдавать эти деньги? – спросила практичная Пэтти. – Меня должны повысить. Сначала до должности адъюнкт-профессора, а затем уже дадут полную профессуру. И еще мне предложили написать учебник и работать консультантом в трех международных организациях. – Я-то тебе верю, – улыбнулась сквозь слезы Пэтти, – но вот поверят ли в банке? Пэтти всегда верила в Джинни. Сама она была далеко не столь амбициозна. В школе училась средне, в девятнадцать выскочила замуж и стала домохозяйкой и матерью, о чем никогда не жалела. Джинни же в этом смысле являла собой полную противоположность сестре. Была лучшей ученицей в классе, капитаном всех спортивных команд, умудрилась даже стать чемпионкой по теннису, продолжала заниматься спортом и в колледже. У Пэтти еще ни разу не было повода усомниться в ней. Впрочем, Пэтти была права: получить вторую ссуду в банке, вскоре после того, как она взяла деньги на квартиру, будет проблематично. К тому же она только начала свою карьеру в университете, и повышение ей светит не раньше, чем года через три. Они дошли до парковки, и Джинни с отчаянием сказала: – В крайнем случае, продам машину. Она очень любила свою машину. Это был «Мерседес-230С» двадцатилетней давности, красный двухдверный седан с черными кожаными сиденьями. Она купила его восемь лет тому назад на деньги, которые выиграла в молодежном теннисном чемпионате, – пять тысяч долларов. Это было до того, как ездить на подержанных «мерседесах» стало настоящим шиком. – Может, сейчас он стоит вдвое дороже, – сказала она. – Но тогда тебе придется купить другую машину, – заметила никогда не теряющая чувства реальности Пэтти. – Ты права, – вздохнула Джинни. – Ладно, ничего. Я еще могу давать частные уроки. Правда, университетские правила это запрещают, но получать около сорока долларов в час, вдалбливая какому-нибудь богатому тупому студенту азы медицинской статистики, не так уж и плохо. В неделю может набежать до трехсот долларов; и заметь, это чистые денежки, без налогов, потому что я никому не собираюсь сообщать о том, что даю частные уроки. – Она заглянула сестре в глаза. – Может, и ты подбросишь маленько? Пэтти отвернулась. – Не знаю. – Но ведь Зип зарабатывает куда больше меня. – Он убьет меня, если узнает, что я это сказала, но мы сможем наскрести семьдесят пять – восемьдесят долларов в неделю, – произнесла после паузы Пэтти. – Я заставлю его попросить прибавки. Сам он не просит, стесняется, но я знаю, что он заслуживает этого. И его босс хорошо к нему относится. Джинни немного повеселела при мысли о перспективе проводить воскресенья, давая частные уроки отстающим студентам. – Короче, за лишние четыреста долларов в неделю мы должны, просто обязаны устроить маму в хорошую комнату с ванной. – И тогда можно будет принести ей туда вещи из дома, всякие украшения, безделушки, может, даже что-то из мебели. – Давай поспрашиваем, может, кто-то подскажет заведение получше? – Хорошо, – задумчиво протянула Пэтти. – Ведь болезнь мамы неизлечима? Я смотрела передачу по телевизору. Джинни кивнула: – Да. За начальную стадию болезни Альцгеймера ответственен дефект гена AD3. Он был обнаружен в хромосоме 14q24.3, вспомнила Джинни, но не стала говорить об этом Пэтти, потому что в генетике та все равно не разбиралась. – Это что же, значит, мы с тобой кончим так же, как и мама? – Это значит, что такой шанс есть. И что он велик. Какое-то время обе молчали. Слишком уж мрачной выглядела перспектива лишиться разума. – Как хорошо, что я родила рано, – заметила Пэтти. – Дети уже вырастут и смогут позаботиться о себе, когда это со мной случится. Джинни уловила в ее голосе упрек. Как и мама, Пэтти считала, что в двадцать девять лет женщине пора бы обзавестись семьей и детьми. – Тот факт, что ген обнаружен, уже вселяет надежду, – заметила Джинни. – Я хочу сказать, что ко времени, когда мы будем в мамином возрасте, изобретут инъекцию с исправленной версией нашей ДНК, в которой не будет присутствовать этот фатальный ген. – Да, по телевизору говорили. Что-то насчет технологии рекомбинантной ДНК, верно? Джинни одобрительно усмехнулась: – Да, именно. – Видишь, я не такая уж и тупая. – Я никогда не считала тебя тупой. – Правда, тут одна загвоздка, – задумчиво протянула Пэтти. – Если эта самая ДНК делает нас теми, кто мы есть, не станем ли мы совсем другими личностями, когда изменится ДНК? – Не только ДНК делает тебя именно таким, а не другим. И воспитание тоже. Собственно, это и есть тема моей работы. – И как она у тебя продвигается? – Знаешь, потрясающе! Это мой шанс, Пэтти! Множество людей прочли мою статью о криминальном типе личности и о том, запрограммирована ли склонность к преступлениям в генах человека. – Эта статья, опубликованная еще в прошлом году, когда Джинни работала в университете Миннесоты, была подписана ее куратором-профессором. Вернее, его имя стояло первым, а уж потом – имя Джинни. И это несмотря на то, что всю работу проделала она. – Мне бы и в голову не пришло, что склонность к преступлениям может быть наследственной. – Просто мне удалось идентифицировать четыре наследственные черты, которые ведут к криминальному поведению. Импульсивность, бесстрашие, агрессия и гиперактивность. Но главное в моей теории вовсе не это. Я пытаюсь доказать, что определенные методы воспитания детей могут подавить эти черты и превратить потенциального преступника в добропорядочного гражданина. – И как же, интересно, это можно доказать? – Изучая пары идентичных близнецов, которые росли и воспитывались порознь. Идентичные близнецы имеют одинаковую ДНК. Но если их разлучили в самом раннем детстве, допустим, одного усыновили, а другого оставили в прежней семье, то воспитываются они по-разному. Вот я и выискиваю пары близнецов, где один стал преступником, а второй – нормальным человеком. А потом изучаю, как они воспитывались и что именно их родители делали по-разному. – Мне кажется, твоя работа очень важна, – заметила Пэтти. – Надеюсь, что да. – Потому что мы просто обязаны выяснить, почему сегодня