"Разоблачение" - читать интересную книгу автора (Берг Кэрол)

ГЛАВА 3

Один год из всех лет, проведенных в рабстве, я служил некоему гнусному торговцу слоновой костью по имени Фурет. Отвратительно жестокий, сузейниец Фурет получал удовольствие от страданий других: он осквернял юных и невинных, заставляя их испытывать величайшие унижения, он доводил своих партнеров до разорения, так что они кончали жизнь самоубийством. Он продавал в рабство детей своих соперников и спал с их женами, он заменял одну юную любовницу другой, сообщая всем ее друзьям и родственникам, что он сделал с ней. Рабам, которых он ценил гораздо меньше любовниц и конкурентов, приходилось хуже всех.

Мне повезло, что я покинул дом Фурета с целыми руками и ногами. Кто-то может сказать, что я сам позаботился о своей удаче. Да, действительно, в один прекрасный день я расшатал прутья балконной решетки, у которой он обычно стоял, наблюдая, как его рабов забивают до смерти. Пришлось убедиться, что он выпил достаточно маразила за утренним чаем и ему придется облокотиться на перила. Поскольку его падение на решетку с заостренными прутьями прервало мое наказание, я решил, что не так уж плохо все устроил. Я не гордился тем, что убил его, но и не чувствовал за собой вины. То же самое было и теперь. Я не чувствовал вины за убийство одержимого работорговца.

Была еще одна причина, по которой я вспомнил о Фурете, проснувшись утром в кресле. Один раз я видел, как этот безумный сузейниец разрезал грудь живого человека и вырвал бьющееся сердце. Я видел лицо жертвы за миг до того, как она залилась кровью. Сейчас казалось, что мое лицо будет выглядеть так же, когда я посмотрю в глаза своей жене и назову ее убийцей. Как человек может жить без сердца?

И я решил не смотреть на нее. Утро было теплым, не было нужды разводить огонь. У нас служил тихий юноша Пим, который вел хозяйство и готовил, но в это утро его нигде не было видно, хотя я обнаружил стопку чистой одежды: рубашку, штаны, башмаки – и блюдо с хлебом, холодной курятиной и засахаренными вишнями, стоящее рядом с синим чайником. Я был голоден – ничего странного, ведь прошло уже много времени с момента последней трапезы, но не мог есть, пока не поговорю с Исанной. Я оделся в чистое и остался сидеть, где сидел, спиной к комнате, и, когда она наконец появилась, я не шелохнулся.

Порыв свежего утреннего ветра из раскрывшейся двери ясно дал мне понять, что это она. Я ни с чем не мог спутать сладостный запах ее кожи и похожий на запах летнего ливня аромат ее волос. Ее туфли были испачканы сырой землей. Я услышал, как они с мягким стуком упали на коврик, потом она сделала несколько шагов в мою сторону, но не дошла даже до середины комнаты.

– Верь мне, Сейонн.

То, о чем она просила меня, было слишком абсурдным.

– Как ты верила мне? – Я не сводил глаз с остывших углей в очаге. – Это ты позаботилась о третьей битве, чтобы я не возвращался, пока все не будет приведено в порядок?

– Два года назад я предупредила тебя, что ты женишься прежде всего на королеве Эззарии, а не просто на женщине, которая безумно любит тебя. Я сказала тебе, что настанет время, когда мне придется выбирать.

– И ты выбрала. – Я закрыл глаза, чтобы не замечать пустоты на том месте, где когда-то было мое сердце. – Если бы речь шла только обо мне, я не стал бы тебя винить. Но ты убила нашего сына, не дав мне даже попытаться спасти его. И теперь я не знаю, как смогу простить тебя.

Она долго стояла на одном месте, ничего не отвечая. Лишь маг сумел бы почувствовать ее присутствие в этой гробовой тишине. Только влюбленный услышал бы, как захлопнулись двери страстного сердца, счастья узнать которое удостаивались немногие. Потом дубовые половицы скрипнули, она ушла.

