"Если женщина хочет..." - читать интересную книгу автора (Келли Кэти)

7

Первые два часа поездки из Дублина в Килларни Вирджиния просидела в углу купе, прижатая к окну тучным мужчиной, кото­рый занял большую часть сиденья. От этой позы у нее нещадно болело левое бедро, и Вирджиния с тоской думала о таблетках от артрита, оставшихся в ванной. Поезд был пассажирский и та­щился еле-еле. Газету Вирджиния дочитала, а ничего другого у нее с собой не было, потому что после смерти Билла она не могла читать романы. В окна хлестал ледяной дождь, так что разгляды­вать унылый пейзаж тоже не хотелось.

Буфетчик со столиком на колесах спросил Вирджинию, что ей предложить. Но не успела женщина открыть рот, как тучный сосед грубо потребовал себе чашку чая и булочку с шоколадным кремом. Буфетчик, привыкший к ссорам пассажиров из-за пос­леднего сандвича с ветчиной и сыром, отдал толстяку булочку, после чего снова обратился к Вирджинии.

– Только чай, пожалуйста, – с трудом ответила она.

День был тяжелый, и поводов для досады у нее хватало. Но по­ведение соседа не лезло ни в какие ворота. Это была настоящая свинья, не знавшая, что такое вежливость. Если бы здесь был Билл, он не дал бы ее в обиду! На глаза Вирджинии навернулись слезы. Билл позаботился бы о ней, но он ушел навсегда. Оставил ее. Покинул, и теперь она до конца жизни будет заботиться о себе сама. Это было несправедливо.

Внезапно она поняла, что русоволосая женщина средних лет, сидевшая напротив, протягивает ей картонный стаканчик с чаем и пакетики с молоком и сахаром.

– О, спасибо, – пробормотала Вирджиния, поняв, что горе опять заставило ее забыть обо всем. Это случалось то и дело. Она тонула в своем горе, время останавливалось, и жизнь текла мимо. О господи… Временами Вирджиния чувствовала себя просто идиоткой. Выжившей из ума старухой.

Буфетчик передал женщине чашку кофе и сдачу, и Вирджиния поняла, что соседка заплатила и за ее чай.

– Извините, – быстро сказала она. – Позвольте вернуть вам деньги.

– Все в порядке, – мягко ответила соседка; у нее было откры­тое, доброе лицо без следа косметики. – Это всего лишь несколько пенсов. Кроме того, вам едва ли хватит места, чтобы вынуть ко­шелек.

Она смерила невоспитанного толстяка насмешливым взгля­дом, и тот слегка отодвинулся. Вирджиния невольно улыбнулась. Женщина ответила на ее улыбку, опустила глаза и начала разга­дывать кроссворд.

Большинство пассажиров вышло в Лимерике, в том числе и толстяк. Вирджиния вздохнула с облегчением, потянулась и по­ложила свои вещи на соседнее сиденье.

– Некоторые люди не имеют представления о хороших мане­рах, – сказала женщина напротив.

– Вы правы, – ответила Вирджиния. – Спасибо вам… Я долж­на была попросить его подвинуться, – добавила она, – но быва­ют дни, когда у тебя просто нет сил чего-то требовать. Сегодня как раз такой день.

Вирджиния сама не знала, почему говорит все это. Наверно, она слишком долго просидела в страховой компании – процесс заполнения бумаг для получения денег по полису Билла был дол­гим и мучительным.

– Мэри-Кейт Донлан, – сказала женщина, протягивая руку.

– Вирджиния Коннелл. – Они обменялись рукопожатием так церемонно, словно находились на официальном приеме, а не тряс­лись в поезде на Килларни.

Потом они снова пили горячий чай и неторопливо беседовали. Мэри-Кейт насмешила Вирджинию рассказом о том, как она ис­кала шикарное платье для свадьбы, на которой ей предстояло вскоре присутствовать.

– Конечно, я ездила в Дублин не за этим, – деловито уточни­ла Мэри-Кейт, – но раз уж я там оказалась, то решила заодно пройтись по магазинам.

