Бутылка шестая 1987 год

— Давай, Алик, рассказывай, как у тебя жизнь шла в 87-м.

— Мне тогда было двадцать шесть лет. Я к тому времени уже защитился…

И вовсю работал в закрытом НИИ. Мы там экономикой занимались и никаких секретных вещей не знали. Занимались абсолютно конкретными делами. Вот есть лист стали, и надо из него сделать корабль. Надо корыто сварить. Как разложить выкройки на листе, чтоб отходов было меньше?

— А если б вы не экономили, то меньше сделали подлодок бы, и сейчас меньше было чего распиливать. Сэкономили б на распилке ржавых лодок.

— Нет, лодок было бы столько же, просто стали на них ушло бы больше.

Это сейчас оборона по остаточному принципу финансируется, а тогда иначе было…

— Подожди, подожди… Что ж получается? Оборона, говоришь, по остаточному… Культура и пенсионеры, и образование, и все прочее — тоже по остаточному. А что ж не по остаточному? Есть такое?

— А ты пойди посмотри, по какому принципу управление делами президента финансируется. По остаточному? Или еще по какому? А также на госаппарат посмотри и на Госдуму. Ты что! Сейчас так: социальную сферу на места передали — пусть этим местное самоуправление занимается. И здравоохранение тоже. А культуру — на хозрасчет. Глупо ее финансировать: тогда начнут обвинять, что власть пропагандой занимается… В итоге у нас остается, собственно, только одна реальная статья расходов в бюджете: финансирование нас самих. И поэтому мы честно признаемся, что вот мы сами себя и финансируем. Вот такая логика у теперешней власти.

Комментарий Свинаренко

Ну, видно, такова человеческая природа! Надо это принять и как-то с этим жить, как живут инвалиды, смирившиеся со своим увечьем. Конечно, приятней думать, что мы все такие чудесные и бескорыстные и все за идею готовы сражаться и заботиться о чужом как о своем. Но это не так. Переделать человека, как показывают практика и история, не удается. Большевики вот пытались внедрить бескорыстность. Учили, воспитывали людей, старались, спрашивали с них со всей строгостью — сколько они плохих учеников пустили в расход! А толку не было все равно. Человек и так-то жулик и лавочник, а если его разозлить, попытаться что-то отнять, то он не просто красть будет, а и вовсе зарежет. Мне кажется, на комиссаров сильное впечатление производили вспоротые животы продотрядовцев, набитые пшеницей, — это был ответ двоечников на ненавистную науку. Так что вот это самофинансирование, видимо, неизбежно, просто его надо обставлять какими-то приличиями. Закрытые распределители ведь скрывались в Москве под видом ведомственных столовых. А калужский распределитель был вообще за городом, все-таки в стороне от пешеходных маршрутов — причем, забавно, он стоял на дороге, которая вела к Киевской трассе, по ней в Москву ездили. Типа — рыба с головы гниет, с Москвы.

И капиталистов наших надо бы как-то приструнить, они ведь по уровню личной нескромности переплюнули партаппаратчиков. Конечно, все вроде честно: уплатил человек налоги и со спокойной совестью может вроде жировать. Но его ж не налоговая придет жечь и вешать на фонаре, если что, а кто-то нищий и недовольный своей судьбой. И ладно б повесили хозяина золотых унитазов и на этом остановились! Нет, ведь и всем прочим военный коммунизм какой-нибудь навяжут, и опять мыла не будет, и снова в очереди за водкой встанем…

А как поступают думающие люди? Такой пример. Лаки Лучано, знаменитый мафиози, любил роскошь, мозолил всем глаза — и по этой причине из тюрьмы не вылезал. А Майер Лански, главбух той же самой мафии, ходил в стоптанных ботинках и ездил на трамвае. Но зато жил спокойно и на киче ни дня не провел. Денег же у него было куда больше, чем у Лучано. Есть, кстати, даже такое мнение, что реальным доном был как раз Лански, а итальянец — это просто такой зицпредседателъ. Примечательно, что девичья фамилия этого Лански была Суховлянски, его родители были русские подданные… Может, все наши беды оттого, что люди типа Лански в свое время из России уехали, а остались в стране купцы, которые ездили к «Яру», кидали в камин ассигнации — в итоге и довели страну до революции и разрухи…

Комментарий

Разговор о неэффективности государства в целом и правоохранительных органов в частности, рассуждения Игорька о Майере Лански и Лаки Лучано (сюда же Аль Каноне и Багси Сигала включим, а также мои впечатления от поездки в Неаполь — пригород Неаполя Кастелламаре, родина Аль Капоне, и Палермо с деревушкой Корлеоне в пятидесяти километрах от него) заставили меня написать этот комментарий — рассуждения дилетанта о борьбе с преступностью.

Действительно, как бороться с преступностью? Возможности бюджета ограничены. Численность работников МВД (включая внутренние войска) уже превосходит армию. Создается такое впечатление, что наше государство боится своего народа больше, чем внешней агрессии. А если сюда прибавить пенитенциарную систему и службу судебных приставов, которые сейчас формально переподчинены Минюсту, то складывается вообще удручающая картина.

Очевидно, что милиция в ее нынешнем виде малоэффективна для борьбы с преступностью. Она зачастую сама становится орудием «коммерческого наезда» и криминальных разборок. Истории про то, что во многих городах РУОП сам является «крышей» и эту «крышу» навязывает коммерсантам, — это ведь, мягко выражаясь, не всегда выдумки.

Наращиванием численности сотрудников МВД эту проблему не решить. Я не знаю статистики, но думаю, что если сложить все количество полицейских, ФБР и национальной гвардии в США, то вряд ли на душу населения у них будут показатели выше наших. Мне кажется, что проблему борьбы с преступностью и охраны общественного порядка можно решить значительно меньшей численностью. Тогда и зарплата у борцов будет выше. Естественно, если оставить на прежнем уровне объемы финансирования.

Отчего же борьба с преступностью в России так малоэффективна?

Причин, на мой взгляд, две.

Первая — люди в наших городах расселены беспорядочно, как попало. Я очень часто бываю в США и подолгу там живу. Прежде всего в Нью-Йорке и Чикаго. Там люди живут в социально и национально однородных районах. Есть китайский район, есть итальянский, есть русский и т. д. Есть районы для бедных, есть для среднего класса, есть места, где живут богатые. Люди очень редко попадают «не в свой» район. Я не могу себе представить яппи с Уоллстрита прогуливающимся по Гарлему или Южному Бронксу — и, наоборот, черного мордоворота, который зачем-то забрел на Пятую или Парк-авеню в районе от 30-й до 80-й улицы. А если вдруг яппи забредет в чужой район, он не удивится, если его ограбят. Полицейский, получив от него заявление, первым делом спросит: «А какого хрена ты там делал? Чего тебя туда понесло? Пеняй на себя! Дело твое — висяк. В следующий раз будешь умнее. Так что забирай свое заявление и не морочь нам голову». А мордоворот будет на Пятой авеню паинькой. Никого не тронет, будет все время повторять: «Sorry, sorry!» Иначе подъедет полицейский и заберет в участок. А там разбирайся до утра, кто кому на ногу наступил.

Однажды я с приятелем заехал в бедный мексиканский район Лос-Анджелеса. Случайно. Было очень жарко, мы остановились у какого-то бара, чтобы взять холодной минералки. Зашли… В баре на нас уставились, как на инопланетян. Цвет кожи не тот, выражение лица — не то, прическа — не та, одежда — не та, машина наша на улице — не та. Чужие! Повисла гробовая тишина. Тем более что по-английски из них никто не говорит! Вокруг ненависть, которую ощущаешь физически. В их глазах читалось: «Убирайтесь отсюда! Мы ничего не хотим знать о вас и о вашей жизни. Мы же к вам не лезем, вот и вам здесь нечего делать!» Из глубины бара, покачиваясь, в нашу сторону двинулся здоровый толстый латинос в грязной майке. Прямо как в плохом голливудском боевике. Пить сразу расхотелось. Стало страшно. Пятясь и раскланиваясь, как китайские болванчики, мы с позором ретировались. Нам вслед раздался здоровый раскатистый смех: «Эти гринго, как обычно, наложили в штаны». А вот на Сансет бульваре или на Родео драйв настанет их очередь накладывать в штаны. Они это знают. И там не появляются. Так и живут — в мире и согласии — 300 миллионов человек. Никогда не общаясь друг с другом.

Известный нью-йоркский анекдот. Звонит племянник из Одессы тете на Брайтон-Бич: «Ну, как у вас дела в Америке?» Ответ: «А я не знаю. Мы туда не ходим». Он хорошо иллюстрирует национально-территориальную стратификацию американского населения в рамках большого мегаполиса.