столько плохих американцев. Джинни кивнула. Сестра точно определила суть проблемы. Пэтти подошла к своей машине – большому старому «форду». На заднем сиденье громоздилась целая куча пестрых детских вещей и игрушек: трехколесный велосипед, складная прогулочная коляска, ракетки и мячики, огромный игрушечный грузовик со сломанным колесом. – Поцелуй от меня ребятишек, хорошо? – сказала Джинни. – Спасибо, обязательно. Завтра позвоню, как только вернусь от мамы. Джинни достала ключи от своей машины, потом подошла к Пэтти и обняла ее. – Я люблю тебя, сестренка. – И я тебя тоже очень люблю. Джинни села в машину. Беспокойство продолжало терзать ее: было жаль маму, сестру, даже отца, которого с ними не было. Она выбралась на автомагистраль под номером I-70 и помчалась вперед, обгоняя другие машины. День, считай, практически пропал, но тут вдруг она вспомнила, что в шесть у нее теннис, после чего она собиралась выпить пива и съесть пиццу в компании студентов последнего курса психологического факультета университета Джонс-Фоллз. Первой мыслью было все это отложить. Но торчать в одиночестве дома и тосковать – тоже не дело. И она решила, что в теннис сыграть надо: физическая нагрузка пойдет ей только на пользу. А уж потом можно будет заскочить в бар к Энди, на часок, не больше. И пораньше лечь спать. Но сбыться этим ее планам было не суждено. Ее партнером по теннису был Джек Баджен, заведующий университетской библиотекой. Как-то раз он даже играл на Уимблдоне и, хотя теперь был лысым пятидесятилетним мужчиной, до сих пор пребывал в прекрасной форме, да и мастерства не растерял. Сама Джинни об Уимблдоне даже не мечтала. Пиком ее спортивной карьеры стало членство в американской олимпийской сборной, когда она была студенткой старшего курса. Зато она превосходила Джека в скорости и силе. Играя на одном из земляных кортов кампуса Джонс-Фоллз, они являли собой достойную пару, и вскоре после начала игры у корта собрались зрители. Форма одежды была свободной, но Джинни всегда предпочитала играть в плотных шортах и тонком свитере белого цвета. У нее были длинные темные волосы – не шелковистые и прямые, как у Пэтти, а вьющиеся, непокорные, поэтому она связала их узлом и спрятала под бейсболкой. Подача у Джинни была сильной и напористой, а уж смэши – просто убийственными. Против подач Джек мало что мог сделать, зато, немного разогревшись, старался не давать ей шансов применить убийственный смэш. Играл он точно и спокойно, явно экономя силы, и позволял Джинни делать одну ошибку за другой. Она играла слишком агрессивно и напористо и слишком рано бросалась к сетке. «В обычный день я бы его победила», – подумала Джинни; но сегодня ей никак не удавалось сконцентрироваться. Каждый выиграл по сету, третий закончился со счетом 5:4 в его пользу. Надо было постараться как-то спасти игру, и вот пришла ее очередь подавать. Четвертый сет начался ровно, затем Джек выиграл очко, и преимущество было явно на его стороне. Снова подача Джинни, мяч угодил в сетку, толпа зевак разочарованно ахнула. И вместо того, чтобы собраться и сделать нормальную подачу, она вдруг заторопилась, отбросила всякую осторожность и снова угодила в сетку. Джек подбросил мяч и ударил ракеткой, она отбила подачу и бросилась к сетке. На секунду ей показалось, что Джек потерял равновесие, но он лишь притворялся и парировал ее удар. Мяч просвистел у нее над головой и опустился на задней линии. Игра была окончена, она проиграла. Уперев руки в бока, Джинни сердито смотрела на мячик. Она была страшно зла на себя. Конечно, последние годы у нее просто не было времени серьезно заниматься теннисом, но ее боевой дух не остыл. Она постаралась успокоиться, взяла себя в руки и даже изобразила на лице улыбку. – Прекрасный удар! – заметила она, обернувшись к сопернику. Затем подошла к сетке и пожала Джеку руку. Зрители зааплодировали. К ней приблизился незнакомый молодой человек. – Замечательная игра, поздравляю! – сказал он и улыбнулся во весь рот. Джинни внимательно его осмотрела. Высокий, спортивного телосложения, вьющиеся волосы коротко подстрижены, красивые голубые глаза. И он явно с ней заигрывал. Но Джинни была не в настроении. – Спасибо, – коротко бросила она. Он снова улыбнулся – самоуверенной улыбкой человека, прекрасно знающего, что любая девушка будет счастлива, если он обратится к ней. – А знаете, я тоже немного играю в теннис. И подумал, что… – Если вы немного играете в теннис, – парировала Джинни, – то, боюсь, мы с вами в разных весовых категориях. – И, резко развернувшись, прошла мимо него. И услышала слова, брошенные ей вслед. Произнесены они были добродушно и с юмором: – Стало быть, у меня нет шанса на романтический ужин при свечах? Джинни не смогла сдержать улыбки. Настойчивый юноша, ничего не скажешь, к тому же, пожалуй, она была с ним слишком груба. Она обернулась и, не останавливаясь, бросила через плечо: – Ни малейшего, но в любом случае спасибо за предложение. Выйдя с корта, она направилась к раздевалке. Интересно, что сейчас делает мама? Должно быть, уже поужинала, ведь сейчас половина восьмого, а в этих заведениях норовят накормить людей пораньше. Возможно, смотрит телевизор в холле. А может, уже нашла себе приятельницу, женщину своего возраста, которая спокойно отнесется к ее забывчивости и будет с интересом рассматривать фотографии внуков. У мамы всегда было много друзей – женщины, с которыми она работала в парикмахерской, клиентки, соседи и соседки, люди, которых она знала вот уже двадцать пять лет. Но теперь, с потерей памяти, поддерживать с ними дружбу будет непросто. Мама наверняка их всех позабыла. Проходя мимо хоккейного поля, она встретила Лизу Хокстон. Лиза была первой, с кем ей удалось по-настоящему подружиться после приезда в Джонс-Фоллз месяц тому назад. Она работала техником в лаборатории психологии. Ученая степень у Лизы имелась, но она не хотела делать научную карьеру. Как и Джинни, она была из бедной семьи и чувствовала себя среди снобов Джонс-Фоллз немного неуютно. Девушки