"Любовный квадрат" - читать интересную книгу автора (Кроуфорд Клаудиа)

ГЛАВА 9 ПОЛНОЧЬ

Горячее нетерпение пассажирок подгоняло каждое из трех такси, мчавшееся мягкой летней ночью по направлению к Альберт Мемориалу. Несмотря на поздний час, прекрасная погода выманила на улицу множество людей. Одни выгуливали собак, другие просто бродили рука об руку, наслаждаясь чудесным теплом.

Врожденная застенчивость заставила Джорджину выйти из машины рядом с многоквартирным домом. Она боялась оказаться слишком приметной, покинув такси прямо у Альберт Мемориала. Водитель, возможно, захочет узнать, что она собирается делать там посреди ночи, хотя, это, конечно, и не его дело.

О Боже, из-за чего она волнуется? Нужно контролировать свои эмоции. Ник Элбет хочет видеть ее. В месте, памятном для них обоих. В месте сладостных воспоминаний, в уединении, которое невозможно в Челси Мьюз с болтающимися там американками. В мозгу прокручивались все возможные причины для этой встречи. Вдруг, он хочет, чтобы они все сбежали вместе? Сегодня ночью? Чтобы пожениться? В безумной спешке тайного ухода она все же вспомнила о паспорте и взяла его с собой, на всякий случай.

Было без нескольких минут двенадцать. Она пробиралась по затененной стороне мемориала, укрываясь за любым выступом от случайного взгляда.

– Ник?

Страстная надежда, что он возникнет из темноты и обнимет ее, быстро разрушилась. Она одна, ждет. По непонятной причине Джорджина вспомнила строчку из «Разбойника» Альфреда Нойса: «Я приду к тебе по лунному лучу, даже если ад преградит дорогу». Ожидание – вот настоящий ад.

Подход Моны к побегу из дома базировался на лекции по режиссерскому мастерству визуального обмана, которую она однажды посетила в Нью-Йорке. Сравнимая с техникой, используемой магами, идея состояла в отвлечении внимания от реально происходящего. Действуя в этом духе, после того, как все трое закрыли двери спален, Мона распахнула свою и, притворно спотыкаясь, пошла по коридору. «Не бойтесь, это я! Чертовски хочется пить! Иду вниз выпить чего-нибудь!» – прокричала она, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ее тяжелые шаги вниз по лестнице разбудили бы и мертвого. Громкий звон стаканов и бутылок, чертыхание, и она протопала обратно в комнату, хлопнув напоследок дверью. «Извините за беспокойство!»

Как потом выяснилось, ее представление оказалось абсолютно ненужным. Когда несколько секунд спустя она осторожно выскользнула в коридор с туфлями в руках и прокралась вниз по лестнице, Мона еще не знала, что Джорджина и Эми уже ушли. Эми выбралась через окно, Ник доказал доступность и легкость этого пути.

Вспомнив, как Ник стал на крышу «Даймлера», чтобы добраться до окна, она, перед «отходом ко сну», как бы случайно поставила один из столов под окно. Это будет легкий прыжок, она уверена, самое большее – десять футов, и, возможно, удар приведет к столь желанным последствиям. Таблетки Ника все еще не подействовали.

Случайное такси, пойманное в их тихом районе, теперь мчалось вдоль элегантных улиц и площадей.

– Вы уверены, что вам нужен Альберт Мемориал? – спросил водитель. – В это время суток?

– Я кое с кем встречаюсь.

– Отлично, мадам.

Мадам. Ей нравится, как британцы называют женщин – «мадам». Мадам Элбет, если позволите.

Ник был самым волнующим мужчиной среди всех, когда-либо встреченных ею. Более того, он беспокоился о том, что происходит с ней, не так ли? Если нет, тогда зачем доставал эти дефицитные таблетки?

На часах Эми было пять минут первого. Она опоздала.

Возможно, он ушел, обидевшись, что она не пришла? Ник? Она не может просто стоять здесь, как дурочка. Две лестницы вели к самому памятнику – огромному богато украшенному постаменту с гигантской статуей принца Альберта. У подножия монумента темнели трудноразличимые фигуры. Ник? Он ли притаился в тени памятника?

