"Огненный цикл" - читать интересную книгу автора (Клемент Хол)

14. Биология; социология

Снова и снова проносился Абьермен по своей почти кометной орбите, и все ближе придвигался Тиир к своему пылающему хозяину. Постепенно на Абьермене становилось жарче. Для аборигенов это обстоятельство почти не имело значения; температура еще не достигла того уровня, когда начинают активизироваться бактерии, наполняющие атмосферу окислами азота. А пока этого не случилось, народу Дара было безразлично, кипят или замерзают океаны на их планете.

Не мешала температура и земным ученым. Большинство из них с самого начала одели сложные защитные костюмы, которые практически обеспечивали им воздушное кондиционирование. Но они знали, что вскоре им понадобятся более серьезные средства защиты. Эксперименты, которые они проводили, причем не только на микроорганизмах, но и на представителях животного и растительного мира, подготовили их.

Крюгера вполне устраивал ход событий. Его друг был, очевидно, полностью поглощен добыванием знаний у пришельцев с Земли. Нильс не всегда мог держаться с ним наравне, но юношу это больше не беспокоило. Ясно одно: Дар Лан Ан уже накопил гораздо больше информации, чем сможет передать Учителям до конца своей жизни. И у него не будет иного выбора, ему придется остаться в убежище под ледяной шапкой, когда придет время закрыть его наглухо, а это означает, что по логике вещей он автоматически станет Учителем.

Иногда Крюгера мучили угрызения совести; он раздумывал, не честнее ли прямо сказать Дару, что повлечет за собой его пребывание у землян. Но всякий раз, когда он думал об этом, ему удавалось убедить себя, что Дар достаточно взрослый и сам должен отвечать за свои поступки.

Но все равно было бы, пожалуй, лучше, если бы Нильс сказал правду.

Конечно, ученые могли продолжать работу и в «горячий» период Абьермена, но работать им было значительно труднее. Поэтому они стремились собрать основные сведения о планете до наступления Перемены. Дар, как мог, внимательно наблюдал за всем, что происходит. Крюгер же, став свидетелем одного биологического эксперимента, растерял весь свой энтузиазм.

Эксперимент был поставлен после того, как ученым удалось обнаружить эффект цепной реакции на местных бактериях под воздействием тепла. Пол в герметической камере покрыли слоем почвы, взятой с планеты, и в камеру запустили несколько мелких животных. (Дар и Крюгер видели таких в кратере.) Там же посадили и кое-какие местные растения — биологи стремились воспроизвести в миниатюре природу Абьермена. Затем температуру в камере стали повышать — постепенно, чтобы по возможности избежать теплового шока, который осложнил бы картину.

Камера была достаточно хорошо изолирована, так что пар не осаждался на стенках, и можно было беспрепятственно наблюдать за тем, что происходит внутри. Неожиданно стрелка одного из приборов поползла вверх.

Это был простой гальванометр, но он был последовательно соединен с омическим сопротивлением, состоящим из маленького пузырька с водой, помещенного в камере. Сопротивление воды падало, и все понимали — почему. Через несколько секунд воздух в камере стал красновато-коричневым — это принялись за работу микроорганизмы. Под воздействием окислов азота вся вода, сохранившаяся в жидком состоянии, окислилась, и глазам наблюдателей предстала поистине драматическая картина.

Животные в камере больше не двигались и только неловко ворочали головами. Они слегка отодвинулись друг от друга и перестали грызть растения. В течение нескольких секунд объекты эксперимента и сами экспериментаторы пребывали в неподвижности; напряжение нарастало.

Затем самый крупный из зверьков рухнул на бок; прошло мгновение — и попадали остальные. Крюгер украдкой взглянул на Дара, но тот этого не заметил. Он неотрывно глядел на камеру. Юноша вновь взглянул на животных и вдруг почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Крошечные создания теряли форму, превращаясь в лужицы протоплазмы. Лужицы эти были строго обособлены даже там, где два зверька упали совсем рядом. Слабое дрожание почудилось ему внутри студенистых холмиков, и тут желудок Крюгера не выдержал. Не помня себя, Нильс рысью помчался к дверям.

