"Агата" - читать интересную книгу автора (Тинан Кэтлин)Глава 5Прибыв в Рикмензуорт, Уолли поставил машину у аккуратного заборчика, тянувшегося вдоль длинного, разделенного на отдельные секции дома. На ближайшей к нему калиточке было выведено «Вилла „Реола“. Он вошел и постучал в дверь. Открыла немолодая дама. – Мне нужна миссис Чарльз Нил. – Миссис Нил – это я, – ответила дама. – Чем могу быть полезна? – Я из «Глоб инкуайерер». Уолли Стентон. – Он поклонился. Дама как-то нервно пригласила его в дом. – Ужасно не хотелось вас беспокоить, миссис Нил, но, видите ли, я расследую исчезновение миссис Кристи. И вот подумал – может, ваша дочка мне поможет? Ведь она – секретарша полковника Кристи? – Да. Но сейчас она в отпуске. – А где, вы не скажете? – Нет, мистер Стентон. Уверена, вы меня поймете. Из-за всего этого… всей этой… – Шумихи? – Вот-вот. Нэнси не хотелось бы, чтобы кто-то знал, где она. – А как по-вашему, куда могла исчезнуть миссис Кристи? – Знаете, мы с мужем считаем, что у нее случился какой-то провал в памяти. Она ведь перед этим неважно себя чувствовала. – Значит, по-вашему, причина ее исчезновения никак не связана с…? Ходят слухи, будто ваша дочь и полковник Кристи состоят в весьма… близких отношениях. – Полнейшее вранье и клевета. На самом деле мы с мужем давно знакомы и с полковником Кристи, и с его женой. И наша Нэнси дружит с ними обоими. Несколько месяцев назад она просто как-то осталась погостить у них на выходные, а эти ваши слухи совершенно беспочвенны. – Миссис Нил приводила свои малоубедительные доводы с такой уверенной улыбкой, что Уолли сразу понял: все это хорошо отрепетированный спектакль, режиссер которого – полковник Кристи собственной персоной. Рассыпавшись в благодарностях, он простился и отправился дальше. Часом позже он подъехал к дому миссис Хемсли в Доркинге. Слуга сообщил ему, что матери полковника нет дома. Однако, когда он позвонил из ближайшего телефона-автомата, миссис Хемсли подошла к телефону и согласилась с ним поговорить. Среди возможных причин исчезновения ее невестки она назвала потерю памяти – по ее словам, «из-за эмоционального перенапряжения и депрессии». – В самом деле, в прошлую пятницу миссис Кристи навестила меня и пожаловалась на провал в памяти, он случился у нее прямо за рулем. Уолли учтиво поблагодарил ее за помощь. К тому времени как Арчи Кристи подъехал на такси к вокзалу Кингс-Кросс, Нэнси Нил успела прождать его довольно долго. Едва он расплатился и вышел из машины, как подъехало следующее такси, доставившее сюда же Джона Фостера. По замыслу Уолли Стентона Джон не должен был ни на минуту упускать полковника из виду. Он поспешно расплатился с таксистом и пошел следом за Арчи и Нэнси. И вся процессия, возглавляемая носильщиком, тащившим два чемодана Нэнси, двинулась к билетной кассе первого класса. – Один до Харрогета, туда и обратно, – попросил Арчи. Он расплатился за билет, и та же компания с носильщиком во главе и Джоном в арьергарде отправилась на перрон. Джон расслышал, как Нэнси проговорила: – Лучше бы мне не уезжать! И как полковник произнес в ответ: – Так будет лучше. Твоя тетушка о тебе позаботится. Ведь если только пресса пронюхает, что ты отменила отпуск… Бог их знает, может, они и сейчас уже за мной следят. В этот момент Нэнси и Арчи уже миновали билетный контроль, и Джон, не успевший купить перронного билета, потерял их из виду. – Пойми, Нэнси, – продолжал Арчи, – если в газетах появится что-то про нас с тобой… Это будет катастрофа. – Он надвинул шляпу на лоб, словно боясь, что его узнают. – Мне придется