"Поруганная честь" - читать интересную книгу автора (Харт Кэтрин)

5

— Что вы здесь делаете?

Внезапное появление Опал и резкий тон поразили Джейну, которая в это время стирала пыль с книжных полок. В окна кабинета струилось вечернее солнце, и на долю секунды, прежде чем Опал смогла взять себя в руки, Джейна заметила на лице женщины резкую неприязнь и что-то, похожее на подозрительность.

— О Боже! Вы меня напугали до полусмерти! — воскликнула Джейна, машинально поднося руку к горлу. — Я закончила протирать мебель в гостиной и не предполагала, что вы будете возражать, если сотру пыль и тут. Просто мне нужно чем-то себя занять, понимаете? Чтобы не думать все время о Меган. Иначе невыносимо сидеть и размышлять о том, когда они найдут ее и в каком виде.

Лицо Опал смягчилось, и на нем появилось сочувствие.

— Я понимаю, дорогая. И прошу прощения, если была резковата. Просто здесь никто не имеет права убираться, кроме меня. Кирк очень ревниво относится к тому, как лежат вещи в этой комнате, поскольку использует ее как свой кабинет.

— ах, да я ничего не трогаю, поверьте, — заверила ее Джейна. — Просто я не привыкла бездельничать. Почти каждый день я убираю всю гостиницу, а там полно комнат. Конечно, мне помогает Меган. — Лицо Джейны сморщилось, а из глаз хлынули слезы. — О Боже! Опять я о ней! — зарыдала она, вытирая глаза краем фартука.

Протягивая руку к следующей книге, она случайно взглянула на Опал и удивилась тому, что женщина внезапно побледнела. Понятно, что мать Кирка сочувствует ей, даже сожалеет о похищении будущей снохи, но почему она так внезапно побледнела?

Опал торопливо взмахнула рукой, словно желая остановить Джейну, затем быстро подошла к ней и взяла за локоть:

— Помогите мне с обедом, если вам хочется чем-то заняться. Старая комната слишком угрюма, в вашем состоянии вам тут будет неуютно. — И она потащила ее с табурета, подальше от полок, прежде чем Джейна успела вытереть пыль со следующей книги.

— Я видела комнаты и похуже, — пробормотала Джейна, успев мельком заметить светлые пятна над камином, где обычно висят портреты. — Поразительно, что мы не видим, как портятся стены, пока не снимем портрет или еще что-нибудь, висевшее на них. Лишь тогда бросается в глаза, как потемнело от копоти все вокруг.

— Да, да… верно, — пробормотала Опал. — До недавнего времени тут висели три картины, среди них портрет моего брата. Это был его дом, а потом Кирк унаследовал его после смерти Марка. Мы сняли картины, чтобы протереть их. И когда я увидела, насколько нуждаются в ремонте стены, решила не вешать их на место, пока комната не будет оклеена новыми обоями.

— А имя вашего брата — Марк Монтгомери? Опал заметно вздрогнула, губы на худом лице сложились в тонкую полоску.

— Ну да. Откуда вам известно? Это Кирк сказал об этом?

— Нет, я просто вспомнила, как миссис Хиггинс что-то говорила насчет того, что это дом Монтгомери. И Кирк, казалось, был недоволен, что она до сих пор так его называет.

— Прошло уже два года. Пора бы уж людям привыкнуть, что теперь этот дом принадлежит Кирку.

Джейна кивнула:

— А у вашего брата не было своих детей? Он не был женат?

— Жена Марка умерла за несколько лет до него, и Марк больше не женился. Он попросил меня и Кирка переехать в этот дом и научил его всему, что требуется, чтобы тот мог управлять фермой после его смерти.

— Видимо, он очень ценил вас обоих, — заметила Джейна.

Странное выражение, почти усмешка, промелькнуло на лице Опал.

