"Летняя луна" - читать интересную книгу автора (Кинсейл Лаура)

Лаура Кинсейл Летняя луна

Глава 1

В четвертый раз его светлость герцог Деймерелл с силой ударил потускневшим от времени медным молотком по обшарпанной дверной дощечке. И в четвертый раз лишь эхо прозвучало по ту сторону дубовой двери. Рансом Фолконер скривил губы в едва заметной усмешке.

Похоже, что он и его лошадь – единственные разумные создания на пять миль вокруг. Иначе он никогда не позволил бы себе так явно выражать свои эмоции.

Массивные каменные стены, возведенные в эпоху Тюдоров, и царившая вокруг полная запущенность являли собой воплощенное оскорбление утонченного вкуса всех десяти поколений Фолконеров. Стоя на пороге, он огляделся. Это место сохранило кое-какие черты романтизма: изящный фронтон, высокие окна в нишах, раскидистые, дающие густую тень деревья… Однако стоило ему проявить малейшую снисходительность, как духи всех Фолконеров словно предстали перед герцогом с высокомерным укором.

Без всякого сознательного усилия аристократические черты Рансома Фолконера снова приняли унаследованное от предков выражение крайнего презрения. Под этим тяжелым взглядом, бывало, дрожали и принцы, и кое-кто из королей, не говоря уже о королевах, герцогинях и прочих высокородных дамах. Четыре столетия политических интриг и власти довели черты лица представителей рода Фолконеров до совершенства, превратили их в своеобразное и эффективное оружие. Рансом освоил это оружие еще в раннем детстве не без усердной помощи деда.

Наконец загромыхал ржавый замок, и дверь с жалобным стоном приоткрылась. Появившаяся на пороге юная горничная встретилась с безжалостным взглядом его светлости. Если бы она испугалась и убежала до того, как Рансом опомнился и смягчил выражение лица, – ее, без сомнения, понял и оправдал бы любой член партии вигов, случись ему об этом узнать. Однако она не убежала. Горничная спокойно вытерла руки об испачканный сажей белый передник, подняла на Рансома большие серые глаза и чуть нахмурила брови.

– Да? – спросила она с некоторым удивлением. Было очевидно, что ее оторвали от какого-то важного дела. – Что вам нужно?

Герцог Деймерелл рукой в обтягивающей элегантной перчатке протянул девушке визитную карточку. Она взяла предложенный кусочек картона и не глядя отправила в единственный карман на своем переднике. Рансом проводил карточку взглядом. Невоспитанность служанки потрясла его до глубины души, оскорбив в лице герцога всех его благородных предков.

– Мистер Ламберн дома? – спросил он почти спокойным тоном.

Эта маленькая бойкая деревенская служанка была слишком худенькой, чтобы считаться по-настоящему красивой, но многие сказали бы, что она хорошенькая. Особенно эти дымчато-серые глаза и эти скулы, изящность которых подчеркивалась каштановыми волосами, небрежно собранными в пучок. Не то чтобы его светлость герцог Деймерелл имел привычку любезничать со служанками – в любом случае, эта была вовсе не в его вкусе, – ему просто незачем было пугать ее. На мгновение Рансом даже позволил себе остановить взгляд на ее пухлой нижней губе, затем посмотрел ей в глаза и приподнял бровь в знак ожидания ответа.

Девушка моргнула. И хотя она смотрела ему в лицо, он вдруг испытал странное чувство, как будто девушка его даже не видит, а просто глядит сквозь него на что-то находящееся дальше на горизонте. Приложив маленький указательный пальчик к своей симпатичной нижней губе, она пробормотала:

– Квадрат коэффициента диаметра распорки номер три…

– Прошу прощения?

Она снова моргнула и опустила руку. Ее взгляд начал фокусироваться на нем.

– Вы можете это запомнить?

– Боюсь, что я не…

Он не закончил фразу, потому что девушка, поискав в своем огромном кармане, извлекла его визитную карточку, достала грифель и что-то нацарапала на обратной стороне.

