"Нашествие нежити" - читать интересную книгу автора (Кейн Джефри)

Глава 5

Абрахам Штрауд очнулся от нестерпимой боли в затекшей шее и спине и прислушался к тихому жужжанию электрокардиографа. Они с аппаратом находились в больничном изоляторе, где в два ряда по тринадцать коек лежало двадцать шесть неподвижных тел.

Штрауд присмотрелся к соседу справа. Застывший и бледный, он напоминал труп. На мгновение Штрауду показалось, что он попал в морг, но ровный гул электрокардиографов, тут и там установленных у коек зомби, успокоил его. Слева от себя Штрауд вдруг узнал профиль человека, которого видел в Египте в хрустальном черепе. Саймон Альберт Вайцель. От неожиданности Штрауд даже сел в койке, обнаружив при этом, что весь опутан проводами и трубками, соединяющими его с хитроумными приборами и капельницами. Пластиковые мешки на последних напоминали нависших над ним с обеих сторон невиданных летучих мышей.

В полной растерянности Штрауд пытался собраться с мыслями, гадая, что привело его сюда к полумертвым жертвам этого… этой штуки в котловане.

Ясно, что на него плохо подействовало пребывание в дезинфекционной камере. Ослепительно сверкающее сияние, ударившее в стальную пластинку в черепе Штрауда, привело его в ступор[17]. А окружающие посчитали, что его постигла несчастная участь других пострадавших, что он заразился той смертельной болезнью, которую распространяет это нечто, притаившееся на мертвом корабле.

Озираясь по сторонам, Штрауд заметил, что только его кардиограф регистрировал более или менее нормальную работу сердца — на остальных экранах светились почти идеальные прямые линии. Он сорвал с себя провода, тянущиеся к аппарату, и зеленая осциллограмма исчезла. Штрауд освободился также от трубок капельниц и спустил ноги на пол, оказавшись лицом к Вайцелю. Он подошел к нему, к этой первой жертве неведомого, терзаемый множеством неразрешимых ответов.

— Так это вы, — прошелестел Штрауд, с трудом проталкивая слова через пересохшее и саднящее горло.

Вайцель лежал словно окаменевший, не реагируя на его голос. Веки его были плотно сомкнуты — как, впрочем, и у всех других пациентов в изоляторе. Очевидно, сестра прошла вдоль рядов безмолвно застывших тел и одетой в перчатку рукой закрыла им глаза. Штрауд вспомнил это ощущение, кто-то и ему опустил веки, пока он лежал в таком состоянии. К счастью, не совсем в таком, как оказалось.

— Что с вами случилось, Вайцель? И что сейчас происходит?

Глаза Вайцеля открылись так стремительно и неожиданно, что Штрауд отпрянул. Но недостаточно быстро, и левая рука Вайцеля взметнулась вверх, ледяные пальцы мертвой хваткой вцепились в горло Штрауда.

За стеклом, отделявшим изолятор от соседнего помещения, повскакали со своих мест и засуетились какие-то люди. Штрауд, едва дыша, позвал на помощь, и кто-то в белом халате закричал ему по внутренней связи:

— Вы только что очнулись! Успокойтесь, все в порядке, успокойтесь же! Что это вы там вытворяете со своим соседом? Сейчас же отпустите его!

Теперь уже и правая рука Вайцеля тянулась к горлу Штрауда, тело старика извивалось и содрогалось, толчками отрываясь от койки, белки глубоко закатившихся под лоб глаз окрасились в жуткий зелено-синий оттенок с металлическим отливом.

Штрауду наконец удалось оторвать душившую его руку от горла, кашляя и хватая ртом воздух, он продолжал звать на помощь. Сводившая тело Вайцеля судорога перекинулась на его лицо, исказив его в страшную гримасу, и тут откуда-то из его груди послышался голос.

Губы Вайцеля оставались неподвижными, как у мертвеца, но голос рвался из его тела сотрясшими его каждый раз пузырями, подобно икоте, по губам Вайцеля побежала омерзительная бурая жидкость. Противоестественный голос звучал из самой глубины его грудной клетки. Но голос не принадлежал Вайцелю. Штрауд почему-то твердо знал это, хотя и никогда раньше не встречался с этим стариком, ничего человеческого в доносившемся до Штрауда голосе не было. Он исходил из корабля и через тело Вайцеля грозил Штрауду. Желаемый эффект был достигнут — Абрахам был действительно потрясен, волосы на голове встали дыбом, по всему телу бежали мурашки.

