"Гавайская рапсодия" - читать интересную книгу автора (Тернер Дебора)

Глава 2

Они спустились в бар, где увидели друг друга впервые несколько часов назад. Констанс попросила чаю, а Сидней заказал виски с содовой. Официантка пошла за напитками, а он неожиданно спросил:

— Как вас зовут?

— Констанс.

Его черные брови удивленно поднялись.

— Я никогда не слышал такого имени.

— Это наше семейное имя. Мама говорила, что давным-давно так звали в нашем роду одну принцессу. Она родилась в тех местах, которые теперь называются Баварией. Мама рассказывала, что с той Констанс родителям пришлось не сладко, и они, намучившись, выдали ее замуж за викинга. И ее потомки перенесли это имя в Англию.

— Очень красивое имя.

Сердце Констанс вдруг замерло. Она бросила на Дрейка короткий взгляд. Их глаза встретились, и ее пульс начал выбивать барабанную дробь.

— Правда? — хрипло произнесла она, стараясь сглотнуть.

Он пожал широкими плечами, но Констанс знала, что он заметил ее реакцию. Тем не менее в его голосе звучала почти скука, когда он сказал:

— По росту и сложению вы вполне можете быть потомком древних германцев. Хотя цвет волос скорее норманнский.

В его взгляде Констанс почувствовала явную заинтересованность. К собственному ужасу, она ощутила, как все ее тело напряглось, а в груди шевельнулось незнакомое чувство. Она была поражена, как один лишь голос почти незнакомого человека мог вызвать в ней столь мощный физический отклик.

Это, — небрежно сказала она, — всего лишь семейная история. К тому же почти наверняка выдуманная. Во многих семьях существуют самые невероятные фантазии касательно предков.

— Да, понимаю. Предки, которых считали королями, на деле оказываются свинопасами из королевских поместий, — сказал Дрейк с легкой иронией в голосе. — Наверное, всячески приукрашивать собственное происхождение свойственно всем людям.

Ресницы Констанс опять вспорхнули вверх. Она встретилась глазами с холодным и блестящим взглядом Дрейка. На его лице был написан вызов. Он знает, беспомощно подумала она. Нет, этого не может быть, через секунду успокоила она себя.

— Наверное, вы правы. О чем вы хотели поговорить со мной, мистер Дрейк?

Он подождал, пока официантка отойдет, затем сказал:

— А что было не так с австралийским переводчиком? И, прошу вас, пожалуйста, зовите меня Сиднеем, так как с этой минуты я собираюсь называть вас просто Констанс.

— А почему вы решили, что с ним что-то не так?

— Об этом говорит моя собственная интуиция и выражение вашего лица тогда, за ужином. Если бы я и засомневался, то ваш обмен взглядами с японским переводчиком окончательно убедил бы меня.

— По моему лицу вы ничего такого понять не могли!

— Успокойтесь, кроме меня, никто ни о чем не догадался. Как я уже сказал, у меня самого были сомнения на его счет. А вы сидели с таким напряженным лицом, словно мысленно пытались помочь ему.

Констанс заморгала. Этот человек очень наблюдателен и достаточно сообразителен. Осторожно подбирая слова, она ответила:

— Он работает нормально. Он знает свое дело…

— На этом уровне, — нетерпеливо перебил он ее, — простого знания недостаточно, и вы это понимаете.

Конечно, понимает.

— Ну хорошо, — медленно ответила она. — Он не передает некоторых нюансов.

— Совершенно верно. Я скажу это министру. Неловкость ситуации и любопытство заставили Констанс спросить:

— А какое вы имеете к этому отношение? Его большой чувственный рот чуть изогнулся в улыбке.

— Я дипломат, — почти насмешливо ответил он.

— По вашему письму я подумала, что… — Она осеклась и перевела дух. Господи, зачем она все это наговорила? Но он был не похож на тех дипломатов, которых она знала. Он так же выделялся среди них, как свободолюбивый сильный лев среди хорошо откормленных домашних кошечек. — Я думала, вы бизнесмен.

— Я консультант в одной компании, которая занимается научными разработками. Некоторые из них продаются.

В ответ на его вызывающий взгляд Констанс посмотрела на него своими зелеными, сверкающими от возбуждения глазами.

— А что будет с переводчиком? Его не уволят?

