"Эль Корасон" - читать интересную книгу автора (Бенедиктов Кирилл)

7.

Рассвет застал капитана в библиотеке. Здесь было чисто, уютно, имелись удобные столы красного дерева. На одном из таких столов стояла пузатая бутылка «Баллантайна» и три высоких стакана. Еще одна бутылка (пустая) помещалась между четвертым и шестым томами «Истории Рима» Моммзена. Пятый том, место которого занимала бутылка, пребывал в руках Ланселота Стиллуотера. Британец, казалось, с головой ушел в древнеримскую историю, периодически отрываясь от нее лишь для того, чтобы сделать очередной глоток виски.

– Индеец хотел отравить меня, - убежденно заявил Анненков. - То, что бокал взяла Лаура - досадная случайность, не более. Вино предназначалось мне.

– Бессмысленно! - покачал головой Стеллецкий. - Зачем кому-то, пусть даже твоему демоническому индейцу, тебя травить? Ты в поместье меньше суток, отношения ни с кем испортить не успел. Одно из двух: или вино здесь вообще ни при чем, или отравить изначально хотели не тебя…

Он потер хрящеватую переносицу.

– И ты знаешь, это какое-то странное отравление… Сначала я ужасно испугался за Лауру, но потом убедился в том, что ничего по-настоящему страшного с ней не происходит. Галлюцинации - да, сильные и яркие, но от галлюцинаций ведь еще никто не умирал… Кстати, после того, как фон Корф дал ей морфин, они необъяснимым образом прекратились. Если галлюцинации - побочный эффект, тогда непонятно, какой эффект основной. В общем-то, за исключением рвоты…

– От которой в основном пострадал мундир Гутьерреса, - добавил Анненков. Стиллуотер на мгновение оторвался от своего Моммзена и пробурчал что-то одобрительное.

– Вот именно! - Стеллецкий многозначительно поднял вверх указательный палец. - Остается предположить, что тебя просто хотели скомпрометировать. Предположим, ты приглашаешь на танец… м-м… например, сеньориту Кордеро и в самый романтический момент… м-м… травишь ей в декольте. Натурально, скандал. Возникает вопрос, кому это могло понадобиться.

Анненков задумчиво повертел в руках стакан. Виски оставлял на стеклянных стенках маслянистые следы.

– У тебя здесь есть лаборатория? Помнится, ты всегда был неравнодушен к химии.

Ник досадливо махнул рукой.

– Лаборатория - слишком сильно сказано! Так, каморка… Все реактивы приходится выписывать из столицы, поэтому о серьезных исследованиях я и не мечтаю… Но для такой экспертизы хватило бы и моих скромных возможностей. Впрочем, я почти уверен, что это был не яд.

– Что же тогда?

– Джентльмены, - Ланселот Стиллуотер с треском захлопнул книгу. - Исходя из того, что я узнал от вас о галлюцинациях сеньориты де Легисамо, в вино мог быть подмешан отвар из айяуаски.

– Айя… чего? - переспросил Анненков.

– Айяуаска, - терпеливо объяснил англичанин. - На местном языке означает «лиана душ». Еще ее называют «путь мертвых», потому что считается, будто человек, попробовавший ее отвар, отправляется прямиком в мир духов.

– Индейские суеверия, - хмыкнул Ник. - Я что-то такое слышал. Эта лиана содержит наркотик, верно?

Стиллуотер поднес к губам бокал, отхлебнул виски и немного посмаковал его во рту.

– Я бы поостерегся назвать это просто суеверием, Николай Александрович. Как вы знаете, в свое время мне пришлось повоевать в Амазонии. Тамошние индейцы используют айяуаску едва ли не каждый день. Саму лиану они называют натема, или йаге, и считают вместилищем божественной силы. Заготавливают ее так, как у нас в Англии дрова для камина: около каждой хижины всегда валяются три-четыре вязанки. Собирать ее, кстати, имеют право только мужчины. Однако лиана - это еще не все. Чтобы приготовить из нее священный напиток, нужны листья кустарника, называемого чакруна. Листья эти считаются вместилищем света, и собирают их только женщины. Когда листья и куски лианы бросают в котел и варят, сила соединяется со светом и получается айяуаска. Действует она на всех по-разному, однако галлюцинации с участием огромных рептилий бывают почти всегда. Честно говоря, я и сам пробовал это зелье. Вдоволь нагляделся на всякую мерзость…

– Очень познавательно, - одобрил Анненков. - Вот только я уверен, что в бокале, который дал мне этот чертов индеец, было настоящее вино, а не какой-то отвар из лианы.

