"Маскарад повесы" - читать интересную книгу автора (Кинг Валери)16Кэт обернулась к отцу, и ей показалось, что он смотрит на нее с надеждой. — Я хочу поговорить с его светлостью наедине, Джаспер. Оставь нас, пожалуйста, на несколько минут, — попросила она. Саппертон самодовольно ухмыльнулся, а сквайр торопливо поднялся на ноги. — Конечно, конечно, милая! — с натянутой улыбкой, нарочито громко сказал он. — Я понимаю, вам надо многое сказать друг другу! В три размашистых шага он пересек узкую комнату и вышел, громко хлопнув дверью. Саппертон тотчас схватил руку Кэт, поднес к своим тонким землистым губам и поцеловал. — Моя обожаемая Кэтрин… — начал было он, но девушка вырвала руку, глядя на графа с подчеркнутым презрением. Саппертон рассмеялся: — Бросьте жеманиться, милая, уж я-то знаю, что вы вовсе не такая недотрога, какой хотите казаться! Кэт отвернулась к окну. — Тогда просто удивительно, почему вы так стремитесь на мне жениться! — бросила она через плечо. — Где гарантия, что отцом нашего первенца будете вы? Лицо графа окаменело — он был явно потрясен подобной перспективой. Кэт снова повернулась к нему и продолжала, устремив на него колючий взгляд: — Лорд Саппертон, вы самое мерзкое и порочное создание, какое я когда-либо встречала! Выходит, если бы у вас появились сомнения в моей добродетели, вы раздумали бы брать меня в жены? Да, по выражению вашего лица вижу, что раздумали бы! Значит, вы можете сколько угодно заводить себе любовниц, а я должна блюсти свою честь, иначе окажусь недостойной такого завидного жениха? — Если то, что вы сказали, правда, я снимаю все свои предложения! Кэт уселась в старое, продавленное кресло Джаспера и спокойно сказала: — Сомневаюсь, что вы собирались выполнить обещанное. Впрочем, это не имеет значения. Разумеется, я вам солгала — мне хотелось увидеть, как забегают ваши лживые глаза! Белое как бумага лицо графа начало покрываться красными пятнами. — Предупреждаю, не играйте со мной, Кэтрин, иначе будет хуже! — прошипел он с угрожающим видом и крепко схватил ее за локоть, заставив подняться. С губ Кэт уже был готов сорваться крик, но она сдержалась, чтобы не дать Саппертону лишнего повода для радости. В том, что ему нравилось ее мучить, она не сомневалась — такова уж была его жестокая натура, которая брала свое, несмотря на весь его внешний лоск. Кэт прекрасно знала, что, решись она принять предложение графа, ее жизнь превратилась бы в кошмар, потому что муж при каждом удобном случае старался бы причинить ей боль. Однако настроение Саппертона опять резко изменилось, он выпустил ее локоть, и она упала обратно в кресло. — Если б вы знали, как я жду дня нашей свадьбы! — мечтательно произнес он. — Первым делом мы поедем в Лондон. Хотя еще не сезон и лишь немногие светские дома открыты для визитов, мне не терпится похвастаться своим очаровательным трофеем, который достался мне в нелегкой борьбе. Кстати, вы знаете, каково мое состояние? Я скажу вам: полмиллиона фунтов! У меня великолепный особняк на Гросвенор-сквер и еще один в Шотландии, дом в Брайтоне, а также охотничий домик в Куорне. — Граф улыбнулся Кэт. — Вы ни в чем не будете нуждаться, милая, а ваш дорогой отец сможет жить в родных стенах до тех пор, пока не отправится к своим предкам — тоже большим любителям пива. Кэт была ошеломлена — она не знала, что Саппертон так баснословно богат. Итак, одно ее слово — и она станет женой пэра Англии, богатейшей женщиной, для которой нет ничего невозможного… Только сумасшедшая могла бы отвергнуть предложение Саппертона! В голове Кэт промелькнула мысль, сколько добра она сделала бы для людей с такими деньгами, но боль возле локтя напомнила о цене, которую пришлось бы за это заплатить. Девушка внимательно посмотрела на графа. Он стоял спиной к окну, и на его лицо падала тень. — Для меня всегда оставалось загадкой, почему вы так стремитесь жениться на мне, — тихо произнесла она. — Как, вы не знаете? — Граф казался удивленным. — Разве до вас не дошли слухи, что когда-то я делал предложение вашей покойной матери, и она меня отвергла? Теперь, женившись на вас, я буду отомщен, и мое самолюбие наконец перестанет страдать. — Вы делали предложение моей матери? — переспросила пораженная Кэт — эта страница жизни Марианны была ей совершенно неизвестна. — Что ж, если мама отказала вам, то мне и сам бог велел! — решительно заявила она. — Если вы думали, что я соглашусь стать вашей женой, поддавшись угрозам и