"По зову сердца" - читать интересную книгу автора (Стоун Джин)

Глава 2

Джинни Стивенс-Розен-Смит-Эдвардс считала, что мужей лучше оставлять, чем хоронить.

Сейчас она стояла в полутемном ритуальном зале Лос-Анджелеса и смотрела на дубовый гроб, украшенный камелиями — любимыми цветами Джейка.

— Сукин сын, — прошипела она себе под нос. — Грязный, подлый сукин сын.

Он не имел права умирать. Пять лет Джинни была верна ему. Черт возьми, она любила его, если, конечно, можно назвать любовью то чувство, которое заставляет женщину вытворять разные глупости, например, не изменять мужу или неизвестно ради чего заботиться о нем. И Джинни не изменяла ему и заботилась о нем целых пять лет. И к чему это привело? Да к тому, что она стоит здесь, таращится на то, что когда-то было любимым человеком, и задается вопросом, хороший ли выбрала гроб и что сказал бы Джейк насчет бледно-голубой шелковой обивки.

Всех, кроме Джинни, удивило, что Джейк не желал кремации, хотя это было принято в Калифорнии. Как-никак Лос-Анджелес — огромный город, и земля здесь невероятно дорогая. Но Джейк всю жизнь боялся огня, и Джинни об этом знала. Она вообще много знала о своем муже: например, он мечтал о карьере певца, не умея верно воспроизвести ни единой ноты. Джейк стал удачливым продюсером документального кино только потому, что первая жена, мать его двоих детей, алкоголичка, всячески этому противилась. И еще Джинни считала, что Джейк — самая большая удача, выпавшая ей в жизни.

А теперь он холодный как лед и неподвижный как бревно. Грязный, подлый сукин сын.

Кто-то тронул ее за локоть, но она не отвела взгляда от неподвижной головы на подушке.

— Джинни!

Это Лайза, дочь Джинни, звезда телевидения. Отныне единственный человек на земле, которому она небезразлична.

— Начинается служба. Сядь на скамью.

Джинни вздохнула и тут же ощутила сильный аромат цветов. Здесь были горшки, корзины, букеты, вазы от операторов, актеров, продюсеров — словом, от всего мира киноиндустрии, ошарашенного внезапной кончиной шестидесятичетырехлетнего Джейка Эдвардса. Конечно, огромное количество цветов прислали козлы, сходившие с ума от Лайзы в роли Мирны, злобной сучки из сериала «Девоншир-Плейс». Все-таки ее отчим угодил в гроб, она, должно быть, огорчена, и вот эти недоумки выразили ей сочувствие.

— Джинни, — опять негромко сказала Лайза — Мирна. Джинни запрокинула голову, чтобы не выкатилась слеза, бросила последний взгляд на покинувшего ее сукина сына и позволила Лайзе отвести себя к скамье, предназначенной для членов семьи усопшего.

Наверное, ей следовало оставить в доме Консуэлло, экономку, повариху и прачку в одном лице, с которой она никогда не ладила. Консуэлло всего лишь терпела Джинни, терпела ради Джейка, ибо за него готова была пролить последнюю каплю крови. Ведь только благодаря ему она получила разрешение на работу в США. Он сделал ее человеком, американкой! Поэтому Консуэлло заслуживала какой-то награды за преданность Джейку — и за выдающиеся кулинарные таланты. Скорее всего это она перекормила Джейка чересчур обильными завтраками — мясом и яичницей, и его сердце не выдержало.

«Черт возьми, — размышляла Джинни, глядя, как вносят блюда с гусями и прочими поминальными блюдами. — Да, Консуэлло стоило оставить хотя бы из-за того, что я терпеть не могу свою стряпню и ни разу в жизни не пропылесосила ковер». Наверное, Джейк этого и хотел. В конце концов, у Консуэлло никого нет, кроме боготворимого ею Джейка, двух его взрослых мерзавцев детей, неудачной второй жены и ее внебрачной дочери.

