Клейман ШломоУчреждение

Шломо Клейман

Учреждение

Начало этого рассказа переносит нас в те далекие времена, когда никакого Учреждения еще не было и в помине, и к тому событию, с которого, пожалуй, все и началось. И вот мы с вами уже топчемся в самой гуще голодной, разъяренной толпы, на том памятном митинге в пустыне, а с обрывистого возвышения, над толпою, в ее самой сердцевине, Учитель наш в изнеможении и из последних сил хрипит: Друзья, я понимаю, все это вызывает в вас и гнев, и отвращение, но я боюсь, отныне мы еще многие "нельзя" еще не раз услышим, так что к потоку предписаний, спускаемых нам свыше, придется привыкать... Эй сзади там, потише, ну прямо слово не дают сказать... (Толпа ворчливо притихает).

- Итак, продолжим... О женах наших ближних нам строго настрого запрещено мечтать. Отныне лишь свою положено желать. (Взрыв негодования). А что касается питания, так вот, пустые слухи это. И вовсе нам не в наказание, не для того чтоб насолить, а на разумную диету он нас задумал посадить... Нет, не издевательство все это, накладывать запреты на то, чего давно уж нету, с тех пор, как стали истощаться последние припасы... Я понимаю, надоело голодать, я знаю, не дают вам спать воспоминания о пряных ароматах разваренного мяса, о нежных соусах с приправами душистыми... Ну хорошо, готов я замолчать, но если все равно приходится страдать, то лучше уж за принципы его, за истину, и угодить тем самым Господу за все, что сделал для народа...

- Ах, что он сделал... Значит, все забыли...И что он попросту с цепи привычного нам рабства спустил нас в лютую свободу, где только Божие законы, а не плетка фараона вашу звериную природу будут укрощать... Да перестаньте, негодяи, камнями швырять - в меня, вашего Учителя, вождя национального...

- Не слышу... Что ж, я понимаю, меня этим вопросом часто донимают. Как мог я допустить, чтоб дело это зашло так далеко, до положения поистине скандального, как мог я согласиться, чтоб все свелось к убогому, банальному, напыщенному фарсу, блофу, где смысла здравого нет и в помине, чтоб докатились мы до всенародной катастрофы, когда капкан все умертвляющей пустыни захлопнулся за ошалевшей нацией, когда назад дороги нет, и нам исхода никакого нет - мы вынуждены подписать Завет, как акт о безоговорочной капитуляции...

- Вы что же, думаете, я этого всего не видел? Не знал, чем это кончится? А что я мог поделать? Что только я не говорил, как умолял, я говорил ему намного более того, что вы в своей нелепой, ребячьей ненависти бросаете мне теперь в лицо. Я говорил ему:

- О, Господи, нам-то все это зачем? И для чего тебе мы, Господи? Ну вот уедем, а зачем? А то, что в рабстве мы живем, так мы к тому привычные, а ежели подумать, то что дурного в том, да и эпоха-то покамест все еще античная.

- И что с того, что строим пирамиды? Ты прав, работа грубая, физическая. Зато нет в мире пирамиды величественней и более геометрической. И заработки там вполне приличные, по разнарядке, по закону... А что профессия? Профессия отличная, нужная и обществу, и фараону. Правда, с нами он бывает крут подчас, но можно и его понять, стройка важная, и сроки тут, не может же он нас так долго ждать...

- Конечно, травмы производственные, и это есть. Зато какая честь - за дело за святое пострадать. К тому ж за братьев моих родственных всегда я мог похлопотать, как приближенный к цареву двору,

- Зачем же было сердце его ожесточать? Зачем же было все бросать и навсегда надежду потерять когда-нибудь нам слиться с величайшей нацией, в стране древнейшей и красивейшей цивилизации...

- Подумать лишь, сослать сюда, в пустые, гиблые края, где ни еды и ни питья, где ни работы, ни жилья, чтоб вылепить из бреда, забавного и странного, полузабытых дедов мечту фатоморганную, опасную и чуждую, нам непокарманную, и на черта нужную

блажь обетованную...

И чтоб по плану твоему,

Холодному и точному,

По трупам, грязи и дерьму

Победно промаршировать,

Чтоб с кровью навсегда смешать

Реки беспорочные,

Что пока текут себе - медовые, молочные

Да и с какой же стати,

И кто просил, о Господи,

Выбрать из народов

В орду завоевателей

Нас, забытых отпрысков

Трусливых скотоводов,

Лентяев и мечтателей

В солдаты для бесславных

И утомительных походов?

И что взамен ты дал нам?

Он отвечал:

- Свободу.

- Свободу? - я вскричал,

Какую же свободу, когда ты все, что можно было, нам позапрещал?

Вот там, да, да, именно там были мы по настоящему свободны!

Пусть работа каторжная, подневольная,

На солнцепеке,

Но зато потом,

Во всем остальном,

Были мы

Абсолютно вольны,

И от принуждения далеки,

И очень, нет, в самом деле, очень довольны!

Забудь про все правила,

Ешь, что найдется,

Веруй хоть в дьявола,

Спи с кем придется,

Живи с собой мирно и дружно,

Дури себе, нагло зверея,

Что еще для счастья нужно

Древнему еврею?

Помню, бывало, после работы,

(все просто так было и беззаботно!)

Как только божество Ра заходило,

Всплеск -- и мы в водах прохладного Нила,

Стэйк на углях, окорок, чахохбили,

Плавали, ели, пели и пили,

Как было мило! Как кайф мы ловили!

Правда, нас там не очень любили...

Зачем же ты, Боже,

То счастье ничтожное

У нас отобрал?

Зачем нас из рабского рая изгнал?

Зачем сделал так?!

И так сказал Адонай:

Ты, Мойше, дурак,

Или просто устал,

Ну я же тебе столько раз объяснял,

Что все вы, люди, без исключенья,

Хоть и венцы моего творенья,

Правда, к несчастью и огорченью,

Где бы и кем бы там ни были вы,

Дети мои, все вы - рабы,

Рабы либо злых, либо добрых царей,

Любящих жен и любимых детей,

Низменной плоти, высоких страстей,

Старых привычек и новых идей,

Но шанс я единственный вам даровал,

И вас я из дома рабства изъял,

Чтоб дать вам истинную свободу,

Высшую в обществе и природе,

Свободу решить, добровольно притом,

Серьезно подумав, но лучше добром,

Что все вы охотно желаете сами

Навек стать мне, Господу Богу, рабами,

И, значит, с восторгом и облегченьем

Воспримите тут же ограниченья,

Те, что сейчас вам непостижимы,

Так как пути мои и намерения

Для вас пока - неисповедимы.

В награду же я обещаю отдать

Народу безродному, неприкаянному,

(И попробуйте только, паршивцы, не взять!)

Вами непрошенную,

И нежеланную,

Раз уже брошенную,

Непостоянную,

Мною навязанную

Дурь неотвязную,

Мечту окаянную,

Обетованную!

Не хнычь же, ну хватит, послушай совет. Учитель ты им, не лавочник мелкий. Сейчас заключил ты со мною Завет, лучшую в вашей истории сделку, которую будут припоминать тебе раз а год, в пасхальный сэдер. Иди же, там ждут. И не надо вздыхать. Не бойся, Мойшеле, будет бесэдер.

- Так кончил Господь свою речь, оставив меня погруженным в нелегкие размышления, и вот я - перед вами, исполняю его поручение... Постойте, друзья, куда же вы? Прошу вас, остановитесь! Это неповиновение.... Ну постыдитесь! Нет, я этого так не оставлю! Ну подождите же, я вас сейчас догоню, я ведь ваш вождь, я сейчас вас возглавлю...