— Прочь с моей дороги, Эшруад!

— Боже! выдохнул Штрауд, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. — Кто ты?

— Изыди. Эшруад!

— Меня зовут Штрауд!

— Тебе не обмануть меня, Эшруад.

— Кто ты, кто?

— Прочь с дороги! Беги, Эшруад, беги!

— Да кто же ты, черт побери?

— Тот, кому принадлежит живое.

— Живое?

— Живое есть моя пища.

— Кто ты?

— Тот, кто отнимает жизнь у живого.

— Ты дьявол? Сатана?

Тело Вайцеля затряслось в раскатах злорадного хохота. Гнусные гортанные звуки которого исторгли вспенившуюся бурую жидкость, которая сначала струйками потекла по губам старика, а потом вдруг забила фонтаном. Штрауд успел отскочить, и ядовитый поток не попал в него, залив простыни койки, на которой он до того лежал, и запятнав пол омерзительными лужицами. Бурая слизь, соприкасаясь с воздухом, выделяла газ, распространявший резкое зловоние. Она подобно кислоте разъедала простыни и линолеум пола и источала острый тошнотворный запах земли, древней и глубинной земли, разлагающейся тины, гниющего болота и серы.

В изолятор уже спешили врачи в защитных костюмах, и Штрауд, прижав Вайцеля к койке, прорычал:

— Кто же ты, черт бы тебя побрал? Кто ты, говори!

В ответ у него в мозгу прошелестело:

— Я все и каждый… легионы… армии… Я все и каждый…

— Сукин сын! — Вне себя от ярости Штрауд сдавил хрустнувшее под его пальцами горло Вайцеля.

Врачи едва оторвали Штрауда от задушенного им Вайцеля. В ходе скоротечной схватки Штрауд вместе с парой санитаров очутился на полу. Остальные внезапно замерли, в ужасе уставившись на Вайцеля. Тело старика оторвалось от койки, паря в воздухе, конвульсивно дернулось и рухнуло на простыни. Идеальная прямая на экране кардиографа свидетельствовала, что он мертв.

— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — отчаянно прокричал из-под одного из защитных шлемов женский голос. Врач подошла к Штрауду и всхлипнула:

— Какого черта вы здесь натворили!

— Вы же слышали голос, — недоумевал Штрауд. — Сами же видели…

— Ничего мы не слышали.

— И ничего не видели, — добавил кто-то из врачей.

— Но только что со мной говорил голос из тела этого старика.

— Галлюцинации, — облегченно констатировал один из врачей. — Такое нередко случается при выходе из комы, доктор Клайн.

— Доктор Штрауд, — успокаиваясь, обратилась она к нему. — Я доктор Кендра Клайн из эпидемиологического центра Атланты. Вам, возможно, буде г интересно узнать, сэр, что вы единственный из всех пациентов, кто пришел в себя. А вот Саймон Вайцель, как вы можете убедиться, взглянув на ленты мониторов, так и не приходил в сознание ни на секунду, а потому вы и не могли с ним беседовать.

— Но я вовсе не с Вайцелем говорил.

— Вы успокоились, доктор Штрауд? Как по-вашему, санитарам можно вас отпустить?

— Да, конечно. Сделайте одолжение, дайте мне встать.

Поднявшись на ноги, Штрауд указал па перепачканные простыни и напоминающие цветом табачную жижу пятна на полу.

— Пусть ваши лаборанты определят состав этого вещества, доктор Клайн, только будьте с ним очень осторожны.

— А что это такое? — поинтересовался один из врачей.

— Вайцель изрыгнул перед смертью. Какая-то эктоплазма[18], вероятно.

— И вы хотите, чтобы мы вам поверили? — усмехнулась доктор Клайн.

Штрауд посмотрел прямо в ее глубокие и пытливые серые глаза, спрятанные за толстым стеклом защитной маски. Красивая женщина, мысленно отметил он.

— Можете верить или не верить, дело ваше. Но одно я вам гарантирую, доктор Клайн.

— Что именно?

— Вы не найдете другого объяснения тому, как это сюда попало. Ладно, а теперь я пошел.

— Не думаете же вы, доктор Штрауд, что мы вас отпустим без обследования.

Штрауд вновь пристально взглянул ей в глаза.

