"Достойная оборона" - читать интересную книгу автора (Дрейк Дэвид, Томас Томас Т.)

«1. ТАДЕУШ БЕРТИНГАС: СМЕНА КАРАУЛА»

«СТРОГО СВЕТОБЛОК АВРСКОПГУБ СВЕРХСЕКРЕТНО СУПЕРКОД 010101 РУЧНАЯ РАСШИФРОВКА»

— О, Хризостом! — простонал Тадеуш Бертингас, заместитель директора Бюро коммуникаций Скопления Аврора. Он помянул святого — покровителя проповедников и составителей политических докладов.

Святой Иоанн Златоуст — по-здешнему Хризостом — был вселенским патриархом в Константинополе и жил в 3407 — 3347 годы до эры Пакта. Мощи святого обратились в прах еще до того, как на Земле появился на свет первый прибор искусственного разума. И разумеется, задолго до того, как титулованные пижоны Главного центра, на дворянских грамотах которых еще сургуч не остыл, научились проникать в военные шифросети — только для того, чтобы посылать разные там поздравления со всякими официальными и неофициальными праздниками своим собутыльникам с периферии…

Получив подобное сообщение, прочитать которое можно было только на экране светоблока, дворцовые шавки ничтоже сумняшеся поднимали по тревоге весь штат Бюро коммуникаций и держали его в напряжении всю ночь. Это кодированное послание наверняка будет таким же тупым и бессвязным, как и все предыдущие. Дворцовым штабистам даже удалось найти его, Бертингаса — при всем при том, что несколько недель подряд он старательно скрывал ото всех, где будет ночевать.

Помощник Бертингаса Джина Ринальди в данном, случае вполне могла заменить его и легко бы расшифровала послание или же, скорее всего, отправила бы его в хранилище входящих документов, а уже потом, плотно Позавтракав, дежурный персонал приступил бы к работе.

— Джина, — позвал он и повернулся к ширмам, которые перегораживали его кабинет. Высотой ширмы были чуть побольше человеческого роста. — Не поможешь мне? Кажется, автодешифратор барахлит…

Жужжание принтеров за ширмами, звяканье чашек с кофе и гул недовольных голосов — кому же понравится вставать затемно — мгновенно смолкли.

— Разумеется, Тэд, — отозвалась помощница.

«Нет, ей нельзя, — отрезал прибор искусственного разума, лежащий у него на столе. — Во мне содержится сверхсекретное послание, а у нее нет…»

— Заткнись. Ты сломан, — сказал Бертингас и отсоединил ПИР от блока приема сообщений. Есть-таки своя прелесть в соединении с помощью проводов.

Джина Ринальди проворно переступила порог и подошла к его столу. Не спрашивая разрешения, она придвинула стул, села и разгладила на бедрах короткую юбку. Джина пододвинулась поближе к блоку сообщений, коснувшись при этом колена Бертингаса своим, затянутым в нейлон, просунула стройное плечо Бертингасу под руку и провела длинными черными волосами по его лицу. Джина притворилась, что не интересуется реакцией Бертингаса, однако на ее лице появилась лукавая улыбка.

— Впечатляет, — произнесла Ринальди, кивнув на заголовок сообщения.

Она быстро набрала на компьютере личный логокод Бертингаса и пароль заместителя директора Бюро коммуникаций и принялась за расшифровку.

Джина человеком не была, она принадлежала к расе деоорти. Бертингасу ни разу не доводилось видеть деоорти-мужчин или деоорти-гермафродитов, но он знал, что где-то такие существуют. Внешне Джина очень походила на обычную женщину, в толпе не отличишь. Но, поглядев на Джину внимательнее, можно было увидеть множество отличий. Во-первых, Джина была чересчур уж худая. Метаболизм ее тела был иным, чем у человека, и важную роль играл стабилизированный натрий. Кожа у Джины была темно-желтой и при искусственном освещении становилась почти оранжевой. Сухая и прохладная на ощупь, кожа напоминала дорогой сафьян тонкой выделки.

По-настоящему Джину выдавало лицо: слишком широкие скулы, чересчур широко посаженные огромные глаза. Надбровные дуги сильно выдавались вперед, длинные брови поднимались к вискам, черные глаза почти без белков делали взгляд Джины чуть диковатым.