Она взбежала по ступеням и бросилась к мраморной стене, от которой отделилась фигура.

– Ник! О, Ник, я здесь!

Мона Девидсон шагнула навстречу.

– Какого черта ты здесь делаешь? Ошеломленная, Эми отскочила назад и непременно покатилась бы вниз по гранитной лестнице, если бы Мона не поддержала ее под руку.

– Кто тебе сказал, что я буду здесь? – потребовала объяснений Мона. – Ты шпионила за мной и Ником? Говори, ты, маленькая дрянь, или я вытрясу из тебя всю душу!

В подтверждение своих намерений Мона прижала руки Эми к ее худенькому телу и стала безжалостно трясти бедняжку с такой невероятной силой, что Эми подумала – ее шея непременно сломается.

– Пожалуйста… Мона… не надо… Ты делаешь мне больно! Мона! Перестань! Мне больно! Ради всего святого, Мона, прекрати!

Послышался звук торопливых шагов, крики, и кто-то попытался разнять их. Столкновение трех тел закончилось падением на травянистый склон. Живой клубок из брыкающихся ног и рук покатился вниз, пока Джорджина не выбралась из тугого сплетения. Она опрокинулась спиной на траву и буквально зарычала от ярости.

– Он не мог сделать этого! Он не мог поступить так!

Тяжело дыша от переполнявших ее чувств, Мона произнесла:

– Он сделал.

Эми лежала лицом вниз и вдыхала свежий запах травы, пытаясь восстановить душевное равновесие.

– О мой Бог, ты в порядке? – на взгляд Моны Эми была похожа на тряпичную куклу с оторванными руками и ногами. Я сделала тебе больно? Мой Бог!

– Со мной все в порядке, – самая юная из подруг села, подтянув колени к груди. С недоумением она произнесла:

– Вы имеете ввиду, что Ник назначил здесь свидание нам троим? Но зачем?

– Может быть, он грабит сейчас дом, – предположила Мона.

Джорджина сухо рассмеялась.

– Там нечего красть.

– Тогда, черт побери, зачем?

В этот самый момент ответ стал ясен. На дороге послышался знакомый шум «Даймлера», потом скрип тормозов и настойчивый длинный гудок. Ник Элбет выскочил из машины с пакетом в руке и положил свою ношу на нижнюю ступень. Он тут же вернулся к автомобилю и умчался так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть.

– Осторожно! Возможно, это бомба! – прокричала Мона, когда они поползли вниз по склону. В пакете оказались три бокала, двухлитровая бутылка шампанского и записка, адресованная трем девушкам. «Простите за мелодраму. Роксана и я летим во Францию, чтобы пожениться. Я уверен, вы все согласитесь, что я «прожорливый» ухажер с эксцентрично-абсурдным чувством юмора, и смиренно прошу вас поднять тост за мое новое предприятие в знак особой памяти о товарищеских отношениях, родившихся между нами в Челси Мьюз. Я буду думать о каждой из вас с любовью и желаю исполнения всех ваших сердечных желаний. Как всегда и навечно, Ник Элбет».

– Дерьмо! – крикнула Мона.

– Пожалуйста, Мона! – Эми ненавидела подобные выражения.

– Это наше шампанское, – запротестовала Джорджина. – Или, точнее, Эми.

Эми заказала две большие бутылки шампанского «Вдова Клико» в винной лавке, расположенной в начале их улицы. Эта – одна из них, судя по бирке магазина.

– Сукин сын! – взорвалась Эми.

– Пожалуйста, Эми! – Мона замахала руками, словно вот-вот была готова упасть в обморок. – Твой язык!

Джорджина также замахала руками в притворном шоке.

– Мы леди! Вы знаете, мы не можем поддерживать подобный разговор!

В своем депрессивном состоянии Эми не воспринимала юмор.

– Но почему? Я не понимаю!

«Как можно быть такой наивной?» – подумала Мона и произнесла:

– Ты хочешь, чтобы я разложила тебе все по полочкам?

Это замечание вызвало рыдание Эми и суровый взгляд Джорджины.

– Как ты смеешь говорить ей такое? У бедняжки разбито сердце! Она зациклилась на Нике! Любой увидит это!