сразу понравились друг другу. – А ко мне тут клеился какой-то юнец, – улыбаясь, сказала Джинни. – Как он выглядел? – Немного похож на Брэда Пита, только выше ростом. – А ты не сказала, что у тебя есть подружка, более подходящая ему по возрасту? – спросила Лиза. Ей было двадцать четыре. – Нет. – Джинни оглянулась, но белокурого парня нигде не было видно. – Ладно, пойдем, а то еще увяжется. – А что в этом плохого? – Пошли! – Послушай, Джинни, ты так бежишь, точно он напугал тебя до полусмерти. – Перестань! – Могла бы догадаться дать ему мой номер телефона. – Надо было сунуть ему записку с твоим номером бюстгальтера, это произвело бы должное впечатление. У Лизы был крупный бюст. Девушка резко остановилась. Сначала Джинни подумала, что зашла слишком далеко, обидев Лизу, и начала подбирать слова извинения. Но та вдруг воскликнула: – А что, потрясающая идея! «У меня 36D; чтобы получить более полную информацию, звоните по такому-то телефону». – Знаешь, я тебе завидую, всегда хотела иметь большую грудь! – Подружки захихикали. – Нет, правда, девочкой я даже молилась, чтоб у меня выросли большие-пребольшие груди. У меня у самой последней в классе началась менструация, и я страшно переживала. – А как ты молилась? Становилась на колени перед кроваткой и говорила: «Милый Боженька, сделай так, чтоб у меня побыстрее выросли титьки», да? – Вообще-то я молилась Деве Марии. Мне казалось, что женщина женщину лучше поймет. И слово «титьки» при этом, разумеется, не произносилось. – И как же ты говорила? «Груди»? – Нет. Считала, что и «груди» тоже неприлично упоминать в молитве Святой Деве. – Так как же тогда ты их называла? – Шишечки. Лиза так и покатилась со смеху. – Не знаю, где я взяла это слово. Может, подслушала какой-то разговор. И оно показалось мне подходящим эвфемизмом. Я никому никогда об этом не рассказывала. Лиза оглянулась. – Что-то не заметно, чтоб нас преследовали красивые парни, похожие на Брэда Пита. Боюсь, мы его упустили. – Ну и слава Богу. Как раз мой тип: красивый, сексуальный, самоуверенный и абсолютно не внушающий доверия. – С чего это ты взяла, что ему нельзя доверять? Ведь ты видела его секунд двадцать, не больше. – Ни одному мужчине на свете нельзя доверять. – Наверное, ты права. Заскочишь сегодня к Энди? – Да, но на часок, не больше. Сначала надо принять душ. – Свитер Джинни был мокрым от пота. – Мне тоже. – Лиза была в шортах и кроссовках. – Тренировалась сегодня с хоккейной командой. А почему только на часок? – День выдался тяжелый. – Игра немного отвлекла Джинни, но теперь снова нахлынули неприятные мысли. – Маму пришлось поместить в дом для престарелых. – О Боже, Джинни, мне страшно жаль!… По дороге к раздевалке она пересказывала подруге печальные события дня. Войдя в помещение, Джинни поймала в большом зеркале отражение – свое и подруги. Господи, до чего же они разные, прямо какая-то комическая парочка! Лиза чуть ниже среднего роста, а она, Джинни, вымахала почти на шесть футов. Лиза – блондинка с пышными формами, а Джинни темноволоса, поджара и мускулиста. У Лизы миловидное личико с россыпью веснушек на вздернутом носике, а губки сложены бантиком. Обычно люди называли Джинни эффектной или интересной, мужчины иногда говорили ей, что она красавица. Но никто и никогда не назвал бы ее хорошенькой. Стаскивая пропотевшую спортивную одежду, Лиза спросила: – А кто твой отец? Ты никогда о нем не говорила. Джинни вздохнула. Этого вопроса она боялась всегда, даже тогда, когда была маленькой девочкой, но рано или поздно его все равно задавали. И на протяжении многих лет она лгала, говорила, что отец умер, или бросил их, или женился на другой женщине, или переехал в Саудовскую Аравию, где нашел хорошую работу. Впрочем, в последнее время она предпочитала говорить правду. – Отец сидит в тюрьме, – ответила она. – О Господи! Извини. Мне не следовало спрашивать. – Ничего страшного. В тюрьме он провел большую часть своей жизни. Он вор, взломщик. И отбывает уже третий срок. – И сколько ему дали? – Не помню. Да это и не важно. Даже если он выйдет, пользы от него все равно никакой. Он никогда о нас не заботился и вряд ли теперь захочет. – Так у него что, никогда не было постоянной работы? – Только когда он хотел обчистить какое-нибудь заведение. Тогда он устраивался туда уборщиком, привратником, даже охранником, трудился неделю-другую, разбираясь, что к чему, а потом грабил. Лиза внимательно посмотрела на подругу. – Так вот почему тебя так интересует генетика криминальной личности… – Возможно. – А может, я ошибаюсь, – отмахнулась Лиза. – Психоаналитик из меня никакой. Они пошли в душ. Джинни понадобилось больше времени, трудно было промыть густые непослушные волосы. Она была благодарна судьбе за то, что нашла такую подругу, как Лиза. Лиза работала в университете уже год и познакомила Джинни с жизнью в Джонс-Фоллз, куда та прибыла в начале семестра. Джинни нравилось работать с Лизой, потому что на нее можно было полностью положиться. Нравилось вместе проводить время после работы, потому что с Лизой можно было говорить откровенно и прямо, не боясь напугать ее или шокировать. Джинни принялась сушить волосы феном, как вдруг услышала странные звуки. Она замерла и прислушалась. Какие-то визги и крики, явно вызванные сильным испугом. Джинни вздрогнула, по спине пробежали мурашки. Внезапно она почувствовала себя совершенно незащищенной: стоит здесь, под землей, голая и мокрая. Она помедлила секунду-другую, затем быстро сполоснула волосы и вышла из душа посмотреть, что случилось. И сразу же ощутила сильный запах гари. Нет, огня видно не было, но помещение наполняли клубы густого черного и серого дыма, поднимавшиеся до самого потолка. Похоже, дым проникал через вентиляционную трубу. Джинни испугалась. Прежде ей не доводилось бывать в таких ситуациях. Многие девушки, схватив свои сумки и одежду, устремились к дверям. Другие впали в истерику, перекликались испуганными голосами и бестолково метались из стороны в сторону. Какой-то придурок, по всей