Джина обладала незаурядной интуицией. Она сразу ухватывала суть вопроса и умела выстраивать длинные логические цепи. Ее невозможно было сбить с толку всякими там софизмами, словесными уловками и фальшивым пафосом. Нет, Джина умела не обращать внимания на словесную шелуху и чувствовала себя как рыба в воде среди нагромождения самых противоречивых суждений и фактов. Столкнувшись с какой-нибудь проблемой, она всегда могла найти приемлемое решение — и за это Бертингас высоко ее ценил.

Благодаря своему таланту Джина Ринальди заняла довольно высокий пост в Бюро коммуникаций, где доминировали представители человеческой расы, получила собственный угол за ширмами в кабинете начальника и заработала право использовать в качестве персонального логокода часть своей инопланетной фамилии, а не просто номер, как у большинства других сотрудников Бюро.

И вот под ее умелыми руками текст светоблокового послания Главного центра из мешанины цифр и букв превратился во вполне осмысленное сообщение:

«Почтенной Дейдре Салли, сенатору, губернатору Авроры,

председателю подкомитета по торговле и коммерческим перевозкам,

держательнице знаков Натакрикса и Электрикса, владетельнице

феодов Омбада, Гарета и Зеленой Галилеи — привет.

С прискорбием извещаю Вас, что сего дня, по земному счету 12 ноября 5341 года эры Пакта, в десять ноль-ноль утра, Его Превосходительство Стефан VI тен Холкомб, наследный Высокий секретарь Совета Пакта, пал от рук наемных убийц в своих покоях. К оставшимся в живых кавалерам ордена Бани применен указ о выдаче преступников, согласно директиве Кона Татцу 12/11/41 — 328ААА.

Наследник престола Родерик в настоящее время находится в безопасности в доме Бартлеби. Вновь назначенные регенты собрались для формирования правительства меньшинства. Протосовет запрашивает немедленное подтверждение вашей номинации для регистрирования.

Протосовет также распорядился, чтобы дополнительные индикации лояльности всех административных служащих, военных офицеров и крупных коммерческих представителей Скопления Аврора были посланы в Главный центр не позднее 20 ноября 5341.

Серьезно советую поспешить, Дейди.

Искренне Ваш — Авалон Бобур, камергер, шеф Кона Татцу».

Бертингас присвистнул. Джина повернула голову, и ее губы оказались в нескольких сантиметрах от его губ. Она вопросительно подняла бровь.

— Убит Высокий секретарь — надо же, — сказал Бертингас.

Он произнес эти слова, просто чтобы поддержать разговор. Думал он о другом: о том, что рухнули надежды на отпуск, на турпоход по горным перевалам. Целых девять лет горы были его единственной отдушиной после изнуряющей работы в Бюро. Какое это было счастье — очутиться в самых дебрях девственного леса, пробираться среди причудливых скал и дышать свежим, неотфильтрованным воздухом! И теперь все мечтания об отпуске прахом пошли. Чертово убийство! Оно привяжет Бертингаса к столу на целые месяцы, а отпуск у него должен начаться через два дня! «Идиоты! Нашли время убивать!»— разозлился он.

Джина молчала — из почтения к грифу «СТРОГО АВРСКОПГУБ СВЕРХСЕКРЕТНО». Может, она и не являлась полноправным гражданином Пакта — сам Бертингас никогда не встречал инопланетян, имеющих полное гражданство, — но все же она была вольнонаемной, контрактницей Бюро коммуникаций, и это придавало ей определенный официальный статус.

— Высокий секретарь убит, — повторил Бертингас, все еще думая о зеленой травке. — Теперь нашу леди-губернатора заставляют сделать выбор. И ее заставляют, и всех остальных… Пока только ты, я, да наш тикающий друг, — он постучал по корпусу ПИРа, — знаем об этом. То есть пока мы не передали послание во Дворец…

Опершись рукой о хрупкое с виду, но на самом деле на удивление крепкое плечо Джины, Бертингас встал со стула и направился было к окну, но, не дойдя до него, вернулся к столу и склонился над дисплеем. Он еще раз прочитал текст послания и наконец нашел то, что искал, что настораживало и наводило на размышления.