Дрейк неторопливо допил виски. На его лице была написана сдержанность и уверенность в себе. В смокинге он казался живым воплощением элегантности и прекрасно вписывался в окружающую роскошь.

— Сильно в этом сомневаюсь, — с явным безразличием ответил он. — Скорее всего его отправят доучиваться. Но дело не в этом. Вы же понимаете, это очень важная встреча и нам нужно все лучшее. — После короткой паузы он добавил:

— Поэтому его место займете вы.

— Нет! — автоматически вырвалось у нее, прежде чем она успела остановить себя.

— Почему? — спросил Дрейк, пристально посмотрев ей в лицо.

Стараясь не реагировать на его властный взгляд, она отпарировала:

— А почему вы думаете, что я справлюсь лучше?

— Прямо перед ужином я получил телеграмму из Токио. Они поздравили меня с тем, что я нанял секретаршу-японку, — сухо ответил он. — На мой взгляд, это достаточно высокая оценка вашего профессионализма.

Продолжать отказываться означало бы вызвать удивление и подозрение. Ей стали бы задавать вопросы. И хотя даже восемь лет назад, когда Констанс получила свою первую работу, служба безопасности ничего не раскопала, она все равно не чувствовала себя спокойно. Слабым голосом она сказала:

— Но меня нанял отель.

Его жесткий, красиво очерченный рот изогнулся в безразличной улыбке.

— С вашим менеджером договорятся, — небрежно сказал он.

Ни администрация отеля, ни Элиз Джерми, возглавлявшая бизнес-центр, не отказали бы ему в этой просьбе. Отель славился высокой репутацией благодаря готовности всегда пойти навстречу клиентам. И Констанс прекрасно понимала, что одна из задач, входящих в круг ее обязанностей, делать все, чтобы переговоры прошли гладко и на высоком профессиональном уровне.

— Что ж, меня, правда, нанимали в помощь этому переводчику на случай необходимой замены, но это неважно, — стараясь скрыть свое недовольство, — сказала Констанс. — Я просто немного беспокоюсь за того парня? Он работает хорошо, но недостаточно хорошо для конкретного случая. Я не хотела бы, чтобы из-за меня он потерял работу. — Она исподтишка посмотрела на Дрейка, чтобы убедиться, что ее первая реакция на столь лестное предложение не возбудила в нем лишнего любопытства.

Однако по выражению его лица трудно было что-либо понять. Хотя Сидней улыбнулся, глаза его не потеплели, а лицо оставалось настолько непроницаемым, что это пугало ее.

— Работу он не потеряет. А если и случится такое, что, повторяю, маловероятно, поскольку японские переводчики не слишком хорошо ориентируются в австралийском варианте английского, то это произойдет не по вашей вине, а только из-за его собственной некомпетентности. Так что забудьте о нем и рассматривайте новую работу как ваш патриотический долг.

Заметил ли он, как на мгновение вспыхнули тревогой ее глаза?

— Помните известные слова: «Патриотизм это еще не все. Мне больше нравится гуманизм».

— Может быть. Но, наверное, невозможно вырасти, не испытывая никаких патриотических чувств к стране, в которой родился. В особенности к такой прекрасной стране, как Австралия. Сколько вам было лет, когда вы оттуда уехали?

— Восемнадцать.

— И куда вы направились?

— В Японию. Год преподавала там английский.

Дрейк опять оценивающе посмотрел на нее.

— Это далеко, да и культура там совсем другая. Вы скучали по дому?

— Не очень, — осторожно ответила Кон-станс. — Хотя иногда мне было одиноко.

— Для восемнадцатилетней девушки вы были очень самостоятельны.

— Не больше, чем другие. — Она помолчала. — Но вам это неинтересно.

— Меня всегда интересуют красивые женщины.

— Тогда вам повезло, поскольку в этом зале находятся несколько красавиц, которых, по-видимому, вы интересуете не меньше, — спокойно отпарировала Констанс, взяла сумочку и встала. Она действительно заметила направленные на него любопытные взгляды присутствующих дам. Почему-то это разозлило ее. Наверное, поэтому она и закончила с изрядной долей иронии:

— И каждая из них намного красивее меня, уверяю вас.

— Сядьте. — Дрейк коснулся ее руки, даже не двинувшись с места, но у нее на мгновение перехватило дыхание. — Это было ненамеренно, напряженно сказал он. — Простите. — Взгляд у него был вполне искренний. Но Констанс не могла разгадать истинных чувств, испытываемых им сейчас. Давайте все начнем сначала, — предложил он. — Что было после Японии?

