"Восточная мадонна" - читать интересную книгу автора (Мендельсон Роберт)

2

Глухо ударившись о сырую землю, он непроизвольно выругался. И тут, одновременно с шелковой дымкой над молодыми побегами риса, Клэй вблизи увидел то место, которое узнал, как поле боя. Ему достаточно часто показывали аэросъемку этого места, но тогда оно не выглядело враждебным. Он собрал свой парашют и с легкостью закопал его в мягкую землю. Это была территория Вьетконга. Кто-то, должно быть, увидел его приземление, и скоро они начнут его искать. В лучшем случае его пристрелят сразу, иначе – будет гораздо хуже.

Он лег на спину и вытащил из кармана карту. Полковник Клэйтон Уэйн-Тернер, ВВС США. Там была и фотография его лодки, с голыми мачтами и на якоре. Ему нечего было тут делать, играя в прятки с кучкой красных. Если бы не эта дурацкая ракета теплового наведения, он был бы далеко от всего этого: бродил по людным улицам Бангкока, где все иностранцы выглядят одинаково, или направлялся в один из роскошных отелей Паттая-Бич, этой пестрой линии песка в Таиланде – за шестьсот миль к юго-западу отсюда. Вся эта идея была чистым безумием. И сам он, должно быть, рехнулся.

У его лица с писком пролетел москит, и он почувствовал зуд на лбу. Стоял душный послеполуденный зной. От него, наверное, воняло, как от черта. Господи, ну почему они просто не придут и не прикончат его!

Скоро о его судьбе узнают. Никто и не подумает, что ему удалось выжить после всего этого. За пару минут до приземления он видел, как его самолет вонзился в землю и взорвался. Через несколько дней по нему отслужат заупокойную молитву. Эта мысль неожиданно развеселила Клэя. Теперь он сможет стать настоящим героем – после многолетних попыток добиться этого. Учитывая то, кем он был, о нем наверняка будет много разговоров. Дома до сих пор с интересом читали обо всем, что связано с именем Уэйна-Тернера.

Он поймал себя на мысли, что хорошо бы его отсутствие заметили поскорей. Чтобы сообщили его жене. При его звании и происхождении это, видимо, будет означать личный визит к ней. Мардж это понравится. Ей понравится быть в центре внимания, поскольку в его присутствии она всегда оставалась в тени. А может быть, и нет. Она, наверное, в Париже в это время года.

Клэй проследил взглядом за москитом и поднял руку, чтобы прихлопнуть его. Звенящий звук прекратился после того, как насекомое, пролетев мимо уха, уселось на скулу. Удар ладонью прозвучал громче выстрела, однако жужжание возобновилось. Он вновь промахнулся и решил, что теперь зудит там, куда он ударил в первый раз. Со всех сторон ему мерещились гуки, но, взглянув на холмы, он никого не увидел.

Ему показалось, что он уснул, когда раздались голоса. Он услышал их почти с облегчением. Вытащив из кобуры пистолет, он поднял голову над нежной зеленью побегов. Прежде чем они возьмут его, он немного постреляет. И на этом все кончится. Воздух был неподвижен. Он задержал дыхание и тут увидел врага, но спустить курок не торопился. В этот час все в долине происходило словно в замедленной съемке. Ему показалось, что солнце застыло на месте, и тут он осознал, что целится в женщину.

Не может быть, подумал он, видя ее силуэт сквозь пелену усталости и в то же время понимая, что не ошибается. Ее волосы были длинными и неподвижными, как сам этот день. Не время колебаться, подумал он, и закрыл правый глаз, чтобы прицелиться. Но тут тупой удар по затылку напомнил ему, что он забыл посмотреть назад. Залитая солнцем долина, на которую глядел Клэй, провалилась во мрак.

Вот так они встретились. Они были гораздо больше, чем просто враги, но не догадывались об этом. Я предполагаю, что они смотрели друг на друга с любопытством, подозрением и чем-то вроде ненависти. Я и сам испытывал похожее чувство, когда мне приходилось задавать вопросы только что пойманному вору или убийце. Когда ты впервые сталкиваешься с ним лицом к лицу, то чувствуешь некоторое удивление, может быть, даже неосознанный страх. Ты представлял себе его и так и сяк, ты планировал свое поведение. А потом стрельба закончена, и он – перед тобой. Ты забываешь все, о чем думал и что хотел сказать. Ты – в состоянии шока. Ты делаешь глубокий вдох и начинаешь все с начала.

