"Струны" - читать интересную книгу автора (Дункан Дэйв)

Глава 18

Самп/Кейнсвилл, 9 — 10 апреля

То ли в сорок втором, то ли в сорок третьем году Уиллоби Хейстингз совершал поездку по Юго-Восточной Азии; составленная в недрах комиссариата ООН программа включала и визит к султану Банзарака. Совсем еще юный, совсем еще новичок на престоле, Кассан'ассан произвел на Генерального Секретаря самое благоприятное впечатление — далеко не ограничиваясь декоративными, конституцией предписанными функциями, он был настоящим правителем.

Как банзаракская культура представляла собой мешанину бесчисленных, позаимствованных у соседей элементов — христианства, ислама, буддизма, индуизма и даже примитивного шаманизма, — точно так же жители Банзарака вели свою родословную чуть ли не ото всех существующих на Земле рас. В среднем получалось нечто неопределенно-среднее, однако иногда из этого сложного расплава кристаллизовались фигуры совершенно необыкновенные; одной из таких фигур являлся сам Кассан'ассан, другой — его младшая сестра. Уже тогда, в двенадцать, не более, лет, принцесса Элия была настоящей красавицей — стройная и смуглая, с тяжелым водопадом иссиня-черных волос и глазами загадочными, как древние мистерии Востока, она резко выделялась на фоне своих — весьма симпатичных — сестер. Эта девочка, предсказал Хейстингз, будет разбивать сердца мужчин.

В данный момент ей хотелось разбивать им головы.

Мраморные ступени, высокая порфировая колоннада — парадный подъезд нового здания штаб-квартиры ООН, построенный под личным наблюдением Генерального Секретаря, выглядел весьма импозантно. Можно считать символичным, что все это великолепие располагалось внутри здания, подальше от кислотного дождя и прочих метеорологических неприятностей, то есть представляло собой чистейшей воды липу. Использовали подъезд исключительно при официальных приемах руководителей государств и правительств, однако сегодня Хейстингз решил, что молодость и красота заслуживают почета, во всяком случае не меньшего, чем политические цепкость и пронырливость. К крайнему, хотя и молчаливому неудовольствию протокольного отдела он объявил, что встретит принцессу именно на этих протертых тысячами президентских и премьерских ног ступенях.

Последние дни прошли в какой-то сплошной суматохе, возраст напоминал о себе все чаще и отчетливее, а потому, сказал Хейстингз, пара часов в обществе очаровательной девушки — именно то, что доктор прописал. Что гериатр прописал. Поддавшись слабости, он даже позволил себе опираться на трость — и очень пожалел об этом, глядя, как Элия быстро, совершенно не по-женски шагает через две ступеньки. Следом за ней поспешала свита, завершали же шествие здоровенные мужики в красных скафандрах — предоставленные Институтом охранники. Бородатый хаджи — политический, надо понимать, советник — намертво прилип к принцессе и что-то шепчет ей на ухо. Не иначе как умоляет идти помедленнее. А ей, похоже, плевать на все его предостережения.

Да, разбивательница сердец. Закрытый, плотно обтягивающий костюм, жемчужно-серая ткань переливается мелкой огненной рябью — рубиновой, ярко-синей и зеленой, как трава. Рискованный выбор, весьма рискованный — и оглушительный успех. Высокая и стройная, с неширокими бедрами и маленькой грудью, Элия выглядела совсем как мальчишка — только где же вы найдете мальчишку с такой гордой, лебединой шеей и осиной талией, мальчишку, брызжущего яростью и в то же самое время абсолютно уверенного в себе.

Хейстингз снисходительно улыбнулся, Агнес успела предупредить его о надвигающемся урагане.

Тучей мошкары вились операторы, снимающие незабываемый момент — , Генеральный Секретарь ООН сгибает свою закостеневшую спину и прикладывается губами к царственной ручке. Старость, приносящая дань уважения юности. Стройная красота принцессы и его старческая дряблость — Уиллоби понимал, как резко контрастируют они в кадре. Такая колоритная сцена непременно попадет в вечерний выпуск новостей — , все, что требуется этим кровопийцам.

Хейстингз не готовил речи заранее — сто, наверное, тысяч первая, она польется легко и свободно, как из птицы — песня. Из попугая. Он от всей души приветствовал принцессу — почетного представителя его величества султана Банзаракского. Бородатый в тюрбане протянул Элии лист бумаги на зачтение. Милостиво поклонившись, она приняла шпаргалку, скомкала ее одной рукой и швырнула к ногам автора. Так что же, этот прощелыга и есть причина ее озабоченности, или она только срывает на нем злость? Затем Элия заговорила, четко и ясно, на безукоризненном английском. В ее предельно краткой речи не было ничего лишнего, да и необходимого было, правду говоря, маловато.