Поддерживать правопорядок и бороться с преступностью в рамках такой территориальной организации населения значительно проще. Полиция заранее знает, где очаги преступности, а за какие районы можно не беспокоиться. Известны и места, где население (зачастую такие же бандиты) само разберется с «нарушителем конвенции». Я бывал в районах Токио, где вообще нет полицейских. Там по договору с полицией за правопорядок отвечает якудза. Серьезно, я не шучу! Это почти официально. Полицейская статистика в китайских кварталах американских городов вообще не фиксирует преступлений — о них ничего не известно! Потерпевшие не идут в полицию — разбираются сами.

Здесь уместно вспомнить Герцена, который удивлялся устройству полиции в Англии. Он описывал такую сценку. Около питейного заведения в Лондоне в кровь дерутся два напившихся обывателя. Рядом стоит полицейский и мирно зевает. Герцен задает ему вопрос: «Что ж вы не вмешаетесь?» Ответ его потряс: «А никто из них не зовет на помощь. Вот я и не вмешиваюсь. А когда позовут, я тут как тут. Уже рядом. Мигом разниму. Пока это считается их личным делом. Если бы они хотели, чтобы я вмешался, давно бы позвали. Хотя бы кто-нибудь из них. Они же видят, что я здесь стою». Герцен говорит: «Наш околоточный надзиратель давно бы их разнял, арестовал — и в участок. Обоих бы посадил. И был бы молодец у начальства». Только вот с таким пониманием правопорядка в России нужно значительно больше околоточных надзирателей, чем в Англии. При том что в Москве могут раздеть до нитки прямо на Тверской. У нас на Кутузовском расстреляли водителя певицы Ветлицкой, в Охотном ряду убили человека из автомата. Милиция объявила план «Перехват» — и никого не поймала. Представить себе такое в центре Манхэттена невозможно.

Плохо ли такое территориальное распределение жителей, как в Америке, хорошо ли — но работу полиции оно сильно облегчает. Подобное положение было и у нас в России до революции. В Питере была воровская Лиговка и аристократическая Английская набережная. В Москве — Хитрое рынок, Сухаревка и Марьина Роща, с одной стороны, Тверской бульвар — с другой. Молдаванка и Дерибасовская — в Одессе. Ростов — воровской, Самара — купеческая и т. д. Банда налетчиков типа Бени Крика в Царском Селе — нонсенс. Это из области фантастики. Моего воображения не хватает.

И у нас было так… Но в последние сто лет все перемешалось: столько войн, строек, депортаций, лагерей. Академик на одних нарах с уркой. Латыш-эсэсовец на лесоповале в одной бригаде с евреем-коминтерновцем.

В городах при советской власти селились черт знает как. Где дадут ордер, а не где хочется. Ездят из одного конца огромного города в другой каждый день. Городу с такой системой расселения нужна беспрецедентная в истории инфраструктура общественного транспорта. И, наконец, для поддержания правопорядка такому городу требуется не имеющая аналогов по размеру полиция. Денег на такую полицию не хватит ни у какого государства. Отсюда коррупция. Смычка с криминалом и т. д. Кстати, напомню, что Аль Капоне посадили отнюдь не полицейские, которые с ним мило дружили, а налоговики, причем не местные, а из Вашингтона.

Просуществует еще рынок жилья лет двадцать, и все вороны рассядутся по своим деревьям. Станет легче. Суточная миграция населения внутри города уменьшится. Люди начнут узнавать своих на улицах. Чужаки станут заметнее. Милиции станет легче. Когда преступление с вероятностью процентов совершается лишь на трети территории города, его гораздо проще предупредить. Можно будет обойтись меньшими милицейскими силами.

Вторая причина, на мой взгляд, в том, что народ перестал доверять милиции. Милицию боятся. Как говорится в известной пословице, «Лучше дочь проститутка, чем сын — мент». Обратите внимание на следующий феномен. Английские болельщики дерутся с турецкими. Болельщики «Ливерпуля» — с болельщиками «Ювентуса». И только у нас болельщики (неважно какие) дерутся с милицией. Готовятся к драке загодя с обеих сторон. Придумывают «кричалки». Милиция на взводе. Малейшая провокация — и в бой. Наши люди не хотят быть свидетелями. Увидев преступление, мгновенно смываются. Ничего не сообщают в милицию. Не хотят сотрудничать. Не верят в искреннее стремление найти преступника. Суд присяжных (простые люди) оправдывает матерых рецидивистов. Идет молчаливая война народа и милиции.

В Штатах иначе. Полицейского боятся. Но это другой страх. Страх подростка перед строгим, но справедливым отцом. Все друг на друга стучат. Детей с детского сада учат стучать. В детском саду это подается очень красиво. Дети, вы — граждане великой страны. Вы — наше национальное достояние. Государство в любом случае вас защитит. Если родители вас бьют, запомните номер телефона полиции (он, как правило, очень прост). Если родители оставили вас дома одного (в Штатах есть закон, что детей младше двенадцати нельзя оставлять без присмотра), звоните в полицию. А теперь, дети, давайте повторим номер телефона, по которому вы должны позвонить, если вас обижают.

Ребенок с молоком матери впитывает простую истину. Если тебе кажется, что против тебя совершили преступление, звони в полицию. Это на уровне рефлекса. Неважно, какое преступление, большое или маленькое. Звони. Там разберутся. И люди звонят! Звонят не переставая. По любому поводу. Меня обсчитали в магазине. Мне кажется, что у нас появился подозрительный сосед. Моя девушка связалась с наркоманом. Коллега по офису смотрит порносайты… Вся эта информация собирается. Огромные базы данных. Люди зачастую бесплатно становятся осведомителями. Швейцары в гостиницах. Водопроводчики и электрики. Водители такси. Официанты. Все.

Полиции очень легко работать. Преступника разыскивают в тот же день. Показали по телевизору фоторобот — тут же сотни звонков: «Я его видел! Он зашел поссать в такой-то ресторан. У него уже сбриты усы. Теперь он выглядит иначе и т. д.» И еще до прихода полиции сами погонятся за ним. Поймают. Приведут в участок. Скрутят. Дадут по морде. Вот так-то.

Приехал полицейский. Пистолет прямо в лоб.

— Стоять. Руки за голову. Не делать резких движений. Лечь на землю. Так. Документы. Извините, сэр, мы ошиблись. Вы, кстати, не видели вот такого человека? Он очень похож на вас.

— Нет проблем. У вас такая работа. Я понимаю. Видел. Он пошел туда. Хотите, я вам помогу?

— Спасибо, не надо. Удачи.

— Удачи. Я могу быть свидетелем. Вот моя визитка. Если нужно, позвоните.

Детский сад. Школа. Голливуд. Все нацелено на одно. Полиции нужно доверять. Говорить все. Говорить правду, тем более в суде (ты же поклялся на Библии!).

Полицейским платят не очень большую, но приличную зарплату. Их уважают. Но и полицейский должен соответствовать. Никогда не брать взяток. Быть справедливым. Разбираться по существу, а не по гнилым параграфам инструкции. Программа защиты свидетелей. Соглашение со следствием. Все нацелено на то, что если ты сотрудничаешь с полицией, то тебе ничто не угрожает.

Конечно, картина получилась достаточно идеальная. Безусловно, есть и полицейские-преступники, и коррумпированные судьи и прочее. Но я говорю о векторе общественного настроения. О том, как простой обыватель позиционирует себя по отношению к полиции.

У нас этого нет. У нас другая история взаимоотношений народа и милиции. Вы эту историю знаете не хуже меня. Откуда взяться доверию? Народ ожесточается против милиции, а милиция — против народа. У них «моя милиция меня бережет», как это ни иронично звучит. У нас — «не верь, не бойся, не проси».

Так что дело не в финансировании. По нашим меркам оно и так огромно. Но должен быть общественный договор между народом и властью. Иначе защиту скорее будут искать у какого-нибудь доморощенного Вито Корлеоне, а не у государства. «Ах, дон Вито, вы были другом моего отца, окажите мне честь, будьте крестным у моего первенца». Плохо дело, граждане. Может, Вито в полицейские?

Кох: — …Так вот: сейчас у нас все финансируется по остаточному принципу — кроме госаппарата. Все по остаточному, а чиновники полной поварешкой черпают из казны деньги. Какие ремонты сейчас в министерствах делают! Таких офисов нет даже у олигархов.

МПС мрамором отделано, Минфин — красным деревом…

Короче, деньги пи…дятся по полной программе. Приходишь в министерство и видишь, что чиновник сыт, одет-обут — всей, как говорится, страной его обували и кормили… У них дачи, машины…

В наше время чиновники так нежили, как эти сейчас.

— Ну, разве только партийные.

— Нет, я про мое время говорю, когда партийных уже не было — когда я, Чубайс, Боря Немцов были… Мне, например, Паша Бородин даже дачи не дал…

— И комнаты отдыха у тебя небось не было.

— Комната отдыха была. Но по сравнению с нынешними комнатами — это все говна кусок. А как меня за 100 тысяч гнобили (гонорар за книжку)! Теперь над этой суммой даже начальники подотделов смеются. Но не суть. Я вот о чем. Что финансируется не по остаточному принципу, к этому претензий уже быть не может. Чиновники у нас прекрасно выглядят, у них замечательные офисы, прекрасные жилищные условия, дети у всех в Швейцарии учатся. Вопросов не имеем — вот на что государство обращает внимание, то у него зашибись.