— Не думаю, что Марк и впрямь сознавал, какие огромные возможности он вручил Кирку, и с какой выгодой мы сможем ими воспользоваться, — заявила она самодовольным тоном. — Ах ладно, довольно о прошлом. Пойдемте готовить обед к возвращению мужчин. Быть может, они привезут с собой вашу дочь. — Опал обняла худой рукой плечи Джейны. — А я ничего не имею против того, чтобы вы помогали мне по дому, если вам от этого лучше. Просто обещайте, что вы больше не станете заходить в этот кабинет. Кирк считает его своим личным владением и расстраивается, если даже я захожу сюда, чтобы убраться.

Блейк пребывал в мрачном настроении и не собирался мириться ни с какими дерзкими выходками Меган, когда подошло время ужина.

— По-моему, если мы оба хотим остаться в живых, готовить придется мне. Однако и тебе тоже не мешает поучиться кухонным делам. Встань сюда и смотри.

Он готовил еду, наставляя ее, что и как, а Меган изо всех сил старалась не расхохотаться. Он учил ее, как печь легкие пышные оладьи, как жарить картофель, чтобы он не подгорел, сколько жира класть на сковороду, на каком огне готовить разные блюда. Он даже показал ей, как сделать приличный кофе.

— Завтра я покажу тебе, как приготовить тушеное мясо, — сухо пообещал он. — И как только ты ухитрилась дожить до такого возраста и не научиться готовить, просто уму непостижимо. Неужели мать ничему тебя не учила? А ты еще собралась замуж! Да вы с мужем через месяц умерли бы от голода. Или считаешь, что смогли бы прожить одной любовью? — едко добавил он.

— Нет! — фыркнула в ответ Меган. — Мать Кирка живет с ним и уж конечно умеет готовить! А если нет, то у них наверняка кто-нибудь приставлен для этого. Кирк хочет жениться на мне не из-за моего умения обращаться со сковородками. Блейк презрительно усмехнулся:

— Оно и видно! Что ж, потом он пожалеет об этом. — И более мирным тоном спросил: — А ты знакома с его матерью? Как ты думаешь, тебе понравится жить в одном доме со свекровью?

Меган задумчиво нахмурилась:

— Нет, мы с ней еще не виделись, но я полагаю, мы нормально поладим.

— А если нет, что тогда? Если она настоящая карга и будет весь день гонять тебя по хозяйству?

— Надо надеяться, переберусь через этот мост, когда подойду к нему. Да и нет никаких причин для опасений. Из того, что говорил о ней Кирк, она кажется мне замечательной женщиной.

— Какова мать, таков и сын, а? — На лице Блейка вновь появилось знакомое насмешливое выражение. — Тебе не приходило в голову, дорогая Меган, что Кирк — маменькин сынок и что мама задает тон всему?

Меган пронзила его холодным взглядом:

— Сомневаюсь, чтобы Кирк позволил кому бы то ни было диктовать, как ему жить. Он управляет большой фермой и, судя по тому, что он мне рассказывал, делает это неплохо.

Блейк отодвинул от себя пустую тарелку и стал скручивать сигарету.

— Так он процветающий хозяин, да? Но ведь ты не из-за богатства выходишь за него, верно? — сухо спросил он.

Гнев тут же залил щеки Меган густой краской.

— Да как ты смеешь предполагать такое! Да и вообще, какое твое дело?

Он небрежно пожал широкими плечами:

— Может, я планирую потребовать за тебя выкуп, если он богат. Как ты думаешь, сколько он согласится заплатить за тебя, чтобы получить назад, Меган? Сколько ты стоишь для него, по-твоему? — Блейк поднял глаза и, встретясь с ней взглядом, жестко и холодно отметил про себя внезапно побелевшее лицо. — Согласится ли он обменять свое богатство, отдать ферму за тебя, отдаст ли все, что имеет, ради твоего возвращения? — неумолимо продолжал он. — А ты, Меган? Будешь ли ты любить его если у него за душой не останется ни доллара?

— Конечно буду! Я люблю его! И мне все равно, есть у него деньги или нет. — Голос Меган превратился в хриплый шепот.