Она находилась в состоянии предельного бешенства (почему?). Кроме того, она была очень юна. Хейстингз решил, что дальнейшее затягивание официальной церемонии чревато малоприятными последствиями. По пути, как можно было подумать, в зал для приемов он умело отделил Элию от сопровождающих и проводил ее в небольшой приватный кабинет. Мелькнула и тут же исчезла небритая разъяренная рожа одного из охранников; дверь закрылась.

Сколько помнил Хейстингз, члены правящего семейства Банзарака проявляли религиозность исключительно при общении со своими подданными, в жизни же частной они были скорее агностиками.

— Я не оскорблю Ваше Высочество, предложив вам рюмку хереса?

Пользовались этим маленьким, уютно обставленным кабинетом хорошо если раз в месяц, однако умело организованный беспорядок придавал ему обжитой, почти домашний вид, создавал доверительную атмосферу. И ни один из разбросанных повсюду документов не имел ровно никакого значения.

Элия закончила изучать обстановку и глубоко вздохнула:

— Херес будет очень кстати.

— Что-нибудь еще?

— Ответы на несколько вопросов.

— Все, что будет в моих силах.

Вон какая скептическая улыбка, сразу видно, что ни одному моему слову не верит. А чего бы еще ожидать? После недавнего-то общения с Агнес.

Хейстингз усадил Элию, разлил херес и только после этого опустился в огромное, очень мягкое кресло, несколько скрадывающее его непомерный рост.

— За ваше здоровье, — провозгласил он, поднимая рюмку, — а также за здоровье вашего брата и его семьи.

Они пригубили вино. Элия смотрела на собеседника как фехтовальщик, вооруженный самой настоящей, боевой саблей. Хейстингз улыбнулся. Он любил хорошеньких девушек.

— Так что, первый вопрос? Нет, начну я. Вы хорошо доехали?

— Нет. Это был какой-то зверинец. Хищно оскалившиеся зубы Элии поневоле заставляли вспомнить легенду о том, что в ее генеалогическом древе имеются, всего несколькими ветвями выше

, самые настоящие каннибалы. Ну да, не могли же возвращающиеся из Кейнсвилла репортеры обойти своим вниманием прекрасную принцессу.

— Ну, теперь ваша очередь, — расхохотался Хейстингз.

— Почему, — пристально взглянула на него Элия, — вы не носите траур по своему внуку?

— Ох, мадам, из-под ваших ноготков сразу же брызжет кровь.

— Так неужели эта кровь жиже, чем водица?

— Ваше владение английской идиоматикой вызывает у меня искреннюю зависть.

— Ваше умение увиливать от прямых ответов вызывает у меня зависть не менее искреннюю.

Хейстингз сделал неторопливый глоток из рюмки. Детская агрессивность этого допроса с пристрастием искренне его забавляла.

— Безвременная кончина любого человека — трагедия, всегда и везде, однако я не хотел бы лицемерить, изображая какую-то особую жалость к этому молодому человеку. Подумайте сами, всего два дня назад я даже не подозревал о его существовании. Наша единственная встреча продолжалась менее часа. А вы — он стал вам другом?

— Любовником.

Надежда Элии смутить Уиллоби Хейстингза была заранее обречена на провал — он потерял последние остатки былой способности смущаться задолго до рождения этой юной тигрицы. А шустро все-таки действовал внучек. Или не он, а она? На мгновение Хейстингз ощутил укол зависти, страстно захотелось невозможного — снова стать девятнадцатилетним олухом и пробраться в постель очаровательной собеседницы.

Замечательное для ее возраста самообладание, но это уж — черта семейная. За последние двадцать пять лет Хейстингз перезнакомился чуть ли не со всеми банзаракскими принцами и принцессами, делавшими в Сампе остановку по дороге в Кейнсвилл, к новым мирам; он узнавал в Элии ту же врожденную, неискоренимую самоуверенность — да и как тут не сшибать носом лампочки, если воспитали тебя в сознании собственной исключительности, если стезю твою направляет буддхи, перст Божий?

Были, правда, и исключения. Не понимая в точности, чего же хочет внутренний голос, впервые в жизни столкнувшись с неведомым, некоторые из юных аристократов откровенно пугались. Двумя днями раньше, на пресс-конференции, Элия также выглядела не лучшим образом, теперь же страх исчез без следа. Увидела, значит, прямой путь — с ними всегда так.

— А вы уверены, — невинно поинтересовалась Элия, — что Седрик погиб?

Хейстингз ни на секунду не допускал обратного — и не стал скрывать своего удивления.