До того момента эти двое ничего не знали друг о друге. Он был агрессором, который сейчас должен был превратиться в узника. Она была из тех, кого в его народе называли «гуки». Он был мужчиной, она – женщиной. Они не могли быть более разными.

Я не психолог. Я видел его всего лишь дважды. А разговаривали мы только один раз – вот и все. Но я знаю все, что о нем можно знать. Мне пришлось слышать о нем днем и ночью, в течение месяцев после его вынужденного прыжка в долину. В тот день ему было каких-то тридцать шесть лет – полковник военно-воздушных сил Соединенных Штатов, человек, который запутался в себе.

Одни рождаются от любви, другие – от разочарования или отчаяния, но он был рожден по необходимости и в ненависти. Возможно, это звучит напыщенно, но это – правда. Говорят, что его родители просто терпели друг друга и свой брак до тех пор, пока он не появился на свет. Когда же это произошло, все полетело к чертям. Остаток детства ему пришлось быть призом в смертельной схватке между родителями.

Клэйтон Уэйн-Тернер был благословлен ветвями двух фамильных дерев, покрывших весь юг от Ньюпорт-Ньюс до Огасты. В свое время Уэйны и Тернеры были фермерами-хлопководами, банкирами, биржевыми брокерами и офицерами военно-морского флота. Они были везде и занимались всем. Поскольку их прямые наследники принадлежали к противоположным полам и не имели видимых обязательств где-либо еще, брачный союз между двумя семействами стал неизбежен. Деньги липнут к деньгам, как сказал мне старик, который в ту пору был еще мальчишкой. Их громкие имена определили все, добавил он. До тех пор, пока я не стал докапываться до корней Клэя, я считал, что только нам, англичанам, дурманит голову принадлежность к высшим сословиям.

Никто и не подумал спросить у главных действующих лиц об их чувствах. Был составлен, согласован и подписан договор в духе европейских традиций XIX века, и в ознаменование этого события подняты бокалы с шампанским. Раскаленные телеграфные провода гудели об этой новости по всем концам страны. Молодые люди встречались в обществе еще до того, как все было решено, и, насколько я понимаю, небо не озарилось от этого события.

Возможно, они даже испытывали неприязнь друг к другу, но большие деньги вкупе со средневековой традицией заставили их соединиться. Первая мировая война оставила много великовозрастных наследников и мало возможностей для того, чтобы нести свои гордые имена в будущее. Поэтому без слова протеста, после пышной светской свадьбы, которую почтили своим присутствием четыре сенатора и губернаторы двух штатов, Эмма Кейт Уэйн и Кейт Клэйтон Тернер были объявлены мужем и женой. Стоял 1934 год – год, когда я вступил в британскую армию, чтобы выучиться дисциплине и посмотреть на мир.

Первая брачная ночь не завершилась тем, чем положено. От одного надежного человека в доме я узнал, что новобрачные спали в разных постелях. А на следующее утро они отправились в Европу проводить там свой медовый месяц. Путешествие должно было быть долгим. Уэйны-Тернеры вернулись в свое гнездышко только к концу Олимпийских игр в Берлине, предварительно – по телеграфу из нацистской Германии – сообщив о появлении на свет Клэйтона. Об этом тут же раструбили все без исключения светские издания, хотя и без подробностей – не было указано даже место рождения. Мне сказали, что это было единственным секретом, объединявшим родителей Клэя. Сам он узнал обстоятельства своего появления на свет лишь много лет спустя и только благодаря случайности.

Оба семейства стали соревноваться в расходах, пытаясь завоевать его привязанность. Пожилые родственники появлялись с визитами каждый день, и Клэя никогда не оставляли в покое. Они говорили о нем между собой, но им было почти нечего сказать ему самому. Ему приходилось благодарить каждого за подарки, которые они приносили. Он должен был одаривать их своей ангельской улыбкой, когда они входили в дом. Церемонно склонив голову, он был вынужден смирно стоять на их похоронах. К тому времени, когда Клэю исполнилось шесть лет, он уже вполне освоил искусство притворства.