– Ах, так? Ну, ладно, у меня тоже разбито сердце! Ник и я… ну, мы должны были рассказать тебе, и он обещал сам сделать это… Ник и я собирались пожениться!

В обычно прохладных голубых глазах Джорджины вспыхнуло пламя.

– Врунья! – она залепила Моне крепкую пощечину и толкнула на землю. – Ник Элбет любит меня! Он собирался жениться на мне! Он…

Ее вспышка гнева была прервана Моной, с диким остервенением обхватившей колени соперницы. Две девушки сцепились, брыкаясь, колотя друг друга, выдирая волосы.

Их крики и проклятия выявили богатый словарный запас, о владении которым до этого момента невозможно было даже предположить. Несколько мгновений Эми смотрела на них в смущенном неверии, пока, в конце концов, не попыталась разнять.

– Прекратите! Перестаньте, я сказала! Бесполезно.

Все ее тело болело, ноги отяжелели, желудок сжимался от спазмов. Наконец Эми применила остававшуюся в нормальном состоянии верхнюю часть своего тела и растащила девушек в разные стороны.

– Господи, помоги мне! Я разорву тебя на части, ты, маленькая потаскушка! – Джорджина размахивала руками в яростной попытке достать соперницу.

– Да кто ты такая? Ты, со своим фальшивым говором аристократичной мямли! Мраморные зубки! Я покажу тебе мрамор! Я выбью тебе их все до одного!

Эми Дин из достойного старинного американского рода, с детства приученная к вежливости и внешним приличиям, старалась быть строгой.

– Вы, двое! Хватит, достаточно!

Снова никакого результата! Девушки тяжело дышали, собираясь с силами для следующего раунда.

– Сука!

– Шлюха!

И тут Эми потеряла терпение.

– Прекратите, ё…

Так же, как и они, Эми была ошеломлена тем, что сорвалось у нее с языка.

– Эми! Джорджина, ты слышала, что она сказала?

Широкая улыбка стерла ярость с лица Моны. Джорджина тоже отступила и с удивлением уставилась на юную американку.

– Эми! Как ты могла! Я шокирована! Придется сообщить властям!

Мгновенно бешеное побоище закончилось объятиями, смехом и неловкими извинениями. В такси, мчавшем их домой, в Челси Мьюз, Мона сказала:

– Если бы знали, могли бы сэкономить деньги, приехав к мемориалу в одной машине.

Женская дружба может начаться множеством способов. Она развивается и расцветает по огромному количеству причин, главным образом, связанных с выгодой, удобством или еще более эгоистичными потребностями. Необходимость выжить в мире, управляемом мужчинами, приводит к крепким отношениям. Агрессивность, зависть, подлость и сексуальные желания тоже играют свою роль. Обстоятельства, плюс личные, нередко постыдные цели, расширяют спектр возможных ситуаций.

Маленькие девочки, которые ломают игрушки друг друга на детской площадке, повзрослев, часто становятся сердечными приятельницами и, как говорится, дружат до гробовой доски. Скороспелые Лолиты, сражающиеся за прыщавого мальчишку, позднее живут в одной комнате университетского общежития и вместе корпят над дипломными работами. Женщины, зубами и ногтями вырывающие у сослуживиц возможность профессионального роста или социальные преимущества, с воловьим упрямством впрягутся в одно ярмо, когда возникнет угроза со стороны пришлых конкуренток.

Для Джорджины Крейн, Моны Девидсон и Эми Дин настоящая дружба началась в ту ночь у Альберт Мемориала и развивалась в дальнейшем из-за одинаковой злости на Ника Элбета. Они поддержали друг друга в ранние часы наступившего утра. Слишком эмоционально взвинченные, чтобы спать, они сбились кучкой в гостиной Джорджины.

– О Боже, что я буду теперь делать! – простонала хозяйка, заламывая руки.

Мона поспешно направилась в спальню Джорджины и вернулась с фотографией Ника Элбета.

– Забудь его. Разорви это, выброси на помойку, где ему самое место.

Джорджина положила рамку со снимком на колени, стеклом вниз.

