– Как ты сказал... на Карибах? – Пораженная этим известием Джоан очнулась от своих мыслей и повернулась к говорившему так быстро, что газовая подвенечная вуаль упала ей на лицо. Она нетерпеливо отбросила ее назад, вместе с тяжелой копной золотисто-рыжих волос, обнажив при этом ничем не прикрытые плечи. – Ты меня разыгрываешь!

– Ну вот! Наконец-то мне удалось привлечь твое внимание. Сколько твержу тебе, что собираюсь поселиться на Доминике, – с притворной обидой произнес Патрик, – а в ответ ты или молчишь, или несешь всякую чепуху о твоем муже!

– О Харви? – От удивления Джоан на мгновение забыла о только что услышанной новости и нахмурилась. Неужели она действительно несла чепуху? Да нет же, не может быть! Джоан уже взяла себя в руки и притворилась смущенной. – Хотя странной я была бы невестой, если бы не делала этого.

Но она и на самом деле была странной новобрачной! Как странно и их венчание в небольшой церкви. Брак ради удобства. Ни сексуальных отношений, ни всплесков эмоций, лишь спокойная, теплая привязанность. Идеальные отношения.

Она не испытывала к Харви никаких чувств, кроме дружеской симпатии, поэтому его очевидное самопожертвование ставило Джоан в тупик. Не в силах удержаться, она скользнула взглядом по своему животу и внутренне передернулась, услышав сочувственное хмыканье Патрика.

Разговор происходил на галерее, окружавшей танцевальный зал на уровне второго этажа. Внизу толпились многочисленные гости: мужчины в черных вечерних костюмах и женщины в прекрасных бальных платьях. Высокая атлетическая фигура Харви Риордана выделялась среди них. Впрочем, он выделялся бы в любой толпе.

Невольно бросались в глаза угольно-черные, по-байроновски вьющиеся волосы и необыкновенно выразительное лицо. Сегодня он, казалось, весь светился от радости – темные глаза горели, как у счастливого молодожена. Но ведь Харви вовсе не был счастливым молодоженом. Почему же у него такое приподнятое настроение?

Джоан нахмурилась и постаралась выкинуть из головы тревожные предчувствия, появившиеся у нее в тот момент, когда после клятвы у алтаря Харви улыбнулся ей с обезоруживающим выражением любви на лице. Джоан вернула ему улыбку, но на мгновение ей почудилось, что в изгибе его чувственных губ затаилось скрытое желание. Ей же нужна была от него только дружба. К несчастью, он был мужчиной до мозга костей, а Джоан не слишком верила в обещания мужчин, когда дело касалось их гормонов.

– Вероятно, сейчас, одетый подобающим приличному человеку образом, Харви кажется тебе совсем другим человеком. Вечерний костюм – совсем не то, что запыленная камуфляжная форма, – заметил Патрик.

Конечно, все дело в одежде!

– Он смотрится элегантно, не правда ли? Никогда не думала, что Харви может выглядеть таким... цивилизованным! – с легким смешком согласилась Джоан.

Почти цивилизованным, подумала она. В Харви всегда было что-то немного пугающее ее. За всем его обаянием и непринужденностью ей виделось нечто потаенное. Казалось, что в глубине почти черных, бездонных глаз скрывалось немало тайн.

Несколько раз за время их знакомства, стоило ей только начать разговор о своей семье, Харви тактично менял тему, как будто эти ее светлые воспоминания причиняли ему боль. Поэтому Джоан научилась избегать в беседе упоминаний о семье...

Они знали друг друга несколько лет, встречались время от времени – он как сотрудник «Юнайтед пресс», одного из наиболее уважаемых агентств новостей в мире, она – в качестве члена организации, занимающейся розыском потерявшихся детей беженцев. Их пути скрещивались в Ливане, время от времени они натыкались друг на друга в Сомали и в Эфиопии, а недавно вновь встретились в другой горячей точке Африки.

В каком бы из лагерей беженцев это ни происходило, стоило стройному поджарому Харви показаться из дверцы джипа, как его обезоруживающее обаяние, острые скулы и озорные искорки в глазах сразу привлекали к себе взгляды всех женщин. В характеристиках Харви наиболее часто употребляемым прилагательным было «сногсшибательный». Женщины чувствовали себя с ним легко, но ни одна из них не могла похвастаться, что покорила его сердце, – он был очаровательным человеком, но со стальным стержнем внутри.

В душе Джоан вновь мелькнуло беспокойство: именно эта присущая ему чувственность была единственной причиной, заставившей ее не сразу согласиться на брак с ним. Но восхищение и симпатия, которые она испытывала к Харви, и его заверения в том, что он понимает ее положение, вынудили Джоан сдаться. Харви знал ее отношение к сексу, знал и причины этого.

