"Лунная пыль" - читать интересную книгу автора (Кларк Артур)Глава 9Командир грузового корабля «Аурига» бушевал, команда тоже, но пришлось подчиниться. Через десять часов после вылета с Земли, в пяти часах от Луны поступил приказ подойти к «Лагранжу». Потеря скорости, дополнительные расчеты… И ко всему, вместо Клавия садиться в этом захолустье, Порт-Рорисе, чуть не на обратной стороне Луны. В разные точки Южного полушария полетели радиограммы, отменяющие обеды и свидания… В ста километрах от «Лагранжа-2» «Аурига» остановилась; вдали, весь в оспинах, отороченный вдоль восточной кромки рябью гор, серебрился почти полный диск Луны. Ближе ста километров к спутнику подходить нельзя: помехи от аппаратуры ракеты да плюс излучение двигателей нарушали работу чутких приборов космической станции. Только старомодным ракетам на химическом горючем разрешалось пролетать вблизи от «Лагранжа», на плазменные и атомные двигатели был наложен запрет. С двумя чемоданами (в маленьком – одежда, в большом – приборы) Том Лоусон покинул «Лагранж-2» на ракете местного сообщения и через двадцать минут был на борту грузового лайнера; пилот не спешил, как ни торопили его с «Ауриги». Нового пассажира встретили довольно холодно. Разумеется, Лоусона приняли бы совсем иначе, если бы на борту знали о его задании, но главный администратор приказал пока хранить все в секрете. Зачем будить у родственников надежды, которые могут еще и не оправдаться? Начальник «Лунтуриста» хотел немедленно известить печать – пусть видят, что они делают все от них зависящее. Однако Ульсен твердо возразил: – Подождем, что выйдет. А тогда, – пожалуйста, приглашайте своих друзей из информационных агентств. Его распоряжение опоздало: на борту «Ауриги» был начальник отдела «Интерплэнет Ньюс» Морис Спенсер, который летел к новому месту службы, в Клавий. Спенсер еще не решил, считать ли это повышением после Пекина или наоборот. Во всяком случае, перемена… В отличие от остальных пассажиров, он ничуть не возмущался переменой курса. Задержка не была ему помехой, напротив, газетчик всегда рад необычному, оно вырывает из повседневности. Разве это не странно: лайнер, следующий на Луну, теряет несколько часов и огромное количество энергии ради того, чтобы подобрать какого-то угрюмого молодого человека с двумя чемоданами. И почему вместо Клавия – Порт-Рорис? «Велели с Земли, приказ сверху», – объяснил капитан. Похоже, он действительно больше ничего не знает. Словом, загадка. А загадки – хлеб Спенсера. Он попытался угадать, в чем тут дело. И был очень недалек от истины. Не иначе, это связано с пропавшим пылеходом, о котором было столько толков на Земле как раз перед их вылетом. И этот ученый с «Лагранжа» либо знает что-то о пылеходе, либо может помочь в розысках. Но почему такая секретность? Какой-нибудь промах или скандал, который Лунная администрация старается скрыть? Другой причины Спенсер не мог себе представить. Он не торопился заговаривать с Лоусоном и с удовольствием наблюдал, какой отпор получили те из пассажиров, которые попробовали затеять беседу с новичком*. Морис Спенсер ждал своей поры, и она наступила за тридцать минут до посадки. Не случайно Спенсер оказался рядом с Лоусоном, когда велели занять места в креслах и пристегнуть пояса перед торможением. Вместе с ними еще пятнадцать пассажиров смотрели на телевизионный экран, на котором стремительно приближающаяся Луна казалась даже ярче, чем в действительности. В затемненной кабине было словно внутри старинной камеры-обскуры; конструкторы космических кораблей наотрез отказались делать обзорные окна, считая их слишком уязвимыми. Ландшафт быстро разросся, и картина была великолепная, незабываемая, но Спенсер смотрел на нее вполглаза. Его занимало лицо соседа, этот орлиный профиль, который можно было различить в слабом свете экрана. – Кажется, где-то там, – заговорил он будто невзначай, – пропал корабль с туристами? – . Да, – не сразу ответил Том. – Я совсем плохо знаю географию Луны… Вы не слыхали, в каком месте это случилось? Морис Спенсер давным-давно открыл, что можно извлечь информацию даже из самого необщительного человека. Нуж-.