(Роняет скрижали на каменистую землю. Они разбиваются. Приподняв полы одежд, Моше Рабейну трусцой догоняет поджидающий его Народ).

***

- ... вы слушаете Голос Израиля. Передаем последние известия. Полиции так и не удалось установить личность человека, внезапное и весьма живописное появление которого в Иерусалиме несколько недель тому назад вызвало такое оживление среди жителей столицы и породило столько слухов. Никто его до сих пор не опознал, и нет никаких свидетельств, что он новый репатриант, каким он сам себя считает. Все, что он рассказал о себе, не может, разумеется, быть принятым всерьез, и в особенности его нашумевший рассказ о так называемом Учреждении, и о событиях, начало которых будто бы следует искать в очень отдаленном прошлом, чуть ли не в библейские времена...

Очень отдаленное прошлое, библейские времена. Холмы Иудеи.

Худенький пастушок, подросток, с беспокойством прислушивается к Голосу.

Голос (раздраженно): ... моими, нашептанными по ночам словами, ты будешь, как плетью, хлестать народ недостойный мой, когда он, прельстившись неверными, кривыми, чужими путями, забудет меня, без которого нет места ему под луной.

Пастушок: Это я-то, мальчишка, сопляк, стану их поучать?

Голос: Твоими проклятими выспренными - душу из них я вытрясу, - но различать заставлю - грани добра и зла, - когтями назойливой совести - на сердце спесивом выскребу, - что честно, что нечестиво, - что можно, а что нельзя.

Пастушок: Но почему именно я? Да посмотри-ка сколько их, зычных и речистых, седобородых, статных, видных, голосистых, знатных и ученых, жизнью умудренных, толпою обожаемых, молвою прославляемых, умеющих искусно души направлять, царства и народы учить и наставлять. Да эти станут приручать даже наше вздорное племя непокорное, что безусловно наспех и всем народам насмех вздумал ты избрать!

Голос: И вовсе не наспех. Я все продумал и взвесил. За страсть отравлять все неверием, - въедливым ядом сомнения, - живущую в них споконвека, - не сгинущую никогда, - призвал взойти их первыми - на плаху сотворения - грешного человека - из мыслящего скота.

Пастушок: Да на что они тебе?

Голос: Все пороки их известны мне, хоть и не устаю я поражаться новым мерзостям их. И все же - сквозь бездну поколений - меченое племя, - заразу вызревая - кровью и трудом, - брызнет, будто бы семенем, - осколками вер и учений, - народы растлевая - раскаяньем и стыдом.

Пастушок: Но что ты уготовил мне? С самых малых лет говорил ты со мной. Знал я, что должен буду служить тебе, но почему же ты подождать не хочешь, даже вырасти не даешь? Ну сам посуди, ведь я еще никем не стал, ничто не изучил, я счастлив не был, не страдал, еще не полюбил, не ошибался, не блуждал, не падал, не дурил, не обретал и не терял, да я еще не жил! Давай договоримся, что ты просто пошутил.

Голос: И жены не сможешь ты взять себе, нельзя тебе иметь ни сыновей, ни дочерей, дабы не знать будущие страдания их. Не могу я больше ждать, нужен ты мне сейчас и здесь. А затем, возможно, и в Учреждении.

Пастушок: Учреждение? А это что такое?

Голос: Потом узнаешь. А сейчас смирись и прими судьбу свою, сынок, ибо решил я. Рабом моим быть облеченный, - людям служить обреченный, - нести груз их бед и пороков - за всех и на все времена, - на знание судеб и сроков пожизненно осужденный, народам ты будешь пророком, ибо я - Адонай.

Пастушок: Да меня никто и слушать не будет. И станут все смеяться, ведь молод я, не готовый, не ведаю, где дорога, где топь, где пропасть без дна...

Голос: Иди, не надо бояться, - говори им Божье слово, - признают в мальчишке пророка, - и увидят, что я - Адонай.

Последние дни жизни пророка Иеремии.

Иеремия: Ничего уже не вижу и не слышу. И никому не нужен. Всем надоел своими криками и причитаниями. И все же не могу остановиться. Подумать только, с юных, отроческих лет навязать мне роль провидца и вместо холодной рассудительности и равнодушной созерцательности дать очевидцу грядущих дней, грядущих бед сердце матери бесчисленных детей, столь терпящих от его руки за безрассудства и грехи, незамечаемые у других. Зачем же, Господи, ты сделал так? - спрашивал я его не раз. - Ведь видишь ты - мукам моим нет конца. Смотри, - до края дошел. А он мне свое - Сильнее, чем грозный окрик отца, их жжет материнская боль.

Совсем ослеп и оглох. А ведь я когда-то завидовал им, имеющим глаза - и не видящим, имеющим уши - и не слышащим, прячущимся в тени неведения, где все под сомнением, - к черту, не жаль, - все дело везения - там в неведении, - беспечна безвременья - мирная даль. Но ясность несказанная - мести заказанной, - ясность несказанная - ложных начал, причин и последствий связность доказанная, - и знанье навязанное - множат печаль.

А он мне, мол, глупо быть крепким задним умом и все растолковывать задним числом, ведь души людей поразит навсегда лишь горько оплаканная задолго - беда.

Что ж, мудр, как всегда, всеведущий Господь, и путь свой продолжает возлюбленный народ, и снова на дорогах падают навзничь, и снова над народом свистит Господний бич. И все же любопытно, а о каком это учреждении говорил он тогда? Впрочем, какое это имеет значение, осталось то совсем недолго...

И действительно, осталось уже совсем недолго - до Учреждения...

***

Учреждение

Трое Советников

1- ый: Хоть Бог велик и страшен,

Всесилен, вездесущ,

И все ж не смог без нас Он,

2-ой : Хотя и всемогущ

3- ий: Тогда, когда приходит

К концу Его терпение

В зал: Мы те, кто вас подводит

Под меч и истреблении

3- ий: Мы те, кто по приказу

Нашлет чуму, проказу,

Разбой, опустошение,

Разруху и раздор

2- ой: За Господа забвение,

1-ый: За злоупотребления,

Все: Мы те, кто в исполнение

Приводит приговор!

1-ый: Кто чем живет и дышит,

Не стоит и таиться,

Вас знает, видит, слышит

Небесная полиция

3-ий: Служить мы будем с рвением

Господним интересам,

Вооруженное Учением,

Воинство небесное

1-ый: Кем были, не едино ли,

Вельможа или раб,

Все: Здесь Господу Единому

Мы генеральный штаб!

3-ий: Без сентиментов лишних,

Двусмысленных теорий,

Мы правила распишем

Игры людей в историю

1-ый: Мы можем, Боже, лишь тебя

И чтить и постигать,

На тех, кто там (в зал), хоть и любя,

2-ый: Нам, в целом, наплевать,

3-ий: Пусть боль и страх земных дорог

Там до конца пройдут,

Ведь понемногу,

2- ой: И в итоге,

3- ий: Все мы будем тут,

1-ый: Что столько пережиил мы,

Зачислится за честь,

Все: Всей жизнью заслужили мы

Доверие и честь!

3-ий: Не жди же снисхождения

От бывших соплеменников,

Погрязший в преступлениях

Жестоковыйный сброд

1-ый: Навеки будешь изгнанным,

На плаху Божью призванный,

Себе на горе избранный,

Подопытный народ

3-ий: Готовься же к походу,

Как в Замысле отмечено,

Выправить природу,

Рода человечьего

1-ый: На скотскую породу

С шутовскою короной

Натянем мы намордник

И узду Его Закона!