— Мне и в голову… Вы что же, думаете, что Институт способен восстановить лопнувшую струну? Но они всегда отрицали…

— Нет. — Элия энергично встряхнула головой, осыпав свои плечи и грудь потоком сверкающих павлиньих перьев. — Нет, я же знакома с теорией. Прямая струна — это только первое приближение. На практике ее искривляют гравитационные неоднородности, примерно так же, как они искривляют луч света. Перемещаются неоднородности — перемещается и струна. Она извивается, и кто же там знает, какое именно измерение нужно подстраивать, не говоря уж о том…

Элия улыбнулась и — впервые за это время — стала выглядеть на свои девятнадцать лет.

— Извините, господин Генеральный Секретарь. Кас все время шпыняет меня за склонность к поучениям. Короче говоря, если контакт утрачен, он утрачен. Однако разрыв можно симулировать. Стабилизировать струну трудно, дестабилизировать — проще простого. Так что нельзя исключить, что сохранилась возможность открыть окно на Нил, точно по расписанию, через четверо суток.

— Клянусь чем угодно, мадам, — развел руками Хейстингз, — что мне ровно ничего об этом не известно. Агнес редко посвящает меня в свои планы. Практически никогда. Этот разведчик — именно он, кажется, должен был возглавить колонизацию вашей планеты?

— Да.

— Тогда можно понять, зачем Агнес решила симулировать его гибель.

— Но вот с остальными так просто не получается. Чуть пониже левой груди Элии на жемчужной ткани равномерно пульсировало фиолетовое пятнышко.

— Да. Можно, правда, предположить, что Агнес решила отправить Седрика вместе с вами. Он же теперь всемирная знаменитость, чье исчезновение неизбежно заметят.

— Не было у нее таких намерений. Фиолетовое пятнышко забилось чаще. Хейстингз молчал.

— К тому же, — добавила Элия, — через четыре дня меня не будет в этом мире, я даже не узнаю, вернулся он или нет.

— А Девлин Грант? — пожал плечами Хейстингз. — Амбиции этого типа общеизвестны, он метит в наследники Агнес. Вернувшись — пусть даже и тайно — на Землю, разве станет он держаться в тени? А доктор Экклес? Она сразу рванется в телевизионную студию, тут-то всем секретам и конец.

— Да.

Элия глубоко вздохнула и отвела глаза. Как же это, спрашивается, сумел Седрик завоевать ее привязанность?

И какой вообще мужчина может надеяться на долгосрочную связь с этой пантерой? Она никогда не потерпит подчиненного положения — и даже наоборот, будет инстинктивно стремиться к господству. Мало кто способен сравниться с ней в умственном отношении, а тут еще необыкновенная красота и сила духа. Ну и что же тогда? Подобрать какого-нибудь бесхребетного слюнтяя и вытирать об него ноги? Хейстингз повидал за свою жизнь многих сильных женщин, допустивших подобную ошибку, — и очень надеялся, что принцесса окажется умнее. И как же трудно будет Элии встретить человека, достаточно крепкого, чтобы не сгореть в ее пламени. Странно, очень странно, что такое могла она найти в Седрике? Ну, разве что рост, а тогда это не связь, а легкое развлечение. Не любовники, а товарищи по веселым играм.

— Ваше Высочество, я не думал, да и сейчас не думаю, что несчастный случай был симулирован. От Агнес, конечно же, можно ожидать чего угодно, однако это конкретное мошенничество… Я не понимаю, как можно было его осуществить, и самое главное — я не понимаю, что она тут выигрывает.

— На борту СОРТа был лишний человек, пятый, мужчина.

— Каким образом.., я был очень занят и не смотрел в это время телевизор. Вы абсолютно уверены?

— Да, — кивнула Элия, — а по телевизору вы все равно ничего бы не увидели. Я имела временный ранг, Система ошиблась и показала почетной гостье несколько больше, чем следовало бы.

Она слегка пошевелилась; фиолетовая пульсация под левой грудью исчезла.. Ткань, вероятно, ослабла.

Лишний человек? Элия ждала — ждала, пока Хейстингз уловит ход ее мыслей. Сколько уже лет не приходилось ему думать вровень с личностью такой молодой, острой — и непредсказуемой. Слишком он для этого стар. А последние дни — они могли сломать кого угодно.

— Насколько я понимаю, в Кейнсвилле есть — или был — некий никому не известный убийца?

— А также шпион, продавший диск Пандоре Экклес. Разные, скорее всего, люди, но даже тут ни в чем нельзя быть уверенным.

Умозаключение, к которому пришел бы кто угодно — было бы время. Нехитрое замечание мало свидетельствует об умственных способностях этой пумы, но вот то, как оно сделано… Хейстингзу никогда не хватало терпения на глупых женщин — или на женщин, притворяющихся глупыми, или на мужчин, которым нравятся подобные особы.

