"Сад Рамы" - читать интересную книгу автора (Кларк Артур)

1

Из Позитано пришел набитый битком поезд. Он остановился на небольшой станции на полпути до Бовуа и выгрузил на берегу озера Шекспир своих пассажиров: людей и биотов. Многие несли корзины с едой, одеяла и складные стулья. Некоторые из малых детей прямо от станции бросились к густой свежескошенной траве, окружавшей озеро. С хохотом они кувыркались вниз по мягкому склону, спускавшемуся на 150 метров от станции к краю воды. Чтобы не сидеть на траве, соорудили деревянные скамейки — как раз напротив узкого пирса, на 50 метров уходившего в воду и оканчивавшегося прямоугольной платформой. На ней размещались несколько кресел и трибуна с микрофоном. Отсюда губернатор Ватанабэ обратится с речью в честь Дня Поселения сразу же, как только отгремит фейерверк. Слева от скамеек в пятидесяти метрах Уэйкфилды и Ватанабэ установили длинный стол, покрытый бело-голубой тканью. На нем были со вкусом расставлены закуски, холодильники были полны напитков. Собравшиеся семьи со своими друзьями закусывали, играли в разные игры или же просто оживленно беседовали. Два биота-Линкольна, переходя от группы к группе, предлагали напитки и бутерброды тем, кто находился далеко от стола и холодильников.

Был сильный полуденный зной… Третий день подряд стояла исключительно жаркая погода, но искусственное солнце уже очертило почти всю свою мини-дугу под куполом поселения, свет его уже медленно тускнел, и собравшаяся на берегу озера Шекспир толпа радовалась грядущей прохладе.

Последний поезд появился за несколько минут до того, как свет погас окончательно. Он прибыл с севера из Сентрал-Сити и привез колонистов, обитавших в Хаконе и Сан-Мигеле. Опоздавших было немного.

Большая часть людей приехала заранее, чтобы устроить себе пикник на траве. Эпонина прибыла с последним поездом. Она вообще-то не собиралась присутствовать на празднике и передумала лишь в последний момент.

Ступив на траву со станционной платформы, Эпонина почувствовала смятение. Вокруг было так много людей! «Наверное, здесь весь Новый Эдем»,

— подумала она. И тут же пожалела о том, что пришла. Все вокруг были с друзьями или семьями, и только она была одна.

Элли Уэйкфилд играла в подковки с Бенджи, когда Эпонина сошла с поезда. Девушка сразу узнала учительницу издали, по красной повязке на руке.

— Мама, это Эпонина, — сказала Элли, подбежав к Николь. — Можно пригласить ее присоединиться к нам?

— Конечно, — ответила Николь.

Остановив игру небольшого оркестра, громкоговорители известили всех о том, что фейерверк начнется минут через десять. Послышались разрозненные аплодисменты.

— Эпонина, сюда, — крикнула Элли и замахала обеими руками.

Было уже довольно темно, и Эпонина, услыхав свое имя, повернула в сторону Элли не сразу. По пути она невольно наткнулась на малыша, разгуливавшего по траве.

— Кевин, — вскрикнула его мать. — Держись от нее подальше!

Через какое-то мгновение коренастый блондин ухватил мальчишку и отвел его в сторону от Эпонины.

— А ты-то зачем приперлась, — бросил мужчина, — тебе не место среди приличных людей.

В легком смятении Эпонина направилась в сторону Элли, уже шедшей ей навстречу.

— Вали-ка отсюда, сорок первая! — выкрикнула женщина, наблюдавшая за происходящим. Жирный десятилетний мальчик с носом картошечкой ткнул пальцем в сторону Эпонины и прошептал что-то, обращаясь к младшей сестре.

— Я так рада видеть вас, — сказала Элли, встречая свою учительницу. — Не хотите перекусить?

Эпонина кивнула.

— Приношу извинения за этих людей, — проговорила Элли голосом, достаточно громким, чтобы ее слышали. — Их невежество постыдно.

Элли отвела Эпонину назад к большому столу и представила:

— Эй, слушайте все. Для тех, кто не знает, объясняю: перед вами моя учительница и подруга Эпонина. Фамилии у нее нет, поэтому можете не спрашивать об этом.