уйти с работы. – Оба шли вдоль перрона, следуя за носильщиком. – А для меня это будет страшный удар, ты же понимаешь. Слезы наполнили глаза Нэнси. – Ты же говорил, что уйдешь от нее. – Ну да, – пробормотал Арчи. – Конечно, я хочу на тебе жениться, но… – он понизил голос, заметив, что носильщик подошел поближе, – чтобы все было в рамках приличий. Когда носильщик занес вещи и вышел, Нэнси поднялась по ступенькам пустого еще вагона, следом взошел и Арчи. – Мне кажется, ты никогда не сможешь оставить Агату, – вздохнула Нэнси. – Что ты, – ответил тот. – Я так тебя люблю! Но разубедить девушку он не смог – при всей своей незатейливости дурочкой Нэнси не была: мигом уловив, до чего Арчи боится публичного скандала, она тут же поняла – вот она, главная угроза ее счастью. – Агата покончила с собой? – Да что ты, конечно нет. – Он сел, понурив голову. – Но она что-то затеяла, что-то, чтобы сделать мне больно. – Она, наверное, любит тебя! – Она – любит? Да она хочет моей крови! – Или просто хочет, чтобы ты вернулся, – с нежностью проговорила Нэнси и, сев с ним рядом, доверчиво положила свою руку ему в ладонь. – А теперь лучше иди. Уолли Стентон пил виски с содовой в одном из пабов на Флит-стрит, заведении до такой степени занюханном, что туда не заглядывали ни журналисты, ни адвокаты, всецело завладевшие этим районом Лондона. Но на невзыскательный вкус это было тихое и уютное местечко, куда захаживали местные оборванцы, да и оборванки, когда им удавалось накопить на выпивку. Стены изнутри напоминали своим цветом темный эль, а в очаге постоянно пылал уголь. Был полдень вторника, седьмое декабря, и Уолли по-прежнему расследовал исчезновение Агаты Кристи. Правда, теперь он не был одинок: история уже попала на первые полосы всех центральных газет. Но Уолли был дотошнее своих коллег. Достав блокнот, он озаглавил чистую страницу: Сюда он переписал с предыдущего листка: Следом он вписал фразу Арчи, опубликованную в другой газете: После чего вывел: Отхлебнув еще виски, он занялся пунктом вторым. Итак, семья – искренне или не очень – выдвигает две версии исчезновения писательницы. Обе были в свое время искусно использованы миссис Кристи в ее творчестве. К такому выводу мистер Стентон пришел путем кропотливых литературоведческих изысканий. В одном из романов Кристи, «Таинственный противник», героиня, Джейн Финн, успешно симулирует выпадение из памяти значительного периода собственной жизни, чтобы выпутаться из опасной для нее ситуации. А в одном из ее рассказов, «Исчезновение мистера Давенхейма», Пуаро объясняет своему простаку-приятелю на ролях доктора Ватсона, что исчезновение человека может объясняться тремя причинами: преднамеренным уходом, реальной потерей памяти и, наконец, убийством. Может, хитроумная леди именно тут и зашифровала ключ к тайне своего собственного ухода? Или же в глазах родни потеря памяти – просто самое приемлемое и наименее скандальное объяснение исчезновения их непредсказуемой родственницы? Ну и остается, конечно, версия, на которой упрямо настаивает Кенуорд: убийство. Уолли записал следующий пункт: После чего заказал новую порцию виски. – Или потеряли чего, мистер Стентон, – принеся заказ, сочувственно произнес владелец заведения. – Вид у вас того… – Не потерял, а ищу. Ищу женщину, Редж. – Вроде раньше вам этого добра хватало, сэр. – Я ищу женщину-детектива, Редж. Вернее, детективную писательницу. По фамилии Кристи. – Вон оно что. Газеты почитать, так этих Агат Кристи попряталось по стране с полсотни. Я вам так скажу: пропади моя благоверная, так ее ни одна собака не станет