"Дети Великой Реки" - читать интересную книгу автора (Киз Грегори)

I ВОЗВРАЩЕНИЕ СТАЛИ

Перкар стоял посреди вод огромной Реки. Поток хватал его за лодыжки и толкал вперед — настойчиво и далеко не так ласково, как богиня Ручья. Вдали, на берегу, располагались человеческие жилища, мысленно к Перкару пришло слово «город», хотя прежде он никогда не видал городов и ничего о них не слыхал. Город был невообразимо огромен: ослепительное нагромождение белых зданий, и в этой огромности — превеликое множество мелких, как муравьи, людей.

Вода впереди Перкара забурлила, и явилась девочка. Ей было лет двенадцать. Ее темная кожа, черные глаза и крохотное личико с острым подбородком мало напоминало Перкару его возлюбленную-анишу, но, казалось, девочка давно знает Перкара: рукой она манила его к себе. Девочка прошептала его имя, странно прозвучавшее в ее устах. Перкар пожал плечами и сделал несколько шагов вперед. Шел он с охотой — но все же Река стала подталкивать его к девочке. Паника охватила Перкара, как это обычно бывает в кошмарных снах. Он сделал усилие проснуться — и тут же, услышав собственный стон, открыл глаза и увидел, что лежит на своем одеяле.

— Никогда прежде я не видел подобных снов, — сказал Перкар Эруке. Оба они шли по звериной тропе вдоль гребня холма в надежде встретить дичь — запасы мяса иссякли, и Капака приказал сделать привал, что бы поохотиться.

— Я склонен поверить, что город, который ты описал, существует в действительности.

— Но это был всего лишь сон.

— Иные сны обладают значительной властью — особенно когда снится то, чего ты никогда не видел ранее. Мне однажды приснились отец, сестра, двоюродный дед и с ними бык, причем люди, голые, в одних только шапках, встав в круг, плясали и пели. Думаю, подобные сны ничего не значат, это просто крохотные призраки полученных нами впечатлений. Но в Великих Песнях говорится, что героям снятся сны, в которых они видят незнакомые земли, чудесные мечи, то есть то, чего никогда не видели прежде. Подобные сны посылают могущественные боги.

— Твоя сестра — как она выглядела, голая?

Эрука добродушно похлопал его по плечу.

— Моя сестра уже взрослая женщина, в сравнении с приснившейся тебе девочкой, блуждающей среди каменных башен и белых улиц. Совсем взрослая. Я едва бы смог обхватить ее обеими руками.

Перкар рассмеялся, и все же сон как бы стоял у него перед глазами: черноволосая девочка с огромными глазами и кожей темной, как шкура менга. Он был уверен, что никогда не встречал ее.

— Тсс! — призвал Эрука. — Олень!

Перкар чуть вытянул шею, пытаясь разглядеть, на что показывает Эрука. Там и в самом деле был олень — крупный самец с разветвленными рогами.

Эрука сделал несколько шагов влево, на ходу вытаскивая стрелу из украшенного колчана. Перкар кивнул, вытащил собственную стрелу и приладил ее к сделанной из жилы тетиве.

Перкар прошептал эту маленькую песенку, которой научил его изготовитель лука; она должна была помочь стреле долететь.

Олень отпрянул и пустился бежать. Перкар, задыхаясь, отпустил тетиву и пустил стрелу. Стрела просвистела в воздухе и проткнула несколько листьев, а оленя только и видели.

Тут же к нему подошел стонущий от досады Эрука.

— А я-то думал, ты охотился раньше.

— Я охотился, — сказал Перкар, — но верхом на коне и с охотничьими псами, которые преследовали дичь. У меня был не лук, а копье. Охотиться приходилось больше на кабанов, чем на оленей.

— Да и мне тоже, — невесело улыбнувшись, признал Эрука. — Но я думал, пешему охотиться не так уж трудно.

Перкар фыркнул.

— Удивительно, что нам удалось наткнуться на оленя. Другого мы навряд ли встретим.

— Ах, если бы я был таким же великим бардом, как Иру Анту, — вздохнул Эрука. — Он умел сочинять песни разных животных и вещей и подчинять духов своей воле. Я зачаровал бы оленя, заставил бы его стоять смирно, пока мы не убьем его.

— Прошлой ночью ты хвастался, что обладаешь такой способностью, — напомнил ему Перкар.

Эрука усмехнулся.

