"Невыносимый Логан" - читать интересную книгу автора (Майклз Кейси)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Быть может, из-за раненой руки у него поднялась температура? Как иначе объяснить, почему при одной мысли об Эшли Доусон ему становится жарко? Голова горит, сердце бьется как сумасшедшее, да и в прочих внутренних органах такая катавасия творится – не приведи господь!

Такими вопросами задавался Логан Каллахан, завязывая галстук – кремовый в голубую полоску. Поскольку одна рука у него почти не действовала, времени на размышления было больше чем достаточно.

Ради всего святого, с чего он вообще вздумал облекаться в костюм? На кого собрался произвести впечатление?

Разумеется, на все эти вопросы был ответ. Один-единственный, очень простой, прекрасно известный Логану ответ. Хоть Каллахан и делал вид, что знать его не хочет.

И чуть позже, ведя свой чисто вымытый «мерседес» к элегантному кварталу, где располагался дом Эшли, он снова и снова перебирал в памяти все события сегодняшнего дня.

Логану вспомнилось, что испытал он, когда увидел, как к строительному трейлеру подъезжает ее маленький аккуратный «фольксваген». Восторг. Удивительный, совершенно неожиданный восторг. И еще – облегчение. Не сразу он осознал, что боялся ее не дождаться.

Она ведь запросто могла не приехать. И была бы права. После того, как он измывался над ней прошлым вечером... Впрочем, ведь и она не давала ему спуску – только искры летели!

Логан любил, когда искры летят. Ему нравились жаркие схватки. Нравились живой ум и острый язычок Эшли и то, что с ней постоянно надо быть настороже, ожидая подвоха. Но где гарантия, что и ей это нравится? Или, если уж на то пошло, что ей в его компании так же хорошо, как и ему с ней рядом? Что, если его напор ее испугал? Если она сочла его ворчуном и придирой, с которым лучше не связываться?

Итак, увидев ее машину, он на полуслове оборвал телефонный разговор с подрядчиком и выскочил из трейлера с твердым намерением показать себя с лучшей стороны. Дать понять, что на самом деле он не такой уж страшный. Что опасаться его не стоит. Что он из тех парней, на которых можно положиться.

Но вместо приветствия Эшли отпустила шуточку насчет его привычки не являться во время, – мол, должно быть, она опоздала, раз он уже здесь, – и Логан забыл обо всех своих благих намерениях. И снова пошло-поехало: гром, треск, искры из глаз...

Но, черт возьми, до чего ж ему это нравилось!

Нравилось смотреть, как она бродит по Дому Сэндлера, благоговейно проводит рукой по дубовым косякам, тяжко вздыхает при виде открывшейся ей «мерзости запустения». А, когда до нее дошло наконец, что, быть может (пусть только «быть может»!), дом и вправду восстановлению не подлежит и все прекрасные мечты ее коллег по «Историческому обществу» так и останутся мечтами... господи боже, у Логана, на нее глядя, просто сердце сжималось от сострадания!

Однако благородные чувства – сами по себе, а расписание работ – само по себе. Снос дома запланирован на утро понедельника, и в интересах Логана, чтобы все прошло без сучка, без задоринки. Чтобы уже в понедельник рабочие начали разравнивать землю под фундамент будущего Центра телекоммуникаций, что взметнется к небесам, через несколько месяцев.

Так думал Логан, пока не поцеловал Эшли. Точнее, пока она не ответила на поцелуй.

Тогда-то с его мозгами и начало твориться что-то неладное.

Логану двадцать семь лет – уже не мальчишка. Ему не раз случалось целоваться с разными милыми дамами... да и не только целоваться, черт побери!

Но никогда прежде он не целовал Эшли Доусон.

И в миг, когда она приоткрыла губы навстречу его губам, Логан вдруг понял: прошло время, когда он, подобно мотыльку, беззаботно порхал с цветка на цветок. Здесь, рядом с ним, единственная женщина, которая ему нужна. И нет у него иных желаний, кроме одного: сжать эту веселую, остроумную, отважную женщину в объятиях, крепче прижать к себе и никогда-никогда не выпускать.