Иеремия:

Ну, как вам это нравится - только я избавился от жизни той постылой, и вот - Господня милость и тут меня настигла... Нет, вы только подумайте стать с цепи спускаемым на народ мой Божьим псом, добродетельным доносчиком и праведным палачом!

Входят двое Разъясняющих - Добрый и Злой.

Добрый (к Иеремие, сочувственно):

Послушай, почтенный, твое положение

Могу, конечно понять,

Беречь свое стадо от разорения,

И тут - самому разорять?

Но с другой стороны, что же поделать,

Чтобы идти к общей цели,

Кто-то же должен для него делать

Святое черное дело,

Кто-то же должен воплощать,

Подавив порывы и чувства,

Когда решит он вдруг покарать

Когда и кого нужно,

Конечно, он мог бы все делать и сам,

Нет никаких проблем,

(Оглядывается по сторонам, понизив голос, доверительно)

Но что-то уж больно чувствительным стал,

Будь Он благословен,

Что-то уж слишком стал поддаваться,

Нежничать и сострадать,

Стал колебаться и сомневаться,

И не поверишь, - прощать,

(Выпрямившись, с блеском в глазах)

Но мы-то, рабов Его гвардия преданная,

С пламенным сердцем в груди,

Мы не дадим уйти с предначертанного

Им

самим

пути,

Все сломим и скрутим и снова застроим,

В крови,

в слезах,

в огне,

Царство Господне, чего б им не стоило,

На мокрой от крови Земле,

Послушай, почтенный, ты спросишь наверно,

За что же именно ты,

Разве не ты настрадался безмерно

По ту сторону черты?

Разве не прожил для Бога безропотно

Подлое это житье,

Не заслужил ли ты больше, чем кто-то

Мир и небытие?

Но с другой стороны, рассуди по достоинству,

Опыт и знания важны,

А познал ведь ты их ну просто до тонкости,

И такие

нам

нужны.

Не грешил, скажешь ты, ни душой и ни телом,

Но мы с тобой знаем и сами,

Что грязное дело

нужно делать

Чистыми

руками.

(Всматривается в Пророка и, недовольный, делает знак Злому Увещевателю)

Злой (лениво):

Смотри, не упорствуй, брат, не лукавствуй,

Ведь к нам желающих тыщи,

А то угодишь в то самое царство,

Что для не-как-надо-мыслящих,

(Грозно)

Туда, вместе с Господа злыми врагами,

К Отступнику самому,

И если сегодня пойдешь ты не с нами,

То завтра пойдешь к нему,

(Ехидно)

А прохлаждаться там, брат, между прочим,

Совсем нелегко без сноровки,

Жарковато, знаешь ли, что-то уж очень,

Накалена там обстановка,

Да я и врагу пожелать бы не смог

В тех краях очутиться,

Ничего, займемся и этой, дай только срок,

Чертовой оппозицией.

Добрый (останавливает знаком Злого):

Зачем его шлешь к душам тем павшим,

Он ведь им не чета,

Разве не видишь, что он из наших,

Душою всей - наша душа,

(пылко)

Будь с нами, раб Божий, страдалец и странник,

Это ведь твой удел,

А если от дел тех совсем тошно станет,

Вспомни ее, - Цель!

Тошно было все те долгие столетия, пока не нступили Новые времена.

***

Новые времена

Вбегает 1-ый:

Ой, что-то происходит,

что-то происходит...

Все жители небесные,

Томясь от неизвестности,

В трепете и страхе

И в ожидании краха,

Даже в преисподнюю

Готовы опуститься,

Хотя бы там укрыться

От гнева от Господнего!

2-ой: А на кого Он гневается?

1-ый, тыкает пальцем вверх.

2-ой: Неужели на Учреж...? А за что?

Входят 3-ий и 4-ый.

3-ий: Будто сами не знаете.

За то, что вознеслись в беспечном самомнении,

Пьяные от власти, от храмовых курений,

4-ый: От кровяной вони жертвоприношений,

3-ий: Оргий показательных, бесстрастных избиений,

4-ый: От безумных толп бесмыссленных молений,

Внимаемых с насмешливым и злым пренебрежением,

3-ий: За вялое, бездушное глухое нерадение,

С которым исполняются Господние веления,

4-ый: За то, что перестали пророчества сбываться,

3-ий: Убийства и насилие стали окупаться,

4-ый: Награждают праведника мором и кнутом,

3-ий и 4-ый : За то, что на Земле Гомора и Содом!

3-ий: Друзья! Безудержно и самозабвенно правя и помыкая Божьими созданиями, мы развращаем себя и учимся земным мерзостям. А посему

Только полное отделение,

Высших сфер сепаратизм

Оградит нас, без сомнения,

От тлетворного влияния снизу.

4-ый: Богу - небеса,

А Земля - землянам,

Живи отныне сам,

Блудный сын Адама!

Сцена наполняется, реют голубые знамена. Толпа скандирует:

Достаточно, довольно!

Сулить и понукать,

Увещевать, уламывать,

Страшить и ублажать!

Достаточно, довольно!

Следить и принуждать,

Указывать, навязывать,

Вести и направлять!

Достаточно, довольно!

Лишать и воздавать,

Наказывать, одаривать,

Казнить и избавлять!

3-ий: Довольно наглядного воспитания свыше!

Вылезай, Народ, из детских штанишек!

2-ой: Кажется впервые Он

С тех детских дней творения,

Вручил венцу творения

Самоуправление

3-ий: Гнев Господний готов уже отлиться

В новые Заветы и Указы,

Чтоб могли мы как-то защититься

От греховной человеческой заразы

Вбегает мальчишка, разворачивает свиток и зачитывает:

Новости Мироздания!

Чрезвычайное сообщение! Впервые под луной!

Отныне и до следующего указания!

Суд и расправа

Над каждой душой,

Над каждым разумным созданием,

Будет на право

Входа в мир для нее иной,

На ранг и на место

В Царстве Небесном,

Право души на рождение снова

По результатм отбытия срока ее земного

Того, кто был милосердным,

Хотя по Закону жил,

Того, кто не был лицемерным

Хотя добро творил,

Того, кто жил по чести,

По средствам и по совести,

Ждут в Царствие Небесном

Ну, просто райские условия!

1-ый: Ура! Ведь это решение труднейшей из социальных проблем: кто был там ничем, здесь может стать всем!

2-ой: И именно тем когда-то создаст страшнейшую из проблем.

3-ий: А сейчас прослушайте еще одно важное сообщение. Отныне праведники всех народов, а не только Богоизбранного, станут Единому Богу рабами Его признанными.

4-ый: То, о чем мы говорили,

То, о чем каждый мечтал,

Наконец-то сбылось,

Наконец-то свершилось,

Да здравствует

первый в посюстороннем мире

Небесный Интернационал!

1-ый: Давно пора! Хватит, покомандовали,

Въевшиеся в души к нам

Острием занозы,

Все прибравшие к рукам

Души горбоносые,

Привыкшие, что все для них даром, на халяву,

Господа любимчики, цадики картавые

Толпа постепенно расходится.

5-ый: А что же станет с Его народом?

6-ой: Гулять пойдут, родимые,

По свету, на свободу,

Чтобы кострами казнимых

Стать светочем народам,

На долгие века

Придется побыть гонимыми

5-ый: Но для чего?