— В этом-то мы и расходимся, милая. Мне не все равно, сколько у него денег, чем он владеет. Скажи мне, Меган, твой возлюбленный так же сильно тебя любит, как, кажется, ты его?

— Да!

— Ладно, тогда он без труда согласится на мою цену. — Ядовитая усмешка скривила ему губы, а неровный свет лампы бросил тень на резкие черты и заставил глаза засверкать, как сапфиры. — Я рассчитываю на это, — добавил он.

— Вот почему ты это сделал? Поэтому ты увез меня?

Ничего не ответив, он наблюдал через стол, как она теряется в догадках, что-то с усилием соображая. Лоб у нее нахмурился, а глаза наполнились недоумением.

— Как ты мог знать, богатый Кирк или бедный, когда похищал меня? Он мог оказаться бедным как церковная мышь. Что бы ты тогда делал? — Ужасная мысль прокралась ей в голову. — А если он откажется платить? — добавила она дрожащим шепотом.

Блейк погладил ее бледную щеку.

— Какой мужчина не заплатит королевский выкуп, чтобы получить тебя назад, Меган? Да он будет просто идиотом! Но если твой жених откажется, я могу подержать тебя какое-то время у себя. Ведь ты очень красивая.

Меган скривилась от его прикосновения, глаза ее сверкнули,

— Лицо мило, коли душа сладка — так всегда говорит моя мать. А при твоем злом нраве я просто удивлена, что ты не страшен, как смертный грех!

Откинув назад темную голову, он насмешливо рассмеялся:

— Признайся, ты восхищена мною, Меган. Я не тщеславен, но надо быть слепым, чтобы не заметить, какие взгляды ты бросаешь на меня.

Ее щеки вспыхнули от ярости.

— Это взгляды чистой ненависти, мистер Монтгомери.

Синие глаза впились в нее долгим взглядом.

— Маленькая лгунья, — с нежной насмешкой произнес он наконец. — Хочешь или нет, но тебя влечет ко мне, как и меня к тебе. Я хочу тебя, Меган.

— А я тебя нет! — Она опасливо посмотрела на него, когда он поднялся со своего стула и во весь рост встал над ней.

— Утром ты меня хотела.

Меган тоже встала и испуганно попятилась.

— Это неправда, — запротестовала она. — Тогда я еще не проснулась как следует. Ты застал меня врасплох. Я не понимала, что делала.

Она снова отступила назад, когда он шагнул к ней с решительным блеском в дьявольских синих глазах.

— А сейчас ты уже не спишь, но я все равно могу сделать так, чтобы ты меня захотела, — настаивал он, наступая шаг за шагом в маленькой хижине, пока Меган не уперлась спиной в стену.

— Никогда.

— Я могу сделать так, чтобы ты загорелась от страсти ко мне, захотела меня так, как не хотела ни одного мужчину, даже своего хваленого Кирка.

— Нет!

— Да. — Он обхватил ее руками за плечи и крепко сжал, словно поймав в ловушку. — Я докажу тебе, моя маленькая невинная овечка. Заставлю тебя с радостью признать это.

Лицо Блейка склонилось над ней, а рука ласково схватила за подбородок, когда она попыталась отвернуться. Большое, тяжелое тело крепко прижало ее к стене, так что она никуда не могла деться. Глаза яростно впились в нее, и впервые в жизни она не смогла отвести взора. Так и стояла, застыв и беспомощно глядя, как его рот все приближается к ней. Хотя глаза и так уже застлала влага, она еще и крепко их зажмурила, отгораживаясь от вида зачаровывающих синих глаз. Ее сотрясло как от удара, когда она ощутила прикосновение теплых, твердых губ.

— Поцелуй меня, Меган, — ласково пробормотал он у ее плотно сжатого рта. — Разожми губы и поцелуй меня так, словно я для тебя единственный мужчина на свете.