Констанс, конечно, могла уйти. Это бы сильно потешило ее самолюбие, но было бы глупо. Каким бы ни был этот Сидней Дрейк, но он гость и она не имеет права об этом забывать. Отель платит ей хорошие деньги, чтобы она делала для гостей все возможное. Если бы Дрейк пытался с ней заигрывать, то Элиз Джерми первая посоветовала бы ей уйти. Но ведь этого не было.

— Я пошла работать в отель как ученик менеджера, — ответила она и села. — Но, когда заметили, что у меня способности к языкам, мне предложили учиться на переводчика.

— Вы много путешествуете? — спросил он. Констанс чуть пожала плечами.

— Да, но все же не так много, как раньше.

— Где еще вы побывали?

— Я провела несколько чудесных месяцев в Париже, работая над произношением, потом два года работала в Англии. Я побывала в Индии, Италии, Германии. А теперь живу в Америке.

— Женщина, которая успела повидать мир, — суховато заметил он. Его глаза на мгновение остановились на ее губах, и у Констанс замерло сердце. Затем Дрейк посмотрел ей в глаза. — Где именно вы живете?

— В Нью-Йорке.

— Почему там? Мне кажется, в Вашингтоне ваши услуги пользовались бы большим спросом.

Дрейк расспрашивал ее не так пристрастно, как Тим Карсон перед ужином, но он тоже делал это не из пустого любопытства. Из них двоих этот человек казался ей куда более опасным.

— Но мне нравится Нью-Йорк, — как бы защищаясь, ответила Констанс. — И в основном я работаю не с дипломатами, а с бизнесменами. — Желая прервать этот допрос, она спросила:

— А где живете вы?

— Сейчас в Лондоне. Почему вы носите черный цвет, он вам не очень идет?

От неожиданности Констанс растерялась.

— Мне платят за то, чтобы я сливалась с обоями, — усмехнулась она.

— Значит, вы специально носите такую одежду, на фоне которой меркнут эта великолепная белоснежная кожа, поразительные зеленые глаза и рыжие волосы?

Дрейк сказал это небрежно, почти безразлично, но Констанс смутилась от этих слов и взгляда, на этот раз не скрывающего интереса к ней. Вот и еще одна причина, чтобы отказаться от места переводчика при австралийской делегации. Если она примет предложение, то тогда слишком часто будет видеть Дрейка, а это может внести дискомфорт в ее жизнь. Именно этого она боялась. Ей только не хватает связаться с этим красавчиком, мужчиной до кончиков ногтей, к тому же слишком проницательным человеком и влиятельным дипломатом.

Какое-то время Констанс молчала, потом усилием воли заставила себя ослабить пальцы, сжимавшие сумочку.

Его взгляд остановился на побелевших костяшках ее пальцев, и он непринужденно спросил:

— А вы из каких мест в Австралии?

— Из маленького городка, — ровным голосом сказала Констанс. Затем, видя, что ответ не удовлетворил его любопытства, прибавила:

— В окрестностях Таунсвилла.

— Ваша семья живет сейчас там?

— Нет. Все мои родные умерли.

— Простите. — Странно, но, похоже, это его не оставило равнодушным. Констанс пожала плечами.

— Это было давно.

— Значит, вы теперь совсем одна? — Это был не то вопрос, не то утверждение.

Искушение солгать было почти непреодолимо, но никогда не подводившее правило, что чем меньше врешь, тем меньше шансов быть уличенной, победило.

— Да, — без выражения подтвердила Констанс.

Дрейк не стал выпытывать подробности.

— Вы любите свою работу?

— Очень. Я встречаюсь с удивительными людьми, работаю в роскошных отелях, и мне хорошо платят.

— Вы похожи на кошечку, — заметил он, и Констанс удивленно посмотрела на него. Он чуть улыбнулся, иронично и проницательно, и продолжил:

— Вы красиво движетесь, но сложены скорее атлетически, чем женственно. В вас чувствуется гордость, даже непреклонность, вы в меру кокетливы. Видимо, это связано с вашим происхождением от викингов.

— Но при чем здесь кошечка? — не удержалась от вопроса Констанс.

Его глаза, лицо и голос были полны вызова.