шантажу, то вы просто плохо меня знаете! Лицо графа посерело, он начал ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Кэт презрительно взглянула на него и поднялась на ноги. — Да я скорее умру с голоду вместе с крестьянами, чем соглашусь стать женой такого мерзавца, как вы, милорд! Сжав кулаки, Саппертон затрясся в бессильной ярости. — Глупая, бестолковая дрянь! — закричал он. — На что ты рассчитываешь, хотел бы я знать? Никто другой на тебе не женится! Или ты все еще не понимаешь, что Эшвелл только играл с тобой, как кошка с мышкой? Может быть, ты думаешь, что я позволю тебе остаться в имении? Ошибаешься! И чтобы до тебя наконец дошло, я тебе кое-что расскажу. — В глазах Саппертона зажглась такая злоба, что Кэт невольно отступила назад. — Ты вообще не имеешь никакого отношения к имению сквайра Дрейкотта! Твое место скорее в Эджкоте, рядом с Мэри Чалфорд, которую ты можешь отныне называть не любимой подругой, а милой сестрицей! Кэт смотрела на него широко открытыми глазами. Что он такое несет?! Может быть, лорд Саппертон — просто сумасшедший? — О, я вижу, что теперь ты готова меня слушать! — захохотал граф. — Что ж, отлично, я все скажу! Как ты думаешь, почему, кроме тебя, у сквайра Дрейкотта не было детей? О, кровь великое дело! Недаром, разводя племенной скот, люди соединяют сильных производителей, выбраковывая слабых. Тебе это ни о чем не говорит? А ты задумывалась над тем, почему сквайр, некогда жизнерадостный и полный сил, за пять лет превратился в настоящую развалину? Все очень просто! Твоя мать Марианна перед смертью открыла ему тайну твоего рождения! Когда она умирала, я попросил ее завещать тебе выйти за меня замуж, когда ты подрастешь, но она и в этом мне отказала. Тогда я стал настаивать и пригрозил рассказать об ее позоре Джасперу. Но эта неразумная женщина сама все рассказала мужу, и с тех пор он только и делал, что портил тебе жизнь! Кэт почувствовала, что ее заливает горячая волна, словно комнату вдруг наполнил густой жаркий туман. — Что вы имеете в виду? — еле слышно спросила она, хватаясь за ручку кресла, чтобы не упасть. — К чему эти шарады, говорите прямо! — Как ты думаешь, почему сквайр Дрейкотт попросил тебя называть его Джаспером? Господи, какая же ты недогадливая! Да потому, что он тебе не отец! Кэт уставилась на Саппертона. Плотная завеса тумана вокруг нее сомкнулась, жара стала совершенно нестерпимой. — Твой настоящий отец — сэр Уильям Чалфорд! — выкрикнул граф и вышел из комнаты. Ноги Кэт подкосились, она без сил рухнула в кресло. Когда Кэт медленно открыла глаза, стены и потолок уже перестали кружиться, и она смогла сесть в кресле прямо. Что произошло? Кажется, она потеряла сознание… Ошеломленная, в первое мгновение она не смогла вспомнить, что случилось, но потом в ее ушах снова зазвучали слова Саппертона: «Твой настоящий отец — сэр Уильям Чалфорд!» О, злая ирония судьбы! Ее жизнь превратилась в сплошной маскарад — сначала Эшвелл и Бакленд оказались совсем не теми, кем казались, а теперь еще Джаспер с сэром Уильямом… Как же причудливо все переплелось в ее жизни! Сердце Кэт сжалось и заныло. Граф явно сказал правду, но какую! Слова истины должны врачевать душевные раны, правда же, открытая Саппертоном, ранила, словно острый клинок. Кэт вспомнилось, с какой нежностью всегда смотрел на нее сэр Уильям, — раньше ей даже казалось, что он в нее немножко влюблен. Теперь же его явное к ней расположение получило иное объяснение: она была его родной дочерью, рожденной любимой им женщиной. Как светились его голубые глаза, когда он говорил о покойной Марианне! Похоже, он пронес любовь к ней через всю жизнь. Почему, ну почему Кэт этого не замечала?! Сколько раз за последние пять лет от обиды на Джаспера она мысленно желала, чтобы ее отцом был не он, а баронет! И вот чем все обернулось… Только сейчас Кэт вспомнила о Джаспере. Бедный, как он страдает! Ей захотелось броситься к нему и сказать, что она прощает ему все обиды, но, когда она попыталась встать, колени подогнулись, и она вновь упала в кресло. В этот момент дверь открылась, и озабоченный Джаспер заглянул в комнату сам. Увидев Кэт одну, он нахмурился, а у нее из глаз хлынули слезы. — Папа, папа! — крикнула она сквозь рыдания. Джаспер подошел к ней, и его черты исказила такая мука, что сердце Кэт чуть не разорвалось от боли и сострадания. Она открыла ему объятия, он рухнул на колени и спрятал лицо у нее на груди. — Значит, все эти годы ты