Поскольку учили его дома, у него никогда не было возможности отыграться на учителях. Он был слишком высок для своих лет и для армии нянек, его безупречные манеры и имя, которое он носил, пугали других. Даже в тех редких случаях, когда он встречал своих сверстников, Клэй был неразговорчив. Любая его прихоть исполнялась незамедлительно: и деревянные лошадки, и живые лошади, и игрушечные гоночные машины буквально сыпались к его ногам. Его будущее, как говорили ему все, было обеспечено и спланировано таким образом, что его хватило бы на три человеческие жизни. Клэй никогда не спорил. Он был вежлив и послушен. Он не повышал голоса. Его никогда не били. Ему стало казаться, что он не может быть не прав.

Зная его историю, я не могу осуждать его за это. Клэя было некому направлять. Из-за пропасти, возникшей между родителями, их противоположные влияния на него сводились к нулю и только усиливали его одиночество. Никто не поощрял его всерьез воспринимать учителей, перед ним не было примеров, которым он мог бы следовать, и идолов, которым стоило бы подражать. Терпимость, которую исповедовал его дед по отцу, рассматривалась его матерью лишь как слабость.

Когда японцы напали на Пирл-Харбор, Кейт Тернер ушел на войну. И однажды во время короткой побывки на берегу он увидел, как семилетний Клэй мучит сына садовника. Я полагаю, весь этот инцидент возник из-за велосипеда, который подарили мальчику, – аккуратно собранного из кусков и деталей, найденных вокруг дома.

Кейт, уже готовый к отъезду на вокзал, а оттуда – в Ньюпорт-Ньюс, наблюдал за этой сценой из окна своей спальни и побежал вниз, чтобы объясниться с сыном. Это был первый случай, когда Клэй получил выволочку за плохое поведение, и он стал последним. Оставив за спиной нераскаявшегося сына, Кейт Тернер присоединился к своему кораблю в его путешествии через Панамский канал прямо на дно Тихого океана. До конца своей жизни Клэй запомнил тот унизительный для него случай с велосипедом и то, как защищала его мать. Она называла своего никчемного, одетого в военную форму мужа «любителем черномазых» и на какое-то время после этого превратилась в глазах сына в ангела. Она так и не попрощалась с мужем.

Несомненно, школьные годы не изменили Клэя в лучшую сторону. К семнадцати годам его характер уже окончательно сформировался. Он был молодым человеком, нестесненным в средствах и с радикальными взглядами. Люди, знавшие его в колледже, говорили, что он был умелым моряком и завоевал не один кубок. По их словам, он был спокойным, холодным и высокомерным сукиным сыном. Его воспоминания об отце поблекли, и в то же время, из-за увлечения матери алкоголем, испарилось его уважение к ней. Дружки, которых она выбирала, спускали ее денежки в злачных местах Атланты без ее ведома и без нее самой. Не осталось никого, кто мог бы обуздать его растущую нетерпимость ко всему и вся. В то время, как ВВС учили его летать, ему хватало ума скрывать свои взгляды под маской обаяния и юмора, и о них знала только жена. Он женился в двадцать четыре года, за двенадцать лет до того полудня, когда его увидели прыгающим из горящего самолета.

Я читал Библию, и когда услышал о том, что случилось в тот день, я невольно подумал: когда-то тьма покрыла Израиль в день смерти Иисуса. Теперь солнце скрылось в Юго-Восточной Азии. Мрак воцарился в долине. Это случилось именно там и тогда, где Клэй и Бернадетт впервые увидели друг друга. Мне рассказал об этом Минь Хо – вьетконговец, бывший когда-то поэтом. Впоследствии этот человек сыграл большую роль и в моей жизни. Он стал моим мучителем, но сейчас я предпочитаю не думать о нем. Минь Хо. При одной мысли о нем по спине бегут мурашки. Ну да ладно, ведь я рассказываю не о себе, а о Бернадетт и Клэе.