но только внушить собеседнику, что он делает вам одолжение; и ведь так лестно козырнуть своей осведомленностью. Эта уловка приносила успех в девяти случаях из десяти, она помогла и теперь. – Они находятся вот там, – сказал Том Лоусон, показывая на середину экрана. – Вот Горы Недоступности, их со всех сторон окружает Море Жажды. Спенсер с неподдельным трепетом смотрел на мчащиеся прямо на них черно-белые горы. Как бы пилот – будь то человек или автомат – не подвел: очень уж быстро они падают. Но тут он заметил, что горы вместе с окружающим их серым пятном уходят вправо. Значит, ракета поворачивает к точке, которая находится где-то в левой части экрана. Слава богу, там вроде поровнее. – Порт-Рорис, – вдруг по своему почину заговорил Том, и Спенсер увидел слева черное пятнышко. – Мы идем туда. – Вот и хорошо! Не люблю садиться в горах, – отозвался газетчик, направляя разговор в нужное ему русло. – Если этих бедняг занесло в этот хаос, пиши пропало, не найдут. К тому же их как будто накрыло лавиной? Том снисходительно усмехнулся. – Что, разве это не так? Том Лоусон спохватился, что сказал лишнее. – Больше ничего не могу вам сообщить, – ответил он все так же заносчиво и высокомерно. Спенсер не стал наседать. Он услышал достаточно, чтобы решить: Клавий подождет, сейчас важнее Порт-Рорис. Он окончательно утвердился в своем намерении, когда – не без зависти – увидел, как доктор Том Лоусон за три минуты прошел врачебный, таможенный, иммиграционный, валютный и все прочие виды контроля. Если бы кто-нибудь посторонний подслушал, что происходит в кабине «Селены», он был бы весьма озадачен. Корпус пылехода отзывался далеко не мелодичными звуками на нестройный хор голосов. Двадцать один человек, всяк на свой лад, пели: – С днем рождения! Когда смолк шум, коммодор Ханстен спросил: – Кто еще, кроме миссис Уильямс, вспомнил, что родился как раз сегодня? Я понимаю, некоторые дамы, достигнув известного возраста, становятся скрытными… Больше никто не признался, но сквозь всеобщий смех пробился голос Данкена Мекензи: – Кстати, о днях рождения: я не раз выигрывал пари на них. В году триста шестьдесят пять дней – сколько людей надо собрать вместе, чтобы вероятность того, что двое из них родились в один день, оказалась больше пятидесяти процентов? Короткая пауза, все обдумывали вопрос, потом кто-то ответил: – По-моему, надо триста шестьдесят пять разделить пополам. Выходит, сто восемьдесят человек. – Ответ естественный – и неверный. Достаточно двадцати пяти человек. – Ерунда! Двадцать пять дней из трехсот шестидесяти пяти… Не получится такого соотношения! – Простите, но это так. А если собрать больше сорока человек, девяносто шансов из ста за то, что у двоих совпадет день рождения. Нас только двадцать два, но давайте попробуем? Вы не против, коммодор? – Нисколько. Я обойду кабину и опрошу каждого. – Нет, нет, – возразил Мекензи. – Кто-нибудь может смошенничать. Даты надо записывать, чтобы никто не подслушал чужих ответов. Кто– то пожертвовал почти чистым листком из туристской брошюры, листок разорвали на двадцать две части и клочки раздали. Когда они были собраны, оказалось, что Пат Харрис и Роберт Брайен родились 23 мая. Все удивлялись, а Мекензи торжествовал. – Чистое совпадение! – заключил один скептик, и тотчас несколько пассажиров затеяли жаркий математический спор. Женщин этот предмет не увлекал – то ли их не занимала математика, то ли они избегали говорить о днях рождения. Наконец коммодор решил, что пора переключиться на другую тему. – Дамы и