Когда она яростно затрясла головой, он просто рассмеялся. Потом она почувствовала, как его губы провели цепочку поцелуев по ее щеке, через веко, бровь; деликатные прикосновения рассыпались по ее нежной коже будто драгоценный жемчуг. Влажный язык прошелся кончиком по краю ее уха, отчего она ахнула и задрожала. Едва ее губы раскрылись от изумления, как он встретился с ними быстрым поцелуем, а его язык, не успела она опомниться, пробился сквозь барьер зубов.

С помощью рук она отвоевала небольшое пространство между ними, достаточное, чтобы упереться в широкую, твердую как гранит грудь. Ее голова кружилась волчком, сердце колотилось так, что готово было выскочить наружу. Чем дольше он терзал ее сладкими поцелуями, будоражил ей чувственность, тем сильнее она инстинктивно сопротивлялась ему и собственному растущему желанию. Ее тело отчаянно извивалось, пытаясь обрести свободу, маленькие руки отталкивали его от себя, но успех был такой же, как если бы она попыталась сдвинуть гору — очень большую гору, очень теплую и полную решимости.

Рыдание, вызванное наполовину страхом, наполовину желанием, сорвалось с ее распухших от страсти губ.

— Нет, Блейк, нет…

— Да, моя сладкая Меган, — уговаривал он. Его губы наконец оторвались от нее и повели дорожку вниз по ее горлу, а потом остановились у беззащитной ямки, в которой так бешено бился ее пульс. — Боже, ты такая сладкая на вкус, — пробормотал он, и его влажное теплое дыхание овеяло ее трепещущую плоть.

Затем он отвел ее руки в сторону, и его пальцы начали проворно расстегивать пуговицы на лифе. Ее сопротивление было слишком хрупким и вскоре сломалось под его силой и умелыми прикосновениями. Он расстегнул платье и стянул его с плеч вместе с тонкими бретельками сорочки.

Заглушив поцелуями ее протесты, он ненадолго отодвинулся, ровно настолько, чтобы позволить одежде упасть до талии. Быстрым рывком он расстегнул свою рубашку, а затем снова прижался к ней. Меган ахнула, ощутив обнаженной грудью мягкие, щекочущие волосы.

Рукава платья связали ей руки не хуже веревки, и она оказалась беспомощной перед его ладонями, протянувшимися к грудям. Шершавые пальцы нащупали розовые кончики и превратили их в жесткие, пульсирующие камешки, и она не могла удержать стон отчаянного желания.

— Тебе это нравится, моя голубка? — прошептал он, перед тем как его рот заменил одну из рук, приникнув к розовому бутону.

— Да, — пробормотала она, обезумев от бешеного огня, который зажег в ней Блейк. Если бы его тело не прижалось к ней так крепко, она бы опустилась на пол, так ослабели ее колени. Странно, как он еще не оглох от бешеного грохота ее сердца, который раздавался у его лица.

Внезапно Блейк отстранился назад, а она заворожено продолжала смотреть на него глазами, расширенными и остекленевшими от страсти.

— О Боже, Меган… Ты принадлежишь мне. — Пока он говорил это, его ловкие пальцы залезли под пояс ее платья, и через секунду вся одежда уже лежала у ее ног. — Я хочу устроить пир моим глазам и губам на твоем сладком теле.

Даже если бы у нее нашлась твердость духа, чтобы протестовать, все равно не хватило бы дыхания. Не успела она опомниться, как Блейк подхватил ее на руки, сделал несколько шагов к кровати и положил на тонкий матрас. За несколько долгих, медленных поцелуев он ухитрился снять с нее чулки и туфли, а также собственную одежду и уже почти лег сверху. Его длинное тело было горячим и жестким, кожа пылала адским жаром.