Вирджиния улыбнулась. Строгий и слегка старомодный тем­но-синий кардиган и белая шелковая блузка ее новой знакомой без слов говорили о том, что эта женщина не привыкла ездить в город за изысканными нарядами. Сама Вирджиния любила красивую одежду. И хотя уже давно ничего не покупала, в ее шкафу висело много хороших вещей. Сегодня на ней было шелковое платье винного цвета и длинный, просторный шерстяной карди­ган в тон. Это изделие ирландского дизайнера Билл подарил жене, когда ей исполнилось пятьдесят шесть. Он восхищался ее строй­ной фигурой и говорил, что этот цвет подчеркивает серебристый оттенок ее светлых волос.

– Ты не думаешь, что я слишком стара для него? – Вирджи­ния посмотрела на себя в зеркало гардеробной и сморщила пат­рицианский нос.

– Скорее слишком молода, – ответил он, обняв жену. Мэри-Кейт рассказывала о своих хождениях по мукам.

– Я зашла в бутик и ахнула. Ну и цены! Триста фунтов за ку­сок шифона, который можно самому сшить на машинке! Я уж не говорю о том, что это непрактично. В таком платье .ничего не стоит отморозить грудь. Впрочем, лично мне отмораживать нечего, – добавила она, критически посмотрев на свой плоский бюст.

Вирджиния не смогла удержаться от смеха, и Мэри-Кейт рас­смеялась вместе с ней.

– Впрочем, в модели «Вог» я тоже не гожусь, – сказала она. – Продавщицы пытались обрядить меня в платья для матери невес­ты – пастельно-розовые и голубые, с пышными юбками.

– А вы действительно мать невесты? – с любопытством спро­сила Вирджиния.

– Боже упаси! У меня нет детей, и я никогда не была замужем. Я типичная тетушка, оставшаяся старой девой. – Она лукаво по­смотрела на Вирджинию. – Разве это не написано у меня на лбу?

Вирджиния подумала, что на лбу у Мэри-Кейт написано толь­ко одно: эта женщина проницательна и остроумна. Ее серые гла-ча лучились юмором. Наряд, прическа и манеры действительно делали Мэри-Кейт похожей на кроткую незамужнюю тетушку, но после двухминутной беседы становилось ясно, что ее внешность обманчива.

– И чем же все это кончилось? Вам удалось что-нибудь купить?

– Нет. – Мэри-Кейт Помрачнела. – Но на свадьбу мне все равно придется поехать в чем-то новом. Если я явлюсь в своем обычном сером костюме, настоящая мать невесты мне этого не простит. Думаю, мне придется вымыть шею и отправиться к Лю-силь. А поскольку там нет ничего нормального, я выйду оттуда в платье из лайкры тигровой расцветки или в прозрачной черной кисее с юбкой, обтягивающей ягодицы. Люсиль умеет уговари­вать. Знаешь, что выглядишь как пугало, но она всегда убедит тебя, что это твой стиль.

– Так вы из Редлайона? – воскликнула Вирджиния. – Я то­же! Я прохожу мимо Люсиль каждый день и любуюсь ее витри­ной. Это…

– Знаю, – перебила ее Мэри-Кейт. – В данный момент это фальшивый леопардовый мех. Я подумывала купить русскую ме­ховую шапочку, но она могла бы отпугнуть посетителей моей ап­теки.

– Так вы работаете в аптеке? Удивительно! Значит, пару раз заходила к вам. Я живу в Килнагошелл-хаусе и каждый день со­вершаю пешую прогулку до Редлайона и обратно.

– И давно вы живете в Килнагошелле? – спросила Мэри-Кейт, которая, впрочем, это прекрасно знала: в деревне трудно сохранить инкогнито.

– Больше семи месяцев. Наверно, я чересчур замкнута. Види­те ли, мой муж умер в прошлом году, после чего я и приехала в Керри. Мне не очень хотелось общаться с людьми.

Она почувствовала, что сейчас заплачет, и проглотила комок в горле.

– Мне очень жаль, – участливо сказала Мэри-Кейт. – После такого трудно вернуться к обычной жизни.

– Сегодня я встречалась с его страховым агентом, и это было ужасно, – мрачно сказала Вирджиния. – Стоило ему упомянуть имя Билла, как мне хотелось плакать. Я много раз думала, что боль уже отступила, но тут же кто-то вмешивался, и мне станови­лось так же больно, как и прежде… Не знаю, почему я вам расска­зываю об этом, – извиняющимся тоном добавила она. – Мы ведь только что познакомились.