Нет, ей нет нужды беспокоиться: муж не обидит ее. При мысли об этом непростом человеке, который мог в один вечер вести задушевные беседы у костра, а на другой, вооружившись лишь блокнотом и запасной парой белья, проникнуть на занятую противником территорию, ее лицо смягчилось. Под жестокостью и уверенностью в себе скрывалась тонкая, поэтическая натура.

– Он выглядит... таким восхитительно-распущенным! – прошептала ей на ухо во время свадебной церемонии старая университетская подруга голосом, в котором прозвучало явное сожаление, что она не встретила Харви раньше Джоан.

Но Джоан знала, что последние десять лет Риордан в поисках тем для репортажей разъезжал по всему свету и у него не было времени ни для легкомысленных интрижек, ни для более прочных сердечных привязанностей.

И все же она вышла за него замуж. Было ли это умным поступком или самой большой глупостью в ее жизни?

– Ты счастлива? – осторожно спросил Патрик. – Временами ты выглядишь немного озабоченной.

В ответ Джоан рассмеялась, но, сочтя, что ее смех звучит несколько истерично, тут же остановилась.

– Все-таки свадьба бывает не каждый день, – тихо проговорила она. – Кроме того, еще две недели назад мы с Харви были в Африке. Приходится снова привыкать к тому, что ты дома, да и к положению замужней женщины тоже.

– Да, все произошло довольно неожиданно, – согласился Патрик. – Если бы мы тебя не знали так хорошо, то могли бы кое-что заподозрить!

– О Боже! – жалобно воскликнула Джоан, с трудом сдерживая желание прикрыть свой живот ладонями. Там находился ее ребенок. И не от Харви. К горлу подступила тошнота. – Моя репутация целомудренной весталки была бы подмочена, не так ли? – попробовала отшутиться она.

Опершись дрожащими руками о спинку тяжелого резного кресла, в которое с удовольствием упала бы, если бы могла, она поспешила сменить тему разговора, пока нечистая совесть не заставила ее признаться во всем.

– Послушай, Патрик! Так что насчет этой плантации на Карибах...

– Ах, да... я не только собираюсь жить там вместе с Изабел, но мы решили опять пожениться! – сияя от счастья, заявил он.

Джоан в восторге схватила его за руку. После развода с Изабел он стал словно сам не свой.

– Чудесно! Я так рада за вас. Но...

При мысли об отце Патрика лицо Джоан помрачнело. Сайлас Толбот был к тому же ее горячо любимым крестным отцом и, поскольку ее родители умерли, в качестве подарка устроил ей эту свадьбу.

– Как же ты сможешь уехать отсюда? – недоуменно спросила она. – Ты в курсе всех дел, тебе знакома здесь каждая травинка, каждый камень. Эта земля, деревня, замок... Они же для тебя все, как и для меня. Ты должен унаследовать Хедер-хауз. Даже я люблю его всем сердцем, а ведь я всего лишь дочь егеря, – добавила Джоан, гордившаяся тем, что ее семья поколениями находилась в услужении у Толботов.

– Но Изабел я люблю еще больше, – мягко возразил Патрик.

Это простое заявление потрясло ее до глубины души. Джоан не могла понять, чему она так завидует. После недавнего, окончившегося для нее катастрофой романа с Бруно она решила, что отдавать свое сердце мужчине слишком рискованно. Брак по расчету – более разумная вещь. Это устраивает ее, устраивает и Харви...

Опять Харви! Неужели ей больше не о чем думать! Они ведь договорились, что каждый будет вести себя по своему усмотрению, не станет навязывать другому свой образ мыслей, манеру поведения.

Стараясь не смотреть на одетую в черное фигуру, стоящую в самом центре, Джоан любовно обвела взглядом огромный зал как будто вышедшего из сказки замка. Сейчас он был наполнен звуками веселой музыки и мельканием разодетых гостей, кружащихся в танце.

У нее даже защемило сердце. Джоан любила Хедер-хауз. Ей нравилась его архитектура, надежная и прочная, величественные башни, возвышающиеся над торфяными равнинами, продуваемыми всеми ветрами. Нравилось вечно нахмуренное небо над головой и девственная белизна пены морского прибоя. Ничто в мире, казалось, не могло быть лучше...

Джоан сама улыбнулась своему порыву.

– Да, Изабел никогда здесь не нравилось.

Патрик неожиданно тепло обнял ее.