Их взгляды, ярко-синий и туманно-серый, слились в жгучей вспышке обоюдной страсти. И все же под любовной жаждой Блейк почуял тлеющую в Меган томительную неуверенность, крошечную искру страха, хоть и смешанную с такой страстью, которая заставляла ее дрожать сладкой дрожью. И снова Блейку пришла на ум голубка, когда он прижимал к себе трепещущее тело. Ее сердце бешено колотилось возле его груди, глаза мерцали на пылающем лице огромными туманными озерами. Милые губки посинели от его страстных поцелуев и трогательно дрожали. Кожа походила на теплый атлас и казалась нежней, чем перышки птицы, которую она ему напоминала.

Меган моргнула, и чары развеялись. Его рот снова поймал ее губы, ладонь прошлась по ее груди, спустилась ниже, ощупывая тонкую талию и изгиб бедра. Когда его язык снова нырнул ей в рот, она ощутила бедром его напрягшуюся плоть, горячую и твердую. Мысль о том, что она скоро потеряет невинность, была настолько пугающей, что заставила ее вырваться из паутины желания, которой он ее оплел. Зарыдав, она стала сопротивляться, ее руки отталкивали его, голова поворачивалась в сторону, избная его чародейского рта, но Блейк не намеревался позволить ей убежать из его шелковой ловушки. Его рот настиг ее, губы прижались к губам в чувственном экстазе, языки сомкнулись в огненном танце. Он крепко прижимал ее к себе, пока она извивалась и сопротивлялась, его рот лишал ее дыхания, а грудь придавливала к кровати. И все время его руки шарили по ее телу, познавали округлости и впадины, открывали ожидавшие его чувственные радости.

Вспышка сопротивления оказалась недолговечной. Меган снова обмякла под ним, тело затрепетало от мужских прикосновений, от рук, с бесконечной нежностью ласкавших шелковистую кожу. Его язык лизал распухшие от страсти губы, словно врачуя живительным бальзамом. Губы стирали поцелуями одинокую слезинку, просочившуюся между ресниц, ощущая соленый вкус.

— Не плачь, mi paloma, моя маленькая голубка, — ласково бормотал он, а его язык в это время путешествовал по изгибу розового ушка. Дрожь восторга пробежала по ней, а он крепко обнял ее и прошептал: — Не бойся, меня, Меган. Я никогда не причиню тебе вреда. Мне хочется дарить тебе одну лишь радость и восторг.

Теперь его губы коснулись ее рта с осторожной лаской, а язык заскользил нежными кругами. Пальцы блуждали вокруг ее грудей, пробуя их мягкость, а когда дотронулись до сосков, то, казалось, сделали это с благоговением. Насытясь ее ртом, его губы прошлись по щеке, ненадолго задержались возле уха и двинулись к хрупкой плоти горла. Язык нырнул в ямку возле ключицы легчайшим прикосновением, будто пчела коснулась крылышком, собирая спрятанный там драгоценный мед.

— Tan dulce, — пробормотал он по-испански, словно английский был слишком грубым, чтобы выразить владевшие им в этот миг чувства. — Такая сладкая.

Прерывистый всхлип пробежал по ее телу, и его вибрацию ощутили губы, нежно ласкавшие ей шею.

Теплые губы пробирались по бархатистой коже в ямке плеча, заставив ее слегка напрячься, не от страха, а от восторженного ожидания. Она ощутила, как его губы изогнулись в улыбке, касаясь ее кожи. Жгучий жар дыхания возвестил о том, что его рот уже возле ее груди. Затем язык прошелся по разгоряченной плоти жаркой лавой. Стон слетел с ее полураскрытых уст, и Меган запустила жадные пальцы в его темные волосы, прижимая голову к своей пульсирующей груди. Его губы мягко обхватили ждущий сосок, вобрали в рот ритмичным потягиванием, от которого по ее телу разбежались волны желания, заставив извиваться под его восхитительными прикосновениями. Он был колдун, наславший на нее свои чары, лишивший воли к сопротивлению. Наласкавшись одной грудью, он занялся другой, пустив в ход самые деликатные, неотразимые прикосновения. От их сладости у нее перехватило дыхание, странное томление захватило ее, посылая по крови острые стрелы желания и расплавляя кости. Между ног она почувствовала тепло и щекотание, заставившее ее напрячься от острого желания.

