"Долина Безмолвных Великанов" - читать интересную книгу автора (Кервуд Джеймс Оливер)

Глава 24

Кент не забыл, что он объявлен вне закона, но это не особенно тревожило его. Теперь, когда у него была новая и захватывающая идея, во имя которой стоило бороться, он снова вернулся к тому, что называл «тонкостями игры». Он добирался до Чипевайана осторожно, с оглядкой, хотя и не сомневался в том, что даже прежние друзья в поселке Пристань на Атабаске не смогли бы узнать его теперь. Борода его отросла на четыре или пять дюймов, давно не стриженные волосы в беспорядке свисали ему на глаза. Этой зимой Пикар скроил ему полушубок ь3 шкуры молодого карибу, отороченный бахромой, как у индейца. Выждав подходящее время, Кент явился в Чипевайан перед самыми сумерками.

Керосиновые лампы горели уже в фактории Компании Гудзонова залива, когда он предложил им свои меха. Склад был пуст, если не считать приказчика фактории, и в течение часа они закончили сделку. Кент приобрел новую одежду, винчестер и столько припасов, сколько смог унести на себе. Он не забыл бритву и пару ножниц, и когда за все расплатился, у него еще наличными оставалась сумма, равная стоимости двух шкурок серебристой лисицы. Кент покинул Чипевайан в ту же ночь и при холодном свете зимней луны оборудовал себе ночлег в шести милях к северу, неподалеку от Кузнечного Причала.

Теперь он находился на Невольничьей реке и в течение нескольких недель медленно, но упорно двигался на лыжах на север. Он обошел стороной Форт-Смит и Кузнечный Причал и свернул на запад, прежде чем достиг Форт-Резольюшена. В апреле он достиг гарнизона на Хей-Ривер, в том месте, где она впадает в Большое Невольничье озеро. Пока не вскрылся лед, Кент работал на Хей-Ривер. Когда река очистилась от льда и путь стал безопасен, он спустился вниз по Маккензи в каноэ. В конце июня он повернул вверх по реке Лиард в сторону Южной Наханни.

«Следуйте прямо по ущелью между истоками Северной и Южной Наханни, — говорила ему Маретт. — Там вы найдете Серную Страну, а за Серной Страной находится Долина Безмолвных Великанов…»

В конце концов Кент добрался до границ этой загадочной страны. Он оборудовал стоянку, постоянно ощущая в воздухе тошнотворный, удушающий запах. Луна взошла, и перед ним словно в легкой дымке желтого тумана открылся заброшенный, пустынный и безлюдный мир. С рассветом он отправился в дальнейший путь.

Он пробирался по открытой воде мимо обширных топких торфяников, с которых поднимались сернистые испарения. Миля за милей он все дальше углублялся в эту мертвую страну, смахивавшую на потерянный ад. Изредка на его пути попадались ягодные кустарники, но на них не было ягод, и ни одно живое существо не нарушало унылого безмолвия здешних лесов и болот.

Это была страна, в водах которой не водилась рыба, в воздухе которой не летали птицы, растения которой не цвели, — зловонная, удушливая страна, погруженная в безмолвие смерти. Все вокруг имело желтоватый оттенок. Он сам, его одежда, каноэ, руки, лицо — все окрасилось в желтый цвет. Кент не мог избавиться от отвратительного привкуса серы во рту. Но он продолжал плыть прямо на запад по компасу, который подарил ему Говен на Хей-Ривер. Даже этот компас пожелтел, лежа у него в кармане. Кент не мог ничего есть. В первый день своего пребывания здесь он лишь дважды позволил себе отпить немного воды из фляги.

И Маретт сумела проделать этот путь! — постоянно твердил себе Кент. Потайная дорога, ведущая к их скрытой от чужих глаз долине, страна, пораженная дьявольским проклятием, запретная территория для индейцев и для белых, — Кенту трудно было поверить в то, что Маретт проходила здесь, что она вдыхала отравленный воздух серных болот, который вызывал у него тошноту вплоть до рвоты. Кент трудился отчаянно. Он не ощущал ни усталости, ни душных испарений окружавшей его горячей воды, ни гнетущей мертвой тишины вокруг.

Наступила ночь, и взошла луна, освещая нездоровой желтизной больной мир, поглотивший его. Кент лег на дно каноэ и закрыл лицо курткой из оленьей кожи, пытаясь заснуть. Но сон не приходил. Перед рассветом Кент зажег спичку и при тусклом свете ее огонька сверился с компасом. Весь следующий день он даже не пытался проглотить хоть немного еды. Но при наступлении второй ночи он обнаружил, что дышать стало немного легче. Кент продолжал грести, отыскивая дорогу при свете луны, которая теперь стала более яркой. И наконец, во время короткого отдыха он услышал далеко впереди одинокий волчий вой.