— Обследование? У меня нет времени побыть для вас подопытным кроликом, доктор Клайн.

— Но мы вас можем и удержать здесь, если придется.

— Правда? И каким же, интересно, образом?

— С помощью моих людей. Дюжие санитары угрожающе шагнули к Штрауду, окружая его плотным кольцом.

— Ну, ладно, ладно, — сдался он. — Но только анализы крови и серозной жидкости, и на этом все… Мне надо поторопиться в музей, помочь доктору Вишневски и док гору Леонарду, если мы действительно хотим справиться с этим… с этой… штукой.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости относительно доктора Вишневски и доктора Леонарда… — нерешительно начала Кендра Клайн.

— Нет, о Господи, нет! — перебил ее Штрауд, он даже не хотел этого слышать. — Скажите, что они живы!

— Доктор Леонард находится здесь. — Кендра указала на недвижимое тело на последней из тринадцати коек, стоящих вдоль стены стерильно чистого изолятора. — В глубочайшей коме, как и вы совсем недавно. Мы можем лишь надеяться…

— А доктор Вишневски?

Она тяжело вздохнула, даже толстое стекло маски не могло скрыть огорченного и озабоченного выражения ее лица.

— Доктор Вишневски взят под стражу и…

— Под стражу?!

— Дерзкое нападение, — объяснил стоявший рядом врач.

— Вишневски? Не может быть! Это же безумие! Доктор Клайн увещевающим тоном произнесла:

— Он пытался убить вас киркой. Говорю же вам, что эта инфекция, какого бы происхождения она ни была…

Не дослушав, Штрауд подошел к Леонарду. Глядя на распростертое тело несчастного, он спросил:

— А где держат Вишневски?

— «Бельвю», под замком в специально оборудованной палате для буйных.

Штрауд перевел дыхание, пытаясь предугадать все далеко идущие последствия их вторжения в котлован. Там, должно быть, полно спор этой… этого создания, а похожие на крыс маленькие дряни позаботились о том, чтобы заразные бактерии монстра проникли сквозь защитную одежду в их тела.

— Мы должны узнать, что вывело вас из комы, доктор Штрауд. Чтобы помочь страждущим, число которых удваивается и утраивается с каждым часом.

— Ну уж, полегче… Я ведь не ниспослан вам за ваши молитвы…

— Это-то очевидно! Но инфекция стремительно распространяется…

— Сколько же я был без сознания?

— Шестнадцать часов.

— О, Господи! Мне нужно идти.

— Вы нам нужны здесь, доктор Штрауд.

— Нет, я нужен там, в котловане.

— Вы что, с ума сошли? Вам к нему и близко подходить нельзя, во всяком случае, пока мы не установим возбудителя эпидемии.

— Ах, возбудителя… А что, если я скажу вам, что медицинское обследование его не найдет, доктор? Допустим, что этот эпизод выходит за пределы нашей человеческой медицины и техники, а? Допустим, я скажу вам, что он сверхъестественного происхождения, тогда что?

— Тогда я должна попросить вас оставаться под нашим наблюдением. Этот… эта штука лишила Вишневски рассудка. И может случиться, что вы совладали только с комой, но не с безумием.

— Хорошо, — уступил Штрауд. — Начинайте ваше обследование, только поскорее. Но потом я уйду, а сейчас ради Бога выпустите меня из этого лагеря смерти… и еще, сделайте все возможное, чтобы помочь доктору Леонарду.

— Спасибо, что согласились, — обрадовалась Кендра Клайн и распорядилась, чтобы соседнюю палату немедленно приготовили для проведения обследования. — Возможно, доктор Штрауд, в вашей крови содержатся защитные антитела, которые и побороли болезнь, и если так, то мы должны выделить их и применить для лечения других пострадавших. Вам самому известны какие-либо особенности вашей крови или химического строения организма? Это помогло бы нам сэкономить время.

— Сделайте рентгеноскопию моего черепа, если хотите, — нехотя ответил он.

— Что?

— Единственное мое отличие от всех остальных людей здесь в том, что у меня в черепе металлическая заплата.

— Стальная пластинка?

— Да.

— Вьетнам?

— Опять угадали, доктор.

Штрауд видел, что ей ужасно хочется потереть подбородок, чтобы собраться с мыслями, но защитный шлем не позволяет даже дотронуться до изумительно чистой матовой кожи.

