"Притворись, что не видишь ее" - читать интересную книгу автора (Кларк Мэри Хиггинс)

1

Неделю назад отпраздновали День труда. В офисах компании «Паркер и Паркер» телефоны не смолкали, что означало только одно: летний спад наконец-то завершился. Весь прошлый месяц дела на рынке недвижимости Манхэттена шли на редкость медленно; теперь же все возвращалось на круги своя.

— Скоро завертится, — сказала она Рику Паркеру, когда тот поставил на ее стол чашку черного кофе. — У меня ни одной серьезной сделки с самого июня. Все богатенькие клиенты смылись кто в Хэмптон, кто на курорты Кейп-Кода, но теперь, слава богу, потянулись обратно. Безусловно, месяц отдыха мне пришелся очень кстати, но пора и делом заняться. — Она взяла чашку. — Спасибо. Как же приятно, когда за тобой ухаживает сам сын и наследник.

— Всегда пожалуйста. Выглядишь великолепно, Лейси.

Лейси постаралась сделать вид, что не заметила, как он на нее посмотрел. Ей постоянно казалось, будто взглядом он раздевает ее. Рик был избалованным красавчиком и при желании пускал в ход фальшивый шарм, потому в его присутствии Лейси чувствовала себя неловко. Втайне Лейси желала, чтобы его отец никогда не переводил Рика из вест-сайдского филиала. Собственным положением в офисе рисковать не хотелось, но в последнее время удерживать Рика на расстоянии становилось все труднее.

Зазвонил телефон, и она схватилась за спасительную трубку. «Боже, как вовремя», — пронеслось в ее мозгу.

— Лейси Фаррелл.

— Мисс Фаррелл, это Изабель Уоринг. Мы познакомились прошлой весной, когда вы продавали квартиры в моем доме.

«Хоть кто-то живой», — подумала Лейси. Шестое чувство подсказало ей, что миссис Уоринг хочет выставить свою квартиру на продажу.

Лейси напрягла память, стараясь припомнить, чем же она занималась прошлой весной. В мае продала две квартиры на Восточной 70-й улице, причем в одном случае встречалась исключительно с управляющим. Дом кооперативный, стоит в переулке рядом с Пятой авеню. Похоже, речь о двухэтажной квартире. Лейси смутно припоминала беседу в лифте с миловидной рыжеволосой дамой лет пятидесяти, которая попросила ее визитку.

Лейси скрестила пальцы на удачу:

— Квартира двухэтажная? Мы еще в лифте разговаривали?

Миссис Уоринг явно обрадовалась.

— Именно!Хочу продать квартиру дочери, и, если можно, я бы хотела, чтобы этим занялись вы.

— Можно, почему нет, миссис Уоринг?

Лейси назначила ей встречу на следующее утро, повесила трубку и повернулась к Рику.

— Просто повезло! Дом номер 3 на Восточной 70-й. Дом-то хороший, — сказала она.

— Три на Восточной 70-й. Какая квартира? — тут же спросил он.

— 10 "Б". Случайно не знаешь ее?

— Откуда мне знать? — резко бросил он. — Особенно при том, что мой папенька, исходя из собственных соображений, пять лет продержал меня в вест-сайдском офисе... Но не скрою, — тут Лейси показалось, будто Рик нарочно напускает на себя довольный вид, — слышал краем уха, будто тебя приметили, ты кому-то понравилась, и теперь этот кто-то хочет подбросить тебе эксклюзивчик. Сколько раз я тебе повторял слова моего деда, а он в этих делах собаку съел: «Благословен тот, кого запоминают люди».

— Вполне возможно, хоть я не уверена, что дело здесь в благословении, — Лейси понадеялась, что подобный откат положит разговору конец. Она еще питала надежду, что Рик научится воспринимать ее как обычную служащую империи его папочки.

Рик пожал плечами и ушел к себе: его кабинет выходил на Восточную 62-ю улицу, ее — на Мэдисон-авеню. Лейси нравилось смотреть на бесконечный поток машин, на толпы шумных туристов, на посетителей роскошных бутиков.