Радостный возглас вырвался из груди Кента. Западный ветерок освежил его, и он пил этот ветерок, как томящийся от жажды путник в пустыне пьет прохладную воду. Он больше не сверялся с компасом, но строго держался направления на эту свежую струю воздуха. Через час он обнаружил, что гребет против слабого течения, и когда попробовал воду на вкус, то нашел, что она лишь слегка отдает серой. К полуночи вода стала уже прохладной и чистой. Кент высадился на берег, состоявший из песка и гальки, разделся донага и устроил себе такую основательную мойку, какой еще никогда не подвергался до сих пор. Последние дни он не носил ничего, кроме старой охотничьей рубахи и штанов, и после купания он переоделся в новую одежду, которую вез с собой в заплечном мешке. Затем он разжег костер и впервые за два дня плотно поел.

На следующее утро он взобрался на высокую ель и хорошенько осмотрелся вокруг. К западу на протяжении пятнадцати или двадцати миль лежала низменная местность, ограниченная в отдалении подножиями холмов. За этими холмами вздымались снежные вершины Скалистых гор. Кент побрился, подстриг волосы и отправился дальше. Он остановился на ночлег только после того, как больше не смог продвигаться вперед. Русло реки сузилось до размеров ручья, и вокруг вздымались уже крутые склоны первых зеленых холмов. На следующее утро Кент припрятал каноэ в укромном месте и отправился дальше пешком с одним заплечным мешком и ружьем за спиной.

Целую неделю он медленно продвигался на запад. Он проник в благодатную страну с великолепной природой, но не обнаружил в ней ни малейшего следа человеческого присутствия. Холмы уступили место горам, и Кент решил, что дошел до хребта Кемпбелла. Он также был уверен в том, что, выбравшись из Серной Страны, движется в верном направлении. Однако лишь на восьмой день он набрел на свидетельство того, что еще одно мыслящее существо когда-то до него проходило тем же путем. Это был след костра белого человека: сложенный из зеленых веток, срубленных топором, костер был рассчитан на то. чтобы гореть всю ночь.

На десятый день Кент подошел к спускающемуся в западном направлении склону первой горной цепи и взглянул вниз, на одну из самых чудесных долин, какую когда-либо видели его глаза. Это была даже не долина, а скорее широкая равнина. В пятидесяти милях по ту сторону ее вздымались могучие вершины самых величественных из всех гор Юкона.

И тут, несмотря на окружающие его райские места, в сердце Кента постепенно начало проникать отчаяние. Ему казалось немыслимым в такой обширной стране отыскать крохотный желанный клочок земли. Оставалась единственная надежда, что он встретит здесь белых людей либо индейцев и среди них найдутся такие, кто сможет указать ему путь.

Кент медленно пересекал пятидесятимильную равнину, обильно заросшую зеленью, усыпанную цветами, — истинный охотничий рай. До сих пор не очень-то много охотников спустилось сюда с гор Юкона, заметил он про себя. И ни один не пришел со стороны серных болот! Здесь был новый, еще не открытый мир. На карте Кента он выглядел белым пятном. Вокруг не видно было никаких признаков присутствия человека. Перед ним вдали непреодолимой стеной вздымались горы Юкона — вершина за вершиной, покрытые снегом, — возвышаясь над облаками подобно исполинским сторожевым псам. Кент знал, что там, за ними, текут многоводные реки западного склона, лежит город Доусон и целая страна золотоискателей с их самобытной цивилизацией. Но все это находилось по ту сторону гор. На его стороне был только безграничный и нерушимый покой благословенных земель, на которые человек еще не заявил свои права.

По мере того как Кент все дальше углублялся в зеленые просторы равнины, на него снисходило постоянно растущее странное чувство покоя и умиротворения. Но одновременно росло и убеждение, что ему не удастся отыскать то, ради чего он сюда явился. Кент не пытался анализировать причины этой уверенности. Она просто стала частью его самого, укрепляясь вместе с нарастающим ощущением душевного спокойствия. И у него оставалась только надежда на то, что поближе к горам ему удастся найти белых людей или индейцев.