Я принялся за еду, уговаривая желудок не протестовать. Я не имел права на слабость. Ловцы искали демонов, это значит, что мне придется биться еще до наступления ночи. Я ел до тех пор, пока не смог без отвращения взглянуть на следующий кусок. Потом я вышел из дому. Фиона ждала на мосту. Я прошел мимо, словно ее не существовало.

Был почти полдень. Обычно я тратил час за занятия кьянаром, потом еще час бегал, а потом шел в дом, где Катрин занималась с учениками, оттачивать собственное, все еще восстанавливающееся мастерство. Катрин была исключительно хорошим наставником. Она росла, наблюдая занятия своего деда, и у нее было достаточно магических способностей и разума, чтобы применять то, чему она научилась от него. Хотя это было необычно – женщине преподавать Смотрителям, которыми всегда были мужчины, – она справлялась и достигла столь высокого положения, что ее избрали в Совет Наставников, пять мужчин и женщин которого наблюдали за подготовкой учеников, занимались подбором пар и допуском к войне тех, кто уже был готов.

Эззарийцы сильно отличались по своему укладу жизни от других народов Империи. Мы не торговали друг с другом, не соперничали ни в чем, это было обусловлено единой общей целью. Среди нас не было каст и рангов, за исключением тех, что проистекали из наших природных способностей. Все дети проходили испытание в пятилетнем возрасте. Те, в ком было особенно много мелидды, волшебной силы, начинали обучаться специально, чтобы занять место в бесконечной войне согласно своим дарованиям. Их освобождали от всех обязанностей, чтобы посвятить все время подготовке разума и тела, пройти суровое испытание и принять свое предназначение. В их жизни было много места для славы и чести, а еще там были опасности, смерть и ночные кошмары. Мы называли их валиддары, рожденные сильными. Одна из таких валиддаров, всегда женщина с необычайно развитыми способностями, избиралась королевой. Когда она достигала средних лет, с помощью самых близких друзей и советников выбирала себе кафидду, девушку, которую готовили принять ее обязанности.

Тех детей, чьи способности были скромнее, – эйлиддаров, рожденных способными, – готовили для другого: они охраняли границы, строили дома и храмы, сохраняли чистоту воды, оберегали поля от вредителей и дома от древоточцев, обучали детей и занимались ремеслами. Работу с чем-либо значительным, будь то кувшин, пряжка или разум ребенка, не доверяли тем, кто был вовсе лишен мелидцы: недостаток силы мог сказаться на результате и ввергнуть нас всех в беду.

Тениддары, рожденные служить, те, у кого не было никаких способностей к волшебному, выполняли то, что им назначалось: охотились, выращивали овощи, разводили птицу. Но все мы были обязаны ограждать неизвестный нам большой мир от вторжения демонов. Даже тот, кто возил на поля удобрения, знал, что его труд тоже ценен и необходим.

Но это не значило, что в нашем мире не существовало зависти и соперничества. Результаты испытания детей, те, что определяли их способности, а значит, и их судьбу, значили многое для всех семей и часто служили предметом горячих споров. Многие тениддары, такие как мой отец, имели способности и склонности к другим занятиям, но отсутствие мелидды заставляло их заниматься только тем, что было назначено. Не все были способны, как мой отец, находить удовольствие и красоту в закрепленном за ними занятии, обычно это была работа на полях. На самом деле мой отец хотел быть учителем, и мне до сих пор жаль тех детей, кто не смог приобщиться к его мудрости и доброте. Однако по-настоящему печалиться по этому поводу я начал только с момента моего возвращения. А Фиона старательно записала мое мнение по этому поводу в свою тетрадь.

Катрин была прекрасным педагогом, и она великолепно справлялась и без моей помощи, но, когда ее ученики шагнут за Ворота, никакое знание не будет лишним. Общение с опытным товарищем в добавление к видениям, создаваемым Катрин, было очень полезно для будущих Смотрителей.

Но я совершенно не годился для обучения молодых людей ритуалам. Все годы в Дерзи я скучал по порядку, разумности и красоте эззарианской жизни. А когда снова погрузился в нее, сразу стал замечать слабые места, где ритуалы подменяли здравый смысл, а традиции прославляли самих себя. Я имел наглость предложить, чтобы наших молодых людей вывозили в мир для расширения их кругозора. Меня тут же с презрением изругали за эту идею, словно я предложил им научиться мыться, валяясь в грязи. Несмотря на то что смысл жизни эззарийцев состоял в спасении других людей, они практически не общались с этими другими, жившими за пределами наших лесистых холмов. Другие люди несли с собой порочность.