6-ой: Пока

этого не знает никто,

(Оглядываясь и понижая голос)

Уж очень пути Господние стали неисповедимыми

(И совсем тихо)

А еще говорят, надоело ему

Заниматься делами мирскими,

И передаст их все тому,

Кто стал ему за Сына.

5-ый: А что же будет с бывшими?

6-ой: Что ж, лишними стали бывшие, и всех их с почетом и песнями спровадят на райскую пенсию.

Райская пенсия

Ряд клеток, над ними плакат с надписью: "Рай 2-го класса". В одной из клеток - Иеремия. Вдали - цветные рекламы: "Рай 1-го класса", "Рай для VIP". Вдоль клеток медленно проходят посетители: знатные дамы и господа в роскошных одеждах разных стран и эпох, скучающе заглядывая в Танах и получая беззвучные разъясенния от гида.

Иеремия:

Вот так - из года в год, из века в век, из рода в род, в унизительном бессилии, в ненужности и безделии, знать, что рабы рабов твоих с лихостью и веселием в охоте на детей моих, и нет для них спасения ни в городе, ни в поле, и нету мне безумия, и нету мне забвения... Вот она, какая, - райская моя доля.

***

Так проползли века и тысячелетия, пока не наступили Страшные Времена.

Страшные Времена

Иеремия:

Пропустите меня к Нему, впустите меня. (Прорывается к Престолу, окруженному Советниками). Останови их, Господи, ибо не было такого с начала времен. Приблизился конец наш, дни наши исполнились. Девы и старцы лежат на земле, юноши падают от меча, никто не спасется, никто не уцелеет. Тех, кто были мною вскормлены и выращены, враг мой истребляет. Обесчадил меня меч, а дома - как смерть. Сором и мерзостью сделал Ты нас среди народов. Разинули на нас пасть все враги наши. Ужас и яма, опустошение и разорение - доля наша. Рабы господствуют над нами, и некому избавить нас от руки их. Пришел конец наш. Око мое изливается и не перестает, и нет мне облегчения... Спаси, Господи, остаток народа своего!

Из группы Советников выступает Нацистский Советник:

Да славен будет всемогущий Господь,

Сотворивший Землю и немецкий народ,

Регалии и реликвии

И фюрера великого!

А ты, пророк злочастный, слушай. Разве не вы сами в своих лицемерных молитвах признавали (предъявляет молитвенник в качестве вещественного доказательства), что были вероломными, грабили, злословили, кривили душой, творили зло, беззакония и насилие, клеветали, насмехались и изменяли, беспутничали и преступали, преследовали и упорствовали, вредили, портили и врали, сбивались с пути и предавали. И вот ныне мы, германская колония небесная, шлем на вас нашего фюрера - мессию,

И можете быть совершенно уверенны,

Очистит он Землю от всяческой скверны,

Истребит он и его люди

Вас, как крыс, фарфлюхте юден,

Докажем мы Господу родному нам,

Что только нация цивилизованная,

Чистоплотная и образованная,

Давшая Гете и Бетховена,

И разных прочих, тоже видных,

Решит проблему в окончательном виде,

И другие народы станут бесспорно

Служить нам преданно и с восторгом,

Ибо в орденунге нашем немецком,

Как в самом насущном хлебе,

Нуждаются на Земле,

Но больше всего на Небе.

(Смотрит мнгозначительно в сторону других советников).

Вперед выступает Советский Советник.

Читает по бумажке.

Гениальнейший вождь всех времен и народов

Шлет свой братский привет

Тебе именуемый Господом Богом,

(Всматривается в записку, смотрит наверх, снова в записку, и вздыхает)

Которого, ясно же, нет.

А что касается орденунга,

То мы не против, конечно,

Помочь коллегам, чтоб орденунг,

Для них настал навечно,

Вначале славная армия наша

В точности,

в срок,

по порядку,

Вышлет к нам солдат высшей расы,

В царствие

Безвозвратное,

Взамен же те, что там уцелели,

С праведным педантизмом

Выстроют нам для Высшей Цели

Какие скажут измы,

И тогда , зажатым в стальной кулак,

И братской любовью объятым,

Придется быть счастливым всем подряд,

(Иеремие)

И даже твоим, брат, пархатым.

Делает кому-то знак, и в Престольном Зале звучит хор:

Страны Советской правильные, нужные евреи,

Своей могучей родины верные сыны,

И, претворяя в жизнь и смерть бессмертные идеи,

В семье народов братских очень мы равны.

Советский Советник (делает знак отключить хор):

И станет всем ясно, кому передашь

Власть над белым светом,

Ты, вседающий Господи наш,

(Всматривается в записку, смотрит вверх, снова в записку и вздыхает)

Которого, разумеется, нету.

Слово берет Католический Советник:

Как можешь Ты слушать, Господи,

Этих бесстыжих безбожников,

Что лживыми речами

Играют безумной толпою,

Чтоб завладеть Землею,

А после и Небесами,

Зачем отобрал Ты могущество

У нас, единственно истинных,

Чтущих Тебя, Триединого,

И Сына Твоего единственного?

А ты, великий пророк святой,

Гляди, как этот сброд

Ведет народ твой на убой,

Как бессловесный скот,

(Мнется)

Конечно, и мы сил не жалели

Доставить вам муки безмерные,

Но только затем, чтоб уразумели,

Какая из вер - верная,

А что до тех, кто не осознал

И добрых советов не слушал,

Сжигали мы их живые тела,

Но чтобы спасти их души!

Советский Советник:

А мы, марксисты, - против все же,

Чтоб это нацменьшинство

Полностью было уничтожено,

(подумав)

Хоть и есть, конечно, за что.

Католический Советник: За то, что в души наши вливали

Неувереность и сомнения,

Нацистский Советник: За то, что нашим проклятием стали,

Большевистско- буржуйское племя,

Советский Советник: За то, что хитростью изловчались

Отхватить побольше всего,

Католический Советник: За то, что нашего Бога распяли,

Нацистский Советник: За то, что нам дали его.

Престол, Советники, - все исчезает. Иеремия остается один.

Иеремия:

Ну где ж Твое слово, Господи,

Суд, приговор, совет?

Ни грозы, ни стона, ни горести (задумывается),

А может и впрямь Тебя нет?

В это время к Иеремие подходит некая странная личность и что-то шепчет ему на ухо. Иеремия с любопытством и недоверием осматривает его со всех сторон.

Странная Личность (весело смеется):

Ну от тебя, пророк святой,

Не ждал предвзятости такой,

Ведь знаешь сам, что род людской,

Тебя, меня и нам подобных,

Непонятых и неудобных,

Клеймит насмешливо, жестоко,

И это правило,

Кого шутом, кого пророком,

Но чаще дьяволом,

Любого, между прочим, рода,

Врагом небес, врагом народа,

Веры истинной, свободы,

Антихристом, антиподом,

Анти-чем-то-где-то-в-чем,

Врагом всего людского рода,

А также классовым врагом.

Но говорят, что я к тому ж,

Еще и погубитель душ,

И скупщик их бессовестный,

Богатством, славой и удачей

Готов платить, и много трачу

На эту груду антиквара,

Коллекцию людской вины,

Но вот задача,

Уж чересчур коварным

Должен показаться

Смысл пропасти

Между никчемностью товара

И непомерностью цены.

Вдобавок я же - искуситель,

Совратитель и растлитель

Каких-то истеричных дур,

Хоть из семей приличных,

Не то Тамар иль Маргарит,

Иль как их там,

Что просто нелогично,

Признаться, весь этот бедлам

Не очень злит,

Пожалуй, где-то даже льстит.