Джинни взяла себе артишок и задумалась. Почему в мире заведено так, что люди, которые всегда служили другим, вдруг сами заставляют других служить им? Взять хотя бы се мать. Она кормила свою ненаглядную дочь, а потом этой ненаглядной пришлось таскать домой замороженные обеды, пока мать не испустила последний вздох. Вот и Джейк…

К ней подошла Лайза под руку с лысым дородным господином.

— Познакомься, это Гарри Лайонс, мой режиссер. Гарри, это моя мама, Джинни Эдвардс.

Гарри Лайонсу удалось сделать из Лайзы телезвезду, и Джинни знала, что возился он с Лайзой ради Джейка. Джейк непрерывно терроризировал своих голливудских знакомых до тех пор, пока Лайзу не пригласили на пробы. А затем, опять-таки по настоянию Джейка, пробы перенесли в другую часть города — только для того, чтобы Джинни могла в любую минуту оказаться рядом с недавно обретенной дочерью.

Было это почти пять лет назад. Тогда Гарри Лайонс, тучный мужчина, стоявший сейчас перед Джинни, открыл Лайзе путь к вершинам.

— Миссис Эдвардс, — небрежно проговорил режиссер, — очень рад познакомиться с вами. Мне будет не хватать мистера Эдвардса.

Прожевывая артишок, Джинни подумала: «Да ему-то какое дело?»

— Благодарю вас, — произнесла она с набитым ртом. — Мне тоже будет его не хватать.

Он прокашлялся и с интересом оглядел стол.

— Я слышал, вы тоже были актрисой.. Вам удалось великолепно обучить вашу дочь, или же у вас необыкновенно творческие гены.

Естественно, Гарри Лайонс предпочитал говорить про Лайзу, которая давала ему хорошие прибыли, а не про покойного Джейка. А Джинни вовсе не собиралась сообщать ему, что впервые увидела Лайзу сравнительно недавно.

— Да, она моя дочь, — с гордостью подтвердила Джинни. Нет, совершенно незачем объяснять этому толстяку, что «необыкновенно творческими генами» Лайза более всего обязана отчиму Джинни. Тот когда-то изнасиловал падчерицу. Эта история была бы прекрасным предметом для беседы на светском приеме. Но сейчас они не на приеме, хотя люди, собравшиеся здесь, кажется, придерживаются другого мнения.

Прожевав наконец артишок, Джинни спросила:

— Лайза, ты видела Брэда и Джоди?

Прекрасные топазовые глаза Лайзы устремились во внутренний двор:

— Брэд лакает, а Джоди медитирует.

— Прошу меня простить, — обратилась Джинни к Гарри Лайонсу, — я должна поговорить с детьми Джейка.

На его лице не отразилось ровным счетом ничего, и ей захотелось заорать: «Ты здесь только потому, что Джейк умер!» Но она молча вышла во внутренний двор. Сняв по пути черный шарф, Джинни оставила его на столике. Пусть Консуэлло спрячет его, если, конечно, ее надоумит святой дух.

Брэд и в самом деле развалился в шезлонге с бокалом пива в руке. Его сестра сидела на земле, поджав под себя ноги; глаза ее были закрыты, руки скрещены на груди, а лицо обращено к небесам. Голову Джоди украшал венок из маргариток — символ Братства нового мира, которому она посвятила свою душу несколько лет назад. «Быть бы ей хиппи», — подумала Джинни. Но прожитые три десятилетия привели Джоди в объятия Братства.

— Дорогая мамочка, — заговорил Брэд при появлении Джинни, — почему же вы оставили гостей? Или вас слишком угнетает утрата незабвенного супруга?

— Не паясничай, Брэд. — Джинни уселась, скинула туфли па высоких каблуках и положила ноги на стул. — Нам нужно потолковать. Ты не мог бы вывести сестру из транса?

Тонкие бледные губы Джоди раскрылись, и она тихо пробормотала:

— Я вовсе не в трансе. Мне нужно связаться с духом папы.