господа! Перейдем к следующему пункту нашей программы. Мне приятно сообщить вам, что Комиссия по развлечениям в составе миссис Шастер и профессора Джая…, словом, нашего уважаемого профессора, придумала шутку, которая обещает нам немало веселых минут. Они предлагают учредить суд и устроить перекрестный допрос каждого из присутствующих. Задача суда – выяснить: почему мы избрали для путешествия именно Луну? Конечно, среди вас могут оказаться такие, что не пожелают отвечать. Кто знает, – может быть, половина из вас скрывается от полиции или от собственных жен. Пожалуйста, можете отказаться, но не обижайтесь, если мы из этого сделаем нелестный для вас вывод. Ну, как, понравилось наше предложение? Одни восприняли его восторженно, другие ироническими возгласами выразили свое неодобрение, но никто не восстал решительно против, и коммодор приступил к делу. Как-то само собой вышло, что его избрали председателем суда, а Ирвинга Шастера назначили прокурором. Первый ряд кресел повернули лицом к кабине. Здесь заняли места председатель и прокурор. Когда все было готово и секретарь суда (то есть Пат Харрис) призвал присутствующих к порядку, председатель взял слово. – Сейчас мы не решаем вопрос о виновности, – сказал он, с трудом сохраняя на лице серьезность. – Нам нужно определить, есть ли состав преступления. Если кто-либо из свидетелей сочтет, что мой ученый коллега оказывает на него давление, он может апеллировать к суду. Прошу секретаря пригласить первого свидетеля. – Э-э, гм… ваша честь, а кто первый свидетель? – резонно осведомился секретарь. Потребовалась десятиминутная дискуссия с участием суда, прокурора и любителей поспорить из публики, чтобы разрешить эту немаловажную проблему. В конце концов постановили тянуть жребий; первым выпало отвечать Девиду Баррету. Чуть улыбаясь, свидетель прошел вперед и занял свое место в узком проходе между креслами. Ирвинг Шастер, который в нижнем белье был мало похож на официальное лицо, сурово прокашлялся. – Ваше имя Девид Баррет? – Совершенно верно. – Род занятий? – Инженер-машиностроитель, теперь на пенсии. – Мистер Баррет, расскажите суду, что именно привело вас на Луну. – Мне захотелось посмотреть, что же это такое – Луна. Время для путешествий у меня есть, деньги тоже. Ирвинг Шастер искоса поглядел на Баррета сквозь толстые линзы очков; он давно заметил, что такой взгляд озадачивает свидетелей. Носить очки считалось в двадцать первом веке чудачеством, но врачи и юристы, особенно постарше годами, все еще пользовались ими. Больше того, очки стали как бы символом профессии. – Вам «захотелось узнать», – повторил Шастер слова Баррета. – Это не объяснение. Почему вам захотелось? – Боюсь, ваш вопрос сформулирован слишком неопределенно. Почему человек вообще поступает так, а не иначе? Коммодор Ханстен довольно улыбнулся. Это именно то, чего он хотел: пусть пассажиры спорят и обсуждают вопрос, который всем интересен и вместе с тем не вызовет ни обид, ни чрезмерных страстей. (Ну, а если такая угроза возникнет, от него зависит навести порядок в суде.) – Я признаю, – продолжал адвокат, – что мой вопрос нуждается – в уточнении. Попробую сформулировать его иначе. Он подумал немного, перебирая свои бумаги – всего-навсего листки из путеводителя. На полях Шастер набросал кое-какие вопросы, просто так, для вида. Он не любил выступать в суде с пустыми руками. Сколько раз в его практике несколько секунд мнимой консультации с бумагами приносили неоценимую пользу. – Верно ли будет сказать, что Луна привлекла вас красотами ландшафта? – Да, отчасти и это. Я просматривал путеводители, видел кинофильмы и не раз спрашивал себя, насколько они отвечают действительности. – И к какому выводу вы пришли теперь? – Я бы сказал, – сухо ответил свидетель, – что действительность превзошла все мои ожидания. Его слова были встречены