Но из-за злых и лживых сплетен

Я растерял всех, с кем дружил,

Таких врагов себе нажил,

Такие головы вскружил,

И так скандально стал приметен,

Что вскорости прослыл

Вселенским духом лжи и зла,

Причем в обличии козла,

Копыта, безобразный хвост, рога,

Вот это, брат, обидно,

Ну, надо же придумать так,

И пялится народ - дурак,

Ты скажешь - мелочи, пустяк,

Но ведь неловко, стыдно,

И незаслуженно,

Ведь даже ты, что так умен,

Хвоста на мне не обнаружив

Был удивлен.

Так стал посмешищем и пугалом,

Все против, все подряд, все заодно,

Все валят на меня, обруганного,

А это пошло, тон дурной,

(Предостерегающе в зал)

И не смешно.

Ты, верно, думаешь, родимый,

Вот дурит, супостат, меня,

Так много дьявольского дыма,

И без огня?

Что ж, было дело, не без того, но началось-то все - с чего?

Да, я был против Плана. При всей ослепительной его безмерности я видел в нем изъяны недостоверности, неопределенности зловещей роли, зависимости всей затеи от рулетки распоясавшейся свободной воли и разыгрываемых в ней небесных и земных путейю.

Да, я был против Плана. Даже упоминания в нем не было о том, чтобы ограничить хоть как-нибудь страдания приручаемой в Земном загоне к урокам Божьего Закона породы мыслящих двуногих, избранной Им среди многих причудливых Его созданий,

рассеянных по Мирозданию,

Ты спросишь, кто осмелится судить

Творение?

Ты спросишь, кто же может против быть

Возникновения?

Ты скажешь, Божие законы

Для Господа не писаны,

Как и для земных ученых

В их опытах над крысами,

Ты скажешь, на него я

Зря клевещу,

Что козни строю,

Хитрю и мщу,

Что говорю от злости

И бессердечия,

А зря, ведь просто

Я - дух ротиворечия,

Против него я потому, что против я всего, противник я всему, в глаза и за глаза, но только, когда другие - за.

Живу в мальчишках строптивых,

В героях и в шутах,

Живу я в женах сварливых,

В диссидентах и дураках,

Чтоб мысль сонную растормошить,

И чтобы смыть всю ржавчину с сознания,

До боли чувства заточить,

Здесь нужен я

Полюс отрицания,

Стареющую душу

Из сладостных помоев самомнения

Вытащу на сушу

Я - дух сомнения,

И неуверенности,

Дух малодушия,

Предохраняю от гниения,

Коросты твердых убеждений,

Слепой послушности,

От мании повиновения,

Аллергии предубеждений,

Синдрома веры простодушной,

Бывает, посещаю мимоходом

Особо трудных пациентов,

И, знаешь, поправляются мои клиенты

По окончании обхода,

Вот, погляди, уже ворочается

Там, на дыбе бессонной ночи

Среди простынь сухих и мятых,

Непроницаемый когда-то,

А ныне - весь с собой в раздоре,

Судья

пред подписаньем приговора,

И мечутся, разодранные в клочья,

Стихи самовлюбленного поэта,

А бравый генерал, всех звавший к бою,

Уже не кажется таким героем,

Растерянно бродя по кабинету,

И опускается рука

С зажатым пистолетом

С виска

Бедняги - игрока,

А этот,

Счастливчик, весельчак,

Везучестью вгонявший всех в тоску,

Внезапно сдавши, просто так,

Подносит пистолет к виску.

А вот - они, особенные,

Редкая особь

Исторических особ,

Очень приспособленных

И на все способных,

Страстью к власти одаренных,

Неизменно непреклонных,

Несгибаемых таких,

Сроду не сдающихся,

Никому, ни при каких,

Даже мне не поддающихся,

И учащих других,

Что и как,

А если что не так,

То почему так нужно,

А главное, что дружно

За собой толпу ведущих

К очень важному,

Зовущих,

Делать что-то там такое,

Очень нужное, большое,

Где-то впереди, вдали,

Или у себя здесь,

В глубине, внутри,

И за это беззаветно

Все отдать, всего себя,

И безответно

Всем пожертвовать

Ради, и во имя

Этого,

Самого,

Светлого,

Святого,

Заветного,

Ведущего дорогою прямою

В дерьмо очередное,

Которое я им готовлю

С особенной любовью,

Чтоб окунуть их с головою

В свое, родное...

Да, мой друг, в глазах людей

Меня все это губит,

Ну что ж, народ ведь - дуралей,

И он меня не любит,

Да и за что меня любить?

Ведь сам не в силах я

Что-нибудь творить,

Что-то путное создать,

И все мои усилия

Только б насолить,

Только б оплевать,

Только зубоскалить

Над святынями готов,

Загадить пьедесталы

Прославленных столпов,

Разъедать основы

Незыблемых основ,

На все это готовы

Мной вооруженные

До коренных зубов,

Пятые колонны

Внутренних врагов

Совести их усыпленной,

Врагов смертельных нарцисизма,

Которого так не терплю

Я - демон скептицизма,

Что Алилую никому не пропою

Даже себе,

Тем более - Ему,

Да Он и не в обиде

На дьявола придворного,

Шута его бесстыдного,

Кто прихоти его,

Даже очень спорные,

Исполнял с такой проворностью,

Что репутацию свою,

И так-то незавидную,

Совсем уж подорвал,

Когда огласку получило

Дело Иова,

Мученика святого,

Безобидного,

А между тем,

Я лишь приказы исполнял,

Послушно,

По малодушию,

Но кто сегодня станет слушать,

Кто их отдавал?

Так кончилась моя карьера,

Я был Им сослан

На периферию,

Не то заведующим,

Не то премьером,

Самого сомнительного заведения

Во всей Его Империи,

Наследство грозного когда-то

Учреждения,

В котором ты служил, мой друг,

В то время,

И вот - концлагерь бесконечного размера

Для душ дурного поведения

Был отдан мне Им

В вечное владение.

За службу беззаветную,

Бесцельную тяжбу,

За дружбу безответную,

За честную вражду,

Вот она, награда

Стать владыкою великим

И исчадьем Ада,

Мишенью для искусных

Стрел карикатуры,

Плодом злым их искусства

И литературы.

Ну вот, и расстроился я, как всегда, как вспоминаются мне те года. Пора идти, мой друг, пора...

Странная личность и Иеремия подходят к двери, над которой табличка с надписью: "Ад. Посторонним вход запрещен". У двери дремлет стражник. Завидев путников, он открывает дверь и просовывает в нее голову. Изнутри начинают доноситься стоны и вопли. Странная личность делает знак стражнику. Стражник снова приоткрывает дверь и снова просовывает в нее голову. Стоны и вопли прекращаются. Иеремия и Странная личность проходят в помещение.

Внутри - просторный зал, весь заставленный койками. На койках - люди, в весьма плачевном состоянии. Между койками снуют черти и ведьмы в белых халатах с красными Маген Давидами, разнося на подносах какие-то снадобья. Наверху - транспорант: "Лагерь для перемещенных душ. Добро пожаловать!".