Стиллуотер иронически изогнул- бровь.

– Вот как? Должен заметить, что если бы вам поднесли стакан с чистым отваром, вас вывернуло бы наизнанку от одного только запаха. Вероятно, тот, кто хотел вас отравить, вначале приготовил эссенцию, а затем смешал ее с вином.

– Вряд ли ваши дикари из джунглей на это способны, - ухмыльнулся Ник. Встретился глазами с Анненковым и осекся: - Что ты так смотришь, Юрка? Думаешь, это я у себя в лаборатории такими вещами занимаюсь?

Анненков перегнулся через стол и стукнул свой стакан о край стакана Стеллецкого.

– Нет, конечно. Но ведь твоей лабораторией мог воспользоваться кто-то другой…

Повисло напряженное молчание. Наконец Стиллуотер вежливо кашлянул.

– Джентльмены, я хотел бы напомнить вам, что таинственное отравление сеньориты Лауры - только одна из трех загадок, которые нам предстоит решить.

– Кстати, он прав, - с облегчением подхватил Стеллецкий. - Самое главное - кто и как взломал сейф и похитил кристалл.

– И куда делся проклятый индеец, - добавил Ланселот. - Кристобаль клянется Мадонной, что никого не посылал относить напитки в гостиную после полуночи. К тому же, как вы сами убедились, Юрий Всеволодович, индейцев среди слуг нет.

Первое, что сделал Стиллуотер после того, как велел своим головорезам закрыть входы и выходы из поместья, это согнал всех слуг на кухню, выстроил в шеренгу и показал Анненкову. Капитан несколько раз прошелся вдоль жалкой пародии на строй, придирчиво разглядывая смуглые лица, но никого даже отдаленно напоминающего давешнего индейца не обнаружил.

– Похоже, что мы в тупике, господа, - вздохнул Анненков. - Предположим, что вино отравил индеец; это возможно, хотя мы не знаем, для чего он это сделал и даже кого он хотел отравить. Но кто вскрыл сейф? Тоже он? Ни за что не поверю, что после такого дерзкого ограбления он задержался бы в поместье хотя бы на минуту. Да и потом, здесь на каждом шагу полно слуг, которые прекрасно знают друг друга и мгновенно вычислят чужака. Он должен был чувствовать себя зайцем в волчьей норе… Если, конечно, он не невидимка…

Неожиданно скользнувшая где-то на периферии сознания мысль заставила его замолчать. Анненков вспомнил, как растаял в воздухе однорукий индеец, встретившийся ему у взорванного моста. «Невидимка, - повторил он про себя, будто пробуя это слово на вкус. - А почему бы и нет?»

– Слушайте, Ланселот, - спросил капитан, пристально глядя на англичанина. - Помните, вчера у реки я рассказывал вам об одноруком индейце?

Стиллуотер небрежно кивнул и принялся раскуривать сигару. Анненкову показалось, что он нарочно прячет глаза.

– Он исчез, - с нажимом произнес капитан. - Растворился, стал невидимым. Я думал, что мне это показалось в горячке боя. А теперь начинаю сомневаться.

Англичанин равнодушно пожал плечами.

– У вашего официанта тоже не было руки?

– Да нет, с ним все было в порядке. Однако я хотел бы, чтобы вы рассказали мне побольше об Одноруком. Сдается мне, вы его знаете.

– Допустим, знаю, и что с того? В этих краях немного найдется людей, с которыми Ланселот Стиллуотер хоть раз да не встречался на горных тропах.

Стеллецкий тяжело вздохнул.

– Расскажите ему, Ланселот. Стиллуотер недовольно откашлялся.

