"Так велика моя любовь" - читать интересную книгу автора (Вудивисс Кэтлин)

Глава 24

Буря свирепствовала шесть дней, а на седьмой небо прояснилось, но начался страшный мороз. Даже птице, отважившейся взлететь в скованные холодом высоты, не удалось бы различить высившийся на холме замок, если бы не темные столбы дыма, поднимавшиеся, казалось, прямо из высоченных сугробов. В нескольких лигах[59] к северу, в свободном городе Любеке, в течение недели царил ужасный переполох, вызванный поисками преступников, которые совершили подлое убийство и нанесли огромный ущерб. Когда Хиллиарду сообщили, что на его корабле пожар, он бросился в доки. Увидев объятую пламенем караку, он издал яростный вопль. В его сознании уже складывался план мести, пока он наблюдал, как судно исчезает под водой. На поверхности остались только дымившиеся мачты, возвышавшиеся над почерневшими обломками, — грустное напоминание о некогда стремительном и мощном судне. Хиллиард поклялся, что виновные в этом не уйдут от наказания и будут преданы смерти.

Серая дымка, оставшаяся после пожара, еще долго витала над городом. Однако к концу второй недели горожане уже забыли о случившемся и занялись своими повседневными делами. Но только не ганзейцы. Помещения конторы постоянно оглашались гневным ревом Карра Хиллиарда, который просто кипел от злости на судьбу, клял на чем свет стоит погоду, ругал снег за то, что он выпал, лед — за то, что он замерз, ветер — за то, что он дует, и изливал свою ярость на тех, кто появлялся в поле его зрения, и вообще на всех, кто имел неосторожность оказаться поблизости. Мастера и купцы, посчитавшие необходимым посетить его контору, осторожно входили в зал и сразу же спешили убраться оттуда подальше, потому что глава Ганзы норовил достать своим тяжелым кулаком каждого, кто осмеливался подойти к нему. Тем же, кто давал ему хоть малейший повод для раздражения, можно было просто посочувствовать.

Зима медленно, тяжелой поступью приближалась к концу, испытывая терпение ганзейцев. Отсчет велся по неделям, дням… Нет! Мастера отсчитывали каждый час, обеспокоенно провожая взглядом песчинки, лениво просачивающиеся через горлышко песочных часов. А в замке Фаулдер дни пролетали с неимоверной скоростью. Казалось, даже буре не под силу было нарушить царившие там уют и спокойствие его обитателей. Помещения всегда были наполнены изысканными ароматами, поднимавшимися от кастрюль герра Дитриха, отовсюду доносился смех, слышались разговоры, вдыхавшие жизнь в отрезанный от мира замок. Установившаяся между всеми — за исключением одного человека — атмосфера товарищества как бы ускоряла те же песчинки времени. Это были дни всеобщей радости и взаимопонимания.

Никто не сомневался, что Хиллиард придет. Этот человек не допустит, чтобы публично нанесенное ему оскорбление осталось без возмездия, поэтому обитатели замка готовились к этому событию, обсуждая оборонительную тактику, проверяя самострелы, начищая и смазывая кинжалы и шпаги и размышляя над чертежом нового оружия. Пока стояла холодная погода, мужчины совершенствовали свое боевое искусство, всей душой отдаваясь этой военной игре, и зал постоянно наполнялся звоном клинков и громкими возгласами. Держась на безопасном расстоянии, Илис с интересом наблюдала за мужчинами, своим веселым смехом внося вклад в общий шум. Создавалось впечатление, что ее присутствие вдохновляет мужчин на шалости и озорство, и более молодые из них из кожи вон лезли, чтобы добиться ее похвалы. Максим не беспокоился, когда Джастин и Шербурн демонстрировали перед ней свое мастерство и отвагу, так как знал, что она полностью принадлежит ему. Джастин довольно часто начинал проказничать, атакуя Кеннета, но тот вполне добродушно принимал его поддразнивания и отвечал тем же.

А вечерами мужчины собирались в каком-нибудь отдаленном углу зала, подальше от прислушивавшейся фрау Ганс, и обсуждали план обороны. У Илис же вошло в привычку удаляться к себе в спальню и ждать мужа, и иногда, когда она принималась за вышивание или, в случае необходимости, штопала одежду мужчин, ее нежный голосок наполнял замок пением. Мягкая мелодия, казалось, снимала напряжение с мужчин, и они начинали говорить приглушенно, не желая спорами разрушать атмосферу умиротворенности. Максим и не догадывался, что приятный, способный успокоить его голос звучит для фрау Ганс подобно отвратительному скрежету. Брови экономки почти всегда, чем бы она ни занималась, были сердито сдвинуты, а губы беззвучно шевелились — это она давала себе страшные клятвы или молилась своим богам.

Герра Дитриха, напротив, пение Илис только вдохновляло, и он начинал негромко ей подпевать. Если мелодия была легкой и веселой, он принимался отбивать ритм ложкой по котелку или перебирал ногами, словно танцуя. Иногда он ловил на себе удивленный взгляд Максима и отвечал ему радостной улыбкой и покачиванием головы, что должно было означать восхищение голосом госпожи.