искать. – Он с наслаждением почесал ухо. – В том числе и я сам. Ладненько, а чем закусывать желаете – хорошим бифштексом и пудингом? В этот миг в паб ворвался Джон Фостер – волосы дыбом, глаза горят – и, пробиваясь сквозь толпу завсегдатаев, пророкотал: – Хо-хо! Ну, чем не сюжетик? После чего события на вокзале Кингс-Кросс были изложены Стентону во всех подробностях. – Молодчина, Джон, – торжественно изрек Уолли. – Сумел урвать хороший куш. Конечно, правильнее было бы последовать за любовницей… Вид у Джона был растерянный: – Но ты же сам сказал – не спускать глаз с полковника… – Было дело. Значит, так, – теперь ни слова в газету, пока все не разнюхаем. – Да ни за что в жизни! Уолли вгрызся в свой бифштекс. – Я вот пытаюсь найти во всем этом смысл, Джон, – и не могу! Родственники считают, будто она потеряла память и теперь где-нибудь блуждает. Ваш Кенуорд талдычит про убийство. Он часом не дурак? – Старина Билл далеко не дурак. – Тогда, мой милый Уотсон, поезжайте туда, черт вас дери с ним вместе, и вытяните из него все, что он уже знает, а мы – еще нет! Когда коллеги собрались уходить, к ним подошла дряхлая беззубая старуха и ухватила Уолли под руку. – Мое почтение, Ваиолет, – галантно приветствовал ее журналист. – Здорово, Уолли. Как насчет пивка? Он угостил старую знакомую пивом, но та крепко вцепилась в его рукав и отпускать не собиралась. – Я тебе такое дело расскажу, Уолли, – закачаешься! Знаешь, когда на меня находит, моя вторая-то половинка вроде как сама по себе гуляет? Уолли стоически кивнул. – Помнишь, она, половиночка моя, видела тот большой-большой пожар? И видит – леди поднимает большущий ножик и ка-ак вонзит его прямо в спину одному! – Ну да, Ваиолет. Помню. – Тут нужно соображать, – продолжала старуха, – а то ежели крыша совсем съехала, то ничего и не разберешь. Прошлой-то ночью моя вторая половиночка танцевала с тем очкариком. Но только мы разговорились, как очки у него хрясь – и разбились и… – Она подняла на Уолли взгляд, ставший вдруг растерянным и жалким. – Стало быть, я его больше и не видела. – Ладно, Ваиолет, до завтра. – Стентон мягко высвободил руку, и компаньоны наконец покинули заведение. – Ватсон? – Да, Холмс? – У меня появился ключ. Шикарный ключик! – сообщил Уолли. – Причем только что. Лорд Динтуорт, владелец «Глоб инкуайерер» – шестидесятилетний мужчина с породистым лицом и властной повадкой, решительным шагом вошел в кабинет главного редактора Бриггса и, благосклонно кивнув, принялся разглядывать разложенные на его столе фотографии Агаты Кристи – Агата за письменным столом, Агата у себя в гостиной, Агата на площадке для гольфа. – Эти – трехлетней давности, – пояснил Бриггс и показал на другие: – А вон те свежие, на той неделе снимали на литературном банкете. Динтуорт проглядел несколько статей и внимательно просмотрел макет первой полосы завтрашнего выпуска с передовицей, озаглавленной: ЗНАМЕНИТАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА: ПОИСК ПО ВСЕЙ СТРАНЕ. Ниже приводилась фотография: Тихий пруд и на переднем плане Кенуорд в окружении журналистов. Лорд долго и пристально рассматривал снимок, потом повернулся к редактору: – Бога ради, кто додумался послать туда Уолли? – Уолли сам себя туда послал. Новость-то сенсационная, вам не кажется? Динтуорт сгреб все фотографии Арчи Кристи и швырнул в корзину. – Полковника не давать! Бриггс воззрился на него в полнейшем изумлении. – По-моему, Уолли смог бы кое-что сделать из этого исчезновения или что там оно на самом деле, – проговорил он. – Он прочитал кое-что из ее книг, разжился