наказывал меня за мамин грех? — проговорила она, захлебываясь слезами, и его плечи тоже затряслись от рыданий. — Ах, Джаспер, Джаспер! Почему ты не сказал мне правды, почему позволил этой ужасной тайне встать между нами? Поверь, я бы не стала тебя меньше любить! Ты был и останешься моим отцом, несмотря ни на что! Джаспер поднял на нее залитое слезами лицо. — Ты не представляешь, какая обида все эти годы жгла мое сердце! — глухо заговорил он. — Смерть отняла у меня жену, а дочь оказалась чужой. У меня больше нет детей, я один на белом свете! Знаешь, каково это — потерять женщину, которую боготворил, и узнать, что она любила другого? Ее измена отравила все, даже любовь к тебе, Кэт! Каждый раз, глядя на тебя, я думал о том человеке, Уильяме, с которым согрешила Марианна. Я ненавидел ее и — господи, прости меня, грешного! — начал ненавидеть тебя. О, дорогая, я так любил тебя до того страшного дня и люблю до сих пор! Ты — единственное, что у меня еще осталось! Он зарылся лицом в ее колени, дав волю горю, которое столько лет терзало его упрямое гордое сердце. Кэт начала гладить отца по взлохмаченным седым волосам, чувствуя, как от его слез намокает платье. Когда он наконец успокоился, она сказала: — Папа, поднимайся, не то Мэгги придется сушить мое платье. Джаспер улыбнулся сквозь слезы и встал. — Знаешь, я просто старый дурак! — сказал он и тряхнул головой, словно хотел окончательно прогнать тяжелые мысли. — Пожалуйста, не зови меня больше Джаспером. Подумать страшно, что я мог докатиться до такой низости! Он протянул ей руку, помог подняться на ноги и обнял, как бывало в детстве. Оседлав лошадей, отец и дочь отправились на прогулку, чтобы проститься с родными холмами. Они проскакали по древней, проложенной еще римлянами, дороге среди пшеничных полей, за которыми поднимался древний Куинингский лес, и несколько раз пересекли извилистую речку Черинг по приземистым каменным мостикам. Распущенные рыжие волосы Кэт развевались на по-летнему теплом ветру, она скакала позади отца, ощущая, что ее мятущаяся душа постепенно обретает прежнее спокойствие. Глядя в широкую спину сквайра, девушка с горечью думала, что, откройся он ей раньше, они не потеряли бы пяти лет жизни, проведенных во взаимном отчуждении и тревоге, и смогли бы сохранить имение. Но в ее душе больше не было отчаяния. Словно почувствовав ее взгляд, Джаспер натянул поводья, чтобы дать дочери возможность его догнать. Поравнявшись с ним, Кэт тоже придержала лошадь, и дальше они поехали шагом. Девушка с удивлением и радостью посматривала на отца — он просто на глазах помолодел. — Теперь мы начнем новую жизнь, Кэт! — громко, с воодушевлением, как в былые времена, воскликнул он. — Сейчас самое время исполнить мою давнюю мечту — уехать в колонии, за океан. Немного труда и везения, и мы с тобой заработаем себе там новое состояние! Охваченная нежностью к отцу, Кэт улыбнулась: — С удовольствием, папа! Я обожаю путешествия! — Ты никогда мне об этом не говорила, девочка моя. — Сквайр с удивлением посмотрел на нее, а потом печально покачал головой. — Впрочем, нет, кажется, говорила, только очень давно… Господи, какой же я болван! Простишь ли ты меня когда-нибудь, дорогая? Чтобы отец не увидел ее слез, Кэт взмахнула поводьями и помчалась вперед. — Догоняй! — крикнула она через плечо. — Ну-ка, кто первый поднимется на Борамский холм? Оглядев массивную деревянную вывеску над входом в гостиницу «Лебедь и гусь», которая, казалось, ежесекундно грозила рухнуть на головы прохожих, Джеймс заметил: — Милостивый боже, если это чудовищное произведение деревенского маляра так жалобно скрипит на легком бризе, то как оно выдержит сильный восточный ветер? Вышедший следом за ним Эшвелл натянул перчатки и тоже посмотрел на вывеску. Она изображала пару водоплавающих птиц, давших название гостинице, шеи которых были почему-то странно переплетены между собой. — Зато у местных обитателей есть на что держать пари! — резюмировал он. Начищенная воском элегантная коляска Эшвелла, запряженная парой черных жеребцов, уже дожидалась хозяина у крыльца. Застоявшиеся кони фыркали и переминались с ноги на ногу, с нетерпением дожидаясь возможности показать свою силу и резвость. — Ваши кони просто звери, милорд! — с восхищенной улыбкой крикнул юный помощник конюха, державший их под уздцы. Эшвелл улыбнулся в ответ и с гордостью оглядел своих лошадей — пара и впрямь была хороша. Подумать только, неумеха Джеймс едва не