«Есть люди, рожденные для Нью-Йорка, — порой приходилось объяснять паникующим женам переведенных на Манхэттен сотрудников. — Иные едут сюда с неохотой, но вдруг обнаруживают, что Нью-Йорк — лучшее место для жизни, пусть и не идеальное. На дальнейшие вопросы она обычно отвечала: — Сама я выросла на Манхэттене. Уезжала только в колледж учиться, а так, можно сказать, всю жизнь здесь прожила. Это мой дом, мой город».

Джек Фаррелл, ее отец, воспринимал город точно так же. Лейси с детства запомнила Нью-Йорк таким, каким его показал ей отец.

* * *

«Мы с тобой, Лейс, похожи; что ты, что я — пройдохи мегаполисные. Мать твоя давно мечтает уехать из города. Но терпит, потому что знает — без города я умру».

Лейси унаследовала и любовь Джека к Нью-Йорку, и его ирландскую внешность: светлую кожу, зеленые глаза и темные, почти черные волосы. Сестре же ее, Кит, достались английские черты матери: ярко-синие глаза и волосы цвета озимой пшеницы.

Джек Фаррелл был музыкантом и работал в театре, но порой играл в клубах, иногда участвовал в концертах. С детства Лейси знала наизусть все бродвейские мюзиклы и распевала их вместе с отцом. Лейси только окончила колледж, как отец умер. Эта смерть стала для нее таким ударом, что, казалось, оправиться от него она не сможет никогда. Рядом с театром ей все время казалось, что из его дверей вот-вот вынырнет отец. После похорон мать грустно вздохнула: «Как отец и говорил, в городе я не останусь». И бывшая медсестра купила квартиру в кондоминиуме в Нью-Джерси. Поближе к сестре Лейси Кит и ее семье. После переезда она устроилась на работу в местную больницу.

Окончив колледж, Лейси нашла себе маленькую квартирку на Ист-Энд-авеню и работу в агентстве по продаже недвижимости «Паркер и Паркер».

Мурлыча какой-то мотивчик, сейчас она достала папку с данными на Восточную 70-ю улицу и стала читать. «На втором этаже двухэтажную тогда я продала, — вспоминала Лейси. — Просторные комнаты. Высокие потолки. Кухню, правда, следовало переделать. Так-с. Теперь нужно найти что-нибудь о квартире миссис Уоринг».

Лейси нравилось готовить квартиры к продаже. Она уже заметила, что знакомство с управляющими домов, в которых компания «Паркер и Паркер» покупает и продает квартиры, может оказаться невероятно полезным. Повезло, что она знает Тима Пауэрса, управляющего дома № 3 на Восточной 70-й. Она позвонила ему, терпеливо выслушала двадцатиминутный отчет о том, как прошло лето, — Тим всегда был болтлив — и в конце концов перевела разговор на тему квартиры Уоринг.

По словам Тима, Изабель Уоринг — это мать Эмили Ланди, молоденькой певицы и актрисы, которая только начала свою театральную карьеру. Эмили Ланди, дочь именитого владельца ресторана Джима Ланди, скончалась прошлой зимой. Ее машина разбилась, когда Эмили возвращалась из Вермонта, где провела выходные, катаясь на лыжах. Квартира принадлежала самой Эмили, и, видимо, Изабель теперь решила ее продать.

— Миссис Уоринг все никак не поверит, что смерть Эмили — всего лишь несчастный случай, — сказал Тим.

Повесив трубку, Лейси вспомнила, что в прошлом году видела Эмили в одном удачном бродвейском мюзикле. Точнее, только ее там и помнила. В ней было все, подумала Лейси: красота, талант и восхитительное сопрано. «Десять баллов», — сказал бы отец. Неудивительно, что матери Эмили не верится.

Лейси поежилась, встала и отключила кондиционер.

* * *

Во вторник утром Изабель Уоринг окинула квартиру дочери взглядом агента. Все-таки хорошо, что она сохранила карточку Лейси Фаррелл. Джимми, ее бывший муж и отец Эмили, захотел продать квартиру и, говоря по совести, времени дал предостаточно.

