"Поход викингов" - читать интересную книгу автора (Оливье Жан)

Глава VI КРОВАВАЯ НОЧЬ

Ячмень высоко выкинул колос, и склоны трех долин украсились золотистой гривой. Лейф целыми днями работал на «Большом змее» Эйрика Рыжего. Судно вытащили на песчаный берег по настилу из смазанных салом бревен, уложенному на дне выемки, шириной в шестьдесят футов. Целых пять дней ее рыли пятьдесят человек. Одно за другим все суда викингов должны были пройти через этот сухой док для необходимого ремонта. Гроздья ракушек, клубки морских водорослей прилипли к бортам под ватерлинией, и приходилось терпеливо очищать от них корабли, выискивать древоточцев, конопатить щели в обшивке кузова при помощи сплетенных из волокон крапивы жгутов, пропитанных моржовым жиром.

Солнце заходило над Восточным поселком, окрашивая багрянцем зеркальную поверхность фьорда и верфь на берегу, где мачта «Большого змея», похожая на полированный сосновый ствол, вздымалась среди песков.

Около трех десятков домов, отстроенных весной, растянулись по склонам долин. Созданные по одному образцу, они поднимались среди впервые вспаханных земель. Глядя на них, можно было заключить, что хозяева не решаются слишком отдаляться от поселка. Поэтому двор Бьорна и Вальтьофа по-прежнему оставался одиноким на косогоре, в полумиле от ближайшего жилья.

Лейф шел напрямик через поля. Усики колосьев щекотали ему голые ноги. Когда он добрался до дома, уже наступила ночь. У входа и в большой горнице горели плошки с ворванью.

Скьольд сварил похлебку из крупы и голов свежей трески.

— Ты поздно возвращаешься, брат: отец и Бьорн ждут тебя.

Все быстро поужинали. На лицах отражалась усталость после трудового дня. Бьорн и Вальтьоф мало разговаривали друг с другом, их дружба не нуждалась в словах. Бьорн больше не упоминал о своих мрачных предчувствиях, но Лейф заметил, что с того дня кузнец запирал обе двери изнутри на засов и поставил в угол комнаты длинный норманнский меч и тяжелый кузнечный молот.

Впрочем, и сам Лейф тайком от отца и Скьольда сложил в клеть, где он спал, меч, копье, лук и щит, которые дядя Бьярни оставил в Окадале.

Вальтьоф первым поднялся из-за стола:

— Доброй ночи всем! Завтра я огорожу пастбище для коней.

— Да хранит тебя Тор, Вальтьоф!

Старик пристально посмотрел на друга и погладил Скьольда по голове.

Бьорн спал в кузнице, но Лейф был убежден, что Кальфсон еще долго бодрствует, после того как совершит обход дома, хлева, конюшни и заткнет охапкой боярышника лаз, проделанный в изгороди из можжевельника, которая окружала усадьбу. Лейф спокойно заснул. В соседней каморке что-то во сне бормотал Скьольд.

— Вставай, Вальтьоф!

Мощный голос кузнеца громом прокатился по всему дому. Лейф первый был на ногах. Скьольд, спросонок звал отца. Фитиль в плошке с жиром излучал скудный свет… Бьорн Кальфсон, вооруженный железным брусом, ворвался в горницу в тот миг, когда Лейф соскочил со своего ложа, сжимая в руке копье дяди Бьярни.

Ярость перекосила мрачное лицо Бьорна.

— Во дворе Йорм и его свора, они хотели перерезать нас спящими.

Кузнец протянул железный брус Вальтьофу, а сам схватился за тяжелый молот.

— Ты говоришь, Йорм…

— Йорм, Эгиль и два десятка других. Я уверен, что Йорм и Эгиль…

Бьорн не закончил фразу.

Двор наполнили дикие крики. Мечи, дротики и копья громко лязгали о каменные плиты.

— Негодяи приставили к ограде лестницу и прыгают прямо во двор, — провочал Бьорн. — Сейчас они накинутся на дверь.