— Слушай, а по какой графе они детей в Швейцарию проводят? Как это технически оформляется?

— Что-нибудь человек подпишет, и — раз — у него ребенок в Швейцарии. А вот почему социализм хуже капитализма? Я тебе сейчас это на такой ситуации покажу. В СССР вовсе не по остаточному принципу финансировалась оборона — в том же 1987-м, к примеру, году. Системы связи, коммуникаций, какие-то ракеты всякой дальности. Но молодой парень, засранец Матиас Руст — пролетел! И никто ничего не смог сделать! Никакие перехватчики, никакие ракеты, радары, сонары не помогли… А если б сейчас мы вдруг взялись оборону финансировать не по остаточному принципу? Думаю, никакой Руст бы не пролетел. Потому что капитализм! Вот начали мы чиновников финансировать не по остаточному принципу, и у них все в порядке. И у военных было бы все в порядке. А что при Советах? Страна подпоясалась лыком, жрать нечего, колоссальные деньги на оборону тратились… Нефть, газ — все на оборону. Но эта оборона ни хера не обороняла! Некоторые, кстати, аналогичные же претензии к госаппарату предъявляют — что он-де не управляет. Но это неправильная претензия! Мы им деньги как раз за то платим, чтоб они не управляли. Потому что у нас экономика капиталистическая и либеральная. И с этой своей функцией — не управлять — наш чиновник отлично справляется. А как деньги у него кончаются, он говорит: ну-ка я сейчас поуправляю! Ему тут же несут взятки, он все подписывает… — Но в масштабах страны это же копейки. Ну сколько они там украдут, чиновники…

— Я думаю, что это большие суммы.

— Да… Люблю я наш госаппарат. Вот, Алик, лет пять назад была схема напечатана в какой-то газете. И карта офисов. Все структуры РСФСР — на месте. Ну, кроме Госплана. А что случилось со зданиями, которые занимали структуры союзные, а также СЭВ и Варшавский Договор, не говоря уж про КПСС и ВЛКСМ? Они что же, пустуют? Или их сиротам отдали, или комитету солдатских матерей? Или детским студиям? Никак нет! Туда въехали чиновники из российских же структур, которые, по меткому выражению академика Федорова, плодятся, как клопы.

— И им еще места не хватает! При том что ликвидированы отраслевые министерства, которые были костяком правительства! Которые давали самую большую численность!

— И ничего, значит, нельзя сделать с этим позорным явлением…

Комментарий Свинаренко

Вот мне тут попал в руки прелюбопытнейший чиновничий документ, как раз датированный 87-м годом. Дорого я бы отдал, чтоб его тогда полистать. Хотя — ну полистал бы, и что? Стало б одной темой больше из той же оперы: коммунисты — гондоны и проч.

Однако же к делу. Название этой 192-страничной книжки в мягком переплете, изданной под грифом «СЕКРЕТНО» и соответственно номерной, такое: «ПЕРЕЧЕНЬ сведений, запрещенных к открытому опубликованию». Москва, стало быть, 1987-й. Шапка такая: «Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР)». Инвентарный номер такой-то, экземпляр номер такой-то.

Чего там запрещалось упоминать в печати? Вы будете смеяться, но, к примеру, недопустимым считалось «упоминание о низком политико-моральном состоянии личного состава ВС СССР, в том числе о негативных отношениях между военнослужащими…» То есть воры, садисты и убийцы в Советской Армии были засекречены! Еще вот что запрещено, отдельным пунктом: «Упоминание о чрезвычайных происшествиях (убийство, самоубийство, ранение, членовредительство, дезертирство, хищения вооружения и военной техники, гибель и увечье людей, массовое отравление и обморожение, нарушение правил несения боевого дежурства, проявление военнослужащими группового недовольства (!), неправильное поведение их по отношению к местному населению)». То есть это всегда было — солдатики убивали друг друга и бежали с автоматами наперевес по родной стране, отстреливаясь от преследующего их спецназа, и всегда продавали пистолеты браткам… Но советская власть уберегала нас от этих знаний, заботливо продлевая нашу девственность…

О чем еще нельзя? «О демонтаже промышленного оборудования и о вывозе его в Советский Союз». Это касательно репараций после Второй мировой. Сколько мы тогда вывезли из Германии станков! Но поскольку явление было засекречено, легче было морочить людям голову: типа мы братский немецкий народ не грабили. Ну а хоть бы и грабили? К чему такая щепетильность — непонятно… «О штрафных батальонах и заградительных отрядах, кроме общего наименования» — это уже понятней, потому что тут тема советского гуманизма…

Еще что секретно? «Методика расчета потерь и разрушений от оружия массового поражения». Это мы пока 25 страниц пролистали. Читаем далее. «Упоминание о финансировании ДОСААФ из государственного и местного бюджетов». Мы же за мир, у нас же народ сознательный — любит добровольные взносы. «Топографические карты масштаба крупнее 1 : 1 000 000 и планы территории СССР». «Морские карты — любых масштабов». Ну, про море понятно — по морю сбежать от товарищей было все-таки легче, чем по суше. А вот еще: «Система параметров общего земного эллипсоида и параметры гравитационного поля Земли, принятые в СССР». И дальше: «Обобщенные данные отечественных наблюдений за полярными сияниями» — тоже врагу показывать нельзя. И ничего тут смешного: полагаю, что такой поражающий фактор ядерного оружия (которое на нашем Севере испытывалось), как электромагнитное излучение, мог как-то по-особому, по-военному расцвечивать северное сияние. Ну а ниже уже открытым текстом: «Сведения о радиоактивном загрязнении окружающей среды локальными (неглобальными) выпадениями, позволяющие определить место, дату и причину явления, вызвавшего повышение уровня радиоактивности». Чернобыль у нас за год до этого был — но он проходил по старому изданию перечня, которое вышло в 76-м году. «Данные об аварийных сбросах и выбросах на гражданских объектах, представляющих высокую опасность для человека». В общем, что касается предшественников Пасько, так их, если б они были, удавили без суда и следствия.

Военные тайны типа атомных, ракетных, лазерных, подводных — само собой. Это даже скучно. ЭВМ, кстати, в то время тоже проходили по графе «Военные тайны».

Но смешного тут вообще-то мало. Вот вам пункт 5.43: «О способах производства (в том числе и по материалам иностранных источников), дающих возможность изготовления в домашних условиях взрывчатых веществ…» Все, все было известно секретным аналитикам — за многие годы заранее. Люди, как только получают чуть-чуть свободы, тут же, рискуя жизнью, пойдут добывать новую порцию свободы…

Часто — по инерции, лишнюю, ненужную. Так было, так будет…

Секретность заходила далеко и глубоко. «Упоминание о том, что бывшее ДС О „Зенит“ объединяло спортсменов, физкультурников, спортивные коллективы предприятий и учебных заведений оборонных отраслей промышленности…» Забавно, что секретными были сведения и «о производственном браке военной продукции».

А что гражданская промышленность? Тут тоже многое секретно: золото, бриллианты, алмазы, цветные и редкие металлы, полупроводники, радио, самолеты, пароходы, нефть и даже тетрагидрофуриловый спирт.

Особенно неприятно думать про то, что секретными были объявлены и вакцины, вот вам списочек: противочумная, холерная, сибиреязвенная, химическая сорбированная тифозно-паратифозно-столбнячная, оспенная, туляремийная, бруцеллезная, ботулинический анатоксин, секстаанатоксин. А еще — сыворотки: противостолбнячная, противоботулиническая, противогангренозная. Серьезный список, нешуточный. Военный такой список, трупный, отвратный. Не поздоровилось бы НАТО, будь оно пободрее и поактивнее.

А еще — уже можно немного расслабиться — вот какие сведения советские чиновники объявили секретными: уровень рентабельности, себестоимость вообще и нефти в частности, закупочные цены на золото, принимаемое от старателей (копейки, конечно, — народ прочел бы и повалил на прииски, что и сделали в свое время ингуши, которые долго контролировали золотодобычу на Колыме).

С полезными ископаемыми и вовсе мрак: ничего нельзя разгласить.

Транспорт: «Разрешается показывать длину, ширину и тип моста (виадука)». Разве этого мало?