Лейси Фаррелл понравилась ей сразу, еще тогда, в лифте, — такая же молодая, как Эмили, и немного похожа на нее.

Ну, не то чтобы Лейси походила на Эмили. У Эмили волосы короткие, вьющиеся, каштановые с золотом и карие глаза. Эмили была невысокого роста, всего пять футов, с нежной кожей и точеной фигурой. Сама себя она называла комнатным гномом. А Лейси — высокая, худенькая, с зелеными глазами, и волосы у нее темнее, к тому же длинные и прямые, спускаются прямо на плечи. Но что-то в ее улыбке, в ее манерах неуловимо напоминало Эмили.

Изабель оглянулась. Ясно, что мало кому нужна березовая отделка и пестрая мраморная плитка, которой выложен холл, а Эмили так любила... ну это все заменить легко. В кухне и ванной недавно делали ремонт, покупателям должно понравиться.

Целый месяц она ездила из Кливленда в Нью-Йорк, проверила все пять огромных стенных шкафов в квартире, все выдвижные ящики, снова и снова встречалась с друзьями Эмили — пыталась что-нибудь разузнать. Но в конце концов поняла — нужно смириться, прекратить бессмысленные поиски и жить дальше своей жизнью.

Но в несчастный случай она не верила по-прежнему. Она знала, что в снежную бурю Эмили ни за что бы не выехала из Стоу домой, а поздней ночью и подавно. Медэксперт ничего подозрительного не обнаружил. Джимми тоже принял версию несчастного случая, иначе в поисках ответов он бы весь Манхэттен разорвал на тысячу маленьких Манхэттенов.

* * *

За одним из нечастых обедов он снова попытался убедить Изабель бросить поиски. По его версии, той ночью Эмили услышала метеосводку: предсказали сильный снегопад — и решила поехать домой, чтобы на следующий день вовремя попасть на репетицию. Джимми просто отказывался видеть в ее смерти что-то подозрительное и зловещее.

Изабель же смириться не могла. Незадолго до смерти Эмили Изабель говорила с ней по телефону.

— Джимми, Эмили явно была не в себе. Ее что-то тревожило. Клянусь, я слышала по ее голосу.

После обеда Джимми не выдержал и вспыхнул:

— Изабель, прекрати! Сколько можно! И так тяжело, еще ты... ноешь и ноешь, пережевываешь по сто раз, всех ее друзей уже наизнанку вывернула, тоже мне детектив. Умоляю, оставь нашу дочь в покое, пусть лежит с миром.

Изабель покачала головой, припомнив эти его слова. Джимми Ланди любил Эмили больше всех на свете, души в ней не чаял. Еще любил власть, у него была, страсть повелевать и командовать, горько подумала она, отчего и брак их развалился. Его знаменитый ресторан, его капиталовложения, теперь еще его гостиница и казино в Атлантик-Сити. «В его мире для меня никогда не было места», — подумала Изабель. Найди он тогда партнера вроде Стива Абботта, может, и брак бы сохранился. Она перестала бродить по комнатам, остановилась у окна и выглянула на Пятую авеню.

В сентябре Нью-Йорк особенно прекрасен, подумала она, провожая взглядом бегунов на тропинке Центрального парка, нянюшек с детскими колясками, рассматривая стариков, пригревшихся на солнце. «Когда-то я так же по парку возила коляску с Эмили, — вспоминала она. — Десять лет пыталась забеременеть, перенесла три выкидыша, потом наконец-то родилась она. Эмили была удивительным ребенком. На улице прохожие то и дело останавливались полюбоваться на нее. Ей безумно нравилось сидеть в коляске и улыбаться этим любителям „гули-гули“. Умная, наблюдательная, талантливая. И слишком доверчивая...»

Эмили, милая, что заставило тебя позабыть о собственных страхах? Снова и снова Изабель билась над вопросами, которые после гибели дочери не давали ей покоя. Ты же с самого детства — с тех пор как на твоих глазах с трассы сорвался и разбился автомобиль, — с ранних лет до смерти боялась обледенелых дорог. Даже мечтала в Калифорнию уехать, прочь от зимних ненастий. Почему ты вдруг в два часа ночи села за руль и помчалась по горной дороге? Тебе ведь было всего двадцать четыре, жизнь только начиналась. Что могло произойти той ночью? Что заставило тебя сесть за руль? Или, может, кто?