Как говорится, пока смерть не разлучит их.

Быть может, поэтому он и вымыл машину и надел костюм. Лучше поздно, чем никогда. Первое впечатление Эшли о нем уже составила, пожалуй, составила и второе, но может, на третий раз ему повезет? В конце концов, ухаживать за ней по-настоящему он начинает только сейчас...

«Ухаживать»? Что за старомодный жаргон? Господи помилуй, он начинает думать точь-в-точь как отец!

Мысль об отце Логана не обрадовала. Ведь его папаша, великий и ужасный Райан Каллахан, все двадцать семь лет вбивал сыну в голову, что необдуманные поступки могут привести к большим неприятностям.

Хорошо, что старик в Токио. Потому, что сейчас Логан просто не в состоянии обдумывать свои поступки. И если на Эшли этот поцелуй подействовал так же, как на него, значит, оба они стремглав летят навстречу пресловутым большим неприятностям.

Эшли открыла дверь. На пороге, непринужденно опираясь раненой рукой о косяк, стоял Логан: здоровой рукой он протягивал ей пышный букет чайных роз.

– Привет, – заговорил он с улыбкой. – Опоздал всего на двадцать минут. Для меня своего рода рекорд. Видишь ли, только в третьем по счету цветочном магазине нашлись чайные розы. Не знаю, почему, но я твердо убежден, что все прочие цветы, – и все прочие цвета, – тебя недостойны.

– Каллахан?! – Эшли всплеснула руками, смерив его с головы до ног взглядом, полным хорошо разыгранного удивления. – Господи помилуй, в костюме! Что это с тобой стряслось? Только не говори, что это ради меня, – все равно не поверю! Хорошо, костюм я еще могу как-то объяснить – предположим, ты был на деловой встрече и не успел переодеться, – но чем объяснить цветы?

Приглядевшись к нему повнимательнее, она прищурилась:

– И кто, интересно, завязал тебе галстук? Логан расплылся в широкой улыбке.

– Я всегда мог полагаться на доброту незнакомцев, – процитировал он старый фильм, который видел вчера вечером по кабельному телевидению.

Эшли отступила от двери, пропуская его в комнату.

– Любому другому я рассмеялась бы в лицо, но тебе, Каллахан, верю. Готова пари держать, когда ты идешь по улице, добрые старушки выбегают из домов и наперебой угощают тебя пирожными, а потом спрашивают, не постирать ли тебе носки!

– Право, страшно вспомнить, что мы только вчера познакомились, – усмехнулся Логан, отдавая ей букет и следуя за ней на кухню. – Знаем, друг друга всего ничего, а ты, Эшли, уже видишь меня насквозь! Только вот не знаю, хорошо это или не очень.

Эшли с улыбкой обернулась.

– Смотря для кого, Каллахан. Для тебя хорошо или для меня?

И исчезла за дверью.

Он готов был броситься за ней, словно щенок за обожаемой хозяйкой, но, усилием воли взяв себя в руки, остался в гостиной и принялся оглядываться кругом. Каков дом, подумалось ему, такова и хозяйка. Что ж, посмотрим, чем живет и дышит Эшли Доусон!

Она любит цветы. Вот первое, что бросилось ему в глаза. Не меньше двух дюжин глиняных горшков с цветами. Широкие подоконники, балкончик с застекленными дверями – все утопает в зелени. А впрочем, не всё здесь цветы: вот эти ростки, кажется, принадлежат помидорам, а те – сладкому перцу.

Значит, Эшли любит садовничать. Она из тех женщин, которым нравится погружать пальцы в жирную рыхлую землю, пробуждая к жизни хрупкие весенние ростки. Из тех, чье предназначение – дарить жизнь.

Обстановка в комнате не была выдержана в каком-то определенном стиле – массивный пухлый диван темного дерева соседствовал здесь с изящной кушеткой и мягкими табуретками в классических светлых тонах. По всему чувствовалось, что хозяйка заботится не столько о стиле, сколько об удобстве и уюте; особенно красноречиво говорили об этом подушечки – не меньше дюжины разноцветных мягких подушечек, разбросанных по дивану и креслам.