кое-какой приватной информацией на месте, в Санингдейле, от одного тамошнего газетчика. А теперь влез в семейные дела. – Я нанимал Уолли за такие деньги вовсе не для этого. Все, вопрос закрыт. – Он сделает из этого такую историю! Тираж разойдется, как горячие пирожки! Мольбы Бриггса прервал треск радиопомех системы внутренней связи, из которых прорезался дикторский голос: – «Тот факт, что профсоюзы стали орудием в руках социалистов, – сказал Уинстон Черчилль, – привнесло политику в производственный процесс в масштабах, невиданных ни в одной другой стране…» – Диктор продолжал, но глуше, ниже и медленнее, как граммофон, у которого кончается завод: – «… притом что большинство тред-юнионистов хотели бы быть достойными гражданами своей страны и империи в целом…» После чего раздался неприличный звук, и лорд Динтуорт свирепо развернулся и пошел прочь из отдела новостей к себе в кабинет. А внутренняя связь наполнила помещение бодрым жестяным звуком английского рожка, заигравшего «Земля надежд и нашей славы». Ошарашенные сотрудники подняли головы над столами, заулыбались. В кабинете лорда Динтуорта царила допотопная роскошь. Уолли Стентон сидел за огромным столом. Перед ним лежала передовица, озаглавленная: ЧЕРЧИЛЛЬ ПОДАЕТ ГОЛОС. Когда вошел его босс, Уолли как раз сложил ладони коробочкой и выдул в микрофон внутренней связи новое соло на рожке, теперь уже «Я с ума схожу от Гарри». Клокоча от сдерживаемой ярости, Динтуорт пересек кабинет. Уолли тут же вскочил на ноги и поклонился изысканнейшим манером. – Эстрадный концерт. Трансляция через Атлантику! По заявкам слушателей! Владелец газеты уселся в свое кресло. – Хотелось бы, чтобы ты взял интервью у Генри Форда. Он только что прибыл, и мы могли бы ухватить эксклюзив. И к тебе в колонку на первое место, хорошо? Уолли ухмыльнулся. – Брал уже, сто лет назад. Из него не выжмешь и капли сока, из этого сухофрукта! – Послушай, Уолли, он ведь наш друг и очень высоко ценит британских рабочих… – Очень мило с его стороны, но у меня готов сюжетик, Гарри, и он тебе понравится, ей-богу! – Ты эти штучки брось. Какого черта было ехать на этот Тихий пруд или как его там? Уолли выдержал паузу: – А известно ли тебе, Гарри, что у Кристи есть любовница? Некий репортер из «Эха Санингдейла» разнюхал, что теперь она в Харрогете. – Ни слова ни о какой любовнице! Уолли терпеливо гнул свое: – Мать полковника уверяет, будто наша писательница потеряла память. А сама Агата Кристи тоже недавно написала в одной своей вещице про потерю памяти, только там эту потерю симулируют. Крепкий тогда у нее получился сюжетец – и этот будет не хуже! Динтуорт раскрыл настольный ежедневник. – Звонили из министерства внутренних дел. Причем лицо очень высокого ранга. Это лицо знает семью Кристи и просит меня не упоминать любовницу. Уолли улыбнулся, как всегда улыбался, чтобы скрыть гнев или отвращение, и заговорил, подражая голосу шефа: – Правительство объявило нам войну, но если бы мы бы не пошли бы… – История твоя не стоит выеденного яйца, мальчик мой. Оставь ее ребятишкам из отдела непроверенных новостей. Уолли извлек свой блокнот и зачитал: – «Добровольное исчезновение… может быть обставлено чрезвычайно хитроумно – особенно если, как в нашем случае, мы имеем дело с таким искусным мастером детективных сюжетов, чья изобретательность непрестанно совершенствовалась в процессе выдумывания способов, как сбить читателя со следа…» Прошу заметить – Дороти Сойерс! – Кто? – Сойерс. Между прочим, известная писательница. Работает в детективном жанре – как и миссис Кристи. Динтуорт раскрыл