– Сейонн! – Катрин удивилась, увидев меня входящим под белокаменные своды. – Что ты здесь делаешь?

Яркое солнце лилось сквозь высокие открытые окна, оставляя узкие светлые полоски на пыльном полу, где девять учеников, возраста от восьми до двадцати лет, упражнялись в различных искусствах. Некоторые бились на мечах или выполняли акробатические упражнения, другие неподвижно сидели, закрыв глаза и скрестив ноги. Все они были слишком юны.

– То, что я здесь делаю, так мне кажется. А где я, по-твоему, должен быть?

– Я просто подумала…

– Этим утром никто не звал нас, и Фиона заявила, что использование мелидды для починки подгнившей опоры моста рядом с нашим домом есть непозволительная роскошь. Поэтому, чтобы не рисковать и не впадать в подобную испорченность, я пришел сюда. Возможно, восьмичасовая тренировка и десяток лучших учеников оградят меня от нечистоты. – Я улыбнулся, но она не поддержала меня.

– Нам необходимо поговорить, друг мой, после того как мы отпустим мальчиков. – Она вежливо кивнула Фионе, которая пришла сюда вслед за мной и уселась теперь на полу, чтобы наблюдать и слушать.

Двое крепких юношей совершали странные движения в одном из углов комнаты, задернутом серебристой пеленой света. Заключенные внутри небольшого пространства, они двигались в волоске друг от друга, совершая энергичные движения и, судя по всему, не подозревая о существовании товарища. Тегир и Дрик, два лучших ученика Катрин, были глубоко погружены в созданный ею мир. Они были твердо убеждены, что сражаются с демонами, выслеживают хищников, то появляющихся, то исчезающих на фоне безумного пейзажа. Судя по всему, они сражались уже не один час. Утро было нежарким и сырым, а их тела и лица заливал пот, хотя в их воображении это наверняка был не пот, а кровь из страшных ран, нанесенных противником. Пока мы стояли наблюдая, один из юношей, Дрик, выронил меч, схватился руками за живот и упал на колени, содрогаясь в агонии.

Трое мальчиков перестали упражняться с мечом. Катрин тут же велела им продолжать, обещая, что иначе они никогда не продвинутся так далеко, как Дрик. Потом она похлопала меня по спине:

– Идем вытаскивать его. Надо его убедить, что все не так плохо, как ему кажется. Его иллюзия была гораздо сложнее, чем у Тегира. Того, кстати, тоже пора спустить на землю.

Тегир, светловолосый высокий юноша, сжимал в руке овальное зеркало, подобие зеркала Латена. Похоже, он сломил своего невидимого врага, поскольку держал зеркало, словно показывая демону его отражение, а его нож был готов прикончить противника в случае неповиновения. Пока я возвращал к реальности Дрика, давая ему возможность осознать, что он не залил чужие земли потоками своей крови, Катрин остановилась у завесы из света и протянула к ней руку, отчего серебряное полотно сложилось, оставляя в воздухе светящийся след.

– Бринидда! – закричал Тегир, потом подался назад, завалился набок и выронил зеркало.

Он начал беспорядочно махать руками, отбиваясь от врага, который, как оказалось, не был повержен до конца. Необходимо убедиться, что физическое воплощение демона мертво, прежде чем приступать к самому рей-кирраху. Это всегда сложно усвоить. А Катрин не собиралась потакать мальчишке. Он назвал имя своего Айфа, ошибка настолько серьезная, что она, возможно, заставит его продлить обучение на несколько месяцев. Имена ведут к душе. Демоны используют все возможные уловки, чтобы узнать имена Айфов и Смотрителей.