— Так вы думаете, что металл каким-то образом защитил вас Создает своеобразный иммунитет?

— Этого я не знаю. Мне известно только одно — после того, как вшили эту пластинку, у меня стали случаться «припадки». Не думаю, однако, чтобы пластинка обладала какими-либо иммунными свойствами против коматозного состояния, в котором остаются все другие пациенты.

В глубине души, однако, Штрауд не был убежден в этом. Очень может быть, что пластинка спасла его каким-либо косвенным образом. Возможно, наступившая у него потеря сознания послужила своего рода коротким замыканием, которое и лишило эту… это существо возможности повергнуть Штрауда в постоянную кому, как это ему удалось с другими.

— Что-то не похоже, чтобы вы сами были в этом твердо уверены, доктор Штрауд, — уловив, видимо, колеблющиеся нотки в его тоне, заметила Кендра Клайн.

— Не думаю, что пластинка сама по себе обладает каким-то присущими только ей свойствами для защиты от ., этой штуки. Впрочем, это легко проверить, а подопытных кроликов у вас полна палата. Пластинка изготовлена из самого обычного сплава, который используется в медицине для латания проломленных черепов.

— Мы приготовим из этого сплава суспензию и попробуем небольшими дозами вводить в кровь.

— Кому? Начните с доктора Леонарда, — попросил Штрауд.

— Но эксперимент может оказаться опасным…

— Я обещал Леопарду еще до того, как это случилось. Если только будет хотя бы один шанс…

— Хорошо, согласна.

Впервые за все это время Штрауд увидел, как смягчилось выражение ее лица. У этой женщины, решил он про себя, сильный характер и острый ум. Нью-Йорку здорово повезло, что именно ее прислали сюда на помощь.

— А пока мы тем не менее хотели бы провести самое широкое обследование вашего организма, обратив особое внимание на состав крови и серозной жидкости, доктор Штрауд, — твердо стояла на своем Кендра Клайн.

— Но вы лишь зря потеряете время, — запротестовал он, — я совсем не тот человек, кто вам нужен.

— Доктор, каково бы ни было происхождение того, с чем мы столкнулись, оно передается от пострадавшего здоровому человеку весьма просто и быстро: через кожный покров, через поры — и распространяется по всему городу со стремительностью лесного пожара.

— Тогда пусть ваши лаборанты займутся этой бурой жидкостью, что изрыгнул Вайцель. Определите ее состав и свойства…

— И что, по-вашему, нам может дать исследование рвотной массы, доктор Штрауд?

— Но ведь не каждый же день вам приходится наблюдать, когда тело находящегося в коме пациента парит над койкой?

— Допускаю, здесь еще много непонятного. Однако когда имеешь дело с неизвестной болезнью… Возможно, когда мы выделим ее возбудитель, то сможем объяснить…

— Но вы видели, как тело поднялось в воздух?

— Да, — нерешительно призналась доктор Клайн.

— Спасибо, что хотя бы это подтверждаете.

— Пройдемте со мной, доктор Шграуд. — Кендра приглашающим жестом протянула ему обтянутую белой перчаткой руку. — Ну, пожалуйста.

— Только при одном условии.

— Слушаю.

— Распорядитесь, чтобы кто-нибудь немедленно сообщил комиссару Джеймсу Натану о моем… выздоровлении.

— Хорошо, — согласилась Кендра Клайн.

Штрауд терпеливо переносил одно исследование за другим: кровь, серозная жидкость, моча, кожный покров, рентгеноскопия тела и черепа — полный набор. И все это время он слышал внутри себя голос, уже ставший ему хорошо знакомым, голос его покойного деда. Поначалу он звучал едва различимо, где-то в самых далеких глубинах его мозга. Голос убеждал его, что нельзя терять ни минуты.

— Ну вот, все ваши исследования позади, но вам ведь не удалось обнаружить ни у меня в крови, ни в иммунной системе ничего необычного, что могло бы помочь вашим несчастным пациентам, — заявил он доктору Клайн, торопливо натягивая на себя рубашку.

Она дождалась, когда выйдет находившийся здесь же, в процедурном кабинете, ее коллега, и только тогда произнесла своим чудесным и звучным грудным голосом:

— К настоящему моменту, доктор Штрауд, мы не обнаружили никаких признаков того, что вы являетесь носителем какой-либо инфекции, правда, у нас пока нет результатов некоторых анализов.