авторучку и начал подписывать бумаги. – Пиши про все что хочешь, только не про это. – Ты сам меня послал на тот банкет, – укоризненно сказал Уолли. – Я видел миссис Кристи. И слышал кое-что. Человек попал в беду – а семейка делает вид, что все превосходно! – Я не буду этого печатать! – Теперь уже можно рассказать, что любимое блюдо короля Георга – рисовый пудинг! – полным сарказма голосом выкрикнул Уолли. – Лорд Динтуорт потрясен, но читатели сохраняют спокойствие! – Забываешься, Уолли! Странно, право же, я всегда считал, что у тебя приличные манеры, – он взглянул на журналиста, – для американца. Уолли ухмыльнулся: – Еще как странно. Но для тиража очень полезно! Было раннее утро, Агата уже позавтракала в постели и теперь сидела, буквально заваленная газетами. В одной из них было интервью с Арчи, с вынесенной в заголовок цитатой: «Я страшно обеспокоен, просто не нахожу себе места». Другая газета вышла под шапкой «ПРОПАЛА ПИСАТЕЛЬНИЦА – ВСЯ СТРАНА ИЩЕТ МИССИС КРИСТИ». Ниже приводились три совершенно идентичных ее фотографии, но с разными прическами, и подпись более мелким шрифтом: «Возможные средства маскировки, взятые писательницей на вооружение». Агата вылезла из постели и подошла к зеркалу с газетой в руке, чтобы сравнить фотографии с оригиналом. И сразу успокоилась, убедившись, что сходство уловить довольно трудно. Ее взгляд упал на рекламу внизу газетной полосы: «Лицо цвета утренней розы. Как этого добиться», – и она уселась краситься, наложила на лицо бледную пудру и кремового цвета румяна. Потом, набросив пеньюар, села к письменному столу. Из своего саквояжа Агата извлекла несколько бумажных полосок, перехваченных резинкой. Наверху одной из них вывела заглавными буквами – ПОТЕРЯ ПАМЯТИ – АРЧИ, на другой: УБИЙСТВО – ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПОЛИЦИИ; на третьей: ЖЕРТВА. Помедлив, она положила третью бумажную полоску к первым двум. И, взяв чистый лист бумаги, написала: Перечитав, она скомкала листок и швырнула в мусорную корзину. На новом листке она вывела: Неожиданный стук в дверь отвлек ее. – Войдите, – сказала она, засовывая листки и полоски бумаги в саквояж. Вошедшая горничная по имени Флора принесла чистое белье и с большим удивлением оглядела номер – шляпные коробки, книги, вазу, полную яблок, дорогое платье, брошенное на кресло. – Похоже, вы к нам надолго, миссис Нил. – О, я тоже так надеюсь. Флора. – А ваш багаж нашли? – Боюсь, пока еще нет. – Знаете, а у нашего шеф-повара брат живет в Южной Африке! – Надо же! А вы не принесете мне сегодняшнюю «Таймс»? – Да, мэм, разумеется. – Спасибо, Флора. Агата повернулась спиной к горничной, давая той понять, что она свободна, и открыла взятое в библиотеке «Водолечение в Британии», по ходу чтения делая пометки в купленной накануне тетрадке: Перечитав, добавила: Потом выписала целый абзац из книги: Закрыв тетрадку, Агата незаметно сунула в саквояж и ее, потом заперла саквояж, а ключ сунула в сумочку. Выбрав яблоко из вазы на столе, она жадно, чавкая, впилась в него – как другие писатели в разгар творческого процесса смолят сигарету за сигаретой, или гладят кошку, или перебирают четки. Два часа спустя Агата уже сидела на очередном приеме у миссис Брейтуэйт, в процедурной при физиокабинете номер четыре в Королевских банях. В одном углу помещалась ванна, подсоединенная проводами к центральной приборной панели. Отсюда же тянулись провода к странного вида креслу, стоящему за ширмой. Как и в кабинете самой миссис Брейтуэйт, ковры и пальмы призваны были уравновесить собой тяжелое впечатление от всего этого