— Казнь? — Он скептически покачал головой. — Вы так думаете? Если гибель предыдущего экипажа — результат убийства, то Фиш уже знает преступника, в этом нет никаких сомнений. Они с Агнес вполне способны вышвырнуть негодяя на первую попавшуюся планету; я вполне уверен, что они поступали так в прошлом не раз и не два. Никакая скрупулезность не помешает им взять отправление правосудия в собственные руки.

— Но не в том случае, когда на борту находятся еще четверо?

Было видно, что Элия хочет в это поверить, хочет, чтобы Хейстингз ее убедил.

— Ни в коем случае. Да, Экклес купила секрет Института, но ведь это — ее работа. Агнес мстительна — но не настолько, чтобы убить человека за подобный поступок. А вот предатель, продавший диск, не может рассчитывать ни на какое снисхождение. Девлин амбициозен свыше всякой меры, но ведь она может попросту вышвырнуть его из Института в любой день и час. А уж двое молодых парней… Нет, Ваше Высочество, я ума не приложу, откуда там взялся лишний человек, и все равно уверен, что ваши подозрения заходят слишком уж далеко.

Элия снова вздохнула и поднесла к губам рюмку.

— Если я не ошибаюсь, — добавил Хейстингз, — разрывы струны непредсказуемы.

Элия кивнула, не поднимая на Генерального Секретаря глаз. Что ж, даже для него смерть знакомого человека неизменно была потрясением, а ведь к старости приходит умение мириться с такими вещами. Элия молода, она отчаянно цепляется за любую, самую невероятную надежду. Лучше уж сменить тему разговора.

— Вы ворвались сюда с обиженным, даже оскорбленным видом.

— Да, вы правы.

— Почему?

Элия пожала плечами:

— Извела меня вся эта идиотская таинственность! Да нет, — она подняла глаза — и вдруг улыбнулась одной из тех улыбок, которые в далеком прошлом создавали и разрушали царства, — больше всего я злюсь на себя, что была такой дурой. Ведь только на полпути в Самп я наконец сообразила, с чего это меня засунули в клетку с макаками и вышвырнули из Кейнсвилла. Агнес Хаббард врала мне без зазрения совести, а я, дура, ей верила.

Хейстингз сочувственно хмыкнул, ему страстно хотелось, чтобы эта улыбка продержалась как можно дольше.

— Обычная ее манера, особенно в обращении с людьми, способными угадать правду самостоятельно.

— Я, конечно же, виновата — явилась без приглашения на ее пресс-конференцию, но ведь что она теперь делает? Объявила мне, что высадка на Тибр отменяется, а я возвращаюсь в Банзарак!

— Вот же стерва, — охотно поддакнул Хейстингз, вспоминая недавний звонок Агнес. И как же она — ну стерва и есть! — веселилась, взваливая на него распутывание этого клубка. — Ну и когда же туман рассеялся?

— Слишком поздно! — На смуглом лице — еще одна волшебная улыбка. — Сразу нужно было понять — если бы нильская экспедиция действительно угрожала колонизации Тибра, я бы почувствовала это при первом о ней упоминании. К сожалению, я слышу только голос буддхи, но не его молчание. Джетро — ведь даже и этот придурок знал! Он имел наглость заявить мне, что я должна явиться сюда и произнести речь, а я так ничего и не сообразила. — Вот, значит, что оскорбляет принцессу больше всего — мелкий прихвостень видел все заранее, а она — нет. — В конце концов, какой-то вопрос одного из репортеров довел меня до окончательного бешенства, и я задумалась, с какой это стати меня засунули в этот бродячий цирк?..

Элия сокрушенно покачала головой и допила херес.

— Моя собственная оплошность — вылезла в Кейнсвилле на всеобщее обозрение. Вот и приходится изображать не менее публичный отъезд.

— К моему счастью, — кивнул Хейстингз. — Мы приглашаем вас на небольшой — человек пятьдесят или около того — ленч. Затем, на встрече с председателем Комитета по беженцам, вы зачитаете адрес, опишете в общих чертах колоссальную работу в этой области, проводимую крохотным Банзараком, ну а уж вечером — настоящий, серьезный прием.

Элия громко застонала:

— А может, сговоримся по-другому? Пусть меня подвергнут публичной порке, и дело с концом.

— Вы появились в самый подходящий момент. Эти обязанности лежали на некоем южноамериканском вице-президенте, но он неожиданно вышел из строя. Мы очень благодарны судьбе — и вам.

— Надеюсь, — улыбнулась Элия, — с ним ничего серьезного?