Эпонина и Николь уже встречались несколько раз. Пока они обменивались любезностями, Линкольн предложил Эпонине какие-то растительные палочки и содовую. Для встречи с вновь прибывшей Наи Ватанабэ демонстративно привела своих сыновей-близнецов Кеплера и Галилея, которым две недели назад исполнилось два года. Собравшаяся вокруг группа колонистов из Позитано могла видеть, как Эпонина взяла Кеплера на руки.

— Хорошенькая, — сказал маленький мальчик, показывая на лицо Эпонины.

— Должно быть, это очень трудно, — произнесла Николь по-французски, кивнув головой в сторону зевак.

— Oui note 39, — ответила Эпонина, а про себя подумала: «Трудно? Не то слово. Больше подошло бы — абсолютно невозможно. Не то плохо, что я подхватила эту ужасную болезнь, от которой нет спасения. Плохо носить на руке эту повязку и видеть, как люди сторонятся меня».

Макс Паккетт поднял взгляд от шахматной доски и заметил Эпонину.

— Привет, привет. Должно быть, вы и есть та училка, о которой я столько слышал.

— Это Макс, — проговорила Элли, поворачивая Эпонину в его сторону. — Он у нас игривый, но вполне безобидный. А тот мужчина постарше, который не обращает на нас внимания, — судья Петр Мышкин… Я правильно произнесла, судья?

— Да, конечно, молодая леди, — ответил судья Мышкин, не отводя глаз от шахматной доски. — Черт побери, Паккетт, что вы пытаетесь изобразить своим слоном? Ваша игра вечно или невозможно глупа, или блестяща… уже и не знаю, какое слово применить.

Судья наконец поглядел вверх, заметил на руке Эпонины красную повязку и поднялся на ноги.

— Простите меня, мисс, виноват. Вам и так невесело, незачем выслушивать дерзости от этого старого эгоиста.

Через минуту-другую, прежде чем начался фейерверк, в западной стороне озера появилась большая яхта, приближавшаяся к месту, где проводился пикник. Длинную палубу украшали яркие цветные огни и красивые девицы. На борту было выписано имя: «Накамура». Эпонина узнала Кимберли Гендерсон, стоявшую возле Тосио Накамуры на корме.

Прибывшие на яхте замахали людям на берегу. Патрик Уэйкфилд возбужденно подбежал к столу.

— Посмотри мама, — сказал он, — там на борту Кэти.

Николь одела очки, чтобы лучше видеть. Там действительно оказалась ее дочь в купальном бикини, она махала с палубы яхты.

— Ее-то нам как раз и не хватает, — пробормотала Николь, как только первая ракета взорвалась над ними, наполнив темное небо цветом и светом.

— Сегодня минуло три года, — начал свою речь Кэндзи Ватанабэ, — с того дня, когда разведывательный отряд с «Пинты» ступил ногой на почву этого нового мира. Никто из нас не знал, чего ожидать. Все мы гадали, в особенности в течение тех двух долгих месяцев, когда нам приходилось проводить по восемь часов каждый день в сомнариуме, можно ли вести хотя бы относительно нормальную жизнь здесь в Новом Эдеме.

— Наши страхи не оправдались. Здешние хозяева-инопланетяне, какими бы они ни были, ни разу еще не вмешались в нашу жизнь. Возможно, как предполагают Николь Уэйкфилд и остальные, они действительно постоянно наблюдают за нами; но мы совершенно не ощущаем их присутствия. Объемлющий нашу колонию космический корабль Рама с невероятной скоростью мчится к звезде, которую мы именуем Тау Кита. Но необычные условия нашего существования не оказывают почти никакого воздействия на нашу повседневную деятельность.

— До проведенных в сомнариуме дней, когда мы еще путешествовали внутри планетной системы, обращающейся вокруг нашего родного Солнца, многие из нас считали, что «период наблюдения» за нами продлится недолго. Мы надеялись, что через несколько месяцев нас вернут или на Землю, или к месту нашего первоначального назначения — на планету Марс, а третий Рама исчезнет в далеких просторах космоса, подобно двум его предшественникам. Но сегодня я могу сказать вам только то, что, по мнению наших навигаторов, как и последние два с половиной года, мы удаляемся от Солнца со скоростью, достигшей уже половины световой. Если судьба когда-нибудь вновь приведет нас в Солнечную систему, этот день будет отделен от сегодняшнего по крайней мере несколькими годами.