Бессмысленному терзанию положил конец звонок домофона. Швейцар сообщил о приходе мисс Фаррелл, которой на десять часов была назначена встреча.

Бурное и энергичное приветствие Изабель стало для Лейси неожиданностью.

— Боже мой, да вы еще моложе, чем я думала, — с порога сказала Изабель. — И сколько же вам лет? Тридцать? На следующей неделе моей девочке исполнилось бы двадцать пять... Она жила в этой квартире. Собственно, и владелицей она была. Отец ей купил. Страшно, как все с ног на голову перевернулось, не находите? По законам природы сначала должна была умереть я, и тогда Эмили разбирала бы мои вещи.

— У меня самой двое племянников и племянница, — сказала ей Лейси. — Не дай бог что с ними случится — не пережила бы точно. Так что я вас понимаю.

Наметанным взглядом Лейси окинула квартиру и записала размеры комнат в блокнот. На первом уровне — прихожая, просторная гостиная и не менее просторная столовая, маленькая библиотека, кухня и ванная. На второй уровень квартиры вела винтовая лестница. Наверху апартаменты хозяйки: гостиная, гардеробная, спальня и ванная.

— Для молоденькой девушки квартира очень большая, — рассказывала Изабель, — это подарок отца. Он весь мир готов был к ее ногам сложить. Но это ее не испортило. В Нью-Йорк приехала после окончания колледжа и хотела снять маленькую квартиру в Вест-Сайде, но отец вмешался. Захотел, чтобы дочка жила в доме со швейцаром. Думал, так безопаснее. Теперь вот попросил меня продать квартиру и деньги себе оставить. Говорит, она бы тебе деньги отдала. Говорит, хватит мучить себя, пора вернуться к нормальной жизни. На самом деле смириться с потерей трудно... Я честно пытаюсь, но не получается... — Глаза ее наполнились слезами.

Тут Лейси задала важный вопрос:

— А вы уверены, что хотите продавать квартиру?

Она беспомощно наблюдала, как строгое лицо Изабель Уоринг скомкалось и обмякло, а на глаза навернулись слезы.

— Я хотела узнать, почему погибла моя дочь. Почему спешно уехала с горнолыжной базы. Почему не осталась до утра и не поехала домой с друзьями. Собиралась ехать с ними, так почему вдруг передумала? Просто уверена, кто-то должен знать. Мне нужны факты. Помню, в тот вечер она была сильно чем-то встревожена, но рассказывать не захотела. Думала, я смогу найти ответ в этой квартире, или ее друзья подскажут. Отец Эмили считает, что не нужно мучить вопросами людей. Наверное, он прав... Так что, да, Лейси, я на самом деле хочу продать квартиру.

Лейси мягко положила ладонь на руку женщины. — Думаю, Эмили бы согласилась с вашим решением, — тихо произнесла она.

* * *

Вечером Лейси проехала двадцать миль до самого Вайкоффа, штат Нью-Джерси, — навестить сестру Кит и мать. Последний раз они виделись еще в начале августа, до поездки в Хэмптон. У самой Кит с мужем на острове Нантакет имелся летний домик, они часто звали ее проводить там отпуск.

Проезжая по мосту Джорджа Вашингтона, Лейси мысленно взяла себя в руки — наверняка встреча начнется с упреков. «Всего три дня пробыла с нами, — обязательно вставит зять. — Ну и что такого в этом Восточном Хэмптоне, чего нет в Нантакете?»

"Во-первых, там тебя нет", — подумала Лейси, усмехнувшись про себя. Ее зять, Джей Тейлор, который занимался оптовыми поставками в рестораны, был Лейси несимпатичен. Но Кит от него без ума, и Лейси приходилось мириться, к тому же она очень любила своих племянников. «Сплошное самомнение, а не Джей», — подумала она. Его речи иногда напоминали папские буллы.