— Духа вашего папы давно тут нет, — отрезала Джинни. — Открой глаза и выслушай меня.

Брэд отхлебнул из бокала, а Джоди открыла глаза.

Джинни, переведя взгляд с падчерицы на пасынка, перешла к делу:

— Полагаю, вы явились сегодня сюда из-за денег.

— Джинни! — с упреком бросила Джоди. — Это не правда. Меня не интересуют материальные блага. Мой дух выше их. Моя жизненная сила — в Новом мире.

Брэд усмехнулся.

— Если ты не знала, — продолжала Джинни, обращаясь к Джоди, — сообщаю, что твой отец ежемесячно укреплял твою «жизненную силу» неким подарком. Точнее, пятью тысячами долларов. — Она вытряхнула из лежавшей на столе пачки Брэда сигарету и закурила. — Именно столько он платил за то, чтобы ты стала выше материальных благ, Я буду продолжать присылать деньги, хотя мне претит мысль об этом.

Вообще-то Джинни опасалась, что, если откажется платить, дух Джейка будет преследовать ее. Новый мир помог вырвать Джоди из наркотического ада.

Джоди задержала дыхание и закрыла глаза:

— Новый мир — мой дом…

— Очень хорошо, — перебила ее Джинни, выпустив клуб дыма. Уже несколько лет она не курила. Дым был отвратителен ей и драл горло. Она повернулась к Брэду:

— Кстати, ты до сих пор не сказал ни слова.

Брэд пожал плечами. На его лице, покрытом двухдневной щетиной, появилась кривая усмешка, и он стал похож на Тома Круза и Дона Джонсона одновременно.

— Если сестре там хорошо…

— Заткнись, Брэд. Незачем изображать родственные чувства. Не сомневаюсь, деньги тебе небезразличны.

Он одарил се ослепительной улыбкой в духе Джона Кеннеди:

— Надеюсь, вы не забыли, что мой отец умер? Я пришел проститься с ним.

Джинни с трудом подавила желание выбить ему зубы. «Впрочем, — подумала она, — через минуту он пожалеет куда больше о смерти отца, которого за тридцать шесть лет своей жизни немало позорил и из которого немало вытянул».

Она стряхнула пепел на землю.

— Мне бы хотелось поверить в это, но мой жизненный опыт говорит о другом.

— Дорогая мамочка, мы не сомневаемся, что у вас есть опыт.

Она не обратила внимание на прозрачный намек.

— Не сомневайся и в том, Брэд, что денег для тебя не найдется.

Он, прищурившись, молча смотрел на мачеху. Джинни же сосредоточила внимание на струйке сигаретного дыма.

— Несколько лет назад, — продолжала она, — твой отец перевел свое имущество на мое имя. Дом, фирма, акции — все принадлежит мне.

Брэд, казалось, ничуть не разволновался, но на его щеках выступил румянец.

— Полагаете, я вам поверю?

Джинни пожала плечами:

— Он завещал тебе ресторан. Во всяком случае, дал деньги на него. Это твоя доля наследства. Ты волен распоряжаться ею как хочешь. Тони или выплывай.

Ни для кого не было секретом, что Брэд быстро шел ко дну. Обманом и шантажом он выудил у отца деньги и откупил популярный в то время ресторан; теперь же сын ее покойного мужа испытывал большие финансовые затруднения.

Брэд вскочил:

— Я должен видеть завещание. Пойду звонить адвокату.

— Завещание Джейка ты увидишь. Оно очень точно отражает чувства твоего отца. Что касается адвоката, советую тебе подумать, чем ты будешь с ним расплачиваться. — Джинни отбросила сигарету, встала, подошла к Брэду и заглянула ему в глаза. — Есть еще одна идея: может, вступишь в Братство нового мира по примеру сестры? Это твоя единственная надежда получить средства к существованию.

Джинни улыбнулась, а потом, босая, вошла в дом.