На Дара эта картина, видимо, не произвела такого впечатления. Во всяком случае, он оставался у камеры в течение последующего получаса, и за это время каждая лужица превратилась в десятки маленьких червеобразных тварей, ничем не напоминавших животных, из тел которых они сформировались. Они ползали по камере, и было совершенно очевидно, что они не нуждались ни в чьих заботах.

Растения тоже изменились, хотя и по-другому. Листья самых крупных опали, а стволы съежились. Сначала наблюдатели решили, что из-за высокой температуры вся растительность погибла, но оказалось, что это не так. На иссохших стволах появились сотни крошечных шишечек. Они постепенно набухали и в конце концов опали дождем шариков. Все это заняло несколько минут.

Растения, похожие на травы, просто увяли, но на их месте тут же выросли новые. Менее часа потребовалось, чтобы превратить участок привычного мира в нечто совершенно чуждое и никому не известное, даже Дар Лан Ану.

— Так вот как это происходит! — выдохнул наконец кто-то из наблюдателей.

В отличие от Крюгера никто из биологов не испытывал неприятных ощущений при этом зрелище. Правда, никто из них не был так привязан к Дару.

— Если у них это единственный способ размножения, — проговорил один из биологов, — из каждой особи должна получаться целая куча новых. Представляю себе, как выглядит население планеты сразу же после смены периодов!

— Все это так, — возразил другой, — но тут есть маленькая загвоздка. Сейчас как раз канун смены, а живности вокруг полно — и хищников, и травоядных — да и растительность вполне свежая. Трудно поверить, чтобы у них не было другого способа воспроизводства.

— Может, численность особей уравновешивается продолжительностью каждого периода? Если нынешняя пропорция является нормой, то это просто означает, что к концу периода выживает примерно одна особь из пятидесяти.

— А период длится примерно сорок земных лет. Я не представляю себе, чтобы за это время могло уцелеть столько диких животных. Мы ведь знаем, что потребляют они примерно столько же, сколько равные им по весу животные на Земле. Что ты на это скажешь, Дар? Бывает так, чтобы в разгар вашего периода жизни появлялись новые животные?

— Конечно, — отозвался абориген. — Любая часть животного разрастается в целую особь, если эта часть достаточно велика. Во всяком случае, так обстоит дело с животными, которых мы употребляем в пищу; с этой целью мы всегда оставляем кусочки убитых зверей. Разве с вашими животными это не так?

— Гм. На Земле есть животные, способные к регенерации, но они весьма примитивные. Выходит, на вашей планете нет насильственной смерти?

— Почему же, некоторые хищники, например, не оставляют от добычи достаточно больших кусков, из которых могло бы вырасти новое существо. Кроме того, бывают случаи, когда животные гибнут от голода или тонут… Хотя голодная смерть наступает не сразу, — животное должно исхудать до такой степени, что жить дальше ему невозможно.

Один из ученых задумчиво поглядел на свою правую руку с обрубками вместо двух пальцев — память о несчастном случае в детстве.

— Позволь задать тебе глупый вопрос, Дар. А твой народ обладает подобной способностью к регенерации?

— Не понимаю, что здесь глупого. Да, мы обладаем такой способностью; впрочем, в цивилизованном обществе особой нужды в этом нет. Но время от времени жертве крушения планера или чего-либо в этом роде приходится отращивать себе новую руку или ногу.

— Или голову?

— Ну, это другое дело. Если характер повреждения таков, что нарушаются естественные жизненные процессы, ткани как бы возвращаются к самому «началу» и преобразуются в совершенно новый организм. А индивидуум, конечно, погибает. Но, как я уже сказал, это происходит редко.

Биологи и не чаяли найти объяснение этому удивительному явлению. Не мудрено, что оно их так обрадовало. Впрочем, чтобы получить исчерпывающие ответы на все вопросы, потребовалось несколько недель работы с применением всех средств, которые мог предоставить им «Альфард». Рихтер, руководитель группы, не преминул воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы доложить о результатах командиру Берку. Берк прибыл специально для того, чтобы обсудить эти результаты; он был встревожен.