— Вы говорили, как кошечка. Все, что нужно таким кошечкам, — это комфорт, несколько новых впечатлений, чтобы занять ум, и безопасность. Сомневаюсь, что их волнует, кто именно все это им обеспечивает.

Это был странный разговор. Дрейк понимает слишком много.

— Может, моя внешность обманчива, — беззаботно сказала она. — Не думаю, что я действительно непреклонная…

— Очень рад слышать, — шутя перебил он. Ну, с нее хватит. Всякое желание пить чай исчезло. Ее охватила страшная, мучительная усталость.

— Боюсь, я очень устала, — сказала Констанс, стараясь искренне улыбнуться. — Если вы не прочив, я пойду. А вы оставайтесь, — прибавила она, когда он поднялся из-за стола.

Констанс вскочила слишком быстро и пошатнулась.

Дрейк тут же подскочил к ней и твердой рукой поддержал ее.

— С вами все в порядке? — спросил он. Нет, не в порядке. Голова у нее кружилась, и ей хотелось думать, что это от голода. Закусив губу, она отпрянула от Сиднея как можно быстрее, но ее обоняние уже уловило его запах, напоминавший аромат мускуса в сочетании с морской солью.

— Все в порядке, — вслух сказала она. — Я просто устала, Он немного сердито фыркнул.

— Вы не ужинали, да?

— Перед приемом я перекусила. Я абсолютно не голодна, — ответила Констанс, стараясь, чтобы ее слова звучали убедительно. Желудок у нее сводило, но не от голода.

— Простите, — сказал он. — Я был не очень внимателен. Сейчас закажу вам в баре что-нибудь на ужин. — Прочитав отрицательный ответ на ее лице, он тут же прибавил:

— Тогда я провожу вас.

Констанс покачала головой.

— Я живу в корпусе для персонала, это довольно далеко отсюда.

— Я провожу вас туда, — настойчиво повторил он.

— Мистер Дрейк… Сидней… в этом нет необходимости. Служба безопасности здесь безупречная.

— Моя мама, — спокойно ответил он, — никогда бы мне этого не простила. У нее было мало жизненных принципов, но те, что были, она с детства мне вдалбливала. Одно из них — если ты был с женщиной в баре, ты должен проводить ее домой. К тому же вам должно быть известно, что ни одна служба безопасности не бывает безупречной.

Констанс была морально измучена и опустошена. День выдался сложным. Возражать Дрейку было бесполезно, и она покорно согласилась:

— Что ж, хорошо. — И пошла вперед. Сотрудники отеля жили в отдельном здании, специально построенном для этой цели. Комнаты здесь не были такими шикарными, как номера в самом отеле, но интерьеры выглядели современно, мебель была удобной. К зданию шла широкая дорога, по обочинам которой росли экзотические растения с дивными благоухающими цветами, распространяющими свой аромат по всей округе. Над клумбами с цветущими розами склонялись миртовые ветви. Стоял апрель, поэтому вечер был прохладным.

— Здесь довольно красиво, — сказал Сидней. Довольно красиво? По сравнению с некоторыми местами, где ей доводилось жить, это место было просто роскошным!

— За этими деревьями и цветами ухаживает специально приглашенный из Франции профессиональный садовник, — отозвалась она.

Может, Сидней Дрейк прав и она действительно стала придавать слишком большее значение комфорту. Но ей, родившейся в достатке и в девять лет попавшей в нищету, можно простить, что она радуется окружающей красоте.

— Это немного похоже на Данглоу, — послышался сзади голос Сиднея. — Тот же запах, те же цветы и зелень.

— И так же мокро?

— Вам не нравится климат Данглоу? Констанс пожала плечами.

— Я там никогда не жила долго.

— И не хотели бы? — Дрейк помолчал и, не получив ответа, спросил:

— Вы не любите только Данглоу или всю Австралию?

Это было сказано очень мягко, но Констанс почувствовала осуждающие нотки в его голосе.

— Там у меня никого нет, — небрежно ответила она, радуясь, что они уже подошли к корпусу. — Боюсь, дальше вам нельзя. — Она протянула ему руку.

— Увидимся завтра, — улыбнувшись, проговорил Дрейк.

Констанс поежилась — между ними вновь пробежала электрическая искра, яркая и сильная. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы спокойно убрать руку, а не отдернуть ее.

— Это очень сложно, да? — с некоторым отчуждением спросил Дрейк. — Однако, думаю, у нас хватит силы воли не поддаваться этому.