Что, если увлечь Эшли на этот необъятный диван? Каково-то будет на нем заниматься любовью? Неторопливо исследовать друг друга, учиться дарить друг другу наслаждение... Ах, как хорошо!

Логан тряхнул головой, возвращаясь от опасных фантазий к реальности, и продолжал осматривать гостиную.

Современность в этой комнате странно смешалась со стариной. Много стекла, много блестящего металла, но при этом в одном углу ласкает взор антикварная вешалка, а в другом – прелестный старинный бювар вишневого дерева. Ноги тонут в белом берберском ковре с темными восточными узорами. Хороший современный телевизор с видеомагнитофоном. Очень приличное, стерео настроено на волну, передающую кантри-рок.

С темно-синих стен смотрели на Логана лица людей – множество лиц, словно хозяйка квартиры не выносила одиночества. Он узнал автопортрет Рембрандта в молодости, «Бурю над Толедо» Эль Греко, еще несколько репродукций старых мастеров. Как ни удивительно, классическая живопись в этой эклектичной квартире смотрелась очень к месту. Не ускользнуло от Логана и то, что некоторые картины – очевидно, те, что Эшли считала самыми важными в своей коллекции, – удачно подсвечены латунными светильниками. И то, что по полу вдоль стен расставлены подставки-пьедесталы и на каждой стоит или вазочка, или какая-нибудь безделушка, или просто горшок с цветами.

Все это немного напоминало музей, но затхлого музейного духа здесь и в помине не было. Во всем убранстве комнаты чувствовался искренний, детский восторг Эшли перед красотой – в чем бы она ни выражалась. Несмотря на обилие мебели, и безделушек, гостиная не казалась тесной, скорее... полной. Полной света, любви, дыхания жизни.

Как и сама Эшли.

На почетном месте – над изящной кушеткой – красовался огромный пейзаж, по всей видимости, изображающий сельскую местность в Италии. Должно быть, подумалось Логану, Эшли мечтает о поездке в Европу. А может быть, уже там побывала и приобрела пейзаж на память о своем путешествии.

Еще долго мог бы он оглядывать гостиную, восхищаясь смелостью ее хозяйки в выборе цветов, безупречным вкусом, неподдельным интересом к искусству, но голос Эшли прервал его размышления:

– У меня не нашлось вазы подходящего размера...

Эшли вошла в комнату, по-прежнему с розами в руках – они нашли приют в синем эмалевом кофейнике.

– Выглядит совсем неэлегантно, но, надеюсь, цветы меня простят. – Она водрузила кофейник на стеклянный столик с латунными ножками, отступила назад, чтобы полюбоваться результатом, и поморщилась. – Жаль, что я не Мэри! У нее дома непременно нашлось бы с полдюжины высоких хрустальных ваз – специально для такого случая.

Логан вовсе не жалел о том, что рядом с ним Эшли, а не ее сестра. И, сказать по правде, полагал, что розы в кофейнике смотрятся просто божественно.

– Гостиная у тебя потрясающая! Гм... что бы еще такое сказать, чтобы заработать право на экскурсию по остальной квартире?

Эшли выпрямилась, поправив розу, и лукаво улыбнулась.

– На кухне у меня гора грязной посуды, в спальню и в ванную я тебя не пущу, а больше тут ничего и нет. Так что, ковбой, хватит с тебя одной гостиной!

Она разгладила юбку. Сегодня на Эшли было маленькое черное платье без рукавов – элегантное творение неизвестного модельера, открывавшее взору и прекрасные руки, и длинные стройные ноги.

Никогда прежде Логан не подозревал, что ему так нравятся женщины в маленьких черных платьях.

– Знаешь, ты... ты прекрасно выглядишь, – выдавил он.

А сам подумал: «Боже, ну и банальность! Что я такое несу?»

Эшли заправила за ухо прядь темно-рыжих волос и взглянула Логану прямо в глаза. Для этого ей пришлось приподнять голову, – даже в черных туфлях с трехдюймовыми каблуками она была почти на целую голову ниже его.

