"Укрощение строптивых" - читать интересную книгу автора (Марш Эллен Таннер)

Глава 6

Над розовыми от солнечного света стенами Дели взметнулись в небо минареты и луковичные купола Большой мечети Шах-Джахана. Ее резные каменные колонны и серебряная вязь сверкали на солнце. На фоне бесконечного горного кряжа, протянувшегося вдали, солнечные блики весело играли на бойницах Красной крепости, а в проеме древних ворот перекатывались клубы пыли. В тесноте крыш, башен и куполов небо разрезали изогнутые полумесяцы, свидетельствующие о влиянии и силе мусульманских завоевателей, которые заложили первые камни в основание этого древнего города на равнине. Торговые пути, проложенные ими в песках пустыни, служили людям до сих пор и, несмотря на полуденное пекло, были полны странников и нищих, повозок и верблюдов; в обе стороны мелькали элегантные экипажи знатных английских дам.

Иден Гамильтон, отъехав верхом на жеребце на обочину, чтобы не столкнуться со священной браминской коровой, пасшейся посредине дороги, с нескрываемым удивлением смотрела вокруг. Она уже отвыкла от жизни в индийском городе, населенном в основном британцами. Куда бы она ни бросила взгляд, везде мелькали кринолины с пенящимися нижними юбками, мужские дхоти, женские сари, мусульманские чадры... Прогуливались неторопливо молодые английские пары; шумная компания солдат расположилась перекусить у древних городских ворот, их веселый гомон перемежался песней. Трудно было поверить, что всего четыре года назад на этом месте обезумевшая толпа индусов варварски рубила на куски защитников Дели.

– Они забыли, да? – тихо обратилась Иден к сопровождающему ее солидному белому мужчине среднего возраста.

– Забыли? Не думаю, – отозвался полковник Фредерик Портер, сразу же понимая, о чем говорит девушка. – Мы, британцы, не мстительны по натуре, но иногда, должен сознаться, легче вести себя так, будто этого ужаса не было вообще.

– Победителям легко так говорить, правда? – с едва уловимой горечью произнесла Иден. – Не думаю, что кто-либо из в... из нас, – быстро поправилась девушка, – задумывался, каково приходится народам Индии, когда они ценой стольких жизней не успели вырваться из-под ига Ост-Индской компании, как оказались под пятой британской короны.

Полковник Портер рысцой ехал рядом с девушкой. Он сочувственно посмотрел на ее сосредоточенное лицо под небольшой черной амазонкой, понимая, как тяжело девушке возвращаться к этой жизни: ведь умом и сердцем она почти превратилась в индианку. Тем не менее за последние шесть дней она добилась замечательных успехов. В костюме для верховой езды из синего бархата, отделанном черным кантом, в ней невозможно было признать юношу в чалме, которого привел к нему в дом граф Роксбери поздно ночью неделю назад.

Лицо полковника, обрамленное пышными седыми бакенбардами, расплылось в улыбке, когда он вспомнил эту сцену. Сразу было видно, что отношения у нее с графом не из лучших. Полковнику никогда не приходилось видеть двух молодых людей, так враждебно настроенных друг к другу: гордо вскинутый прямой носик и необыкновенно синие глаза мисс Гамильтон говорили о явной неприязни, а Роксбери, у которого терпение никогда не входило в число добродетелей, просто подтолкнул девушку к полковнику и сразу же выскочил за дверь. Хорошо еще, что носильщик графа, Бага Лал, приехал раньше и предупредил полковника об их прибытии. Миссис Портер с дочерьми гостила у Хобсонов по случаю свадьбы Селии Хобсон, иначе пришлось бы нелегко: любившая во всем порядок в доме, она бы не потерпела, чтобы к ней в дом ввалилось полдюжины грязных с дороги мужчин, граф Роксбери со слугами и молодая женщина, дочь английского полковника, в совершенно неподобающем одеянии.

Полковник распорядился, чтобы ошарашенные служанки побыстрее приготовили подходящую одежду и горячую воду для ванны, и отослал носильщиков графа на задний двор подкрепиться. А потом сумел убедить его сиятельство спокойно поговорить в кабинете, где молча, не перебивая, выслушал рассказ Роксбери об удивительной истории мисс Гамильтон.