— Вы путаете меня с доктором Фишем. Нет, у господина вице-президента всего лишь острая лихорадка. Связанная с некой блондинкой. Я бы назвал его болезнь “белая горячка”, но это выражение безнадежно скомпрометировано.

— А затем я отправлюсь в Кейнсвилл. Когда?

— Сегодня, примерно в полночь. Прибудете около четырех ночи. Вам налить еще?

Первая рюмка заметно улучшила настроение принцессы — а может, дело тут не в хересе, а в блестящем собеседнике?

— Нет, — покачала головой Элия. — Нам следует вернуться к миру, а то еще немного — и ваша репутация погибнет безвозвратно.

— Возможно. Но я этого не боюсь — губите все, что хотите.

Огромные миндалевидные глаза блеснули — отсвет луны в таинственных, затерянных в джунглях озерах — и снова стали серьезными.

— Можно последний вопрос?

— Конечно.

— Даже два, но взаимосвязанных. Первый: зачем Агнес Хаббард выкинула на пресс-конференции этот идиотский номер с Седриком? По мнению Экклес, она собиралась объявить что-то совсем другое, а затем передумала. Но на Ниле нет никакой разумной жизни — так ведь?

— Насколько известно мне — нет.

— Тогда объяснение Экклес не годится. Это было не изменение, а исполнение плана!

— А второй?

— Там, после пресс-конференции, вы сказали, что она сошла с ума. Агнес Хаббард вас буквально нокаутировала. А сегодня вы снова веселенький, свежий, как огурчик, и даже выполняете ее поручения. Вы не могли бы мне это объяснить?

— Это — секрет и, к сожалению, не мой. Глаза Элии сверкнули:

— Насколько я помню, мне доверен секрет гораздо больший.

Тоже верно! К тому же Хейстингз не давал Агнес никаких обещаний хранить тайну — и очень хотел вызвать на лице банзаракской принцессы еще несколько волшебных улыбок.

— Вы можете угадать все сами — так же, как и я. Я знаю Агнес очень давно. Ее хитрость не знает предела. Всегда и во всем она гоняется минимум за двумя зайцами. Думаю, вы и сами успели это понять. Она продемонстрировала бессмысленное, иррациональное поведение, а это — лучший способ сбить с толку всех аналитиков, все программы стратегического анализа. Не зря же хороший игрок в покер время от времени позволяет поймать себя на блефе — в будущем это окупится сторицей. В тот раз она провела даже меня. Кроме того, она выставила всех звезд телеэкрана полными идиотами. Результат: следующая их атака будет списана на злость и обиду.

— Я думала об этих моментах. Они никак не оправдывают риска.

Вряд ли Хейстингз потерпел бы такой тон от кого-либо другого, а не от ослепительной красавицы Элии.

— Не оправдывают? Да, конечно. К возвращению сюда я уже знал ответ. Какие вопросы пришли вам на ум, когда Агнес выкинула, выражаясь вашими словами, этот идиотский номер?

Между двумя пушистыми, идеальной формы бровями возникла задумчивая морщинка:

— Кто это такой? Зачем она это сделала? Хейстингз молчал.

— Откуда она его вытащила… Хейстингз молчал. Царственные глаза расширились:

— Питомник!

— Совершенно верно, — кивнул Хейстингз. — Пересадка органов — грязное, отвратительное дело, во всяком случае — в существующей сейчас форме. Наиболее безопасна автотрансплантация — пересадка органа, взятого у клонированной копии реципиента. Подобные операции запрещены, проводятся тайно, но тайна эта известна. Цены умопомрачительные, причем основная часть расходов приходится на подпольное выращивание ребенка до взрослого состояния. Ребенок — не эмбрион, он в колбе развиваться не может. Эти живодеры хотят получить тело. А в теле неизбежно есть мозг. А в мозгу — личность. Чудовищно! Огромный отвратительный бизнес.

— Почему же тогда этот бизнес существует? Почему его не разоблачат и не уничтожат?

— Потому что это — прерогатива богатых и сильных, Пандоры Экклес и иже с ней. Их мелкие прихлебатели знают правду и не столько негодуют, сколько завидуют — будь у них деньги, они занялись бы тем же самым.

— И Агнес пригрозила вытащить правду на белый свет! Так, значит, это был шантаж!

— Вот видите, как все просто! — улыбнулся Хейстингз, ставя пустую рюмку на заваленный бумагами стол. — Наглый, откровенный шантаж на глазах у сотен миллионов зрителей! До сих пор ни один влиятельный — по-настоящему влиятельный — человек не брался за борьбу с незаконными трансплантациями, только это и позволяет им оставаться тайной. А возможности Агнес безграничны. Лично я понял ситуацию уже по пути в Самп, когда всем вдруг захотелось со мной поговорить. Как выражались во времена моей молодости, телефон звонил без умолку. Знакомые — я использую этот термин в самом широком смысле, — знакомые, с которыми я за десять лет словом не перекинулся, наперебой — и напрямую — пытались узнать у меня цену. Нет никаких сомнений, что Агнес пользовалась еще большей популярностью.