Дрик молча поклонился мне. Для него было немыслимо разговаривать во время учения. Он все еще вздрагивал всем телом – возможно, от облегчения, что его испытание оказалось всего лишь иллюзией, возможно, от страха, что его признают плохим бойцом и он никогда не сможет извлечь пользы из своих тяжелых уроков. Следующие два часа я заставил его повторить для меня все его движения во время боя, чтобы мы вместе могли увидеть его ошибки. Потом мы упражнялись, пока все необходимые поправки не запечатлелись в его мозгу и мышцах на всю оставшуюся жизнь.

Во время занятий я случайно заметил, что Катрин и Фиона разговаривают с высокой представительной седовласой женщиной. Талар… Каждый раз, когда я видел преподавательницу Фионы, главную в Совете Наставников, меня охватывали дурные предчувствия и беспокойство. Это она установила за мной унизительную слежку, уверенная, что меня уличат в испорченности, ведь я смею не соглашаться с ней. Слежка длилась уже год, и впереди оставалось еще шесть месяцев.

Исанна могла бы в любой момент прекратить это. Моя жена была королевой, избранной править землями и народом, как Вердон правит всеми лесами на земле. Но она решила, что так будет лучше.

– Пусть они увидят. Пусть успокоятся. Если я велю прекратить наблюдение, Талар заявит, что мы что-то скрываем, и ты так и не освободишься от подозрений.

В этот день появление седовласого Айфа раздражало меня больше обычного. Талар стояла, опираясь на прогулочную трость из ясеня, ту самую, что я видел у себя дома, когда моего сына обрекли на смерть. Разумеется, самоназначенный ангел-хранитель эззарийцев обязан был присутствовать и убедиться, что все сделано как следует.

Я работал с Дриком и другими старшими учениками почти до вечера, пока они совсем не выдохлись. Потом, заставив их начать сначала, я сразился с каждым из них и стал чувствовать себя так же, как и они. Наверное, ребята поймут, что нельзя останавливаться. Нельзя, если хочешь остаться в живых.

В последние месяцы битв стало больше, они становились все труднее и яростнее. Мы ожидали этого. Попытки Повелителя Демонов захватить мир через Александра меняли наше представление о рей-киррахах. Раньше они стремились к захвату конкретного человека. Сейчас уже гораздо лучше знали привычки людей и их слабости и ставили себе иные цели. Я пытался убедить Исанну, что нам необходимо больше знать о происходящих в мире делах, иначе мы снова пропустим момент, когда они попытаются подчинить человечество. Хотя у меня не было доказательств существования нового заговора, я видел по своим сражениям, что что-то изменилось. Демоны стали хитрее, злее, подлее и преподносили все новые сюрпризы, как тот, вчерашний, который ждал меня сразу за Воротами. Ждал. Он знал обо мне.

– Еще раз, – произнес я, когда Тегир опустился на грязный пол, отказываясь выполнять начатую нами новую серию движений. – Ты говоришь, что можешь преодолеть худшие из воплощений демонов. Но не думай, что они покажут тебе все, на что они способны, пока ты свеж и бодр. – Когда они начали выполнять упражнение, я создал для них чудовище, с которым сражался вчера, показав им тот ужас, что сопровождал меня в битве. Я заставил их смотреть и показал, как можно превратить злость в силу и выносливость. Это был тот урок, который мне самому было необходимо повторить.

– Что это за мерзость? – спросила Фиона, разглядывая чудовище, тающее в лучах солнца. Потом она посмотрела мне в лицо. – Это вчерашний?

– Это то, чего здесь нет, – ответил я. Дрик, потрясенный увиденным, попросил разрешения задать вопрос:

– Госпожа Талар говорит, что, если слишком много думать о жертве, это может ослабить Смотрителя. Это поэтому вы вчера не выиграли сражения?

Обычно я проводил с юношами каждый день не меньше часа. Они были скромны и застенчивы и благоговели передо мной. Я всегда с удовольствием делился с ними тем, что могло сделать их сильнее в будущем. Но в этот раз я не смог вынести пристальных взглядов темных глаз и обращенных ко мне лиц, одухотворенных мелиддой…

Я сказал Катрин, что подожду ее на улице, пока она раздает своим подопечным ужин. Когда она вышла, я сидел под деревом на сырой земле, глядя, как рыба играет в пруду. Деревья стояли совсем близко к воде, юные нежные листочки светились в солнечных лучах. Фиона вышла и уселась на ступеньках дома, достаточно далеко, если принимать в расчет нормальный человеческий слух. Но я точно знал, что она способна уловить шорох насекомого на расстоянии трех лиг.