– Вот так, – удовлетворенно произнесла она, опустила карточку обратно в карман и с рассеянной улыбкой посмотрела на посетителя: – Кто вы?

Герцога опять задело ее плохое воспитание, но раздражение вновь сменилось полной собранностью и контролем.

– Я только что дал вам свою карточку, – назидательно сказал Рансом.

– Ой! – Он видел, как румянец смущения разлился по ее лицу, однако заставил себя не обращать на это внимания. Кожа девушки напоминала спелый персик – такая же мягкая, золотисто-розовая.

Девушка снова стала рыться в переднике. Похоже, что в Большом Кармане, как он окрестил его про себя, находилось немало разнообразных предметов. Из глубин, в которых затерялась его визитка, были извлечены перышко сойки, миниатюрный телескоп, спутанный моток проволоки и металлический зубчатый диск с отверстием посредине. Голова девушки была опущена, кончик языка замер на верхней губе – она напоминала чем-то озадаченного ребенка.

Однако в полное изумление привел его вдруг извлеченный из кармана живой ежик. Продолжая что-то искать другой рукой, она протянула Рансому сонного зверька. В замешательстве он молча взял ежика. Наконец она обнаружила карточку и, сдвинув брови, взглянула на надпись, затем резко перевернула белый прямоугольник.

– Ах да! – Девушка выдохнула с облегчением. – Квадрат коэффициента диаметра распорки номер… Как там написано? Три? Да, диаметра третьей распорки. – Она взглянула на него с упреком: – Вы ведь должны были это запомнить.

– Прошу прощения, – произнес Рансом ледяным тоном, – но я хотел бы увидеться с мистером Ламберном, если вас не слишком затруднит сообщить ему о моем приходе.

Она непонимающе уставилась на него. Рансом уже начал думать, что девушка не в себе, когда она снова переспросила:

– Так кто вы, как вы сказали?

На этот раз намеренно свирепо Фолконер уставился на карточку, которую служанка до сих пор сжимала в руке. Через мгновение она испуганно охнула, и он с удовлетворением убедился, что его взгляд, страшный, как судный день, не утратил свою силу. Девушка снова покраснела, прикусила губу, быстро взглянула на визитку, а затем снова на него:

– Э-м-м… Мистер герцог, по-моему, у вас неверная информация.

Он побледнел. Казалось, что и все невидимо присутствующие предыдущие поколения Фолконеров задохнулись вместе с ним от крайнего возмущения.

– Фолконер, – голос его прозвучал напряженно. – Моя фамилия Фолконер. А герцог – это мой титул.

– Ой! – Она насупилась, глядя в карточку. – Да, я вижу. Но…

– Я хотел бы поговорить с мистером Ламберном, – перебил Рансом, еле сдерживая раздражение и нетерпение. Ежик свернулся в клубок, и руку герцога слегка кольнули иголки. Грудь служанки едва заметно поднималась и опускалась под скромной блузой. На грубой ткани были видны какие-то пятна и разводы. – Разве я заблуждаюсь, полагая, что здесь живет мистер Мерлин Ламберн?

– Ну… – произнесла она удивленным и извиняющимся тоном. – Да, заблуждаетесь.

Его источники информации не могли быть настолько некомпетентны, чтобы он попался на эту жалкую попытку обмана. Герцог посмотрел на служанку самым выразительным Фолконерским взглядом. И на этот раз он, похоже, подействовал – грудь ее от волнения стала подниматься и опускаться немного быстрее, а язычок нервно пробежал по верхней губе.

– Никакого мистера Мерлина Ламберна нет, – быстро сказала она.

– В самом деле? – Рансом продолжал пристально смотреть на девушку. Она испуганно вздрогнула, и ему без всякой радости подумалось: как бабочка, наколотая на булавку. Однако он действовал ради блага страны, а в делах подобного рода приходится прибегать и к более неприятным вещам. Он не мог позволить себе уйти, так и не встретившись с Мерлином Ламберном, если этот человек жив.