Был тут, конечно же, и еще один важный фактор, фактор, опять же связанный с безграничной властью Агнес Хаббард, однако девочка не успела еще о нем задуматься.

— Ну а как повели себя эти мелкие прихлебатели?

— Они не рисковали вывести тайну на свет, ограничиваясь отдельными туманными намеками в репортажах о пресс-конференции. “Никому прежде не известный внук Уиллоби Хейстингза, воспитанный, насколько можно понять, на уединенном, строго охраняемом ранчо…” и так далее.

— А ваша первоначальная реакция… Хаббард ее предвидела? Она вызвала вас, чтобы продемонстрировать эту реакцию всему миру?

— Да, — смущенно кивнул Хейстингз. — В первый момент я тоже попался на удочку. А если уж я поверил, что Седрик — моя клонированная копия, какие могли быть сомнения у остальных? Агнес не знает угрызений совести, она пользуется людьми, как вещами. Даже мной. Особенно мной.

— Понятно, — кивнула Элия; на этот раз улыбка принцессы казалась какой-то отстраненной. — Когда примитивные взятки перестали действовать, вы пригрозили большим погромом. Вы — то есть Агнес и вы. — Ее лицо потемнело. Загадочные восточные глаза прожигали Хейстингза насквозь. — И все закончится полюбовно: ваша парочка сохранит власть, а питомники — свой прибыльный бизнес.

— Посмотрим, — пожал плечами Хейстингз. — Проблема, как говорят дипломаты, находится в стадии предварительного обсуждения.

Он иронически хмыкнул и подался вперед, намереваясь встать.

— Я не совсем улавливаю разницу, мистер Генеральный Секретарь. — В глазах Элии сверкала ярость, питаемая долгими веками абсолютной монархии. — Продлить собственную жизнь ценой чужих юных жизней — зло абсолютное, вы сами так сказали. А продлить, той же самой ценой, свое пребывание у власти — разве это этичнее?

Да, в девятнадцать лет все это просто и очевидно! Хейстингз встал, изо всех сил стараясь не показать, как страдальчески дрожат его протезы.

— Мне нечего добавить к сказанному, Ваше Высочество. Игра продолжается. Когда-нибудь вы узнаете больше.

Она отнюдь не собиралась.., но тут острый, как толедский клинок, разум Элии проник в истину — в очередной слой многогранной, как жизнь, истины — и вся ее ярость исчезла.

— Но это же не все! Так бы ничего не получилось, разве что… Ведь это же не все, правда?

— Позвольте, Ваше Высочество, сопроводить вас на ленч, — галантно предложил Хейстингз.

Ленч, сопровождающийся неизбежными речами, снимали со всех сторон еще более неизбежные репортеры.

На встрече с председателем Комитета по беженцам Элия зачитала текст, сочиненный компьютером, а потому — запредельно занудный.

Вечером состоялся грандиозный прием, на котором крутилось совсем уже невероятное количество репортеров. Неизвестно откуда появился слух, что программа мирового турне принцессы расширена за счет Латинской Америки — и все это для того, чтобы скрыть существование каких бы то ни было связей между Банзараком и Кейнсвиялом.

Вертолет, забравший Элию, летел в составе эскадрильи из шести машин. По пути эскадрилья непрерывно меняла строй. Глухое, безлюдное место, строго охраняемая взлетная полоса. Здесь Элия поднялась на борт загадочного, без всяких опознавательных знаков, самолета — в компании Моалы, двух безликих прихлебателей и Джетро. После смерти Седрика, главного своего соперника, доктор Джар воспрянул духом и возобновил прерванное было ухаживание.

Через час полета прямо по курсу затрепетало северное сияние; постепенно призрачные сполохи заполнили все небо. Глубокой ночью, после необычайно сложной, словно проложенной в путанице городских кварталов, посадочной глиссады, самолет опустился на бетонку аэропорта, не известного ни одной из транспортных компаний мира.

Размеры сооружения потрясали, однако Элия тут же вспомнила — тем же, что и она, путем в Кейнсвилл прибывают тысячи, сотни тысяч людей. Прибывают не размеренно, месяц за месяцем, летом и зимой, а короткими, судорожными всплесками, после которых аэропорт надолго замирает. Если все будет хорошо, вскоре начнется новый ход лосося. Лосось? Лемминги? Саранча?

Пчелы! Пересадка пчел в новый улей! А она — пчелиная матка, возглавляющая очередной рой.