Связь — тоже интересно! Там, конечно, секретны «сведения по вопросам радиозащиты от враждебной пропаганды и использования соответствующих радиотехнических средств». А также «о слышимости или напряжении поля радиостанций иностранных государств на территории СССР». Глушилки, которые выли и стонали в эфире, были секретными. Стыдно было…

Сельское хозяйство — или, как тогда любили выражаться, агропром — тоже полно тайн. И тоже весьма несмешных. Вот что засекречено: «Прогноз возможного развития эпизоотии: ящура, бешенства, чумы крупного рогатого скота, сибирской язвы (не первый раз она так волнует авторов перечня; типа все для фронта, все для победы, вся эта мерзость в том числе. — И.С.), африканской и классической чумы свиней, африканской чумы и венесуэльского энцефаломиелита лошадей, болезни Найроби, лихорадки долины Рифт (Путешествовать тогда было нереально, но можно было хоть от названий истекать истомой, вот, есть такая долина в какой-то экзотической стране… — И.С.), оспы, катаральной лихорадки овец, болезни Ньюкасла, классической чумы птиц (гриппа птиц) (Ну-ка, ну-ка! Что-то знакомое! В чьих же инкубаторах выводили атипичную пневмонию? Не в наших ли родных, засекреченных? Или в китайских, от которых мы так береглись? Весь сценарий развития событий в постсоветском мире можно при желании вычитать из этого проклятого перечня. — И.С.), чумы уток и возможные потери от них». И снова в перечне — ящур, чума разных видов, сап, снова чума, на этот раз верблюжья, и даже для лосося нашлась своя зараза — инфекционный панкреатический некроз. Чума, похоже, готовилась на оба наши дома… Причем Перечень ясно указывал, что возможна утечка боевых вирусов. Он прямо запрещал разглашать сведения «О заболеваниях животных инфекционными болезнями, ранее не регистрировавшимися в СССР», а также «О массовых заболеваниях и гибели сельскохозяйственных животных, пушных зверей и птиц от болезней, причины которых не установлены». Еще в этом разделе как бы равнодушно сказано, что секретны «новые маршруты сезонных перелетов птиц и массовых перемещений животных». А дальше уже не таясь, прямым текстом, перестройка ж все-таки на дворе — написано без дураков: секретны сведения и «о выявлении и изучении ранее неизвестных или искусственно измененных штаммов возбудителей заразных болезней растений и животных». В общем, а lа guerre comme a la guerre.

В разделе «Финансы» — тоже война. Вот на что будут жить заброшенные к нам диверсанты? А вот им секретный пункт «О способах изготовления фальшивых денежных билетов».

Внешняя политика и внешняя торговля. Тут свои секреты. К примеру, «Себестоимость обслуживания иностранных туристов в СССР, соотношение этой себестоимости с продажной ценой на туристские путевки». Ну и еще патенты и лицензии и все такое прочее международное секретное.

Медико-санитарные вопросы. И тут есть что засекретить. Да хоть те же «данные о числе больных венерическими болезнями, туберкулезом, психическими расстройствами (включая алкоголизм и алкогольные психозы), наркоманией…»

И действительно, ну как же это — советские люди, строители, пардон, коммунизма — и вдруг на тебе, алкоголики. А не дай бог, они еще и партийные!

Считалось, что никак нельзя было разглашать сведения о допустимых дозах «уровня радиоактивного, лазерного облучения человека, уровня заражения отравляющими веществами людей и животных, воздуха, воды и техники…» Сюда же — «материалы о поражающем действии ядерного, химического, лазерного и бактериологического оружия…» От кого это все задумывали скрыть? Неужто американские шпионы не знали таких элементарных вещей? Небось знали. Но насколько больше б у нас было героев третьей мировой, если от новобранцев скрыть всю фактуру о результатах ядерного взрыва! Нас готовили в герои…

И снова — возвращение к старой теме, видно, сильно она их волновала: запрет на данные «об эпидемических вспышках заболеваний, причины и условия возникновения которых не установлены». И опять — про холеру и чуму.

Ну и дальше бегло, через запятую, идут «Разные сведения». Типа о складах оружия, освоении Антарктики, количестве осужденных ментов, болезнях лосося (стратегический валютный продукт — видно, в этом все дело. — И.С.).

Самая последняя тайна такая: «Организация, характер и методы работы органов Главлита СССР». В общем, суть такая: рассказать про большевиков правду — и конец им. Сразу станет ясно, до чего ж они жалкие и противные.

Кох: — Насколько я понимаю, в последние годы мы только наращиваем численность чиновников. Вот эти полпреды в округах… Это же с нуля созданные аппараты, которых не существовало никогда.

— Это же все делается по плану Бжезинского! Американцы давно ведь задумали развалить СССР, это у них был первый этап. А второй такой: Россию расколоть именно на семь частей. Только у них не было таких терминов, как федеральные округа и вертикаль власти.

— Это я понимаю. Но тогда ликвидируйте губернаторов! И губернии! А то оставили и то и другое… Вот сейчас институты и архивы выселяются из Питера, а на их место въезжают какие-то очередные присутствия федеральные. Институты, значит, недостойны, а госучреждения — достойны. И еще придумали окружные суды и окружные прокуратуры, которых не было… Вот у нас страна разделена на семь военных округов — и ладно. У нас же в губерниях нет своих подокругов. Вот пусть и будет семь субъектов Федерации!

— Помнишь, один наш товарищ угадал, почему округов именно семь?

— Как же, помню! Чтоб каждая страна большой семерки курировала свой федеральный округ! Как там мы делили? Значит, северо-запад — это у нас Англия, центр — Франция, потому что москвичи ездят в Париж и на Лазурный берег, юг — Италия, тепло и все такое. Поволжье… Кто у нас отвечает за Поволжье?

— Немцы, Алик, за Поволжье будут отвечать. Напоминаю тебе.

— Хм… Как же я забыл… Дальше. Урал — США. Сибирь — Канада. Дальний Восток — Япония, кто ж еще.

— Значит, получается, русские сами не могут управлять Россией?

— Это из твоих комментариев к прошлой главе следует, а не из моих.

— А-а… вот ты как заговорил. По твоей, значит, версии русские замечательно управляют Россией!

— Я так не говорил. Я вообще эту тему не затрагивал и качество управления русскими своей страной не брался оценивать.

— Ну да, это позже будет сделано в знаменитом твоем интервью на «Радио Свобода».

— Может быть. Но в 87-м я не оценивал. Если ты хочешь, если ты настаиваешь, я дам оценку: не блестяще они управляют! Не блестяще.

— Ну да… И как это выглядит на практике? Вот у нас Наздратенко — русский (скорей всего), управлял русским краем. Не получилось у него управлять русскими. Ну, тогда, говорят ему, иди рыбой управляй. Она ж не русская, а такая… экстерриториальная. Лицо без гражданства и национальности.

— Рыба, она ж какая? Ей жилья не надо. Пенсии не надо.

— И отопление когда отключают, ей по барабану: она в Москву не будет жаловаться. И железную дорогу собой перекрывать не станет.

— Ей если что не понравилось — она повернулась и уплыла. Она типа голосует ногами.

— И к тому же молчит!

— Как рыба.

— Никого не сдает — ни даже Москальцова.

— Что-то ты подсел на рыбную тему.

— Да потому что она увлекательная. А рыба — важный и вкусный предмет. Вернемся, однако, в 87-й год. Ты, значит, работаешь…

— Ну да. Получаю я сто семьдесят с учетом надбавки кандидатской. У нас отдел, кстати, назывался так: нормирования и ресурсосбережения.

— Неплохо звучит — мужественно, патриотически. Не просто лопатой ворочать, а сберегать ресурсы родине. Не как у меня — отдел коммунистического воспитания. Да… Мне в 87-м как раз стукнуло тридцать. Помню, я очень серьезно отнесся к этой круглой дате. Она приближалась, надвигалась, смущала меня… Чем ближе был юбилей, тем больше я мрачнел и задумывался о жизни. Ну, устроил, само собой, пьянку. Пили до утра… И гостям, видимо, передалось ощущение торжественности и судьбоносности момента. И я помню, как двое гостей стоят в уголку…

— Почему ты говоришь «в уголку»? Надо же — в уголке!

— Знаю, что надо. Это такое осознанное просторечие. Так теплей звучит. Вообще мне русский язык кажется довольно пресным и неточным. Против каких-то других языков.

— Я другие не знаю настолько хорошо. Но могу сказать, что не испытываю стеснения в выражении своих эмоций, пользуясь одним лишь русским. Я могу все что угодно выразить этим языком!

— Я тоже могу много чего выразить. В силу того, что это мой основной язык. Но тем не менее я вижу его несовершенство и сырость. В нем, к примеру, непростительно много недостаточных глаголов. И это ничем не оправдано.

— Каких «недостаточных»? Например?

— Ну, вот «победю» ты не можешь сказать. Да вообще много глаголов, которые сыплются. Одел — надел, положил — класть, ложись — ляг… Список исключений утомляет, при том что он, повторяю, абсолютно ничем не оправдан. Потом табуированная лексика, наличие которой уместно в первобытно-общинных системах, но не в цивилизованном обществе! Англосаксы легко употребляют в литературе и кино слово fuck, а у нас нельзя, у нас — табу. Словечко-то какое — табу!

Комментарий Свинаренко

Из Брокгауза и Ефрона

Табу — термин, позаимствованный из религиозно-обрядовых учреждений Полинезии и ныне принятый… для обозначения системы специфических религиозных запрещений — системы, черты которой под различными названиями найдены у всех народов, стоящих на известной степени развития…

… Табу образует из себя ткань регламентации, опутывающую все детали жизни, лишающую общество возможности свободного развития. Психология, создавшая табу, …в значительной степени послужила причиной застоя многих цивилизаций древности.