– Моя дорогая, для Изабел это место всегда будет слишком холодным, влажным и неприветливым. А я люблю ее и хочу видеть счастливой так же, как Харви хочет видеть счастливой тебя. Он ведь согласился обосноваться здесь только из-за любви к тебе, не так ли?

Но Харви не соглашался – вот в чем была разница. Он ясно высказал ей свое отношение к жизни в Англии, и Джоан оставалось только надеяться, что ей удастся со временем внушить ему любовь к этим местам.

– Ничто не сможет заставить меня покинуть Хедер-хауз, – убежденно сказала она. – Ничто!

По-прежнему находясь в объятиях Патрика, Джоан вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд и, резко обернувшись, похолодела, заметив в толпе внизу обращенное к ним лицо Харви. Он выглядел таким... рассерженным.

Джоан охватил непонятный, ни на чем не основанный страх. Дыхание внезапно перехватило, и ей пришлось несколько раз с трудом глотнуть воздуха, прежде чем оно опять пришло в норму.

– Черт побери! Ну и взгляд! – с некоторым испугом пробормотал Патрик.

– О, на самом деле он такой милый! – заявила Джоан не слишком уверенным тоном и, чтобы скрыть свое беспокойство, приветливо помахала рукой Харви.

– Но сейчас он явно собирается показать когти. – Патрик осторожно отстранил прекрасную новобрачную от себя. – Твой муж ревнует. Мне кажется, будет лучше, если ты объяснишь ему наши отношения.

– Ревнует? – В недоумении Джоан вновь посмотрела на Харви. Конечно же, это просто-напросто непременная часть представления, догадалась она. Нельзя же ему не выказать раздражения при виде своей невесты в объятиях другого мужчины. – Разумеется, ревнует, – с беззаботным видом ответила она. – Так и должно быть!

Никто не подозревал, какое чувство безопасности вызывало у Джоан отсутствие у Харви интереса к ней как к женщине. Только ощущая себя свободной от каких-либо осложняющих дело эмоциональных отношений, она могла вести себя с ним непринужденно. По счастью, они с Харви хотели одного и того же – оставаться хорошими друзьями и не подвергать себя опасностям любви.

Потому что любовь вырвала из груди Джоан сердце и бросила его кровоточащим к ногам другого человека, который растоптал его без всякого уважения к ее чувству собственного достоинства и гордости. Любить для нее означало то же самое, что удерживаться на смазанном жиром шесте, установленном в яме с голодным тигром.

Но недолгий и столь разрушительный по последствиям роман Джоан был уже позади, а теперешнее замужество гарантировало, что подобной трагедии с ней больше не случится никогда.

Почувствовав внезапную благодарность, Джоан улыбнулась Харви, который недовольно повел бровью в сторону Патрика и решительным жестом поманил ее к себе.

Улыбнувшись, она подняла руку и, растопырив пальцы, одними губами произнесла:

– Еще пять минут!

Харви, нахмурясь, отвернулся, и его тяжелые веки прикрыли глаза, так что тени от ресниц упали на резко очерченные скулы. Она видела, как он наклонил голову и со своей чарующей кривой усмешкой что-то сказал окружающим его дамам.

– Не можешь оторвать от него глаз, а? – поддразнил ее Патрик.

– Что? Да нет, с чего ты взял? Хотя он действительно производит впечатление! – нехотя призналась она. И с тревогой подумала о том, что это, кажется, действительно соответствовало истине. Что с ней? Джоан ощущала себя так, будто по ее коже ползали сотни противных насекомых. У насекомых были горячие лапки, кожу жгло и покалывало.

Но глаза не отрывались от мужа, целеустремленно направляющегося теперь через танцевальный зал к двери, ведущей к лестнице на галерею.

Патрик осторожно тронул ее за руку.

– Джоан, ты ведь понимаешь, почему я уезжаю? Все эти замки и угодья не имеют для меня никакого значения. Только Изабел. Ты ведь пожертвовала бы ради Харви всем, не так ли?

Нет, только не Хедер-хаузом! По мнению Джоан, жить стоило только в одном месте на земле. А Харви, что ж, он по-прежнему будет мотаться по всему свету, делая репортажи, а она останется жить здесь с людьми, которых знала всю жизнь.

– У нас будут дети, – сказал Патрик, прерывая ее размышления. – И кому-нибудь из них может понравиться идея управлять поместьем вместо меня. Отец смирился с этим. Он ждет не дождется внуков. И возможно, когда-нибудь вы с Харви приедете навестить нас? – Он задорно улыбнулся. – Может, еще посоревнуемся в количестве детей?

Он знает?! – с ужасом подумала Джоан и только потом заметила, что Патрика позабавил ее оторопелый вид. Каким-то чудом она вновь удержалась от того, чтобы инстинктивным защитным движением не прикрыть живот руками, и даже сложила губы в улыбку.