Гнев удесятерил его силы. Кузнец придвинул к выходной двери огромный сундук и велел Лейфу и Скьольду наложить в него крупные камни от очага. Затем без заметного усилия Бьорн преградил выход в другую комнату и сени, закрыв его широким столом, вытесанным из цельной каменной глыбы. Таким образом, горница превратилась в крепость, где им предстояло выдержать приступ. Медлить было некогда. Люди Йорма устремились к двери.

Вальтьоф посмотрел на сыновей. Лейф, вооружившись копьем, стоял рядом с Бьорном. Лицо юноши пылало. Такого не уведешь с поля боя. Скьольд окаменел в своем углу.

— Бьорн, — сказал Вальтьоф, — Скьольду здесь не место.

— Выход через заднюю дверь еще свободен, — прошептал кузнец, опасаясь, чтобы его не услышали враги, ломившиеся в горницу. — Они еще не успели обойти дом.

— Скьольд может помочь нам: он поднимет тревогу в Восточном поселке и прежде всего предупредит Эйрика и Бьярни.

Заднюю дверь заменяло отверстие всего в два фута вышиной, закрытое широкой доской. Оно выходило в заросли можжевельника и колючих кустарников.

— Беги, Скьольд! Ты все понял? Скажи дяде, что на нас напали Йорм и Эгиль, а с ними не менее двух десятков бездельников, перепившихся брагой и медом. Погоди, я проверю выход. — Вальтьоф приподнял доску.

Струя свежего воздуха ворвалась в сени. Минуту спустя старик возвратился:

— Путь свободен. Они все еще возятся во дворе.

Мрак поглотил Скьольда.

Дверь трещала под ударами мечей и натиском плеч.

Крики стихли, но беспрерывно скрипели засовы в хлеву и конюшне.

— Они ищут бревно, чтобы высадить дверь, — пробормотал Бьорн.

Его пальцы на рукояти молота побелели от напряжения.

Кузнец заметил присутствие Лейфа.

— Ты храбр, Лейф Турлусон. В эту минуту передо мной открыта твоя судьба, она величественна, как море. В твоей жизни будут корабли, много кораблей и молодая девушка из чужих земель, какой до сих пор никто у нас не видал. Но крепись, Лейф, твой отец Вальтьоф не увидит новой зари над фьордом.

Зрачки Бьорна потускнели, и взор затуманился, словно он заглянул в недоступный мир, в головокружительную бездну.

Вошел Вальтьоф. Он был спокоен, как всегда. Слышал ли старик предсказание Бьорна? Лейф в этом не сомневался, увидев ободряющую улыбку, с которой к нему обратился отец.

— Скьольд уже по ту сторону изгороди. Он еще не достиг ратного возраста. Если я умру, мне хотелось бы, чтобы ты, Лейф, убил одного из этих псов, что носят человеческие имена Эгиля и Йорма.

— Они совсем ошалели, — прервал его Бьорн. — Разбойники немало выпили, чтобы взбодрить себя, и теперь сопят и зацепляют друг друга оружием. — Бьорн тихо рассмеялся. — Хмель улетучится, как дым. А когда он спадет, у них останется лишь тяжесть в желудке… Ого, они волокут по двору что-то тяжелое. Прислушайся, Вальтьоф!

— Это дышло от большого плуга. Оно послужит им тараном.

Раздался пронзительный голос:

— Я знаю, ты здесь, Вальтьоф Турлусон! Ты и двое твоих лисят. Клянусь Тором, что утренний свет озарит три трупа!

Первый же удар тарана сверху донизу расколол дверь, и сундук с камнями зашатался под ударом.

Бьорн, Лейф и Вальтьоф изо всех сил уперлись в него. Угроза Йорма пробудила бурю воплей, ругательств и проклятий.

— Я узнал Грима и Скиди Норвежца, отец!

— А я — Эгила Павлина. Я слышал, как он уговаривал других замолчать. Он боится, как бы крики не разбудили наших братьев в поселке.

Дверь стонала под градом ударов.