— А что я вам говорил?

— Но мы же имеем дело с чем-то совершенно неизвестным, даже невероятным — инфекционная кома! — Ее блестящие серые глаза сузились, выдавая смятение и растерянность.

— Ну вот, наконец, — обрадованно усмехнулся Штрауд.

— Что наконец? — не поняла Кендра.

— Наконец мы хотя бы в чем-то достигли согласия.

Она молча кивнула, глядя на него так, будто видит впервые в жизни.

— А я ведь читала кое-что про вас, доктор Штрауд.

— Ничего хорошего, думаю.

— Напротив. Ладно, как бы то ни было, не задержитесь ли вы еще на некоторое время с тем, чтобы мы…

Штрауд решительно замотал головой еще до того, как она закончила фразу.

— Пусть ваши люди найдут себе другую подушечку для иголок, доктор Клайн, а с меня хватит.

— Но послушайте, Штрауд… Он осторожно обошел ее и решительно направился к двери.

— Здесь я свое дело сделал, как и обещал вам… Правда, мы только время потеряли… Мне надо разыскать доктора Вишневски.

Кендра остановила его уже на пороге.

— Пожалуйста, пойдемте ко мне в кабинет и поговорим, доктор Штрауд.

— О чем?

— Хотя бы о докторе Вишневски.

Он прошел вслед за Кендрой через просторный холл в кабинет, предоставленный ей на время работы в больнице. Она пригласила Штрауда сесть. Он отказался, оставшись стоять. Кендра устроилась за своим столом, дыхание ее было неровным и затрудненным, а весь внешний вид выдавал крайнюю усталость.

— Темпы распространения эпидемии не падают, Штрауд, — начала она.

— Знаю, доктор.

— Нам нужна ваша помощь, Штрауд. Если только стальная пластинка помогла вам не впасть в кому на столь же длительное время, как остальным, то, возможно, нам удастся узнать что-либо в результате…

— Но вы же не можете вшить стальную пластинку каждому вашему пациенту. После того, как умер Вайцель, их ведь осталось человек двадцать пять…

— Их сотни, доктор Штрауд.

— Сотни?

— В каждой больнице, по всему городу.

— Действительно, настоящая эпидемия…

— Именно это я и пытаюсь вам объяснить. Теперь, может быть, прислушаетесь к моим доводам?

— Не уговаривайте. То есть… Поймите, мне надо найти доктора Вишневски. Вдруг я что-нибудь могу для него сделать.

— Доктору Вишневски вы ничем не поможете, а здесь еще есть вероятность, что вы…

— Вы только даром тратите драгоценное время на обследование моего организма. Я отнюдь не противоядие против этой… штуки! Как вы не понимаете? А что касается доктора Вишневски, сама мысль, что он мог напасть на человека… Совершенно немыслимо, на него это просто не похоже!

— Да, но тем не менее это произошло. А вы не допускаете, что в его случае болезнь проявила себя в абсолютно иной форме? Он ведь, в отличие от вас и Леонарда, ни секунды не находился в коматозном состоянии.

— Ну, я-то просто-напросто потерял сознание, только и всего.

— А раньше с вами такое случалось?

— Да, после войны.

— Понятно. Значит, просто какое-то совпадение, и мы по ошибке поместили вас в изолятор вместе с остальными.

Штрауд помолчал, меряя шагами небольшой кабинет.

— Так, значит, одной стороной этой… этого… является безумие, наводимое из котлована, — что проявилось в странном поведении Виша. В моем случае что-то… нечто дьявольское говорило со мной через Вайцеля, а…

— А вы упрямец, Штрауд. Так и цепляетесь за свою версию. Неужели вы действительно верите, что здесь действует какая-то сверхъестественная сила? Что в злой участи наших несчастных пациенюв повинна какая-то сверхъестественная энергия…

— Да кто знает? Вы собственными глазами видели, как тело парило над койкой. Но вы просто еще не сталкивались со сверхъестественными явлениями, и такого опыта, как у меня, у вас не г. А я видел и сражался с вампирами, доктор Клайн, и с оборотнями тоже. Да, с оборотнями! А теперь еще и это…

— И вы хотите, чтобы я вам поверила?

— Это уж как вам угодно. — Он задумался и продолжал, как бы говоря сам с собой:

— Это нечто каким-то образом овладело рассудком Вишневски.