– Разумеется, пусть она поживет здесь, мой мальчик, – сразу же согласился полковник, заинтригованный всем, что услышал. – Надеюсь, вы не думаете, что я способен выставить ее на улицу?

Хью Гордон не скрывал облегчения. Он много лет был знаком с полковником, не сомневался в его поддержке и с радостью переложил свою беспокойную ношу на его плечи. Господи, знай он, какой недотрогой окажется Иден Гамильтон, ни за что бы не поцеловал ее тогда ночью! Хватит с него ее ледяных, надменных взглядов! Он злился на самого себя за то, что поведение Иден так задевает его. После того ночного происшествия не было дня, когда граф не жалел, что не отпустил ее с капитаном Молсоном в Равалпинди. Вместо этого он вышел из себя и категорически настоял, чтобы она ехала вместе с ним в Дели.

– Придется повозиться с ней, Фред. Она дикая штучка – приручить ее будет нелегко, – предупредил он полковника, когда они разговаривали в затененном кабинете под скрип опахала и наблюдали, как ползают ящерицы-гекконы по потолку. – Вы уверены, что не передумаете?

– Чепуха, – успокоил его полковник. – Никогда не отступаю перед опасностью, неужели отступлю перед дочерью пехотного полковника! И потом, между нами говоря... – он зашептал как заговорщик, хотя подслушивать было некому, кроме зевающего опахальщика, – ...здесь последнее время такая скука, бунтовщики поутихли, ушли в горы, военным делать совершенно нечего. А все жара, скажу тебе. Миссис Портер часто становится совсем несносной из-за жары. Ей это пойдет только на пользу – перестанет жаловаться на погоду и поиграет в леди Благотворительность. Благие дела как раз для моей Клариссы.

Про себя Хью подумал, что помощь такому неукротимому и своевольному созданию, как Иден Гамильтон, трудно назвать благим делом, но он хорошо знал Клариссу Портер и был уверен, что эта задача ей по силам. Это была шумная, властная женщина, сентиментальная в душе. Она возглавляла делийское общество и потому прекрасно знала, что необходимо предпринять, чтобы городское дворянство приняло Иден.

– Завтра утром первым делом загляну к губернатору, – добавил полковник, – посмотрим, может, удастся разыскать ее родственников. В конце концов, должен же остаться хоть кто-нибудь, как вы думаете? Что до Клариссы – считаю, лучше не говорить ей, как мисс Гамильтон провела последние три года жизни. Зенаны и махараджи – все это прекрасно звучит только в волшебных сказках, но не здесь, в Дели, где молодые леди не общаются с иноземцами. Постараюсь, чтобы не было сплетен.

– Вот и отлично, – с облегчением вздохнул Хью и отказался от предложения пропустить еще по стаканчику бренди, сославшись на неотложное дело в Дели. Кроме того, его ждут в конце месяца в Калькутте, там он должен отчитаться в политическом департаменте. Потом, возможно, ему удастся вернуться в Дели, проведать мисс Гамильтон, но сейчас он ничего обещать не может.

– Понимаю, – ответил полковник, сердечно пожимая руку графа. Он не задавал лишних вопросов. Холодный взгляд голубых глаз графа всегда многое скрывал. Полковник слишком уважал его, чтобы ставить в неловкое положение расспросами о миссии в Маяре или об отчете в политическом департаменте.

Полковник и раньше догадывался, что Хью Гордон время от времени наезжает в Индию не только по выгодным торговым делам, но еще обладает и опасным даром понимать не только белых, но и туземцев. Это качество заметно возросло в цене после восстания, и губернатор часто прибегал к услугам графа, неофициально, разумеется, поскольку его сиятельство не состоял на индийской гражданской службе и не имел военного звания, а стало быть, и Фредерику Портеру не стоило совать нос в дела, которые его не касаются.