Рансома осенило: может быть, именно в этом дело. Возможно, старик действительно умер. Со времени последнего злополучного отчета прошла неделя, да и сам отчет казался более чем странным. Ходили слухи, что Ламберн время от времени появляется в саду, здоровый и бодрый, однако в другие дни он выглядит так, будто не в состоянии дойти даже до ворот.

Будь проклят этот человек, если его угораздило скончаться, не сослужив службу Англии. Мысленно Рансом использовал более крепкое ругательство, однако усилием воли подавил в себе раздражение.

– Простите меня. Если вы недавно понесли утрату… – Он позволил себе многозначительно умолкнуть, но девушка непонимающе смотрела на него. Да и в одежде ее не было и намека на траур. Значит, старик все-таки жив, а служанка просто морочит ему голову. Рансому показалось, что он с легкостью разгадал ее до нелепого простую игру. Даже удивительно, что из-за подобных любительских спектаклей один из его лучших агентов так и не смог встретиться с отшельником Ламберном в течение нескольких недель.

– Мисс, – он больше не скрывал своего нетерпения, – мистер Ламберн очень просил, чтобы я навестил его. И я прошу вас немедленно провести меня к нему, иначе мне придется самому доложить о вашем неподчинении.

Он, конечно, блефовал, а уж в этом-то его светлость герцог Деймерелл был непревзойденным мастером. Похоже, Рансом достиг желаемого результата. Девушка подняла брови, отчего на лбу у нее появилась маленькая морщинка, и снова приложила палец к нижней губе. От этого жеста сердце его предательски застучало.

– Просил, чтобы вы пришли? Боже мой… это правда? Но я… – Она озадаченно уставилась в его карточку. – Деймерелл… Деймерелл… Это очень… Я прошу прощения, но, к сожалению, не могу вспомнить… – Она глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза с таким выражением, как будто только сейчас наконец увидела стоявшего перед ней человека. – Деймерелл… – повторила она, как будто стараясь услышать в этом имени что-то знакомое. – Пожалуйста, входите, мистер Деймерелл.

– Фолконер, – сухо поправил он. – Деймерелл означает герцог Деймерелл. – Он протянул руки в ее сторону – в одной лежал ежик, в другой Рансом все еще держал поводья лошади. – Вынужден попросить вас избавить меня от этих предметов.

– Ой! – Девушка вспыхнула румянцем, как школьница.

Да она хороша собой, подумал он, и, видимо, даже неплохо сложена. Лет ей, по-видимому, около двадцати пяти: в ней еще заметны следы приятной детской округлости, но все же успели появиться и крошечные морщинки у глаз. Дамы в Лондоне, знакомые Рансому, пришли бы в отчаяние, случись им обнаружить у себя такие морщинки. Он же вопреки всему находил их очаровательными.

Она потянулась за ежиком, но тут же отдернула руку – колючий со всех сторон шарик не позволил себя ухватить. Тогда девушка подошла ближе и обеими руками оттопырила карман:

– Бросайте его сюда.

На мгновение Рансом увидел ее макушку – блестящие волосы разделял кривой пробор. Неожиданно ему захотелось выпрямить, исправить этот зигзаг и увидеть, как каштановые кудри свободно падают на плечи девушки…

Боже мой, одернул он себя и постарался избавиться от этого видения. Он отправил ежика в недра кармана. Зверек свернулся и затих, очевидно, нисколько не обиженный бесцеремонным обращением.

– Лошадь лучше оставьте там, – сказала девушка, как будто Рансом собирался войти в прихожую вместе с ней. – Таддеус, кажется, куда-то ушел. Я его звала, звала, но он не откликается.