– Может быть, сочувствие незнакомого человека – самое луч­шее, что есть на свете, – заметила Мэри-Кейт. – У незнакомцев свои заботы, они не станут совать нос не в свое дело и учить вас уму-разуму. Незнакомцы никогда не скажут вам, что нужно дер­жаться и продолжать жить.

Вирджиния посмотрела на нее с любопытством. Казалось, со­беседница знала, что говорит.

– А вы случайно не психиатр? – спохватилась она. – Я бол­тала, а вы только кивали головой и и нужных местах говорили «угу». Как вам это удается?

– Если бы я была психиатром, это стоило бы вам сорок фун­тов, – с бесстрастным видом пошутила Мэри-Кейт.

Вирджиния рассказала новой знакомой о своих трех сыновьях, обожаемой внучке и заботливой Салли, которая была лучшей не­весткой на свете. В ответ Мэри-Кейт сообщила, что она выросла в Редлайоне, где ее отец был провизором, но всегда мечтала уе­хать в большой город. В Дублине она получила диплом фармацевта и проработала там пятнадцать лет, пока не умер отец. Де­сять лет назад она вернулась и продолжила его дело.

– Временами я люблю Редлайон. В словах о том, что малая родина всегда тянет тебя, очень много правды, – сказала она. – Но иногда я тоскую по дублинской анонимности. В Редлайоне знают о тебе все. До седьмого колена.

– У вас была возможность выйти замуж? – неожиданно спро­сила Вирджиния и тут же пожалела об этом. – Ох, простите… Про­сто сорвалось с языка. Это очень интимный вопрос, а вы сами го-иорили про слишком любопытных соседей…

– Ничего страшного. Я тоже задавала вам такие вопросы… Был один человек. Но у нас ничего не вышло. – Мэри-Кейт по­жала плечами и быстро сменила тему: – Поскольку в деревне вы почти никого не знаете, мне придется представить вас кое-кому. Вы непременно должны познакомиться с Дельфиной!

Вирджиния заметила ее маневр, но промолчала.

– Дельфина – моя племянница. Вы ее полюбите. Она работа­ет косметичкой в «Красном льве». Очень славная девочка. Может быть, немного эксцентричная, но именно поэтому мы с ней и ладим. Она может позволить себе ходить в бутик Люсиль и, пред­ставляете, действительно покупает там вещи, которые ей идут.

Они дружно рассмеялись. «Если так, эта Дельфина и в самом деле очень необычная особа», – подумала Вирджиния.

– Каждые две недели мы с ней куда-нибудь ездим. Иногда в кино, иногда в ресторан, – сказала Мэри-Кейт. – Я была бы ра­на, если бы вы составили нам компанию.

– С удовольствием, – неожиданно для себя самой ответила Вирджиния.

Поезд затормозил, и женщины начали собирать вещи. У Вирд­жинии заныло бедро, и она опять подумала о таблетках. Нужно будет принять горячую ванну и пораньше лечь спать.

– Подвезти вас? – спросила Мэри-Кейт.

– Нет, спасибо. Я оставила машину у вокзала.

– Вот мой номер телефона. – Мэри-Кейт протянула Вирджи­нии листок. – Позвоните, когда будете морально готовы.

Дул ледяной ветер. Вирджиния шла к машине, придерживая полы шерстяного кардигана, и улыбалась. Было приятно чувствовать, что она обзавелась новой знакомой.

Хоуп слушала шум дождя, стук капель о рифленую крышу са­рая и раздумывала, стоит ли ей позвонить доктору Маккевитту и попросить его немедленно прислать ящик валиума или какого-нибудь другого лекарства, улучшающего настроение.

Они прожили в Редлайоне целый месяц, на дворе стоял про­мозглый декабрь, и ей было так скверно, как никогда в жизни. Каждое утро все более хмурый Мэтт уходил в Центр творчества со своим «ноутбуком» и возвращался только в шесть вечера. Хоуп не имела представления о том, как продвигается его роман. Когда она спрашивала об этом, Мэтт только мотал головой и говорил, что «творческая работа не терпит спешки». Поэтому Хоуп перес­тала задавать вопросы и ломала себе голову над тем, как миссис Шекспир мирилась с подобным поведением мужа.