– Ну вот еще! Придумаешь тоже! Я только что успела выйти замуж, – протестующе сказала она, сдерживая подступившую к горлу тошноту. Крепко обняв ее на прощание, Патрик отошел. Почувствовав внезапную усталость, Джоан опустилась на стоящее вне досягаемости для взглядов веселящейся толпы кресло. И только тогда ее рука как будто сама потянулась к тому месту, где находился ее ребенок.

– Бруно! О, Бруно! – горестно простонала она и неожиданно услышала позади себя шумное дыхание. Она резко обернулась – с букета приколотых на подвенечную вуаль кремовых роз посыпались лепестки.

Харви! И ее затуманенные слезами глаза изумленно раскрылись. Он был вне себя от ярости.

– Что... что-нибудь случилось? – растерялась Джоан.

– Как будто сама не знаешь!

Его голос дрожал от с трудом сдерживаемых чувств, и сердце Джоан тревожно встрепенулось. Оставшись стоять в тени ведущей к лестнице каменной арки, Харви пристально смотрел на огненную копну ее волос, не пытаясь скрыть, что находит ее физически привлекательной. Потом его взгляд медленно скользнул вниз, на обнаженные нежные плечи, и, словно загипнотизированная, она замерла. Ее испугала явная чувственная подоплека этого внимательного осмотра.

Внезапно поняв, что задыхается, Джоан порывисто вздохнула. Грудь с упавшими на нее лепестками поднялась, и, сама того не желая, она еще больше привлекла к себе этот беспокоящий ее взгляд. Несколько лепестков попало в вырез платья.

– Я...

– Что ты?

Его как-то сразу обмякшие губы, странный блеск глаз заставили Джоан опять на мгновение задержать дыхание. Исходящий от него поток чувственности совершенно сбил ее с толку. Раньше она никогда не ощущала в его присутствии ничего подобного. Может быть, Харви скрывал это от нее, специально выжидал, пока... Закусив нижнюю губу, она постаралась прогнать прочь ненужные фантазии.

– Мне нужно отдохнуть, Харви, – сказала она неожиданно хриплым голосом и крепко сцепила пальцы, как будто ощущая потребность схватиться за что-нибудь. – Я немного устала...

– Допустим, – протянул он со сдерживаемым гневом в голосе. – Но сперва ты должна мне кое-что объяснить. Может, начнем с твоих чувств к Бруно?

В первый момент она даже не поняла, о чем он говорит, но потом вспомнила, как только что прошептала имя своего бывшего любовника с грустью, способной возбудить у Харви необоснованные подозрения.

Облизав пересохшие губы, Джоан попыталась объяснить:

– Я расстроена вовсе не из-за него...

– Разве? А мне показалось, что как раз наоборот. Забудь его. Он не стоит того, чтобы ты вспоминала о нем, – раздраженно возразил Харви.

От смущения она вся вспыхнула.

– Я стараюсь, поверь. Сама не знаю, как задумалась о прошлом, пожалела о совершенных ошибках, если это тебя уж так интересует. Мне нужно...

– Я знаю, что тебе нужно. Тебе нужна поддержка, нужен защитник, нужен отец для твоего ребенка.

Как это ни жестоко, но он прав, и, собравшись с духом, Джоан кивнула.

– Да, я вышла за тебя, потому что мне нужен был муж. Но не подумай, что я сожалею о своем решении.

– Ты сказала, что общество тут почти феодальное, пуританское. – Темные глаза Харви смотрели на нее в упор. – И что, будучи матерью незаконнорожденного ребенка, ты никогда бы не смогла жить здесь.

– Но это не единственная причина моего согласия на брак.

– Неужели? Что же тогда еще?

Джоан собиралась было упомянуть об их дружбе, о своей надежде на то, что между ними возникнут теплые сердечные отношения. Но какая-то нотка в его голосе заставила ее отказаться от этого намерения.

– Мы же хотели удобного для нас обоих брака без любви, не так ли? – спросила она немного неуверенно.

Если говорить честно, то когда-то Джоан полагала, что брак предполагает и любовь, и взаимные обязательства. Но судьба распорядилась иначе...

В лагере появилась холера. Осмотревший ее врач, обнаружив беременность, настаивал на немедленном возвращении Джоан домой. А она знала, что понадобится совсем немного времени, чтобы каждый человек в Хедер-хаузе узнал о ее грехе. Тогда ей придется покинуть любимый дом. Но это было выше ее сил. И тут Харви предложил выход.