видимости из охраны, закрыв рот и нос носовым платком в горошек, лишь усугублял панику, расталкивая перепуганных девушек и выкрикивая приказания. Джинни понимала, что одеваться нет времени, но и заставить себя выбежать из здания в чем мать родила тоже не могла. Страх леденил душу, но внешне она оставалась спокойной. Почти на ощупь нашла в дыму свой шкафчик. Лизы нигде не было видно. Джинни торопливо влезла в джинсы, натянула через голову майку. Прошло всего несколько секунд, но за это время в заполненном дымом помещении людей не осталось. Джинни уже не видела двери и начала кашлять. Ее испугала мысль о том, что скоро будет нечем дышать. «Я знаю, где дверь, и я должна сохранять спокойствие», – сказала она себе. Ключи и деньги лежали в карманах джинсов. Она подхватила свою теннисную ракетку и, прикрывая ладонью рот, двинулась к выходу. В коридоре тоже было полно дыма, и глаза у Джинни заслезились. Она почти ничего не видела. Теперь девушка уже жалела о том, что не выскочила из раздевалки голой – удалось бы выиграть несколько драгоценных секунд. Что толку от этих джинсов – ни видеть, ни дышать в дыму они не помогают. И какая разница, в каком виде тебя обнаружат мертвой – голой или одетой? Дрожащей рукой Джинни ощупывала стену, стараясь определить направление. Она боялась наткнуться в дыму на какую-нибудь из женщин, но все они, похоже, ее уже опередили. Миновав стену, Джинни поняла, что оказалась в маленьком вестибюле, хоть и не видела ничего – здесь тоже было полно дыма. Впереди должна быть лестница. Она пересекла вестибюль и натолкнулась на автомат с кока-колой. Так, где же лестница, справа или слева от него?… Вроде бы слева, подумала она. И двинулась туда, но почти тут же, наткнувшись на дверь в мужскую раздевалку, поняла, что ошиблась. Дышать больше не было никакой возможности. Она втягивала воздух со свистом и стонами. Но воздуха практически не осталось, один лишь дым, и Джинни зашлась в приступе кашля. Она двигалась, прижавшись спиной к стене, все ее тело сотрясал кашель, в ноздрях щипало, глаза слезились, она едва различала в этом проклятом дыму свои руки. Никогда за все двадцать девять лет своей жизни не жаждала она так страстно хотя бы глотка свежего воздуха. Перемещаясь вдоль стены, она обогнула автомат. И поняла, что нашла наконец лестницу, лишь когда споткнулась о первую ступеньку. Джинни выронила ракетку и тут же потеряла ее из вида. Это была особая и очень дорогая для нее ракетка, с ней она выиграла чемпионат «Мейфэр лайтс». Жаль, но главное теперь не это, думала она, карабкаясь на четвереньках вверх по лестнице. Внезапно дым почти рассеялся и Джинни увидела, что добралась до просторного вестибюля первого этажа. Она заметила распахнутые настежь двери. Возле одной из них стоял охранник, который махал ей рукой и кричал: «Сюда! Скорее сюда!» Кашляя и задыхаясь, Джинни пересекла вестибюль, и в легкие ворвался божественно чистый воздух. Согнувшись, она простояла на ступеньках две или три минуты, жадно хватая ртом воздух и выкашливая из легких остатки дыма. Наконец ее дыхание стало ровнее, глаза перестали слезиться, и тут в отдалении она услышала завывание сирены «скорой помощи». Оглянувшись, Джинни глазами поискала Лизу, но той нигде не было видно. Неужели она осталась там?… Дрожа всем телом, Джинни шла через толпу, всматриваясь в лица. Теперь люди были вне опасности, и в толпе слышались даже нервные смешки. Многие из студенток были полуодеты, что придавало сборищу некую интимность. Те, кому удалось вынести сумки, делились одеждой с менее удачливыми. Раздетые девушки благодарили подруг за грязные и мокрые футболки. Несколько человек кутались в полотенца. Лизы в толпе не было. Подавляя растущее беспокойство, Джинни вернулась к охраннику. – Мне кажется, моя подруга все еще находится там, – сказала она и услышала, как дрожит ее голос. – Я за ней не пойду, – быстро ответил охранник. – Храбрец, ничего не скажешь! – презрительно фыркнула Джинни. Она никак не ожидала, что от охранника, чей долг оберегать студентов, будет так мало пользы. Он недовольно скривился. – Это их работа, не моя, – сказал он и указал на подъезжавшую пожарную машину. Джинни начала беспокоиться за жизнь Лизы, но что делать, она не знала. И нетерпеливо и беспомощно наблюдала за тем, как пожарные выскакивают из машины, надевая на ходу респираторные маски. Ей казалось, что действуют они страшно медленно, хотелось поторопить их, крикнуть: «Скорее, скорее!» Прибыла еще одна пожарная машина, следом за ней подъехал белый с серебристо-синей полосой автомобиль полицейского отделения Балтимора. Пожарные потащили брандспойт к зданию, полицейский подозвал охранника и спросил: – Как думаете, где это началось? – В женской раздевалке, – ответил тот. – Где именно она находится? – В подвальном помещении, в задней стороне здания. – Сколько там выходов? – Только один. По лестнице наверх – и сразу попадаешь в главный вестибюль. Вот этот. Джинни перехватила взгляд офицера и, подойдя к нему, сказала: – Думаю, моя подруга все еще там. – Как она выглядит? – Женщина двадцати четырех лет, блондинка, невысокого роста. – Если она там, мы ее найдем. Джинни обрадовалась, но всего на секунду. Ведь офицер не обещал найти ее живой. Охранника, который бегал по раздевалке, видно не было. И тогда Джинни снова обратилась к полицейскому: – Там может быть еще один человек, охранник. Что-то нигде его не вижу. Высокий такой парень. Охранник из вестибюля заметил: – В этом здании, кроме меня, нет охранников. – Но на нем было кепи с надписью «Охрана», и он кричал, чтобы люди поскорее выходили из здания. – Не знаю, что за кепи на нем было, но… – Да ради Бога, перестаньте вы спорить! – взмолилась Джинни. – Может, он мне просто привиделся. Но если нет, то и его жизнь тоже в опасности. Тут рядом с ними возникла девушка в подвернутых внизу мужских штанах цвета хаки. – Я видела этого парня. Настоящий подонок и гад. Всю меня облапал! – воскликнула она. – Ладно, успокойтесь, – сказал офицер полиции, – сейчас разберемся и всех найдем. Спасибо за помощь. – И он отошел к машине. Джинни сердито покосилась на охранника из вестибюля. Наверное, именно из-за стычки с ним офицер полиции принял ее за истеричку и не отнесся к ее словам серьезно. Она отвернулась. Что же теперь делать?