– Спасибо, Каллахан. Видимо, я должна вернуть комплимент? Что ж, шутки в сторону: ты сегодня удивительно чистоплотен. А теперь пошли. Тебе я сказала, что столик у нас заказан на семь, но на самом деле заказала на половину восьмого, так что, если выйдем прямо сейчас, успеем как раз вовремя.

Логан расхохотался, отворил дверь, склонился перед Эшли в галантном поклоне... но, когда она с царственным видом проходила мимо, не удержался и шлепнул ее пониже спины.

Эшли обернулась и рассмеялась – открыто, радостно, искренне. От этого смеха у Логана потеплело на душе: в первый раз после поцелуя в Доме Сэндлера он преисполнился надеждой, что скоро, очень скоро поцелует ее еще раз.

Логану нравилось смотреть, как она ест. Манеры Эшли были безукоризненны, движения изящны, однако она и не думала скрывать, какое удовольствие получает от хорошей еды. Попробовав креветок, она сладко вздохнула и зажмурилась от восторга.

«А ведь это только закуска! – подумал Логан. – Что же с ней будет, когда дело дойдет до десерта?»

Много раз Логану случалось ходить на свидания с женщинами, которые боятся съесть лишний кусок. За ужином такие дамочки обычно вяло ковыряют вилкой салат и в основном пьют – разумеется, минеральную воду. Но Эшли к таким явно не относилась. Стройностью своей миниатюрной фигурки она, несомненно, была обязана активному образу жизни, а не каким-нибудь идиотским диетам.

Все в ней – выбор профессии, живой интерес к миру и людям, яркие цвета в обстановке, вкус к еде – говорило о любви к жизни, о безоглядной готовности радоваться каждому наступающему дню.

Страстная женщина, думал Логан. Чувственная. Это он понял по тому, как она отвечала на поцелуй. Но не верил, что она готова одаривать своей страстью кого попало.

Тем более что, помимо страсти, он ощущал в ней и потрясение, и смятение. Тело у нее напряглось, словно она пыталась справиться со своими чувствами, ввести эту внезапную страсть в какие-то рамки, а миг спустя, расслабилось, ибо Эшли поняла, что борьба с собой бессмысленна и бесполезна.

Быть может, и сейчас, пять кратких часов спустя, она пытается понять, почему ответила на поцелуй. Быть может, злится на Логана, так грубо нарушившего безмятежный уклад ее жизни.

В конце концов, при первой встрече она его презирала. Видела в нем какого-то космического злодея, готового все исторические места застроить уродливыми небоскребами и всю Америку превратить в одну большую автостоянку. И вот, не прошло и суток, уже тает в его объятиях! Должно быть, теперь она полна отвращения к себе, а Логана... если она готова всего лишь изжарить его на медленном огне, можно считать, что ему очень повезло!

В этот миг, словно прочтя его мысли, Эшли аккуратно сложила льняную салфетку, положила ее возле тарелки, наклонилась вперед, поставив локти на стол, а подбородок положив на руки, – словом, заняла боевую позицию.

– Ладно, Каллахан. Мы пообедали. Выпили. Очень мило побеседовали о том, победят ли «Филадельфийцы» на чемпионате в следующем году.

– Их вратарю, должно быть, часто икалось в последние полчаса, – добавил Логан, надеясь потянуть время.

– Не перебивай, пожалуйста. Обсудили мир во всем мире и выяснили, что оба мы против войны. Я узнала, как ты в двенадцать лет сломал руку. А ты узнал, что по биологии у меня были одни пятерки, а вот экзамен по испанскому я сдала только с третьего раза. Не пора ли перейти к тому, ради чего мы, собственно, сюда явились?

Очень медленно и аккуратно Логан сложил салфетку, тоже поставил локти на стол, положил подбородок на скрещенные руки и ухмыльнулся.

– Не знаю, как ты, Эшли, а я сюда явился для того, чтобы еще раз тебя поцеловать. Я об этом весь день мечтал. И еще, не скрою, хотелось полюбоваться, как ты из последних сил сдерживаешь свой буйный темперамент. Вот как сейчас. Ты ведь меня растерзать, готова, верно, Эшли?

Она уронила руки и со стоном откинулась на стуле.