– При крещении его назвали Хенаро, но настоящее, индейское, имя его - Руми, что значит «Камень». В молодости он служил в армии, говорят, был героем. А потом во время войны с колумбийцами ему шрапнелью оторвало руку, и он вернулся сюда, в горы. Община была готова его принять, ему даже построили дом, но он отказался от него и ушел жить в пещеры, где когда-то народ чачапояс хоронил своих мертвецов. Там он и жил, среди засушенных трупов, и в деревнях начали поговаривать, будто бы Руми стал брухо - колдуном. Брухо делятся на черных и белых: первые насылают порчу, вторые ее снимают - так вот, крестьяне считали, что Руми делает и то, и другое. Он мог сначала ради забавы напустить на какого-нибудь работника страшную болезнь, а потом, когда вся община соберет за него выкуп, вылечить…

– Ланселот, - проникновенно сказал Анненков, - ну вот вы англичанин, просвещенный мореплаватель, человек двадцатого столетия. Неужели вы верите в эти сказки?

– Я верю своим глазам, - отрезал Стиллуотер. - Я видел, как люди, подыхавшие от кровавого поноса, выздоравливали, стоило проклятому колдуну обкурить дымом дурмана вылепленную из глины фигурку… Вы же готовы допустить, что индеец стал невидимым… Потом он поссорился с главой клана Эспиноса, хозяином земель, на которых стояла деревня его общины…

«Ага, - подумал капитан, делая мысленную пометку в воображаемом блокноте. - Вот и второй претендент на сокровище!»

– …и вынужден был бежать. Предполагают, что где-то в своих странствиях он встретил молодого Инкарри и убедил его в том, что Золотой Трон инков только и ждет, пока юноша из угасшего много лет назад рода Атауальпы объявит его своим.

– Появление Хенаро - плохой знак, - прервал его прислушивавшийся к их разговору Стеллецкий. - Я не совсем понимаю, зачем ему понадобилось играть в свои игры под носом у человека, который, не задумываясь, отправит его на каторгу.

– Что же он натворил? - осторожно спросил капитан. - И почему дон Луис должен отправить его на каторгу? Насколько я понимаю, к семейству Эспиноса он питает не самые теплые чувства?

Стиллуотер фыркнул, но промолчал. Стеллецкий бросил на него укоризненный взгляд и снова потянулся к бутылке «Баллантайна».

– Это старая история и довольно мрачная. Здесь не любят ее вспоминать…

Глория Васко д'Эспиноса была младшей дочерью Мигеля Эспиносы, хозяина плантации «Солнечная долина». Красавица каких мало. В тринадцать лет отец отправил ее в пансион благородных девиц мадам Колиньи в Манаусе. Там, в городе, распустившемся на болотистых берегах Амазонки, подобно ослепительно-белому цветку, в торговом сердце каучуковой и хлопковой империи, она и встретила молодого дона Луиса.

В те времена я состоял на службе у старого дона Мигеля, в той же должности, что сейчас у де Легисамо. Сказать, что старик ненавидел своего соседа, значит не сказать ничего. Древняя вражда двух соперничавших семейств усугублялась тем, что молодой и предприимчивый дон Луис торговал хлопком куда успешнее конкурентов, постепенно оттесняя Эспиноса куда-то на задворки хлопкового бизнеса. Сам дон Мигель торговлей не занимался, препоручив ведение дел своему старшему сыну Себастьяну Антонио, дураку и пьянице. Понятно, что «Холодная гора» обставляла «Солнечную долину» по всем статьям, а дону Мигелю оставалось только скрежетать зубами.

Во встрече Глории с доном Луисом тоже был виноват хлопок. Де Легисамо прибыл в Манаус, чтобы заключить крупный контракт на поставку большой партии товара. После того как бумаги были подписаны, посредник пригласил его и покупателя отобедать к себе домой. Дочь посредника училась в том же пансионе, что и юная Глория. И именно в этот день Глория д'Эспиноса гостила у своей подруги по случаю какого-то праздника - я уж и не помню какого. Молодые люди увидели друг друга… а дальше все произошло, как в пьесе моего знаменитого соотечественника Билла Шекспира. Две равно уважаемых семьи… в Вероне, где встречают нас событья…

Их роман был бурным и кратким. Прежде чем встревоженные воспитательницы успели сообщить Эспиносе о том, что его дочь тайно встречается с мужчиной из враждебного клана, дон Луис попросту выкрал Глорию из пансиона и увез в столицу. Там они сразу же обвенчались. Свидетелем со стороны жениха был молодой и блестящий офицер Мануэль Эрнандес Прадо, позже получивший прозвище Цезарь.