жутковатого оборудования. Миссис Брейтуэйт, накрахмаленная и улыбчивая, сказала Агате переодеться в соседней комнате в белую сорочку, набрала в ванну теплой воды и, когда пациентка вернулась, велела ей туда лечь. – На самом деле, дорогуша моя, вам эти токи вовсе ни к чему. Но раз вы так настаиваете… Теперь лягте на деревянную решетку и опустите руки в воду. Готовы? – Готова. Докторша установила регулятор реостата и щелкнула переключателем. Агата почувствовала легкую дрожь – это мышцы едва заметно сокращались через равные промежутки времени, с каждым разом – чуть-чуть сильнее. – А что, чем сильнее, тем лучше? – поинтересовалась она. – Вам не надо слишком сильно. Ток активизирует мышцы. Но если перебрать, можно вызвать судороги. – Но судороги – это же не страшно? – Всякое бывает, дорогуша, – покачала головой миссис Брейтуэйт. – Может даже сердечко остановиться. С электричеством нужен глаз да глаз, особенно когда пропускаешь его через воду. – Она посмотрела на часы на стене. – Ну все, довольно на сегодня. Одевшись, Агата отправилась к восьмиугольной стойке регистратуры в вестибюле, чтобы оплатить последующие процедуры. Регистратор спросил ее имя. – Миссис Нил. Мисс Кроули познакомила меня с врачом, и я хотела бы оплатить вперед все, что мне назначили. – Она протянула регистратору листок назначений, выписанный миссис Брейтуэйт. Тот принялся листать свой журнал. – Миссис Тереза Нил, – повторила Агата. – Эн, и, эл, как река. Необычная фамилия, у вас, наверное, таких не было. Тот глянул в свой список: – У нас забронированы процедуры для некой мисс Нэнси Нил. – Регистратор самодовольно усмехнулся: – Тоже как река. – На какое число? – встрепенулась Агата. – На четверг, в полдень. – Надо же! Хотелось бы с ней увидеться – возможно, мы родственники! Но регистратор уже слушал следующего пациента. Всю вторую половину дня Агата обещала провести со своей новой подругой. При встрече Эвелин протянула ей нарядно упакованную коробочку. – «Оригинальные Фарраха», – сообщила она. – Оригинальные что? – Тянучки. Эта лавочка тыщу лет ими торгует. – Спасибо, – Агата даже смутилась. – Как приятно! – А теперь наши Пьеро lt;Речь идет о так называемом «шоу Пьеро», разновидности британского уличного театра. «Пьеро» обычно выступали в английских приморских городках.gt;. Только придется немножко пройти. – Я к твоим услугам, – рассмеялась Агата. – В городишке нет ничего стоящего, кроме тянучек и Пьеро, – обычным своим безапелляционным тоном заявила Эвелин. – И все-то ты знаешь, Эвелин! – Хочешь сказать, я слишком самоуверенна? Так многие считают. Когда мне было четырнадцать, мама решила готовить меня к конфирмации. А мамочка у меня, надо сказать, сноб, каких поискать, вот она решила, что англиканская церковь на порядок шикарнее нашей методистской. И отправила меня к одному вздорному старику-священнику. Я его так допекла своими «А почему?» после каждого слова, что служитель божий сорвался. Он сказал: «Подожди еще год, может, Господь явится тебе в более понятном обличий». Он, кстати, так и не явился. – А на следующий год? – На следующий год мама придумала новый способ укрепить мои позиции в этом мире. Она послала меня на курсы секретарей. Куда более разумная идея – хоть и обошлась ей недешево, но оно того стоило. – Эвелин глянула на лацкан Агатиного пальто. – Что, несчастная любовь? Агата вздрогнула. – Ты все время носишь эту брошь. Желтый тюльпан. Он символизирует безнадежную любовь. Агата скосила глаза на лацкан. – Как забавно, Эвелин. Эта вещь мне досталась от мамы, а ей ее подарил отец. Но мои родители