— Это воти говорило за меня. Я сочинил несколько таких песен. Но этого мало. Нужно знать изначальные песенки, прежде чем менять их. А я не знаю ни одной песни об оленях.

— А о кроликах? Или лосях?

— Нет, не знаю, — признался Эрука.

Перкар мрачно кивнул:

— Что ж, тогда мы возвратимся с пустыми руками.

— Именно так, — согласился его спутник.

Но не они одни вернулись без дичи: Ападу тоже не улыбнулось охотничье счастье. Но Нгангата и Атти свежевали подвешенного за задние ноги великолепного оленя; Атти успел принести оленью кровь в жертву Владыке Леса, а также богу Оленей.

— Отличный выстрел, — сказал Эрука Атти.

Атти пожал плечами:

— Его убил Нгангата, а я только помог ему нести оленя.

— Не все ли равно, — сказал Перкар. — Хорошо, что кто-то приносит свежее мясо. Еще день без хлеба…

— Кстати, как давно мы не ели хлеба? — спросил Апад, указывая на простирающийся вокруг лес. — Дней шесть минуло, как последняя дамакута осталась позади.

— Завтра будет уже семь дней, — сказал Атти, — а послезавтра — восемь. Это тебе не увеселительная прогулка по пастбищу, Апад.

— Мне это известно, — раздраженно ответил Апад. — мне только хотелось бы знать, как долго нам еще ехать.

Атти посмотрел на Нгангату. Тот тяжелым взглядом смерил Апада.

— Дней восемь-девять, в зависимости от погоды, — сказал он.

— Скоро ли мы доберемся до земель твоих родичей? — спросил Апад. Произнося слово «родичи», он не мог сдержать слабой усмешки.

— Альвы не считают меня своим родичем, — возразил Нгангата. — А на их землях мы уже пять дней.

— Пять дней? Где же альвы?

Нгангата пожал плечами.

— Если бы они были здесь, поблизости, то обязательно подошли бы к нам. Но последние знаки, замеченные мною, оставлены довольно давно.

— Знаки? Что за знаки?

— Следы, инструменты, несколько хижин.

Апад нахмурился.

— Я ничего не заметил.

Нгангата равнодушно пожал плечами.

— Да, ты ничего не заметил.

— Что ты хочешь этим сказать? — крикнул Апад.

— Ничего. Я всего лишь повторил твои же слова, — спокойно ответил Нгангата.

Апад нахмурился. Уперев ладони о бедра, он склонился над окровавленной оленьей тушей и принялся пристально изучать ее.

— Ты, наверное, разговаривал с ними, пока мы спали? Это они убили для тебя оленя?

Нгангата прекратил свежевать тушу и некоторое время смотрел себе под ноги. Потом он вытащил лук и натянул тетиву.

— Что ты собираешься делать? — спросил Апад. — Это не оружие для мужчины.

Апад старался говорить небрежно, но Перкар видел, напряглись его мускулы, а рука потянулась к мечу. Апад боялся Нгангату. И возможно, не напрасно. Воин не стал бы стрелять в него, повинуясь вспышке гнева, а вызвал бы на честный поединок. Но кто может поручиться за эту тварь, которая даже родни не имеет?

— Это не оружие воина, — согласился Нгангата. — Но я не воин. — С этими словами он положил стрелу с черным оперением на тетиву — и движения его были так легки, словно он исполнял самое обычное, каждодневное дело. Лук согнулся и запел, и вместе с ним согнулся и стрелок, который представлял со своим орудием как бы единое целое. Перкар не понимал, почему у Нгангаты это получается так красиво, у него самого так ни за что бы не получилось.

Стрела упала вниз, на острие была птица.

— Если тебя беспокоит, откуда взялся олень, так вот тебе пища, — сказал Нгангата Ападу.

Капака, сидевший поодаль, встал и подошел к молодым воинам. Он хлопнул Апада по плечу:

— Давай-ка разведем костер и будем жарить мясо — согласен, Апад?

Апад постоял несколько мгновений, делая вид, что ему неохота раскладывать костер, и затем отправился в лес за ветками. Перкар пошел тоже, чтобы ему помочь.