Свернув на шоссе № 4, Лейси обрадовалась: скоро она увидит и маму, и Кит, и племянников — двенадцатилетнего Тодда и десятилетнего Энди, а с ними и любимицу всех домашних — застенчивую четырехлетнюю Бонни. Лейси вдруг заметила, что за весь день так и не смогла отделаться от мысли о бедной Изабель Уоринг и от ее истории. Боль этой женщины была так ощутима. Изабель настойчиво пригласила Лейси на чашечку кофе и говорила только о своей дочери.

* * *

— После развода я переехала в Кливленд — я ведь выросла там. Эмили тогда лет пять было. Росла она то у меня, то у отца — так и ездила туда-сюда. Нас троих это устраивало. Я потом снова замуж вышла. Билл Уоринг был намного старше меня, но человек замечательный. Умер три года назад. Я так надеялась, что Эмили найдет себе хорошего мужа, детьми обзаведется, а она все о карьере мечтала. Но незадолго до ее гибели мне показалось, что у нее есть мужчина. Я по голосу поняла. — Потом Изабель спросила, почти по-матерински: — А у вас как жизнь, Лейси? Нашли своего единственного?

Лейси хмуро улыбнулась, вспомнив этот вопрос. «Нет никого, иначе по мне бы видно было, — подумала она. — После тридцати, правда, биологические часы тикают все громче. У меня есть отличная работа, прекрасная квартира, есть друзья и близкие. Жизнь у меня совсем не скучная. Жаловаться не на что. Всему свое время».

Дверь открыла мама.

— Кит на кухне. Джей уехал за детьми, — сообщила она, обняв Лейси. — У нас гость, пойдем, я вас познакомлю.

Удивившись, Лейси вошла в гостиную и увидела незнакомого мужчину: он стоял у массивного камина и потягивал из бокала коктейль. Раскрасневшаяся от смущения мама представила: Алекс Карбайн. Сказала, что знакомы они уже много лет, а недавно случайно встретились вновь.

— Джей продал ему большую партию оборудования для нового ресторана, который Алекс недавно открыл в городе на Западной 46-й улице.

Лейси поздоровалась с ним за руку и окинула оценивающим взглядом. «Лет шестьдесят, — подумала она, — мамин сверстник. На вид обеспеченный, вполне приличный мужчина. А мама прямо трепещет от волнения. Что здесь творится?» При первой же возможности она вышла в кухню, где Кит готовила салат.

— И как давно это продолжается? — спросила она у сестры.

Со стянутыми на затылке белокурыми волосами Кит невероятно похожа на модель с обложки журнала «Марта Стюарт», подумала Лейси. Улыбнувшись, Кит ответила:

— С месяц, наверно. Он ничего так. Джей его однажды на ужин пригласил, а мама как раз у нас была. Алекс вдовец. Всю жизнь занимается ресторанным бизнесом, но этот ресторан — его первая собственность, как я понимаю. Очень даже милый ресторанчик.

Хлопнула входная дверь, и они обе вздрогнули от неожиданности.

— Готовься, — предупредила Кит. — Джей привез детей.

Когда Тодду исполнилось пять, Лейси стала брать его, а позже и остальных детей на прогулки по Манхэттену — показывала город, каким узнала его от отца. Такие вылазки между собой они прозвали «днями Джека Фаррелла», и в эти дни было все: от бродвейских дневных представлений (она уже пять раз посмотрела постановку «Кошек») до походов в музеи (самым любимым стал Музей естествознания со всеми его скелетами динозавров). Они вдоль и поперек исследовали Гринвич-Виллидж, ездили в трамвайчике до парка на острове Рузвельта, на пароме добирались до острова Эл-лис, обедали на верхушке Всемирного торгового центра, а в «Рокфеллер-Плаза» катались на коньках.

Мальчики встретили Лейси шумно, бурно и радостно — как обычно. Бонни, все такая же робкая и застенчивая, тихонько прижалась к ней и призналась:

— Я так по тебе соскучилась.

