"Восточная мадонна" - читать интересную книгу автора (Мендельсон Роберт)32Могу ли я забыть то утро? После разговора с господином Пателем я не мог уснуть. Я подвел его, но он не сказал мне в упрек ни слова. Наоборот, в его голосе слышалось сочувствие. Даже когда он говорил о Минь Хо, в его словах я почувствовал заботу и внимание: «Выполняйте его приказания. Он скажет, что делать». Он пытался приободрить меня в трудную минуту. Тогда я еще не знал, что скоро моя жизнь круто изменится. Я был в отчаянии. Мне не помогало снотворное, оно лишь усиливало депрессию. Я мог только ждать. Ждать каких-либо известий. Но никто не звонил и не приезжал, хотя я безвылазно сидел в отеле. Я попросил принести расписание всех поездов на всех железных дорогах. Я изучил все шоссе Швейцарии, все авиалинии, мой гостиничный номер стал похож на командный пункт, увешанный картами и графиками. Три дня, измученный и опустошенный, я просидел в четырех стенах, как в тюремной камере. Звонки к Пателю ничего не дали – номер не отвечал, а своих бывших коллег в полиции Гонконга я побеспокоить не решился. Странно, но после десяти лет совместной работы, после всего, что нам пришлось хлебнуть в послевоенные годы, сейчас я чувствовал себя аутсайдером. Даже не хочется вспоминать те времена: японская оккупация, массовое бегство европейцев и безысходная покорность местных жителей пришельцам из Страны восходящего солнца. Чан Кайши и Мао Цзедун героически дрались с японскими оккупантами, сделав нас – союзные войска – посмешищем в глазах всего мира. Когда мы вошли в Гонконг, я пошел на службу в полицию. Там работы было хоть отбавляй, и можно было сделать неплохую карьеру. Через некоторое время я дослужился до чина инспектора полиции, имея на своем счету несколько удачных операций, но в один «прекрасный» день моя карьера закончилась. Однажды таможенники арестовали партию кокаина и оставили ее на складе в порту. Я командовал подразделением, которому было поручено охранять склад до следующего утра, когда захваченный кокаин должны были сжечь. И вот, вечером, когда я сидел в баре, ко мне подошел китаец, у которого я снимал квартиру, и предложил мне толстую пачку денег. За это он попросил всего-навсего, чтобы мои люди на один час покинули склад. Все равно, сказал он, власти продадут этот груз на сторону, так что пусть лучше деньги достанутся тому, кому они нужнее. До сих пор не пойму, какой бес меня попутал, но я согласился. Мы устроили вечеринку прямо там, на складе, китаец прислал нам самых хорошеньких девушек, музыкантов и отличное угощение. Потом кто-то предложил продолжить веселье в чайной в двух кварталах от порта. Мы провели там два часа, ребята были довольны, а когда мы вернулись, склад был пуст. На следующий день меня уволили, и мой начальник сказал, что я должен быть благодарен хотя бы за то, что не попал за решетку. Черт возьми, неужто в мои-то годы я стану лукавить? Конечно, я погнался за деньгами. Тогда многие делали миллионы на подобных делах, ну я и купился. Только одного я не знал – что мой непосредственный начальник получил за эту операцию гораздо больше, чем я, и очень скоро вышел в отставку, став преуспевающим бизнесменом. А я остался без работы и несколько месяцев слонялся по городу, как последний лентяй. Чтобы как-то поддерживать физическую форму, я стал ходить в спортзал и там познакомился с господином Пателем. Через несколько дней после нашей первой встречи он предложил мне работу. Я возглавил охранную службу его компании, и между нами установились дружеские отношения. Господин Патель помог мне выгодно вложить мои сбережения, и через пару лет я стал вполне обеспеченным человеком. Все