– Никакой привязанности, никаких обязанностей – чего еще может желать убежденный холостяк? – пояснил он, прикрыв глаза ресницами. Что же он прячет под ними? – подумала Джоан, нервно поигрывая цепочкой, а Харви меж тем продолжил: – Я всегда считал, что для военного корреспондента вроде меня жена и ребенок были бы обузой. Какой дурак пойдет в опасную зону, под пули снайперов, если дома у него остались самые дорогие для него люди!

– Тогда как обо мне тебе думать не придется, ведь правда? Я знаю, что привычка к бродячей жизни сделала тебя более независимым, чем другие, и ты не терпишь ограничений и рутинной жизни. Не беспокойся: я тебя не свяжу.

– Ты меня успокаиваешь. – Харви криво усмехнулся. – Если уж мне нужно иметь жену, то предпочитаю быть ей другом. Друзья не мешают друг другу жить. Да и тебе от меня не много надо, что тоже меня устраивает. Не выношу надоедливых женщин. Наш союз просто идеален.

– Это потому, что тебе не надо будет притворяться, что ты меня любишь?

Он опять скривился.

– Да, притворяться мне не надо будет...

Джоан всегда интересовало, что сделало Харви столь отличным от других людей. Скрытный по натуре, он привык доверять ей и поделился кое-какими моментами из прошедшей жизни. Это объясняло многое, но отнюдь не все в поведении Харви. Что же касается будущего...

Джоан внезапно представила его мертвым, лежащим посреди дороги, и побледнела.

– Ты, наверное, опять будешь рисковать жизнью, – тихо сказала она.

– Это моя работа. А моя работа – это моя жизнь. Я ощущаю насущную потребность сообщить миру о том, что творится вокруг, поведать ему правду и не позволить свершиться несправедливости. – Он коротко рассмеялся и снова встретился с ней глазами. – Я очень чувствителен к несправедливости, дорогая.

Джоан улыбнулась.

– Я восхищаюсь этим твоим качеством, – не покривив душой, сказала она. – Оно накладывает отпечаток на все твои поступки. Родители, должно быть, очень гордятся твоими успехами.

– Гораздо меньше, чем известием о том, что я наконец женился, – пожаловался Харви.

Джоан рассмеялась вместе с ним. Родителей Харви мучило его положение холостяка. И она вспомнила, как порой встречала Харви после его звонка домой, в Венесуэлу, и он раздраженно признавался, что родители спрашивали его только об одном – не нашел ли он себе хорошую девушку...

– Тебе было бы легче, если бы ты имел братьев или сестер, – сочувственно сказала она.

Харви пожал плечами.

– Теперь уже поздно об этом говорить.

– Жаль, что твои родители не смогли приехать.

– Им помешал приступ малярии у отца, – сказал он, усмехнувшись. – Но я не сомневаюсь, что, узнав о твоей беременности, мать сейчас же засядет за вязание, а отец... вновь обретет смысл жизни. – Его лицо приняло очень серьезное выражение. – Джоан, я очень люблю их обоих. Им пришлось нелегко в жизни. И мне хочется увидеть их счастливыми.

Джоан чувствовала, что его любовь к ним была неподдельной, и это ей нравилось. Человек, так относящийся к родителям и настолько заботящийся об их благополучии, должен стать хорошим мужем.

Внезапно она почувствовала резкую боль в животе и зажмурила глаза. Ей совсем не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось прямо здесь, на глазах у Харви. Да еще в день свадьбы.

– Тебе нехорошо? – Оказывается, он заметил перемену в ее состоянии.

Джоан слышала, как Харви подошел к ней ближе, и ощутила прикосновение холодных пальцев к своим вискам. Открыв глаза, она встретила тревожный взгляд мужа – он был слишком близко, чтобы можно было чувствовать себя спокойно.

– Пожалуйста, не трогай меня! Со мной все в порядке! – попросила Джоан предательски сорвавшимся голосом. – Только оставь меня ненадолго одну!

– Я не могу этого сделать, когда ты в таком виде. Что с тобой? – спросил он нахмурясь и начал смахивать лепестки роз с ее обнаженных плеч.

Джоан словно окаменела – легкие прикосновения его пальцев походили на нежную ласку.

– Не надо! – резко отстранилась она. К горлу тут же вновь подступила тошнота, и, прежде чем продолжить, она торопливо сглотнула. – Ничего страшного. Просто я...

– Не лги. С тобой что-то случилось. Расскажи мне, – потребовал он.

– Ну ладно. – Она отбросила все мысли о том, что Харви вовсе не так безразличен к ней, как это казалось вначале, и постаралась сконцентрироваться на своей грусти по поводу отъезда Патрика. – Я расстроилась, потому что Патрик покидает Хедер-хауз, – пробормотала Джоан, и Харви не смог сдержать раздраженного вздоха.