Вновь послышался голос Йорма:

— Сейчас ты нам дорого заплатишь, Вальтьоф, за все муки, которые из-за тебя мы перенесли на Западном побережье. Мы ютились в пещерах, как звери. Всей твоей крови и крови твоих сыновей не хватит, чтобы вознаградить нас за эти беды!

В пробитой тараном двери блеснуло острие пики, прощупывая путь. Бьорн ухватился за железный наконечник и сильно дернул его на себя. Послышался глухой удар о дверь, и вслед за этим отчаянный вопль. Владелец копья, должно быть, разбил себе нос о створку двери.

— Все они пьяны, — сказал Бьорн, — и едва держатся на ногах. Мне надоело ждать и торчать колом перед этой дверью, которая вот-вот разлетится на куски.»

Внезапно во дворе заржала лошадь.

— Отец, они уводят Грома и других коней!

В полумраке Лейф увидел, как болезненно скривилось лицо отца.

— Никто не посмеет сказать, что Вальтьоф Турлусон прятался в доме, пока эта мразь угоняла его лошадей. Выпусти меня, Бьорн.

— Ну что ж, Вальтьоф!

Они вдвоем отодвинули сундук, и Бьорн сорвал дверь с петель. В горницу хлынул ночной ветер и вместе с ним ворвались нападавшие.

Узкий серп луны слабо освещал мощеный двор. Лейф нанес кому-то удар. Юношу орудовал копьем, как дубиной. Раненый им человек пошатнулся.

Головорезы Йорма поспешно выбегали из хлева и конюшни, гоня перед собой перепуганных коров и лошадей. Таран умолк. В наступившей тишине они впервые почуяли опасность. Йорм и Эгиль рисовали им эту ночную вылазку как простой набег за добычей, и они поверили этому.

«Я отдаю вам на разгром усадьбу Вальтьофа. Если вам и придется обнажить меч, то лишь для того, чтобы принести быка в жертву Тору. У Эгиля, Грима, Скиди Норвежца и у меня счеты с Вальтьофом, но это наше дело».

Казалось, Йорм все предусмотрел. Грим, Скиди и Сын Лосося предварительно ходили на разведку. Они-то и были теми тремя незнакомцами, с которыми повстречался Тюркер. Дом Вальтьофа стоял далеко от поселка. Это также было благоприятно. Боги покровительствовали их замыслам. Если б не бдительность кузнеца, планы Йорма осуществились бы полностью.

Неожиданное появление трех осажденных вызвало у врагов крайнее замешательство. Особенно испугало их присутствие Бьорна. Кузнец, нанося страшные удары, вдохновенно пел:

Мехами буйный ветер порожден.

Железо докрасна раскалено.

Тяжелый молот мой кует его

Под мерное гудение мехов,

И некогда мне дух перевести.

С каждой строкой на землю падал человек, и это был грозный счет. Скиди Норвежец и Сын Лосося валялись в агонии, а Грим с раздробленным плечом выл, как волк на луну.

Йорм незаметно пробрался к Эгилю за изгородь и из-за этого прикрытия подстрекал своих людей к продолжению борьбы.

— Их всего только трое! Во имя Тора, покажите же, что вы мужчины!

Тьма мешала точнее определить место, где скрывался Йорм. Лейф и Бьорн продвинулись до конюшни и хлева, в котором, протяжно мыча, метались коровы. Кузнец и сын Вальтьофа как одержимые наносили удары, и гнев отгонял усталость, от которой уже немели руки и плечи.

— Сбивайте их с ног, ведь их всего трое! — надсаживался Йорм.

Однако грабители не проявляли воинственного пыла. Пьяный угар рассеялся, и они испытывали тошноту и слабость. Йорм их обманул. Рукопашный бой не входил в условия договора. Их осыпали ударами, а добыча от них ускользала. Сделка оказалась невыгодной. Многие из громил, побросав оружие, пролезали под оградой и убегали. Четверо, истекая кровью, лежали, уткнувшись лицом в землю.

Вальтьоф загонял коров и быков в хлев, успокаивал лошадей, называя их по именам, и свистом призывал двух или трех коней, захваченных людьми Йорма.