Констанс пораженно посмотрела на него.

— Не притворяйтесь, что не догадываетесь, о чем я говорю. — Уголки его губ изогнулись в слабой улыбке. — Сейчас вы чувствуете то же, что и я.

— Нет! — Этот непроизвольный возглас выдал ее, и Констанс это поняла, поэтому сердито добавила:

— Послушайте, мне совершенно не нужно, чтобы…

— Вы провоцировали меня, — договорил он за нее. — Вы сами знаете, что это так. Может, у меня и есть искушение поддаться соблазну, но не думаю, что это будет разумно.

Констанс видела, что он расстроен, но не столько ее поведением, сколько тем, что понимал, насколько его влечет к ней. Он, сильный и властный, полностью подчинился влечению к женщине, с которой едва знаком, страсти, которую не в состоянии преодолеть. Сидней Дрейк рассматривал свое влечение как слабость и презирал себя за это.

Констанс молча повернулась, вошла в помещение и закрыла за собой дверь. Его откровенность шокировала ее, и в то же время она ощущала опасное и радостное возбуждение, потому что Сиднея, как и она сама, оказался беспомощен перед силой своего физического влечения.

Черт побери, думала она, этот человек определенно становится угрозой моему спокойствию.

К счастью, он здесь всего на четыре дня. За четыре дня ничего не случится.

Когда Констанс открывала ключом дверь в свой номер, в коридор влетела Эвелин.

— Ты не видела Агнес? — взволнованно спросила она.

Констанс резко подняла голову. В голосе ее подруги звучал неподдельный страх.

— Нет. А что?

— О Господи. Я везде искала, но ее нигде нет. Одна из горничных видела ее в саду. А вдруг она убежала?

— Убежала?

Эвелин глубоко вдохнула, стараясь подавить возникшее волнение.

— Да, к отцу. Мне надо найти ее.

— Подожди секунду, я только переоденусь и пойдем вместе.

Пока Констанс переодевалась, она услышала из коридора голос Эвелин:

— Да, моя хорошая, я знаю, что тебе не нравится тут жить. Но пока придется потерпеть.

Затем послышался голос девочки. Она была очень взволнованна.

— Если бы ты разрешила папе вернуться, мы снова жили бы в нашем старом доме.

— Но, милая, мы никогда туда не вернемся.

— Нет, вернемся, и мы можем жить с папой! — закричала Агнес. — Он сам мне сказал! Я слышала. Я не хочу тут жить. Я хочу в Калифорнию, к папе!

Констанс немного постояла в коридоре, затем с болью в сердце вернулась к себе. Бедная Эвелин, в этой ситуации ей никто не поможет.

Наутро, когда Констанс появилась в здании отеля, австралийского переводчика уже не было. Элиз Джерми дала ей ознакомиться с новыми должностными обязанностями и поздравила с повышением.

Сидней Дрейк представил ее всем присутствующим. Мистер Маккуин, министр торговли, принял ее дружелюбно, его помощники и многочисленные подчиненные отнеслись к ее появлению спокойно. Им было все равно с кем работать. Джастин Мюллет прохладно кивнула ей. Тим Карсон смотрел на нее раздражающе пристально.

По регламенту то утро делегация должна была провести на поле для гольфа, и Констанс была приглашена как переводчик.

Сидней тоже входил в группу игроков. Играл он хорошо. Констанс старалась не смотреть на него, не обращать внимания на уверенный поворот его плеч и бедер. Один из помощников японского министра спросил ее, играет ли она в гольф.

— Боюсь, что нет, — ответила она, встретившись взглядом с Сиднеем. Она совершенно не желала демонстрировать свои более чем скромные способности в его присутствии.

— Жаль, — отозвался японец. И Констанс старалась держаться на заднем плане, чтобы не попадаться никому на глаза.

Зачем она вообще здесь? Ведь Сидней бегло говорит по-японски, а японский министр свободно, хотя и с сильным акцентом, разговаривает по-английски. Видимо, по протоколу.

После обеда все участники совещания провели несколько часов на стрельбище. Сидней стрелял тоже хорошо. Констанс решила, что он из той категории людей, которые все делают хорошо. Интересно, каков он в любви? И тут же в воображении возникла эротическая картинка — они с Сиднеем в постели. Она почти что физически ощутила прикосновение горячих губ к своим… Внутри у нее потеплело, сердце заколотилось. О чем она думает? Констанс постаралась выбросить из головы это видение.