Джей с ходу сделал комплимент, сказал, что Лейси отлично выглядит: видно, месяц в Восточном Хэмптоне пошел на пользу.

— Еще бы, месяц дивного траходрома, — ответила Лейси, злорадно отметив про себя, как зятя передернуло. Джей ненавидел сленг до претенциозности.

За ужином Тодд стал расспрашивать Лейси о делах нью-йоркского рынка. Работа тети и недвижимость явно завладели юношеским воображением.

— Дела пошли заметно лучше, — ответила она. — По правде говоря, сегодня я взялась за новую квартиру. — Она рассказала об Изабель Уоринг и заметила, как Алекс Карбайн внезапно оживился и заинтересовался. — Так вы знакомы с ней? — спросила Лейси.

— Нет, — ответил он. — Но знаком с Джимом Ланди, и дочь их видел, Эмили. Красивая девушка. Ужасная трагедия.

— Джей, ты ведь тоже по работе с Ланди встречался. Должно быть, и Эмили видел. Она частенько в ресторан заглядывала.

Лейси с изумлением смотрела на густо краснеющего зятя.

— Нет. Никогда ее не видел, — отрезал он, и в голосе его зазвучали гневные нотки. — С Джимом Ланди мы встречались, да, работали вместе. Кому барашка отрезать?

* * *

В семь вечера бар кишел людьми — подтягивались желающие поужинать. Джимми Ланди понимал, что ему следует спуститься к посетителям, но настроения не было. День выдался ужасный: позвонила Изабель, и вернулась депрессия — ему виделась Эмили, сгорающая заживо в опрокинутой машине.

Дрожащие косые лучи вечернего солнца проходили сквозь высокие окна и заливали кабинет в роскошном особняке на Западной 56-й улице. В этом особняке тридцать лет назад Джимми открыл свой ресторан «Венеция».

Он выбрал место, где прежде безуспешно открывались три других ресторана. После свадьбы Джимми и Изабель снимали квартиру на втором этаже особняка. Теперь же все здание принадлежало только ему, а ресторан «Венеция» стал популярным на Манхэттене.

Сидя за огромным старинным столом, Джимми пытался понять, отчего ему так не хочется спускаться вниз. Дело не только в звонке бывшей супруги. Стены ресторана были отделаны росписью, идею он позаимствовал у конкурента — ресторана «Берег Басков». На стенах красовались виды Венеции, и в первых же фрагментах появлялась Эмили. Ей было два года, когда художник написал ее в окне Дворца дожей. Дальше юной Эмили поет серенаду гондольер; в двадцать лет — она переходит мост Вздохов, в руках ноты.

Джимми осознавал, что ради собственного спокойствия хорошо бы изменить роспись на стенах, но как Изабель не могла поверить в случайную гибель дочери, так и Джимми тосковал по Эмили: ему нужно было ощущать на себе ее взгляд, чувствовать ее рядом, каждый день.

Джимми был смуглым мужчиной шестидесяти семи лет, среднего роста, волосы его все еще сохраняли природный темный цвет, задумчивый взгляд и непослушные густые брови делали его лицо циничным. Крепкое мускулистое тело говорило о прекрасном здоровье. Он отлично знал, что за глаза болтали клеветники: все его пошитые на заказ костюмы все равно что деньги на ветер — масть чернорабочего ничем не скроешь. Он слегка улыбнулся, вспомнив, каким негодованием вспыхнула Эмили, когда впервые услышала такое замечание.

«Тогда я сказал ей, чтобы не обращала внимания, — тепло подумал Джимми. — Объяснил, что могу купить и продать добрую половину этих умников, а именно это самое главное».

Он покачал головой, вспоминая прошлое. Теперь он, как никогда, понимал, что это не самое главное, хоть и по-прежнему заставляет подниматься по утрам.

Последние месяцы он только и держался тем, что целиком и полностью сосредоточился на строящемся в Атлантик-Сити комплексе казино и гостиницы.

— Дональд Трамп отдыхает, — сказала Эмили, когда отец показал ей архитектурный проект. — Может, назовем комплекс «У Эмили», а я выступать там буду — эксклюзивно, так сказать, паппино?