— Все эти факторы определяют основную тему моего нынешнего выступления. Она проста. Собратья-колонисты, мы должны принять на себя полную ответственность за свою судьбу. Можно надеяться, что потрясающие силы, сотворившие наш мирок, спасут нас от последствий наших ошибок. И все же мы должны научиться жить в Новом Эдеме так, словно нам и нашим детям суждено провести здесь целую жизнь. И мы должны создать условия, которые окажутся приемлемыми и для нас, и для будущих поколений.

— Но в настоящее время колонии брошено несколько вызовов. Отметим — вызовов, у нас нет проблем. Сообща мы успешно справимся с ними. Но принять правильные решения мы можем, лишь тщательно взвесив долгосрочные последствия своих действий. И если мы не сумеем понять, что заботиться о нас некому, и не научимся поступать ради всеобщего блага, Новый Эдем ждет мрачное будущее.

— Позвольте мне проиллюстрировать свою точку зрения на конкретном примере. Ричард Уэйкфилд неоднократно пояснял — по телевидению и публично,

— что в методике управления погодой внутри нашего поселения использованы известные допущения, касающиеся состояния атмосферы. В частности, алгоритм управления погодой предполагает, что содержание углекислого газа и концентрация дымовых частиц не превосходят заданных величин. Не зная точно, как работают эти математические зависимости, мы вынуждены считаться с тем, что результаты наших расчетов внешнего притока в поселение окажутся неточными.

— Не хочу сегодня читать вам научную лекцию на очень сложную тему. Но придется поговорить о политике. Поскольку большая часть наших ученых предполагает, что эта необычная погода за последние четыре месяца явилась причиной избыточного загрязнения атмосферы углекислым газом и дымовыми частицами, мое правительство выступило с конкретными предложениями, позволяющими разрешить эти вопросы. Но все наши рекомендации были отвергнуты сенатом.

— И почему? Мы предложили постепенно запретить жечь костры — совершенно излишние в Новом Эдеме на этой стадии развития биосферы. Наше мнение сочли «ограничением прав личности». Подробно разработанные рекомендации относительно воссоздания части сети ГОУ, чтобы скомпенсировать потери за счет утраты части Шервудского леса и Северных лугов, также были забаллотированы. И по какой причине? Оппозиция заявила, что колония не способна справиться с этой работой; кроме того, оказалось, что мощность, необходимая для работы новых сегментов ГОУ, потребует болезненного сокращения потребления электроэнергии.

— Леди и джентльмены, смешно прятать головы в песок: сами собой эти проблемы не разрешатся. Очередной раз откладывая решительные действия, мы создаем себе больше трудностей в будущем. Не могу поверить, что многие из вас поддерживают стремление оппозиции, намеревающейся каким-то образом разобраться в работе органов управления погодой в нашем поселении и настроить их так, чтобы они функционировали в новых условиях — при более высоких уровнях содержания углекислого газа и дымовых частиц. Какое чудовищное заблуждение!

Николь и Наи следили за реакцией на речь Кэндзи с большим вниманием. Кое-кто из сторонников губернатора настаивал, чтобы тот выступил с легкой оптимистичной речью, не касаясь никаких политических вопросов. Губернатор, тем не менее, проявил твердость и решил не тратить времени попусту.

— Кэндзи проиграл, — Наи, перегнувшись, шепнула Николь. — Он проявил излишний педантизм.

На скамейках, где размещалась половина всей аудитории, началось волнение. Яхта «Накамура», простоявшая у берега во время всего фейерверка, снялась с места, как только губернатор Ватанабэ начал говорить.