— Дейди! Это ее так зовет главный шпик и тайных дел мастер. Интересно, правда?

Бертингас улыбнулся и подошел к темному окну. Его кабинет был расположен на девяносто девятом этаже блока правительственных зданий. Далеко внизу лежал город, его огни мерцали, мигали и бледнели под уже светлеющим небом. Где-то вдали, там, где светящиеся полоски уличных огней сливались и растворялись в дымном мареве, глубокая тень укрывала Дворец — официальную резиденцию губернатора Скопления.

Город назывался Мейербер, в честь Джакомо Мейербера, немецкого композитора с итальянским именем, писавшего французские оперы. Некто из восемнадцатого века — по старому стилю, разумеется, — когда люди говорили на разных языках и поклонялись разным богам. Сейчас человечество — это единое целое. Разные — инопланетяне. Разная структура тканей тела, разное-количество пальцев или ложноножек. Ну не глупость — дать такое изысканное название захудалому городишке в крохотном, лишь в тридцать планет, Скоплении.

Бертингас заложил руки за спину. Джина молчала. Обиженный ПИР что-то неразборчиво бормотал.

Если бы Дейдра Салли и куча ее приспешников из Главного центра появились здесь за несколько месяцев, а не за несколько дней до того, как Высокий секретарь Стефан VI был так бестактен, что позволил убить себя, тогда Тадеушу Бертингасу, возможно, и удалось бы что-нибудь выгадать из этой ситуации. Салли непременно бы назначила его официальным директором Бюро коммуникаций при каком-нибудь гнусавом наследном ничтожестве. И если бы она сделала это, сейчас Бертингас уже был бы на «ты»с этим сукиным котом. Он же обаятельный. Вдвоем, но под чутким руководством Бертингаса они, несомненно, сумели бы извлечь максимум выгоды из СВЕРХСЕКРЕТНОГО сообщения, поступившего в светоблок.

Ну, если бы да кабы… Но что же делать с этой писулькой? Бертингас долго ломал голову и не смог придумать ничего лучшего, как вновь запечатать и зашифровать сообщение и послать его по электронной дипломатической почте во Дворец. Надо будет завтра с утра пораньше закупить побольше акций Хайкен Мару — на все деньги, что у него есть… Иначе мелкая рыбешка начнет ходить косяками…

Главное в политике — это искусство правильно использовать время. Звездный час Бертингаса не состоялся — хотя и не по его вине. Он опоздал, разминулся с ним всего на несколько месяцев. Может быть, даже всего на несколько недель. Просто чудовищно!

— Ну-с, Джина, — произнес он, не поворачиваясь от окна, — зашифруй это снова и направь во Дворец. Посмотрим, сколько времени они там будут возиться с расшифровкой.

— Слушаюсь, сэр. — Ее пальцы проворно забегали по клавиатуре светоблока, но сама Джина не отрываясь смотрела на Бертингаса.

— Теперь займемся тем, за что мы зарплату получаем, — сказал Бертингас. — Что там у нас на В.С. Стефана VI — есть информация? Как насчет свежих снимков?

— Мы получили официальные фотографии последнего светского приема. Качество, конечно, не очень, снимки любительские, но кое-что выбрать можно. На всех на них прекрасно получилась очаровательная, хотя, на мой взгляд, несколько кривоватая улыбка. Не слишком подходяще для некролога. Придется подретушировать. У нас еще есть примерно сорок мегабайт цитат из разных там речей, спичей и публичных выступлений.

— И для чего они сгодятся?

— Как средство от бессонницы.

— Ладно. Попробуй состряпать из них что-нибудь вроде жизнеутверждающего кредо. Ну, ты знаешь. Что-нибудь вроде: «Путеводная звезда блистательной 1200 — летней династии, ведущей человечество и другие расы с неослабевающим напором туда-то и сюда-то, и т.д., и т.п.». Что-нибудь обтекаемое.

— Слушаюсь, сэр.

— И передай в фотолабораторию: пусть сделают что-нибудь с его нижней губой, когда будут ретушировать голографии. Уж слишком она у этого Стефана выпячивалась. Помнишь, какой крик все подняли, когда на снимках церемонии Четвертого пожалования крупным планом дали его слюнявый рот? Парни в лаборатории знают, что требуется. Долой грубый реализм и историческую правду — даешь вместо дерьма конфету!