угробил таких красавцев! Это еще один достойный сожаления результат злосчастного маскарада… Мысли Эшвелла вновь обратились к Кэт. Он придумал, как исправить свою ошибку, хотя план этот был достаточно рискованным. Впрочем, выбора у него не было — он знал, что Кэт слишком упряма и горда, и не видел иного способа, чтобы ее вернуть. Господи, другой такой строптивицы нет на всем белом свете! И все же он любит ее без памяти. Взобравшись в коляску, Эшвелл взял в руки вожжи и уже собрался тронуться в путь, когда его внимание привлек непонятный шум, доносившийся из гостиницы. — Не отпускай лошадей! — крикнул он мальчику, Все трое повернулись к дверям — через мгновение оттуда толпой повалили крестьяне, должно быть, выпивавшие в таверне при гостинице. Возбужденно переговариваясь и недружелюбно поглядывая на господ, они медленно, с вызывающим видом, двигались мимо коляски. Некоторые, осмелев, пробовали пальцами колеса, другие хлопали по крупам лошадей. Испуганные оглушенные шумом, кони прядали ушами, приседали и пятились назад. — Спокойно, милые, не бойтесь! — ласково приговаривал виконт. Когда толпа прошла и пьяные крики стали удаляться, к нему подбежал Джеймс. — Какой ужас! — воскликнул он. — Один мужлан нагло толкнул меня в плечо, я просто не знал, что делать! В дверях появился приземистый, пузатый владелец гостиницы. — Прошу прощения, господа! — суетливо вытирая фартуком руки, воскликнул он. — Надеюсь, вам не причинили вреда? Никто не осмелится сказать, что я, Джон Биверстоун, не забочусь о своих постояльцах! — Что здесь происходит, почему эти люди так обозлены? — нахмурившись, спросил Джеймс. — Должно быть, вы еще не слышали, что граф Саппертон закрыл свою мельницу, — ответил Биверстоун. — Именно из-за этого бедняги и дошли до точки кипения. Они боятся, что зимой их семьи помрут с голоду. — Не может быть, чтобы граф решился на такое злодейство! — Да он готов за лишний грош уморить пол-Стичфилда! — воскликнул толстяк и с горечью добавил: — Еще бы, ведь он знатный вельможа, где ему думать о жалких людишках, которые мрут как мухи от голода и болезней! Эх, что и говорить… Ладно, господа, раз вам не нужна моя помощь, я, пожалуй, вернусь к работе. Счастливого вам пути, милорд! Он скрылся в дверях своего заведения, и Эшвелл подал знак отпустить лошадей, но, к его удивлению, мальчик не подчинился. — Я хочу вас предупредить, милорд, — негромко, с серьезным видом сказал он. — Эти подвыпившие мужики задумали недоброе — я слышал, как они разговаривали в таверне. Виконт и Джеймс обменялись тревожными взглядами. — А в чем дело? — спросил Джеймс. — Они собираются бунтовать? — Еще хуже! Они хотят напасть на Личвуд! — Мальчик помолчал и добавил: — Я боюсь, что пострадают не только лорд Саппертон, но и остальные господа. Мисс Кэт была очень добра к моей семье, и, если в самом деле начнется бунт, боюсь, ей несдобровать! Джеймс присвистнул, а виконт, все еще крепко сжимавший вожжи, пробормотал: — Не дай бог! Шум и крики пьяной толпы стихли в отдалении, и кони окончательно успокоились. — Они говорили, когда нападут? — спросил Эшвелл. — Нет, но долго ждать не придется, ведь почти весь урожай уже убран. Виконт посмотрел на друга: — Я вернусь через два дня. Пожалуйста, позаботься до моего приезда о Кэт и сквайре. Ты знаешь, на какое безумие способна возбужденная толпа. Когда начинается бунт, они готовы разорвать каждого, не задумываясь о том, кто и как относится к крестьянам. — Не беспокойся, я уверен, что ничего плохого не случится, и Кэт останется в целости и сохранности. Джеймс очень старался придать своему голосу уверенность, однако выражение лица выдавало снедавшую его тревогу. — Слышу речь не мальчика, но мужа! — усмехнулся Эшвелл. — Ладно, не обращай внимания, шучу. Пожалуйста, продержись только два дня. — Думаешь, твой план сработает? — недоверчиво спросил Джеймс. — Дорогой мой, — вздохнул виконт, — не забывай, что я люблю эту фурию и, как никто, изучил ее характер. Я все продумал, и, поверь, иного способа заставить ее принять мое предложение просто нет! Он велел помощнику конюха отойти, взмахнул вожжами, и коляска рванулась с места. Джеймс, с сомнением качая головой, двинулся обратно в гостиницу. Ему ничего не оставалось, как надеяться, что новая затея неугомонного Джорджа закончится благополучно. Вернувшись в номер, молодой человек взял шляпу с перчатками и направился в конюшню, где ждал его любимый гнедой — предмет постоянных насмешек