"Мистификация" - читать интересную книгу автора (Ирвинг Клиффорд)

Глава 5 Проект "Октавио"

Если до этого я еще заигрывал со всякими иллюзиями, полуоформленными мыслями, бродившими в моей голове, обманывал себя, что на самом деле всего лишь подчиняюсь дуновениям попутного ветра – "если они купятся, замечательно; если нет, ну и хрен с ним", – то к тому моменту, когда я вернулся на Ибицу, все подобные настроения исчезли, как снег под весенним солнцем. Во время разговора с Диком на сердце у меня было легко, так как выбора нам не оставили. Но в душе не проснулось ленивое счастье, чувство облегчения, ощущение, что меня отодвинули от края, по-видимому, ужасающей аферы. В конце концов, мы затевали мистификацию, а не преступление. В моей душе разливалась желчь разочарования.

Вернуться к работе над романом было тяжело. Я перечитывал главы, отбросил идею части, которую еще только предстояло написать, – а потом снова предавался мечтам, представляя, что было бы, если бы юридический отдел "Макгро-Хилл" не столь ревностно и разумно относился к своим обязанностям. Чтобы занять время, ознакомился с тремя биографиями Ховарда Хьюза, купленными в Нью-Йорке: "Застенчивым миллиардером" Альберта Гербера, "Ховардом Хьюзом" Джона Китса и книжкой "Ховард Хьюз в Лас-Вегасе" Омара Гарисона. Опусы Гербера и Гарисона были полной чушью. Они упирали на сенсационность, плевали на факты, а материалы, в основном, черпали из газетных статей и интервью с безымянными "друзьями" и "надежными источниками". Труд Китса внушал больше уважения, он демонстрировал хоть какую-то попытку создать полноценную биографию. Но, так как информации о Хьюзе было крайне мало, читать сей кирпич было скучно до зевоты.

После того как прошло положенное число дней, я позвонил Беверли Лу и на этот раз решил перевести стрелки.

– Он позвонил, – излагал я, – и я сказал, что Джеле хочет нотариально засвидетельствованный контракт. Не пойдет. Он сказал мне то же, что и сенатору Брюстеру в сорок седьмом году, когда они хотели заставить его привезти на слушания в Вашингтон Джонни Мейера. Тогда Ховард ответил: "Нет, не думаю, что сделаю это". – Беверли хотела вмешаться, но я упорно продолжал гнуть свою линию: – У него есть знакомый нотариус в ближайшем круге подчиненных, но тот, похоже, не посвящен в существование проекта. И Ховард заявил, что будь он проклят, если зайдет хотя бы в кондитерскую Нассау. Увы, придется обо всем забыть. Я напишу о своей мексиканской поездке в мемуарах.

– Да послушай ты! – возбужденно заорала Беверли. – Я пытаюсь тебе сказать! Юристы поставили это условие, ни с кем не проконсультировавшись. Тупые перестраховщики! Просто забудь обо всем этом крючкотворском бреде! Если раздобудешь подпись Октавио на контракте, если он просто подпишет его в твоем присутствии, этого будет достаточно.

– Это кто решил? – спросил я.

– Все.

– Ну, – важно заявил я, – к счастью для вас, он пообещал перезвонить мне, на случай, если кто-то вознамерится изменить свое решение. Ховард слегка расстроился, но думаю, что смогу успокоить его.

– Мы рассчитываем на тебя, – напряженным голосом ответила Беверли.

Я глубоко вздохнул и затем произнес:

– Вы можете на меня надеяться.

Повесив трубку, я издал боевой клич радости, а потом без отлагательств набрал телефон Дика.

Он прилетел на Ибицу через два дня, в полном восторге. Я снова сравнил письма, написанные мне Хьюзом, с образцом, представленным в "Лайф", и решил, что вторая версия сойдет для непредвзятого взгляда, но вот с экспертами дело обстояло иначе. Поэтому следующие два дня пришлось прокорпеть над третьей версией и прервать свой эпохальный труд, только когда подошли к концу запасы желтой бумаги. "Вот, так-то лучше", – решил я, воспроизведя всю мазню и кляксы, которые наделал во второй версии писем.

Наступило время этапа ЗП – замысла и планирования.