Они молча вышли на веранду, где Бага Лал и другие слуги терпеливо дожидались хозяина. Полковник опять протянул Хью руку, и тот с неподдельной теплотой пожал ее:

– Огромное спасибо вам, Фред. Немногие на вашем месте согласились бы приютить осиротевшую британскую девушку без всяких расспросов.

– Я делаю это только ради вас, – с улыбкой отозвался полковник, – может, подождете немного и попрощаетесь с ней?

– Нет уж, спасибо, – сухо ответил граф, и полковник сразу же узнал упрямые складки в уголках рта, которые видел не раз. Он вернулся в дом и задумался, правильно ли поступает, принимая девушку у себя. Справится ли он с заботами, которые теперь свалятся на него. Молоденькая незнакомка в доме – это непросто! Наверное, сначала надо было поговорить с миссис Портер, прежде чем согласиться. Ведь, если сказать честно, его жена придерживается очень строгих правил, кто знает, как она отнесется к такому нарушению хорошо налаженной жизни...

Однако, к его бесконечной радости, миссис Портер не только пришла в восторг, но и выразила живейшее сочувствие судьбе несчастной девушки. Конечно, мисс Гамильтон останется у них. Тут и говорить не о чем! А еще она сейчас распорядится, чтобы для мисс Гамильтон подготовили подобающий гардероб, ведь те несколько сари, что девушка привезла с собой в пыльном дорожном мешке, не наденешь. Хорошо, что у их старшей дочери Аллегры груды одежды, и подгонка потребовалась самая незначительная – мисс Гамильтон оказалась чуть выше.

– Вы пробудете у нас сколько нужно, пока не отыщете родственников, – закончила Кларисса Портер, наслаждаясь ролью благотворительной матроны и искренне сочувствуя девушке.

– Вы так добры, – пробормотала Иден с опущенными глазами, а полковник, который присутствовал при их разговоре, подивился про себя: почему это граф Роксбери назвал эту прелестную девушку неуправляемой?

Трубный звук раковины и несмолкаемый гомон вокруг вернули полковника к действительности. Оглядевшись, он с удивлением заметил, что их лошади уже почти достигли улицы Лунного света, служившей главной магистралью Дели. Солнце нещадно жгло крыши домов по обе стороны улицы, а вдалеке у городских стен переливалась, подобно жидкому серебру, река Джамна. Полковник поморгал и, глядя на карманные часы, удивился, куда это ушло время.

– Боже мой, – обратился он к Иден разочарованно, – я собирался показать вам Кутаб-Минар и усыпальницы Семи Городов, но, боюсь, уже нет времени. Коттингону не понравится, если мы опоздаем. Сюда, дорогая.

Если Иден и волновалась, вступая под своды внушительной приемной Дома правительства, где ее ожидали три незнакомца, которые с нескрываемым любопытством рассматривали ее, она ничем не выдала этого. Опустилась в предложенное кресло, расправила складки на юбке Аллегры Портер, гордо вскинула подбородок и из-под полей шляпы с холодным достоинством осмотрела каждого из троих.

В приемной было очень душно, а скрип опахал, казалось, только усиливал духоту. Жалюзи на окнах не шевелились – не было ни малейшего ветерка, а листья цветка, стоящего у выхода, поникли от жары. Когда официальные представления закончились и слуга в чалме принес угощение, полковник и три чиновника расселись на скрипящие стулья.

Хотя взгляд Иден был холоден и непроницаем, она не могла скрыть до конца свое волнение, когда в комнате воцарилась гнетущая тишина. Девушка остановила взгляд на человеке, которого полковник представил ей как Уильяма Коттингтона, чиновника из разведывательного департамента северо-западных провинций, прибывшего из Оудха специально для встречи с ней. Почувствовав на себе выжидающий взгляд девушки, сэр Уильям откашлялся и зашуршал бумагами, лежавшими перед ним на небольшом столике.

– Думаю, полковник Портер уже сообщил вам, что ваш отец погиб при осаде резиденции в Лакнау, мисс Гамильтон. Мне удалось разыскать несколько вещей, которые принадлежали вашему отцу, позвольте передать их вам. Все эти годы они хранились у нас в архивах.

– Благодарю вас, сэр, вы очень любезны, – пробормотала Иден.