Эшвелла, считавшего этого смирного конягу самым никчемным представителем лошадиного племени. Вскочив на коня, Джеймс выехал с мощеного гостиничного двора и направился в Эджкот — Мэри пригласила его к чаю, пообещав угостить миндальными пирожными собственного приготовления. Сердце молодого человека радостно билось. Милая Мэри! В последнее время он все чаще задумывался о ней и о своем будущем. Ее голубые глаза так чудесно блестели, когда он встречался с ней взглядом! А как она прелестно улыбалась! Пожалуй, улыбка придавала ей сходство с Кэт. Ну, конечно, они же давние подруги, а чем дольше люди дружат, тем больше перенимают друг у друга манеры, обороты речи и все такое… Правда, если не считать улыбки, более несхожих между собой девушек, чем Мэри и Кэт, трудно себе представить. Под мерный стук копыт Джеймс погрузился в размышления. Интересно, похож ли он хоть чуть-чуть на Эшвелла? Наверное, нет, потому что дамы, вечно пожиравшие глазами Джорджа, никогда не обращали внимания на его скромного друга. Джеймс рассмеялся: пожалуй, они с виконтом похожи друг на друга не больше, чем две птицы с вывески гостиницы. Но кто из них лебедь, а кто гусь — еще надо посмотреть! Мэри принимала своего гостя практически tetе-а-tetе, в присутствии одной лишь горничной, и очень волновалась. Лидия отправилась навестить Фанни Керни, леди Чалфорд, захватив младших детей, уехала с визитом к Криклейдам, и ей казалось, что это не случайно. После расстроившейся помолвки Джеймса с Кэт Мэри без обиняков объявила родителям, что от всего сердца любит мистера Монроза. Ее выбор не мог не огорчить лорда и леди Чалфорд, наслышанных о более чем скромном финансовом положении предполагаемого жениха. Сама Мэри была завидной невестой: к ней переходила весьма значительная доля наследства двоюродной бабушки, однако, знал ли о богатом приданом Джеймс, оставалось тайной и для Мэри, и для ее расстроенного отца. Перспектива стать тестем мистера Монроза совсем не прельщала сэра Уильяма. Мэри, как и ее мать, была далеко не красавицей, но ей полагалось тридцать тысяч фунтов приданого — недурной куш для охотника за чужими деньгами. Любящему отцу вовсе не хотелось отдавать ее замуж за человека, которого она знала всего шесть недель. К тому же еще несколько дней назад мистер Монроз казался безумно влюбленным в Кэт! Впрочем, если отбросить опасения, связанные с приданым, сэр Уильям не имел ничего против Джеймса Монроза. Кроме того, баронет по собственному опыту знал, что в любви срок знакомства не имеет значения. Ведь он сам был знаком с Марианной Уайтсхилл только два дня, когда влюбился в нее без памяти, и эта любовь до сих пор жила в его сердце, хотя Марианны уже давно не было на свете. А Мэри… За шесть недель знакомства с Монрозом она, всегда такая тихая, незаметная, занятая домашними хлопотами и бесконечным рукоделием, буквально расцвела, превратившись из милой, но заурядной девушки в настоящую молодую прелестницу. Ее яркие голубые глаза искрились радостью, на щеках играл румянец, и по комнатам то и дело разносился ее мелодичный смех. Раньше она никогда не смеялась так часто и весело! Сэр Уильям не знал, на что решиться; к счастью, Монроз пока не сделал Мэри официального предложения, и баронет считал, что время у него еще есть. Дочери же он сказал, что недостаточно хорошо знает Джеймса — вдруг тот польстился на богатое приданое? Ах, баронет тут же пожалел об этих неделикатных словах, потому что Мэри, образец сдержанности и хорошего воспитания, вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась. Сэр Уильям не верил своим глазам! Вид горько рыдавшей Мэри так потряс его, что он тут же заключил ее в объятия и забормотал, что его ягненочек получит все, что хочет, пусть только успокоится и больше не плачет. В конце концов, кто, как не Мэри, с ее твердым характером и чувством долга заслуживает исполнения самых заветных желаний?! Так или иначе, Джеймс получил приглашение в Эджкот на чаепитие. Сидя напротив него за чайным столиком, Мэри улыбнулась, вспоминая испуганное лицо отца и ласковые слова, которые он бормотал ей на ухо. Горничная со скучающим видом сидела у окна в дальнем конце гостиной и не могла помешать их разговору. — Мне очень жаль, что дома нет ни мамы, ни Лидии, иначе они бы с удовольствием к нам присоединились, — сказала Мэри, подавая гостю чашку чая. Джеймс только сейчас сообразил, что они действительно одни, если не считать оставленной для приличия