Неохотно Рансом накинул поводья на столбик у двери: лошадь была казенная, уйдет так уйдет. Если он сможет поговорить с Мерлином Ламберном, это, безусловно, окупит потерю одной казенной лошади. Служанка с затуманенным взором сделала шаг назад, пропуская его внутрь. Рансом вошел и оказался в широком темном коридоре. Вдоль стен теснились, прижимаясь друг к другу, и прятались по темным углам какие-то странные вещи. Отступая, чтобы пропустить Рансома, девушка наткнулась на какой-то предмет, и тот упал с металлическим лязгом. Что-то бормоча про себя, она водрузила его обратно. Придерживая загадочное сооружение, она стала разглядывать паутину проволоки с круглыми гирьками, свисающей с деревянной рамы…

– Как вы думаете, что это может быть такое?

Она казалась настолько озадаченной, что ему захотелось улыбнуться. Впрочем, он безжалостно подавил в себе это чувство:

– Возможно, его изобретатель мистер Ламберн мог бы просветить вас на этот счет.

Она вскинула голову и странно покосилась на него:

– Боже мой, я думала, вы поняли. Нет никакого мистера Ламберна. Мерлин – это я.

– Что, извините?

– Я сказала, – она старалась выговаривать слова, будто говорила с плохо слышащим человеком, – Мерлин – это я.

– Вы Мерлин?

– Да. Наверное, вы слышали про Джона Джозефа Мерлина, гениального механика. Меня назвали в его честь. Думаю, моему отцу это не понравилось бы, но его убили еще до моего рождения. Конечно, я совсем не такая же, как мистер Мерлин, но все-таки тоже кое-чего достигла. Хотите посмотреть мою конструкцию крыла?

Шокированный, Рансом медленно повторил:

– Вы Мерлин Ламберн?!

– Так вы обо мне слышали? – Она зарделась от удовольствия. – Наверное, вы читали мою монографию «Аэродинамические свойства околохрящевой ткани сойки обыкновенной».

– Нет, – ответил он сухо, – не читал.

– Тогда я подарю вам экземпляр. Мне их напечатали пятьсот штук. – Она закусила губу, а потом добавила: – И у меня осталось еще четыреста девяносто семь, так что можете взять, сколько захотите.

Серые глаза смотрели на него с робкой надеждой. Рансом глубоко вздохнул – в течение нескольких секунд ярость и благоразумие вели в нем отчаянную борьбу. Он проклинал идиотов агентов, проклинал несуществующего мистера Ламберна, проклинал всех на свете начиная с Бонапарта. Он молчал, и уголки ее рта стали печально опускаться. Радость ее уже почти увяла, как сорванный цветок, когда неожиданно для самого себя Рансом сказал:

– Спасибо. Я возьму двенадцать дюжин.

– Двенадцать дюжин! – Она радостно изумилась, но тут же во взгляде проскользнуло сомнение. Он был готов проявить галантную настойчивость, но она только заметила: – Если вы приехали верхом, то не увезете столько сразу.

– Я пришлю кого-нибудь за ними.

Она с пониманием кивнула:

– Вы раздадите их друзьям в научных кругах? Наверное, у вас широкий круг общения, если вам нужно двенадцать дюжин.

– Да, широкий. А еще я отдам по экземпляру в каждую библиотеку и в университеты.

– Правда? Ну надо же! Ой, я так… Даже не знаю, что и сказать.

«Все это слишком просто», – подумал Рансом. Ее лицо так сияло от радости, что он чуть было не попросил еще двенадцать или тринадцать дюжин экземпляров. Она неловко повернулась и снова опрокинула тот самый непонятный предмет. Прихожая наполнилась лязгом и громыханием. Мерлин поспешно нагнулась и подняла загадочную раму.

– Простите. – Она чуть-чуть покраснела и, сжимая в руках свою хитроумную штуку, с робкой улыбкой взглянула на него из-под ресниц. – Если я как следует разгляжу ее при нормальном освещении, то, может, и вспомню, что это.

Глядя на это создание, его светлость герцог Деймерелл, гроза вигов и советник принцев, посол, министр и один из сильных мира сего, вдруг обнаружил, что улыбается в ответ.