Когда ярость снегопадов и ветров истощилась, мужчины прокопали дорожки в высоких сугробах, чтобы добраться до внешних стен, конюшни и развалин казармы и склада. Они долго рылись среди камней, пока не нашли все необходимое для создания нового оружия. Они отдирали доски и складывали их под навесом для просушки. Кусочки железа были собраны в ведра и поставлены рядом с бочонками с порохом. Они натаскали толстенных бревен и камней, в своем энтузиазме не оставив в покое ни одну надворную постройку.

В подвале склада были обнаружены глиняные котелки с салом, которое слили в огромные железные чаны. Чаны подвесили на металлические рамы, сконструированные Спенсом, и развели под ними огонь. Когда содержимое чанов остыло, их накрыли тяжелыми крышками, чтобы уберечь от влаги, а потом еще раз нагрели на медленном огне.

Спенс принял на себя обязанности кузнеца и, устроившись в конюшне, приступил к изготовлению наконечников для копий и стрел, а также тяжелых стрел для самострела. Искренняя любовь Спенса к животным и настороженное отношение к северному климату заставили его, пока хозяин находился в Любеке, несколько раз съездить в Гамбург и запастись фуражом и сеном. Поэтому буран никак не отразился на рационе животных и на чистоте в стойлах. Теперь же звон железа и рев огня в горне смешивались с удовлетворенным чавканьем, которое ласкало слух трепетно заботившегося о скотине Спенса.

В своих девичьих мечтах о любви Илис никогда не представляла, что какой-то Богом забытый замок, построенный на вершине холма и отрезанный от всего света глубокими сугробами, станет для нее раем. Многие вечера провела она, уютно устроившись на коленях у Максима, который сидел у камина. Накрывшись меховым покрывалом, они негромко разговаривали. Их беседы нередко нарушались долгим молчанием. Когда огонь в камине начинал гаснуть и холод загонял их в постель, они забирались в свое теплое гнездышко и проводили такие ночи… О! Никакой фантазии не хватило бы, чтобы представить эти ночи.

Но неизбежно приходило утро, дни складывались в недели, недели — в месяц, и наступало новое время года. Илис было грустно оттого, что время нельзя остановить. Впервые в жизни ее страшило приближение весны.

Прошел месяц, а замок все еще оставался недоступным. В скованном холодом пространстве за стенами замка царила морозная тишина, словно весь мир и его обитатели затаили дыхание в ожидании чего-то ужасного. Редкие порывы ветра качали ветви деревьев, сбрасывая с них снег, который, опадая, сверкал в лучах солнца. В зарослях летали птицы в поисках семян и замерзших ягод. По веткам скакали белки, а однажды к вскрывшемуся ручью осторожно приблизился одинокий олень.

С каждым днем, по мере того как солнце все выше поднималось над горизонтом, вытесняя суровую стужу, становилось все теплее. У Илис, наблюдавшей за тем, как пылинки медленно кружатся в танце, сверкая в солнечных лучах, проникавших в комнату через неровное стекло, по спине пробежали мурашки. Сегодня утром Максим затопил камин и вымылся. Пока она сама устраивалась в ванне, он успел вытереться и одеться. Поцеловав ее и ласково проведя рукой по ее намыленной спине, он ушел, сказав, что якобы собирается потренировать застоявшегося Эдди. И хотя сейчас в комнате было довольно тепло, Илис сотрясала дрожь. Где-то в нижней части живота образовался холодный комок, она слишком хорошо понимала, что началось патрулирование окрестностей замка.

Илис еще глубже погрузилась в воду и оглядела комнату, мысленно перебирая события последних месяцев. С тех пор как она покинула Англию, в ней многое изменилось. Она стала женщиной в самом широком смысле этого слова. Она наслаждалась своей любовью, переполнявшей ее сердце. Максим, будучи любящим, заботливым и нежным мужем, удовлетворял всем ее самым смелым запросам и требованиям. Огонь страсти, пылавший в его чувственной натуре, зажигал желание в ней самой. Одного его взгляда было достаточно, чтобы ее сердце забилось быстрее, но даже в этом не было необходимости. Стоило ей посмотреть на его широкую спину, увидеть его мускулистую фигуру, особенно когда он был раздет, и в ней уже поднималось приятное томление.

Улыбка тронула губы Илис. Она намеренно вызвала в памяти образ мужа — широкие плечи, мускулистая грудь, узкие бедра, длинные ноги. Когда у мужчины такая внешность, трудно не восхищаться им. Он всегда ухмылялся, когда ловил ее преисполненный любопытства взгляд, и его глаза начинали блестеть, в них появлялось многозначительное выражение. Его нежные уроки любви пробуждали в ней неистовую страсть, заставляли ее тело гореть в бешеном огне.

Внезапно у Илис расширились глаза, и она резко села. Наклонив голову, она принялась медленно считать на пальцах. Неужели это возможно? Она посчитала еще раз, более внимательно. Неужели это правда?

Какая же она глупая, если сомневается! Остерегайся постели и страстных ласк мужчины! Ведь именно такими словами пожилые дамы предупреждают своих дочерей. Но там, где царит любовь, все несет в себе удовольствие… даже этот крохотный и уже такой дорогой комочек зародившейся жизни.

На ее лице появилась загадочная улыбка, когда она принялась вспоминать о тех многочисленных ситуациях, при которых это чудо могло стать реальностью. Трудно, конечно, с точностью определить день и час, но ведь в этом нет надобности. Каждое воспоминание стоило того, чтобы бережно хранить его.