очень любили друг друга! – Ну и прекрасно, – улыбнулась Эвелин. – И вообще, по-моему, глупо верить в подобную ерунду. Обе женщины пересекли бульвар Вэлли-Гарденс и подошли к хорошенькой викторианской ротонде – бювету «Родник „Магнезия“. Рядом плотным кольцом столпились прохожие, среди них – влюбленные парочки, дети и несколько стариков, укутавшихся в сто одежек от декабрьского ветра. В центре круга выступали „Харрогетские Пьеро“ – немолодые артисты в поношенных пестрых трико с гофрированными воротниками. У них были ярко размалеванные лица – алые губы, черные брови домиком, белый грим глубоко въелся в морщины, ставшие еще глубже от прилежного старания угодить публике. – Оох! Кстати о моряках и кораблях! Я такое пережил, такое-такое…. – пронзительным голосом сообщил один из паяцев. Дальше пошло как по-писаному: – Ой, да что же ты такое пережил? – Да с корабля сошел, вот чего, а думал, что с ума сойду! – А чего с ума сходить, когда надо с корабля? – Чего-чего! Ты знаешь, куда я оттуда сходил? На таможню! Я стою и держу двумя руками мой чемоданчик и чувствую – ну! – Ну? – Чувствую, ну, будет дело, сейчас у меня упадут брюки. – Ну а ты чего? – Чего-чего! Стою и думаю – будет дело, и не знаю, чего ронять – то ли брюки, то ли чемоданчик. – И что ты уронил? – Брюки! – А чемоданчик? – А это был не мой чемоданчик! Говорят же тебе человеческим языком: будет дело! В четверг слушанье! Публика захохотала, Эвелин с Агатой восторженно захлопали. Все четыре Пьеро поклонились в пояс и поросячьими голосами проверещали: – Ооой! – Какая прелесть! – воскликнула Агата. – Прямо как Пьеро на нашем пирсе! – В Южной Африке? – Да, – не стала уточнять Агата. Тут четыре лицедея грянули «Красотки любят моряков», и публика хором подхватила припев. В этот миг по другую сторону от выступающих артистов появилась Нэнси Нил, державшая под руку пожилую женщину, – такая юная и хорошенькая в своей дорогой шубке. – Что с тобой? – встревожилась Эвелин. – Ты побелела как полотно! – Она посмотрела в ту же сторону, куда не. отрываясь глядела Агата. – Ты знаешь ту девушку? Агата повернулась и быстро пошла прочь. Подруга бегом едва догнала ее. – Думаю, она – моя родственница, Эвелин. Очень похожа на мою двоюродную сестру. – Так разве ты не хочешь… гм… поговорить с ней? – Нет, не могу. Боюсь ошибиться. Эвелин недоумевала, что это за причуды и откуда такая резкая смена настроения. Какое-то время они шли молча. – Мне так стыдно, – виновато пробормотала Агата. – Я получила такое удовольствие! Я не испытывала подобного… – Тыщу лет! – ухмыльнулась Эвелин, чтобы сбить пафос. – Как минимум, – улыбнулась Агата. В отеле они расстались. Агата направилась в телефонную кабинку и, попросив соединить ее с гостиницей «Валенсия», поинтересовалась у тамошнего администратора, давно ли Нэнси Нил в Харрогете, и, сказав, что ничего передавать не надо, положила трубку. Вечером Агата присоединилась к Эвелин Кроули, гулявшей по зимнему саду отеля – громадному залу-оранжерее под стеклянной крышей, опирающейся на изящные железные колонны. В центре его бил фонтан, а по стенам теснилось множество плетеных из лозы столиков и кресел, вазонов с пальмами и полногрудых кариатид с лампами в руках. Зимний сад отделяла от бального зала небольшая эстрада, на которой выступал местный оркестр, состоящий из рояля, скрипки, банджо и саксофона. Народу в бальном зале почти не было, но одна парочка все-таки вылезла танцевать: престарелая дама жестоко страдала, ведомая по паркету нескладным, но темпераментным юнцом лет двадцати. Агата и Эвелин веселились, наблюдая за