– Ага. Теперь еще и Патрик!

Она озадаченно посмотрела на угрюмое лицо Харви.

– Он с Изабел снова собираются пожениться, – объяснила Джоан. – И будут жить на Доминике.

С явным облегчением Харви выпрямился.

– Оно и к лучшему, – заметил он.

– Как ты можешь так говорить? – запротестовала Джоан, поднимая на него глаза. – Сайлас страшно расстроится! Патрик будет теперь жить за тысячи миль от отца.

– Оттуда всего девять часов лета, – сухо подчеркнул Харви. – Кроме того, ты же говорила, что они никогда не были особенно близки. Похоже на то, что Сайлас Толбот любит тебя больше, чем родного сына. Не смотри на меня так удивленно! Это истинная правда.

– Но Патрика воспитывали няни, а потом его послали в закрытую школу, – быстро возразила она.

– Вот-вот. – Харви помолчал и задумчиво посмотрел на нее, как бы не удовлетворясь этим объяснением. – Тогда как тебя, свою крестную дочь, Сайлас знает с самого твоего рождения и относится к тебе с обожанием. Взгляни хотя бы на то, какую свадьбу он тебе устроил.

– Да, он всегда был очень добр ко мне, – признала она.

– На удивление добр.

– Ты просто не понимаешь. – Джоан с беспокойством наблюдала за его сжавшимися в кулаки руками. – Толботы смотрят на работающих у них людей как на членов своей семьи. Мой отец вырос вместе с Сайласом. Они уважали друг друга. Кроме того, ты сам знаешь, что Сайлас привязался ко мне, когда я была еще совсем маленькая.

– Это отрицать невозможно. Ты и Хедер-хауз – две самые большие привязанности в его жизни, – резко бросил Харви. – Уверен, он не будет слишком скучать по Патрику, да и хозяйством тоже вряд ли займется. Ему, кажется, больше по душе скакать во весь опор по вересковым пустошам в охотничьем костюме и грубых башмаках, чем жить в Лондоне, носить приличную одежду и дышать городским воздухом.

– Может, ты и прав, – согласилась Джоан, зная, что ее крестный отец ненавидит столичную жизнь и бывает в Лондоне только тогда, когда дело касается поместья. – Кроме того, я беспокоюсь о деде Патрика. Ему это совершенно не понравится.

Харви согласно кивнул. Они несколько раз посещали прикованного к постели старика в его апартаментах.

– Он находит тебя похожей на покойную жену, – напомнил Харви Джоан.

Это соответствовало истине: женщина, изображенная на висящем в спальне старого Толбота портрете, была, как и она, высокой, статной, с рыжими волосами и широкоскулым лицом. Но она Джоан Кларк – дочь Самнера Кларка, такого же егеря, как и многие его предки, а Толботы – аристократы до мозга костей.

– Мы обе с ней шотландских кровей, – ответила она, завершая тему. – Так вот, когда умрет старый Толбот, Сайлас станет законным владельцем поместья, а после него все унаследует Патрик. Он должен остаться здесь. – На ее лице появилось грустное выражение. Лишившись общества Патрика, она будет чувствовать себя одиноко.

Харви нахмурился.

– Он для тебя много значит, не правда ли?

– Да! – ответила Джоан, и ее глаза затуманились.

Он принялся ходить туда-сюда по галерее, как будто не зная, куда себя деть, потом вновь остановился перед ней.

– Ну что ж, по крайней мере, уезжая на задания, мне не придется беспокоиться, оставляя тебя одну в коттедже.

Намек оскорбил Джоан. Напустив на себя как можно более надменный вид, она медленно встала и выпрямилась. С рассыпавшимися по безупречной формы плечам огненными волосами и горящими глазами она походила сейчас на женщину, вышедшую на тропу войны. Что, впрочем, не исключалось, если Харви не изменит своего мнения в отношении Патрика.

– Патрик и я знакомы с самого детства. Он для меня как брат! Не понимаю, почему ты все время намекаешь на что-то большее.

– А потому, что гости интересуются, чем вы тут наверху занимаетесь...

– Даже в день моей свадьбы? – прервала его пораженная Джоан.

– Вы показались всем слишком уж занятыми друг другом, – резко возразил он. – Мои друзья и коллеги нашли ваше поведение неподобающим. И тут я должен согласиться с ними.

Джоан густо покраснела. Она узнала этих журналистов, размещавшихся некогда в том самом африканском лагере для беженцев. Они наверняка знали об их интимных отношениях с Бруно – тот не делал из этого тайны. И друзья Харви, по всей видимости, решили, что она вообще не прочь весело провести время с любым мужчиной.