Кэндзи изменил тему и перешел от погоды к ретровирусу RV-41. Этот вопрос весьма беспокоил колонию, и аудитория немедленно притихла. Губернатор заверил всех, что медицинский персонал Нового Эдема под руководством доктора Роберта Тернера самоотверженно изучает причину болезни, однако необходимы дальнейшие, еще более тщательные исследования, чтобы понять, как же лечить это заболевание. Губернатор осудил всеобщую истерию, вследствие которой был принят билль, обязывающий всех колонистов, пораженных RV-41, носить красные повязки на руке.

— Фу! — общим криком выразила неодобрение большая группа колонистов восточного происхождения, собравшихся с другой стороны от Николь и Наи.

— …эти бедные, несчастные люди и так достаточно настрадались… — говорил Кэндзи.

— Все они шлюхи и голубые, — выкрикнул мужчина откуда-то из-за спины Уэйкфилдов и Ватанабэ. Люди вокруг расхохотались и зааплодировали.

— …доктор Тернер неоднократно заверял, что эта болезнь, подобно большинству заболеваний, распространяемых ретровирусами, передается лишь через кровь и семя…

Толпа выходила из-под контроля. Николь надеялась, что Кэндзи заметит это и немедленно прекратив свои комментарии. Губернатор намеревался еще высказать свое мнение о нецелесообразности исследований Рамы за пределами Нового Эдема, но вполне понимал, что собравшиеся уже не слушали его.

Помедлив секунду, губернатор Ватанабэ вдруг оглушительно свистнул прямо в микрофон. Толпа притихла.

— Я хотел бы сказать еще кое-что, — проговорил он, — и не желаю кого-нибудь обидеть…

— Как вы знаете, у нас с женой двое сыновей-близнецов. И в них мы видим свое благословение. И в этот День Поселения я прошу всех вас подумать о собственных детях и представить себе такой же день, через сотню, а может даже через тысячу лет. Представьте себе, что вам придется оказаться лицом к лицу с теми, кого вы породили, перед детьми ваших детей; представьте себе, как вы обращаетесь к ним, берете на руки… Сможете ли вы сказать, что сделали все, чтобы оставить своим потомкам этот мир таким, в котором они смогут обрести счастье?

Патрик был возбужден. Пикник оканчивался, и Макс пригласил его заночевать на ферме и провести там завтрашний день.

— Занятия в университете начнутся лишь в среду, — сказал молодой человек матери. — Ты меня отпустишь? Можно?

Николь все еще была взволнована реакцией толпы на речь Кэндзи и сперва не поняла, о чем говорит ее сын. Попросив его повторить свою просьбу, она поглядела на Макса.

— Ты будешь хорошо приглядывать за моим сыном?

Макс Паккетт ухмыльнулся и кивнул. Они с Патриком подождали, пока биоты убрали мусор после пикника, и вместе отправились на станцию. Через полчаса они уже оказались на вокзале Сентрал-Сити, дожидаясь одного из редких поездов, направлявшихся непосредственно в сельскохозяйственный район. На противоположной стороне платформы группа университетских приятелей Патрика садилась в поезд, идущий до Хаконе.

— Поехали с нами, — крикнул один из молодых людей Патрику. — Сегодня там все пьют бесплатно… целую ночь.

Макс заметил, что Патрик поглядывает на друзей, и спросил:

— А ты когда-нибудь бывал в Вегасе?

— Нет, сэр, — ответил тот. — Моя мама и дядя…

— А тебе хотелось бы съездить?

Максу хватило и нерешительности Патрика. Через несколько секунд они погрузились на поезд до Хаконе вместе со всеми желающими повеселиться.

— Не то чтобы мне самому очень нравилось это место, — прокомментировал Макс, когда поезд тронулся с места. — Архитектура там фальшивая, чересчур вычурная… но, безусловно, стоит посмотреть. Все-таки можно неплохо развлечься, когда тебе надоедает одиночество.

Чуть более двух с половиной лет назад, сразу после того как закончились ежедневные ускорения, Тосио Накамура вполне справедливо считал, что колонистам придется провести в Новом Эдеме и на Раме долгое время. Еще до первого заседания конституционного комитета и избрания Николь де Жарден-Уэйкфилд временным губернатором Накамура решил, что он станет самым богатым и влиятельным человеком во всей колонии. Еще во время путешествия от Земли к Марсу на «Санта-Марии» он расширял свои личные контакты среди заключенных, и как только в колонии учредили банк и отпечатали деньги, начал возводить свою империю.