Ее телом и его движениями овладела чистейшая чувственность. И вот она уже выгибалась ему навстречу, звала к себе. Извивалась, но не для бегства, а чтобы быть ближе, чтобы волосы на его груди нежно щекотали ей груди. Пока он ласкал губами ее соски, рука его вызывала в ней волны экстаза даже самым легким прикосновением. Когда пальцы легли ей на талию, она вздохнула и слегка напряглась, а рука распласталась и заскользила по ее нежному животу.

Только когда его ладонь коснулась гнезда волос, охранявших ее девство, она снова ударилась в панику, и ладонь застыла, пока ее сопротивление не ослабело. Блейк дождался, пока уляжется ее страх, и, изменив курс, заставил руку пересечь изгиб ее бедра, пройтись по нему до колена и добраться до икр. Он неспешно ласкал ее, медленно поднимаясь по нежной внутренней плоти бедра, пока пальцы наконец вновь не добрались до своей цели. И все это время он целовал ей груди, шептал слова любви на смеси испанского и английского, говорил, какая она красивая, нежная и восхитительная и как он ее хочет.

Она оцепенела от прикосновения мужских пальцев к ее самым сокровенным женским местам, но все же тело предало ее и выгнулось навстречу его ласкам. Пальцы шевелились, ласкали спрятанный бугорок желания, и ей казалось, будто внутри нее проснулся вулкан. Она погибала, окончательно завороженная, отдавшись на волю его ласк, превратившись в рабу не только его прихотей, но и повелений своего проснувшегося тела.

Никогда еще прежде не испытывала она такого исступления, как сейчас. Никогда еще не желала ничего так сильно, как в эту минуту его магических прикосновений. Ее тело по своей воле тянулось к его рукам, открывалось навстречу его желанным ласкам, как цветок тянется навстречу лучам солнца. Расплавленная влага разлилась в сердцевине ее женского естества, и хотя она ахнула, ощутив, как длинные худые пальцы Блейка входят в нее, но радовалась даже такому чужеродному вторжению, так как оно помогало ей избавиться от нестерпимого ощущения пустоты и желания заполнить ее. Она закричала от удивления и безумной жажды.

— Чего ты хочешь, Меган? — ласково спросил он. — Скажи мне, радость моя.

— Я не знаю, — пробормотала она, беспрестанно мотая головой. А когда его пальцы пощекотали ее, она воскликнула: — Тебя. Я хочу тебя, Блейк.

Тогда он лег на нее, заменив пальцы своим горячим, жаждущим мужским орудием, и вновь страх охватил ее сердце.

— Успокойся, mi angelina, моя лапушка. Лежи тихо, querida, и позволь мне любить тебя. — Теплые губы приблизились к ее губам, чтобы лаской утолить боязнь. Он нежно вошел в ее тугое тело, а когда она попыталась вывернуться, крепко прижал к постели, а губы пленили ее долгим, завораживающим поцелуем. Затем, задержав поцелуй, чтобы не нарушить чар, он взял ее девство быстрым, осторожным движением.

Молниеносная, резкая боль едва не вывела ее из опьянения, но Блейк уже был тут как тут с нежными словами и ласковыми поцелуями, чтобы удержать колдовство. Он долго ласкал ее, пока она снова не загорелась под ним. И лишь тогда вновь вошел в нее, медленно и осторожно позволяя ей принять его целиком во влажное тепло своей шелковистой пещеры.

Она слышала, как он движется на ней, внутри нее, гладит и наполняет собой. Ей казалось, будто она плывет в волшебной стране чувственных восторгов. После резкой боли пришло плавящее кости тепло. А из тепла хлынула жаркая волна желания, более пьянящая, чем все, что он заставил ее испытать до этого. Она превратилась в огонь, средоточие стихий, смерча, лавы, выбираться из которого ей совершенно не хотелось. А он был чародеем, властвовавшим над вулканом, который теперь извергался внутри нее, властвовавшим и над ней, и лишь он мог утолить то неистовство, что грозило поглотить ее с каждым шелковым рывком его плоти внутри нее.