– Это же моя жизнь, я о ней говорю! Как я буду существовать? Вы обе знаете, как будете жить. У вас есть поддержка семьи. Вы учитесь, чтобы сделать карьеру. У меня нет ничего. Ни образования. Ни перспектив. Я всегда думала, что выйду замуж и буду жить где-нибудь в деревне, растить детей и розы. Все, что у меня есть – этот дом. Замечательно иметь вас в качестве платящих гостей. В мой карман попадают кое-какие деньги. Но дом слишком мал, и невозможно держать пансион круглый год. Никто не будет так мил и дорог мне, как вы.

Она открыла, что ее планы на будущее были связаны с Ником Элбетом.

– Он собирался открыть собственное туристическое агентство, специализирующееся на программах для людей с конкретными интересами, например, живописью или сельским хозяйством, или историей. Я хотела работать с ним. Он сказал, все американцы, только не ужасные голубоволосые леди, все американцы… Мы рассчитывали сделать на этом огромное состояние.

– Ты подала мне идею! – Мона вскочила на ноги. – Джорджина, оставайся на месте, Эми, идем со мной!

Оставшись одна с фотографией Ника, Джорджина погладила дрожащими пальцами стекло над снимком. Она уверена, Ник любит ее. Он бросил ее, чтобы жениться на Роксане, но это не значит, что перестал любить. Должна быть причина. Еще не конец присутствию Ника Элбета в ее жизни, только лишь временный перерыв. Он не может находиться вдалеке от нее, так же, как она не может перестать любить его. Они принадлежат друг другу. Услышав шаги Моны и Эми, она засунула фотографию за ряд книг на полке.

Мона тащила, а Эми толкала сзади старый деревянный сундук, извлеченный из-под лестницы. Накануне, когда Эми сказала, что им нужна патриотическая музыка, Джорджина вспомнила об отцовской коллекции старых граммофонных пластинок.

Теперь Мона радостно улыбалась Джорджине, указывая на большой ящик.

– Здесь куча вещей, Джорджина, вещи, которые ты сможешь продать, правильно, Эми? Например, это боа из перьев.

Порывшись в сундуке, Эми извлекла на свет узкое розовое боа и уложила вокруг своей шеи.

– Оп-ля!

– Вы обе безумны, – возразила Джорджина. – Это все не имеет ценности, годится лишь для костюмированных вечеринок. Гора старья.

– Не старья, Джорджина, старинных вещей! Предметов старины! Взгляни! Перья, кружева, веера. Только посмотри!

Длинные лайковые перчатки. Сумки из крокодиловой кожи. Фотокамера. Обувная коробка от Фортнума и Мейсона, набитая трубками и мундштуками.

– Они остались от отца и деда. Эксперты сказали, что эти трубки не имеют ценности.

– Это вещи другой эпохи, вот что это! – Мона наклонила сундук, выгребая все содержимое на пол. Бинокли, лорнеты, украшенные эмалью и росписью коробочки для пилюль, вышитая сумочка для носовых платков и дамский дорожный несессер с бутылочками и флаконами для туалетных принадлежностей.

– И маникюрный набор! – Эми открыла футляр с тонкими, отточенными инструментами.

– Слоновая кость. Из маминого приданого. Она никогда не пользовалась им, терпеть не могла заниматься пустяками.

Последней появилась лилово-розовая картонка с этикеткой «Дом Шанель, Париж». Устилавшая коробку папиросная бумага источала тонкий аромат медового месяца во Франции. Сначала здесь лежал костюм матери Джорджины, но в дальнейшем она стала хранить в этой коробке свои книжечки для записи танцев на торжественных приемах, меню из ресторанов «Савой» и «Риц», семейную коллекцию почтовых открыток с видами Европы, отправленных во время путешествий еще до первой мировой войны, и набор сувениров с надписью «Большой тур, 1913».

Джорджина не видела причин для энтузиазма.

– Я не получу больше двух-трех фунтов на церковном благотворительном базаре.

– Правильно, – согласилась Мона. – Но ты не пойдешь на дешевую распродажу. Ты отнесешь это в антикварную лавку в Челси твоим друзьям. Или еще лучше, на Портобелло Роуд! Все ходят на Портобелло Роуд. Туристы. Звезды кино. Манекенщицы. Шикарное местечко для появления в субботнее утро, не так ли?