После отъезда Мэтта время останавливалось. Заполнить его было нечем, кроме склеивания из кусочков разноцветной бумаги бесконечных елочных гирлянд, последнего увлечения Тоби и Мил­ли. Этими гирляндами уже можно было обвить четыре коттеджа. Единственным развлечением были прогулки в Редлайон, прохо­дившие под неизменным дождем. Хоуп обожала детей, и ей нра­вилось проводить с ними время, но трудность заключалась в том, что количество не переходило в качество. Если не считать уик­эндов, когда Мэтт целыми днями слонялся по дому, Хоуп была единственным человеком, который приглядывал за детьми. Это означало, что она ни на минуту не оставалась одна, а хуже всего было то, что дети тоже скучали. Они нуждались в общении со сверстниками, но, увы, молодых семей поблизости не было.

Хоуп с тоской вспоминала «Ваши маленькие сокровища» и да­же ненавистную Марту. Она пошла бы на все, чтобы отдать детей в ясли, но места в «Ханнибанникинс», находившихся на другом конце деревни, могли появиться не раньше января, а других дет­ских учреждений в округе не было. Не раньше января… А потом перед Хоуп неминуемо встал бы вопрос, что делать, пока дети будут в яслях. Банка в Редлайоне не было, а каждый день ездить в Килларни ей не хотелось. Впрочем, кто сказал, что там для нее найдется место? А она знала лишь банковское дело и ничего дру­гого не умела.

Ладно. Пройдет еще одиннадцать месяцев – и они уедут отсю­да. Целых одиннадцать месяцев…

Хоуп тяжело вздохнула. Был понедельник; впереди маячила еще одна совершенно пустая неделя. Если бы Хоуп не имела воз­можности каждый день общаться с Сэм по электронной почте, а с Мэри-Кейт лично, она бы сошла с ума. Весь круг ее здешних знакомств ограничивался одной Мэри-Кейт. Финула продолжа­ла приглашать их к себе, но когда однажды они с Мэттом приеха­ли на обед, хозяйка так опекала Хоуп, что она зареклась туда ез­дить. После этого Мэтт начал ездить к Хедли-Райанам один, и часто Хоуп проводила вечера наедине с детьми.

Мэри-Кейт дважды приглашала Хоуп в кино, но та оба раза отказывалась. Во-первых, потому, что Мэтт терпеть не мог, когда жена куда-то ходила одна; во-вторых, потому, что Хоуп не хотела быть кому-то в тягость. Одно дело каждый день заходить в апте­ку, а совсем другое – вторгаться в компанию старых подруг и куда-то ехать с ними. Деликатная Мэри-Кейт не давила на нее, в отличие от Сэм, чьи послания по электронной почте станови­лись все более агрессивными.

« Твоя жизнь вращается вокруг Мэтта, а это абсолютно недо­пустимо, – писала Сэм. Читая эти слова, Хоуп слышала голос се­стры, срывавшийся от гнева. – Он хорошо устроился и считает, что его каждый вечер должен ждать накрытый стол. Скажи ему, что это не так!!!»

Хоуп знала, что Сэм права. Нужно было что-то делать – куда-то ездить, встречаться с людьми, искать работу… Часто она с тос­кой вспоминала свой ипотечный банк, где можно было хоть с кем-то поговорить. Но тут приходило время чистить коробку, ко-торая служила цыплятам домом, и Хоуп бралась за дело – как ни странно, с большим удовольствием.

С Вирджинией Мэри-Кейт везло больше, чем с Хоуп. Они привыкли разговаривать друг с другом по телефону и однажды даже ездили в кино. Там они встретились с Дельфиной, и племянница Мэри-Кейт очаровала Вирджинию. А сегодня все трое собира­лись на вечер отдыха, который должен был состояться в пивной «ВдоваМэгуайр».

– Будем только мы с вами и Дельфина, – сказала Мэри-Кейт в трубку. – Устроим предрождественский девичник.

Вирджиния была не в лучшем настроении, но не хотела оби­жать новых подруг. «Мы представляем собой странную троицу, – думала она. – Чопорная с виду Мэри-Кейт, я сама, сломленная горем, и кельтская красавица Дельфина в эксцентричных наря-дах». По мнению Дельфины, «нормальной» одеждой был деловой брючный костюм в полоску, под который она надевала майку с низким вырезом. На вечеринки же она обычно являлась в длин­ных платьях.