Мы все боимся Нгангату, размышлял он. Мы не любим его, потому что боимся, не знаем, что он может сделать. Перкару вспомнилось излюбленное изречение отца:

На следующее утро они покинули изобильные низины и вновь стали карабкаться по холмам. Нгангата вел их по извилистым теснинам, густо поросшим лавром и пеканом, а выше по склонам — березой. Уступы становились все круче, и Перкар удивлялся, что отряд их все же продвигается вперед меж камней и скал, при полном отсутствии троп. Местность нравилась ему, несмотря на ее дикость; Перкару представлялось, где он тут устроит пастбища и как хорошо разместится дамакута возле вон того гребня, вместе с прилегающими к ней постройками. Да, отцовские пастбища останутся вдали, но эти края будут принадлежать ему, Перкару. И она будет далеко — Перкар не мог думать об этом без грусти. Уж не лучше ли было жениться на дочери Бакьюма, чтобы жить поблизости от богини?

Нет, это навряд ли бы помогло. Перкар знал, что все равно она не принадлежала бы ему. Наибольшее, что он мог сделать, — это принести ей дар, который бы она помнила столетиями, когда память о Перкаре истлеет. Сердце замирало у него при этой мысли, вытеснявшей мечты о пастбищах и дамакуте. Они забирались все выше, и земля вокруг, поросшая простыми деревьями и кустарником, выглядела не столь роскошно и таила меньше обещаний.

Раздумья его были прерваны остановкой. Перкар, все еще чувствуя тоску, огляделся по сторонам. Он не понимал, что явилось причиной задержки. Вечер еще не наступил, и поблизости не было ручья, чтобы напоить лошадей.

— Кто это построил? — спросил Капака.

Перкар всмотрелся повнимательней — и увидел постройку в лесу. Это были остатки дамакуты. Перкар проехал мимо частокола, по ошибке приняв его за деревья. В самом доме, казалось, никто не жил уже много лет: кипарисовая дранка почти вся была уничтожена, и остов крыши выцвел от зноя и разбух от дождей. Стены были наполовину разрушены, но фундамент, очевидно, был заложен крепкий, поэтому дом все еще стоял. Балки были сделаны из цельных бревен, очищенных от коры.

Внутри дом изобильно порос папоротником и мхом. Все спешились и обошли развалины, ища следы обитателей. Эрука запел, чтобы отпугнуть злых духов.

— Что случилось с жителями? — спросил Апад, ни к кому, в частности, не обращаясь. Он провел ладонью по поверхности основного опорного столба.

— Они поселились не на своей земле, вот что случилось, — пояснил Нгангата. — Они взяли ее у Владыки Леса без позволения.

— Откуда тебе известно? — прерывая песнь, спросил Эрука.

Нгангата взглянул на него в замешательстве.

— Разве ты видишь вокруг другие дамакуты? Владыка Леса никогда не позволял человеку забираться так далеко в лес. Тут владения альвов, земля принадлежит им.

— Зачем она им? — пробурчал Апад. — Тут нет ни пастбищ, ни полей, ни построек. На что альвам эта земля?

Нгангата покачал головой, как если бы услыхал рассуждения ребенка.

— Это нас не касается. Владыка Леса дает свою землю кому пожелает.

Перкар нахмурился:

— Мой прапрадед заключил договор с местным божеством, а не с Владыкой Леса. Может быть, эти люди сделали то же самое.

— В таком случае где же они? — спросил Атти.

— Наверное, построили жилище где-нибудь в другом месте, — предположил Перкар.

Атти пожал плечами.

— Возможно. И камень всего лишь только камень.

— На этот раз я согласен с Нгангатой, — пробормотал Эрука. — Не наше это дело. Лучше поедем, пока духи этих людей не пробудились.

Но Капака проявил упорство.

— Оставим для призраков мужчин кубок воти и для женщин воскурим ароматы, — сказал он. — Это наш человеческий долг перед мертвыми.

Перкар, помогая с приготовлениями, развел небольшой костер: нужны были раскаленные угли для воскурений и подогретое воти, чтобы призраки могли ощутить запах напитка. Эрука запел «Благодарственную песнь Духам», но в прекрасном его голосе слышалось волнение, и последние семь стихов он пропел слишком уж поспешно. Почти под вечер они вновь оседлали коней. Атти сел в седло последним: покопавшись во вьюках, которые везла его вторая лошадь, он вытащил кольчугу.

— Зачем она тебе? — спросил Апад. — Испугался призраков?