– Если Ховард прилетел в Мексику, – с воодушевлением начал я, – то он может прилететь куда угодно. Думаю, подпишем контракт в Пуэрто-Рико.

Мы наслаждались потоками яркого света на террасе студии, закрытой от холодного ветра, дувшего через Средиземное море с гор Сьерра-Невада. Дик разделся до пояса, прислонился к облупившейся белой стене и подставил лицо февральскому солнцу. Его массивная грудь вздымалась и опускалась столь размеренно, что казалось, будто он спит. Мой друг был счастлив, наконец оторвавшись от непосильной ноши "Ричарда Львиное Сердце".

– А почему именно Пуэрто-Рико?

– Ну, он должен оставаться на юге. Там, где можно спокойно летать на самолете, не создавая при этом излишней суеты. К тому же туда есть прямой рейс Мадрид – Сан-Хуан колумбийских авиалиний. Мы с Эдит летали на нем, когда путешествовали на Тобаго в шестьдесят пятом. – Просто замечательно, подумал я, если у издательства создастся видимость, что их автор изо всех сил старается ради них. Насколько мне было известно, в "Макгро-Хилл" имели несколько смутное представление о международных перелетах; Пуэрто-Рико выглядит вполне разумным выбором для Ховарда Хьюза и достаточно неприятным для меня, хотя на самом деле верно как раз обратное.

Я три дня работал над контрактом. За годы писательской деятельности у меня скопился порядочный ворох всяких договоров с журналами, книжными издательствами, кинокомпаниями. Параграф отсюда, фразу оттуда, несколько добавлений, столь характерных для Ховарда Хьюза и отлично служащих нашим собственным целям, – и дело сделано. Я отпечатал окончательный вариант на белой лощеной бумаге формата А4 и наконец увидел, какого размера должна быть подпись на последней странице. Затем расписался "Ховард Р. Хьюз" на пятидесяти листах в положенном месте.

– Выбери три лучших, – сказал я Дику, передав ему фотографию письма Честеру Дэвису и Биллу Гэю для сравнения.

– Не могу отличить их друг от друга, – сознался он и удивленно на меня посмотрел: – А зачем тебе три копии?

– Один экземпляр мне, другой – "Макгро-Хилл", третий – Хьюзу.

– По-моему, ты слишком близко к сердцу принял это дело, – сказал мой друг. – Хьюзу копия не нужна.

– Да, похоже, ты прав. Пора отдохнуть.

Я решил отдохнуть от трудов на пляже отеля "Эль Сан-Хуан" в Пуэрто-Рико. Перед этим на третий день после разговора с Диком самолет доставил меня в Нью-Йорк, где, зарегистрировавшись в отеле "Алгонкин", на следующий день я уже обедал с Беверли Лу, Робертом Стюартом из "Макгро-Хилл" и Россом Клэйборном, исполнительным редактором "Делл букс", главным издательством, специализирующимся на книгах в мягких обложках. "Делл" напечатало мою последнюю книгу, "Подделку!", и Клэйборн, молодой смышленый специалист, уделял мне внимание прямо пропорционально ее продажам, что, в общем-то, было справедливо.

– Не могу тебе сказать, над чем сейчас работает Клифф, – заговорщицки подмигнула мне Беверли, – но это определенно самый фантастический проект года.

– Десятилетия, – добавил Стюарт.

Едва скрываемое выражение глубокой скуки на лице Клэйборна свидетельствовало о том, что подобные речи ему доводилось слышать не раз.

– Звучит интересно, – пробормотал он.

Беверли не поколебал его пренебрежительный тон.

– Когда придет время, – пообещала она, – ты еще припомнишь наш разговор.

В этот день и в течение всего следующего я вел переговоры с редакторами и чиновниками "Макгро-Хилл". Мне объяснили, что в интересах секретности Хьюзу присвоено кодовое имя Октавио, в память о моей достославной поездке в Мексику, а сама книга будет называться "Проект "Октавио"".

– Точно так же поступили в "Лайф", когда работали с мемуарами Хрущева, – поведала мне Беверли. – Они назвали это проект "Джонс". Кстати, мы хотели бы привлечь их, продав им авторские права на публикацию в периодическом издании. Только они смогут провести все четко. Да и, скорее всего, только "Лайф" сможет заплатить требуемую нами сумму.

– А это сколько?