служанки. Заметив румянец на щеках Мэри, он догадался, что это не случайно, и радостно улыбнулся. Итак, его судьба должна решиться сейчас, за этим чайным столиком! Он поймал руку девушки за запястье и мягко сказал: — Я даже рад этому обстоятельству, потому что при всей моей любви к вашему милому семейству я ничем так не дорожу, как возможностью побыть с вами наедине! Он со значением сжал ей запястье и отпустил. Румянец Мэри стал гуще. Чтобы скрыть смущение, она торопливо перевела разговор на другую тему, но, наткнувшись на страстный взгляд его карих глаз, сбилась и забыла, о чем говорила. — Не хотите ли миндальных пирожных? — стараясь сгладить неловкость, бодрым голосом предложила она и подала ему… сахарницу. Джеймс рассмеялся: — Вы знаете, как я люблю ваши пирожные, но, боюсь, это не совсем то, о чем я мечтал, собираясь к вам в гости! — Мэри посмотрела на сахарницу в его руке и охнула. — Какая глупая оплошность с моей стороны! — пробормотала она, торопливо подавая гостю тарелку с пирожными. Однако спешка привела к еще большей неловкости, потому что, держа в одной руке чашку, а в другой сахарницу, Джеймс никак не мог взять пирожное. В эти мгновения, глядя на милую суету и смущение Мэри, он вдруг отчетливо понял, что любит ее. Вконец расстроенная своей неловкостью, девушка огорченно вздохнула, поставила тарелку на стол и взяла из руки Джеймса сахарницу. — Простите, — пробормотала она, — сама не знаю, что со мной сегодня. Наверное, вы считаете меня ужасно бестолковой! — Ничего подобного! — воскликнул Джеймс и внезапно, к удивлению Мэри, пересел к ней на диван. — Я люблю вас, дорогая! — прошептал он и с нежностью поцеловал ее в губы. Девушка затрепетала от страха — не дай бог горничная все расскажет ее родителям! Но горничная у окна даже не посмотрела в их сторону, и Мэри, позабыв все страхи, отдалась неге поцелуев. Наконец Джеймс разжал объятия. — Мэри, умоляю вас, выходите за меня замуж! — страстно воскликнул он. — Вы окажете мне такую честь? Глаза девушки широко открылись, сердце от счастья едва не выскочило из груди. — С радостью, Джеймс! — сдавленным от волнения голосом ответила она. Когда Джеймс услышал, какое приданое получит за Мэри, он почувствовал, что пол покачнулся у него под ногами. За реакцией жениха внимательно наблюдал поверх очков сэр Уильям, надевавший их только для чтения и для устрашения просителей. — Похоже, вы и не подозревали, насколько богата моя дочь, — заметил он, расплываясь в довольной улыбке. — Что ж, я очень рад! Пожалуйста, присядьте, не то не дай бог еще упадете в обморок. Вы так побледнели! Джеймс без сил опустился в кресло возле камина и, не глядя, принял из рук баронета стакан хереса. — Нет, я ничего не знал, — покачал он головой, вдыхая крепкий аромат вина, потом поднес стакан к губам и залпом выпил. — Сам я небогат, милорд, все мое достояние — очень скромная собственность в Стоухерсте, но я никогда не опустился бы до охоты за приданым, можете мне поверить! Сэр Уильям, прихлебывая херес, задумчиво посмотрел за окно — в саду, улыбаясь и напевая, срезала розы Мэри. — Думаю, я дал бы согласие на ваш брак, даже если бы был уверен в обратном, — неожиданно проговорил он. — Простите, я не понимаю… — Мэри вас любит, Джеймс. К счастью, вы честный человек, поэтому у вас с моей дочерью есть все шансы стать счастливой парой! — Сэр Уильям показал на окно, за которым Мэри разговаривала с садовником. — Она рождена, чтобы быть хозяйкой дома и матерью семейства. Так что можете не беспокоиться — ваше имение и ваши дети не останутся без должного ухода и присмотра. — Сэр Уильям подмигнул будущему зятю и подтолкнул его к дверям в сад, посоветовав не терять времени даром. Джеймс с удовольствием последовал его совету. Сад встретил его теплом нагретой солнцем земли и пьянящим ароматом поздних цветов. Разыскав в одной из аллей Мэри, Джеймс почувствовал себя так, словно у него за спиной выросли крылья. Нет, не гусем он казался себе в эти мгновения, а могучим, прекрасным лебедем! Разве можно сравнить это ощущение с тем, что он испытал, когда делал предложение Кэт?! Кстати, интересно, как идут дела в Челтенхеме… Через два дня Мэри и ее жених приехали верхом в имение Дрейкоттов, чтобы сообщить о своей помолвке Кэт. Они нашли ее в розарии позади дома, где она срезала и складывала в корзинку цветы. Не успела Кэт поздравить жениха и невесту, как из Челтенхема прибыл курьер банкира Руса с письмом человека, от которого