Джорджина со злостью вскочила на ноги.

– Ты, должно быть, сошла с ума!

– Это грандиозная идея, Джорджина! – Эми, как и Мона, была ужасно взволнована открывающимися возможностями. – Будет очень забавно, честно! Я ходила на Портобелло! Там просто классно!

Ни одна из американок не понимала глубины отвращения Джорджины.

– Мне? Мне торговать с лотка, как оборванке из трущоб? Что, если друзья увидят меня? Что я скажу?

Мона изо всех сил постаралась подражать манере разговора Барбары Стрейзанд.

– Что ты скажешь, дорогуша? – потом добавила с интонацией всезнайки. – Ты скажешь: «Для вас, милочка, у меня особая цена».

Джорджина расхохоталась вопреки самой себе. Мона и Эми сошли с ума. Она могла представить вытягивающиеся лица прежних приятельниц. Сара. Патрисия. Корнелия. Анабель. Где они были, когда Джорджина нуждалась в них? Почему нужно бояться, что они подумают? Ник называл их «леди с постоянными запорами», настаивая, что они похожи на больных с кишечной непроходимостью.

– Но я не могу просто прийти на Портобелло Роуд и сказать: «А вот и я!» Нужна лицензия, я уверена. Ларек. Нельзя просто разложить товар и заорать: «Всем, всем, всем! Бегите сюда и покупайте одеяние маленького принца Чарли!»

Она объяснила, что в Англии существует древний миф, обычно рассказываемый на деревенских праздниках и ярмарках, о каком-то торговце, неожиданно появляющемся с вышитыми детскими чепчиком и сорочкой, которые были на ссыльном принце во время его крещения и пропали триста лет назад.

Но Мона не слушала. Она составляла список.

– Нам потребуются ярлычки для разметки цен. Квитанционная книжка для записи всех продаж. Сумки для упаковки вещей. Разменная мелочь, множество монет и однофунтовых банкнот, – она облизывала кончик карандаша и непроизвольно вспомнила свою бабушку Давицки, которая работала в магазине, когда Мона была малышкой, и профессора Бенсона (на самом деле Бернштейна), который советовал будущим актерам находить единственный жест, позволяющий открыть весь характер персонажа.

В одной из импровизаций Мона показывала богачку, занимающую видное положение в обществе и стыдившуюся своего происхождения из гетто. Облизывание карандаша разоблачало ее, выдало секрет, беспощадно высмеивало притворство разбогатевшей выскочки. Именно эта находка заслужила редкую похвалу профессора Бенсона.

– Используйте то, что имеете, – повторял он классу, теперь она сказала это Джорджине.

– И еще нам нужна вывеска. «Лавка предметов старины леди Джорджины». Правильно?

Прежде, чем ответить, Джорджина хорошенько обдумала предложение Моны.

– Более уместно написать: «Лучшее из британской старины, владелица леди Джорджина Крейн».

Спазмы в желудке Эми усиливались с каждой минутой. Она старалась не обращать на них внимания и мысленно молила небо, чтобы таблетки Ника сработали. Пожалуйста, Господи, прости меня за то, что я спала с Лу Хамфризом! Прости за похотливые мысли о Нике Элбете и желание выйти за него замуж! Она признавалась себе, что всего лишь хотела отца для неродившегося младенца. Но Бога обмануть нельзя. Бог знает, что ей хочется Ника Элбета для самой себя из-за ощущений, которые он вызывал в ней, из-за уверенности, что ни один другой мужчина не заставит ее чувствовать тот же восторг.

Несколько раз Эми выходила из гостиной в слабой надежде, что кровотечение начинается. Только прежние болевые спазмы внизу живота. Это, конечно, не родовые муки, так ведь? Немногое, что было ей известно на эту тему, подсказывало – пятинедельный плод размером с изюминку.