– Пока официально установленный рекорд двести тысяч долларов. Я хочу его переплюнуть.

– Но они будут держать рот на замке?

– О проекте "Джонс" знали только три человека до самой публикации. К тому же у них самая лучшая подборка материалов. А тебе это может помочь в твоих изысканиях.

– Ты имеешь в виду материалы по Хьюзу?

– Разумеется, а там должно быть много всякого, принимая во внимание то количество статей, которое они ему посвятили за последние сорок лет.

– Я бы не возражал увидеть это сокровище. Оно может избавить меня от уймы работы.

– Позволь мне уладить этот вопрос, – предостерегла меня Беверли. – Не надо излишне суетиться.

В результате я, Беверли и Ральф Грейвз, редактор журнала "Лайф", оказались за одним столом в ресторане "Барбета". Мне сразу понравился этот человек: уже за сорок, глубокий голос и голубые глаза, проницательность и цепкость которых смягчались очками. Я считал эту встречу принципиальной. "Макгро-Хилл" – это одно, а вот "Лайф" – совсем другое. Если кто и усомнится во мне, то наверняка это будет "Тайм инкорпорейтед"; у них было достаточно источников, чтобы проверить не только окончательный вариант книги, но и россказни, которыми мне придется потчевать своих работодателей в период ее создания. "Осторожно. Не гони лошадей", – предостерег я себя. Но после третьего бокала мартини Беверли неожиданно сказала:

– Расскажи Ральфу о своей первой встрече в Мексике.

Я начал излагать уже набивший оскомину рассказ о встрече в горах и сумасшедшем полете в Теуантепек. Грейвз кивал.

– А теперь расскажи Ральфу о Пуэрто-Рико и бананах.

Я чувствовал себя малышом, которого заставляют сыграть фугу Баха на взрослой вечеринке. Вообще-то, мне полагалось лежать в кроватке, почитывая комиксы, но пришлось проявлять таланты. Идея банановой истории осенила меня в самолете, по пути из Сан-Хуана в Нью-Йорк, и основывалась на случае, который мы с Эдит пережили в 1965 году.

Меня встретил в аэропорту Сан-Хуана, начал я историю, пуэрториканский эквивалент Педро. Этого парня звали Хорхе. Он забрал у меня контракты, чтобы доставить Хьюзу, которого знал как мистера Фрэзьера (имя я выбрал из-за грядущего боя Мухаммеда Али), а затем зарегистрировал меня в отеле "Эль Сан-Хуан".

– Оставайтесь в своем номере, – наставлял меня Хорхе. – Мистер Фрэзьер может позвонить в любую минуту.

Вспомнив долгое ожидание в Оахаке, я ответил:

– Вообще-то, вполне возможно, мне захочется прогуляться или поплавать.

– В этом случае мы позовем вас как мистера Келли.

– А если в отеле остановился еще один мистер Келли?

– Этого не может быть, – объяснил Хорхе. – Здесь сейчас одни нью-йоркские евреи.

Парень, продолжал сочинять я, позвонил мне на следующее утро и попросил спуститься в холл, откуда провел к припаркованной на соседней улице машине. Там, на переднем сиденье, сидел Ховард Хьюз в косматом черном парике. (Если Эдит придется мучиться в этой штуке, подумал я, то чем он хуже?)

– Стоил мне девять долларов девяносто пять центов в "Вулворте", – объяснил он. – Ты не знаешь, как я рискую, встречаясь с тобой таким образом. Они всегда где-то рядом.

Затем мы поехали во влажный тропический лес, куда прибыли на закате. Я сидел за рулем. Ховард сказал мне, где надо остановиться, и спустя несколько минут из густой заросли деревьев появилась крестьянка с корзиной бананов на голове. Ховард велел мне купить дюжину.

– Он съел шесть штук сразу, – рассказывал я Ральфу Грейвзу – Объяснил, что они плохо переносят перевозки. Очень толстые, коротенькие, сладкие бананы. Ховард сказал мне, что бананы, которые продаются в Америке, сделаны из пластика. Я ответил, что считаю пуэрториканские бананы самыми вкусными из всех, что пробовал. Хьюз неожиданно стал очень дружелюбным. Ему нравятся люди, знающие толк в бананах. Мы прошлись по контракту, и у него не было практически никаких возражений. На следующий день мы снова встретились и подписали все прямо в машине.