Кент больше не пользовался компасом, но придерживался направления на группу из трех гигантских горных вершин. Одна из них была выше остальных двух. По мере того как он продвигался дальше, взгляд его постоянно возвращался к ней. Она очаровала его, представляясь ему в образе вечного смотрителя, миллионы лет стерегущего долину. Он так и начал называть ее про себя — Смотрителем. С каждым часом вершина, казалось, приближалась к нему, позволяя тщательнее и подробнее себя разглядеть. Со своей первой ночной стоянки в долине Кент наблюдал, как луна садилась за вершину горы. Некий внутренний голос, никогда не затихавший в его душе, нашептывал ему, что эта гора, более высокая, чем все остальные, была хранительницей Маретт. Девушка, должно быть, десятки тысяч раз глядела на ее вершину, как он смотрит на нее сейчас, — если ее дом находился где-нибудь по эту сторону хребта Кемпбелла. В ясный день Смотритель был бы виден ей за сотни миль.

На следующий день гора продолжала вырастать над Кентом. Ко второй половине дня она начала приобретать новые формы. Вершина ее напоминала уже гигантский средневековый замок и продолжала меняться по мере приближения к ней Кента. И две меньшие вершины тоже приобрели определенные очертания. Прежде чем четкие контуры предметов начали расплываться в туманной дымке сумерек, Кент уже понял, что увиденное им не было прихотливой фантазией его воображения. Смотритель принял форму огромной человеческой головы, обращенной к югу. Беспокойное возбуждение охватило Кента, когда он продолжал идти и после наступления сумерек. Рассвет опять застал его в пути. На западе небо прояснилось, и Кент внезапно остановился, издав возглас удивления.

Голова Смотрителя оставалась на своем прежнем месте, словно изваянная из скалы руками могучих гигантов. Две меньшие вершины тоже раскрыли свои тайны. Поразительно и непостижимо, но по странному и роковому совпадению их вершины также приняли форму человеческих голов. Одна из них смотрела на север. Лицо другой было обращено к долине. И Кент с бешено бьющимся сердцем воскликнул:

— Безмолвные Великаны!..

Он не слышал собственного голоса, но сама эта мысль оглушила его. Она навалилась на Кента, словно наваждение, внезапное озарение, захватывающее дух и подкрепленное видимой реальностью. Долина Безмолвных Великанов. Он повторял эти слова, глядя на три исполинские головы в небесах. Где-то рядом с ними, возле них — с той или другой стороны — таилась загадочная долина Маретт!

Кент продолжал путь. Странная радость поглотила его. В ней временами исчезали скорбь и печаль, и в такие минуты ему казалось, что Маретт несомненно должна находиться здесь, в долине, приветствуя его, когда он сделает первый шаг, вступив на ее землю. Но трагедия Пучины Смерти неизменно и постоянно возвращалась к нему, а с нею мысль о том, что эти три гигантские головы глядят — и всегда будут глядеть — в тщетной надежде увидеть потерянную возлюбленную, которая никогда уже не вернется. В этот день на закате солнца лицо, обращенное к долине, казалось живым, озаренным пламенем безмолвного вопроса, направленного непосредственно к Кенту.

«Где она? — вопрошало каменное лицо. — Где она? Где она?..»

В ту ночь Кент так и не смог уснуть.

На следующий день перед ним протянулся невысокий и полуразрушенный горный кряж, первый из многочисленных хребтов высившейся на горизонте страны гор. Кент принялся упорно взбираться на него и к полудню достиг вершины. И теперь он уже не сомневался, что смотрит наконец на Долину Безмолвных Великанов. Она была не такая широкая, как другие. На противоположной стороне ее, в трех или четырех милях от Кента, возвышалась гигантская гора, та из Великанов, чье лицо глядело вниз, на зеленые луга у своего подножия. К югу открывался вид на обширную равнину, и в ярком солнечном свете Кент видел сверкание ручьев и небольших озер и густые пятна зелени кедровых, еловых и пихтовых рощ, разбросанных словно большие ковры бархатистого плюша среди цветущей зелени долины. На севере, в трех или четырех милях, горный кряж круто изгибался к востоку, и Кенту не видна была та часть долины, которая скрывалась за поворотом хребта. Отдохнув, Кент направился в сторону этого поворота. К четырем часам добрался он до него и смог взглянуть вниз на скрытую за изгибом хребта часть долины.

То, что он увидел, показалось ему сперва гигантской чашей, выдолбленной посреди окружающих ее гор, — чашей диаметром в две мили от края до края, завершающей собой саму долину. Кенту потребовалось некоторое время, чтобы сфокусировать взгляд на более мелких предметах внизу, в полумиле расстояния под ним, но прежде чем он сумел там что-нибудь разглядеть, до него донесся звук, заставивший затрепетать каждый нерв его тела. Это был далекий глухой лай собаки.