– Ну, что ты скажешь, Джорджина? Мы будем рядом с тобой. Ты будешь сногсшибательна, верно? – Мона нуждалась в отвлечении внимания, хватит раздумывать о Нике Элбете и крушении ее планов. По крайней мере, его бегство с возлюбленной отведет от нее подозрения Билла Нела и группы. У мужчины медовый месяц, верно? Любые планы о постановке пьесы, естественно, откладываются до его возвращения, если он вернется. Во всяком случае, к тому времени Мона давно будет в Нью-Йорке.

Несмотря на незаконность курсов Билла, она научилась многому в актерском ремесле и узнала о своей способности копировать чужие манеры. Более того, Билл сказал, что ее голос обладает специфическими способностями, запоминающимся тембром. Один его приятель из рекламного агентства проводит на следующей неделе прослушивание для озвучивания коммерческих роликов. Билл рекомендовал ее на одну из ролей. Американский кофейник носится по британскому супермаркету в поисках лучшего сорта кофе.

Минерва может кусать себе локти. Одна Мона подходит для работы. Она чертовски хорошо передает американский акцент, правильно?

– Поговорим об этом завтра, – Джорджина указала на часы на каминной полке. – Половина пятого. Я устала, как старая кляча.

«Лучшее из британской старины» – великолепная идея. Благословение Моне. И дорогой Эми, конечно. Обессиленная, она все же прикинула в уме возможность посетить базары в городках, расположенных в нескольких часах езды от Лондона. Если затея удастся, содержимое сундука быстро разойдется. Английская сельская местность обеспечит средства к существованию, а может быть, и весьма безбедное будущее, точно так же, как обогатила ее семью в прошлом.

Одна в комнате, которая была свидетелем их страсти с Ником Элбетом, Джорджина обнаружила, что, как всегда, не может выразить свои чувства словами. Как и множество англичанок ее класса, она прибегла к помощи литературы. «В постели мы смеялись, в постели и рыдали». Самуэль Джонсон написал это в восемнадцатом веке. «Рожденные в кровати, в кровати мы умрем». Не ее. Еще нет. Джорджина стукнула подушкой по половине кровати Ника с такой силой, что швы затрещали, выпустив на волю облако перьев.

Она не собиралась умирать из-за любви к Нику Элбету. Она будет жить и богатеть, и вернет его назад, неважно, что придется сделать для этого и сколько потребуется времени. В любом случае, завтра первым делом она должна сменить замок на входной двери. Мерзавец увез ее ключ.

Тишина окутала дом. Для каждой из этих опустошенных женщин рана, нанесенная Ником Элбетом, запомнится надолго. Она будет болеть и гноиться многие дни и недели. Чтобы излечиться, потребуется долгий срок, если вообще это удастся. Каждая должна найти собственное средство для выздоровления.

Пока Джорджина погружалась в беспокойный сон, прижимая к груди подушку Ника, Мона достала текст кофейной рекламы, данный ей Биллом Нелом для заучивания. Выкинуть Ника Элбета. Самое главное – ее карьера.

Эми Дин свернулась калачиком в положении зародыша, пытаясь облегчить спазмы и немного отдохнуть. Когда боль утихла, и тело наконец расслабилось, она позволила себе думать о Нике Элбете. Эми слышала о мужчинах, доводящих женщин до безумия, мужчинах типа Порфирио Рубероса и Али-хана, но до Ника Элбета не встречала подобных. Мысль о таком исступленном восторге испугала.

Глаза закрылись, и Эми продолжала воображать, что лежит на узкой 'кровати с Ником Элбетом, постель такая же неудобная, как и Лу Хамфриза, но Ник занимается любовью с такой страстью, какой не было у Лу, да и никогда не будет. Простой взгляд Ника гораздо более волнует, чем неуклюжие, жадные руки Лу.

В последний момент, перед тем, как уснуть, Эми увидела себя в объятиях Ника. Он баюкал ее, как малышку, и называл «своим птенчиком». Теплая влага медленно потекла по бедрам. Не глядя, она поняла, что долгожданное свершилось. Ей не хотелось расставаться с прекрасным видением, и еще несколько мгновений Эми ощущала себя в руках Ника. Потом вернулась к реальности, встала и отправилась в ванную.

Она закончит семинар. Вернется в колледж. Обручится с Лу Хамфризом. Все, как планировалось для методичной, продуктивной жизни.