— Нет, — ответил Атти. — Но какое-то предчувствие…

Холодок пробежал по спине Перкара, и он привстал в стременах, собираясь спешиться и достать свои доспехи. Но, увидав, как нахмурился Апад, остановился. Друг как бы сказал: «Покажи человеку с холмов, что ты не трус». И Перкар остался в седле. Однако меч свой он положил поближе, привязав к луке седла. Там же меч находился первые две недели путешествия, когда Перкар тешил себя мыслью, что он может понадобиться. Теперь он был в этом уверен.

Дамакута почти уже скрылась из виду, когда Эрука шепнул:

— Погляди! Видишь, что вон там?

Перкар привстал в стременах и оглянулся. Дымок от воскурений еще вился, но должен был вскоре развеяться. Возле угасшего костра стояли четыре человека — вернее, четыре тени… Эрука, который ехал за Перкаром, закрыв глаза, что-то быстро шептал. Перкар пустил менга рысью.

— Тш-ш, — остановил его Капака. — Их оскорбит наше бегство. Поедем медленно, не оглядываясь. Они не будут преследовать нас.

Призраки делались выше, отчетливее в очертаниях, и Перкару стало не по себе. Он спиной чувствовал нечто опасное, более темное и зловещее, чем тени умерших. Может быть, это не призраки, а тискавы — вечно голодные духи, которые пьют людскую кровь? Перкар не высказывал вслух своих опасений, боясь показаться смешным. В жизни своей ему часто приходилось видеть духов, и те, у погасшего костра, выглядели вполне заурядно.

И все же менг и другие лошади тоже беспокоились — фыркали, били копытом, испуганно озирались. Нгангата и Атти, как всегда, оказались самыми наблюдательными: повернув головы, они внимательно вглядывались в лесную чащу.

— Когда-то тут расчистили лес, — сказал Капака. — Старых деревьев нет, только подлесок. Наверное, тут было пастбище.

Нгангата согласился с ним.

— Надо объехать его кругом, дальше заросли еще гуще. Место недостаточно расчищено.

— Слишком хорошо расчищено, — сказал Апад пронзительным голосом и с укором. — Они рубили и жгли. Они убивали моих детей, не спросясь.

Перкар едва ли не расхохотался, прежде чем понял, что случилось. Апад проговорил все это серьезно, торжественно, но навряд ли искренне. Наверное, он поддразнивал Нгангату, говоря нараспев, как, по поверьям, говорят боги. Но тут вдруг настоящий Апад взвизгнул и выругался. Лошадь его поднялась на дыбы и отчаянно заржала, будто подражая хозяину. Перепуганный чалый толкнул менга и ушиб правую ногу Перкара. Боль пронзила Перкару бедро, и тут менг взвился на дыбы, сбросив Перкара прямо под копыта коня. Перкар сильно ударился об землю — удар напомнил ему пощечину богини. Легкие его сжались — и какой-то мучительный миг он не мог вдохнуть. Он только обхватил голову руками, защищаясь от подкованных железом конских копыт.

К счастью, Апад овладел взбунтовавшимся жеребцом, и менг тоже успокоился, несмотря на то, что некто, говоривший голосом Апада, стоял впереди. Перкар — задыхаясь, со стонами — пытался подняться.

Спутникам его пришлось спешиться, потому что лошади не хотели стоять. Эрука и Апад держали мечи, и Атти сжимал длинную рукоять боевого топора. Капака еще не вытащил меч из ножен, но ладонь лежала на рукояти. Нгангата отвязывал лук.

— Сталь, — вновь послышался голос Апада, но теперь было ясно, что исходит он не из человеческих уст. Голос этот исходил из неровной щели в огромной голове, напоминавшей черную гнилую тыкву.

— Снова сталь. Вы возвратились. Я едва успел глаза прикрыть, соснул немного — а вы уже опять тут, с вашими железками.

Казалось, голова усмехается; вместо глаз у нее были черные выпуклости — без белков и радужек, причем веки тоже отсутствовали. Зубы его походили на кошачьи, и туловищем он напоминал отчасти кота, отчасти человека; но задние ноги были точь-в-точь как львиные лапы. Однако передние конечности, слишком тонкие в сравнении с туловищем, сильно напоминали человеческие руки. Или руки альвов. Чудище было недвижно, оно как бы застыло, и только рот шевелился.

Эрука, запинаясь, обратился к богу.

— А-аниру, — начал он. — Мы никогда не встречали тебя прежде. Мы не знаем, как воспеть, как почтить тебя. Если бы ты научил нас…

Эрука осекся, когда бог склонил свою голову, рассматривая его.