– Тогда мы сразу предприняли меры к розыску уцелевших родственников вашего отца, – продолжил сэр Уильям. – Вы, наверное, уже знаете, что этот розыск не принес результата. – Чиновник прищурился и посмотрел на листок, лежащий перед ним. – Ваш дядя, Донан Гамильтон, был убит в Мадрасе в самом начале восстания, а его дочь, полагают, погибла в числе тридцати с небольшим европейцев, которые были зарублены в Мируте. Сейчас мы проводим дополнительные поиски ваших родственников в Шотландии. Возможно, кто-то остался.

– Да-да, я сам этим занимаюсь, – торопливо подтвердил полковник Портер и улыбнулся Иден, успокаивая ее. – Мы не теряем надежды найти кого-нибудь из ваших родственников в самое ближайшее время.

– Это хорошо, – вежливо отозвался сэр Уильям. По правде сказать, этому измотанному работой, уставшему чиновнику было совершенно безразлично, откуда взялась и где провела годы после подавления восстания эта молодая особа. Единственной его обязанностью было передать личные вещи погибшего полковника Гамильтона его дочери. Когда это было сделано, сэр Уильям сразу потерял всякий интерес к дальнейшей судьбе девушки. Он сделал знак своему секретарю и с нетерпением наблюдал, как молодой человек взял небольшую деревянную шкатулку со стола и передал девушке в руки.

– К сожалению, осталось лишь немногое, мисс Гамильтон, – извинился он.

Иден грустно посмотрела на него.

– Спасибо, – тихо произнесла она.

Все выжидающе замолчали, но Иден не открывала шкатулку, лежащую у нее на коленях. Шкатулка была на удивление легка, и девушка с трудом сдержала желание потрясти ее, чтобы убедиться, что внутри нее действительно есть что-то, принадлежавшее в прошлом ее отцу и являющееся теперь единственным подтверждением его существования.

– Вам, наверное, хочется побыть одной, мисс Гамильтон?

Иден взглянула в доброе лицо светловолосого англичанина, которого звали, насколько она помнила, Генри Паскаль. Как сообщил полковник Портер во время представления, он служил адъютантом у высокопоставленного лица в Пенджабе и был единственным из троих, кто состоял в штате Дома правительства. Это был энергичный сорокадвухлетний мужчина с отличным чувством юмора, давнишний друг графа Роксбери, о чем Иден и не догадывалась.

– Да, спасибо, вы очень любезны, сэр.

Он провел Иден в небольшое помещение напротив через коридор, хотел закрыть за собой дверь, но остановился.

– Не торопитесь, мисс Гамильтон. Это моя комната, я здесь работаю. Я позабочусь, чтобы вам никто не мешал. Да, вот еще что. Пусть вас не смущает поведение Коттингтона, – он улыбнулся, – ужасно неприятный тип, такта не больше, чем у боевого слона.

Иден с усилием улыбнулась и, продолжая улыбаться, поставила шкатулку на письменный стол. Потом глубоко вздохнула, развязала тесьму и открыла крышку. Секретарь Коттингтона оказался прав: от человека, который когда-то был полковником Дугалом Гамильтоном, командиром Четырнадцатого Бенгальского пехотного полка, в самом деле осталось немного. Несколько медалей, другие награды, потерявшие свой вид от жары и плохого хранения... Золотой кушак от сабли, который отец надевал во время парадов, был аккуратно свернут и лежал на дне под нагрудным патронташем, который затвердел и покрылся плесенью. Приподняв их дрожащими пальцами, Иден увидела связку пожелтевших писем. Чернила уже выцвели, и прочесть ничего было нельзя.

Неожиданно слезы брызнули у нее из глаз – первые слезы, которые она пролила по отцу за все эти годы, – и чувство беспомощного отчаяния комком застряло у нее в горле. Дугал Гамильтон отдал жизнь за Индию – землю, которую он очень любил, любил так же сильно, если не больше, как жену и ребенка. Просто непостижимо, что от него почти ничего не осталось, кроме нескольких военных наград, пачки писем да нескольких боевых историй, которые солдаты в Лакнау рассказывают до сих пор.