… Пожарные бросились в здание. На них были шлемы, маски и специальные сапоги. Сама же она стояла босая, в футболке и джинсах. Если попытается войти следом за ними, они ее прогонят, это ясно. Она сжала кулаки и отчаянно твердила про себя: Рядом со спортивным залом находилось здание факультета психологии имени Рут У. Экорн, названное так в честь его основательницы-филантропки, но между собой студенты именовали его Дурдомом. Может, Лиза зашла туда? По воскресеньям двери были заперты, но наверняка у нее имелся ключ. Она могла забежать туда и взять лабораторный халат, чтобы прикрыть наготу. Может, она до сих пор сидит там, не в силах опомниться. И Джинни решила проверить. Все лучше, чем торчать здесь, перед входом, не предпринимая ровным счетом ничего. Она пересекла лужайку, подбежала к главному входу в Дурдом и заглянула через стеклянную дверь. Затем достала из кармана пластиковую карточку, служившую ключом, и сунула в щель. Дверь отворилась. Джинни помчалась вверх по лестнице с криками: «Лиза! Лиза! Ты здесь?» – но в лаборатории не было ни души. Стул Лизы аккуратно придвинут к письменному столу, монитор компьютера выключен. Джинни распахнула дверь в комнату отдыха. Никого. – Черт! – нервно воскликнула она. – Куда же ты запропастилась? Задыхаясь, она бросилась к выходу. Решила обежать здание спортзала: вдруг Лиза сидит где-нибудь рядом, на земле, пытаясь откашляться и отдышаться? Оказавшись с тыльной стороны здания, Джинни попала во двор, заставленный огромными мусорными баками. За ним находилась небольшая автостоянка. И тут она заметила чью-то фигуру: человек, лавируя между машинами, бежал прочь от здания. Слишком высок для Лизы, скорее мужчина. Может, тот самый охранник в бейсболке?… Но тут бегущий свернул за угол и скрылся из вида прежде, чем она смогла его толком разглядеть. Джинни продолжила свой путь вокруг здания. Здесь начиналась беговая дорожка. Она прошла по ней и, обогнув спортивный зал, снова оказалась у входа. Толпа зевак к этому времени выросла, прибыло еще несколько пожарных расчетов, но Лизы по-прежнему нигде не было видно. Да, теперь Джинни была почти уверена: ее подруга осталась в горящем здании. Джинни охватил ужас, она пыталась побороть его. Она заметила в толпе знакомое лицо. Тот самый офицер, с которым она говорила. Джинни подбежала к нему, схватила за рукав. – Я почти уверена, что Лиза Хокстон находится там, в здании! Я ее везде искала! Он окинул ее мрачным взглядом и, очевидно, понял, что словам этой девушки доверять можно. Поднес ко рту радиотелефон. – Ищите молодую женщину! Белая, имя Лиза, повторяю: Лиза! Должна быть в здании. – Спасибо, – сказала Джинни. Он кивнул и отошел. Хорошо, что он прислушался наконец к ее словам, но успокаиваться рано. Может, Лиза оказалась запертой где-нибудь в туалете, и все вокруг объято пламенем, и она кричит и зовет на помощь, но никто не слышит? А может, она споткнулась, упала, ударилась головой, задохнулась в дыму и лежит без сознания, а огонь с каждой секундой подбирается к ней все ближе и ближе… Тут вдруг Джинни вспомнила, как работник техобслуживания упоминал об еще одном входе в подвальное помещение. Обегая здание, она его не заметила и решила проверить снова. Джинни нашла его почти сразу. Люк в земле загораживал серый «крайслер». Его тяжелая крышка была снята и прислонена к стене здания. Джинни опустилась на колени возле квадратного отверстия и заглянула внутрь. Лестница вела в грязную комнату, освещенную флюоресцентной лампой. Она увидела какие-то механизмы и множество труб. Из отверстия тонкими струйками поднимался дым. Но сильного задымления не наблюдалось, очевидно, это помещение было отрезано от всего остального подвала. Тем не менее, запах дыма напомнил ей, как совсем недавно она кашляла и задыхалась, на ощупь искала лестницу, и сердце ее сжалось от страха. – Эй, есть тут кто-нибудь? – крикнула Джинни. В ответ послышался какой-то звук, но может, ей просто показалось?… Она наклонилась и крикнула громче: – Эй! Ответа не последовало. Джинни колебалась, не зная, как лучше поступить. Самое разумное – вернуться ко входу в здание и позвать пожарных, но на это может уйти много времени, особенно если начнутся бесконечные расспросы и уточнения. Можно, конечно, спуститься и посмотреть самой. При воспоминании о том, что совсем недавно произошло с ней в этом здании, коленки у нее подогнулись. В груди до сих пор ныло от кашля. Но Лиза может быть там, внизу, раненая, неспособная двигаться, придавленная какой-нибудь балкой или без сознания. Она должна, обязана прийти подруге на помощь. Девушка собрала в кулак всю свою волю и поставила ногу на первую ступеньку. Ноги казались ватными, и она едва не упала. Джинни помедлила, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Ей стало лучше, и она спустилась еще на одну ступеньку. Но тут в горло опять попал дым, и она так и зашлась в кашле. Пришлось вылезти, отдышаться и начать все сначала. Джинни спускалась все ниже и твердила себе: «Если дым снова будет донимать, просто вылезу отсюда, вот и все». И она спускалась все быстрее, цепляясь за стальные поручни, а потом спрыгнула на пол. И оказалась в большом помещении, где стояли насосы и фильтры, гудели трубы – все это, очевидно, предназначалось для бассейна. Сильно пахло дымом, но дышать было можно. И тут она заметила Лизу и тихо ахнула. Лиза лежала на боку в позе эмбриона. Голая, на бедре что-то похожее на кровь. Она не двигалась. На секунду Джинни окаменела от ужаса. Потом очнулась и закричала: – Лиза! В ее голосе прозвучали истерические нотки, и она постаралась взять себя в руки. – Лиза? Лиза открыла глаза. – Слава Богу! – воскликнула Джинни. – Я уже думала, что ты умерла. Лиза медленно села. Она старалась не смотреть