— Никак нет, сэр, то есть — так точно, сэр!

— Вот и хорошо. Да, а где мой кофе?

— Сейчас принесу, сэр.

Джина повернулась и как бы невзначай обнажила свое гладкое белое бедро — такое гладкое, что приятно вспомнить, — встала с кресла и вышла из кабинета. Хорошая девочка. Хваткая, работоспособная, вежливая — почти как человек. Но, слава Богу, не человек.

Бертингас посмотрел на часы. Сообщение во Дворец уже четыре минуты как отправили. Счет времени продолжался. Бертингас представил себе цепочку соединенных между собой процессоров дворцового ПИРа, представил, как все они дружно икают, переваривая полученное на светоблок сообщение. Он прекрасно понимал, что встроенное в этот электронный мозг неимоверное количество записывающих, подслушивающих и прочих шпионских устройств, вероятно, било все рекорды. Во всем Скоплении столько не наскребешь. Да, дворцовый электронный мозг и его «сарафанное радио» как источник информации серьезный конкурент кому угодно, даже Бюро. Источник ненадежный, но эффективный.

Именно поэтому Бертингас давным-давно устроил так, что все серьезные сообщения, которые приходили по гиперволновой спутниковой сети, прежде всего попадали в его кабинет.

Бертингас и его будущий босс, официальный директор Бюро коммуникаций, отвечали и за общение с прессой, и за линии связи. Их специальностью была смесь психологии с технологией. В обязанность им вменялось превращать пожелания, слова и отдельные фразы и междометия губернатора Скопления в такие заявления, представления и персональные послания, которые будут увидены, услышаны и правильно поняты общественностью. Бертингас и директор Бюро также обслуживали светоблок и другие средства связи правительства, как внутри самого Скопления, так и с внешним миром, открытые и частные, конфиденциальные и многоканально-селекторные. Бюро оперировало на многих уровнях.

Конечно, и Бертингас, и его коллеги, и начальство на всех уровнях постоянно спорили по поводу тематики и техники подачи сообщений. Делились на два лагеря: на тех, кто считал аудиторию стадом баранов, которых удовлетворит любое толкование событий, пусть даже самое идиотское, потому что люди хотят, чтобы их развлекали, и на тех, для кого аудитория — активная сознательная сила, делающая разумные выводы и обращающая внимание на любое несоответствие между словами и делами, потому что люди хотят точной и достоверной информации.

Пропасть между двумя этими лагерями все росла и росла и стала такой глубокой, что противники получили прозвища: одних называли «лакировщики», других — «правдисты».

Бертингас гордился, что он — «правдист». Всякий свеженазначенный директор Бюро коммуникаций — похоже, по этому критерию их и отбирали — был «лакировщиком».

«А для этого не обязательно быть профессионалом», — утверждала старая поговорка.

«Лакировщики» всегда были слабы в теории, бюджеты и расписания считали абракадаброй и плохо представляли себе, к каким последствиям может привести их вранье. Но зато они вполне ясно видели сиюминутную цель и великолепно умели с полуслова угадывать все желания губернатора Скопления.

Тем не менее Бюро приходилось решать вопросы не самые простые, а значит, заместителем директора должен был быть человек достаточно здравомыслящий. «Правдист» вроде Тадеуша Бертингаса.

Взять, к примеру, «Сундук привидений», усовершенствованное хранилище данных. Система капризная. Ясное дело, по-другому и быть не могло, ведь тут хранилось превеликое множество материала. Записи разговоров, торговых переговоров. Любовная лирика. Шпионские донесения. Описания самых разных способов мошенничества. Сплетни, наконец. Не говоря уж о гигантских блоках голографии и видеозаписей.

Но как функционирует гиперволновая спутниковая сеть, Бертингас представлял себе очень плохо. Для этого надо быть физиком-теоретиком и иметь богатое воображение. Это устройство посылало лазерные лучи, несущие информацию, в строго определенные точки пространства, и не только в Скопление Аврора, но и в четыре тысячи других миров Пакта. Сеть передавала эти лучи через гиперпространство. А уж как она это делала — Бертингас совершенно не понимал.