— Он пытался убить вас киркой, Штрауд, а вы еще строите теории типа «черт попутал», чтобы его защитить?

— Вишневски просто не может убить человека.

— Но все же пытался — и на глазах у множества свидетелей.

— Значит, в него вселилась какая-то злая сила, что-то овладело его рассудком…

— Что бы это ни было, оно поражает мозг и напрочь его блокирует. Просто ужас.

— Да, для такого человека, как Леонард, например, это означает смерть.

— Кстати, я очень внимательно следила за его состоянием по показаниям приборов, Штрауд. И время от времени отмечала проявление некоторых колебаний и отклонений, похожих на ваш случай.

— Правда? И что они означают?

— Во всяком случае, их можно истолковать как своего рода внутреннюю борьбу, словно доктор Леонард не сдается болезни так же легко, как остальные.

— Так это же Леонард! На вид он, может быть, и не так силен, но что касается его ума и рассудка… Тут уж с ним никому не сравниться.

— Отклонения в электрокардиограмме регистрируются с момента его поступления в больницу. Мы собираемся попробовать суспензию из этого вашего сплава, прямую инъекцию в кровеносную систему… под тщательным наблюдением, конечно. Знаете, из-за этого я чувствую себя механиком каким-то, ремонтирующим робота… Но все наши пациенты… что ж, судя по их состоянию, они ничем не лучше роботов.

— Удалось что-нибудь выяснить из анализа субстанции, что ваши люди собрали с пола у койки Вайцеля?

— Странная комбинация минеральных веществ, щелочей, серы, метана. По результатам анализов крови пациентов мы установили, что все они страдают респираторным алкалозисом…

— Это еще что такое?

— Низкое содержание углекислоты и очень повышенная щелочность крови.

— Щелочи… сера… метан… Слушайте, доктор, но разве возможно, чтобы они обусловливали инфекционный характер заболевания?

— Насколько я знаю, нет.

— И все же Вайцель изрыгнул эту дрянь.

— Мы пытались применить лечение кислотными препаратами, чтобы восстановить баланс между кислотами и щелочами в организме, но оно не помогло. Возможно, в сочетании с металлом…

— Обычные способы лечения не помогут, — убежденно заявил Штрауд. Он поднял термос и налил чашку кофе, жестом предложив и Кендре, но та отказалась. Штрауд наконец тоже сел и принялся с наслаждением прихлебывать горячий ароматный напиток.

— Мы должны испробовать все возможности, — ответила Кендра Клайн.

— Это верно, — кивнул в знак согласия Штрауд. — Вы ведь не первый раз сталкиваетесь с эпидемией?

— Да что вы! Довелось поработать в развивающихся странах, где рахит и полиомиелит остаются ужасной проблемой. В эпидемиологическом центре я недавно.

— Но надолго.

— Я бы не стала так уверенно утверждать. По крайней мере, сейчас.

— А еще что-нибудь необычное обнаружили в той дряни, которой Вайцель в меня плевал?

Доктор Кендра Клайн укоризненно покачала головой.

— Это могли быть судороги, доктор Штрауд, непроизвольное сокращение мышц, но плевать Вайцель был не в состоянии. Ни в вас, ни в кого-либо другого.

— Можно подумать, что я сам подложил эту мерзость, доктор Клайн.

— Уверена, что вы ничего подобного не делали.

— Итак, еще что-нибудь обнаружили?

— Трехокись серы.

— Ничего мне не говорит.

— Дымит на воздухе и бурно реагирует при соприкосновении с водой.

Штрауд сразу вспомнил странный туман, исходивший от их тел, когда они поднялись из котлована на открытый воздух под моросящий дождь. Доктор Клайн тем временем продолжала рассказывать, произнеся какое-то слово, которое он не совсем понял и не был уверен, что сможет повторить. Он не без усилия заставил себя выговорить громоздкий набор звуков:

— А что представляет из себя этот сульфонетилметан?

— Наркотик. Очень сильного действия, особенно в такой концентрации. Одного его достаточно, чтобы превратить человека в зомби.

— Однако анализы крови не установили его присутствия?

— В том-то и дело, что нет… Просто удивительно… если он действительно появился из организма Вайцеля. Тогда остается лишь предположить, что он находился там как гормон, в особом вырабатывающем его органе.

На долгую минуту взгляды их скрестились, но оба не произнесли ни слова.