Странная личность водит Иеремию по помещению и дает разъяснения:

Видишь ли, друг мой, люди стали добиваться таких поразительных успехов в этой войне, что наши службы просто не успевают готовить помещения для новоприбывших. А те, что есть, немедленно захватываются военными душами. Многие по протекции устраиваются, через своих Советников. Вот Он и попросил меня, по секрету от Советников, помочь вашему брату, которого и здесь гонят отовсюду. Конечно, место это - не санаторий, не для того предназначенно, но делаем, что можем. (Подходят к койке, на которой сидит старик). А вот и тот, кто попросил привести тебя сюда, как только стало известно, что ты вырвался из райских клеток.

Старик (Иеремие):

Только ты сможешь убедить Его, только тебя Он послушает. Если Он не пошлет Мессию-избавителя сейчас же, то потом уже можно не торопиться, потом это уже не нужен будет никому.

Иеремия:

Он ничего не слышет, ничего не хочет слышать. (Странной личночти): Позволь мне остаться здесь, с ними, помогать буду.

Странная личность:

Буду только рад, друг мой, а то мои ребята просто с ног валятся. Ведь делают они здесь все это добровольно, после основной работы. А там, поверишь ли, устают они, как черти, ведь рабочие условия у нас, не поверишь, - просто адские...

***

Прошло еще много лет, пока Он не вспомнил, наконец, о своем пророке.

Голос (Иеремие):

Я призвал тебя к себе, чтобы был ты со мной в эти дни, когда я иду исполнить все, что говорил тебе тогда. Помнишь, ты кричал это им, и слово мое обратилось тебе тогда в поношение и ежедневное посмеяние. Ибо возвращаю я их в страну их, которую отдал я отцам их. Вот, веду я их из Страны Северной, куда я изгнал их за грехи отцов их.

Страна Северная

Плач новых репатриантов из Страны Северной

Мы жили припеваючи, беды не ожидаючи,

В родной России, в Латвии, в Бурятии своей,

Диссертации защищючи, все где-то доставаючи,

Жил-был, преуспеваючи, заслуженный еврей,

Он жил преуспеваючи, систему порицаючи

На кухне жарким шепотом в дискуссиях с женорй,

Окуджаву напиваючи и в меру напиваючись,

Ругаючи во всю родной тоталитарный строй,

Свой строй родной ругаючи, культурно расцветаючи

С бардами опальными, с гитарою хмельной,

Фамилии меняючи, на девках постигаючи,

Как с Интернационалом воспрянет род людской.

Плач 1-ой группы (пиджаки и галстуки)

Мы были инженерами, ученными серьезными,

Того изобретая, что вам и не понять,

Статьи и книги наводняя равенствами сложными,

Мы брались и Америку догнать и перегнать,

Как рвались в кандидаты мы, потом в лауреаты мы,

С искусством акробатов, забыв покой и лень,

Чтоб как-то подкормившись ученными зарплатами,

Науку приподнять бы нам на новую ступень

Плач 2-ой группы (галстук-бабочки и береты)

Мы были пианистами, певцами , портретистами,

Поэтами, артистами, ну в общем, - соль эемли,

И сотрясая люстры в залах верхними регистрами,

Искусство мы народу торговали, как могли,

Плач 3-ой группы (одеты скромно)

Мы были там завсладами, завснабами, завмагами,

Кормильцами обкомов и ОБХСС,

И сотворяя чудеса, мы были просто магами,

Нам жизнь была наукой и искусством, как не сесть

Плач 4-ой группы (кожанки и френчи)

Мы были замполитами, потом космополитами,

Которых заклеймили мы за лживый менделизм,

Который мы явили, как агенты недобитые,

Которых добивали мы, как сионистских крыс

Всеобщий плач

Мы все, что надо строили, и все, как надо, рушили,

Нам скажут , мы -- да здравствует!, а велят, так -- долой!

Себя клеймить готовы мы, как гадов и двурушников,

Что сало русское жуют, а в лес глядят чужой,

Во всем мы были верными и всюду лезли первыми,

Всегда необходимые, без нас не обойтись,

И в буднях пятилеток в битвах с правыми и с левыми,

За недоперестроенный в боях капитализм,

Страны могучей правильные, нужные евреи,

Своей неверной родины верные сыны,

И претворяя в жизнь и в смерть бессмертные идеи,

Семье народов братских были очень мы нужны

Голос:

Слепой и хромой, беременная и роженница, - великий сонм возвращается сюда. Я собираю остаток стада моего из Страны Северной и возвращаю их во дворы их.

Новые репатрианты:

Но сдвинулось вдруг что-то, и будто свыше кто-то

Встряхнул, не разъясняя, что и как,

И разрывая узы привычности и дружбы,

Мы покидали тонущий и стонущий соцлаг,

И с кровью разрывая, навеки оставляя,

Не находя при расставаньи слов,

Мы приползли , смиряясь, трусливо озираясь,

В страну своих непрошенных, неузнанных отцов

Голос:

Я напою душу утомленную и насыщу всякую душу скорбящую. Они пошли со слезами, а я веду их утешением и буду охранять их, как стадо свое, и буду наблюдать за ними, созидая и насаждая. И вот, уже приходят они и радуются, и душа их, как напоенный водою сад. Смотри, девушки веселятся в танце, и юноши и старцы вместе. И изменяется их печаль на радость, и утешаю их, и радую их после скорби их, и народ мой насытится благами моими. И уже слышны в горах Иудейских и на улицах Иерусалима голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты...

Новые репатрианты

Смешение языков и наречий,

Обычаи, еда, питье -- не те,

Не матюкнуться нам по человечьи,

Мы спикаем на дьявольской сафе (сафа -- язык на иврите)

Ох, как же тяжело среди евреев,

Ну и народ, нор вус же кенмин тин (что же можно поделать -- идиш)

Что ж, идэлех (еврейчики -- идиш), нам все таки роднее

Жить кмо руссим бэ медина шел иеудим (русскими в стране еврееа -иврит)

Советник по истории:

А скоро ли сбудется сказанное, и перекуют народы мечи на орала, и разучатся воевать, и барс с ягненком, и волк с козленком будут рядом лежать, как ни в чем ни бывало, и прочее, и прочее...

Странная личность:

Прекрасное пророчество, только топору палача еще поработать немало над его воплощением... Прошу, однако, прощения, что плюнул дегтем в вашу бочку слюняво- приторного меда, что делать, такова моя природа.

Советник по науке:

Но для чего все это?

И что потом?

Конец ли света?

Конец времен?

Конец истории?

Или величие момента

Разрешения спора,

Древнего, как Бог, пари,

Но кто в жюри?

Кому награда?

Советник по социологии:

А может быть, это конец

Блестящего эксперимента

Под наблюдением контролеров строгих,

Торжественность победного парада

Крыс подопытных двуногих,

Доказавших все, что надо?

Странная личность:

От которых и следа не останется

После Страшного Суда

Заключительного Заседания.

Советник по социологии:

Или, напротив, безмятежное существование

В Земном вольере,

В единстве вечном с Ним,

И для наглядного примера

Экспериментаторам другим?

Советник по философии:

Но в чем же смысл этого, что это означало?

Советник по науке:

А может, это лишь начало

Комплектования экипажа

Межзвездного ковчега Ноева

Из сброда разномастного

Народов параноидных,

Которых по каютам стран

Рассадит Высший Капитан,

Ножи, пистоли и кастеты

Будут отбираться

У братвы отпетой,

Чтобы не дать им передраться,

Прежде чем уйти

По волнам Млечного пути

На переполненной планете

Из ставших столь опасными

Яслей Солнечной Системы

С какими-то неясными

Целями и назначениями,

Странная личность:

Решая грустную пробдему,

Как не захлебнуться

Собственными испражнениями.