…Женщина до брака считалась доступной для каждого мужчины; после брака она становилась табу для всех, кроме своего мужа.

Из Большого энциклопедического словаря

Табу (полинезийск.) — в первобытном обществе система запретов на совершение определенных действий (употребление каких-либо предметов, произнесение слов и т. п.), нарушение которых карается сверхъестественными силами. Табу регламентировали важнейшие стороны жизни человека. Обеспечивали соблюдение брачных норм. Послужили основой многих позднейших социальных и религиозных норм.

Заметили ли вы, каким эпитетом награждается общество, где в ходу табу? Первобытное! И ничего тут нет обидного. Мы же жили при коммунизме вон сколько лет. Сходство между последним строем и родоплеменным меня задевало в раннем детстве, и я допытывался у взрослых, отчего их нельзя назвать одним словом. Говорили — нельзя, хотя бы потому, что у нас были парткомы и ракеты в отличие от, как раньше любили говаривать, Верхней Вольты. Но тут и не в коммунизме даже дело. Страна наша всегда была крестьянская, не шибко грамотная, человек в шляпе выглядел странно и был непременным персонажем анекдотов и кинокомедий, снимаемых на потребу плебеям. Вся эта крестьянская община с овчиной, сапогами и домовыми, с гаданием в бане, с готовностью прирезать барина орудием производства, замечательно легкое отношение к торговле живыми людьми, массовое употребление ритуального напитка, изготавливаемого из местного зерна, — ну, обычное первобытное общество! Как, допустим, у иных северных и южных народов (к чему их лишний раз называть…), живущих в стороне от общественно-политического мейнстрима — того самого, в стороне от которого захотели поселиться мы, подобно семье Лыковых. Пожили там, подвымерли изрядно, а кто выжил, те вернулись и принялись удивляться разному иностранному дешевому ширпотребу. Так Лыковых больше всего удивил не телевизор даже, а полиэтилен: стекло, а гнется. Но проблема даже не в том, что мы первобытные! С этим ничего не сделаешь, так что плевать. А в том проблема, что мы этого стыдимся и пытаемся делать вид, что мы поцивилизованней много кого. Получается путаница, лишний расход ресурса, трата времени… Надо б спокойней к этому относиться. Вот я, к примеру, к себе отношусь как к дикому степняку (я действительно рос в скифских степях), который переехал в места более цивилизованные и тут вроде укоренился. И я не лезу утверждать, что я-де из графьев, из профессорской семьи и все такое прочее. Идет себе человек в шляпе — ну и молодец. Лично мне шляпа чужда, мне в ней неудобно. А другие пусть носят. При этом я неплохо себя чувствую…

А вот чему нас учит знаменитый исследователь мата Б. А. Успенский (тот самый, который указал на этимологическую близость слов «пес» и «пизда», возводя их к праславянскому глаголу pisti со значением «ебать»): «Итак, матерная брань, согласно данному комплексу представлений (которые отражаются как в литературных текстах, так и в языковых фактах), — это „песья брань“; это, так сказать, язык псов или, точнее, их речевое поведение, т. е. лай псов, собственно, и выражает соответствующее содержание. Иначе говоря, когда псы лают, они, в сущности, бранятся матерно — на своем языке; матерщина и представляет собой, если угодно, перевод песьего лая (песьей речи) на человеческий язык».

Филолог В. Ю. Михайлин, тоже видный спец по мату, так развивает его мысль: «Ритмическая организация высказывания за счет матерных кодовых интерполяций выполняет также иную смысловую роль. Она фактически превращает речь в „пение“, в „музыку“, в спонтанное стихотворчество. Нелишним будет обратить внимание на то, насколько четко каждая конкретная кодовая сема меняет форму в зависимости от общего ритма фразы и от собственного в этой фразе места. Главными параметрами являются, естественно, долгота/краткость, а также количество и качество ритмически значимых ударений. Так, ключевая матерная фраза, будучи использована в качестве кодового интерполянта, может приобретать следующие формы: еб твою мать (равные по силе ударения на всех трех силовых позициях), твою — то мать (ударение на ю, редуцированное ударение на а), т — твою мать (ударение на т — т), мать твою (ударение на а, ритмическая пауза после слова мать), еб ' т ' тъ, еб ' т и даже просто е. …Фактически, фраза целиком и полностью покидает пространство коммуникативно ориентированной человеческой речи и переходит во власть совершенно иной речевой модели, для которой составляющие фразу слова важны исключительно в качестве ритмических единиц… Мат — это возведенная в статус речи система междометий, „подражающая“ грамматической структуре обычного языка, способная наделить собственные речевые единицы функциями частей речи, частей предложения и т. д., но не существующая в качестве фиксированного „свода правил“. Это смутное воспоминание языка о его давно забытом изначальном состоянии».

Михайлин также указывает на «откровенно диффузную семантику» матерной речи: «Значение всякого матерного слова сугубо ситуативно, и конкретный его смысл может меняться на прямо противоположный в зависимости от контекста. По этой причине всякая попытка словарного „перевода с матерного на русский“ не может не окончиться полной неудачей. Так, слово „пиздец“ в различных речевых контекстах может „указывать“ на прямо противоположные смыслы — от полного и безоговорочного одобрения некоего завершенного или завершаемого действия или некоторой взятой как единое целое ситуации — до столь же полного разочарования, отчаяния, страха или подавленности… Однако именно эта безраздельная коннотативность и позволяет мату быть предельно конкретным. Ответ на вопрос: „Это что еще за хуйня?“ — будет совершенно конкретным — в зависимости от ситуации, от интонации, с которой был задан вопрос, от жестикуляции и позы задавшего вопрос человека и еще от массы сопутствующих семантически значимых факторов, поскольку и означать он может буквально все что угодно».

Типологическая близость различных воровских культур — французской, английской, русской — при всех понятных национальных особенностях (вроде резко различного отношения к гомосексуализму, скажем, во французской и русской блатных «субкультурах») давно привлекала внимание исследователей. Д. С. Лихачев в статье «Черты первобытного примитивизма в воровской речи» объясняет это обстоятельство «общностью примитивного способа производства»…

Доктор наук Владимир Жельвис (защитился по мату) отметил важную вещь: «Еще в битве при Ватерлоо английские войска окружили кучку гордых и отважных французов, и герцог сказал им: „Солдаты, вы доказали свою храбрость, и мы не хотим убивать таких славных воинов. Можете уходить“. Французы сказали: „Merde“ (дерьмо) — и взбешенный таким смертельным оскорблением герцог приказал расстрелять смельчаков из пушек. Прошло 200 лет, и президент страны Франсуа Миттеран этим же „merde“ напутствовал выпускников университета. Сейчас во французском языке слово обозначает что-то вроде „ни пуха, ни пера“.

И у нас в стране мат не стоит на месте, он все-таки развивается.

А. Гороховский указывает, что до XVIII века слово «б…» без ограничений употреблялось в литературе.

Тот же Михайлин пишет: «В православной некогда до мозга костей России до революции ругательства, связанные с богом, стояли на первом месте. И дело не в том, что русский народ был не богобоязлив. Наоборот. Но ведь задача мата — вызвать шок, и это достигалось путем оскорбления святого. Даже упоминание черта и его ближайших родственников (чертова бабушка) и хозяйственно-бытовых агрегатов (чертова кочерга) считалось жуткой скверной. Ну, и где сейчас богохульные высказывания? Слово „черт“, экс-ругательство, стало обычной нормой и даже превращается чуть ли не высокопарное (можно же проще сказать: мудак или еще что-нибудь в этом роде).

И потом, мат до тех пор является таковым, пока его действия являются оскорбительными. В современной России происходит такая тенденция, что слова типа «…банный в рот», «…б твою мать», «пошел на …уй» становятся чем-то вроде присказки, вводного слова, слов-паразитов и уже никто не воспринимает их буквально, и отрицательные эмоции вызывает в большей степени лишь сам факт упоминания бывших опальных слов».

Вот типичная фраза из наукообразного текста про современный мат: «Кино, музыка, литература, средства массовой информации, стремясь к выразительности, следуют старому как мир закону и частым употреблением ругательств превращают их из экспрессемы в стандарт, а со временем доведут и до стереотипа. Слова типа „шлюха“, „блядь“, „говно“ уже давно прочно поселились на экранах телевизоров и страницах газет, перестав шокировать окружающих. Русский народ скорее матерится из уважения к традиции, но никак не от души. Сколько ругательств перебежало в строй законной лексики — не счесть…»

Одним словом, все идет к тому, что табуированная лексика постепенно исчезнет также и из русского языка. Это наряду с другими авторами косвенно подтверждает Илья Кормильцев, человек с чрезвычайно нестандартным мышлением, — он сочинял тексты для «Наутилуса Помпилиуса», а сейчас пишет прозу и переводит. Кормильцев дал такую версию: «Мат табуирован вовсе не потому, что его запрещено печатать, а потому, что менталитет носителя русского языка устроен таким образом, что предполагает наличие неких абсолютных табу, нарушение которых дает определенный эмоциональный эффект. Русская ментальность вовсе не нуждается в том, чтобы мат был легализован, если его легализовать — придется придумывать что-то новое».