– Как успехи Дрика? – Катрин стояла рядом со мной, скрестив руки на груди.

– Дай ему завтра такое же задание и увидишь, – ответил я, вертя в пальцах головку клевера. – Он быстро схватывает. К тому же ты его подгоняешь.

– У нас мало времени. Я поднял голову:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что ты устал. Ты не можешь сражаться каждый день. В эти последние годы ты провел больше времени за Воротами, чем в настоящем мире. Ты не можешь нести на себе всю тяжесть войны.

– Я могу делать то, что необходимо. Дай им время нормально подготовиться.

Я хотел, чтобы она села рядом со мной, позволила мне положить голову ей на плечо и зарыдать. Но она продолжала стоять, пристально глядя на меня сверху.

– Тебе необходимо сделать передышку, Сейонн. Несколько недель. Месяц. Ты погибнешь, если не отдохнешь. Или случится что-нибудь похуже.

– Значит, ты слышала о том, что произошло вчера.

– Разумеется, слышала. Я твой наставник. Ты сам должен был рассказать мне.

Я мог бы оправдаться тем, что была глубокая ночь или что я должен был поговорить со своей женой, убийцей, но я честно признался, что даже не вспомнил о необходимости срочно сообщать своему наставнику о совершенной мной серьезной ошибке. Среди массы правил, касающихся сражений, было одно, с которым я соглашался целиком и полностью. Несмотря на большой соблазн оставить все происшедшее внутри себя, лучше было с кем-нибудь поделиться, рассказать все шаг за шагом, проанализировать без эмоций и чувства вины, глядя вперед, несмотря на то что событие уже произошло. Это очищало. Делало тебя честнее. Заставляло понять.

– Это был чертовски тяжелый и несчастливый день, Катрин.

– Приходи ко мне завтра утром, мы все обсудим.

Я склонил перед ней голову, как это обычно делал ученик перед учителем. Смотритель всегда остается учеником, пока не погибнет или не перестанет сражаться.

– А теперь иди домой. – Она быстро коснулась моей головы и отправилась отрывать своих мальчишек от тарелок и чашек и возвращать их к работе, на этот раз с книгами и перьями. Наставники всей Эззарии делали это изо дня в день, чтобы их подопечные были готовы сражаться. Ловцы уже и так не сообщали о половине случаев, когда требовалась наша помощь.

Я так и не попал домой этой ночью. Гонец перехватил меня на мосту:

– Мастер Смотритель! Вас требуют…

Я махнул рукой Фионе, чтобы не заставлять и без того задыхающегося от быстрого бега вестника повторять новость и ей. Моя ищейка редко отставала от меня больше чем на десять шагов.

За следующие десять дней мы с Фионой провели двенадцать битв. В коротких промежутках между ними мы не выходили из храма. У Фионы не было возможности читать мне нотации о промахах, допущенных мной при подготовке, – сразу после битвы мы оба падали на одеяла. Нам принесли мягкие перины, хотя для таких усталых людей, какими мы были, хватило бы и твердого камня. Катрин приносила нам пищу и вино. Она, кажется, догадывалась, что, если нам придется выбирать между сном или походом за едой, мы предпочтем сон. Дважды она приходила убедиться, что мы еще не находимся на грани истощения.

– Вы знаете, что можете отказаться от битвы, – сказала она как-то вечером, когда мы вместе сидели на ступенях храма, глядя на стаю резвящихся среди деревьев воробьев. – Никто не осудит вас.

– Последним был дерзийский барон, спаливший три деревни и собственный дом с запертыми в нем женой и детьми. А еще был капитан корабля, который покинул тонущее судно, оставив на нем прикованных к веслам рабов. Кому из них мы могли бы отказать?

– А Фиона? Она ведь еще так молода! – Вышеупомянутая юная особа покосилась на нас со своего места возле огня. Это была ее расплата за вечное подслушивание.