К семи часам вечера по дороге вдоль каньона потянулась вереница «бентли», «ягуаров» и «мерседесов»; их владельцы спешили домой, чтобы переодеться в вечерние наряды. Один прием закончился, но, как всегда, предстоял следующий.

Джинни презирала такой образ жизни, и все же он вошел в ее плоть и кровь.

Она сидела на краю огромной постели (никогда больше Джейк не ляжет рядом с ней) и прислушивалась к звяканью посуды, шуршанию выбрасываемого мусора, к голосам безымянных официанток в униформе, к грудному голосу Лайзы и к тому, что с сильнейшим акцентом говорила Консуэлло.

Почему-то Лайза решила остаться и помочь с уборкой.

Джинни казалось, что знакомые звуки помогут ей успокоиться. Она надеялась убедить себя, что закончился всего лишь очередной торжественный банкет, где ей, облаченной в прозрачное платье, пришлось беседовать со звездами Голливуда.

На самом деле все эти роскошные рауты (даже балы после вручения «Оскара») оставляли наутро только чувство стыда. К тому времени когда Джинни полюбила того, кто стал ее четвертым мужем, она уже была внутренне готова к тихому, спокойному существованию. Именно тогда в ее жизнь вошла Лайза. А та понятия не имела, что ее мать была шлюхой и прошла через самый грязный разврат. Лайза встретила добропорядочную женщину, преданную хорошему любящему мужу. А между тем эта женщина не заслужила и крупицы того счастья, которое обрела.

— Джинни! — послышался голос Лайзы. — У тебя все в порядке?

Джинни подняла голову. Она просидела здесь долго и не заметила, как стемнело.

— Все хорошо, — отозвалась Джинни.

Лайзе было почти тридцать, но нереализованный родительский инстинкт подсказывал Джинни, что дети всегда должны думать, будто у матери всегда все отлично.

Лайза решительно вошла в спальню и присела рядом с Джинни.

— Достойные вышли похороны, — заметила она. — Джейк удивился бы, узнав, кто придет.

Джинни не стала возражать. Хотя Джейк был всего-навсего продюсером документального кино, его уважали так, как мало кого уважали в этом городе. Он-то знал, что на его похороны придут все, кто известен или хочет стать известным в мире кино, хотя бы ради фотографий в колонках светской хроники.

Удивление вызывало другое: как Лайза, прожив почти пять лет в Лос-Анджелесе, сохранила такую наивность.

Несколько минут они сидели молча. Джинни не знала, что должна сказать дочери, боялась выдать свое отчаяние и злость, боялась показать Лайзе, какая буря кипит у нее в душе. Больше всего ей хотелось, чтобы дочь оставила ее наедине с горем.

Но так как Лайза не уходила, Джинни наконец спросила:

— Тебе рано вставать утром?

— Я попросила Гарри заехать за мной.

Лайза умолкла. Джинни вдруг поняла, что следит за каждым своим вдохом и выдохом.

— Я переночую здесь, — добавила Лайза.

«Так и есть, — подумала Джинни. — Долг дочери — поддержать мать, успокоить ее».

Джинни поднялась и включила свет над изголовьем кровати.

— Спасибо тебе. — Тряхнув головой, она отбросила волосы со лба. — Лайза, мне сорок семь лет, и я пока не нуждаюсь в сиделке.

К тому же зачем дочери заботиться о такой матери?

— Решено, — возразила Лайза. — Я остаюсь.

Джинни внимательно посмотрела на Лайзу. «Полно, да моя ли это дочь? У меня темные волосы, а Лайза — блондинка, совсем как моя мать. Усмехаясь, я поджимаю губы, а у Лайзы сердечная, теплая улыбка, как у моей матери. У нас обеих хорошие фигуры и один размер одежды, но Лайза выше и оттого кажется стройнее. Боже, как страшно… Лайза добрая, чего никак не скажешь о тех, кто зачал ее. Если бы наши голоса были не так похожи, никто не поверил бы, что я — мать Лайзы».