— Этот народец меня немного беспокоит, Рихтер, — начал он. — Как вам известно, каждого командира корабля, покидающего Землю, подробно инструктируют относительно опасностей, связанных с привнесением новых видов животных в иную среду. Нам рассказывают о кроликах в Австралии и о японских жуках в Северной Америке, рассказывают долго и нудно, пока нас не начинает тошнить от всей этой экологии. Мне представляется, что здесь мы столкнулись с расой, которая может оказаться серьезным соперником человечества, если все, что мне рассказали о народе Дар Лан Ана, соответствует истине.

— Надеюсь, вы прочли наш отчет относительно регенерации? Я готов признать, что в некоторых отношениях этот народ действительно весьма примечателен, но я не разделяю вашего мнения о его опасности для человечества.

— А почему бы и нет? Разве они не укладываются в схему, о которой нам столько твердили: существо попадает в новую среду, где у него нет естественных врагов и где оно может бесконтрольно размножаться? Этот народ поглотил бы человечество в несколько лет.

— Не могу с этим согласиться. У народа Дара те же естественные враги, что и у людей. Ему угрожают хищники и всякого рода заболевания. По словам Дара, они болеют, и часто.

— И все-таки самым смертоносным врагом этой расы является высокая температура. А что будет, если они утвердятся на Земле, или на Танно, или на Гекле, или в других мирах, которые мы с вами можем не задумываясь перечислить? Там они станут практически бессмертны!

— Это верно, что для «естественной» смерти им нужна высокая температура. Но вы забыли, что она нужна им и для воспроизводства.

— Да, либо высокая температура, либо расчленение на части. Вспомните, что произошло некогда в Чесапикском заливе. Ловцы устриц думали разделаться с морскими звездами тем, что рубили их на куски и бросали обратно в воду.

— Вы упускаете из виду самое главное, командир, и боюсь, что юный Крюгер повторяет вашу ошибку. По-настоящему важным фактором является то обстоятельство, что для воспроизводства народ Дар Лан Ана должен умирать. Вам такая мысль не приходила в голову?

Последовала длительная пауза, затем Берк ответил:

— Признаться об этом я не подумал. Это несколько меняет дело. — Он опять помолчал. — Вы можете объяснить, почему это так?.. Вернее, с чего все началось? Что это следствие эволюции на планете такого типа, я не сомневаюсь.

— Пожалуй, кое о чем я догадываюсь. Разумеется, все это не более как гипотеза, ибо, по всем данным, чудовищные климатические изменения здесь начались примерно десять миллионов лет назад. Но мы вовремя вспомнили об одном организме, обитающем на Земле.

— Что?! Какой же это организм на Земле подвергается таким страшным перепадам температуры.

— Вы правы, насколько мне известно, таких организмов на Земле действительно нет; речь идет совсем о другом. Один из наших исследователей — кажется, Эллерби — работал с группой «горячих» животных, полученных обычным путем в самой крупной нашей кондиционной камере. Ему хотелось убедиться, в самом ли деле хищники оставляют достаточно большие куски своих жертв, чтобы те могли возродиться, и попутно своими глазами увидеть процесс регенерации, о котором нам рассказывал Дар; мы ведь не знали, происходит ли регенерация у «горячих» форм жизни. Естественно, Эллерби вел строгий учет видов и численности животных. Через некоторое время он с удивлением обнаружил в камере несколько существ, которых ранее там не видел. К счастью, он не отнес их появление за счет погрешности в наблюдениях; он тщательно проверил все обстоятельства и обнаружил, что в ходе температурных и атмосферных изменений можно получить животных непосредственно из образцов почвы, без всяких «родителей».

— А это означает…

— …что некоторые, как мы их называем, «горячие» формы воспроизводятся из каких-то микроскопических спор, сохраняющихся в почве в течение всего неблагоприятного периода. Могут ли воспроизводиться подобным образом «холодные» формы, пока неизвестно; данных у нас нет.

— Что же отсюда следует?

— Эллерби поставил под сомнение всю теорию о том, что раса Дар Лан Ана и эти «морские звезды» с огненной кровью являются последовательными поколениями одного и того же вида. Мы обсудили его гипотезу, и тут оказалось, что Дан Лекло, в свою очередь, обнаружил в каком-то животном множество маленьких костистых шариков; эксперимент показал, что они являются зародышами «горячего» поколения того вида, к которому принадлежит это животное. Когда их удаляли, перед тем как подвергнуть животное воздействию высокой температуры и двуокиси азота, потомства не было, хотя плоть животного вела себя обычным образом. Напротив, когда температурным и атмосферным изменениям подвергались только эти шарики, из них возникали «горячие» животные в эмбриональной форме.