— Нет, — шепотом пробормотала она. Маленький, элегантно одетый японец удивленно посмотрел на нее.

— Интересно, какими еще видами спорта они собираются сегодня заняться? — с улыбкой сказала Констанс вслух.

Японец поклонился.

— Наверное, поедем кататься верхом, — вежливо ответил он.

— Ой, я не езжу верхом.

— Я тоже.

Они улыбнулись друг другу.

Гольф по крайней мере тихое занятие. И смотреть интересно. Стендовая стрельба уже похуже. Очень шумно, несмотря на наушники. Но верховая езда может стать настоящей проблемой. Констанс не без улыбки подумала, что должна была попросить дополнительную плату за степень риска на работе.

Она повернула голову и встретилась взглядом с Сиднеем. Нет, он не мог догадаться, что ей скучно, ведь она профессионально умеет скрывать свое настроение. Значит, он просто проверяет ее.

Что ж, я ему покажу, подумала Констанс и продемонстрировала ослепительную улыбку, говорящую о том, что она в полном восторге от происходящего.

После завершения спортивных мероприятий все вернулись в отель и разошлись по своим номерам. Констанс, старательно избегая встречи с Дрейком, зашла в офис.

— У меня, слава Богу, нормированный рабочий день, — сказала Эвелин, видя, как Констанс потянулась, разминая пальцы и спину.

— Ладно, мне за это хорошо платят. Как сегодня Агнес?

— Переживает. Я просто не знаю, что с ней делать. Клянется, что убежит от меня и полетит к отцу. Говорит, что он обещал ее встретить.

— А может, он действительно пообещал ей что-нибудь?

— Насколько я знаю, нет, — сказала Эвелин, глядя в сторону. — Когда после развода он начал звонить ей, Агнес каждый раз так плакала после его звонков, что мне пришлось запретить ей разговаривать с ним по телефону… Она стала невыносимой, вредничала, кричала и плакала так, что у меня сердце разрывалось.

Констанс подумала, что запрещать общаться отцу с дочерью не лучшее решение, но, взглянув в расстроенное лицо подруги, она промолчала. Эвелин лучше знает собственную дочь.

— Агнес часто плачет по ночам и говорит, что скоро поедет к отцу. Наверное, сильно тоскует по нему.

— Ты отпустишь ее к нему на каникулы? Эвелин поджала губы.

— Джим не сможет за ней присматривать. Он начинает новый бизнес, и у него нет времени для дочери. Он пытался получить опекунство только для того, чтобы проучить меня. Это так на него похоже — настаивать на своем, не думая о том, каково придется другим.

— Он любит ее? Эвелин пожала плечами.

— Да, любит. Так он говорит. Но при этом собственные интересы и благополучие ставит на первое место. Получается, что он любит только себя. Агнес не может смириться с тем, что отец оставил ее, и поэтому во всем винит меня. Она ненавидит мою работу, но у Саранны Бимиш, в деревне, ей жить очень хорошо. Она дружит с детьми Саранны. Я просто иногда не знаю, что делать.

— Дети всегда болезненно переживают развод родителей, но со временем все проходит само собой, — сказала Констанс.

Вдруг послышался мужской голос, властный и холодный.

— Вы закончили перевод документов, Кон-станс? Это был Сидней.

— Нет, — ответила она, быстро встав.

— Они нужны мне прямо сейчас, — сказал он. Констанс кивнула.

— Принесу их наверх к мистеру Маккуину, как только закончу.

— Спасибо.

Когда он ушел, Эвелин сказала:

— Господи, он просто великолепен, верно? У меня от его глаз прямо мурашки по спине побежали. Я бы не хотела, чтобы такой, как он, стал моим врагом. Джим только царапнул меня, а этот может оставить шрамы на всю жизнь.

— Может, он не такой жестокий, каким кажется? — взволнованно отозвалась Констанс.

— Есть разные виды жестокости, — устало проговорила Эвелин. — Я не думаю, что этот темноволосый красавец жесток по натуре, но он может быть таким при определенных обстоятельствах. Так что лучше поскорее принимайся за работу.

Констанс все перевела и отнесла материалы в кабинет министра. Там она застала Сиднея и еще двух немолодых мужчин. В одном из них она узнала некогда известного дипломата, который теперь, будучи в отставке, был советником по азиатским вопросам. Он прекрасно знал ее родителей.