Охваченная жарчайшим пламенем она крепко прильнула к нему в буре, которую он вызвал. Нежные пальцы вцепились в темные волосы, заставляя его крепче прижаться губами к ее губам. Она взлетала все выше и выше, словно циклон чистого пламени, пока наконец одним мощным взрывом не разлетелась на миллион огненных искр.

От силы взрыва из нее вырвался крик, и ее тонкий голосок слился с его басом, когда он присоединился к ней в последнем пламенном погружении. А затем он обхватил ее дрожащее, лишенное костей тело и крепко прижал к себе. Она услышала, как яростно бьется его сердце, под стать ее собственному, услышала его неровное дыхание, ощутила, как дрожат его руки, ласково убиравшие с ее разгоряченного лица взмокшие от пота волосы.

Ее ресницы трепетали, отказываясь открываться, веки будто налились свинцом. Она попыталась что-то сказать, но из груди вырвался только длинный, прерывистый вздох. Она ощутила поцелуй на веках, его губы ласкали ее ресницы легчайшим касанием крыла бабочки.

— Спи, любовь моя, моя милая голубка, — ласково проворковал он. — Спи. — И вновь она не нашла в себе сил ослушаться его.

Возвращаясь домой, Эван внезапно остановился за углом амбара, услышав чей-то раздраженный разговор. В одном из говоривших он узнал голос Кирка. В обычных условиях он не стал бы унижаться до подслушивания, но, после того как помотался два дня вместе с Кирком, шерифом и отрядом добровольцев и после рассказа Джейны о странном поведении Опал Хардести, он не мог избавиться от ощущения, что происходит нечто странное. Если это касалось дочери либо ее будущего в качестве жены Кирка, Эван хотел знать точно, в чем там дело.

— Ну, Кирк, ты знаешь, что я предпринял все что мог, чтобы отыскать девчонку, — говорил шериф Браун.

— Два дня, Дик, и никакого следа! А ты не знаешь какой-нибудь хорошей ищейки, которая могла бы взять их след? Черт побери! К тому времени, когда мы ее отыщем, эти мексы уж точно успеют ее изнасиловать, а то и учинят что-нибудь похуже. А тут еще у меня на шее сидят ее родичи. Мне нужно заниматься фермой. Если бы их здесь не было, а ты делал свое дело так, как тебе положено, у меня оставалось бы время на работу и я не развлекал бы всю округу, отыскивая пропавшую невесту, которой сейчас уже скорее всего нет в живых.

Эван побледнел, услышав страшные слова и равнодушный голос. Ему стоило огромных усилий не выйти из-за угла и не влепить Кирку в лицо кулаком.

— Можно подумать, сердце у тебя разбито, — не без сарказма заметил Браун. — Догадываюсь, что ты предпочел бы увидеть ее мертвой, чем получить на руки порченую невесту.

— Да, может быть, так было бы и лучше, — без обиняков признал Кирк. — С другой стороны, Меган редкая красотка. Видно, поэтому они ее и забрали. Я даже могу простить ей то, что ее почали, если только она не понесла в брюхе какого-нибудь мексиканского ублюдка. Она мне кое в чем пригодится. — В голосе его послышалась явная насмешка. — Тут многие вокруг никак не могут смириться с тем, что ферма принадлежит мне, а не моему кузену. И мое положение в округе сильно укрепится, если я приму свою порченую невесту, продемонстрировав христианскую терпимость и готовность простить. Какой доброй и благородной душой я предстану перед всеми, когда все-таки возьму в жены бедную поруганную девку.

Смех шерифа был таким же отвратительным.

— Какой добрый парень, ну надо же! Ты бы лучше постарался, чтобы родители Меган не пронюхали про твои делишки.