Накамура полагал, что в Новом Эдеме наибольшую выгоду сулит торговля удовольствиями и развлечениями. И первое же его предприятие — небольшое казино — пользовалось огромным успехом. Тогда он приобрел сельские земли на восточной окраине Хаконе и построил там отель, соорудив при нем казино побольше. Потом пристроил небольшой интимный клуб на японский манер с гейшами и еще более сомнительное заведение просто с девицами. Все, что он предпринимал, приносило ему успех. С умом вкладывавший свои средства, Накамура вскоре после избрания Кэндзи Ватанабэ губернатором сумел выкупить у правительства пятую часть Шервудского леса. Его предложение позволило сенату снизить налог, который пришлось вводить, чтобы оплатить исследования по борьбе с вирусом RV-41.

Часть еще молодого леса была вырублена, на его месте вырос дворец Накамуры, новый сверкающий отель-казино, увеселительная арена, комплекс ресторанов и несколько клубов. Консолидируя свою монополию, Накамура предпринял интенсивные и успешные закулисные действия, позволившие ему ограничить игровой бизнес окрестностями Хаконе. Его подручные простыми средствами убедили всех потенциальных антрепренеров не пытаться конкурировать с королем-японцем в игорном бизнесе.

Когда его могущество сделалось недосягаемым, Накамура позволил своим подручным заняться проституцией и наркотиками, что не запрещалось в Новом Эдеме. К концу правления Ватанабэ политика правительства и личные интересы Накамуры вступили в конфликт. Тогда он решил взять под контроль и правительство. Но сам Накамура не намеревался заниматься этой нудной работой. Ему было необходимо подставное лицо. Поэтому он заручился поддержкой Иэна Макмиллана, злополучного экс-капитана «Пинты», проигравшего Кэндзи Ватанабэ первые губернаторские выборы. Накамура прочил Макмиллана в губернаторы, рассчитывая на лояльность шотландца.

Во всей колонии не было ничего даже отдаленно напоминающего Вегас. Архитектура Нового Эдема, какой ее представляли Уэйкфилды и Орел, была простой и функциональной, без прихотей и выкрутасов. Крикливый и показной Вегас не гармонировал с ней… но этот винегрет из архитектурных стилей был по-своему интересен, и молодой Патрик О'Тул пришел в восторг, когда они с Максом Паккеттом вошли в ворота заведения.

— Ух ты, — проговорил он, глядя на огромную мигающую вывеску над порталом.

— Не хотелось бы охладить твоего восторга, мой мальчик, — сказал Макс, зажигая сигарету, — но мощности, которую жрет эта реклама, хватило бы почти на один квадратный километр ГОУ.

— Ты говоришь почти как мои мама и дядя, — ответил Патрик.

Прежде чем войти в казино или в любой из клубов, каждый должен был записаться в главный регистр. Накамура не пропускал ничего и хранил полную информацию о том, чем занимался посетитель Вегаса. Таким образом, Накамура определял, какую часть его предприятия следует расширить и, что более важно, узнавал излюбленный порок или пороки каждого из своих клиентов.

Макс и Патрик отправились в казино. Здесь возле двух игорных столов Макс попытался объяснить молодому человеку принципы игры. Однако Патрик не мог отвести глаз от официанток в едва прикрывающих наготу платьях, разносящих коктейли.

— Тебя еще не раскладывали, мальчик? — проговорил Макс.

— Простите меня, сэр?

— Тебе уже случалось заниматься сексом, ну знаешь, вступать в сношение с женщиной?

— Нет, сэр, — ответил Патрик.

Внутренний голос говорил Максу, что не его дело вводить молодого человека в мир удовольствий. Тот же голос напоминал ему, что это Новый Эдем, а не Арканзас, где он запросто мог бы сводить Патрика в «Ксанаду» и предоставить ему возможность впервые заняться сексом.

В казино было более сотни людей — огромная толпа, учитывая размеры колонии, и все как будто бы развлекались. Официантки действительно во всю раздавали напитки и едва успевали справляться с делом… Макс ухватил «Маргариту» и вручил один бокал Патрику.