– Как несправедливо! – прошептала Иден. – Как несправедливо, что это произошло с тобой, папа!

И неожиданно для себя она с болезненной ясностью поняла, что никогда не сможет покинуть Индию. Уехать после того, как отец отдал за нее жизнь, погиб за то, чтобы британцы могли спокойно жить здесь, уехать после всего этого – значит предать память отца.

Слезы жгли глаза. Иден на мгновение прижала аккуратно свернутый кушак к щеке, затем осторожно положила в шкатулку. Шурша накрахмаленными нижними юбками, подошла к потускневшему зеркалу, висевшему на стене за столом Генри Паскаля, вытерла скомканным платком заплаканные глаза, поправила выбившуюся прядь волос и решительно выпрямилась.

Когда несколько минут спустя она вернулась в приемную, у нее на лице не осталось и следа слез, а подбородок, как всегда, был решительно поднят. Синие глаза твердо смотрели вперед, как у человека, принявшего окончательное решение. Когда Иден протянула на прощание руку Уильяму Коттингтону, голос ее звучал спокойно и уверенно:

– Благодарю вас за помощь, сэр. Очень любезно с вашей стороны, я доставила вам столько хлопот.

– Сожалею, что не удалось сделать больше, мисс Гамильтон, – отозвался сэр Уильям покашливая. «Прелестное создание, – подумал он про себя, – жаль, что судьба так сурова к ней».

Генри Паскаль один проводил Иден к выходу, где королевский гвардеец в элегантной форме встал по стойке смирно, приветствуя их.

– Обращайтесь к нам в любой момент, мисс Гамильтон,всегда рады помочь.

– Благодарю вас, сэр, вы очень добры, – ответила Иден, протягивая ему руку и глядя в лицо.

Паскаль поклонился, взяв ее обтянутую перчаткой руку в свою. Он немного задержался на площадке, наблюдая, с каким достоинством Иден спускается по широким мраморным ступеням.

– Три тысячи чертей! – вдруг вырвалось у него. – Роксбери просто идиот!

Проходящий мимо служащий услышал его и вздрогнул от удивления.

– Надеюсь, это было не слишком болезненно, дорогая, – обеспокоенно заметил полковник, когда они опять ехали рысцой по дышащей жаром дороге, что вела в сторону дальних горных кряжей и британских поселений. – Столько воспоминаний, представляю, как это нелегко...

– Напротив, – тихо ответила Иден, – я рада, что теперь у меня есть хоть что-то на память о папе. Наш дом ведь был разграблен и сожжен, я думала, уже ничего не осталось.

– Рад слышать это, – с облегчением произнес полковник. Иден, конечно, не подозревала, но полковник ожидал обычных женских истерик – тех, от которых он всегда становился совершенно беспомощным и растерянным и которые часто случались у миссис Портер и его дочерей, приводя его в ужас. Но сейчас, глядя в сосредоточенное лицо молодой девушки, сидевшей рядом, он пришел к выводу, что мисс Гамильтон обладает не только замечательным характером, но и завидным мужеством.

– Скоро вы будете со своей семьей, – сердечно проговорил он, пытаясь хоть как-то приободрить ее. – У нас теперь телеграфная связь, и пароходы ходят между Бомбеем и Аденом, так что новости придут быстро.

Иден улыбнулась в ответ и подумала, что сказал бы полковник, узнай, что она не собирается покидать Индию, как бы настойчиво ни приглашали ее к себе шотландские родственники. Несомненно, он бы счел ее сумасшедшей и обратился бы к графу Роксбери с просьбой образумить ее. Тут Иден решительно тряхнула головой – этого она не допустит. Кто-кто, а его сиятельство никогда не будет больше ей приказывать.

Убедить их разрешить ей остаться в Индии будет нелегко, в этом Иден не сомневалась. Во-первых, она еще несовершеннолетняя, а во-вторых, наследство, оставленное ей отцом, как правильно заметил сэр Уильям Коттингтон, плачевно мало. Даже вместе с пособием за отца от военного ведомства этого не хватит на жизнь, а найти работу одинокой женщине со скудными средствами лучше не надеяться.