Кох: — По-моему, ты увлекся… Так что все-таки было на юбилейной пьянке?

— Там был такой момент. Стоит, значит, человек в уголку, а другой подходит к нему, руки за спиной, и говорит: «Сейчас я покажу тебе фокус, закрой глаза!» Тот закрывает. И тогда фокусник достает разделочную доску, укладывает ее подопытному на темя и с размаху разрубает эту доску кухонным топориком. Публика потрясена. Тот, у которого на голове доску рубили, после проплакал до утра, а потом подшился. А который показывал фокус, тот пошел кого-то е…ть в ванную и через какое-то время повесился. Жесткие были линии в жизни…

В общем, тридцать лет стукнуло. Я тогда провел собрание, вызвал всех подружек и объявил, что они уволены: всем спасибо, все свободны, поскольку я на вас не собираюсь жениться. Они отвечают: «Так тебя никто и не заставляет жениться, какой вопрос!» Нет, говорю, это не к вам вопрос, а ко мне. Поскольку жениться на вас я не планирую, зачем вы мне тогда? Вот и все. Потом я еще и с работы уволился. Сказал: хватит уже. Решил заниматься серьезными делами, а не провинциальной журналистикой.

— Подожди, а ты когда окончательно женился?

— В 88-м году.

— А, так ты как всех уволил, так вскоре и женился. Механика простая.

— Ну… А в 87-м, кстати, еще началась кооперация.

— Да, уже можно было бабки зарабатывать.

— И я помню, в 87-м привез какую-то заметку в «Собеседник» сдавать и встретил там Вову Яковлева. А он уже уволился из газеты и как раз делал кооператив «Факт». И вот стоим мы в очереди в редакционном буфете, все берут суп и второе, а он говорит: «Ну-ка дайте мне полный граненый стакан черной икры и пачку „Мальборо“! О как! И мне Яковлев говорит: „Хочешь, дам тебе хоть червонец в долг, а отдашь, как деньги будут!“ Я взял. А чего?

Комментарий Свинаренко

Потом, через три года, я пришел в старый «Коммерсант» и в коридоре встретил Яковлева. В кармане у меня было тринадцать рублей — все мое на тот момент состояние. Я достал десятку и стал ее возвращать, должок, — но он засмеялся и не взял.

Свинаренко: — Я подумал тогда: как жизнь повернулась! Вон люди бабки делают… Чуть ли не семьсот рублей в месяц получают. И в этот самый момент Яковлев говорит: «А иди-ка ты работать ко мне в кооператив, и будешь получать семьсот рублей (видно, эта сумма тогда у всех крутилась на языке)». То есть этот стакан икры был не просто так им закуплен, это была часть его стратегии как head hunter. Я поскучнел, потому что вопрос перешел из чисто теоретической легкомысленной плоскости в область действий… И отказался!

— А что он производил в том кооперативе?

— Да ничего. Он торговал информацией о кооперативах. Ну вот. Я понял, что мне очень не хотелось заниматься бизнесом. Бабки туда-сюда передвигать, из пачки в пачку перекладывать… Он говорит: иди, мы сделаем классную газету! Ну, не сразу, а чуть погодя… И начинает описывать некую воображаемую идеальную газету — грубо говоря, будущий старый «Коммерсант», который у него уже вертелся в голове. Я послушал и говорю: вот как дойдет до такой газеты, ты мне сразу свистни — и я не заставлю себя ждать. Ну, приблизительно так оно и получилось потом, как мы знаем. А Матиас Руст когда прилетел, это какой праздник был, помнишь? День пограничника это был, 28 мая!

— Да ты что!

— Точно. Граница на замке!

— Если б он сел не на Красной площади, а в другом месте, то это бы замолчали. А так невозможно было замолчать.

— Люди думали, что это съемки, шутки… Значит, ты думаешь, что при социализме военные все бабки просто растранжирили, и все, — даже элементарная ПВО поэтому не работала…

— Думаю, что да.

— Были же версии, что Руста видели, вели, но просто не стали сбивать.

— Ну да, и поэтому он сел на Красной площади… За пять лет до этого они «Боинг» корейский сбили, там не одна сотня человек сидела, — и глазом не моргнули, а тут у них гуманизм, сука, разыгрался. Прозевали! Сто процентов! Это как американские smart-бомбы, которые почему-то все время в базар попадают. Думаю, там была такая схема, с теми бомбами. Подрядчик с генералом договорился, приходит в Белый дом и говорит: охерительная бомба изобретена, мухе попадает в левое яйцо, срочно нужно закупить партию для Пентагона. А то невозможно без них! И все на откате… А у нас при Советах и откаты были дурацкие, кэша ж не было. К примеру, солдат на дачу присылали. А вот из нашей жизни свежий пример. У Московского вокзала в Питере выкопали яму, потратив на работу девяносто миллионов долларов. Якобы это котлован под новое здание вокзала для новой скоростной магистрали. Никто никакую магистраль не строит, а девяносто миллионов вкопали в эту яму… И никто не сел!

— Что, за девяносто миллионов только яму выкопали — и все?

— Да. Кое-кто поинтересовался сметой, так они даже гвозди в Лондоне закупали. И никаких вопросов нету ни у кого!

— Ну, так меры же приняты.

— Какие?

— Поменяли же начальника федерального округа!

— Это было до него, это было во времена Примакова… Вернемся в 87-й. Тогда еще под Уфой поезд взорвался, помнишь? Там была утечка газа из магистрали. Газ в низину натек. Шел поезд, кто-то хабарик в окно выкинул — и взрыв, сотни людей погибли.

— Какие-то знаки нам давались, что сворачивается все.

— Я не сторонник символы какие-то выводить, но видно было, что загибается все… Смердел Совок со страшной силой… Из великой державы начал уже превращаться в посмешище всемирное. Они и сейчас не видят этого, бюджетные работники, в функции которых входило гордиться великой страной. Совок сдыхал долго, так что нам из года в год, в каждой главе приходится об этом говорить. А сдох бы он в один день, как в Чехословакии! Сразу б все стало ясно: Гавел — президент, а вы, коммунисты, сидите спокойно, если не хотите получить по физиономии, и устраивайтесь слесарями. Вот тут и вакансия, кстати, образовалась — Дубчек же слесарем двадцать лет был, после Пражской весны, пока его председателем парламента не забрали. А наш Совок долго б еще помирал, если б эти дурачки ГКЧП не придумали в 91-м году. А как придумали, тут и кончился Совок!

— Быстро, видимо, было нельзя. Ведь даже мы к нему серьезно относились. Мы хихикали, но на демонстрации не ходили ведь.

— Ну почему, я на какие-то митинги ходил.

— Мы ходили, когда все ходили. А я про другие времена. Помнишь, диссиденты вышли на Красную площадь…

— Я о другом. Сидели аналитики в ЦК КПСС — Боря Федоров, Игорь Малашенко… Бегло говорили по-английски… И Примаков сидел в институте экономики… Ну, придумали б что-нибудь! Тоже мне, аналитики… Мне денег жалко! За эти пять лет, пока они сдыхали, коммуняки, сколько ж они на Западе денег позанимали — и пустили на ветер! Мы до сих пор по их долгам расплатиться не можем. А если б сразу сказали: все кончено, мы пошли — то это все значительно меньшей кровью далось бы. Ну, в том же 87-м году сдали б дела и разошлись по домам, устроились слесарями трудиться! Знаешь, сколько денег мы бы тогда сберегли! Если б эти… во главе с покойничком Павловым не наделали долгов! Если б Гайдар пришел на пять лет раньше! Тогда не развалили бы бюджетную систему, не раскрутилась инфляция, не было б этой конфискационной реформы, когда вклады граждан аннулировали…

— Да все равно б своровали бабки!

— Да перестань ты! Таких бабок, которые они профукали, в России никогда не воровали! И сейчас таких не воруют! Одна программа «Буран» несколько десятков миллиардов стоила!

— А, это русский Shuttle?

— Да. И чем она закончилась, эта программа? Десять миллиардов долларов вылетели, как из ружья! Один раз запустили этот «Буран» без космонавта — и все. Ну зачем это нужно было?!

— Так ответ же американцам!

— А вы меня спросите, налогоплательщика! Согласен я таким образом отвечать американцам — чтоб один раз запустить и на этом закончить — или нет?

— Понты дороже денег!

— Это когда не свое тратят. А мне дороже деньги, чем понты.

— Вот ты, Алик, говоришь: «Если бы Гайдар пришел в 87-м…» А он не мог. Он тогда другим был увлечен. Он, наоборот, именно в 87-м году начал работать в «Правде» и в журнале «Коммунист».