Он знал одно. Информация шла тем же путем, которым продвигалась по Галактике вся цивилизация Пакта. Гиперпространство — штука сложная. Именно по нему, по его изгибам и «улиткам», которые напоминали пути, прогрызенные в древесной коре жуком-короедом, а не по реальному пространству шли от звезды к звезде космические корабли. В момент входа в гиперпространство корабль-путешественник сжимался, коллапсировал и исчезал из виду, а там, где он появлялся вновь, — там и располагался «ближайший сосед». Таким образом, скопления Пакта представляли собой группы звезд, которые были расположены не рядышком в пространстве, а в пределах ближайших прыжков гиперперелетов.

Сообщения модулировались на фотонный луч и выстреливались в центр «улиток». Иногда, впрочем, с лучом что-то происходило, и сообщения начинали путешествовать как в пространстве, так и во времени. Тогда все летело кувырком, техники и программисты сутками сидели у приборов и пытались исправить положение.

Каждая черная дыра должна была функционировать по закону сохранения массы: что в нее запустили, то получат и на выходе. Точность требовалась просто ювелирная. Насколько Бертингас знал, необходимо было производить постоянное кровопускание массе черной дыры путем впрыскивания антиматерии и тем самым держать дыру достаточно голодной и тощей. Благодаря этому фотоны, несущие информацию, не оставались в дыре навеки. Иначе черная дыра увеличивала свою массу и сбивала настройку приборов. Вроде бы так. Короче, сам черт ногу сломит.

По сравнению с проблемами содержания и обслуживания гиперволновой спутниковой сети, содержание всепланетной кабельной сети электронных средств массовой информации «Фри Вид» являло собой работу для идиота. В конце концов «Вид» был всего-навсего нуль-кибернетической сетью оптических стекловолокон и линозитовых лазеров. Бюро пользовалось ею в основном для развлечения.

Десять минут. Счет продолжался.

Бертингас проверил свою способность отсчитывать время по безмозглой кварцевой схеме ПИРа. Он колебался: а может, снова включить динамик ПИРа? Пусть бы ПИР рассказал, что ему удалось разнюхать насчет того, как новость об убийстве Стефана воспринята в столице. Но тогда придется выслушать нудную нотацию: ПИР долго будет говорить, как важно соблюдать ритуал секретности. А у Бертингаса не было настроения слушать и внимать. Он забарабанил пальцами по столу.

Джина принесла кофе и молча вышла. За стеной, в рабочем отделе, громко разговаривали. До Бертингаса доносились отдельные возгласы. Персонал отдела ждал, когда же наконец объяснят, по какому поводу вся эта полуночная кутерьма. В отделе болтали, пили кофе и брюзжали. Кое-кто со скуки даже работал.

Двенадцать минут.

Бертингас многое связывал с базовым Диском рассеянной информации, проще говоря, с оптико-электронной энциклопедической базой данных Скопления, доступ к которой осуществлялся через стекловолоконные кабели, подсоединенные к сети ГСС. Диск находился в Мейербере — в подвале того самого здания, где сейчас сидел и ждал Бертингас. Бертингас начинал здесь свою карьеру десять лет назад в качестве помощника по записи, на груди его сверкал новенький значок выпускника факультета информационных технологий университета «Органум», расположенного в Главном центре. По сути, Бертингас тогда был писклявым диспетчером ввода-вывода информации. С этой должности он начал, потом сделался координатором сектора реального знания, потом руководителем вектора информации и, наконец, стал директором базового Диска, а уже после занял должность заместителя директора Бюро коммуникаций Скопления. Десять долгих лет, чтобы подняться на сотню этажей в том же здании! Карьера «правдистов» двигалась медленно.

Дзинь!

ПИР всегда так звонил, когда поступало сообщение из Дворца. Двенадцать минут двадцать три секунды. Не слишком для мультифазных мозгов.

— Бертингас слушает.

«Говорит мажордом. Ее превосходительство в семь часов созывает расширенное чрезвычайное совещание своего штаба. Вы успеете?»

Это был голос самого мультимозга, на этот раз без синтезированного оксфордского акцента. Обстановка во Дворце, видимо, накалилась.

— Разумеется, — ответил Бертингас. — Утра или вечера?

«Ум-м, — тик-так, — утра, конечно».

— Спасибо. В обычном месте?