— Фью-фью, Гром! Буря! Смелый!

Вражеское копье задело ему бедро, но он не чувствовал боли от раны. Старый викинг слышал пророчество Бьорна и не пытался уйти от судьбы. Единственной его заботой было собрать разбежавшуюся скотину. Гордость переполняла сердце отца: Лейф бился храбро. Честь Турлусонов не померкнет с его, Вальтьофа, смертью.

Старик погнался за молодой кобылкой, которая бежала вдоль изгороди, как вдруг перед ним словно из-под земли выросли две тени. При тусклом свете луны он узнал Йорма и Эгиля Павлина. Подстерегали они его или он сам выгнал их из убежища, где они затаились, ожидая случая бежать?

Вальтьоф все еще держал в руке железный брус, которым его вооружил Бьорн. Эгиль сжимал в руке рукоятку острого норманнского меча, а Йорм размахивал копьем. Вальтьоф первым нанес удар, выбив копье из рук Йорма.

— Вы, как воры, забрались сюда ночью! — В голосе старика звучал скорее упрек, чем злоба или презрение. — Бьорн Кальфсон и мой сын Лейф прогнали ваших людей. Ты опоил их брагой, Эгиль!

Вальтьоф отразил боковой выпад Эгиля, пригнувшись, чтобы меч скользнул мимо. На долю секунды он упустил из виду Бьорна.

Тогда хозяин «Гуся», перегнувшись через изгородь, дважды всадил Вальтьофу между лопаток нож.

Взор Валтьофа померк. В помутневших зрачках застыло безграничное удивление. Когда острая боль пронизала все тело, раненый испустил предсмертный крик. Он хотел позвать сына, но его крик прозвучал протяжной жалобой, которая пронеслась над равниной и оборвалась, как крик птицы, сбитой в вершине полета.

Одним прыжком Лейф очутился у тела отца. Склонившись над умирающим, юноша услышал стук по камням поспешно удаляющихся шагов. Это убегали убийцы Вальтьофа.

Лейф не колебался ни секунды. Жажда мести обуяла его. Темный зов крови предписывал сыну уничтожить тех, кто убил его отца.

Он подтянул кожаный ремешок на запястье, на котором висело копье, и, увлекаемый безудержным порывом, перескочил через изгородь. Шум щебня, осыпавшегося по склону под ногами беглецов, свидетельствовал об их стремлении добраться до лабиринта холмов.

Кровь стучала у Лейфа в висках, в ушах звенело, но он подчинил все силы одной цели: преследованию врагов. Юноша не смотрел, куда он ступает, хотя поминутно рисковал свернуть себе шею. Горькое удовлетворение при мысли, что каждый шаг сокращает расстояние, которое отделяет его от врагов, бодрило Лейфа, как крепкий напиток.

Он увидел преследуемых в ту минуту, когда они достигли горного хребта. Их было двое: один опережал другого на тридцать или сорок шагов.

— Во имя Тора, покажите свои лица!

Но они не обернулись. Тот, кто бежал вторым, споткнулся, упал и снова поднялся. Его спутник резко свернул вправо, туда, где на протяжении доброй мили в хаотическом беспорядке были разбросаны валуны, оставленные ледниками. Он покинул своего товарища и пожертвовал им, чтобы выгадать время.

Лейф выкрикнул проклятие. Сначала он тешил себя надеждой, что быстро покончит с отставшим беглецом, а затем погонится за другим. Теперь он должен будет удовлетвориться местью лишь одному врагу.

Человек, которого догонял Лейф, одной рукой вцепился в корни вереска, а другой сжимал меч. Лейф ясно видел, как мгновенным блеском вспыхивало лезвие.

Юноше оставалось пробежать каких-нибудь двадцать шагов. Преследуемый обернулся. Как раз в это мгновение взошла луна, до сих пор скрытая плотной завесой облаков, и осветила растерянное лицо Эгиля Павлина.

Эгиль тоже узнал Лейфа. Его отвислые, дряблые щеки затряслись от хриплого смеха.

— Так это ты так шумел, жалкий хорек?