Институт не был бы Институтом, не позаботься он и здесь о безопасности. Несмотря на удаленное положение аэропорта и поздний час, самолет подцепили к буксировщику, оттащили в ангар, заперли ворота и только затем приступили к разгрузке. Ослепительный свет дуговых фонарей заставил Элию болезненно сощуриться. Спустившись по трапу, она увидела перед собой группу встречающих, возглавляемую — ну как же без него! — доктором Фишем. Все остальные члены группы выглядели так, словно только что вылезли из постели. Доктор Фиш выглядел так, словно только что вылез из могилы. Прошептав несколько вежливых вопросов типа хорошо-ли-вы-долетели, он — почти беззвучно — представил Элии долговязого, немолодого и мрачноватого разведчика — Патрика О'Брайена.

— После вчерашней трагедии разведчику О'Брайену, мадам, поручено взять на себя прошлые обязанности Бейкера. Обязанности доктора Девлина временно исполняются директором.

О'Брайен пожал Элии руку и вроде как поклонился. Или это была иллюзия, вызванная его сутулостью и слепящим светом?

— Времени очень мало, Ваше Высочество.

— Очень мало.

— Тогда я быстро введу вас в курс дела. — О'Брайен говорил сухим, деловым тоном. — В списке осталось два не осмотренных вами мира. Кинто уже изучен долговременной экспедицией. Как и в случае Ориноко, результаты вызывают тревогу. Планетный материал сильно подавляет размножение и развитие дрозофил. Причина еще не выяснена.

Дрозофиле — и той там плохо, так что же говорить о пчелиной матке? Мысли шевелились в голове Элии медленно и тупо, как толстые, перекормленные карпы в пруду. Господи, сказал один из карпов, как же я устала!

— Аск откроется во второй половине дня. Это будет всего лишь второе окно, так что рассказывать пока нечего. В тот раз на планете остался робби; программа дальнейших исследований будет сильно зависеть от его данных.

Элия кивнула. Ну неужели нельзя было найти место для разговора получше, чем этот огромный, гулкий, залитый слепящим светом сарай? Да и как можно заниматься чем-то серьезным глухой ночью, в окружении десятка усталых людей, только и мечтающих, что добраться до кровати?

— А Тибр?

— Тибр откроется завтра, ранним утром. Изучим доклад экспедиции, тогда и будем решать, что делать дальше.

Промозглая ночная сырость проникала до самых костей, Элию била зябкая дрожь. “Будем решать…” Говоря попросту, пройдут сутки с небольшим, и я должна буду принять окончательное решение. А откуда я возьму абсолютную уверенность? Попросить еще три дня, до следующего окна? А чем это поможет? Если все анализы и наблюдения подтвердят безопасность Тибра, если буддхи останется при прежнем своем мнении, если Агнес Хаббард повернется ко мне и спросит: “Ну так что?»

Ну так что?

— Я хочу спать, — решительно заявила Элия и направилась к ждущим пассажиров тележкам; следом за ней потянулись Джетро со своими помощниками и Моала, все мрачные, угрюмые, еле живые от усталости.

Возвращение в купол Коламбус напоминало похоронную процессию — за все время пути не было сказано ни слова. Элия мечтала добраться до номера, рухнуть на кровать, уснуть — и была несказанно удивлена, когда ноги ее, словно по своей собственной воле, направились в кафе. Здесь она выпила, одну за другой, три чашки крепчайшего черного кофе.

Кофе? В пятом часу утра? Да ты, подруга, совсем сбрендила, спать тебе нужно, а не кофе пить, — укоряла себя Элия, заказывая четвертую чашку.

— А можно я пойду спать? — спросила Моала; красные от усталости глаза служанки каждую секунду пытались закрыться.

— Конечно! — воскликнула Элия, злясь на себя за эгоизм и невнимательность. Моала улыбнулась, встала и направилась, еле таща ноги, к спиралатору.

Вместе с ней ушла и парочка безгласных, безымянных прихлебателей; Элия осталась в обществе его лягушачьего высочества доктора Джетро Джара.

Странное дело, этот поганец совсем не выглядел усталым. В его усах запуталась наглая, довольная ухмылка. Руку Элии накрыла холодная липкая лапка.

— Элия, дорогая!

— Да, доктор Джар?

— Ну зачем же такая официальность? — улыбнулся Джетро. — В интимной обстановке, один на один, вы смело можете называть меня по имени. Я прекрасно понимаю, что достойная всяческого сожаления гибель вашего молодого друга была для вас огромным ударом. Вы знаете, что я всегда к вашим услугам, и если есть хоть что-нибудь, чем я…

К счастью для себя, Джетро не был окончательно туп и обладал некоторой наблюдательностью; заметив, как потемнело лицо Элии, он поспешно смолк. Доведи господин министр эту речь до прямого — как несколько дней назад — предложения своих услуг, дело неизбежно закончилось бы тяжелыми физическими повреждениями.