В Дублине, в предыдущей жизни, Вирджиния дружила только с солидными замужними дамами, имеющими взрослых детей, и их беседы были сугубо светскими. Они добродушно ворчали на мужей, регулярно опаздывавших к обеду, и жаловались на непу-тевых зятьев. Теперь Вирджиния не выносила общества старых подруг, напоминавших о том, что она так внезапно потеряла. Ее новые подруги были совсем другими. Прямой и откровенной Мэри-Кейт было всего сорок четыре года, но она казалась лет на пять старше. С виду консервативная, она порой бывала пугающе оригинальной. Ее старомодные очки и слегка чопорные манеры действовали на людей успокаивающе, но потом обнаруживалось, что она обладает острым чувством юмора и поразительным обая­нием. И все же в глубине ее души жила затаенная печаль. Может быть, именно поэтому их с Вирджинией и потянуло друг к другу. Человек, которого Мэри-Кейт любила и потеряла, был их тай­ной, о которой Вирджиния никогда больше не осмелилась бы спросить.

Экзотической Дельфине, еще одной обитательнице Редлайо-на, только что исполнилось двадцать девять. Она жила с симпа­тичным Юджином, похожим на плюшевого медведя, и работала в салоне красоты роскошной гостиницы, располагавшейся в вось­ми километрах от деревни. Отель «Красный лев» был таким ши­карным, что мог бы претендовать даже на шесть звездочек, а ру­ководил им красавчик, по. которому сохли все женщины графст­ва. Рассказав об этом Вирджинии, Мэри-Кейт добавила, что по какой-то неясной причине этот красавчик еще никуда не пригла­сил местную аптекаршу.

– Кристи Де Лейси не в твоем вкусе! – рассмеялась Дельфи­на. – Ты всегда говорила, что в мужчине главное не лицо, а душа!

– Если он так неотразим, как говорят, я сделала бы для него исключение, – возразила тетка.

Яркая, как фейерверк, Дельфина приходилась Мэри-Кейт не только племянницей, но и крестницей. Когда Мэри-Кейт подру­жилась с Вирджинией, Дельфина последовала ее примеру.

«Вдова Мэгуайр» представляла собой довольно уютное заведе­ние. Три подруги заняли столик в задней части зала, как можно дальше от стереоколонок.

– В раннем приходе есть свои преимущества, – с облегчени­ем заметила Мэри-Кейт, усаживаясь на прихваченную из дома подушечку. – Радикулит сводит меня с ума. Но я уже приняла сразу пару таблеток, расслабляющих мышцы, и скоро все будет в порядке.

– Но тогда вы не сможете пить, – проворчала Вирджиния. – Эти таблетки несовместимы с виски, и вы взлетите в небо, как воздушный змей.

– Не придирайтесь, – невозмутимо ответила Мэри-Кейт. – Я веду очень приземленную жизнь и вовсе не против того, чтобы ненадолго взлететь. А что касается виски, то оно прекрасно соче­тается с этими таблетками. Говорю как специалист.

– Если так, то дай мне пригоршню этих таблеток на Рождест­во, – попросила Дельфина. – Иначе праздник мне не пережить.

– А как вы с Юджином собираетесь провести этот день? – спросила Вирджиния, Пытаясь быть любезной. Если для нее Рожде­ство – настоящий ад, это не значит, что другие придерживаются того же мнения.

Белая кельтская кожа Дельфины внезапно побелела еще силь­нее, а ее туманные серо-зеленые глаза наполнились слезами. Мэри-Кейт участливо потрепала Дельфину по руке.

– Прошу прощения, – встревожилась Вирджиния. – Я что-то не так сказала? – Должно быть, она чего-то не поняла в отно­шениях Дельфины и Юджина. Дельфина всегда говорила о нем с любовью, и было трудно представить, что они могли поссо­риться.

– Это не ваша вина, Вирджиния, – шмыгая носом, пробор­мотала Дельфина.

– Я не хотела совать нос в ваши личные дела…

– Нет, я расскажу. Вы меня поймете… Видите ли, все дело в Юджине. Он прежде был женат, развелся, и… – Дельфина тяже­ло вздохнула.