она уже отчаялась получить весточку, — от мистера Джорджа Клива, дальнего родственника и наследника сквайра. Но едва Кэт вскрыла конверт, спеша прочесть долгожданное послание, как Джеймс выхватил его из ее рук и поднял над головой. Мэри взвизгнула от неожиданности, а ее подруга закричала: — Сейчас же отдайте письмо, или, клянусь, я больше никогда не буду с вами разговаривать! Однако Джеймсу, очевидно, нравилось дразнить ее. Он опустил руку с письмом, но, едва Кэт попыталась его схватить, снова отдернул руку, и заветный листок бумаги опять оказался вне ее досягаемости. Второй рукой счастливый жених держал за талию Мэри, которая тоже тянулась к письму, крутясь, как юла, и хохоча, потому что Джеймс ее щекотал. — Умоляю вас, — задыхаясь от смеха, проговорила Кэт, — перестаньте дурачиться, отдайте письмо! — Нет, не раньше, чем прочту его вслух! — воскликнул Джеймс. — Должны же мы оценить стиль автора! Ну-ка, что он пишет?.. Милостивый боже, вы только послушайте! Поняв тщетность своих попыток заполучить письмо, Кэт вернулась к корзинке с цветами, которая в пылу борьбы опрокинулась. Укладывая розовые и красные розы обратно, она прислушивалась к тому, что читал Джеймс: — «Итак, перечислив свои достоинства, одно из которых — весьма значительное состояние, что немаловажно, учитывая ваши печальные обстоятельства, я прошу вашей прекрасной руки и остаюсь в ожидании скорого положительного ответа. Надеюсь, меня проинформировали правильно, и вы действительно красивы, потому что при моей возвышенной, поэтической натуре я терпеть не могу уродин. Красота — это дар божий, красивая жена скрашивает тяготы повседневной жизни мужа. Впрочем, в вашей красоте, пожалуй, можно не сомневаться, ведь мне подробнейшим образом описал вас не кто иной, как сам знаменитый лорд Эшвелл!» Надо же, — заметил, прервавшись, Джеймс, — я и не знал, что Джордж знаком с мистером Кливом! — Что за глупости он пишет! — воскликнула Мэри. — Не хочу тебя разочаровывать, Кэт, но мне кажется, тебе не стоит принимать предложение такого напыщенного, самовлюбленного глупца, как этот мистер Клив! Кэт подняла и уложила в корзинку последний цветок. — Это уже не имеет никакого значения, — спокойно сказала она. — Я могла бы принять его предложение, если бы хотела остаться здесь, но я этого больше не хочу! Пораженные ее словами, Джеймс и Мэри молча уставились на Кэт. — Что вы так смотрите на меня? — воскликнула она. — Думаете, я притворяюсь? Уверяю вас, я без всякого сожаления покину Чипинг-Фосворт! Она оглядела розарий, в котором половина розовых кустов была выращена ее руками, любимый с детства сад и высившийся на горизонте буковый лес, где несколько недель назад она самозабвенно целовалась с человеком по имени Бакленд… Нет, с этим покончено! Мистер Бакленд для нее больше не существовал. — Так что же еще он пишет? — спросила Кэт, и Джеймс вернулся к письму: — «Дражайшая кузина! Будучи в курсе ваших трудностей, я настоятельно прошу вас принять мое предложение. Для меня не секрет, что вы с вашим отцом впали в прискорбную бедность, к тому же он наделал в Челтенхеме массу долгов…» — Молодой человек замолчал и вопросительно взглянул на Кэт. — Может быть, дальше прочтете сами? — Вот как? Сначала вы отняли у меня письмо, а теперь вдруг у вас проснулась совесть? — рассмеялась девушка. — Нет уж, читайте до конца! — Но дальше речь идет об очень личном, — с серьезным видом возразил Джеймс. — Простите меня, Кэт, признаю, я не должен был вас дразнить! — Вы с Мэри мои лучшие друзья, — ответила она, — и я хочу, чтобы вы были в курсе всех моих дел. Пожалуйста, Джеймс, читайте! Молодой человек вздохнул и. продолжал читать, найдя нужную строчку: — «Как будущий зять мистера Дрейкотта, я, движимый сыновними чувствами, готов заплатить эти долги, хотя и не одобряю склонности дядюшки к азартным играм». — Господи, что за надутый болван! — воскликнула Кэт. — Я начинаю его ненавидеть! — Не суди о нем слишком строго по письму, — нахмурилась Мэри. — По-моему, тебе надо с ним встретиться хотя бы раз или два, чтобы получше узнать. Вдруг он окажется вовсе не таким мужланом? Она взглянула на Джеймса, и в ее глазах вдруг зажглись веселые огоньки. Заметив их, Кэт подумала, что ее друзья немного похожи на заговорщиков. Ах, как они влюблены друг в друга! Она печально вздохнула и нахмурилась: — Я узнала мистера Клива достаточно хорошо, чтобы понять, какой он болван и ничтожество. Не хочу иметь с ним ничего