танцорами из-за своего столика в зимнем саду возле самой эстрады. – Какой странный парень. Интересно, он-то что тут делает? – Это Оскар Джонс, – объяснила Эвелин. – Присматривает за своим дядюшкой. – Она показала пальцем. – Вон тот старикан в инвалидном кресле. Владелец фабрики подшипников в Манчестере. Никого родных, кроме племянника. Оскар спит и видит, чтобы дядюшка преставился, а самому ему со всем наследством рвануть в Лондон. Мечтает поступить в балетную труппу оперной компании Дойли Кэрта lt;Речь идет об английской оперной компании, основанной импресарио Дойли Кортом (1844—1901), постановщиком комических опер Гилберта и Салливана. Компании принадлежал один из крупнейших лондонских театров – «Савой».gt;. Бредит Гилбертом и Салливаном lt;Гилберт Уильям Швенк (1836—1911) – английский драматург-юморист; Салливан Артур Сеймур (1842—1900) – английский композитор, автор музыки к балетам и театральным постановкам. Гилберт и Салливан совместно создали множество комических опер и пользовались в свое время необычайной популярностью.gt;. – Амбициозный молодой человек, что и говорить. И долго ему осталось ждать? – По-моему, он уверен, что место в труппе можно купить, – усмехнулась Эвелин. – Он вообще со странностями. Вынув из сумочки фляжку, она налила себе в кофе немного бренди. Предложила и Агате, но та отказалась. – Я не пью не потому, что не пью, – сбивчиво оправдывалась она. – Просто мне вкус не нравится. Ты же не любишь хризантем! – Она достала газету из сумочки и сложила кроссвордом кверху. – Слушай, а тебе-то что нравится, Эвелин, – кроме твоей бабушки и этих Пьеро? – Мне и бабуся-то не всегда нравится. Не люблю, когда она говорит: «У тебя у самой два глаза» – таким тоном, словно ей еще спасибо скажи, что их не три. Это у нее такой стиль – «А почему это у тебя нет молодого человека?» – Она права. Так почему же? – Нет, не права. Он у меня есть. Но вот выйти за него я не могу, да и не думаю, чтобы мне этого особенно хотелось. – Эвелин добавила бренди в кофе. – Он женат, хотя, на мой взгляд, это не главное. Я не люблю, чтобы вторгались… в мой мир, если угодно, и чтобы мной помыкали. Агата подалась вперед. – Но ведь в этом как раз весь смысл и ценность брака – что вас отныне всегда двое, вы вместе, и вам от этого хорошо. Конечно, если вы искренне любите друг друга. – Ты – женщина со средствами, – с горечью проговорила Эвелин. – Ты можешь позволить себе эту самую искреннюю любовь! Но Агата слушала ее вполуха, погрузившись в собственные переживания. – Нужно делать то, что тебе по плечу, и не брать на себя непосильного. Если конечно, ты не наделена какой-то сверхчеловеческой волей! Эвелин подлила себе еще бренди, явно разволновавшись. – А ты злючка! – вырвалось у нее, и, смутившись, она добавила: – Боюсь, бренди я все-таки перебрала. Агата, пряча глаза, уткнулась в кроссворд. – А это мы проверим. Ну-ка, ребро у корабля? – Шпангоут, – не задумываясь ответила Эвелин. – Можешь выпить еще! – Она взглянула на музыкантов, которые в этот момент заиграли Сен-Санса: «Тихо проснется сердце…» – Это был первый романс, который я выучила в консерватории! – Спой, Тереза! – Не знаю, вдруг им, – Агата обвела взглядом степенных стариков и старух, – не понравится? – Давай, не трусь! – подзадоривала Эвелин. .Агата подошла к пианисту. – Как вы думаете, мы не могли бы исполнить это вместе? Пианист, много лет не получавший подобных предложений, вопросительно взглянул на дирижера. – С удовольствием, – отозвался маэстро. И, стоя на самом краешке эстрады, Агата запела несильным, но чистым сопрано: |
|
|