Мэри-Кейт протянула племяннице стакан и досказала эту груст­ную историю.

– Моя дражайшая сестра Полина – одна из тех святош, кото­рые считают, что женатые люди не имеют права на развод. Она уверена, что Дельфина, живя с Юджином, губит свою бессмерт­ную душу. Полина отказывается говорить о нем, не хочет прини­мать его у себя в доме и только недавно снова начала разговари­вать с Дельфиной. Причем эти беседы всегда сводятся к одному и тому же: «Когда ты наконец образумишься, бросишь этого без­нравственного типа и перестанешь позорить всех нас?»

– Рождество будет просто ужасное! – простонала Дельфина. Вирджиния и Мэри-Кейт одновременно наклонились и обня­ли ее.

– В прошлом году она не знала о Юджине. Тогда у него была своя квартира, но теперь мы живем вместе… – Дельфина взяла со стола бумажную салфетку и вытерла глаза. – А она твердит, что в Рождество я должна быть у нее, что это Господень празд­ник, что я совершаю грех и никогда не смогу обвенчаться в цер­кви. Если я не приду к ней, она меня убьет! Но я не могу бросить Юджина в Рождество одного. Просто не могу.

– А вы не можете поговорить с Полиной? – спросила Вирд­жиния Мэри-Кейт.

– Вы не знаете мою сестру. – Мэри-Кейт грустно вздохнула. – Когда господь учил людей пониманию и состраданию, она сидела в соседней комнате, злилась и сплетничала.

– Ее доля понимания досталась вам, – мягко пошутила Вирд­жиния, пытаясь разрядить атмосферу. – Дельфине повезло, что у нее есть вы.

Дельфина стоически улыбнулась.

– Без Мэри-Кейт я бы сошла с ума… Думаю, мне нужно сбе­гать в туалет и поправить макияж, – добавила она. – Что скажут люди, если местная косметичка будет выглядеть так, словно она красилась малярной кистью?

Она быстро вышла из зала, покачивая рыжими кудрями. Мно­гие мужчины оторвались от своих кружек и посмотрели ей вслед. Даже растянутый мужской свитер мандаринового цвета и про­сторная шелковая юбка не могли скрыть ее рубенсовские формы.

– Бедная Дельфина, – вздохнула Вирджиния. Мэри-Кейт мрачно кивнула.

– Не знаю, почему богу вздумалось сделать нас с Полиной се­страми. Она превратила жизнь этой девочки в ад – и все ради то­го, чтобы иметь право гордо ходить к причастию!

– Но сейчас многие разводятся. Она должна понимать, что это самая обычная вещь, – сказала Вирджиния. – Люди бывают разные, даже церковь признает это. Подобная узость взглядов – это пережиток прошлого.

Мэри-Кейт невесело рассмеялась.

– Скорее Ватикан изберет кардиналом женщину, чем Полина откажется от своих взглядов на брак! У нее есть право иметь соб­ственные взгляды, но нет права навязывать их Дельфине.

– А что отец Дельфины? Он думает так же?

– Мой зять Фонси прекрасно относится к Юджину, но боится Полины и не смеет открыть рта. Его представление о независи­мости заключается в том, что по воскресеньям он потихоньку по­купает себе одну газету, а Полине другую.

Мэри-Кейт обратилась к племяннице:

– Дельфина, мы умираем от жажды. Закажи нам еще по пор­ции.

Они ели, пили и слушали популярную в Редлайоне группу «Спрингтайм Герлс». Девушки пели о любви, мужчинах и их бес­конечных изменах.

– Я думала, что мы пришли сюда веселиться, – уронила Мэ­ри-Кейт, выслушав еще одну печальную балладу о женщине, раз за разом выбиравшей неподходящего партнера. – Если следую­щая песня будет такой же заунывной, я пойду домой и приму еще несколько таблеток для расслабления мышц. А тебе, моя девоч­ка, следует почаще бывать на людях и помнить, что не все такие узколобые, как твоя мать. Кстати, не пора ли нам возобновить деятельность клуба макраме? Дельфина так и подпрыгнула.

– После отъезда Эджи клуб заглох, но мы можем его возро­дить! – Она повернулась к Вирджинии. – Эджи была одной из его основательниц. Если у нас что-нибудь получится, надеюсь, вы тоже примете участие.