— Как раз поэтому мне и хочется, чтобы Меган поскорей нашлась. Чем дольше они тут шастают, тем сильнее риск. И не забудь, Дик, что я могу убрать тебя с твоей должности так же просто, как и сделал тебя шерифом. Твои руки чистотой не блещут.

— Если ты это сделаешь, Хардести, я тебе сильно попорчу карты во всем, — злобно пригрозил Браун.

— Благодарю за предупреждение, шериф. Сделай себе услугу, если решишь проболтаться, и заплати владельцу похоронного бюро вперед. А перед тем найди Меган.

Эван нырнул в глубь амбара, когда Кирк прошел мимо с недоброй усмешкой на лице. При всех своих немолодых годах ему ужасно хотелось отправиться вслед за Кирком и насмерть схлестнуться с ним за то, что парень говорит о Меган таким тоном, но он удержался. Он услышал достаточно, чтобы понять, что Кирк и шериф являются сообщниками в каких-то темных делишках. К тому же

Эван обратил внимание на странное обстоятельство: некоторые из наемных людей Кирка не были простыми пастухами.

Зачем, спрашивается, честному фермеру нанимать для охраны дома стрелков-ганфайтеров? Эван был достаточно зол и решил все выяснить. Ему вовсе не улыбалось, если дочь будет вызволена из одной банды негодяев и попадет в другую. После тех слов, которые Кирк сказал про Меган, Эвану захотелось во всем разобраться и при надобности вывести его на чистую воду.

— Недаром говорится, что подслушивать нехорошо — ничего отрадного про себя не услышишь.

Медленный, тягучий голос едва не заставил Эвана подпрыгнуть. Кровь отхлынула с лица, когда он повернулся и встретил ледяной взгляд одного из стрелков Кирка.

— Вы… вы давно здесь?

— Достаточно давно, мистер Коулстон. Достаточно давно. — Стрелок растоптал окурок каблуком, убедился, что тот полностью погашен, и лишь потом продолжил: — На вашем месте я был бы поосторожнее, а то неизвестно, кто застукает вас в следующий раз. Может оказаться, что он прямиком побежит к хозяину.

— А что же хотите сделать вы?.. — Эван замялся, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут этого челоэека.

— Джейк Баннер, мистер Коулстон. И должен заметить, что прошло уже немало времени с тех пор, как я бегал в коротких штанишках. Я не мальчик на побегушках, чтобы докладывать обо всем без разбору.

«Нет, — подумал Эван, — этого парня не назовешь мальчиком». Пожалуй, он не был им даже в свои юные годы. Он выглядел так, словно рос в суровых условиях. Лицо у Джейка было жестким, глаза старыми, как будто он перевидал на своем веку слишком много безобразного. Хотя ему едва ли было за тридцать, скорее всего жизнь преподнесла такие уроки этому человеку, какие не каждый бы выдержал. Пояс с пистолетом висел у него низко на бедре, выдавая в нем стрелка-ганфайтера.

— Смею надеяться, что вы объясните мне смысл ваших слов, — осмелился Эван.

Джейк улыбнулся, но даже его улыбка была отрешенной.

— Не вижу необходимости.

— Что ж, я, собственно, и не рассчитывал.

— Все это вас не касается, — добавил Джейк. -

Лучше смотрите, чтобы не сунуть нос туда, где его могут отстрелить.

— Если это имеет отношение к моей дочери и ее благу, то это определенно мое дело, мистер Баннер.

Джейк с минуту поразмыслил, пришел к какому-то решению и кивнул:

— Тогда вам нужен кабинет Кирка. Пусть ваша жена постарается еще раз вытереть там пыль, только предупредите ее, чтобы она не попадалась за этим занятием. — Он дотронулся до края шляпы: — Рад был повидаться, мистер Коулстон.

Долговязый стрелок направился прочь, оставив Эвана размышлять с открытым ртом над тем, как это Джейк ухитряется знать про все, что происходит вокруг.