– Покажи ему заметки, – проинструктировала меня Беверли.

В самолете, по пути из Сан-Хуана в Нью-Йорк, я заполнил целый блокнот на спиральке своими воспоминаниями о разговорах с Хьюзом и теперь зачитал их Грейвзу. Ховард изложил мне свои взгляды на женщин, бананы, одиночество старости, Восточный блок, дружбу, кредитные карточки и мормонов. Он ценил бананы выше мормонов, что, на мой взгляд, было хорошим знаком, так как его ближайшее окружение состояло практически целиком из мормонов, а именно они, в конце концов, могли помешать завершению моего труда.

Ральф Грейвз терпеливо, внимательно слушал, но трудно было сказать, являются его постоянные кивки знаком одобрения или сомнения. Он был вежлив, но без удивления или излишней экзальтации. Я принялся разглагольствовать о секретных экспедициях Ховарда в Эфиопию.

– Он там летал. А в компании об этом не знала ни одна живая душа. У "Транс уорлд эйрлайнз" был контракт на организацию эфиопских авиалиний...

– И Хемингуэй... – подсказала Беверли.

– Да, он знал Хемингуэя, – вспомнил я. – Долго дружил с ним, что вообще мало известно. Познакомились они, скорее всего, на Кубе.

– У нас хорошие отношения с Мэри, – заметил Грейвз. – Мы можем спросить ее об этом.

– Мэри?

– Мэри Хемингуэй. Его жена.

– Интересно, встречался ли с ней Ховард... – подумал я вслух, интонацией намекнув, что, по-видимому, шансы на это минимальны.

– Давайте посмотрим письма, – решил Грейвз.

Я выложил их на стол; Ральф поправил очки и усердно принялся просматривать заполненные корявыми буквами листки. Спустя некоторое время он наконец добрался до последнего письма, в котором Хьюз излагал причины, которые подвигли его на создание биографии. Вдруг что-то привлекло его внимание на второй странице.

– Смотрите! – воскликнул Грейвз, протягивая нам исписанный лист бумаги.

– В чем дело?

– То, как он пишет букву "и". Видите? Он как бы проходит по ней два раза, перечеркивает пером там, где недостаточно чернил было в первый раз.

– Не замечал.

– У него такая привычка, – объяснил Грейвз. – Я уже видел подобное в других его письмах, которые хранятся у нас. Очень характерно. Собственно, как и особенная фразеология. – Он с улыбкой протянул мне руку: – Думаю, вы заслуживаете поздравлений. Вы преуспели там, где профессиональные журналисты терпели полное фиаско последние пятнадцать лет.

– Поздравлять надо, когда книга будет закончена, – скромно сказал я, мало погрешив против истины. – До сих пор не знаю, что из этого всего выйдет. Но все равно спасибо.

Два зачеркнутых "и" в моем письме от Хьюза были помарками, которые я оставил, чтобы придать общей картине эффект естественности. В подлиннике, использованном мною в качестве образца, как и в копии "Лайф", не было и следа этих характерных ошибок. Заблуждение памяти Грейвза удивило и польстило мне. Только много позже, обдумывая произошедшее в более приватных условиях, я понял, что же произошло на самом деле. Как и все остальные, он был слишком человечен – он просто хотел верить.

"Они постоянно нам помогают, – сказал я Дику, прежде чем улетел на Ибицу. – Там, где мы спотыкаемся, они нас подхватывают. Не принимай их за врагов. Издатели оказались нашими лучшими союзниками..."

– Удачи! – торжественно заявил Грейвз напоследок. – Если мы чем-нибудь будем вам полезны, просто дайте нам знать.

Последняя встреча состоялась в офисе Джона Кука, вице-президента "Макгро-Хилл" и главы юридического отдела, крупного, импозантного, уже седеющего мужчины.

– Это подписано в вашем присутствии? – спросил Кук, показывая на мой контракт с Хьюзом.

– В припаркованной машине на улице в Сан-Хуане, – рассмеялся я, а Кук и Фостин Джеле синхронно покачали головой в немом изумлении.