Кендра наконец отвела глаза и продолжала:

— Мы также обнаружили повышенное содержание янтарной кислоты[19], холина[20] и…

— Договаривайте.

— Мефитис[21], зловонный газ.

— И что это нам дает?

— Крайне мало… За исключением того, что упомянутый газ не должен был бы присутствовать в больничной палате… или в организме пациентов.

— А что такое холин и эта… как там ее… кислота?

— В человеческом организме они входят в сукцинихолин, обычное химическое вещество. Распадается на составные части после смерти.

— Похоже, что вам под микроскоп попала какая-то гадость из могилы, доктор.

— А вы не спешите с выводами. Подобный препарат в тщательно выверенных дозах применяется для расслабления мышечной ткани при хирургических операциях в брюшной полости. Так что его присутствие в больничной палате ничем уж особенным не примечательно.

— Даже при данных конкретных обстоятельствах? Когда его обнаруживают в жидкости, исторгнутой пациентом, предположительно находящимся в коме?

Доктор Клайн опустила глаза.

— Неужели вы рассчитываете, что я и мои коллеги поверим, что здесь мы столкнулись с проявлением какой-то демонической одержимости?

— Да нет, от вас, медиков, такого ждать не приходится. А теперь, если позволите, я пошел.

— Доктор Штрауд! Пожалуйста, скажите мне вот еще что. Вы помните какие-либо ваши ощущения, пока вы находились без сознания?

— Со временем, может быть, и вспомню, но сейчас… Извините. Иногда у меня бывает полная потеря сознания, абсолютное беспамятство, когда я не могу буквально ничего припомнить. Иногда потом приходят какие-то обрывочные воспоминания…

— Больше ничего не можете мне рассказать?

— Очень сожалею.

— А как насчет гипноза? Может быть, согласитесь на один сеанс?

— На один? Вы когда-нибудь слышали, доктор Клайн, чтобы обследование под гипнозом проводилось в один лишь сеанс? — усмехнулся Штрауд. — Все, мне пора. Удивительно, что Натан до сих пор не прислал за мной машину.

Штрауд залпом допил кофе, поднялся и искательным тоном попросил:

— Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы помочь доктору Леонарду.

— Обещаю.

— А вообще от Натана что-нибудь слышно? Мне надо увидеться с доктором Вишневски, и Натан, вероятно, единственный, кто может это организовать.

Кендра устало откинулась па спинку кресла. Штрауд заметил, как что-то неуловимое мелькнуло в ее серых глазах, что-то глубоко потаенное, и на мгновение задумался о прошлом этой женщины, о том, что привело ее сюда, в Нью-Йорк, в такое время. Она в этот момент, видимо, подумала то же самое о нем Наконец Кендра смущенно проговорила:

— Боюсь, комиссар Натан еще не знает, что вы… пришли в себя, доктор Штрауд…

— Как?! Но мы же договорились! — растерялся Штрауд.

— Мой секретарь часами пытался с ним связаться, но…

— Но что?

— Но комиссара просто невозможно поймать и…

— Что и, доктор? У нас был уговор. А вы его нарушили. О, черт! Да вы просто обманом задержали меня здесь, а теперь только ищете отговорки, чтобы вообще не выпускать!

— Неужели вам безразлично, что здесь у нас происходит? Неужели вам не понятно, что это единственный разумный путь найти способ борьбы с болезнью? Мне казалось, что вы человек рассудительный…

— Иногда бывает, доктор, но порой это только мешает.

— Тогда подумайте еще об одном. — Она выскочила из кресла и удержала его на пороге. — Вы с большой долей вероятности можете оказаться переносчиком инфекции. И через контакты с окружающими подвергнете их опасности заболевания этим неизвестным недугом.

Штрауд глубоко вздохнул, понимая, что она права.

— Что ж, придется рискнуть.

— Да неужели совесть вам позволит… Скрепя сердце Штрауд захлопнул дверь прямо перед ее носом. Ему нужно спешить к Натану. Он, должно быть, совсем отчаялся, когда кома лишила его помощи Штрауда и Леонарда, а безумие — Вишневски, — и это в то время, когда число пострадавших быстро росло, но никто не знал, что происходит.

Штрауд постарался ускользнуть из больницы, не привлекая к себе внимания особенно неутомимо дежуривших репортеров. Нашел служебный лифт и вышел через заднюю дверь. Теперь он должен добраться до Вишневски.