Перкар почувствовал, что его вызванное потрясением спокойствие исчезает. Еще немного — и, трясясь от страха, он помчался бы так быстро, как только могут нести ноги. Перкар знал о существовании богов, они находились повсюду — в каждом дереве, в каждом камне; но то все были ручные боги, и единственным божеством, встреченным во плоти, была она. Но это был дикий бог, о таких богах Перкару ничего не было известно. И теперь он узнал только то, что они страшные.

— Если тебе не нравятся наши железки — не подходи, — сказал Апад, но прозвучало это бесцветно и не убедительно.

— Аниру, — сказал Капака. — Мы не собираемся нарушать твоих прав и ничего не испортим в твоих владениях. Мы только пройдем тут, а направляемся мы к Владыке Леса, который обитает в горах. У нас к нему важное дело.

Голова заколыхалась. На этот раз чудище отвечало голосом Нгангаты:

— Не знаю я никакого Владыки Леса. А вот вы все хорошо мне известны — вы, принесшие с собой сталь. Но я сейчас съем вас, а кости и железки извергну с калом. Пусть ваши духи отправляются к Владыке Леса.

Капака с неохотой вытащил свой меч.

— Мы не сделали тебе ничего дурного.

— Вы срубили мои деревья и построили из них деревянную пещеру.

— Это были не мы! — воскликнул Эрука. — Нгангата, скажи ему.

Нгангата держал стрелу на натянутой тетиве.

— Это Безумный бог, — сказал он. — Дикий и безумный. Что я должен сказать ему?

— Скажи ему, что мы уходим отсюда.

Странно звучащие слова слетели с губ Нгангаты, диковатые и краткие, напоминающие пение.

— У тебя другой запах, — заметил бог, когда Нгангата закончил говорить. — Такие уважают меня. Ты можешь идти, если желаешь.

Бог, неожиданно выпрямившись, прыгнул на них. Перкар поспешил подняться с земли: менг стоял поодаль, и меч был на седле.

Первым, на кого напал Безумный бог, был Атти; стрела Нгангаты уже торчала из его выпуклого глаза. Атти размахнулся и вонзил топор в узел сухожилий между шеей и плечом и затем навалился на древко всем своим телом. Перкар схватил под уздцы менга, который вновь взвился на дыбы. Он вынужден был повернуть голову коня в сторону, чтобы животное не видело битвы, и удерживать его так какое-то время, прежде чем сумел дотянуться до рукояти меча и извлечь из ножен длинный, красивый клинок. Краем глаза Перкар видел, как Нгангата хладнокровно пустил вторую стрелу. Эрука застыл как вкопанный.

Когда Перкар обернулся опять, бог налетел на Апада. Апад взвизгнул и сделал выпад, защитив голову левой рукой. Клинок воткнулся в черное тело чудища, но Безумный бог этого даже не заметил. Проскочив мимо Апада, он ринулся к Капаке. Чудом его остановила стрела, которая впилась между глаз. Чудище споткнулось, и Капака, отскочив, занес свой меч и поразил ударом огромную голову. Перкар с удивлением обнаружил, что сам он бежит, занеся меч и дико крича. Длинная, почти человечья рука потянулась к юноше, и Перкар ударил сплеча. Клинок поразил руку чудища возле запястья, но, казалось, удар пришелся о камень. Рукоятка меча зазвенела, и у Перкара онемела ладонь. Капака наступал вновь и вновь, ссекая слой за слоем с плеч и шеи чудища. Атти пытался подняться на ноги: грудь его была залита кровью. Перкар, отдышавшись, напал на Безумного бога сзади. Вновь подскочил Атти и ударил топором, размахнувшись так, будто рубил дрова, а не сражался. Топор врезался в заднюю ногу и рассек ее.

Никогда прежде Перкару не доводилось слышать такого вопля: он напоминал звериный вой, точнее не подобрать было сравнения для этих ужасных звуков, которые, казалось, проникают до самых костей. Безумный бог метнулся к Атти, который упал вместе с топором. Все еще воя, чудище рухнуло на землю.

— По коням! — завопил Нгангата, который не переставал пускать стрелы. — По коням! Нам не убить его, нужно бежать!