Старый дон Эспиноса, надо отдать ему должное, действовал очень быстро. Велел мне собрать самых отпетых головорезов, заплатил каждому вперед и самолично бросился в погоню за дерзким соседом. Мне он доверить операцию не захотел и оставил охранять поместье. Впрочем, я на него не в претензии, потому что из этой затеи ничего путного не вышло.

Легенда гласит, что разъяренный Мигель Эспиноса с отрядом отборных головорезов почти нагнал дочь и ее жениха на ступенях собора, но был вынужден отступить перед стальной цепью верных Мануэлю Прадо штыков. Тогда Эспиноса кинулся к своему старинному другу епископу Сыодад-де-лос-Рейес, требуя признать женитьбу недействительной. Начались долгие и утомительные переговоры. Дон Луис с благородством истинного влюбленного предложил главе семейства Эспиноса забыть старые обиды и связать себя клятвой вечной дружбы. Старик поначалу ни о чем не хотел слышать, но потом, видно, сообразив, что де Легисамо совершенно потерял голову от любви, поставил условие: он снимет все возражения против брака дона Луиса со своей дочерью в обмен на El Corazon. И дон Луис, к его великому удивлению, согласился!

Они вернулись в сьерру вместе - странный отряд, состоявший из наемников Эспиноса и солдат, посланных полковником Прадо для охраны дона Луиса и его юной жены. А потом дон Луис простился с Глорией и отправился в свое поместье, чтобы забрать древнюю реликвию рода де Легисамо и отвезти ее в «Солнечную долину». Глория осталась с отцом: Мигель Эспиноса поклялся, что как только кристалл окажется у него в руках, он тут же отдаст распоряжение о подготовке к свадебному пиру. Насколько я знал старого мошенника, он не собирался обманывать недавнего врага - сокровище рода де Легисамо было для него важнее любимой дочери. Однако судьба распорядилась иначе…

На следующее утро после возвращения из столицы Глория исчезла. Поехала покататься на лошади и не вернулась. Не вернулся и сопровождавший ее слуга. После полудня старый дон Мигель погнал нас на поиски. К несчастью, в сьерре слишком легко потеряться и слишком сложно кого-то найти. Мы обнаружили тело Глории лишь к вечеру следующего дня. Она была по грудь закопана в землю и вся покрыта татуировками. Очень искусными, но… омерзительными. До сих пор я иногда вижу их во сне и просыпаюсь в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем. Еще она была раскрашена красной и черной краской, которая выглядела точь-в-точь как засохшая кровь.