— Ну и что?

— А то, что «горячая» жизнь и «холодная» жизнь, по-видимому, совершенно чуждые друг другу типы жизни, которые первоначально развивались совершенно независимо друг от друга. Каждая производила споры или какой-то эквивалент, и эти споры были способны выживать в неблагоприятных условиях. В ходе эволюции некоторые формы приспособились вводить свои споры в организмы животных другого типа — возможно, устроились таким образом, чтобы споры поглощались вместе с пищей, как это до сих пор водится у некоторых паразитов на Земле.

— Но в таком случае вы должны были находить эти семена — или как вы их называете — в каждом животном, которое исследовали. Вы же сказали, что нашли их только в одном. Чем это объяснить?

— Вот тут-то и можно сослаться на пример с Земли. Вы, возможно, знаете, что существуют разновидности вирусов, обычной жертвой которых являются бактерии. Вирус как бы «прилипает» к микробу, проникает сквозь его оболочку и через некоторое время из останков бактерии высыпает до сотни новых вирусов.

— Я об этом не знал, но не вижу в этом ничего удивительного.

— Да, удивительного здесь ничего нет. Однако иногда вирус проникает в бактерию, а та продолжает жить как ни в чем не бывало.

— И это понятно. В любой популяции имеются особи более и менее иммунные.

— Позвольте мне закончить. Бактерия доживает свой срок и делится обычным образом; ее потомство продолжает делать то же до десятого или двадцатого, а иногда и до сотого поколения. И вот под воздействием радиации или какого-нибудь химического реагента или вообще по неизвестным причинам большая часть или даже целиком все потомство нашей бактерии гибнет, и из их останков появляются целые полчища вирусов!

— Вот как?

— Да. Вирус заразил свою первую жертву таким образом, что воспроизводящий материал его делится вместе с бактерией и передается всем ее потомкам. А затем как-то меняются условия, и вирусы вновь возвращаются к обычному для себя способу размножения.

— Понятно, — задумчиво произнес Берк. — Так вы полагаете, что это имеет отношение к данному случаю? Что каждая клетка существа типа Дар Лан Ана содержит в своем ядре некую частичку, которая при определенных условиях дает начало одной из этих «морских звезд»?

— Вот именно, и все же отцовского и сыновнего между ними не больше, чем между Джеком Кардиганом и его любимой канарейкой. Предполагают, что таким же образом соотносятся между собой земные растения и содержащиеся в них хлоропласты.

— По правде говоря, я плохо представляю себе, какие мы можем извлечь практические выводы из всего этого.

— Ну, это могло бы как-то оправдать несколько утилитарное отношение представителей «горячей» расы к народу Дар Лан Ана.

— Возможно. Но мне от этого не легче. Единственное утешение, что обе формы, если вам верить, для воспроизводства должны умирать. Однако ко всем моим тревогам вы добавили еще одну.

— Что вы имеете в виду?

— Ваше замечание относительно времени, которое им потребовалось, чтобы приспособиться к климатическим условиям этой планеты. Если ваши выводы справедливы, то по крайней мере одна из этих рас проэволюционировала от нулевой точки до разума нашего уровня всего за каких-то десять миллионов лет. На Земле человеку для этого потребовалось в сто, а может, и в двести раз больше времени. Видимо, эти существа — едва ли не наиболее адаптивная форма жизни во Вселенной, а ведь до сих пор пальма первенства принадлежала человеку.

— Значит, насколько я понимаю, вы опасаетесь, что они, получив доступ к нашей технологии, распространятся в глубь Галактики и начнут вытеснять человека?

— Откровенно говоря, да.

— И где же, по-вашему, они осядут?