– Что с делом "Роузмонт"? – поинтересовался Джеле. В контракте был пункт, гласивший, что данный документ отменяет "любое предыдущее соглашение, заключенное между Х.-Р. Хьюзом и любым другим человеком, компанией или корпорацией, включая "Роузмонт интерпрайзес, инкорпорейтед", но не ограничиваясь ею". Именно этой корпорации, как я выяснил из биографии Гербера, Хьюз, по-видимому, передал права на написание собственной биографии. Она уже дважды вчиняла иск издательствам, выпустившим книги о Хьюзе; оба проиграла, но я решил перестраховаться и подпереть дверь сарая, пока лошадка не сообразила, что ее уже поймали.

– Хьюз просто попросил включить этот пункт в контракт, – объяснил я. – Сказал, что это для нашей же зашиты. После этого пришлось навести справки. – И я поведал им о крючкотворстве корпорации "Роузмонт".

– Боже мой, как нехорошо, – запричитал Кук. – Он не может просто так заявить, что этот контракт аннулирует все остальные, если те еще действуют. Он должен гарантировать нам правомерность передачи всех прав, предъявить доказательства полного распоряжения ими. И как бы там ни вышло, Хьюз должен защитить нас, а при случае и возместить убытки, если возникнут какие-либо претензии со стороны "Роузмонт". Вы не можете обговорить условия подписания такой поправки к контракту?

– Постараюсь, – ответил я.

Кук откинулся на спинку своего шикарного кожаного кресла, тихо смеясь:

– Нет, ну что за ужасный тип! Самый богатый человек в Америке, он требует четыреста тысяч в качестве аванса, оставляя вам только сотню, да еще вешает на вас все расходы! Как ему вообще удалось вовлечь вас в такую сделку?

– Вы упускаете из виду важную вещь, Джон. После того как весь аванс будет выплачен, Хьюз больше ничего не требует. Все проценты с продаж – мои. В перспективе я сделаю на этой книге гораздо больше денег, чем он. Это, конечно, игра, но она того стоит.

Позже Беверли Лу объяснила мне, что руководство издательства было озабочено добросовестностью моих отношений с Хьюзом гораздо больше, чем представляли мы с Диком. Разумеется, мне данный вопрос прояснить никто не удосужился. На первых стадиях мистификации их убедили две вещи. Во-первых, моя готовность взять на себя финансовый риск и работать, если смотреть на дело с точки зрения процентов, за сравнительно малые деньги. Наверху решили, что Ирвинг рискует, а потому сделает все, вытянет из Хьюза всю подноготную и напишет первоклассный бестселлер. В ином случае если у него не будет материала, то книга, соответственно, тоже не получится. Поэтому Клиффорд будет стараться изо всех сил.

Рассчитали они правильно, исходя из разумного образа мыслей: я точно из кожи вон вылезу, чтобы раздобыть факты из биографии Хьюза.

– Вторая вещь, которая убедила их, – рассказала мне Беверли, – это те два телефонных звонка. Когда ты связывался со мной с Ибицы. Ты заплатил за них сам. Когда Хэрольд Макгро узнал, что ты не попросил оплатить разговор за счет компании, то сказал: "Клиффорд определенно принимает это дело близко к сердцу". Он действительно был поражен.

– Ты шутишь? – удивленно переспросил я. – Его впечатлило это? Что я оплатил два телефонных звонка из Испании в Нью-Йорк?

– Ну разумеется. Ты знаешь, большинство авторов пытаются спихнуть все свои расходы на издательство. Да ты и сам всегда так поступал.

– Да, я тоже поражен. – Но я не сказал ей чем.

Наконец Кук передал контракты мне.

– Кто составил документ? – спросил он.

– Хьюз и я.

– У него нет юриста?

– Я его не видел, если, конечно, тот не прятался в кустах. Но по мне так вполне разумный контракт.

Кук хихикнул:

– Ну, там есть парочка странных предложений, но в суде они пройдут. Юрист справился бы с этой работой лучше, но иногда, когда два обыкновенных человека составляют контракт, их намерения выражены гораздо прямее, четче, их труднее оспорить. Так что все в порядке.

– Спасибо, Джон. – Рассмеявшись, я встал, намереваясь покинуть его кабинет. – Это один из комплиментов, который я буду помнить до конца своих дней, – вы назвали и меня, и Хьюза "двумя обыкновенными людьми". Я дам ему знать, как вы относитесь к нему.