Вирджиния удивилась:

– Макраме? Мне и в голову не приходило, что вы обе любите рукоделие. Я никогда не занималась макраме, но если мне будет позволено заменить его вышивкой тамбуром…

Мэри-Кейт широко улыбнулась:

– На самом деле макраме тут ни при чем. Сначала у клуба во­обще не было никакого названия – мы просто встречались, рас­слаблялись и болтали. Но когда в деревню приехала Финула Хедли-Райан, она отчаянно захотела вступить в него. Тогда мы и реши­ли сказать ей, что это клуб рукоделия. Я подумала, что макраме звучит достаточно отпугивающе. Финулу не могла заинтересо­вать такая скучная вещь. И уловка сработала… О, взгляните-ка, да это Хоуп! – воскликнула она, увидев вошедших в пивную Парке­ров. – Мэтт – последний новообращенный этой школы графо­манов, а Хоуп – его жена. Она славная. Думаю, ей тоже не меша­ло бы поучиться макраме.

Вирджиния с интересом посмотрела на вновь прибывших. Бы­ло приятно сознавать, что кто-то занял ее место новичка. Хоуп и Мэтт ничем не напоминали членов общины художников. На Хоуп были обычные черные джинсы, рубашка «шамбре» и синяя ветровка – в отличие от ужасной Финулы Хедли-Райан, которая всегда ходила в цветастых развевающихся одеждах. Вирджиния однажды видела Финулу в аптеке и не почувствовала в ней родст­венную душу. Хоуп была очень хорошенькой, но держалась в те­ни своего поразительно красивого мужа.

– Симпатичный, правда? – Дельфина как завороженная смот­рела на высокого смуглого Мэтта с точеными чертами лица и за­думчивыми глазами. – Так ты говоришь, он – последнее приоб­ретение миссис Хедли-Райан?

– Боюсь, что так, – грустно сказала Мэри-Кейт. – Сомнева­юсь, что бедняжка Хоуп об этом догадывается. Помоги ей гос­подь, она очень одинока, но стесняется в этом признаться.

– Значит, вы хорошо ее знаете? – удивилась Вирджиния. Дельфина засмеялась.

– Хорошо? Да если бы Мэри-Кейт захотела открыть рот, в Редлайоне случился бы второй Уотергейт!

– По-моему, тут очень мило, – сказала Хоуп, обводя взгля­дом зал.

Пивная ей понравилась – темные стропила, уютные уголки и всякая экзотическая утварь, свисающая с потолка. Человек высо­кого роста мог бы получить сотрясение мозга, задев головой за котелок для варки раков или старинный предмет садового инвен­таря. Мэтт едва не запутался в куске рыболовной сети.

– Мы могли пойти к Финуле, – проворчал он. – Она приго­товила боксти, традиционное ирландское блюдо.

– Здесь тоже есть ирландские блюда, – принужденно улыба­ясь, ответила Хоуп.

Они уже успели слегка повздорить. Мэтт хотел взять назад свое обещание сводить ее в пивную под тем предлогом, что Фи-нула приглашает их обедать. Но когда она сказала, что ей просто хотелось немного побыть с ним вдвоем, Мэтт поцеловал ее в ма­кушку и назвал себя эгоистичным ублюдком.

Заказав мидии с челночным хлебом и красным вином, они какое-то время сидели молча, глядя по сторонам и привыкая к атмосфере этого места.

Хоуп заметила Мэри-Кейт с двумя женщинами, одной моло­дой и энергичной, другой пожилой, породистой, элегантной, с серебристыми волосами и печальными глазами. Хоуп хотелось поздороваться, но она не желала им мешать.

– Как тебе сегодня работалось? – вместо этого спросила она мужа. – Я знаю, ты не любишь об этом говорить, но… Мне про­сто хочется сказать, как я в тебя верю. Ты мастер на такие вещи. У тебя творческий ум. Помнишь тот ужасный план рекламной кампании пенсионного фонда, когда клиенты отвергли восемь вариантов, а ты придумал девятый?

– Да уж, – засмеялся Мэтт. – Клиенты были кошмарные. Но рекламная кампания и роман – совсем разные вещи. Я уже по­чувствовал это.