Теодор и Таддеус всегда говорили: все проблемы Мерлин возникают из-за того, что она слишком глубоко задумывается. Дядя Дориан, конечно же, яростно оспаривал это. Он утверждал, что глубокая концентрация – это, напротив, самое лучшее из всех ее качеств. Он был уверен, что девушка сумеет достичь всего, чего захочет. Его последние слова, обращенные к ней, были: «Думай, Мерлин, думай. Ты можешь летать. Решение в том, что…»

Решение – в чем?

Как это похоже на дядю Дориана – прервать свою мысль на середине и тут же забыть, что он собирался сказать.

Вот уже пять лет ее преследовала эта незаконченная фраза. Похоже, что никакого решения она так и не нашла, но все продолжала строить машину, которая могла бы летать. Иногда казалось, что до воплощения мечты дяди Дориана остался всего один маленький шаг, но при испытаниях снова разваливалось крыло или с громким хлопком взрывалось топливо – и в очередной раз обломки модели усеивали землю. Отдельные фрагменты этих неудачных конструкций стояли теперь вдоль стен коридора.

В задумчивости Мерлин привела в движение находившуюся там же старую модель Солнечной системы. Колесики проснулись, закружились миниатюрные кольца планет, и что-то белое быстро пронеслось у самого ее уха. Обтянутая перчаткой рука герцога успела поймать отвалившуюся ось до того, как та упала на голову Мерлин.

– Осторожно, – предупредил он.

Мерлин втянула голову в плечи и извинилась.

«Герцог Деймерелл, – повторила она про себя. – Или все-таки герцог Фолконер? Похоже, для него это очень важно». Мерлин же, глядя на герцога, воспринимала только его лицо и высокий рост, и ни на чем другом уже не могла сосредоточиться. Опять эта ее проклятая сконцентрированность, когда мысли занимает какой-то один образ и от него уже невозможно избавиться. Вот и сейчас Мерлин могла бы в мельчайших деталях мысленно нарисовать его лицо. Она запомнила его таким, каким впервые увидела, открыв дверь. Она представила себе его шляпу, под ней густые каштановые волосы, уложенные с тщательной аккуратностью, и темные брови. Глаза его в тенистом освещении сада казались желтовато-зелеными, а тонкие контуры носа и губ выражали непокорность, напоминая нечто ястребиное. Может быть, именно из-за этого сходства он и стал герцогом Фолконером. Он чем-то походил на хищную птицу.

Она снова зацепилась за какой-то предмет, и тот с глухим стуком упал на пол. Мерлин услышала, как он пробормотал проклятье, в то же время его руки поддержали ее.

– Простите, – несчастным голосом произнесла она.

Рансом продолжал придерживать ее под локоть, пока они не преодолели тускло освещенный коридор и не свернули в большую гостиную.

Едва взглянув на кучи вещей, сваленные в этой просторной комнате, она поняла: для приема гостей это место не подходит. Мерлин, конечно, и раньше знала, что она плохая хозяйка, но все-таки когда же она умудрилась запустить все до такой степени? Старый паровой котел, расползшаяся корзина от воздушного шара, ненужный вакуумный насос, сломанное весло… В бледных солнечных лучах, пробивавшихся сквозь немытые окна, помещение напоминало заброшенное поле сражения.

Преодолевая неловкость, она пересекла комнату, и, пригнувшись, пробралась под массивным сломанным крылом, которое нависало над узким проходом, как огромная уставшая летучая мышь. Герцог следовал за ней, ни слова не говоря по поводу беспорядка. И все-таки она чувствовала его недовольство, хотя бы уже по тому, с каким видом он смотрел на застывшую смазку от сорвавшейся оси, которая оставила жирное пятно на его перчатке.

Хорошо еще, что лестница на антресоли была свободна – и то лишь потому, что это был единственный путь из ее лаборатории в гостиную, в настоящее время напоминавшую склад. Мерлин тысячу раз говорила Теодору или Таддеусу, отдавая что-нибудь: «Уберите это на хранение», но она ни разу не поинтересовалась, куда именно попала та или иная вещь. И вот теперь она осознала: все сваливалось в кучу в большой гостиной. И если раньше Мерлин была слишком занята, чтобы обращать внимание на возрастающую гору предметов, то сейчас она наконец ее заметила.