Джинни покачала головой и подошла к раздвижной стеклянной двери ванной комнаты. За ней пенилась горячая вода — будто ничего не случилось и все идет по-прежнему.

«Интересно, у Лайзы так же играют гормоны, как у меня? Есть ли у нее повседневная настоятельная потребность в сексе? Ну, что-то вроде привычки чистить зубы? Наверное, Лайзе не нужна кровать, ванна или костюмерная мужчины, испытывающего желание. Наверное, она может получить то, что хочет, прямо перед камерой».

А что теперь делать Джинни, когда постель ее пуста и холодна?

Она быстро подошла к Лайзе.

— У тебя сегодня вечером нет никакой встречи?

— Нет.

Джинни вдруг захотелось курить. Курение помогало заполнять неловкие паузы в разговорах и, выиграв время, решать, что можно сказать, а что — нет. Но вскоре после того, как в доме появилась Лайза, Джейк попросил жену бросить курить. Он всегда был так добр к ней, что Джинни подчинилась. Отказавшись от курения, она ни разу не пожалела об этом. Сигарета Брэда показалась ей отвратительной. И сейчас Джинни не знала, стоит ли вновь начинать курить. Возможно, она и начнет. Отныне все пойдет по-другому. Все.

— Сейчас мне не до свиданий, — продолжала между тем Лайза. — Шоу отнимает все время.

— Но это ведь только шоу.

Лайза пожала плечами:

— Может, мне пока не встретился кто-то необыкновенный.

— Но у тебя полно поклонников. Неужели среди них нет ни одного «необыкновенного»?

— Желтая пресса пишет, будто меня видели с Лоренцо Ламасом, а сплю я с Брэдом Питтом и вообще, что я — тайный плод любви Роберта Редфорда и Джейн Фонда.

Джинни невольно рассмеялась.

Лайза встала и потянулась.

— Честно говоря, мама, — начала она, и Джинни напряглась: Лайза называла ее мамой только в тех случаях, когда хотела сказать что-то действительно серьезное, — меня пугают серьезные отношения.

Джинни не призналась дочери, что у нее было множество связей. Их с лихвой хватило бы на две жизни, но серьезные отношения у нее были только с Джейком. И такими они стали лишь после того, как они прожили несколько лет в браке и она наконец раскрылась перед ним.

— Для подобных отношений нужно время, — заметила Джинни.

— В этом году мне исполнится тридцать. Думаешь, это мало? — Лайза тряхнула головой и повернулась ч матери. — Странно, что я так жалею себя. Ведь только что умер Джейк.

— Каждая смерть открывает нам нас самих, — задумчиво проговорила Джинни. — В конце концов, в смерти нет ничего необычного.

— Она страшна для тех, кто остается, — отозвалась Лайза.

— Да. Но я за свою жизнь потеряла много людей, а жизнь все-таки продолжается.

— Джинни, а что ты собираешься делать? — спросила вдруг Лайза. — Теперь, когда Джейка нет?

Голова Джинни закружилась так же, как два дня назад, когда Джейк упал замертво.

— Не знаю, — ответила она. — Наверное, продам фирму Джейка. Возможно, отправлюсь путешествовать.

Джинни опять посмотрела на дверь ванной. Ее смутил неожиданный вопрос, и она задумалась: а что же действительно теперь делать? Неужели вернуться… в пустоту? Или топить боль в водке? Да и удастся ли се утопить? Джинни бросила пить несколько лет назад, причем не по настоянию Джейка, она пришла к этому решению сама. Нет, конечно, нельзя сказать, что Джейк был совсем ни при чем; ей хотелось сделать приятное мужу… да хоть кому-нибудь, хоть когда-нибудь. А ради кого теперь тянуться к добру?

Неожиданно из соседней комнаты послышался голос:

— У меня есть для Джинни интересное предложение: стать моим партнером по бизнесу.

Когда Брэд вошел в спальню, Джинни вспыхнула от гнева:

— Я думала, ты уехал.