— Да где угодно, дружище, где угодно! Земля… Марс… Меркурий… На любой из пятидесяти планет, где мы можем жить, и на сотнях планет где мы жить не можем! Даже если тамошние условия для них сейчас не подходящие, они быстро освоятся. Мне не дает покоя именно эта их способность приспосабливаться. И если дело у нас с ними дойдет до столкновений, каким образом мы будем сражаться? Как уничтожить существо, которое в состоянии отрастить себе новые конечности взамен утраченных и которое порождает целую кучу потомков, если его разорвать на куски бомбой?

— Не знаю. И не думаю, чтобы это имело какое-нибудь значение.

— Почему? — Голос у Берка был сдавленный от переполнявших его чувств.

— А вот почему. Дар Лан Ан мог бы жить на Земле и на многих сходных с ней планетах; народ с «огненной кровью» мог бы жить на мирах с более высокой температурой. Но ни одна из планет, которые нам известны, не располагает обоими температурными режимами одновременно. Предположим, группа соплеменников Дара решила переселиться на Землю. Как это понравится «горячей» расе, чьи родственники в виде спор отправятся вместе с ними? Дар, как и любой из нас, несомненно, хочет иметь потомство; но как он будет чувствовать себя при мысли о «морской звезде», которая образуется из его организма и пожелает улететь на Вегу-Два или Меркурий? Что там станет с его детишками? Нет, командир. Я понимаю, конечно, большинство из нас без лишних споров пришло к выводу, будто этот Учитель, там, у горячих источников, — всего лишь упрямый, ограниченный, властолюбивый старикашка, чьи мнения не стоят энергии, затрачиваемой на их высказывание. Но если вы хорошенько подумаете, вам станет ясно, что он видит гораздо дальше, нежели многие из нас… не будем указывать пальцем, кто именно.

Берк, не спуская с биолога пристального взгляда, медленно покачал головой.

— Я уже давно продумал все это, доктор Рихтер, и полагаю, вы правы, утверждая, что Учитель в свою очередь также продумал все это. Но вы меня несколько разочаровали. Почему вы не пошли дальше?

— То есть?

— Ваши рассуждения вполне справедливы, но только для того случая, если на та ни другая раса не будут располагать техническими знаниями! Не станет Дар возражать против того, чтобы генные структуры, предназначенные для его потомства, находились какое-то время в тех местах, куда заблагорассудилось занести их «морской звезде», если при этом он будет твердо знать, что в конце концов она либо переправится на планету, где смогут развиваться его потомки, либо поместит их в какой-нибудь «холодильник», где они опять-таки смогут развиться. Не забывайте, эти существа испытывают к своему потомству совершенно те же чувства, что и мы, и ради удовлетворения этих чувств им придется сотрудничать с расой Дара. Если аборигены этой планеты покинут ее, используя средства, полученные от нас или разработанные ими самостоятельно, то по Вселенной начнут расселяться самые сплоченные в истории племена, и человеку придется уступить свое первенство… если ему вообще удастся уцелеть.

— По-моему, если это и произойдет, то сама эта сплоченность послужит всем нам отличным примером. Сейчас же обе расы слишком далеки друг от друга.

— Да, и в наших интересах сделать все, чтобы они не сблизились. Самое разумное, что мы можем сейчас предпринять, это лишить Дар Лан Ана возможности поделиться полученными от нас сведениями со своим народом. Признаться, мне это нравится не больше, чем вам или, скажем, юному Крюгеру, но в противном случае мы отдадим им Галактику.

— Да, мне это действительно не нравится. Как и чем можно оправдать такой поступок, когда мы сами всячески поощряли Дара учиться всему, чему только возможно?

— Оправданий у нас нет, — угрюмо произнес Берк, — но иначе поступить нельзя. Я знаю, что буду презирать себя всю свою жизнь, но я все продумал и пришел к выводу: для блага человечества Дар Лан Ан никогда больше не увидит своего народа.

— Боюсь, что вы правы, хотя мне от этого не легче.

— Мне тоже. В общем, по чести, лучше всего будет сказать ему об этом не откладывая. Я созову людей, и пусть любой, у кого есть какие-нибудь более обнадеживающие соображения, выложит их. Это, кажется, все, что в моих силах.

— У юного Крюгера, очевидно, соображений не будет, но он будет сопротивляться.

— Могу себе представить. Он ведь и не подозревает, какое я ему делаю одолжение.

Биолог быстро взглянул на командира, но Берк не проронил ни слова.