на Джинни. Губы у нее были разбиты. – Он… он меня изнасиловал, – еле слышно пробормотала она. Облегчение, которое испытала Джинни при виде того, что подруга жива, тут же сменилось гневом и ужасом. – Господи! Здесь? Лиза кивнула: – Завел сюда. Сказал, что здесь есть выход… Джинни закрыла глаза. Она физически ощущала боль и унижение, которые пришлось испытать Лизе. И едва не заплакала, но сдержалась. Ее тошнило от омерзения и чувства полной беспомощности. – Кто это был? – спросила она наконец. – Да тот парень… Охранник. – С платком на лице? – Потом он его снял, – сказала Лиза. – И все время улыбался. Да, все сходится. Та девушка в брюках цвета хаки говорила, что охранник к ней приставал. А трусливый сторож из вестибюля уверял, что в здании, кроме него, нет больше никаких охранников. – Никакой он не охранник, – мрачно сказала Джинни. Именно его она заметила всего лишь несколько минут назад убегавшим через автомобильную стоянку. Ее охватила ярость при мысли о том, что здесь, в кампусе, в раздевалке, где девушки чувствовали себя в полной безопасности, спокойно раздевались и мылись, этот ублюдок совершил такую мерзость. Руки у нее задрожали, ей захотелось броситься за этим типом, догнать и удушить его. Тут послышались громкие мужские голоса, топот, шум воды. Это были пожарные со своими брандспойтами. – Послушай, мы здесь в опасности, – сказала Джинни. – Надо выбираться из здания. – Но я раздета, – каким-то рассеянно-отстраненным голосом произнесла Лиза. – Да плевать! – воскликнула Джинни. – Полкампуса бегает нагишом! – Она оглядела помещение и заметила в углу, возле цистерны, красные кружевные трусики и бюстгальтер Лизы. Подбежала и подобрала их. – Вот видишь, белье у тебя уже есть. Надевай. Правда, грязное, но все лучше, чем ничего. Однако Лиза осталась сидеть на полу, тупо вперясь взором в пространство. Джинни снова охватила паника. Что, если Лиза откажется с ней идти? Поднять ее с пола она сможет, но вот втащить вверх по лестнице – это вряд ли. Она повысила голос: – Давай же, Лиза, вставай! – Взяв подругу за руки, Джинни рывком поставила ее на ноги. Тут наконец Лиза посмотрела на нее. – О, Джинни, это был такой ужас!… – пролепетала она. Джинни крепко обняла подругу, прижала к себе. – Мне страшно жаль, Лиза, прости, что я тебя не уберегла. Дым тем временем сгущался, несмотря на плотно закрытую дверь. И жалость к Лизе сменилась страхом. – Надо выбираться отсюда, иначе сгорим заживо! Ради Бога, давай поскорей, надень вот это! Наконец Лиза очнулась. Натянула трусики, застегнула на спине лифчик. Джинни взяла ее за руку, повела к лестнице и там пропустила подругу вперед. Она полезла вверх следом за ней и была уже на полпути, когда в помещение, с грохотом выбив дверь, ворвался пожарный в клубах дыма и гари. На пол хлынули потоки воды. При виде двух девушек пожарный изумленно вытаращил глаза. – Все в порядке, мы уже выбираемся! – крикнула ему Джинни. И полезла следом за Лизой. Еще через несколько секунд они оказались на свежем воздухе. Джинни даже ослабела от радости – еще бы, ведь ей удалось спасти подругу от гибели в огне. Впрочем, Лиза все еще нуждалась в помощи. Джинни обняла ее за плечи и повела ко входу в здание. Вдоль дороги стояли пожарные машины и полицейские автомобили. Девушки, выбежавшие из раздевалки, уже нашли, чем прикрыть наготу, и на их фоне Лиза в красном нижнем белье особенно бросалась в глаза. – Есть у кого-нибудь пара штанов, рубашка, свитер, хоть что-нибудь? – взмолилась Джинни. Но стоявшие вокруг люди уже раздали пострадавшим все, что могли. Джинни с радостью отдала бы подруге свой свитер, но под ним не было ничего, она надела его прямо на голое тело. Наконец какой-то высокий темнокожий студент снял с себя рубашку и протянул Лизе. – Но только с возвратом. Это не что-нибудь, а Ральф Лорен, – сказал он. – Позвольте представиться, Митчел Уотерфилд, факультет математики. – Я запомню, – с благодарностью произнесла Джинни. Лиза надела рубашку. Она доходила ей до колен. Наконец-то прекратится этот кошмар, подумала Джинни. И подтолкнула Лизу к полицейскому автомобилю. Возле него, прислонившись к капоту, стояли трое полицейских и ровным счетом ничего не делали. – Эту женщину зовут Лиза Хокстон. Ее изнасиловали. Она думала, что известие о столь чудовищном преступлении произведет эффект разорвавшейся бомбы, но отреагировали эти молодцы на удивление спокойно. Несколько секунд они переваривали информацию, и Джинни уже была готова заорать на них, когда один из них, усатый, оторвал спину от капота и спросил: – Где это случилось? – В подвальном помещении горящего здания, в машинном зале бассейна. Другой, молодой темнокожий полицейский, заметил: – Стало быть, Сарж, пожарные как раз смывают там вещдоки. – Ты прав, парень, – ответил усатый полицейский. – Так что вали туда, Ленни, и обеспечь охрану места преступления. – Затем сержант обернулся к Лизе: – Скажите, мисс Хокстон, вам знаком мужчина, который это сделал? Лиза отрицательно помотала головой. Тут вмешалась Джинни: – Высокий белый мужчина, на голове красная бейсболка с надписью «Охрана». Я видела его там, в раздевалке, до пожара. И еще мне показалось, видела, как он убегал. Перед тем, как я нашла Лизу. Коп нагнулся и достал из машины рацию. Сказал несколько слов, потом вернул на место и обратился к Джинни: – Если он настолько туп, что не снял свою красную кепку, мы его возьмем, мисс. – Затем он повернулся к третьему полицейскому: – Отвези пострадавшую в больницу, Макхенти. Макхенти оказался молодым белым в очках. Он вежливо спросил у Лизы: – Где предпочитаете сидеть, спереди или сзади? Лиза не ответила. Похоже, ей было все равно. На выручку пришла Джинни: – Садись на переднее сиденье. Ты же не хочешь выглядеть подозреваемой. На лице Лизы отразился ужас, и она впервые за все это время хоть что-то сказала: – Разве ты со мной не поедешь? – Если хочешь, конечно, поеду, – кивнула Джинни. – Или могу забежать домой и принести тебе что-нибудь из одежды, и тогда встретимся уже в