– Ясно! – с горечью пробормотала Джоан. Неужели последствия совершенной ошибки будут преследовать ее всю жизнь? – Теперь мне, значит, нельзя даже обняться с другом! Ты должен был осудить грязные мысли этих людей, а не меня!

– Я должен был подняться сюда, чтобы не допустить распространения сплетен. С меня хватит грязных слухов, Джоан! – сказал он с плохо скрываемой яростью, и это резануло ее словно ножом. – Мы договорились о том, что ты не просто будешь соблюдать условия нашего соглашения, но и должна казаться выше всяких подозрений. Иначе пеняй на себя!

Она не верила своим ушам: человек, которого она знала, заботливый, доброжелательный, спасший ее от кошмара, на ее глазах совершивший так много добрых поступков, исчез. Может быть, настоящий Харви Риордан – подозрительный ревнивец, полагающий, что она должна быть благодарна ему только за то, что он спас ее ребенка от позора незаконного рождения?

Джоан вспомнила подвал в Ливане, где Харви устроил импровизированную вечеринку для нескольких женщин, желая отвлечь их от невеселых мыслей. Он тогда сыграл им на пианино, прекрасно, завораживающе, заставляя всех их плакать. А потом протанцевал со всеми по очереди, а она, смеясь, аккомпанировала им одним пальцем.

Вспомнила Джоан и о том, как он набросился на мужчин, пытавшихся отобрать мешок с зерном у беззащитной женщины. Но это не помогало, а, наоборот, только напомнило ей о том, каким он может быть в экстремальной ситуации, но не в обыденной жизни.

– Что с тобой случилось? – с горечью спросила она. – До сих пор у нас с тобой все шло так хорошо. – Только теперь Джоан ясно поняла, как много значило для нее обещание его дружбы. Без этого свадьба оказалась бы невозможной. – Харви, – нежно, с мольбой в дрожащем голосе попросила она, – оставайся самим собой, пожалуйста. Не начинай вести себя на манер ревнивого любовника...

Он так резко поднял голову, что его черные кудри взметнулись вверх.

– О чем ты, черт побери, толкуешь? – требовательно спросил он. – Разумеется, я не ревную! Но мне меньше всего на свете хочется, чтобы по поводу отношений моей жены и Патрика Толбота ходили грязные слухи.

Сильной рукой он взял Джоан за подбородок и поднял ее голову вверх. Ее словно опалило жаром.

Боясь, что глаза выдадут ее смятение, Джоан смущенно опустила ресницы. Теплое дыхание Харви заставляло трепетать оставшиеся на нежных округлостях грудей лепестки.

И вдруг, к ее ужасу, напряжение, возникшее внизу живота, напомнило ей, что значит быть рядом с мужчиной и желать его. Отогнав эту мысль, Джоан прислонилась в балюстраде галереи.

– Я вовсе не так уж неразборчива в знакомствах. У тебя нет оснований волноваться за будущее, – сказала она умоляющим тоном, страстно желая, чтобы он поверил ей. – А Бруно... Просто в то время в была на грани срыва. Никогда еще я не видела столько оставшихся без родителей детей, и это опустошало меня и физически и морально. – Она закусила губу. – Когда умерла моя мама, я тоже ощутила себя одинокой и никому не нужной, ищущей участия и внимания. Но теперь это все в прошлом. И я не собираюсь повторять ошибку.

– Так ли это? Быть может, ты эмоционально возбудима по своей природе. В тебе есть что-то непонятное. – Он с сомнением посмотрел на нее. – Иногда ты производишь впечатление совершенной невинности, а иногда...

От подобного откровенного намека Джоан охнула и похолодела.

– Ты меня обвиняешь?

– Нет. Но натура берет свое. Свои потребности не скроешь. Они не проявляются сразу, но рано или поздно обнаруживают себя. Ты не справилась с ними и...

– Я... что ты сказал?

– Извини, – отрывисто произнес он. – Мне не стоило говорить об этом.

Сердце Джоан, казалось, превратилось в кусок льда: он что-то знал про нее.

– Не увиливай, что ты хотел этим сказать?

Последовала долгая пауза.

– Хорошо. Может быть, тогда тебе станут понятны некоторые мои сомнения, – наконец недовольно проворчал он. – В лагере у тебя сложилась определенная репутация – скрытной и чувственной женщины. Бруно много сплетничал о тебе...

– О нет! – простонала она.