– Каллахан, ты невозможен, и сам это знаешь! – И тут же улыбнулась, невольно обводя пальчиком губы, словно оживляя в памяти этот поцелуй. – А здорово было, правда?

– Здорово?! И это все, что ты можешь сказать? «Здорово»! Мне-то казалось, что у тебя богатый словарный запас! Я бы сказал, это было потрясающе. Сногсшибательна. Немыслимо. Это открыло мне новые горизонты и заставило задуматься о смысле жизни... Или, ты считаешь, я слишком много значения придаю обычному поцелую?

Эшли опустила глаза и принялась играть вилкой.

– Нет, Каллахан, – ответила она наконец, – не слишком. – И тут же добавила, вздернув подбородок: – Но это еще не значит, что ты мне нравишься! Просто я... я... я тебя больше не ненавижу.

– Что ж, это радует.

У стола появился официант со списком десертов. Оба отрицательно замотали головами. Когда официант собрал посуду и исчез, Логан заговорил снова:

– Но в понедельник, когда я снесу с лица земли Дом Сэндлера, ты снова меня возненавидишь, верно? Эшли долго молчала, вертя в руках вилку.

– Не знаю, – призналась она, наконец, так тихо, что Логан едва ее расслышал. – Все так запуталось! «Историческое общество» не сможет восстановить дом – у нас нет таких денег. А на наш запрос о гранте правительство ответило отказом. Вот если бы с этим зданием были связаны какие-нибудь исторические события... Я все местные архивы перерыла – надеялась, вдруг узнаю, что здесь останавливался Вашингтон или что-нибудь в этом роде! Ничего. Прошлым летом устраивали сбор средств на ремонт Дома Сэндлера – тоже бесполезно. У простых людей нет лишних денег, а богатых и важных бизнесменов история не интересует. А потом город продал пустырь вместе с Домом Сэндлера компании, для которой вы строите на этом месте фабрику... Ой, прости. Центр телекоммуникаций.

– Ты ведь понимаешь, почему мы хотим возвести его именно здесь? – спросил он. – Сэндлеры знали, где строить дом. Это прекрасное место – акров на сорок вокруг лучше не найдешь! Давай я немного расскажу тебе о нашем проекте, – продолжал он, поудобнее, устраиваясь на стуле. – Знаю, ты ненавидишь уродливые дома-коробки, окруженные автостоянками. Я их тоже терпеть не могу. И наш Центр будет совсем другим! Наша команда долго работала над этим проектом, и, кажется, нам удалось создать нечто, в самом деле, необычное. Представь: сказочный терем из светлого дерева и красного кирпича. Вместо скучных плоских крыш – высокие коньки и островерхие башенки. С западной стороны, где дом выходит на склон холма, устроим подземный гараж – чтобы автомобили не портили вид. Совершенно новый принцип использования пространства. Мы хотим соединить модерн с классикой, внешнюю привлекательность со строгой функциональностью... Впрочем, я, кажется, увлекся, – извинился он.

– Нет-нет, мне нравится. Очень нравится. Одного не понимаю: как ты можешь создавать красоту и в то же время ее губить? Точнее, губить то, что когда-то было прекрасно.

Не пора ли признаться ей, что Дома Сэндлера нет ни на одном плане, что он не значится ни в одном описании местности, что до вчерашнего дня сам Логан и не подозревал о его существовании?

Нет, не стоит. Получится, что он выгораживает себя. И потом, Логан до сих пор не мог простить неведомому обманщику, сделавшему из него дурака. И злился на себя – за то, что не позаботился приехать в Аллентаун заранее и лично осмотреть место строительства, а переложил свои обязанности на подчиненных. Такой беспечности не может быть оправдания.

И он сказал:

– Сегодня после обеда я связался с подрядчиком из местной строительной фирмы, и мы осмотрели дом вместе. Он назвал мне кое-какие цифры. Не думаю, что ты захочешь их услышать, Эшли, – таких цен ваше общество явно не потянет. Но дело даже не в этом. Пойми, все планы уже составлены, утвержден бюджет, наняты рабочие... Мои клиенты не захотят мириться с внезапной переменой в планах и задержкой строительства. Понимаешь? Она со вздохом пожала плечами.