— Будучи коммунистом, да… Будучи коммунистом… Но вот если бы у нас сразу после ГКЧП, на волне демократической приняли нормальные законы, как это было сделано во всех странах Восточной Европы, в частности закон о запрете на профессию, — то Гайдар, Чубайс, Шахрай, Боря Федоров — они бы не смогли работать в правительстве. Потому что они были коммунистами!

— Раз Гайдар в «Правду» пошел, значит, считал, что это надолго! Иначе бы на хера было связываться? Позориться? Видно, не на год шел, не на два, а всерьез… Вот в Германии после войны хотя и был запретна профессии, все равно многие нацисты продолжали работать на государство.

— Ну, там же зам Канариса — Гелен, замначальника разведки вермахта, работал после войны в разведке, в ФРГ. И ничего!

— О чем это говорит? О том, что не напасешься людей! Кадров нормальных нигде и никогда не хватает! Их же всего два-три процента активного населения. Естественно, при фашистах или при коммунистах такие люди — члены партии. Или цеховики. Ну, подвести их под запрет — так и что ж, брать на ключевые должности заведомый второй сорт?

Я давно уже придумал, что надо к товарищам применить замечательный принцип — чтоб каждому воздавалось по его вере. К примеру, приходят диссиденты со своей партией регистрироваться в Минюст. «Так-так, — говорят им, — а ну-ка, чего вы раньше декларировали, как себя с политическими противниками вели? Нормально, по понятиям? Ладно, тогда идите, работайте. А вы кто? Коммунисты? А как вы утверждались на политической арене? Расстреливали противников и — по зонам их, по психушкам? Замечательно… Значит, тогда вы на первый-второй рассчитать и вперед — четные в Кащенко, нечетные на Колыму. И скажите спасибо, что к стенке вас не ставят…» Или идут коммунисты на выборы. Их по пути останавливают: «Вы что, с ума сошли? Да когда ж это было, чтоб коммунисты, будучи у власти, пускали на выборы политических противников? И честно считали их голоса? Идите отсюда, если вы порядочные люди… Ну, какие вам такие выборы?!» Еще одна мера: дать им всем срока, пусть условно, и принудительно по 25 или даже лучше 33 процента от зарплаты взыскивать с них в доход государства пожизненно. Ну, хоть как-то, хоть частично восстановить справедливость… По-моему, это было бы и красиво, и гуманно.

Кох: — Но даже если их и один процент, так кто-то активничал за режим, а кто-то — против режима! Протест бывает разный. Например, Сахаров и Солженицын протестовали открыто. А были люди другого плана — цеховики, как ты правильно заметил. Они разлагали систему с другой стороны, с другого конца булку жрали. Они создавали основы частнособственнических отношений, они, допустим, приезжали в Сочи с бабками — и все телки были ихние…

— Красивая игра слов — «бабки — телки».

— Телки — они формально комсомолки, в школу ходят, но у них другая, некоммунистическая система ценностей: «ГАЗ-24» с ветерком, Дагомыс, ресторан, пляж, шампанское в ведерке… Понимаешь?

Кто больше разлагал строй: цеховики, которых были сотни и тысячи, — или Сахаров с Солженицыным, которых были единицы? А еще были многие тысячи фарцовщиков, которые тоже разлагали… Я не говорю тут о директорах промтоварных баз — они как раз олицетворяли собой социализм. А вот фарца и цеховики — это капитализм!

— Тебя послушать, так диссиденты получаются мудаки в этой системе?

— Нет!

— Но бабки же они не делали! Капитализм не строили!

— Но они защищали другие вещи — не капитализм, а демократию! Защищали несоциалистические ценности! А директор базы, начальник жэка и секретарь обкома — социалистические. Значит, эти валютчики стояли за ценности свободного демократического общества. Они тоже входят в эти два-три процента! Но вторая половина этих двух процентов активного и предприимчивого населения почему-то не хочет управлять собой… И допускает, чтоб ею руководила та половина, которая коммунисты. Люди, которые в жизни гвоздя не забили. Они никогда не зарабатывали деньги, они всю жизнь сидели на бюджете!

— Вообще психологическая наука учит нас, что во всяком коллективе его неформальный лидер далеко не самый умный человек, зачастую наоборот — ниже среднего по интеллекту.

— Не понял, еще раз.

— Повторяю для крупных руководителей… (Свинаренко повторяет).

Комментарий Свинаренко

Кох: — Но руководитель и не должен быть лучшим, он должен быть адекватным. Я тебе дам простое объяснение.

— Я тебе дал научное, а ты мне дашь правильное!

— Почему? Я тебе тоже дам научное.

— Так ты же не психолог.

— Верно, не психолог, но кибернетик. А кибернетика, как известно, наука об управлении. Психология — всего лишь частный случай кибернетики. Как, впрочем, любая наука — частный случай кибернетики. Кибернетика изучает информационные системы, дорогой мой товарищ…

— То-то, я смотрю, ты спец по массмедиа: значит, ты еще в институте проходил информационные системы, ха-ха-ха!

— Так вот я тебе рассказываю: все очень просто. Управляющая система должна иметь взаимодействие с каждым элементом управляемой системы. Во всяком случае, это желаемый параметр. Вот. А если говорить о человеческом коллективе, то, если человек сильно умный, это вот почему не есть хорошо. От него до самого глупого слишком большое расстояние, так что контакт между ними невозможен. Поэтому лидером становится тот, у кого расстояние интеллектуальное до каждого отдельного элемента не слишком большое… Тогда у него устанавливается контакт с максимально возможным количеством элементов системы. Представим себе коллектив в виде пирога толщиной десять сантиметров. Предположим, что управляемость теряется при расстоянии между лидером и элементами более пяти сантиметров. Если лидер очень умный, если он на самом верху, то с первыми пятью сантиметрами у него контакт, а дальше расстояние увеличивается, и контакта нет. Если же лидер средний по уму, то он в середине пирога — оттуда что вниз, что вверх пять сантиметров. Он достает до всех и потому руководит эффективно.

— Говорили же когда-то: «Дойти до каждого».

— Вот и Черномор, как человек фольклорный, интуитивный, о том же самом толковал: чтоб управлять страной, нужно уметь с рабочими поговорить в курилке. А ты пойди им академика туда отправь, в курилку! Он и не курит, и смысла мата не понимает — так что он не сможет управлять этим коллективом.

— Да… И с диссидентами та же картина. Вот в Чехии — компактной и насквозь диссидентской — Гавел мог говорить с огромным количеством народа. Без проблем. А наш диссидент находил понимание только среди своих, у диссидентов же и в околодиссидентских кругах. Страшно далеки они от народа! А солдаты, пролетарии, колхозники — как с ними? Им вместо политических свобод нужна хорошая кормежка. Так что диссиденты не могут управлять Россией.

— Ну, не скажи… Если диссидент умный, то он мог бы…

— Мог бы, так управлял бы.

— Вот я сейчас вспомнил про Китай. Кто такой Дэн Сяопин? Типичный диссидент. Мао его в лагерь сослал. Он из лагеря вышел, затаился. Потом Хуа Гофэн, потом банда четырех, потом раз — и Дэн генсек. И сказал: «Мао, коммунизм — все это единственно верное, но мы будем учитывать китайскую специфику». Обращаю ваше внимание — диссидент.

— Это исключительный случай.

— Ну вот опять… Мы с тобой научные люди или не научные? А в науке не бывает исключений. Наука — это ж не русский язык… Если один противоречащий пример можно привести, значит, вся гипотеза неверна. А у меня даже не один, а два примера: и в Чехии смогли диссиденты командовать, и в Китае. А у нас — почему не смогли? Почему? Может, у нас диссиденты какие-то херовые? Вот я смотрю сейчас на Сергея Адамыча Ковалева и вижу: ему точно нельзя управлять страной.

— Ну да, помнишь: он шел по улице, его втянули в лохотрон играть и все бабки забрали? Он сходил, еще принес, и те у него тоже выиграли. Так он пошел милиции жаловаться.

— Во-во. Хороший мужик, честный. Но я ему бы не доверил собой управлять. Мне он даже и как советник не нужен. У меня и собственный опыт жизненный богатый. Я и без него знаю, что такое чечены, я в Казахстане жил. Зачем он будет мне рассказывать, какие они свободолюбивые! И типа честные…

— У Даля есть про немцев, вот про вас, ссыльных: «Немец — что верба: куда ни ткни, тут и принялся!» А еще, помню, слушал я «Голос Америки», Би-би-си, когда они объявляли о присуждении Нобелевской премии Бродскому.

— Помню. Но в 87-м я его не читал. Хотя мне было приятно: питерский, наш, тунеядец. Вот эта довлатовская атмосфера — она мне очень близка. Тот Питер, он мне такой достался.

— А он был хуже Москвы или нет?

— Я не знал Москвы. Москва у меня началась в 93-м только. Думаю, что уж во всяком случае не хуже. Ну, вот андеграунд — он в Питере точно был мощней, чем в Москве. Бродский… Наверно, он на тех же блатхатах тусовался, что и я. При определенных усилиях можно было б, наверное, общих знакомых найти.