– Я всегда уходил, когда он начинал эти разговоры. Но однажды мы оказались рядом в машине конвоя и было невозможно остановить его излияния. Извини меня, – добавил он, заметив, какое впечатление произвели на Джоан его слова. – Ты сама спросила об этом.

Она закрыла лицо ладонями, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. Тело дрожало, как лист на ветру. Страшно было подумать о том, что весь лагерь обсуждал ее достоинства в постели!

– Уходи! Оставь меня одну! – пробормотала она, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок.

– Не могу. Сперва мы должны будем сыграть небольшую сцену.

– Сцену? – потрясенно переспросила она.

– Я поспешил сюда наверх, прервав фразу на середине, – сообщил он. – Мои собеседники наверняка догадались почему. Несколько минут я пытался привлечь ваше с Патриком внимание взглядами, надеялся, что ты поймешь предостережение. Однако напрасно. Поэтому все, кого по интересует, должны увидеть, что ты убедила меня в том, что между вами ничего нет. И, жалея о том, что причинила мне такое беспокойство, просишь у меня прощения, обняв и поцеловав меня.

Она словно окаменела и, взглянув на чувственные губы Харви, начала пятиться назад, пока не уперлась спиной в стену.

– Но... нам совсем не обязательно целоваться. – У нее перехватило дыхание, и Джоан вынуждена была на мгновение прерваться. – Почему бы просто не спуститься в зал, идя под руку и улыбаясь друг другу? – с надеждой в голосе спросила она.

Подобная боязнь заставила его иронически поднять бровь.

– Этого будет недостаточно. Нужно нечто более определенное и интимное.

– Ин... интимное? – еле выговорила она.

Борясь с тошнотой, Джоан постаралась выдавить из себя улыбку. В его глазах мелькнуло раздражение.

– Если ты не собираешься принимать этого всерьез...

Улыбка сползла с ее лица.

– Да нет, это серьезно. Именно поэтому мне трудно сохранять беззаботный вид. Кроме того, я не люблю принуждения! – с вызовом пробормотала она.

– Я тоже. Но иногда это необходимо, – лаконично возразил Харви. – Я загорожу тебя, они будут видеть только мою спину.

Она медлила.

– Давай! – приказал он.

Чувствуя себя слишком слабой для того, чтобы продолжать сопротивляться, Джоан сделала пару шагов вперед и положила руки на его затылок. Упругие черные завитки волос попали между пальцами. Встав на цыпочки, Джоан постаралась целиком сосредоточиться только на этом ощущении и закрыла глаза.

Холодные губы Харви соприкоснулись с ее губами. Все, что она при этом чувствовала, была подступающая к горлу тошнота. Этот поцелуй по принуждению был унизителен, задевал ее гордость. Застонав, Джоан попыталась отстраниться, но Харви бесцеремонно положил ладонь на ее затылок и еще крепче прижался к ней губами.

– Потерпи, – хрипло прошептал он. – По моим понятиям, порыв страсти должен длиться по меньшей мере секунд двадцать.

Казалось, поцелуй никогда не кончится. Тело Джоан было напряжено, и ей хотелось одного – чтобы этот кошмар поскорее остался в прошлом. Машинально она отметила, что до этого плотно сжатый рот его расслабился, теперь он уже ласкал ее губы, и в один пугающий до замирания сердца момент почувствовала, что ее тело отвечает на поцелуй. В ужасе Джоан попыталась оттолкнуть Харви, но его твердая как камень грудь не подалась ни на дюйм.

Теперь это уже было не имитацией поцелуя, а чем-то совсем иным. Было очевидно, что начинает давать себя знать присущая Харви сексуальность, перед которой она не могла устоять. Джоан чувствовала, как их тела стремятся слиться воедино, услышала участившееся биение его сердца, ощущала ответное ускорение пульса.

Рука Харви ласкающим движением скользнула по ее наполовину обнаженной спине, и ее тело содрогнулось, преисполненное, казалось бы, забытой истомой. И почти тут же она ощутила, как Харви охватил новый, еще более сильный приступ желания, его объятия стали настойчивее.

Джоан запаниковала. Она вышла за Харви замуж только потому, что он обещал никогда не принуждать ее к выполнению супружеских обязанностей. Беременность, глубокая тоска, явившаяся результатом ее неудачной любовной связи, пережитое сильное потрясение вызывали у нее желание спрятаться от мира, больше никогда не иметь контакта с мужчинами.

Но случилось немыслимое: Харви оказался далеко не столь равнодушен к ней, как давал понять.

Боже! – думала Джоан, оцепенев от ужаса. Харви солгал ей! Он не собирался отказываться от плотских отношений между ними – и она поняла, что может не устоять перед его домогательствами. А именно этого ей хотелось меньше всего на свете!