Советник по философии:

Но разве есть спасение

В мире охлаждающемся,

В мире обнажающемся

И освобождающемся

От иллюзий, грез,

В мире умирающих,

Невесело моргающих,

Вечно убегающих

Друг от друга звезд...

Голос:

Вы, как дети, едва начав книгу читать, хотите в конец заглянуть. Напрасно, даже если это удасться, не дано вам концовку понять, пока не пройдете - весь путь.

Советник по философии:

А если совсем нет ни смысла, ни цели,

И умысла нет, у руля - никого,

Разумная слизь укрывается в щелях

Лишь потому что, но ни для чего

Советник по психологии:

А стоит ли вправду услышать нам правду всю,

Видя, как гнется, как крошится лед,

И враз приступить, свирепея для храбрости:

Так кто же ты есть, господин Господь?

Юридический Советник:

Имеешь ли ты, господин, доказательства,

А также свидетельства в пользу того,

Что ты-то и есть-то тот самый создатель всего,

Создавший все сущее из ничего?

Советник по науке: Так ты ли когда-то ни в чем неповинную

Точку - Вселенную вклочь разорвал?

Советник по психологии: Что было то - умысел, злость безпричинная?

Советник по истории: Кому же ты бомбу ту предназначал?

Советник по философии: Да ты ли стоял у начала начал?

Советник по науке:

Народ, сомневаясь в преданьях старинных, немало нам новых преданий создал. Вот одно из них.

Баллада о сотворении мира.

Вначале был конец бесчисленных попыток решить задачу. Тут кто-то подошел: - Послушайте, - сказал,- я понял, кажется, причину неудачи, - и показал. - Теперь все ясно, - все признали, - как раньше мы не догадались. Ну что ж, начнем сначала. Давай включать. - Послушайте, а вдруг это опасно, а вдруг оно взорвется? - спросил другой. Все рассмеялись. - Ну этому всегда неймется, умник, видите ль, такой. Давно всем надоел, к тому ж пора домой, а дома столько дел. - Ну ладно, будем закругляться, обычный ведь эксперимент. Давай включать, успеем выключить в критический момент. Но не успели. Все стало вдруг стремительно вращаться, сначала физики, приборы, стены, небо, затем моря, дороги, города, планеты, звезды, - все всасывалось в безмерную, обрушивающуюся саму в себя воронку,

В черное нутро прожорливой дыры,

Затем захлопнувшейся

В жалкий, усыхающий комочек,

Пока все сущее не обратилось в точку.

И точка эта чуть-чуть поколебалась

И взорвалась.

Взорвалась,

Разбрызгивая в стороны

Раскаленные, стремительно растущие новые миры,

И только через милиарды лет

С той роковой поры

Какие-то создания,

На зеленеющих поверхностях планет,

Неясно как возникшие

На остывающих осколках мироздания,

Пугливо стали озираться

В недоумении,

Пытаясь разобраться,

Как они здесь очутились,

В столь интересном положении,

И что же все-таки случилось,

Кто их создал и для чего,

В чем смысл этого всего,

И где причина всех причин,

И в чем начало всех начал,

Но ни один из них не знал,

Что правильный ответ - один,

Хоть и не тот, что подчеркнет

Торжественность момента:

В начале был просчет

В эксперементе.

Исследователь, соображай:

Материю не раздражай,

Семь раз в начале просчитай,

Потом включай.

Идеологический Советник:

Нет, право же, Господи, те непрощаемы,

Кто шутит над самой основой основ,

Начавши свободою слова, кончаем мы

Свободою дерзких, разнузданных слов

Голос:

Свободою все они переболеют,

Скромность приходит лишь в зрелые дни,

Дети всегда поначалу наглеют,

Гораздо позднее взрослеют они

Социальный Советник:

На Земле давно уже стыдно, зазорно

Сладостно верить и преданно врать,

И для нас это вздорно - мыслить покорно,

Ведь право бесспорное - право знать

Философский Советник:

Нам бы хоть ближайший

Предел или порог,

Маяк во мгле, пусть дальше

Бессмыслица дорог,

Нам бы хоть подсказку,

След или намек,

Чтоб вылепил догадку

Смекалистый пророк,

Свой путь хоть чуть нам приоткрой,

О Господи, не будь к нам слишком строг!

Голос:

Заблеяло стадо, почуяв неладное,

Внюхиваясь в туман,

Глядя устало в даль непроглядную,

Затосковал капитан,

Мечутся в бешенстве лошади белые,

В кровь искусав удила,

Со звонким веселием, в смертной истерике

Бьются колокола,

Дух растревоженный, мысль расторможена,

Что ж, подросла детвора,

Воля стреножена, боги низложены,

Значит, и вправду, - пора.

Хорошо, пусть будет по вашему. Слушайте же. И будет, что ...

Иеремия: Отпусти меня на Землю, Господи!

Все переглядываются. По правде говоря, об Иеремие давно уже забыли. Да и он, признаться, все это время не обращал ни на кого внимания, бродил в стороне и о чем то углубленно размышлял. И вот, будто решившись наконец, он вот таким неожиданным образом и прервал нашу беседу.

Иеремия:

Жил ли я вообще, Господи? С малых лет Ты взял меня к себе в услужение, и служил я тебе верно, хоть и не спешил быть пастырем у Тебя, Ты это знаешь. Не бери себе жены, говорил Ты мне, и пусть не будет у тебя ни сыновей, ни дочерей. И в этом послушал я Тебя. Но для чего же вышел я из утробы матери моей? Только чтобы видеть труды и скорби? Чтобы я спорил и ссорился со всей Землею? Чтобы каждый издевался надо мной, и чтобы каждый день был я в посмеянии? Сколько раз, думал я, не буду напоминать им о Тебе, не буду говорить им во имя Твое, ибо Ты знаешь, только ради Тебя нес я поругание. Но было в сердце моем как бы горящий огонь, как бы огонь в костях моих, и я истомился, удерживая его, - и не мог. Теперь же, когда исполняется обещанное Тобою, я хочу быть с ними, с детьми моими, и быть, как каждый из них. Отпусти меня, Господи!

После короткого совещания слово берет Советник по науке. Говорит в академической манере.

Пророк почтенный! Тебе, конечно же известно,

Что наше Царствие Небесное

Держится на отдалении

В (n+1) - ом измерении

От мира грешного Земного,

Трехмерного в своей основе,

С ним пересечения

Не имея никакого.

Возьмем, к примеру, их законы,

При Творении учрежденные,

Для физических явлений,

Всевозможных излучений,

Тел взаимных притяжений,

Квантов, кварков, уравнений,

Волновых распределений,

И прочих вычурных учений,

Не имеющих решительно

Ни малейшего значения

В нашей сфере безразмерной,

Невесомой, с беспримерной

Скоростью распространения

Мысли, духа,

В мир материи гниющей, скоротечной,

И которой нет и духа

В нашем крае

Ненормально вечном.

Следовательно, твое возникновение,

Наш любезный подопечный,

На Земле твоей пленительной

В виде тела дополнительного

Является в основе

Грубым нарушением

Закона сохранения

Самого святого

Во всех известных измерениях,

Что без всякого сомнения

Недопустимо

По определению,

И нас подводит к заключению,

Пророк родимый,

Что твое прошение,

На первый взгляд невинное,

На деле нагло и безбожно

И научно невозможно.