Брэд широко улыбался. Ей показалось, что в его лице есть что-то кошачье.

— Как любящий брат, я отвез Джоди в ее святилище и вернулся, чтобы приготовить вам коктейль.

Джинни взглянула на Лайзу, потом вновь на Брэда:

— В последний раз я видела бар не в спальне.

Она позволила Брэду приготовить большую порцию коктейля из водки с мартини, поскольку совсем не хотела затевать с ним ссору на глазах у дочери. Пока Брэд уверенно орудовал у любимого бара Джейка (этот большой неуклюжий бар Джейк приобрел давным-давно, когда проводил с Джинни медовый месяц на Гавайях), она смотрела на него и думала: «Как нелепо, что он стоит сейчас там, где должен стоять его отец».

Джинни прислонилась к бару и взяла у Брэда стакан. К счастью, Лайза расположилась на диване в дальнем конце комнаты. Как всегда, она отказалась от спиртного, и Брэд налил ей содовой воды.

— Помянем папу! — Брэд поднял стакан.

Джинни молча приподняла свой, сделала маленький глоток и поставила стакан на стойку.

— Брэд, — начала она, желая отвергнуть его предложения прежде, чем он начнет выкладывать их при Лайзе. — Наши дела — будут они у нас с тобой или нет — мы обсудим потом. Сегодня похоронили твоего отца, и я думаю только об этом.

Видимо, не слушая ее, он поигрывал стаканом.

— Кстати, о делах. Что вы намерены делать с «Лэнсинг продакшнз»?

Так называлась фирма Джейка. Он вырос в городе Лэнсинг, штат Мичиган, и любил говорить, что не забывает о своем «низком происхождении».

— Наверное, оставлю фирму за собой, — ответила Джинни. — Я всю жизнь мечтала о Голливуде. — Разумеется, это была ложь. Она вовсе не собиралась заниматься тем, чем занимался Джейк, и уже получила три предложения для «обсуждения». Но Джинни не желала сообщать Брэду ничего, что было близко к истине. — Если ты ищешь работу, — продолжала она, — боюсь, я не намерена расширять штат.

— Я не о работе. — Брэд держался спокойно и уверенно, как опытный делец. — Честно говоря, я подумал, что следовало бы составить вам компанию после похорон.

Джинни вновь взяла стакан, но не поднесла к губам.

— Как видишь, со мной моя дочь.

Брэд кивнул, поднял глаза на Лайзу и улыбнулся Джинни:

— Да, я заметил.

Джинни в эту секунду пожалела, что не интересовалась законами и не знает, восстановлена ли в Калифорнии смертная казнь за убийство.

— Брэд, — с трудом выговорила она, — полагаю, тебе пора.

Лайза вздрогнула, заподозрив, что мать и ее пасынок вот-вот кинутся друг на друга.

— Если вам надо поговорить, — проговорила она, — я, пожалуй, выйду.

Джинни опять поразилась наивности Лайзы. Впрочем, слава Богу. Она содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если Лайза узнает про нее и Брэда, узнает про совершенную ею чудовищную ошибку.

— Нам не о чем говорить, — холодно возразила Джинни. — Буду очень признательна, если вы оба оставите меня. Сегодня был трудный день, и я хочу побыть одна.

— Бедная дорогая мамочка! — Брэд отставил свой стакан и отошел от бара. — Ну ничего. Я еще вернусь. Не могу видеть, как вы страдаете.

С этими словами он вышел.

Лайза посмотрела на мать. Интуиция подсказала ей, что не стоит сейчас говорить про Брэда.

— Ты в самом деле не хочешь, чтобы я осталась?

— Да. — После ухода Брэда дыхание Джинни восстановилось. Она подошла к дочери и обняла ее. — Позвони мне утром. Со мной все будет хорошо. Обещаю.

Но ей было плохо. Джинни не спала почти всю ночь, смотрела в потолок, молилась, чтобы Господь послал ей сон и избавил от пустоты в душе.