Капака уже давно это понял: он держался за седло, собираясь сесть на коня. Атти пытался подняться на ноги: листва вокруг него была в крови. Эрука так и стоял, словно во сне, пока Перкар не схватил его за руку и не подвел к лошади, после чего сам поспешил вскарабкаться на менга. Апад уже был в седле. Нгангата помедлил, пустив еще три стрелы, — Перкар увидел, как они вонзились в глаза Безумного бога. И тут же отряд их пустился в бегство под громкий стук копыт. Перкар, едва не лежа на конской шее, нахлестывал менга.

— Он был сонный и неуклюжий, — сказал Нгангата. — Но теперь он проснулся!

— А наши лошади! Наши вьюки! — завопил, оглянувшись, Апад.

— Нет! — вмешался Капака. — Я запрещаю. Придется их оставить.

Листья и ветки хлестали их, словно по собственной воле. Шестеро всадников перевалили одну гряду холмов, за ней — другую. Где кончаются владения Безумного бога? Оклик Апада стоял в ушах. Катасапал остался позади — там, с черным чудищем! Перкар едва не повернул менга. Перкар был владельцем всего трех вещей: ему принадлежали меч, менг и Катасапал. Если он утратит Катасапал, то будет владеть только двумя. Но важно было и другое: Перкар только что открыл в себе новую черту, которую не знал за собой прежде. Когда он впервые ударил Безумного бога мечом, его сомнения и страх исчезли, потому что их захлестнуло новое чувство. Оно было… огромно и напоминало гнев или ярость, но только значительно тверже и холоднее. Значительно ярче. Перкару хотелось вновь и вновь поражать бога мечом, пока он не будет убит или меч не сломается. И теперь… почему бы не сразиться опять?

Потому что сам он погибнет, напомнил себе Перкар, и никогда не убьет бога, которого собирался убить. Теперь Перкар знал. Любого бога можно убить, и Перкар способен сделать это. Нужно только иметь подходящий меч.

Отряд их все ехал вперед. Наступила ночь, но они продолжали свой путь при свете полной луны. Перкар ощущал в ладони приятное покалывание. Он ударил Безумного бога и остался жив. Что ему теперь не по силам?

Под утро Атти соскользнул с седла и упал на землю. Перкару уже приходилось отирать его кровь, и он старался не вспоминать об этом. Но сейчас он был ближайшим к своему рыжеволосому спутнику и потому спешился. Атти уже пытался подняться на ноги.

— Погоди немного, — сказал Перкар. — Давай-ка осмотрим рану.

— Помоги ему залезть на лошадь, — призвал Эрука. — То чудище, наверное, гонится за нами.

Капака и Нгангата подъехали так, что кони их оказались позади Перкара и Атти.

— Взгляни на него, — велел Капака Ападу.

— Некое божество позаботилось о тебе, подсказав надеть кольчугу, — сказал Перкар Атти.

Прочные кольца стальной кольчуги были разорваны когтями Безумного бога, три рубца в руку длиной пролегли от грудины до промежности. Когти глубоко вонзились в тело, и раны кровоточили, но внутренности не были задеты.

Атти отчаянно бранился, пока Перкар стаскивал с него кольчугу и рубаху.

— У меня есть три длинные льняные ленты, — сказал Капака. — Я вез их в дар Владыке Леса.

— Сбереги их, — предложил Атти.

— У меня еще есть другие подарки, — ответил Капака.

Перкар отрезал от лент несколько кусков. И вновь, под ругательства Атти, плотно перевязал раны Атти. Кровь проступала сквозь льняное полотно, но еще до перевязки она почти перестала течь из ран.

Перкар помог Атти сесть на лошадь и подал ему кувшин с водой. Атти с жадностью выпил несколько глотков.

— Что ж, надо идти, если вы готовы, — сказал Капака. Ветви за его спиной начали усиленно раскачиваться, хотя ветра не было.

— Я могу ехать, — сказал Атти. — У меня только на миг закружилась голова.

— Сюда, — сказал Нгангата, пришпоривая лошадь.

Перкару показалось, что он видит нечто на стволах деревьев. Некие знаки, едва заметные при бледном свете луны.

— Сюда, — прошептал Нгангата. — Видите огонь?

Луна уже зашла, и потому приходилось ехать медленнее. Перкар заметил слабый, бледный цветок пламени, на который указывал Нгангата. Сам он ни за что бы его не заметил: веки его отяжелели от усталости и готовы были сомкнуться. Безумный бог казался ему теперь полузабытым, давним сном.

— Кто бы это мог быть? — поинтересовался Эрука. — Может быть, у них есть немного воти?