Теплая золотистая дымка, что предшествует заходу солнца в горах, сгущалась между ним и долиной, но сквозь нее он через некоторое время различил внизу, прямо перед собой, признаки человеческого поселения. Там находилось небольшое озерцо, из которого вытекал сверкающий ручеек, а рядом с озером и неподалеку от подножия горы, на которой стоял Кент, расположились несколько строений и загон для скота, выглядевшие отсюда совершенно игрушечными. Ни животных, ни какого-либо движения Кент не смог разглядеть.

Не затрудняя себя поисками удобного пути, он приступил к спуску. И опять он не задавал себе вопросов. Им овладела всепоглощающая уверенность. Разумеется, из всех прочих долин и распадков именно эта и должна быть Долиной Безмолвных Великанов!

И внизу под ним, потонув в призрачном солнечном мареве, полускрытый золотистым туманом, стоит старый дом Маретт. Кенту казалось, что дом этот принадлежит ему По праву, что он является его частью, что, придя к нему, он обретет наконец покой, убежище, свой собственный дом и очаг. И нелепая, дикая мысль о том, что его должны здесь ждать с нетерпением и надеждой, странным образом превратилась в уверенность и стала как бы частью его сознания. Он торопился, срывался с тропы, пока у него не перехватывало дыхание и он вынужден был останавливаться, чтобы отдохнуть. В конце концов он очутился на склоне, где не смог продвинуться ни на фут, и снова он вынужден был возвращаться, карабкаться назад и обходить предательские осыпи и глубокие трещины, раскрывавшие бездонные пропасти у самых его ног. Туман в долине сгущался. Солнце пряталось за вершины гор на западе, и сумрачная мгла стала быстро заполнять все вокруг. Было семь часов, когда Кент добрался до края откоса, расположенного по меньшей мере на целую милю ниже того изгиба, который перекрывал глубокую чашеобразную впадину долины. Он совершенно выбился из сил. Его руки кровоточили и были покрыты ссадинами. Темнота поглотила его, когда он, шатаясь, двинулся дальше.

Обойдя угол скалы, Кент даже не пытался скрыть радостный возглас, сорвавшийся с его губ. Он увидел перед собой огоньки. Множество их было рассыпано в отдалении, но вблизи светилась целая гирлянда, словно свет падал из освещенных окон большого дома. Кент ускорял шаги по мере приближения к огням и в конце концов едва не бросился бежать. И тут что-то остановило его, и ему показалось, будто сердце его подскочило к горлу и застряло там, лишив его способности дышать. Он услышал голос, мужской голос, окликавший во мраке сумерек:

— Маретт!.. Маретт!.. Маретт!..

Кент попытался крикнуть, но дыхание вырвалось из его груди лишь в хриплом беззвучном вздохе. Его всего трясло как в лихорадке. Он протянул руки, и странное безумие, словно пламя, охватило его мозг.

Голос окликнул снова:

— Маретт!… Маретт!.. Маретт!..

Стены чашеподобной долины эхом повторяли это имя. Оно мягко звучало, перекатываясь по склону горы. Воздух переполнялся им, шептал его, передавал его все дальше и дальше, — и внезапно безумие Кента обрело голос, и он закричал:

— Маретт!.. Маретт!..

Он бросился бежать. Колени его ослабли и стали словно ватными. Он опять прокричал это имя, и голос, только что звавший Маретт, замолк. Из туманного полумрака перед Кентом начали появляться очертания предметов — между ним и освещенными окнами. Две фигуры приближались к нему с опаской и недоверием. Кент зашатался, но снова выкрикнул имя Маретт, и на сей раз ему ответил громкий женский крик, и одна из двух фигур с быстротой молнии бросилась ему навстречу.

Они стояли в трех шагах друг от друга, и в сумеречной мгле их горящие глаза были словно связаны единой нитью, тогда как тела оставались неподвижными, потрясенные и смятенные чудом, совершенным великим и милосердным Творцом.

Мертвые восстали из небытия! Могучим усилием воли Кент заставил себя протянуть руки, и Маретт, пошатнувшись, упала в его объятия. Второй человек, подойдя, нашел их обоих стоящими на коленях, прижавшись друг к другу, словно дети. И когда Кент поднял глаза, он увидел смотрящего на него сверху вниз Сэнди Мак-Триггера, человека, чью жизнь он спас там, в поселке Пристань на Атабаске.