больнице. Лиза встревоженно покосилась на Макхенти. – Теперь с тобой все будет в порядке, Лиза, – успокаивающе сказала Джинни. Молодой полицейский распахнул дверцу автомобиля, и Лиза уселась на переднее сиденье. – В какую больницу вы ее повезете? – спросила Джинни. – Святой Терезы, – ответил Макхенти и сел за руль. – Буду там через несколько минут! – крикнула Джинни, и машина отъехала. Джинни бросилась на университетскую стоянку, уже жалея о том, что не поехала с Лизой. Какое же испуганное и несчастное было у нее лицо, когда она смотрела на подругу в окно автомобиля! Конечно, ей нужно переодеться в чистую одежду, но, наверное, куда важнее быть рядом с подругой, которая держала бы ее за руку и утешала. И уж меньше всего ей хотелось остаться наедине с мачо, у которого к тому же была при себе пушка. Садясь в машину, Джинни вдруг почувствовала, что совершенно вымотана. – Господи, ну и денек! – пробормотала она и включила мотор. Ее квартира находилась на последнем этаже небольшого панельного дома неподалеку от кампуса. Джинни припарковалась, выскочила из машины и помчалась вверх по лестнице. Торопливо сполоснула руки и лицо в ванной, потом переоделась. Так, теперь надо подумать, что захватить для Лизы, ведь та меньше ростом и полнее ее. Она достала из шкафа просторный свитер и спортивные брюки с эластичным поясом. С нижним бельем было сложнее. Джинни нашла пару мешковатых мужских трусов, но ни один из ее бюстгальтеров не подошел бы Лизе по размеру. Что ж, придется подруге обойтись без него. Она достала шлепанцы, сложила все вещи в рюкзак и выбежала из дома. Она ехала к больнице, и настроение у нее начало меняться. Слишком уж много всего произошло, и вначале она была сосредоточена на том, чтобы как-то справиться с ситуацией. Теперь же ею постепенно овладевала холодная ярость. До сегодняшнего дня Лиза была счастливой, жизнерадостной девушкой, но после того, что с ней произошло, от шока и страха превратилась в зомби, тупое, запуганное существо, боящееся сесть даже в полицейский автомобиль. Проезжая по людной улице с бесчисленными магазинами, Джинни автоматически искала взглядом в толпе парня в красной бейсболке. Она уже твердо решила про себя, что если заметит его, то тут же остановит машину и бросится за ним вдогонку. Но если вдуматься, вряд ли она его узнает. Он наверняка избавился от платка в горошек и дурацкой бейсболки. Так, что же еще на нем было?… Она пыталась вспомнить и не могла. Кажется, футболка и синие джинсы… или шорты. Как бы там ни было, но к этому времени он вполне мог переодеться. Вообще это мог быть любой из высоких белых мужчин, которых она видела: например, вот этот разносчик пиццы в красной куртке; или же вон тот лысый парень, шагающий к церкви в сопровождении жены и с молитвенником под мышкой; или красивый породатый мужчина с гитарой в чехле; или даже полицейский, беседующий с каким-то бездельником на пороге винного магазина. Джинни было просто не на кого выплеснуть свой гнев, а потому она еще крепче вцепилась в руль, даже костяшки пальцев побелели. Больница Святой Терезы находилась на северной окраине города. Джинни оставила машину на стоянке и нашла отделение неотложной помощи. Лиза, одетая в больничный халат, уже лежала в постели, с отсутствующим видом глядя в пространство перед собой. По телевизору показывали церемонию вручения премий «Эмми»: сотни голливудских знаменитостей пили шампанское и поздравляли друг друга. Макхенти сидел у кровати с блокнотом на коленях. Джинни поставила рюкзак на пол. – Тут одежда. Что происходит? Лиза молчала, ее лицо было лишено какого бы то ни было выражения. «Она все еще в шоке», – подумала Джинни. И тут же подавила новую вспышку гнева, постаравшись взять себя в руки. Но она знала, что рано или поздно терпение ее кончится и гнев выплеснется наружу. – Мне следует записать все детали и подробности случившегося, мисс, – сказал Макхенти… – Так что я просил бы вас оставить нас на несколько минут, о'кей? – Да, конечно, – извиняющимся тоном произнесла Джинни. Но тут же поймала на себе взгляд Лизы и замешкалась. Всего несколько минут назад она на чем свет кляла себя за то, что оставила подругу наедине с мужчиной. И вот теперь собирается сделать то же самое. – А вообще-то, – заметила она, – может, Лиза предпочитает давать показания в моем присутствии? – И тут же получила подтверждение своей правоте: Лиза еле заметно кивнула. Джинни присела на краешек кровати и взяла подругу за руку. Макхенти был недоволен, но спорить не стал. – Я спрашивал мисс Хокстон, пыталась ли она оказать сопротивление насильнику, – сказал он. – Вы кричали, Лиза? – Крикнула один раз… когда он швырнул меня на пол, – пробормотала Лиза. – Потому что потом он вытащил нож. Голос Макхенти звучал сухо, он то и дело сверялся с записями в блокноте. – Вы пытались бороться с ним? Лиза отрицательно покачала головой: – Нет. Боялась, что он меня зарежет. – Так что фактически вы не оказали ему никакого сопротивления, лишь один раз крикнули, верно? Лиза снова покачала головой и расплакалась. Джинни крепко сжала ее руку. Ей хотелось сказать Макхенти: «А что, черт возьми, ей было делать? Как сопротивляться?» Но она сдержалась. На сегодня хватит. Ведь она уже успела нагрубить парню, похожему на Брэда Пита, съязвить на тему Лизиного бюста и наорать на охранника из вестибюля. Она знала, что не слишком умеет ладить с представителями власти, и решила не ссориться с этим полицейским, который просто выполнял свою работу. Макхенти тем временем продолжил: – Скажите, перед тем как он вошел в вас, вы раздвинули ноги или нет? Джинни поморщилась. Неужели на этот случай у них нет специально обученных женщин-полицейских? – Он трогал мои бедра… кончиком ножа, – пролепетала в ответ Лиза. – Он вас порезал? – Нет. – Так, значит, вы добровольно раздвинули ноги? Джинни не выдержала: – Если подозреваемый направляет оружие на полицейского, вы имеете право пристрелить его на месте, или я ошибаюсь? И в этом случае вы тоже станете употреблять термин «добровольно»? Макхенти