Полковник уже рассказал ей, что из кровавой бойни восстания родилась новая Индия. Теперь это не отсталый народ, эксплуатируемый ненасытными директорами Ост-Индской компании. Британская Индия – это стремительно развивающаяся страна, управляемая политическими и военными советами, где строятся школы, мукомольни, фабрики, широкая сеть железных дорог. Но Иден была умной девушкой и прекрасно поняла подтекст его речи. Во главе этой бурно развивающейся страны по-прежнему стояла расплывшаяся и известная своим занудством королева, чьи мораль и чопорность сформировали взгляды целой эпохи и вынуждали входившие в состав империи страны подчиняться удушающему ханжеству. Викторианская Индия, конечно же, не предоставляла никаких возможностей, и уж тем более сочувствия, одинокой женщине.

«Будь я богата, – внезапно подумала Иден, – никто из них, даже Его Ужасное Сиятельство граф Роксбери, не посмел бы диктовать мне, что делать. Только материально независимая женщина может поступать, как ей заблагорассудится, и не оглядываться на мнение света!»

В синих глазах девушки появился стальной блеск, а ее прелестный ротик скривился так, что люди, хорошо знающие ее, наверняка бы встревожились. Иден вдруг отчетливо осознала, что ей нужно состояние. Если она будет действовать осторожно и удача улыбнется ей, все получится. Она точно знает, с чего начать...

У массивных дверей Большой мечети Шах-Джахана на протертом персидском коврике сидел бородатый торговец медной утварью, известный всему городу как Мохаммед Хаджи. Хотя час был уже поздний и небо над устремленными ввысь минаретами усеяли россыпи звезд, ступени мечети были полны нищих и странников, углубленных в молитвы.

Кальян торговца светился в темноте и нарушал тишину ночи тихим бульканьем. Когда-то Мохаммед Хаджи был гордым воином из племени Африди и сражался на стороне Акбар-хана против лорда Эльфинстона и британских войск, пытавшихся захватить Афганистан. Но все это было очень давно, с тех пор он постарел, растолстел и поселился на базаре. Но многие еще помнили его мужество и находчивость. В каждой северной провинции, до самой Великой границы, у него были глаза и уши, собиравшие информацию. Имя его знали все обитатели древнего Дели, и Иден без особого труда нашла его.

В этот вечер так же, как и во все вечера прошедшей недели, Иден оставила лошадь, которую тайком брала в конюшне полковника, внизу, у основания мраморной лестницы, и уселась, скрестив ноги, на коврике Мохаммеда Хаджи. Она опять переоделась юношей-индусом, а свободным концом чалмы надежно прикрыла свое хорошенькое личико.

Этой ночью Мохаммед Хаджи сам позвал ее, и поэтому Иден терпеливо ждала, пока погаснет его кальян. Она знала: когда придет время, он заговорит сам. Наконец Мохаммед Хаджи отодвинул от себя трубку кальяна, многозначительно погладил бороду и не спеша заговорил. Голос его звучал совсем тихо, никто из редких прохожих не смог бы разобрать ни слова.

Хмуро сдвинув брови, Иден слушала, пока старик не замолчал.

– Так я и думала, – произнесла она, пытаясь скрыть свое разочарование. Она положила несколько рупий на коврик, и Мохаммед Хаджи тут же сгреб их пухлой рукой.

– Я поспрашиваю еще, – пообещал он, не понимая, почему юноша вызывает у него такое сочувствие. – Мой двоюродный брат старался как мог. Ответы, которые ты ищешь, известны только сирдару в Мируте, а к нему мало у кого есть доступ.

– Может, мне самому стоит отправиться в Мирут? – подумала Иден вслух, хотя знала, что не сумеет преодолеть расстояние туда и обратно за один вечер.

– В этом нет нужды, – уверил ее Мохаммед Хаджи. – Я поговорю с братом еще раз. Может быть, что-нибудь придумаем.