Ей было десять лет, когда во время поездки в Италию она где-то подцепила это слово и с тех пор ласково называла им отца. То есть папочкой она уже его больше никогда не звала.

Джимми вспомнил, что ответил ей:

— Ты прекрасно знаешь — хоть сейчас все афишами заклею. Но тебе лучше со Стивом сначала поговорить. У него тоже немалые деньги в Атлантик-Сити вращаются, к тому же большинство решений я оставляю за ним. Ладно, может, позабудем все эти карьерные штучки. Как насчет того, чтобы замуж выйти и подарить мне пару внучат?

Эмили рассмеялась.

— Ну, паппи-и-и-ино, дай же мне еще пару лет. Мне так нравится моя жизнь.

Он вздохнул, припомнив ее смех. Теперь о внуках можно позабыть навсегда, подумал он. Не будет малышки с золотыми кудрями и карими глазами, не будет мальчугана, не будет наследника.

Стук в дверь вернул Джимми к реальности.

— Входи, Стив, — сказал он.

Слава богу, у меня хоть Стив Абботт есть, подумал он.

Двадцать пять лет назад красавец-блондин, бывший студент Корнелльского университета, постучался в дверь его ресторана еще до открытия.

— Очень хочу работать на вас, мистер Ланди, — с порога заявил он. — С вами я узнаю больше, чем на любом учебном курсе.

Джимми тогда удивился и разозлился одновременно. Он смерил непрошеного гостя взглядом и пришел к выводу, что перед ним необкатанный всезнайка.

— Работать у меня хочется? — спросил он и указал на кухню. — Что ж, я оттуда начинал.

«Тогда мне просто повезло, — подумал Джимми. — Внешне Стив сначала походил на избалованного приготовишку, но потом сын ирландской официантки, поднявшей его на ноги, проявил волю и способности. Тогда я думал, что, бросив учебу, он поступил глупо, но я оказался не прав. Он рожден для нашего бизнеса».

Стив Абботт открыл дверь и включил первый же подвернувшийся под руку светильник.

— Что так темно? Спиритический сеанс проводим, а, Джимми?

Ланди посмотрел на него с грустной улыбкой, заметив, как сочувственно смотрит на него Стив.

— Замечтался, наверно.

— У нас мэр, с ним четыре человека.

Джимми оправил рукой волосы и встал.

— Мне никто не говорил, что у него заказан столик.

— Он и не заказывал. Думаю, нашими хот-догами соблазнился... — Абботт сделал несколько больших шагов и положил Джимми руку на плечо. — Тяжелый денек сегодня, да?

— Да, — ответил Джимми. — Утром позвонила Изабель, говорит, что приходил агент по недвижимости... смотреть квартиру Эмили. Говорит, квартира уйдет быстро. Каждый раз по телефону о гибели Эмили сокрушается, говорит, мол, не верит, что Эмили могла в гололед за руль сесть. Мол, не верит, что Эмили погибла по чистой случайности. Никак не успокоится. Эти ее разговоры у меня уже в печенках сидят. — Он рассеянно смотрел куда-то мимо Абботта. — Хочешь верь, хочешь нет, но, когда я познакомился с Изабель, она была настоящей красавицей. Королева красоты из Кливленда. Причем с кем-то помолвленная. Я снял с ее пальца кольцо с камушком и выбросил из окна машины. — Он довольно хмыкнул. — Пришлось в долги влезть, чтоб с парнем за кольцо расплатиться, зато красотку получил. Изабель вышла за меня.

Абботт уже слышал эту историю и знал, почему Джимми никак не выбросит ее из головы.

— Пусть брак оказался недолгим, зато какая дочь у вас получилась.

— Ты уж извини, Стив. Порой я по-стариковски талдычу одно и то же. Ты уже эту историю наизусть выучил. Изабель никогда не любила Нью-Йорк, и такая жизнь была ей не по вкусу. Лучше бы она осталась в своем Кливленде.

— Но она не осталась, и потому вы встретились. Давай же, Джимми, мэр ждет.