сердито покосился на нее. – Пожалуйста, не мешайте мне, мисс. – И снова обернулся к Лизе: – Какие у вас повреждения? – Кровотечение. – Как результат навязанного вам полового сношения? – Да. – Вы были ранены в обычном понимании этого слова? Джинни снова не выдержала: – Не кажется ли вам, что определить это может только врач? Он посмотрел на нее с таким видом, точно она сморозила какую-то несусветную глупость. – Я должен составить предварительный отчет. – Тогда напишите, что она получила множественные внутренние повреждения в результате насилия. – Я провожу допрос, а не вы. – А я говорю, отстаньте от нее, мистер! – сказала Джинни, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не заорать на этого придурка. – Моя подруга находится в тяжелом депрессивном состоянии. И лично я не считаю, что в таком состоянии она сможет адекватно оценить все свои повреждения и пересказать вам. Это дело врача. Макхенти яростно сверкнул глазами, но продолжал гнуть свое: – Я заметил на вас нижнее белье – кружевное, красного цвета. Как считаете, оно могло спровоцировать нападение? Лиза отвернулась, глаза ее наполнились слезами. Джинни не унималась: – Выходит, если я сообщу о похищении моего красного «мерседеса», вы спросите меня, не спровоцировала ли я сама кражу, приобретя столь броский автомобиль? Макхенти проигнорировал этот вопрос. – Как вам кажется, Лиза, вы до того прискорбного случая встречались когда-нибудь с подозреваемым? – Нет. – Но, очевидно, разглядеть его в дыму было трудно. К тому же он закрывал лицо платком. – Сначала я практически ослепла от дыма. Но в той комнате, куда… где он сделал это, дыма было меньше. И я его рассмотрела. – Она кивнула, словно подтверждая собственную правоту. – Я его разглядела. – И вы узнали бы его, если б увидели снова? Лиза содрогнулась. – О да. – Но вы никогда и нигде не видели его прежде? Ни в баре, ни в каком-либо другом месте? – Нет. – А вы ходите в бары, Лиза? – Конечно. – Где собираются одинокие люди, чтобы познакомиться, да? Джинни вскипела: – Что, черт возьми, за вопрос? Куда это вы гнете? – Вопрос, который непременно задаст защитник обвиняемого, – сказал Макхенти. – Лиза не в суде! Она не обвиняемая, она пострадавшая, жертва!… – Скажите, вы были девственницей, Лиза? Джинни вскочила: – Все, хватит! Просто ушам своим не верю! Вы не смеете задавать подобные вопросы! Макхенти тоже повысил голос: – Я пытаюсь понять, насколько можно верить ее показаниям. – Через час после насилия? Забудьте об этом! – Я делаю свою работу… – Что-то слабо верится, что вы компетентны в этой своей работе. Лично мне кажется, вы в ней ни черта не смыслите, мистер Макхенти! Не успел он ответить, как в палату, не постучав, вошел врач. Он был молод, но выглядел совершенно измотанным. – Здесь насилие? – спросил он. – Это мисс Лиза Хокстон, – ледяным тоном ответила Джинни. – Да, ее изнасиловали. – Мне надо взять мазок из влагалища. Это заявление было несколько обескураживающим, зато появился повод избавиться от Макхенти. Джинни взглянула на полицейского. Тот не сдвинулся с места, точно твердо вознамерился присутствовать при взятии мазка. Тогда Джинни откашлялась и сказала: – Прежде чем вы займетесь этой процедурой, сэр, возможно, господин полицейский избавит нас от своего присутствия? Врач взглянул на Макхенти. Коп пожал плечами и молча вышел. Врач резким движением сорвал с Лизы простыню. – Поднимите халат, раздвиньте ноги пошире, – сказал он. Лиза зарыдала. Джинни не могла скрыть своего возмущения. Да что, черт возьми, творится со всеми этими мужчинами? – Простите, сэр… – обратилась она к доктору. Он окинул ее нетерпеливым взглядом. – Какие проблемы? – Не могли бы вы постараться быть немного повежливее? Врач покраснел. – В больнице полно людей с серьезными травмами, представляющими угрозу для жизни, – сказал он. – В данный момент в приемном покое находятся трое ребятишек, пострадавших в автокатастрофе, и их ранения несовместимы с жизнью. А вы тут жалуетесь, что я, видите ли, был не слишком вежлив с девушкой, которая угодила в постель не к тому мужчине! Джинни была потрясена. – Что это значит – «угодила в постель не к тому мужчине»? Лиза резко села в постели. – Хочу домой, – заявила она. – А знаешь, прекрасная мысль! – подхватила Джинни. Расстегнула рюкзак и начала выкладывать одежду на постель. Врач на секунду растерялся. Затем сердито буркнул: – Поступайте как знаете, – и вышел из палаты. Джинни с Лизой переглянулись. – Просто не верится, что такое возможно, – заметила Джинни. – Слава Богу, все они ушли, – сказала Лиза и поднялась с постели. Джинни помогла ей снять больничный халат. Лиза быстро оделась, сунула ноги в шлепанцы. – Я отвезу тебя домой, – сказала Джинни. – А ты останешься у меня ночевать? – спросила Лиза. – Что-то не хочется сегодня оставаться одной, особенно ночью. – Конечно, переночую. С радостью. За дверью ждал Макхенти. Выглядел он уже не так уверенно. Очевидно, понимал, что из рук вон плохо провел допрос. – Мне необходимо задать вам еще несколько вопросов, – сказал он. – Мы уходим, – тихо и спокойно произнесла Джинни. – Лиза слишком расстроена, чтоб отвечать на ваши вопросы прямо сейчас. Он занервничал. – Но она должна, обязана отвечать! Ведь именно она сделала заявление об изнасиловании. – Никто меня не насиловал, – сказала Лиза. – Произошла ошибка. Все, чего я хочу, – это попасть домой, и чем быстрее, тем лучше. – В таком случае вы осознаете, что теперь вас могут привлечь к ответственности за голословные обвинения? – Эта женщина не преступница! – сердито парировала Джинни. – Она жертва преступления. И если ваш босс спросит, почему она отозвала жалобу, можете сказать, что по причине жестокого с ней обращения со стороны патрульного Макхенти из Балтиморского управления полиции. А теперь я забираю ее домой. Так что прошу прощения… – И с этими словами Джинни обняла подругу за плечи, и они обе проследовали к выходу мимо остолбеневшего полицейского. Краем уха Джинни расслышала его слова: – Что я сделал?… |
||
|