Иден вежливо поблагодарила его, не очень рассчитывая на успех. Она не знала, когда Портеры вернутся из гостей, поэтому попрощалась со стариком и отвязала лошадь. Всю неделю ей везло, но в один прекрасный день Портеры могут вернуться домой раньше обычного и обнаружить, что Иден не лежит в постели с головной болью, на которую она ссылалась, чтобы остаться дома, а на самом деле комната ее пуста и одна из лошадей в конюшне исчезла...

Задумавшись, она ехала рысцой по темному базару в направлении Кашмирских ворот, когда ее лошадь чуть не сбила с ног нищего, который неожиданно появился из тени колонны, куда зашел по нужде, и, выходя оттуда облегчившись, даже не удосужился посмотреть по сторонам.

– Проклятие на твою голову, шайтанское отродье! – в ярости выругался нищий, едва успев уклониться от удара. Он был слеп на один глаз и покрыт язвами. Хотя Иден и не была виновата в случившемся, она приостановила лошадь и бросила ему горсть монет.

– Смотри, чтобы разбойники тебя не ограбили, старик! – крикнула она ему вслед и пришпорила лошадь, выезжая из ворот в непроглядную темноту.

Нищий торопливо собрал монеты, с опаской осмотрелся вокруг, увидел кого-то в тени у себя за спиной и бросился наутек. А за спиной у него прятался в густой тени высокий индус, который при желании легко бы справился с нищим. Однако, к радости последнего, он, кажется, совершенно не заинтересовался монетами, со звоном упавшими в пыль. Похоже, он их и не заметил вовсе, потому что с раскрытым от удивления ртом смотрел вслед тающему в темноте всаднику.

Придя в себя, высокий индус развернулся и поспешил к Большой мечети. Порасспросив нищих на своем пути, он вскоре оказался на коврике Мохаммеда Хаджи. Африди-толстяк был не очень расположен раскрывать свои секреты индусу, но тот щедро позолотил ему руку, чем полностью развязал язык старика и узнал, что было нужно юноше по имени Чото Бай.

– Юноша хочет узнать, какие полки стояли в Мируте, когда вспыхнул бунт. Я сразу же связался с двоюродным братом, он сейчас живет в Мируте, и узнал от него, что тогда в городе стояли два английских полка под командованием полковника Кармик-аль-Исмита (Кармайкла-Смита), они были расквартированы в гарнизоне вместе с Третьим кавалерийским полком и Двадцатым и Одиннадцатым пехотными полками сипаев. Но юноша это уже знал.

– Зачем же он тогда пришел к тебе?

Мохаммед Хаджи пожал плечами:

– Он утверждает, что там был еще один полк или по крайней мере непонятно откуда взявшийся офицер. Имя этого офицера он и хочет узнать. Мой брат, – с важным видом объяснил Мохаммед Хаджи, – служит daffadar в гарнизоне, его очень уважают. Но, к сожалению, даже ему не удалось узнать имя этого офицера. Он не хочет проявлять излишнее любопытство, это может вызвать подозрение.

– А зачем юноше знать имя того офицера? – не отставал индус.

– Этого я сказать не могу, – настороженно ответил старик.

Индус достал еще монету, которую старик тут же ловко запихнул в карман.

– Это печальная история, – с готовностью начал старик, качая головой. – Юноша говорит, что в той резне погибла его мать, ее убил тот самый офицер. Он хочет отомстить. У меня не хватило духа сказать ему, что, даже если он узнает имя того офицера, он ничего не сможет сделать. После восстания саибы насадили свои законы, без толку искать справедливость.

– Это верно, – согласился индус. Он немного посидел задумчиво, потом поднялся, дал старику еще монету для ровного счета, хотя отлично знал, что молчание мусульманина не купить ни за какие деньги. Мохаммед Хаджи сообщит Иден Гамильтон о визите индуса и о его расспросах при первой же встрече.

Не промолвив больше ни слова, он умчался в ночь, понимая, что нельзя терять времени, чтобы предотвратить несчастье, которое, он чувствовал, может случиться очень скоро.

«Да защитят меня боги!» – подумал он, зная, что, возможно, уже поздно, и вдруг застонал от мысли, которая пришла ему в голову:

– Hai mai! Саиб придет в ярость, когда узнает об этом!