– С ней все в порядке, – ответил я, глядя на зажаренную птичью ножку в моей руке. Я пытался решить, стоит ли она того, чтобы тратить оставшиеся силы и подносить ее ко рту. – Но лучше тебе спросить ее лично. Она не допускает, что слабости могут быть у меня.

– А ты – что они могут быть у нее? – Я посмотрел на Катрин и хмыкнул:

– Не в этой жизни.

Она никак не ответила на мою попытку пошутить, вместо этого повторила то, что уже недавно говорила: – Ты должен немного передохнуть, Сейонн.

– Я буду осторожен, – возразил я. – Но я не утверждаю, что стану работать над этим. Чем меньше времени на размышления, тем быстрее я забуду.

Воробьи серым облачком взмыли с дерева, сделали круг и приземлились на те же самые ветки, которые только что покинули.

В девяти из этих двенадцати случаев демоны предпочли оставить сосуд и вернуться живыми в свое промерзшее насквозь царство. В двух случаях я вынужден был убивать. Одну битву я проиграл, вторую за один день. Не стоило и пытаться, но это был как раз тот случай, когда безумие жертвы превзошло все мыслимые масштабы, – и я не мог отказаться. Фиона согласилась со мной, и я сказал себе, что она уже достаточно взрослая, чтобы здраво оценивать свои возможности. Но я был все-таки главным и знал, что она не откажется творить заклинание, если я решу драться. А мне не следовало позволять ей работать.

Я шагнул из Ворот в абсолютную тьму и холод – признак истощенного Айфа, что всегда очень опасно. Свет, Айф! Но тьма не рассеялась, а я не мог жертвовать сосредоточенностью, необходимой для моих остальных чувств. Я должен был двигаться. Найти достаточно света для того, что я должен был сделать. Бежать. Лететь…

У меня был один талант, которым не обладал ни один Смотритель в обозримом прошлом Эззарии. За Воротами я мог совершать превращение, дававшее мне крылья. Никто не понимал, как это возможно, а некоторые даже не верили, когда мне было восемнадцать и я только начал сражаться. Но я считал, что это естественное продолжение моей мелидды, так же как и меч – естественное продолжение моей руки. Крылья давали мне силу и подвижность, которые играли решающую роль во многих битвах.

Чтобы найти то, что таилось в темноте, я произнес необходимое заклинание, но сделал это раньше, чем появились крылья. Демон напал, когда я только начал ощущать жжение в лопатках. У меня не было времени, чтобы крылья обрели форму. Не было времени переключить восприятие и собраться. Я был слишком медлительным и слишком усталым. Мне необходимо было выйти, иначе я бы погиб.

– Айф! – закричал я, когда клыки вонзились в мою плоть сразу с трех сторон. Ворота появились, но зверь утащил меня от них гораздо дальше, чем я предполагал.

Я вырвался и побежал, земля у меня за спиной содрогалась от ударов ног чудовища. Тьма колыхалась от его смрадного дыхания. Отовсюду несло первозданным злом, неприкрытой ненавистью, от которой застывала кровь и ноги наливались свинцом, а воля слабела и душа впадала в отчаяние. Моя слабость сказывалась и на Фионе. Ворота задрожали, качнулись и начали исчезать в темноте.

– Держись, Айф! – снова закричал я, увидев, что творится с серым прямоугольником. Я прыгнул в серое сияние и упал лицом на каменные плиты пола. Одна нога горела, истерзанная зубами чудища, но я ничего не мог с этим поделать. Я не знал, смогу ли вообще когда-нибудь пошевелиться. – Дурак, дурак! – Я пытался избавиться от мрака в голове. Лежал на полу, не чувствуя тела, измученный и истощенный, каждый вдох обжигал легкие, ужас все еще не покинул мою душу. – Прости меня. С тобой все в порядке?

В ответ Фиона лишь захрипела. Я поднялся на локте и посмотрел на нее. Она лежала на спине у огня, белая, как ёё ритуальное платье. Я подполз к ней, увидев, что она лежит в исторгнутых остатках торопливо поглощенной накануне пищи. Она казалась совсем несчастной и сломленной.