дружным смехом. Коммодор постучал по спинке своего кресла. – Призываю к порядку! – воскликнул он. – Иначе мне придется удалить нарушителей из зала суда! Как он и ожидал, это замечание вызвало новый, еще более сильный взрыв смеха. Ханстен предоставил пассажирам посмеяться вволю. Наконец веселье стихло, и Шастер продолжал допрос. Он совершенно вошел в роль. – Это очень интересно, мистер Баррет. Вы прилетели на Луну, потратили столько денег, чтобы полюбоваться видами. Скажите, пожалуйста, вам приходилось видеть Гранд-Каньон? – Нет. А вам? – Ваша честь! – воззвал Шастер к председателю. – Свидетель неправильно держит себя. Коммодор строго посмотрел на Баррета, но тот ничуть не смутился. – Мистер Баррет, не вы ведете допрос. Ваше дело отвечать на вопросы, а не задавать их. – Милорд, я приношу суду извинения, – ответил свидетель. – Гм… Разве я «милорд»? – неуверенно обратился Ханстен к Шастеру. – Мне казалось, что я «ваша честь». Юрист поразмыслил с важным видом. – Я предлагаю, ваша честь, чтобы каждый свидетель соблюдал те формы, к которым он привык в своей стране. Это вполне допустимо, пока проявляется должное уважение к суду. – Хорошо. Продолжайте. Шастер снова повернулся к свидетелю. – Хотелось бы услышать, мистер Баррет, почему вы сочли нужным отправиться на Луну, хотя далеко еще не осмотрели всю Землю? У вас были какие-нибудь веские причины для столь нелогичного поведения? Вопрос был отличный, как раз такой, который мог занимать всех, и Баррет постарался ответить убедительно. – Я довольно хорошо знаю Землю, – медленно произнес он с ярко выраженным английским произношением, таким же редким, как очки. – Жил в гостинице «Эверест», побывал на обоих полюсах, даже спускался на дно впадины Калипсо. Словом, немало повидал, и родная планета уже не могла меня ничем удивить. А в каких-нибудь сутках пути – Луна, все новое, совсем другой мир. Новизна меня и привлекла. Ханстен только краем уха слушал обстоятельный, неторопливый анализ. Пока говорил Баррет, он мог без помех изучать остальных. Коммодор успел уже составить себе представление о команде и пассажирах, определил, на кого можно положиться, от кого ждать подвоха, если дело обернется худо. Наиболее надежен, естественно, капитан Харрис. Коммодор хорошо знал людей этого склада, он часто встречал их в космосе, но еще чаще в учебных центрах, например в Астротехе. (Когда Ханстен выступал там с лекциями, перед ним всегда сидели подтянутые, аккуратно выбритые Паты Харрисы). Пат толковый молодой человек со склонностью к технике, но лишенный честолюбия, нашел Не меньшая ответственность выпала сейчас на стюардессу мисс Уилкинз. Это не стандартный тип космической стюардессы: пресное обаяние и застывшая улыбка. Ханстен успел определить, что мисс Уилкинз девушка с характером и образованная. Впрочем, то же самое можно было сказать и о многих девушках ее профессии. Словом, с командой ему повезло. А как пассажиры? Разумеется, они незаурядные люди, иначе они вообще не оказались бы на Луне. В кабине «Селены» собрано изрядно ума и талантов, но в том-то вся нелепость положения, что ни ум, ни дарование их не выручат. Здесь важен характер, сила духа – попросту говоря, мужество. В двадцать первом веке мало кому нужно было физическое мужество. От рождения и до самой смерти люди ни разу не глядели в глаза опасности. Пассажиры «Селены» не были подготовлены к таким испытаниям, а на играх да развлечениях далеко не уедешь. Не пройдет и двенадцати часов, сказал себе коммодор, как появится первая трещина. К тому времени всем станет ясно, что какое-то препятствие задерживает спасателей, и что эта задержка может оказаться роковой. Ханстен еще раз быстро обвел взглядом кабину. Если не считать не совсем опрятного вида, все они пока остаются разумными и выдержанными членами общества. Кто из них сдаст первым?… |
||
|