У Эгиля была более выгодная позиция.

Сын Вальтьофа не мог обойти его ни справа, ни слева: этому препятствовали крутые склоны с обеих сторон.

— Возвращайся-ка домой, Турлусон, ведь еще не остыл труп твоего отца!

Лейф, прислонившись к выступу скалы, наблюдал за Эгилем.

— Убирайся! Клянусь Фрейей, я не дерусь с мальчишками!

Лейф запустил в Павлина камнем и угодил ему в живот.

— Ты трусишь, Эгиль! Ты раздуваешь ноздри, как кузнечные мехи, а ноги подгибаются под тобой, словно прогнившие жерди.

— При мне мой меч, и я заставлю тебя подавиться своей бранью!

Лейф презрительно захохотал. И от этого хохота, повторенного раскатистым эхом, у Эгиля заледенела кровь в жилах.

— Ты сейчас умрешь, Эгиль Павлин! Мое копье пригвоздит тебя к скале, и ты подохнешь здесь в одиночестве, как ворон.

— Не подходи ко мне, Лейф Турлусон, не подходи!

— А мне и незачем подходить к тебе, Эгиль! Мое копье отлично достанет тебя.

Обезумевший взгляд Эгиля задержался на остром наконечнике копья.

— Ведь не я убил твоего отца, Лейф Турлусон, не я, а Йорм. Ты слышишь, это сделал Йорм, Йорм!

Эгиль Павлин вопил истошным голосом.

— Боги займутся Йормом, а ты, Эгиль, в моей власти.

Лейф сдернул с кисти ремень, на котором висело оружие, и медленно, не сводя глаз с Эгиля, поднял копье до уровня плеча.

Юноша повторял священные слова, которыми сопровождается смертельный удар и провозглашается справедливость такой кары:

— Фрейя взрастила для меня колосья мести.

Эгиль, вытаращив от ужаса глаза, бросился вперед. Несмотря на утреннюю прохладу, по его лицу от висков к подбородку стекали струйки пота.

В тот же миг его пронзило копье. Эгиль судорожно глотнул и повалился на бок.

— Ты умрешь, как я сказал, Эгиль Павлин! Ты будешь умирать медленно и одиноко. И не знать тебе покоя, потому что жил ты, как трус, и принял смерть, как раб.

Лейф спустился с холма. Настало время отдать последние почести телу Вальтьофа.

От поцелуев утренней зари серое небо над морем покрылось багрянцем. Занялась заря, которую Вальтьофу уже не дано было увидеть. Теперь Лейф заплакал. Вальтьоф унес с собой частицу его души. И он плакал, потому что был один: слезы викинга не должны иметь свидетелей.

Все розыски следов Йорма окончились ничем. Никто из нападавших на Окадаль, кого изувечил молот Бьорна или пронзило копье Лейфа, не выжил, и поэтому не удалось установить, где на Западном побережье был разбит пещерный лагерь изгнанников. Жители поселка опознали трупы Грима, Скиди Норвежца и Хравна — Сына Лосося. Оставшиеся в живых участники набега скрылись кто куда.

Похороны Вальтьофа были просты и величественны. Тело возложили на костер, который развели Эйрик Рыжий, Бьярни Турлусон и кузнец Бьорн. Бьярни — новый глава семьи — поджег вереск, покрывавший деревянный настил. Яркий огонь поднялся к небу… И тогда скальд Бьярни спел не простую вису (Виса — строфа в поэзии скальдов.), но суровую строфу из песни об Инглингах, которую обычно посвящали победителям, вождям и воинам, прославившимся верностью долгу:

В Гренландии слишком драгоценны были корабли, чтобы можно было хоть один из них отдать для последнего приюта мертвецу. Поэтому прах Вальтьофа, несмотря на общую любовь к нему, был развеян по земле ветром.

После погребального обряда Бьорн Кальфсон подошел к Бьярни и сыновьям Вальтьофа.

— Бьярни Турлусон, дом Вальтьофа отныне дом его сыновей и твой. А я выстрою подальше новую кузницу.