общего! Человек, который оскорбляет женщину, делая ей предложение, не может рассчитывать на мою симпатию! Джеймс обнял Мэри за талию и, перевернув страничку, начал читать дальше: — «В настоящее время я веду переговоры с лордом Саппертоном о возвращении вашего имения…» Боже, так хозяином Чипинг-Фосворта стал граф? — воскликнул он, снова прервавшись. — Я не знал! Как это случилось? — Мой отец проиграл имение другому заядлому картежнику — лорду Тервеллу, а у него перекупил закладную наш любезный граф, — негромко сказала Кэт. — Вот это да! — присвистнул Джеймс и медленно пошел по дорожке. Девушки двинулись за ним. — Так, что там дальше? Ага, вот: «… веду переговоры о возвращении вашего имения, поэтому вам нет надобности уезжать из Чипинг-Фосворта. Скоро к вам прибудет моя экономка, чрезвычайно опытная в своем деле особа. Пожалуйста, немедленно выдайте ей все ключи, чтобы она могла навести в имении порядок…» — Какая наглость! — возмутилась Кэт. — Он распоряжается так, словно моего отца уже нет в живых! Бессовестный негодяй! — Послушайте дальше! — воскликнул Джеймс, еле сдерживая смех. — Следующий пассаж еще прелестней! «Короче говоря, вы должны непременно выйти за меня замуж, поскольку для вас это единственный способ и в будущем вести жизнь, подобающую особе благородного происхождения. Кстати, мою точку зрения полностью разделяет и лорд Эшвелл. Не сомневаюсь, что вдобавок к красоте вы обладаете кротким, покладистым нравом и массой других достоинств. Но кто возьмет в жены девушку без приданого, будь она хоть ангел во плоти? Согласитесь, что бесприданницу ждет самая незавидная и жалкая участь». Это было уже слишком! Кэт швырнула на землю свою многострадальную корзинку, бросилась к Джеймсу и, выхватив у него письмо, в мгновение ока разорвала его на мелкие клочки. — Хватит с меня этой мерзости! — гневно воскликнула она. — Я вижу, вы хорошо позабавились, а теперь отправляйтесь-ка домой, потому что мне надо срочно уложить чемоданы! Она резко отвернулась от своих лучших друзей, подобрала корзинку и удалилась с гордо поднятой головой. Блестя глазами, Мэри и Джеймс переглянулись, гадая, как Эшвелл собирается расхлебывать заваренную им кашу. Войдя в дом, Кэт увидела на лестнице Мэгги, которая горько плакала, уткнувшись лицом в передник. — Господи, что случилось, Мэгги, почему ты плачешь? — воскликнула девушка, осторожно отведя от лица горничной передник. — Ну-ка, рассказывай все без утайки! Мэгги подняла на хозяйку распухшие, покрасневшие глаза. Из-под ее чепца во все стороны торчали всклокоченные волосы. — Ах, я, наверное, ужасно глупая, мисс Кэт, — пробормотала она сквозь слезы. — Но люди рассказывают такие страшные вещи… А я люблю его и боюсь, что его убьют! Опешив, Кэт в изумлении уставилась на нее. — За кого ты боишься, Мэгги? — тихо спросила она. — За Томаса! — всхлипнула Мэгги, и ее плечи снова затряслись от рыданий. — Хоть у него и нет руки, мне все равно, я его люблю! Он такой славный, и ведет себя культурно, как джентльмен… Я хочу выйти за него, но его убьют, потому что он собирается участвовать в бунте! Кэт вздрогнула. — В каком бунте? — с тревогой спросила она, схватив горничную за руку. Мэгги прижала ладони к мокрым от слез щекам и запричитала: — Это все из-за жадности Саппертона, мисс! Он никогда не ремонтирует домов в своих деревнях и не выполняет обещаний, которые дает крестьянам. Но это еще полбеды, а самое страшное в том, что он задумал вывезти из наших мест все зерно в Лондон и уже, говорят, нанял для этого фуры в Челтенхеме! Потому-то куинингские мужики и хотят бунтовать. Урожай в этом году и так плохой, что же люди будут есть зимой, если он скупит и увезет зерно? Мы в Чипинге тоже все умрем с голоду, ведь он заграбастал и ваше имение! Кэт отпустила руку девушки и села на ступени рядом с ней. Господи, как спасти крестьян? Неужели Саппертон все-таки рассчитывает сломить ее сопротивление? — Вы можете как-нибудь повлиять на графа, мисс? — всхлипнула Мэгги. Кэт внимательно посмотрела в заплаканное лицо девушки. — Что ты предлагаешь? — спросила она, и ее взгляд затуманился. — Граф пообещал помочь крестьянам, если я выйду за него замуж, но ты же знаешь, что у него нет ни совести, ни чести, которые заставили бы его держать слово. Он уже доказал, что ему нельзя верить! — Но что же нам делать, мисс? Очень скоро нам будет нечего есть… — Не знаю, Мэгги. Я не знаю даже, что сама буду есть завтра и буду ли есть вообще… |
||
|