– Понимаю. Все понимаю. Это их земля. Они за нее заплатили. И могут делать с ней все, что хотят.

– Нет, Эшли, мне кажется, ты не понимаешь, – настаивал Логан. – Дело не только в деньгах. На разработку и утверждение плана строительства ушел почти год. Если я сейчас попытаюсь изменить план или куда-то переместить постройки... Пойми, я не могу вдруг взять и все отменить! У меня есть обязательства... есть репутация нашей фирмы...

– Значит, мы ничего не можем сделать. Вернее, я ничего не могу сделать, – поправилась она, словно вспомнив, что Логан Каллахан по-прежнему остается ее врагом. – Что ж, этого следовало ожидать. Знаешь, если можно... мне хотелось бы еще раз туда съездить. Подняться наверх, сделать несколько снимков, пока Дом Сэндлера еще стоит.

– Разумеется, Эшли, – покорно ответил Логан. Он чувствовал себя последним из негодяев.

Они стояли у дверей дома Эшли, и мягкий свет уличного фонаря освещал ее прекрасные черты. Логан поднял голову и слегка отстранился.

– Даже лучше, чем в первый раз, – прошептал он. Затем снова склонился к Эшли, откинув ее голову назад, и прильнул губами к хрупкой шее. – И так тоже... прекрасно.

Ужин закончился около часа назад. Затем они немного покатались по городу – Эшли показывала Логану исторические места. Старую каменную церковь на Гамильтон-стрит, где хранилась точная копия Колокола Свободы. Памятники воинам и морякам в городском парке. Старое здание суда – каменный дом, который «Историческому обществу» удалось отреставрировать и вернуть ему былую славу.

А какая гордость звучала в ее голосе, когда она рассказывала об огромной библиотеке, собранной членами «Общества» и открытой для всеобщего пользования; о том, как вместе со своими соратниками спасала и восстанавливала из руин несколько особняков в центре города, переживших Гражданскую войну.

И, наконец, за порцией итальянского мороженого в кафе на открытом воздухе, она со смехом рассказала Логану, как попала в «Историческое общество».

– Разумеется, всему виной мужчина. И моя матушка. Время от времени маму посещает мысль, что я совсем не бываю в обществе, и она начинает судорожно приобщать меня к светской жизни. В этот раз она повела меня на лекцию. Едва я увидела лектора... это была любовь с первого взгляда! Только представь: твидовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях, клочковатая бородка, очки в золотой оправе – словом, классический «чудаковатый профессор». О чем он говорил, я уже не помню, да и тогда особенно не слушала – только смотрела. Правда, любовь моя увяла после первого же свидания, когда выяснилось, что этот «профессор» умеет говорить только о двух вещах – о себе и еще раз о себе. Но он успел заинтересовать меня своим делом – и что же ты думаешь? Мне понравилось. Должно быть, это у меня в крови – забота о слабых, и обиженных. Больные люди, раненые животные, старые дома, которые никому больше не нужны...

Она говорила, а Логан чувствовал, что с каждым словом любит ее все сильнее. Не просто желает (хотя, конечно, и это тоже!), нет, именно любит. Хочет быть с ней рядом. Разговаривать с ней. Смеяться ее шуткам. Наслаждаться душевной близостью. Что может быть прекраснее, чем провести остаток жизни рядом с этой чудной девушкой?

И теперь, уткнувшись носом ей в шею, вдыхая запах ее духов – простой и свежий аромат, напоминающий о весеннем дожде, – чувствуя, как нежные руки скользят по его спине, Логан с новой силой понимал, что любит ее больше всего на свете. И больше всего на свете страшится потерять.

– Представляю себе, как старая миссис Блокер из соседней квартиры прильнула к своему биноклю, – приглушенно пробормотала Эшли. – Но если ты думаешь, я намекаю тебе на то, что пора прощаться, – ты ошибаешься.

Он сжал ее плечи и взглянул ей в глаза – чудные, сияющие, смеющиеся карие глаза.

– На что же ты намекаешь? Хочешь пригласить меня войти?