«В Золотом павильоне, разумеется».

— Благодарю. Передайте, пожалуйста, миледи Салли, что как заместитель директора Бюро коммуникаций, почту за честь представлять наше Бюро. Если только, конечно, она не соблаговолит воспользоваться случаем и назначить другую кандидатуру…

«Ум-м. Сообщение принято».

Щелчок.

Проклятье! Совещание начнется через полчаса. Времени вернуться домой и принять душ не оставалось. Придется идти небритым и в несвежей рубашке.

Бертингас все-таки постарался принять бравый вид, даже поплевал на салфетку и протер носки форменных ботинок. На мятый воротник кителя и на разлохматившийся кончик серебряного аксельбанта придется махнуть рукой, а если вдруг кто-то начнет на него таращиться — что ж, придется красиво наклонить голову. Тогда воротничка не будет видно. Такова она, жизнь чиновника…

Бертингас решил воспользоваться трубой электростатического лифта, чтобы подняться на аэроплощадку, и задал пульту управления лифтом нужный режим. Переменный заряд электрополя трубы оказал желаемый эффект — выбил из его одежды несколько граммов пыли. Бертингас вышел из лифта, отмахиваясь руками от крохотного пыльного облачка.

Правительственный блок представлял собой гигантскую пирамиду и был спроектирован по типу знаменитых гробниц Древнего Египта и навевал мысли о Земле. Бертингас часто думал, что правительственный блок — это такая же гробница, только находится в Скоплении Аврора. Так как здание не имело крыши в общепринятом смысле — сто пятидесятый этаж состоял из единственной комнаты, где размещался кабинет Планетарного Администратора и откуда открывался фантастический вид на все четыре стороны света, — то аэрокарам приходилось садиться на узкую площадку, далеко выступающую вперед и расположенную на восточной грани пирамиды на уровне сто двадцать третьего этажа.

Лучи утреннего солнца уже как следует нагрели белый бетон площадки. Бертингас оказался в конце длинной очереди чиновников из нескольких различных департаментов. По-видимому, намечалось крупное совещание, со множеством помощников и секретарей. Бертингас заметил ярко-оранжевые кители департамента общего обслуживания, аквамариновые — водоснабжения, коричневые и красные — энергетики. Его собственный мундир департамента коммуникаций, черный с серыми молниями, само собой разумеется, поглощал больше солнечных лучей, чем отражал. Бертингас ощущал, как струйки пота стекали за шиворот и щекотали бока. Он почти физически чувствовал, как сминается и превращается в тряпку подворотничок кителя.

Служебные машины с гудением взмывали вверх, опускались на аэроплощадку, обдавали всех теплым воздухом из сопел — от чего становилось еще жарче, — загружались пассажирами и устремлялись прочь. Их активность напоминала механический балет, который никак нельзя было поторопить.

Бертингасу следовало, конечно, вызвать машину еще из своего кабинета. Тогда бы она пришла на автопилоте, а следовательно, без очереди. Теперь же ее подадут по порядку за… ну-ка, посмотрим… шесть, семь… Девять глав департаментов находилось на аэроплощадке. Заместители, пусть даже и исполняющие обязанности директоров, не имели их привилегий.

Пока Бертингас стоял и отсчитывал минуты, которые казались еще длиннее из-за струек пота, стекающих по спине, делил минуты на число бюрократов, стоящих впереди, и вычислял, когда очередь дойдет до него, на площадку прямо перед носом семиместного фургона приземлилась каплевидная двухместная машина. Крупная машина возмущенно забибикала на мелкую — очевидно, ее водитель просто не заметил золотые зигзаги, эмблему Кона Татцу.

Дверца маленького аэрокара приоткрылась, оттуда высунулась чья-то рука, и Бертингас услышал:

— Тэд! Залезай!

Вся очередь повернулась к Бертингасу. Водителя аэрокара видно не было, но Бертингас знал: это мог быть только один человек.

Бертингас поправил китель, подбежал к машине и сел в нее. Внутри аэрокара было темно и прохладно — блаженное облегчение после пекла аэроплощадки. Бертингас не успел еще как следует захлопнуть дверцу, как его друг — может быть, его друг на этой неделе — Халан Фоллард нажал на педали и поднял аэрокар в воздух.