— Я не вижу здесь биотов, — прокомментировал Патрик.

— Их нет в казино. Они не работают даже за столами, где были бы куда эффективнее людей. Король-японец полагает, что их присутствие мешает людям играть, но в ресторанах у него заняты одни только биоты.

— Макс Паккетт, если я не ошибаюсь.

Макс и Патрик обернулись. К ним приближалась молодая красавица в мягком розовом платье.

— Сколько же месяцев я тебя не видела? — спросила она.

— Привет, Саманта, — проговорил Макс после недолгого молчания, абсолютно ему несвойственного.

— А кто этот пригожий молодой человек? — поинтересовалась Саманта, взмахнув длинными ресницами в сторону Патрика.

— Это Патрик О'Тул, — сказал Макс. — Он…

— О Боже! — воскликнула Саманта. — Мне еще не приходилось встречаться с первыми колонистами. — Она несколько секунд поглядела на Патрика, прежде чем продолжить: — Скажите мне, мистер О'Тул, вам действительно пришлось проспать много лет?

Патрик застенчиво кивнул.

— А моя подружка Голди утверждает, что вся эта история сфабрикована, а ваша семья работает на МБР. Она даже не верит, что мы вылетели за пределы орбиты Марса… Голди считает, что вся эта дремота в баках тоже часть обмана.

— Заверяю, вас, мэм, — вежливо отозвался Патрик, — что мы действительно проспали много лет. Мне было только шесть, когда родители уложили меня в ложе. Но проснулся я уже почти таким, как сейчас.

— Отлично, хоть это меня и не очень интересует… Итак, Макс, а ты что здесь делаешь? Кстати, быть может, ты представишь меня официально?

— Извини… Патрик, это Саманта Портер из великого штата Миссисипи. Она работает в «Ксанаду»…

— Я — проститутка, мистер О'Тул. Одна из самых дорогих… А вам уже приходилось встречаться с такими женщинами?

Патрик покраснел.

— Нет, мэм, — ответил он.

Саманта пальцем подняла его подбородок.

— Какой милашка. Приведи его. Макс. Если он девственник, я обслужу его бесплатно. — Она коротко поцеловала Патрика в губы, а затем повернулась и отправилась прочь.

После ее ухода Макс не знал, что сказать. Он хотел было извиниться, но решил, что это излишне. Обняв Патрика за плечи, он повел молодого человека в заднюю часть казино, где были отгорожены столы для более крупной игры.

— Вот хорошо — «йо»! — воскликнула молодая женщина, сидевшая к ним спиной. — Пять и шесть будет «сйо»!

Патрик с удивлением посмотрел на Макса.

— Это Кэти, — сказал он и поспешил к ней.

Кэти была полностью поглощена игрой. Она коротко затянулась сигаретой, приложилась к напитку, предложенному ей коренастым мужчиной справа, и высоко подняла кости над головой.

— Ставлю на числа, — произнесла она, передавая фишки крупье. — Здесь 26 плюс 5 марок на твердую восьмерку… ну, ну же, ко мне сорок четыре, — проговорила она, резким движением руки бросая кости к противоположному краю стола.

— Сорок четыре! — в унисон вскрикнула группа людей, окружавшая стол.

Кэти подскочила на месте, обняла своего спутника, еще раз приложилась к бокалу и хорошенько затянулась сигаретой.

— Кэти, — проговорил Патрик, когда она собралась вновь бросить кости.

Та остановилась и, не закончив движения, обернулась к нему с вопросительным выражением на лице.

— Будь я проклята, если это не мой младший братец.

Кэти, неловко стоя на ногах, пыталась поприветствовать Патрика, тем временем крупье и прочие игроки потребовали, чтобы она продолжала игру.

— Ты пьяна, Кэти, — спокойно произнес Патрик, поддерживая ее рукой.

— Нет, Патрик, — ответила Кэти, порываясь обратно к столу. — Я лечу к звездам своим собственным путем.

Она вновь вернулась к игорному столу и высоко подняла свою правую руку.

— Ну хорошо, а теперь «йо». Ты здесь, «йо»? — закричала она.