В сьерре слухи разносятся быстро. Дон Луис узнал о гибели своей любимой в тот же день и примчался в «Солнечную долину» после захода солнца, один, без солдат, но и без El Corazon - видимо, заподозрил старого дона в обмане. А Эспиноса, который и так-то чуть с ума не сошел, увидев Глорию изукрашенной этими адскими рисунками, рассвирепел и велел затравить де Легисамо собаками. Обвинил его в том, что дон Луис якобы подослал к Глории убийц - специально, чтобы не отдавать тестю свое сокровище. Совершенно обезумел. Тогда-то я и оказал дону Луису первую услугу - пустил загонщиков вместе с собаками по другой дороге. Де Легисамо сумел добраться до «Холодной горы» целым и невредимым, а мои парни неожиданно наткнулись на слугу, который сопровождал Глорию в тот страшный день. Он был уже все равно что мертвый - лежал под высоким скальным гребнем с переломанными руками и ногами, весь ссохшийся от жажды и палящего солнца, но перед тем как отдать концы, успел рассказать о том, что случилось с хозяйской дочкой. По его словам, выходило, что в ущелье милях в двух от господского дома дорогу им преградили индейцы, человек двадцать. Все они были вымазаны красной и черной краской, а вел их однорукий Руми. Индейцы стащили Глорию и ее слугу с лошадей, связали и бросили на землю. Слуге повезло - он сумел перепилить свои веревки острым кремнем и отполз в безопасное место. Глории, однако, он помочь не успел - явился негодяй Руми и принялся наносить ей на кожу свои богомерзкие татуировки. Девочка, понятно, кричала и плакала, но ей дали глотнуть какого-то питья, и она успокоилась. Такую вот, полусонную, блаженно улыбавшуюся, ее и закопали в землю - опустили в неглубокую расщелину и забросали сверху мелкими камнями. Слуга, спрятавшись в своей расщелине, видел, как индейцы вымазали Глорию краской и принялись водить вокруг нее какой-то дьявольский хоровод. Он немного разбирался в индейских делах, потому как сам был полукровкой, и все твердил, что они исполняли очень древний обряд поклонения матери-земле. Раньше, при инках, так иногда приносили в жертву детей - опаивали дурманной настойкой и закапывали по пояс в землю. Сначала слуга надеялся, что к ночи индейцы разойдутся и ему удастся освободить Глорию, но потом что-то его сильно напугало, и он удрал. До дома, правда, так и не добрался - в темноте оступился и упал со скалы. Я так и не узнал, что заставило его бежать, не разбирая дороги. Мне показалось, что от увиденного он слегка спятил. Бормотал что-то о духах и гигантских змеях, выползающих прямо из земли. По дороге в усадьбу он умер. Думаю, ему повезло - останься он жив, старый дон Мигель наверняка содрал бы с него живьем шкуру. Зато не повезло самому дону Мигелю - через несколько дней его хватил удар, и он, проболев пару месяцев, отдал Богу душу.

Во главе клана встал Себастьян Антонио, работать на которого мне совершенно не хотелось. Я расторг контракт, сел на коня и поехал в «Холодную гору», предлагать свои услуги дону Луису. Что же до однорукого Руми, его так и не поймали. Я мог бы это сделать… но Мигель Эспиноса умер, а Себастьян Антонио предпочел выписать из столицы целый отряд сыщиков. Конечно, они никого не нашли. Искать индейца в сьерре совсем не то, что ловить сутенеров в притонах Гуаякиля. К тому же Руми не был дураком и тут же бежал на восток, в Монтанью, сумрачный край дождевых лесов на восточных склонах Кордильер. Там, говорят, до сих пор живут племена, спасавшиеся еще от инкских армий…

Англичанин замолчал и некоторое время сосредоточенно пыхтел сигарой. Капитан разглядывал дно пустого стакана.

– Теперь ты понимаешь, почему упоминать об Одноруком при доне Луисе было бы нетактично? - мягко спросил Стеллецкий.

– Надо было промолчать?

– Чертовски жаль, что я не успел его подстрелить там, у реки, - задумчиво проговорил Стиллуотер. - Одной проблемой сейчас было бы меньше.

– Может, этот индеец и колдун, но вино Юрке подсунул кто-то другой, - Ник с сожалением вытряс из бутылки «Баллантайна» последние капли виски. - Кто-то, у кого было две руки. И мне кажется, господа, что сейф в подвале тоже вскрыл человек, у которого с руками было все в порядке.

– О, да, - согласился Анненков. - Продырявить трехдюймовую сталь не каждому под силу.

Стиллуотер поджал губы.

– Сталь хорошая. Настоящее немецкое качество. Кстати, о немцах: вы не находите странным, джентльмены, появление здесь этого тевтонского борова фон Корфа?

– Не узнаю тебя, Ланселот, - усмехнулся Ник. - Обычно ты более сдержан в своих характеристиках.

Англичанин не принял шутливого тона. Взгляд его прозрачных, слегка навыкате глаз замораживал, как дыхание арктической вьюги.