Вернувшись на Ибицу, я во всех подробностях описал Дику свое путешествие. Контракт с издательством пришлют мне по почте в конце месяца, уже с подписью самого Хэрольда Макгро.

– Все. Все решено. У меня контракт на создание авторизованной биографии Ховарда Хьюза. Это больше не туманная мечта. Это реальность.

– Не поверю, пока не увижу бумажку собственными глазами, – буркнул Дик.

– Увидишь. Но теперь пора приниматься за работу, приятель. До сих пор были только шутки, байки да застольные мечтания, но теперь мы в этом деле по уши. Впереди нас ждет жизнь, которую надо исследовать, а потом создать заново. И мы ничего не получим, просиживая задницы здесь, на Ибице.

Целый день мы с Диком провели, вдоль и поперек изучая три биографии Хьюза и другие материалы, которые я собрал в Нью-Йорке при разработке плана наших изысканий. Исходная идея была такова: мы заканчиваем все документальные исследования за один месяц непрерывных разъездов и рытья носом, потом записываем интервью с мифическим Хьюзом, затем предпринимаем вторую исследовательскую экспедицию, главным образом для того, чтобы побеседовать с его бывшими друзьями и коллегами по бизнесу. Больше всего мы боялись разглашения тайны, а интервью с посторонними людьми очень опасны в этом отношении; поэтому их следовало отложить до самого последнего момента, а потом включить в уже готовый текст книги.

– А что произойдет, если нас поймают? – поинтересовался Дик. – Предположим, нас выведут на чистую воду до того, как книга будет готова?

– Вернем деньги, – ответил я. – Какого черта, это же не уголовное дело. Мы ничего не украли. Я солгал, вот и все, ну, разумеется, приму все последствия на себя. А что они могут мне сделать? Запретить писать? Кто-нибудь меня все равно опубликует. Как только мы вернем назад деньги, самое худшее, что издательство может нам сделать, – это устроить шумиху. А у меня такое чувство, что возмущаться они будут не слишком громко, не то выставят себя перед всеми полными дураками.

Красота плана, по крайней мере, в его эмбриональной стадии – и даже позже, когда уже началась стадия замыслов, тяжелого труда, детализаций, импровизаций, творческих усилий, постоянных добавлений, исправлений основного текста, когда мы пытались удержаться в этих бурных водах и не потонуть, – состояла в том, что наша мистификация никому не причинит вреда. Афер, подобных нашей, похоже, просто не существовало. Ограбить форт Нокс? Украсть драгоценности короны из Тауэра? У нас не было таких криминальных амбиций и лихости, а те комбинации, которые мы видели в голливудских фильмах, существовали где-то за гранью нашего воображения и возможностей. В краже заложена возможность насилия. Она там подразумевается. Мы же не были жестокими людьми. Во время войны за независимость 1948 года Дик попал волонтером в израильскую армию. Он тогда скитался по Риму, не мог заплатить даже за комнату в отеле. Как-то итальянская компания наняла его покричать воинственные лозунги на английском языке, а позже израильтяне согласились оплатить счет в отеле, если только Дик поедет в Хайфу и будет там сражаться. Но на Ближнем Востоке его поставленный баритон перевесил военную браваду, и все закончилось распеванием военных маршей по дороге в Иерусалим. Я тоже отправился добровольцем в Израиль в 1956 году, где присоединился к пограничному кибуцу. Однажды ночью, находясь в карауле, я даже сделал свой единственный выстрел за всю кампанию, думая, что там, в темноте, крадется мародер. В результате попал в колокольчик, висевший на шее страдающей бессонницей козы, перебудил всех в округе и на следующий день с позором отправился копать траншеи.

– Мы ничего не крадем, – сказал я Дику – За все полученное мы воздадим сполна. Ну, конечно, получится не то, что я обещал, – не авторизованная биография Ховарда Хьюза, – но все-таки книга. Важная книга, – добавил я. – И хорошая книга.

Все подытожив, мы решили придерживаться намеченной линии и на время приостановить наш мозговой штурм. Ко второй неделе апреля, решил я, мы уже разберемся со всем накопленным материалом, составим список задач и целей для первой исследовательской поездки и будем готовы к ней морально. На следующий день в иберийском офисе на главном paseo[13] я купил билеты на самолет.