эти годы я работал так, что мне не в чем было себя упрекнуть, и вот теперь в Швейцарии случился такой прокол. Так что сиди, милый, взаперти и жди дальнейших распоряжений. Прошло три мучительных дня, и в одно прекрасное утро в комнату ко мне входит, что называется, без доклада этот самый Минь Хо. Такой невзрачный, небольшого роста вьетнамец в очках. Лицом вроде бы ничего, но в глазах что-то такое, отчего мне сразу стало не по себе. Он смотрел как бы сквозь меня, и от этого взгляда по спине бежали мурашки, как от холода. Впрочем, скорее от страха. – Садитесь, пожалуйста, – предложил я. – Хотите кофе? – Я – Минь Хо, – заявил он, не утруждая себя излишней любезностью. – Я берусь за это дело. И протянул мне визитную карточку господина Пателя с его собственноручной подписью. – Я собирался встретить вас в цюрихском аэропорту, – начал было я, но он не проявил к моим словам ни малейшего интереса. В руках у него была дорожная сумка. – Я расположусь в спальне, а вы здесь, – довольно грубо оборвал он меня. – Поставьте свою кровать сюда. – Он, похоже, привык командовать. – Не будем тратить деньги господина Пателя на излишний комфорт. – Может быть, вы хотите позавтракать? – Нет, – отрезал он. – Что вы можете сказать о последних передвижениях американца? Он, вероятно, хотел, чтобы я чувствовал себя неловко. Не знаю, почему он вел себя именно таким образом, но с первого же момента, как он вторгся в мою жизнь, этот вьетнамец был донельзя возбужден и заражал меня своей нервозностью. Он был несчастным человеком, это было видно. Кто он, откуда? В общем, меня это не касалось, так как его прислал господин Патель, и у него, видимо, были свои резоны. Я привык доверять господину Пателю, а он сказал, чтобы я во всем слушался Минь Хо. Своим напором, постоянной злостью и грубостью он действовал на меня как удав на кролика. Все мои попытки как-то смягчить его, сделать ему что-то приятное оканчивались ничем, и я все время чувствовал себя круглым идиотом. Я рассказал ему обо всех событиях предыдущих дней, не упустив ни малейшей подробности. Мы даже проехались на пароходе по озеру и зашли в тот ресторанчик, где побывал полковник. Короче, прошли его маршрутом. В ресторане у нас произошла размолвка по поводу обеда. В те годы я очень любил поесть, и, несмотря на недовольство Минь Хо, все-таки пообедал. Шаг за шагом, медленно, но верно, Минь Хо прибирал меня к рукам – это чувствовалось буквально во всем, и, надо сказать, делал это весьма профессионально. Он не только командовал всей операцией, но стремился парализовать мою волю. Вечером, когда мы возвратились с прогулки по маршруту полковника, Минь Хо заявил: – Блумфилд, ты не должен был дать ему уйти. – Что и говорить, я плохо сработал. По-моему, они все-таки знали обо мне. Она первая меня раскрыла. – Ты заметил близость в их отношениях? Странный вопрос. Я сказал, что не могу судить об их отношениях, поскольку находился от них на приличном расстоянии и не слышал, о чем они говорили. Нельзя было не заметить, что Минь Хо слушал меня с напряженным вниманием. – Об этом можно было бы догадаться по их движениям. Он обнимал ее? – Я не заметил. – Господин Патель говорил о тебе как о классном сыщике. Как ты думаешь, они остались в Швейцарии? – Вряд ли. Здесь слишком тесно, а им известно о нашем присутствии. – Думаешь, они все еще вместе? – Пятьдесят на пятьдесят. И все-таки хотелось бы знать, почему господин Патель так интересуется ими. – Тебя это не касается. Конечно, он был прав. Я получил четкий приказ – во всем повиноваться Минь Хо, а остальное меня не касалось. В первый день Минь Хо дал мне понять, что проку от меня нет никакого. Я чувствовал