— Общий знакомый есть у вас с Бродским — Каплан.

— А, Ромка… Ну да.

— Бродский… Кто там еще тогда насчет Питера? Битов, Аксенов… Что-то я взялся их недавно читать, кумиров, думал, ну вот, получу эстетическое удовольствие — а не идет. Как-то так… не то…

— Ну, человек пишет, пока у него стоит. Тут действие гормонов очень важно. Стоит — пишешь, не стоит — все. Ноги, голова, память — все то же самое, а херня получается.

— Человек — он же вообще химический робот. Он состоит на 90 процентов из воды, в которой растворяются разные химикаты. Долил водки — это роботу команда, чтоб поменял поведение и направление движения.

— Ну да, влей стакан — и сейчас запляшет.

— «Дети Арбата» тогда еще вышли.

— Ты их читал? — Нет.

— И я нет. А чего с ними так носились?

— Не знаю. Я при всей любви к диссидентам не смог это читать.

— Непонятно, чего так раскручивали «Детей Арбата». ГУЛАГ и Шаламов — этого более чем достаточно, чтоб все понять.

— Ну, это слишком сильные, сильнодействующие средства. А людям надо чего-то попроще — не чистый спирт, а портвейн у нас больше любят. Он и разбавленный, и сладенький, сахару туда подсыпали… Легче идет. Я вот одного госдеятеля спрашивал: «А чего ты не используешь Солженицына в агитации и пропаганде сейчас? Титан, мощнейший интеллект, такое осмысление…» Так он сказал: «Не востребован дедушка. Когда его показывали по ТВ, рейтинги были невероятно низкие. Человек Солженицын уважаемый, его президент поздравлять приезжал, а люди по ТВ не хотят его смотреть. Народ не понимает». А вот Рыбаков народу доступен. Или Жириновский.

— Белые грибы, да, очень вкусны, но встречаются редко. Ну, тогда ладно, жри сыроежки, нажарь их с картошкой. Тоже вкусно. Понимаю. Но когда вместо белого тебе дают поганку — это ж не годится. Когда Солженицын слишком глубок, и говорят: жрите Жирика — это не годится. Это не сыроежка, это из другого класса.

— Ну, не Жирик, пусть вон Рогозин.

— А что Рогозин, он что-то пишет? Он что, писатель?

— Не писатель, я про другое. Вот Солженицын говорит про Россию, что надо сохранить и забрать русских из республик, — этого не понимают, потому что у Солженицына высокая лексика и глобальное осмысление.

— Мы с тобой про это написали — либо китайцы, либо многоженство.

— Ну, мы ударились в попсу. А Рогозин не глобально, а локально говорит — не отдавать Калининград. Это проще, это понятней.

— Я хочу понять до конца логику. Почему не отдавать?

— Ну, пусть будет.

— Зачем?

— Вот у тебя стоит телевизор. Его отдать кому-то или пусть постоит?

— Ну, не телевизор. Пусть это будет участок, и я на нем живу. А через дорогу, где-то там, вдали, у меня еще три сотки. Я знаю, что до тех соток у меня руки точно никогда не дойдут. Тем более там кругом дороги какие-то, бензоколонка рядом. И тут ко мне приходит человек и говорит: «Дай я твои три сотки к своим двум га прирежу и там сарай поставлю». А мне те три сотки дороже содержать, чем они стоят! Насчет Калининграда я вообще не понимаю, зачем мы его забрали. Зачем мы в 45-м прирезали Восточную Пруссию? На кой она?

— Чтоб была!

— Если хотелось чего-то прирезать, почему тогда Польшу целиком не прирезали? Союзники не дали? Уже давно мир живет по принципам экономической экспансии, а не территориальной. Маленькая Япония контролирует полмира. А огромные Бразилия и Россия себя контролировать не могут. И что? Я не понимаю, что такое «пусть будет»? Там живут люди, там самый большой процент больных СПИДом, наркоманов, там самый низкий уровень жизни из всех регионов России…

— В Калининграде?!

— Да, да! Там же никогда никаких производств не было, только военные базы. А теперь Балтийский флот стал бывшим флотом. Там был порт, который через прибалтийские республики соединялся с метрополией. Порт не работает сейчас. Раньше у нас была портовая система: Калининград, Клайпеда, Рига, Вентспилс, Таллин и Выборг. А теперь остался только Питер. И вот строят новые порты — Выборг и Приморск. Не отдавать? Я готов согласиться с любой логикой, но вы мне ее изложите… В хозяйстве пригодится — как Плюшкин собирал веревочки, — это не аргумент.

— Ни хера я не понимаю в твоих рассуждениях. Не хочу я просто так отдавать. Ну, давайте меняться на что-то!

— Давайте! Такой разговор я понимаю. С западниками легко разговаривать так: мы им отдаем чего-то, и они это с удовольствием берут. А давать взамен свое не любят. И им надо говорить: мы взамен возьмем не ваше, а чье-нибудь чужое. А ваша задача — просто не заметить, как мы это стырим. Вот на такие договоренности они с удовольствием идут. К примеру, пусть они не заметят, как мы у хохлов заберем Крым. Украина соберет Совет Безопасности ООН по Крыму, а ей там скажут: да пошли вы, с Крымом вообще непонятная ситуация, его у турков забрали и т. д.

— Так-так…

— Вот это будет разговор! Вот это будет новизна! Вот когда Рогозин это провозгласит, будет интересно.

— А нельзя сначала забрать Крым, а потом, может, отдать Калининград?

— Не, так с ними не работают…

Надо одновременно. Причем в Крым даже войска вводить не надо, они у нас там уже и так стоят!

— Ловко.

— Да. Сказать, что вот мы долго думали и решили, что' Крым — русский. Вы уж, товарищи хохлы, извините. Можете возмущаться, но комендатурам дано указание депортировать всех представителей украинского государства за Перекоп. И мы сейчас всех военных приведем к присяге… Жители Крыма будут только рады! Мы тут же в бюджете предусматриваем деньги на строительство моста через Керченский пролив. И я там землицы куплю. Построю домик, буду туда детей отправлять… На все лето… А Кенигсберг заберите — правда, с нашими гражданами. И нам все равно, к Германии вы это присоедините или к Польше… Но имейте в виду, что там будут наши русские люди — граждане европейского сообщества. А самое смешное будет, если русские ломанутся из Калининграда к нам — не захотят жить в Европе. А мы их тогда в Крым поселим! Ха-ха-ха! Наркоманам один хер, где колоться…

Комментарий

Ага, я наконец понял, как работает русский бизнес! На этом маленьком примере. Видимо, это универсальный наш принцип: два человека обмениваются чужим имуществом — и оба выигрывают. Проигрывает третья сторона, которой это все принадлежало. Самое яркое проявление этого принципа — нефтянка. Значит, чиновники отдают не свою нефть so called бизнесменам. А те с этой не своей нефти дают чиновникам за это взятку фактически не своими деньгами. То есть стороны обменялись чужими ценностями и — синхронно обогатились.

Кох: — …Вот если б мы Буша поддержали в войне с Ираком, то сказали б: «Сколько можно терпеть издевательства Кучмы над собственным народом? Он же диктатор чистый, зарубил журналиста с грузинской фамилией. И эти прослушки, которые расшифровала ФБР, говорят о том, что он аморальный тип. Поэтому мы начинаем войну за освобождение украинского народа. И Крым — наш, русский!»

— Ты так радуешься, как будто Крым уже забрали. Ловко, кстати, это у вас, немцев, получается: вы и Кенигсберг себе забираете у России, и Крым у нас, хохлов, ты тоже забираешь себе, под строительство дачи. Неплохо устроился! Все чужое отдаете, а все лучшее забираете себе! Вот он как, значит, строится наш родной русский (или ваш немецкий) бизнес!

— Скажи спасибо, что я, как полукровка, не забираю Крым и не присоединяю его к Германии, как это было в свое время предусмотрено планом, — там же хотели сделать всесоюзную здравницу Третьего рейха! А талдычить про то, что Калининград никогда не отдадим, — это глупо и неоригинально! Ну, не отдавайте. И там вымрут все, а кто не вымрет, тот уедет… Потому что там жить невозможно…

Жизнь становится все больше похожей на сегодняшнюю. Рухнул миф о дружбе народов СССР: славянские бандиты в Москве объявили войну своим азербайджанским и чеченским коллегам, а республики так и вовсе захотели отделения, — Эстония его даже провозгласила. Что касается бывших братских республик Армении и Азербайджана, так они начали настоящую войну.

Власти признали еще одну проблему: в Москве обнаружилось аж 38 наркоманов. Советский криминалитет с воодушевлением откликнулся на «Закон о кооперации»: зарегистрировано 600 случаев рэкета.

Кох со своими товарищами Чубайсом и Гайдаром готовится возглавить строительство новой экономики. Свинаренко пропечатывает в газетах правду-матку. Грубо говоря, пиарит истину. На общественных началах.