– Расскажи, – попросила Хоуп. – Расскажи все! Мэтт взял ее руку и крепко сжал.

– Давай не будем говорить о работе. Я знаю, ты не хотела при­езжать сюда, но тут нам хорошо, правда? Это место оказывает на нас обоих благотворное влияние, мы здесь становимся лучше. В Лондоне я сейчас только что вернулся бы домой, а ты была бы измотана работой и возней с детьми.

Хоуп уныло кивнула.

– И злилась бы на тебя за то, что ты опоздал, что ужин остыл и что мне весь вечер было не с кем поговорить.

– А потом ты отправилась бы спать, потому что устала, а я бы остался смотреть спортивные новости, потому что терпеть не мог ложиться в постель и видеть твою спину в той кошмарной розо­вой пижаме.

Хоуп засмеялась. Эту пижаму она надевала нарочно в те вече­ра, когда злилась на Мэтта. Так она давала ему понять, что сер­дится. Это было легче, чем сказать обо всем прямо.

Принесли еду. Мэтт окунул в чесночный соус мидию и поднес ко рту жены.

– Тут чудесно, правда? – с набитым ртом пробормотал он. Хоуп кивнула.

– Да, конечно, но мне трудно освоиться здесь, потому что иногда я чувствую себя очень одинокой, – извиняющимся тоном сказала она. – Я бы с удовольствием работала неполный день. Мне нравится быть с детьми, но знаешь, если больше никого не видеть, становится… скучновато.

Мэтт тяжело вздохнул. Ему не нравился этот разговор. Он во­обще в последнее время испытывал сильный стресс: целыми днями бился над книгой, но характер главного героя никак не получался. Сдвинуть роман с места было очень трудно.

– Где работать? – с досадой спросил он. – В магазине? В пив­ной?

– Не знаю, – ответила Хоуп. – Важен сам факт работы. Я тру­дилась всю свою жизнь, и мне было тяжело ради тебя бросить ра­боту, но я это сделала, – напомнила она. – Просто я хочу снова получить немного независимости. Через месяц дети пойдут в ясли. Но не знаю, как я выдержу этот месяц в четырех стенах, пока ты пишешь свой роман века. Почему ты не можешь пару дней в неделю писать дома, а мне дать возможность работать неполный день?

– Как я буду писать, если мне придется смотреть за детьми? – нахмурился Мэтт.

Хоуп только махнула рукой.

Весь следующий час они молчали, ели и слушали музыку. Хо­уп думала о том, что ей необходимо общаться со взрослыми людь­ми и быть кем-то, кроме жены и матери. Мэтт не понимал этого. То, что Хоуп хотела чего-то еще, казалось ему предательством по отношению к нему и детям. Он не понимал, что работа придавала Хоуп уверенности в себе. Честно говоря, она тоже этого не пони­мала, пока не ушла из банка. Без работы она чувствовала себя ни­чтожеством. Еще немного, и она совсем одичает. Этого нельзя было допустить.

Мэтт угрюмо смотрел на девушек на эстраде и думал о своем романе. Неужели все великие писатели сталкивались с той же про­блемой – когда ты не можешь выдавить из себя ни строчки?

– Привет, Хоуп. Рада видеть вас.

Оба очнулись от мрачных мыслей и посмотрели на Мэри-Кейт и двух ее спутниц: элегантную седую леди и эффектную молодую женщину с рыжими волосами.

– Мы уходим: боимся за свои барабанные перепонки… Но сначала я хотела представить вас Дельфине и Вирджинии, – лю­безно сказала Мэри-Кейт.

Мэтт пришел в себя и вновь стал очаровательным.

– Хоуп, приходите к нам, – сказала Дельфина. – Скоро мы устроим девичник.

У Хоуп защипало глаза, и она благодарно кивнула трем жен­щинам.

– С удовольствием.

– А ты говорила, что ни с кем не знакома, – заметил Мэтт, когда женщины ушли, помахав им на прощание и пообещав по­звонить Хоуп.

– Похоже, она действительно славная, – сказала Вирджиния, прощаясь с Мэри-Кейт и Дельфиной у дверей пивной. – Только очень нервная. Вы правы, Мэри-Кейт, она и в самом деле одинока.

Дельфина улыбнулась:

– Скоро мы это исправим.