себя полнейшим идиотом, выкладывая перед ним все, что мне было известно, и видя, как он внимательно меня слушает, делает вид, будто я плету всякую чушь. – Куда, по-твоему, они направились? – Наступает летний сезон – могут поехать куда угодно. Думаю, они выберут какое-нибудь оживленное место: Италию, Средиземноморье, Северную Африку или Испанию. В это время всюду светит солнце, гуляй хоть по всему континенту. Полковник любит море, поэтому мне кажется, он предпочтет остановиться там, где ходят пароходы. – Это ничего не дает. Ищи ветра в поле. – Если бы мы знали, на чье имя у него паспорт, задача значительно упростилась бы. Вы не хотите, чтобы я слетал в Гонконг? – Когда захочу, тогда дам тебе знать. По-моему, у него канадский паспорт. – Откуда вы знаете? – Яхта, на которой он прибыл в Гонконг, была зарегистрирована в Канаде. Если нам удастся узнать, кому она принадлежала, то сможем выяснить и имя в паспорте. Хозяин яхты исчез. Думаю, американец прикончил его. – Маловероятно. Он не сделал бы этого, поскольку находится в бегах. Слишком явная улика. – Послушай, Блумфилд, они приплыли в Гонконг морем. По пути он мог выбросить канадца за борт – мог произойти любой несчастный случай. – Несчастный случай? Это возможно. Во всяком случае, эту версию стоит проработать. – Выясни насчет яхты. – Завтра же утром позвоню в контору «Ллойдз» в Лондоне – у них может найтись список застрахованных судов. – Нет, лучше сам поезжай в Лондон. А я побуду здесь. – Можно еще проверить в банке. – В каком? – Американец здесь заходил в банк. – Проверь прямо с утра. – Это не так просто. В этой стране строго охраняют секретность вкладов. – Как-нибудь справимся. Ты лучше отправляйся в Англию. – Как называлась яхта? – «Слава Богу», – ответил вьетнамец, и я чуть не рассмеялся. – Утром вылетаю. А сейчас неплохо бы поужинать. – Ты думаешь о чем-нибудь, кроме еды? – чуть не набросился он на меня, но я сделал вид, что ничего не слышал, и поспешил удалиться. На свежем воздухе я почувствовал себя не таким дураком и решил пройтись по городу, надеясь, что, когда я вернусь, Минь Хо уже будет спать. Хватит с меня на сегодня. В Англии я не был с войны, но нынешняя поездка не доставила мне удовольствия. Может быть, потому, что я провел в Лондоне всего сутки. Город показался мне грязным, безликим, огромным скопищем людей с чрезвычайно серьезными лицами – вот, пожалуй, и все впечатления. В «Ллойдз» меня встретили любезно, но помочь ничем не смогли. Судно, вероятно, было застраховано в Канаде, сказал мне служащий и обещал сделать запрос. Короче, я съездил напрасно. Несколько раз я пытался дозвониться до господина Пателя, но в офисе никто не отвечал, а домашний номер телефона мне не дали. Минь Хо встречал меня в цюрихском аэропорту со своей вечно недовольной миной. На поезде мы доехали до Зуга и около часу бродили вокруг вокзала. Минь Хо заговаривал с прохожими по-французски. – Попробуй встать на его место, – рассуждал он. – Полковник – не обычный турист, он скрывается от преследования. К сожалению, он заметил тебя. Так что в этой игре от тебя мало пользы. – Вы хотите, чтобы я вернулся в Гонконг? – Повторяю еще раз – когда я захочу, чтобы ты что-то сделал, я тебе скажу. – Для начала мы должны четко представить себе, каким путем он мог уехать отсюда. – Ну вот, впервые пошевелил мозгами. Что ты предлагаешь? Я обрадовался. Наконец-то он стал относиться ко мне как к живому человеку. Смешная штука – когда работаешь под чьим-то началом и привыкаешь исполнять приказы, у тебя развивается рабская психология. Ты изо всех сил пытаешься угодить, ублажить, ты сносишь обиды и унижения, но стоит тебе хоть раз услышать