В этот вечер за ужином делегации вместе не собирались, поэтому услуги Констанс не потребовались. Она поужинала, поплавала в бассейне и отправилась к себе, где тщетно пыталась уснуть, но воспоминания прошлого надвигались на нее и, не давая покоя, лишали сна.

Наконец Констанс поняла, что придется отказаться от попытки заснуть, подошла к окну и стала смотреть в небо. Лунный свет ярко освещал дорожки в парке. Все вокруг казалось сказочным и таинственным.

Констанс надела бежевые спортивные брюки и кремовую футболку, набросила на плечи коричневый свитер и вышла на улицу, сама не понимая, зачем она это делает. Она направилась к пляжу, вспоминая по пути другие берега и другие моря, которые ей довелось увидеть.

Странно, сегодня ей почему-то все больше вспоминалась Австралия, хотя обычно она старалась не думать о родине. Нет, ничего странного в этом не было, ведь у нее перед глазами стояло красивое мужественное лицо Сиднея Дрейка и его стройное сильное тело, двигавшееся с грацией хищника.

Констанс поежилась, и тут перед ней из темноты появился Сидней. Он был рядом и смотрел на нее. Констанс ни на секунду не спутала бы его ни с кем другим. У нее даже появилось такое чувство, что это он вызвал ее сюда, вызвал какими-то магическими чарами, сверхъестественной силой.

Дрейк не поздоровался. Он молча протянул ей руку, словно имел на это право, и она послушно вложила в нее свою ладонь. От его прикосновения захватило дух.

— Отсюда не виден Южный Крест, — сказал он.

— И что же?

Дрейк улыбнулся, в темноте блеснули его зубы.

— Я родился под Южным Крестом, — ответил он. — Надеюсь, под ним когда-нибудь и умру.

— Вы в буквальном смысле родились под Южным Крестом?

— Именно. Я родился раньше положенного срока, когда мои родители плыли на яхте. Роды начались внезапно, и поворачивать к берегу было уже поздно. Мать настояла на том, чтобы ее перенесли на палубу. Отец сказал, что, как только я родился, он сразу же посмотрел на небо.

Констанс слушала его как зачарованная. Дрейк мягко дотронулся до ее плеча.

— А где родились вы, Констанс?

— В Таунсвилле, — ответила она и тихо засмеялась. — Странно, но это было в плавучем домике, и я тоже родилась раньше срока.

Констанс смотрела на берег, переливающийся серебром в лунном свете. Она чувствовала на себе взгляд человека, который ей очень нравился, но которого она интуитивно остерегалась. Его глаза излучали нежность и желание. Ах, если бы она могла отдаться чувству и ни о чем не думать!

— Значит, вы тоже родились на судне.

— Странное совпадение, не правда ли? — Она старалась непринужденно болтать, чтобы подавить сильнейшее возбуждение, противопоставить которому она могла только такое слабое оружие, как силу своего характера и воли.

— Может, это знак? — попытался пошутить Сидней.

Но им сейчас было не до смеха.

— Знак чего? — грустно спросила она. — Того, что у обоих безалаберные родители?

— Возможно, — сказал он. — Но у нас уже есть что-то общее.

Но Констанс не могла позволить ему и дальше находить что-то общее в их прошлом, поэтому быстро проговорила:

— Как бы там ни было, но все это случилось много лет назад. А меня больше интересует настоящее. Скажите, а что завтра? Они начнут на конец обсуждать торговые барьеры и тарифы? Я думала, что сегодня они уже перейдут к обсуждению.

— Давайте посидим, — предложил Дрейк, посмотрев на невысокие холмики мягкого песка.

Констанс с облегчением отняла у него руку и села.

Этот маленький знак провозглашения независимости не остался незамеченным Сиднеем, и он больше не прикасался к ней. Он лег на спину и стал смотреть на звезды.

— Сейчас делегации как бы присматриваются друг к другу. Может случиться и так, что на этой встрече вообще ничего важного обсуждаться не будет.

Хотя Дрейк и вынужден был изменить тему разговора, все же в его интонациях сквозило нежелание обсуждать деловые вопросы. Он словно решил дать Констанс передышку.

— Тогда зачем вы вообще здесь? — спросила она. — Такие каникулы обходятся каждой стороне в целое состояние, а министры только тем и занимаются, что красуются друг перед другом!