– Я не считаю себя вправе сдерживаться, когда речь идет о шпионах, Николай Александрович. Отто фон Корф - военный атташе? All right! Но где вы встречали, джентльмены, военного атташе, который едет в забытый Богом медвежий угол ради того, чтобы договориться о поставках хлопка? Заметьте, даже не сукна для своей армии - хлопка! По-вашему, с этой пустячной миссией не могли справиться толстозадые немецкие чиновники, которые протирают штаны в торгпредстве?

– Сдается мне, вы не очень-то любите немцев, - заметил Анненков.

– Напротив, - холодно возразил Стиллуотер. - Моя младшая сестра замужем за профессором из Ганновера, так что с тевтонами я в некотором родстве. Кроме того, у меня нет причин ненавидеть какой-либо народ вообще. Но я чрезвычайно не люблю национал-социалистов.

– Этих шутов гороховых? - удивился капитан. - Бросьте, они ничего из себя не представляют. Я сталкивался с этой публикой, когда жил в Берлине. Их поколачивали все, кому не лень - коммунисты, социал-демократы, просто бюргеры из предместий. И потом, какой из фон Корфа национал-социалист?

– О, - сказал англичанин, подняв палец к потолку, - весьма важный. Я разговаривал с ним вчера вечером. Он, очевидно, рассчитывал произвести на меня впечатление и сыпал фамилиями. Гитлер, Гесс, Крупп - со всей этой публикой он накоротке. Может быть, он просто хвастает, не знаю. Но поверьте мне, джентльмены, этот господин вовсе не военный атташе.

Анненков с трудом подавил зевок. В высокие окна библиотеки уже вовсю светило солнце.

– Я знавал нашего военного советника в Белграде, - проговорил капитан. - Еще до февральского переворота. Так вот, он тоже не производил впечатления человека, имеющего отношение к армии. Однако же, будучи искусным дипломатом, принес империи немало пользы.

– Никакой он не дипломат, - махнул рукой Стиллуотер. - Он ученый, скорее всего, историк. Но при этом убежденный национал-социалист.

– Если он и ученый, то какой-то странный, - возразил Стеллецкий. - За ужином он объяснял мне, что мы живем не на поверхности Земли, а в какой-то внутренней полости, небольшом пузыре воздуха внутри безграничной скалы. Представляете? А в межпланетном пространстве вроде бы полно льда, и когда ледяные глыбы сталкиваются в небе, у нас происходят всякие катастрофы. Ну не бред ли?

– Бред, - не стал спорить Анненков. - Но я так и не понял, к чему вы клоните, господа. Хотите сказать, что эта сытая морда незамеченной пробралась в подвал и непонятным образом вскрыла сейф с сокровищем? Честно говоря, не верю.

Повисло молчание. Потом Ник с грохотом обрушил свой пустой стакан на полированную поверхность стола.

– Да кто угодно это мог быть, понимаешь? Кто угодно! Мы здесь сидим, ломаем головы, а зачем? Все равно ведь ничего не вычислим! Нужно действовать, господа!

Он рывком поднялся, оттолкнув кресло.

– Предлагаю немедленно обыскать весь дом! Чертов индеец не мог никуда деться…

– Тогда следует взять с псарни собак, - предложил Стиллуотер. - Жаль, что в «Холодной горе» не держат специально натасканных псов. У старого дона Мигеля Эспиноса, помнится, таких было штук шесть.

Анненков недоуменно взглянул на него, надеясь, что англичанин шутит, но тот, судя по всему, был совершенно серьезен.

– Обойдемся без собак, - отрезал капитан, вставая. В голове у него после бессонной ночи и выпитого виски слегка шумело. - Сейчас половина шестого утра. К девяти мы должны закончить обыск в доме. Ланселот, среди ваших парней есть охотники?

– Охотники? - слегка озадаченно переспросил Стиллуотер. - Да, есть один парень с востока, он прежде зарабатывал себе на жизнь охотой на ягуаров.

– Отлично. Тогда отправьте его искать следы. Если похититель успел улизнуть, мы должны хотя бы знать, куда он направился. А если не успел - тем лучше. Мы возьмем его до полудня.

В холодных глазах Ланселота Стиллуотера мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Есть, сэр! - ответил он и поднялся. - Думаю, с вами мы сумеем вернуть El Corazon…