комплимент, как ты расцветаешь, забыв о всех обидах, и начинаешь урчать, как сытый кот. – Машину напрокат он взять не мог, на поезде он не поехал – мы опросили всех возможных свидетелей. Значит, он взял такси. Городок этот маленький, и таксист наверняка запомнил бы пассажира, поскольку маршрут должен был быть необычно длинным. Но все-таки нельзя исключить, что они арендовали автомобиль. Скоро мы это выясним. – Для этого у него должен был быть паспорт… – Он мог взять машину на ее имя. Или на свое настоящее – господин Патель выдал ему дубликат его настоящего паспорта. Не мог же он предъявить в банке чужой паспорт. – Вполне возможно. Но в Гонконге он не пользовался паспортом на свое имя. Никакой Уэйн-Тернер там не появлялся – господин Патель проверял. Полагаю, что он ездит по канадским документам. Он убил канадца. Короче, он – убийца. – Почему вы так уверены в этом? – Потому что он летчик ВВС. – Да нет же, при чем тут это! Поверьте, я видел его, и у меня не сложилось впечатления, будто полковник – хладнокровный убийца. К тому же с ним была женщина. Она бы этого не допустила. – Она не просто женщина, а солдат вьетконга. Их учат убивать. – Я все-же думаю, что с канадцем произошло что-то другое. – Канадец был убит. – Почему вы так уверенно повторяете одно и то же? – Мне не хотелось вас огорчать, Блумфилд. Я знаю, вы были в хороших отношениях… – С кем? Помилуйте, Минь Хо, что вы говорите? – Ваш американец убил господина Пателя. Меня ударило словно громом, в голове все перемешалось. «Когда?» – только и смог я произнести. – Накануне моего отъезда из Гонконга господина Пателя зарезали в его кабинете. – Как? Этого не может быть. Он же был здесь. Господи, нет, не может этого быть. – Ты слышал о его друге – капитане Нью из армии Южного Вьетнама? Так вот, Уэйн-Тернер заплатил ему за это убийство, но истинным убийцей я считаю американского полковника. А Патель был порядочным человеком. – Во что бы то ни стало мы должны найти его, Минь Хо. Не могу понять, что связывало с ним господина Пателя. – Что бы их ни связывало, это уже не имеет значения. Теперь наша задача – довести это дело до конца. Американец должен понести наказание за убийство, даже если мы больше ничего о нем не узнаем. Выскочив на улицу, я бросился на центральный почтамт и позвонил в Гонконг своему бывшему коллеге, который подтвердил все, что сказал мне Минь Хо. Действительно, Патель был зарезан в своем кабинете. Никаких улик у следствия нет – ничего, что могло бы навести на след убийцы. Вот и все. Теперь никто не поздравит меня с Рождеством, никто не приободрит в трудную минуту, не спросит, как здоровье. Патель был добрым человеком. А его убили. – Прими мои соболезнования, я знаю, что ты любил его. – Кроме него, у меня не было родных, – ответил я. – Дай мне знать, если понадобится моя помощь. По-моему, всю ночь я бродил по городу. Не помню, где, потому что переходил из одного бара в другой и еле держался на ногах, а утром Минь Хо обнаружил меня сидящим на лавочке на берегу озера. Неожиданно вынырнув из утреннего тумана, он подошел и сел рядом со мной. Мысли, одна мрачней другой, крутились в моей голове. Одиночество навалилось на меня, и если бы я не оставил пистолет в гостинице, то, конечно же, что-нибудь с собой сделал. Я не мог простить себе, что огорчил Пателя во время нашего последнего разговора, и теперь, сидя на лавке с бутылкой виски в руках, я говорил с самим собой. – Ты думаешь о самоубийстве? – тихо спросил Минь Хо, обняв меня за плечи. В тот момент он показался мне человечным, а я застыл в отчаянии и плакал, словно ребенок, не найдя утешения. – Не знаю. – Доверься мне, Блумфилд, и крепись. |
||
|