Он уже знал ответ. Нет, она не впустит его в дом. Эшли не из тех девушек, что готовы, разделить постель с любым желающим. Логан понимал и уважал ее решение, но боже, как же он ее хотел!

Привстав на цыпочки, она поцеловала его в щеку.

– Нет, Каллахан. Я лучше подожду.

Подняв глаза, Логан заметил, что занавеска на окне соседней квартиры отодвинута.

– Что ж, пусть миссис Блокер крепче держится за свой бинокль, – пробормотал он, – потому, что сейчас я поцелую тебя еще раз – на прощание!

Так он и сделал.

На следующее утро, едва занялся рассвет, Логан уже поднимался по лестнице в квартиру Эшли с коробкой пирожных под мышкой.

Он отвез ее на работу, в обеденный перерыв они вместе пообедали, а вечером – вместе поужинали.

То же повторилось и в четверг, и в пятницу. Чудесные, волшебные дни, их не омрачало даже то, что Логан ни разу не поднимался в квартиру к Эшли после ужина. Почему – оба понимали.

Миссис Блокер, должно быть, тоже понимала – судя по всему, она ни днем, ни ночью не покидала свой пост у окна.

Чувственное напряжение между Логаном и Эшли росло день ото дня. Всякий раз, когда они были вместе, между ними словно электрические искры проскакивали. Они чувствовали, что сближение неизбежно, однако, не говоря друг другу ни слова, как будто по молчаливому уговору, откладывали свое соединение. Оба понимали: если они лягут в постель, обратного пути уже не будет.

Если бы мир был совершенен, думал Логан, ничто не угрожало бы их любви. Неторопливо, медленно они бы узнавали друг друга, понимая и переживая каждый нюанс своих крепнущих отношений. Нити, связывающие их, сплетались бы во все более тесный клубок, и каждый шаг навстречу друг другу дарил бы новое наслаждение – духовное, эмоциональное, да и чувственное тоже. И когда, наконец, любовь их увенчалась бы свадьбой, это был бы поистине вечный, нерасторжимый союз, над которым не властно само время!

Если бы наш мир был совершенен... Только он вовсе не совершенен. И кому, как не Логану, этого не знать.

Утром в субботу, получив вместе с завтраком в номер бесплатную местную газету, Логан в одночасье рухнул с небес на землю.

«Раскол в «Обществе любителей истории»: радикалы намерены бороться за старинный особняк любыми средствами», – гласил заголовок на первой странице.

Отложив недоеденный тост и развернув газету на странице «Новости города», Логан прочел следующее: «Настало время положить конец бесконтрольному разрушению ценнейших исторических памятников. Не отдадим Дом Сэндлера на растерзание стервятникам из Филадельфии! – заявляет Карл Уитьер, вместе со своими соратниками покинувший «Историческое общество».

К статье прилагалась фотография: клочковатая бородка, очки в золотой оправе, твидовый воротник...

– Черт побери!

Забыв о завтраке, Логан по диагонали просмотрел статью. Судя по всему, «чудаковатый профессор» с замшевыми локтями повздорил с прочими членами «Общества» из-за того, что они не решались нарушить закон. Уитьер заявлял, что ради спасения Дома Сэндлера готов на все, абсолютно на все! Несанкционированные демонстрации, акции протеста, громогласные скандалы – все что угодно, лишь бы не подпустить к историческому зданию бульдозеры!

Что все это значит? Эшли не могла не знать о его планах! Почему же ничего не сказала Логану? Почему не попыталась его предупредить? Выходит, она на стороне Уитьера? Или, быть может, когда она заговорила о нем во вторник, это была не случайность, а предупреждение?

Позвонить ей? Логан бросил взгляд на часы – восемь утра. Должно быть, Эшли еще спит. Сегодня они собирались съездить к морю, посидеть на пляже... Согласится ли она теперь поехать с ним?

Или, быть может, она уже заняла позицию возле Дома Сэндлера? Разгуливает взад-вперед по обочине с красочным плакатом, где фирма «Каллахан и сын» характеризуется всеми нехорошими словами, какие только существуют в английском языке?

Логан не хотел ей звонить. Не хотел знать.

И все же потянулся к телефону...