Дрейк улыбнулся.

— Оба министра новички в своем деле. Раньше они никогда не встречались. Если они собираются работать вместе, то им будет гораздо проще наладить контакты и дружеские отношения в непринужденной обстановке.

— Так вот зачем им все эти спортивные состязания, — проговорила Констанс. — Этот гольф и стендовая стрельба. Интересно, когда вы, мужчины, передадите управление миром в руки женщин? А сами тогда смогли бы проводить время за своими детскими забавами, и никакие дела вам бы не мешали. Тогда это обходилось бы не так дорого.

К удивлению Констанс, Сидней рассмеялся.

— Полностью согласен с вами, просто дипломатия идет разными путями.

— Кажется, вы говорите не то, что думаете. Лицо Дрейка оставалось таким же добродушным, но она поняла, что невольно задела его слабое место.

— Я же дипломат, это моя работа, — ровне ответил он. — Конечно, многие процедуры идут очень медленно, и это может вывести из себя, но обычно в конце концов все получается. Хорошие личные отношения в нашем деле очень много значат.

Констанс не сдавалась.

— А какова ваша роль во всем этом спектакле?

— Я эксперт по торговле.

Ну кто бы сомневался! Он же дипломат и чтобы не сказать слишком много, пользуется словом «эксперт».

— Что же дальше? — не унималась Констанс. Пока что стало ясно только то, что мистер Ватанабе лучше играет в гольф, а мистер Маккуин лучше стреляет. Вас чему-то полезному научили эти наблюдения?

— Я и не собирался ничему учиться, — спокойно сказал Дрейк. — Я здесь мелкая сошка.

— Вы не похожи на человека, который занимается самоуничижением.

— Иногда мне это удается, — заверил ее Дрейк. — Говорили, что даже очень хорошо.

Констанс встала. Его глаза блеснули в лунном свете, и ей вдруг показалось, что обсуждать с таким человеком деловые вопросы ночью при свете луны — небезопасное занятие.

— Наверное, мне пора, — пробормотала Констанс.

— Ах да, я совсем забыл, что вам не следую слишком много общаться гостями, — съязви Дрейк.

— Да, отель мне не платит за то, чтобы я постигала азы дипломатического мастерства, — колко бросила она.

— У вас бывают выходные? — не обращая внимания на ее ершистость, спросил Сидней.

— Да, конечно, но все равно в это время я на другой стороне.

— Вы в штате отеля?

Он же все разузнал о ней, прежде чем предложить ей место переводчика. Зачем теперь все эти вопросы?

— Нет, я работаю по соглашению. Работу для меня находит одно агентство в Нью-Йорке.

— Вам нравится ваша работа?

— Очень, — твердо ответила Констанс.

— Вы отличный профессионал. От вас в восторге и Маккуин, и Ватанабе.

— Спасибо. — Констанс с беспокойством ощутила, что этот человек ее пристально изучает, оценивает.

— Они оба очаровательные, по-старому педантичные, вежливые люди, — сухо ответила она.

— Японцы считают, что вы говорите на их языке, как на родном.

— Когда мы жили в Токио, родители отправили меня в японскую школу. Поверьте, в таких условиях учишься очень быстро. И, разумеется, тот год, который я провела в Японии, преподавая английский, в этом отношении пошел мне на пользу.

— А вы бывали ребенком в Китае и во Франции?

Констанс улыбнулась, стараясь сохранять невозмутимость, хотя у нее до боли сжалось сердце от воспоминаний.

— Нет, только в Гонконге, — сказала она. — Тогда у меня была гувернантка-француженка, которой запретили говорить со мной по-английски.

— Заботливые родители, — заметил Дрейк.

— Очень, — подтвердила Констанс. — Очень. Констанс не осознавала в детстве, какие возможности ей были обеспечены родителями, пока не попала десятилетним ребенком с глубокой душевной травмой обратно в Австралию, в косный и враждебно настроенный мирок маленького провинциального городка. Ее тогда спасли добродушная соседка, которая отнеслась к ней ласково и без предубеждения, и очень хороший учитель иностранного языка в местной школе, который заметил в ней способности и помог не забыть языки.

— Завтра предстоит работа, поэтому мне пора, — сказала Констанс серьезно.

— Что ж, хорошо, — не стал удерживать ее Дрейк.