— Бьорн, кров моего брата отныне твой кров. Я попрошу тебя взять к себе и растить Скьольда, пока ему не минет пятнадцать лет. О Лейфе позабочусь я сам.

— Почему я должен расстаться с братом Скьольдом, дядя Бьярни?

— Потому что обычай не допускает, чтобы два брата плавали на одном корабле.

И тогда Лейф понял, что великая мечта Бьярни скоро станет явью. Смутная радость захлестнула его сердце. Корабль, захватив и его, уйдет покорять Западное море.

— Скьольд останется со мной до твоего возвращения, Бьярни Турлусон, — сказал кузнец, — и я воспитаю его так, как воспитал бы родного сына. Когда же ты думаешь выйти в море?

Бьорн говорил так спокойно, словно подобное плавание было самым обычным на свете делом.

— Когда Эйрик все наладит в поселке и когда задует попутный ветер. Ну, а пока пусть этот разговор останется между нами.

Скьольд, насупившись, ковырял носком землю. Бьярни угадал, какие чувства волнуют мальчика.

— Настанет и твой черед, Скьольд!

Бьорн заскорузлой рукой приподнял за подбородок голову младшего из братьев.

— Раз ты теперь мой сын, я открою тебе тайны металла и огня. Твоя участь будет не хуже, чем у брата. Я помогу тебе отыскать четыре вида терновника, три вида мха и семь видов водорослей на скале, которые наделяют даром провидения и мудростью.

Скьольд поднес к губам громадную руку Бьорна.

Лейф знал, что Эйрик Рыжий и Бьярни отплывут после уборки урожая. Ячмень поднялся высоко, и колосья его созрели для жатвы.

— Одно не дает мне покоя, дядя Бьярни: Йорм избежал мщения.

Бьорн начертил на земле круг:

— Йорм никогда не вырвется из круга крови. Он будет метаться в нем, как запертый в загоне зверь.

Ему не пришлось пояснить свою мысль. Эйрик Рыжий широким шагом пересек площадь, на которой ранее был разведен костер.

— Ты мне нужен, Бьорн Кальфсон. Я снова уйду на «Большом змее» в долгое плавание. Бьярни говорил тебе об этом. Восточному поселку нужен будет глава. Я думаю, что это отличие — твое по праву.

— Мне легче приказывать молоту, чем людям, Эйрик!

— Клянусь Тором, у тебя крепкая рука, кузнец, и доброе сердце. Ты сумеешь ковать и закалять в людях мужество не хуже, чем куешь и закаляешь сталь.

Йорм плыл в Исландию.

Однажды ночью, в глубокой тайне, он погрузил на борт «Гуся» около двух десятков верных дружинников и снялся с якоря, оставив в пещерах десять мужчин, двадцать женщин и двенадцать душ детей.

После убийства Вальтьофа Йорм не чувствовал себя в безопасности на гренландской земле. Смерть Эгиля послужила ему предостережением.

Ненависть, которую он питал к Эйрику Рыжему, Бьярни Турлусону, Бьорну Кальфсону и сыновьям Вальтьофа, осталась неутоленной. Хозяин «Гуся» знал, что она будет гореть в его сердце всю жизнь. В Исландии он найдет союзников. Торстейн, несомненно, погиб, но род Торфинсонов по-прежнему силен. Он, Йорм, пробудит у этих людей дремлющие в их душах страсти. Он заманит их богатствами Гренландии, процветающим хозяйством Восточного поселка. Он знает, к кому обратиться. Альфид — Ледяной Глаз, вдова Торстейна, конечно, поможет ему, он ее хорошо знает. Йорм не сомневался, что, выйдя замуж за Торстейна, Альфид разделила ненависть мужа к его врагам и что она готова выцарапать глаза Эйрику Рыжему.

Через несколько месяцев, быть может, уже через несколько недель, могучий флот выйдет из Эйрарбакки и возьмет курс на Восточный поселок, флот, во главе которого станет он, Йорм. Ключи к мщению будут тогда в его руках.

Ветер надувал парус. Белые гребешки волн разбивались впереди, указывая путь в Исландию.