Я вытащил ее из лужи и вынес наружу по восточным ступеням храма. Утреннее солнце поднялось уже высоко. Потом принес воды и вымыл ей лицо, влив в рот несколько глотков. Наверное, ее возмутило то, что я заставил ее проглотить воду, предназначенную для умывания, но лицо у нее порозовело. Что ж, хоть какая-то польза.

– Жуткое чудище, – произнес я, когда ее глаза открылись. – Можешь записать, что я искренне сожалею о собственной глупости, заставившей меня пойти к нему. – Что она и сделала, хотя только ее собственная гордость заставила творить заклинание из последних сил.

– С тобой все в порядке? – спросила она, садясь и щурясь от солнечного сияния, но все еще с трудом силясь разглядеть меня.

– Спасибо тебе. – Когда Смотритель еле стоит на ногах, Айфу невероятно тяжело удерживать Ворота. Он, конечно, может закрыть их и оставить Смотрителя скитаться по захваченной демоном душе. Этого всегда боится каждый Смотритель. – Нет, нет, нет. Останься здесь. Тебе не следует вставать. Я сам позабочусь о чистоте… обещаю, я все сделаю как полагается. Отдохни. – Я был обязан ей гораздо большим, чем часовым ритуалом.

Она не сопротивлялась, хотя и не стала спать. Следила за каждым моим движением, пока я целый час чистил оружие, мыл пол, потом мылся сам. Я даже очистил огонь, старательно повторяя каждое слово песни, чтобы закрыть пути, по которым сюда мог явиться демон.

– Значит, ты все это знаешь, – заявила она, когда я произнес последнее слово бесконечного заклинания, обязательного после последней битвы.

– Да, и язык у меня не отсох, а глаза не залило голубым демоническим светом. Но на самом деле я предпочел бы поспать. – Я не пошел на перину, постеленную для меня в одной из внутренних комнат храма, а растянулся прямо на западных ступенях и проспал двенадцать часов кряду. Мне снились убийства.

На следующий день мы отказали двоим, хотя и не покидали храма. Мы спали. Рядом с нами появилась еда. Мы поели и снова уснули. На второе утро пришла Исанна, она говорила с Фионой о Воротах, о заклинаниях и прочих вещах, с которыми имеют дело Айфы. Я не участвовал в разговоре, а просто сидел на ступенях, ел мясо с лепешками и фрукты. Потом их голоса затихли, я посмотрел через плечо. Исанна смотрела на меня из густой тени храма, ее лицо выражало столько же чувств, сколько мраморные колонны, под которыми она стояла. Я вернулся к прерванному завтраку. Потом она ушла.

– Королева сказала, что есть еще жертва, – произнесла Фиона у меня за спиной. – Я ответила ей, что мы уже достаточно отдохнули. Я правильно сделала?

Нужно было очень постараться, чтобы мой голос не дрогнул.

– Я готов. – Буду ли я когда-нибудь работать в паре с Исанной? С трудом представлял себе такую возможность.

– Она сказала, что Ловец в Карн'Хегете сообщает о разногласиях среди дерзийцев. – Фиона сообщила об этом не без удовольствия, словно наша безопасность и спокойствие не зависели от крепости Империи.

Что бы ни говорили о Дерзи – а у меня были все основания ненавидеть это место, – Империя давала стабильность, позволяющую нам спокойно работать уже не одно столетие. Защита Александра будет гарантирована нам, пока правит его семья. Я провел немало времени в спорах с Фионой на эту тему. Но она, как и все остальные, знала только то, что он позволил нам вернуться на родину за нашу помощь в деле с келидцами. Только Исанна и Катрин знали, что Эззария была подарена принцем лично мне. Никто из них не понимал, что связывает меня с принцем.

Тут появился гонец. Случай был странный, так сказала присланная девушка, не успев даже отдышаться. Случай был еще и срочный. Все, что мы смогли выяснить, что жертва вдруг обезумела и бросила жену и детей. Мы с Фионой начали готовиться, и, когда солнце стояло уже в зените, я взял Айфа за руки и отправился в самое странное путешествие в моей жизни.