Юридический Советник (примирительно):

Но допустим, что все же,

Мученик Божий,

То, что ты просишь,

Все же возможно,

И мудрый создатель,

Мира законный

Законодатель,

Благий и вечный,

И всемогущий,

В силах, конечно,

Рушить законы

Самые сущие,

Просто, свободно,

Все, что угодно,

Без исключения,

Даже священные,

Даже такой,

Как закон сохранения,

Имеющий опытное

Подтверждение,

Чтимый учеными

И населением.

И докажет, что Он то

Не в состоянии

Блюсти свой порядок

В своем мироздании,

Что противоречит

Предположению,

Что Бог всемогущ

По определению.

И то, что ты просишь,

Брат мой сердечный,

Хотя и возможно,

В целом, конечно,

С точки зрения

Типично физической,

С другой стороны,

В аспекте критическом,

И философски - аналитическом,

Несостоятельно

Юридически.

Психологический Советник (проникновенно):

Тебя нетрудно, друг мой, понять,

Кому из нас не хотелось бежать,

Не мечталось подчас

Еще хоть раз,

Еще немного

Пройти свой путь

По тем дорогам

На Земле той прелестной, далекой и грешной,

Которую любим мы так безутешно,

Вдохнуть, услышать и ощутить,

Коснуться, увидеть, глотнуть и вкусить,

Пять чувств позабытых и очень родных,

Взамен надоевших шестых и седьмых,

И хоть вознеслись наши души сюда,

Оставили там мы свои сердца,

И то, что ты чувствуешь, - неудивительно,

И то что ты просишь, друг мой, - простительно,

И в нашей небесной психиатрии

Зовется припадком земной ностальгии,

Что может быть, кстати,

Довольно заразным,

И даже опасным

Для окружающих праведных душ,

Так что забудь-ка ты лучше

Всю эту чушь,

Брось этот бред и смешные химеры,

Тон агрессивный, дурные манеры,

А то ведь, гляди, угодишь

Под репресивные,

На многих проверенные

Передовые лечебные меры.

Идеологический Советник (иронически):

Ну сам посуди, ну, прибудешь туда,

В город, которым ты бредил всегда,

В твой разлюбезный, в твой милый Сион,

Ставший ловушкой с тех вещих времен,

Опасным капканом, наживкой с крючком,

Прости меня, друг, за насмешливый тон,

Но больно наивен ты, просто смешен,

Ну сам посуди, ну куда ты пойдешь,

Кому ты там нужен, музейная вошь,

Кто ждет тебя там, экспонат экзотический

С выставки монстров доисторических,

Что сможешь сказать им, чужим и скептическим,

Детям твоим повзрослевшим,

Что сможет понять твой ум одряхлевший,

Ум архаический,

Находка ожившая археологическая,

У них, ошалевших,

У них, озверевших

От взрыва прогресса научно - технического.

Как сможешь ты, такой непрактичный,

Не плюхнуться в лужу грехов симпатичных,

Навек уступив завидное место

Рядом с подножием Высшего Кресла,

Награду за жизнь твою распроклятую,

Что отдал за Господа ты без остатку.

Конечно, и здесь есть свои недостатки,

Ошибки отдельные и неполадки.

По правде сказать, наломали нам дров

Вражьи агенты различных сортов,

Втершись в святая святых Учреждения

Под видом народных вождей и отцов,

Навек нас убили в общественом мнении,

Но мы ведь добились их устранения,

Теперь же, ты видишь, век управления

Ученых, философов и мудрецов,

Век просвещенный, открытый и бойкий,

Век реформ и перестройки,

Так стоит ли быть обозленным и хмурым

И маяться их эмигрантской дурью?

После короткого совещания слово берет Секретарь:

Внимание,

Объявляется решение

По делу о прошении

Заслуженного ветерана

Известного вам Учреждения

На посещение

Им Родины священной,

А также исторической.

Итак, заслушав соображения

Научно - политические,

И взяв в расчет, что он, проситель,

Допущен к тайнам

Внепространственно - космическим,

И потусторонне - стратегическим,

Пришли мы к заключению,

Что просьба эта неэтична,

Нетактична,

И просто безобразна,

Что вынуждает нас признать

Предпологаемый визит

Нецелесообразным.

А в назидание другим,

Чтоб было неповадно,

И ясно, как это напрасно,

И не потворствовать капризам,

Дурных примеров чтоб не подавать,

Решили мы единогласно

В визе на вторую жизнь

Тебе, пророк злочастный,

Отказать.

Иеремия:

Будь проклят человек который принес весть отцу моему и сказал: У тебя родился сын - и тем обрадовал его. Будь проклят этот человек за то, что не убил меня в самой утробе, так чтобы мать была мне гробом. А ты, кто повел меня, и ввел во тьму, а не в свет, ты, измозживший плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои, огородил меня и обложил горечью и тяготою, отяготил оковы мои, задержал молитву мою, каменьями преградил дороги мои, ты стал для меня, как медведь в засаде, как лев в укрытии, растерзал меня, натянул лук свой и поставил мишенью для стрел, пресытил меня горечью, напоил меня полынью, покрыл меня пеплом и удалил мир от души моей, для меня ты больше не свет и не свят, так будь же и ты стократ про...

Мнговенно все исчезает, и наступает полная темнота и тишина. Через некоторое время возникает голос Иеремии:

Вокруг чернота и безмолвие. Никого и ничего, пустота. Значит, опять яма. Как и тогда, когда по приказу царя Иудейского опустили меня на веревках в яму глубокую, и была в ней только чернота и мокрая грязь. Но тогда помнил Он обо мне. Я же о нем никогда не забывал. Отца и мать плохо помню, ибо был Он мне и отцом, и матерью. Он образовал меня во чреве и познал меня прежде, чем я вышел из утробы. Он вложил слова свои в уста мои и поставил пророком над народами, когда я был еще мальчишкой, - против царей Иуды, против князей его, против священников его и против народа земли той. Не бойся, - говорил Он мне, - ибо Я с тобой, чтобы избавлять тебя. И когда повергли мою жизнь в яму, и забросали меня камнями, и не стало уже сил вынести, и я вскричал Погиб я! - и призывал имя Твое, Господи, из ямы глубокой, и Он услышал голос мой из ямы глубокой и сказал - Не бойся. И было слово Его в радость и веселие сердца моего, ибо имя Твое было наречено на мне, Господи. И когда царь Иудейский читал свиток, а в том свитке записал я все слова, сказанные мне Им, и когда царь Иудейский каждый раз отрезал ножом по кусочку свитка с прочитанной строкой и бросал их раз за разом на огонь в жаровне, и тогда явился Он ко мне, утешил и повелел написать другой, такой же свиток, а царя покарал. А ведь с радостью должен был я нести иго Его, с радостью должен был подставлять ланиту бьющему ее и пресыщаться поношениями, ибо был Он силой моей, крепостью моей и прибежищем моим в день скорби, ибо Бог есть истина, Он сотворил Землю силою своею, утвердил Вселенную мудростью своею и разумом своим распростер небеса...

Некоторое время еще длится темнота и безмолвие. А потом будто бы все взрывается - залитые солнцем улицы Иерусалима, шумная, многоцветная толпа прохожих, магазины, рекламы, а посреди улицы, растопырив руки, стоит Иеремия, в чем мать родила, и кричит надорванным криком заглотнувшего свой первый глоток воздуха взрослого ребенка. Скрип тормозов, гудки машин, ругань водителей, хихиканье прохожих, все скапливаются вокруг Иеремии. Шум постепенно затихает. Толпа и Иеремия, сообразивший, наконец, прикрыться руками, насторожено и с любопытством разглядывают друг друга. К толпе подходит полицейский.