— Я разрешаю вам удалиться, доктор Джар.

Темные, маслянистые глаза опасно вспыхнули, затем Джетро встал и мрачно поплелся прочь.

Оставшись наконец в одиночестве, Элия поднесла чашку ко рту и тут же со злостью ее отставила; по-голубоватому пластику стола побежали темно-коричневые ручейки.

Хватит кофе! Кофе ей больше не нужен! Элия зарыла лицо в ладони. Жуткий, нечеловечески кошмарный день. Одна, хоть и небольшая, радость — у нее почти не было времени думать о Седрике. Боже всемилостивый, это надо же человеку попасть в такой переплет! Заперт, посреди ада кромешного, в одной камере с Девлином и этой ужасной бабой, Пандорой Экклес!

Но почему же молчала интуиция? Ну да, конечно, она ведь никогда не интересуется другими людьми. Вот если бы опасность угрожала самой Элии, тут бы без сатори дело не обошлось. Седрика больше нет. Элия цинично использовала его в своих интересах — ну, не она сама, а буддхи, — но теперь неожиданно оказалось, что он вызывал у нее какое-то новое, незнакомое чувство. Любовь, наверное, — или хотя бы первый проблеск любви. Сам-то он, Седрик, с готовностью предлагал ей всю свою любовь, только бери. А любовь — вещь сильная и опасная, дотронешься — и тут же прилип.

Неужели же тогда Седрик не имел никакого значения? Седрик, почти любовник и — вполне возможно — будущий напарник? В новом, необжитом мире его навыки, его отвага — да и просто его рост — могли бы оказаться неоценимо важными. Из него вышел бы великолепный защитник — умелый и беззаветно преданный. Если Седрику предстояло погибнуть на Ниле, почему же я не получила предупреждения, не спасла его? Ведь это было бы к вящей моей выгоде.

А может быть, Агнес Хаббард, имевшая для внука совсем иные планы, ни в коем случае, ни под каким видом не отпустила бы его на Тибр? В таком случае Седрик превращался для буддхи в пустое место, в абсолютно бесполезное существо. Элия пожала плечами и допила последние капли кофе.

И вообще, это знаменитое буддхи совсем мышей не ловит. Даже ведь не пошевелилось, когда Агнес Хаббард отсылала меня домой, в Банзарак, — и это после многовековых тренировок с веревками и кобрами.

Нет, так все-таки нечестно. Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью — так к чему же тогда было ему поднимать крик, насылать на меня сатори? Элия встала. Ноги сами привели ее к идущему вверх спиралатору.

А что же там, на самом верху, спросила она Бейкера в первый день. Теперь откуда-то возникло почти непреодолимое желание разобраться с этим вопросом самостоятельно.

Выйти на своем этаже, запереться в номере, рухнуть на кровать и уснуть? Долгожданная дверь появилась, ушла вниз, исчезла. Кофе возвращало Элии жизнь, ее сердце билось теперь чаще, сильнее и ровнее. Она чувствовала себя легкой, как перышко, как воздушный шарик, поднимающийся все выше и выше. Кружится голова? Ничего страшного, это от возбуждения.

Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью.

Буддхи ни на секунду не обманулось этой ложью!

Элия никак не думала, что в куполе столько уровней, мимо проскальзывали одна тускло освещенная дверь за другой. (Ну конечно же — тускло, ведь сейчас ночь, все порядочные люди давно спят.) Затем цилиндрическая стальная стена исчезла, ступеньки побежали плоско, вровень с полом; дальний конец движущейся дорожки скрывался в центральной колонне — именно так и говорил Бейкер. Элия шагнула в сторону, на неподвижные стальные плиты.

Круглый, совсем маленький зал, опоясанный пронумерованными дверями. Сердце Элии отчаянно колотилось; странная, из паха исходящая теплота лесным пожаром сжигала тело. Дверь, еще дверь, еще, еще.., эта!

Не заперта.

В комнате было темно, он спал.

Темнота не мешала Элии знать. Ее сердце рвалось наружу, ломало ребра. Она дрожала лихорадочным желанием. Не успев еще закрыть дверь, она потянула язычок молнии. Она дошла до кровати, ни разу не споткнувшись, и успела по пути раздеться.

Любая женщина десять раз подумала бы, прежде чем лечь — голой — в незнакомую кровать. Но не Элия. Она знала, чье ровное дыхание доносится с этой кровати. Она почти всхлипывала от счастья — возбуждения — и желания.

Он все-таки важен для нее! Важен! Нужен! Да!