— У них нет воти, — ответил Нгангата.

По извилистой тропке они обогнули несколько ближних к поляне деревьев. И там, при свете мерцающего пламени, Перкар впервые увидел настоящих альвов.

Вид Нгангаты показался Перкару при первой встрече диковинным, но теперь юноша понял: их проводник принадлежит к человеческому роду в значительно большей степени, чем альвы. Пятеро альвов столпились возле огня, стоя прямо, точь-в-точь как люди. У них были узкие бедра и широкие плечи, очень сильные мышцы. Их руки и ноги походили на человеческие, но туловища были слишком клинообразны. Тонкие, серебристые волосы ниспадали на бледную кожу. Странные головы, широкие плоские лица. Скулы казались твердыми, как камни. Альвы не имели ни лба, ни подбородка, черепа над толстыми дугами бровей были почти плоскими, густые белые волосы связаны в пучки. Массивные, но скошенные нижние челюсти незаметно переходили в мускулистые шеи. Глаза напоминали глубокие водоемы — темные, загадочные. Они то мерцали торопливо, то застывали и таили причудливые мысли, которые Перкар не мог уловить.

Нгангата сказал им что-то на том же звонком прищелкивающем языке, на котором он разговаривал с богом. Что Перкару говорила однажды богиня Ручья?

Что некоторые боги, воплощаясь, берут дыхание и кровь у людей? Наверное, в землях альвов боги берут их кровь и потому принимают вид альвов.

— О чем они разговаривают? — раздраженно спросил Апад.

— Они говорят, что Безумный бог не будет преследовать нас здесь. Говорят, что Владыка их края — Ханацалькабицн. Ханацалькабицн и Вфанагритицн старые враги.

— Фанатре… — Капака попытался повторить имя на чужом языке. — Кто?..

— Вфанагритицн. Так зовут Безумного бога, с которым мы вчера сражались.

— Но здесь он не будет нас преследовать. А местный бог, Хана… как там дальше?

Нгангата посовещался с одним альвой, двое других что-то добавили. Перкар с удивлением обнаружил, что среди них есть женщина. Сложением и мускулатурой она не отличалась от мужчин, но была немного меньше, и Перкар заметил две округлые груди.

Нгангата слушал и переводил.

— Людям можно пройти к Владыке Леса по землям альвов, но запрещается рубить лес и строить жилища. Вфанагритицн обезумел, когда люди причинили ему вред, пришли и убили его деревья. Они говорят, что стоны умирающих деревьев свели его с ума.

Перкар заметил также, что возле огня есть постройка. Несколько молодых деревьев, посаженных рядом и переплетенных в некое подобие ограды, грубое и уменьшенное подобие дамакуты. Крыша постройки была покрыта корой и плетеными половиками. Оказывается, альвы строили жилища! Странно, что никогда прежде он не слышал об этом.

Альвы закончили разговор. Они все опустились на корточки и сели, где кому удобнее. Женщина отошла на несколько шагов от костра и присела по большой нужде.

— Отвратительные твари, — сказал Эрука.

Нгангата угрюмо кивнул.

— Конечно. Они позволили нам остановиться неподалеку от них. Завтра они поведут нас к Владыке Леса.

— Что ты им за это пообещал? — ехидно спросил Апад. — Наши жизни?

Нгангата покачал головой.

— Нет. Они находят людей очень забавными. Любят рассказывать о них истории. Если они будут путешествовать вместе с нами, у них появится много новых историй.

— А ты? Ты тоже рассказываешь им о нас истории?

— Да.

— Так я и думал.

Нгангата пропустил его слова мимо ушей.

— Они сказали, что мы можем остановиться чуть выше этого места. Они говорят также, что мы можем взять головню из их костра, чтобы развести огонь.

— Скажи, что я благодарен им, — сказал Капака.

— У них нет такого слова, — ответил Нгангата. — Я могу сказать им только: «Этого достаточно» или: «Вы можете разделить с нами отдых».

— Скажи им: «Этого достаточно».

Перкар был рад, что они спали несколько поодаль от стоянки альвов, потому что, решись они напасть на их отряд, никаких надежд на победу не было бы. Было бы неплохо укрыться подальше от их взглядов — так смотрят дети или глубокие старики… Закрывая глаза, Перкар подумал о том, что может сниться альвам, если только они видят сны. Об этом можно было бы спросить Нгангату, который наверняка видит и сны альвы, и человеческие сны.