Сами антресоли выглядели не намного лучше. Там сгрудились лабораторные столы и разнообразное мелкое оборудование, валялись спутанные мотки проволоки и коробки с мензурками, сотни книг в кожаных переплетах были беспорядочно разбросаны. Но, по крайней мере, она знала, где найти стул, – он стоял под кипой журналов высотой в добрых два фута. Немного усилий, и стул был высвобожден.

Слегка запыхавшись, девушка отступила и предложила герцогу присесть.

– Спасибо, я постою, – сказал он.

– Ой, простите. У вас, наверное, ревматизм? – поинтересовалась она.

Уголки его губ еле заметно дрогнули. Он церемонно ответил:

– Я нахожусь в отменном здравии, благодарю вас. Но строгая няня научила меня, что джентльмен не имеет права садиться первым в присутствии дамы.

Сосредоточенно изучая удивительно мужественную ямочку на его подбородке, Мерлин не сразу сообразила, что под словом «дама» герцог имел в виду именно ее. Поняв это, она ойкнула и села.

Рансом склонил голову, разглядывая захламленную комнату. Взгляд его задержался на большом деревянном ящике, от которого беспорядочно шли провода к каким-то шкивам и колесам. Несколько мгновений он изучал эту конструкцию, а затем повернулся к Мерлин со своей странной полуулыбкой. В солнечном свете, падавшем из окна, в его волосах играли золотисто-красноватые блики.

– Правильно ли я понял, что имею удовольствие разговаривать с мисс Ламберн?

Мерлин кивнула, надеясь, что он не будет больше высокопарно называть ее «мисс Ламберн». Она боялась, что если, как обычно, глубоко сконцентрируется на чем-нибудь, то это обращение не сумеет вывести ее из задумчивости, так как сомневалась, что сможет откликнуться на что-то другое, кроме резкого выкрика «Эй, мисс Мерлин!» – единственного обращения, на которое, как обнаружили Таддеус и Теодор, она более или менее успешно реагировала.

– Похоже, вы настоящая изобретательница, – сказал герцог. – Позвольте поинтересоваться, что это за предмет?

Мерлин чуть нахмурилась, глядя на деревянный ящик и провода.

– С помощью этой штуки я хотела натянуть проволоку на каркас авиационной машины. Но ничего не получилось.

– Ясно. – Рансом снова огляделся, как будто что-то искал, а затем посмотрел на Мерлин внимательным, пронизывающим взглядом. – А что же вы сделали такого, что у вас получилось?

Мерлин опустила плечи. Из всех вопросов, которые он мог бы задать, именно этот ей меньше всего хотелось услышать. Она смотрела на его ботинки, такие сияющие на фоне катавшихся по полу шариков пыли.

– К сожалению, ничего. И это ужасно обидно. Вы знаете, по-моему, вся проблема в весе и в двигателе. Ну и, конечно, в устойчивости. Так трудно поднять модель в воздух! Понимаете, эти деревянные распорки слишком тяжелые, и поэтому пропорции крыла получаются слишком…

– Понятно, – перебил он, стоило ей на мгновение запнуться в поисках нужного слова. – А кроме вопросов аэронавтики, вы больше ничем не занимались?

Мерлин уставилась на него с удивлением:

– Нет, больше ничем. Я полностью посвятила себя созданию летающей машины. И, честно говоря, кое-каких успехов в ее конструировании все же добилась…

– Да, конечно. – Нахмурившись, он оглядел по очереди каждый предмет, находившийся в комнате. – А что такое вон там?

Мерлин взглянула на предмет из красного дерева, который привлек внимание герцога. Он рассматривал его с таким вниманием, как будто в нем были скрыты все тайны мироздания.

– Это старый гардероб дяди Дориана. Я храню там запасной плащ, – ответила она. Его губы сжались от досады, и она быстро добавила как бы в оправдание: – Зимой здесь бывает очень холодно.

– Без сомнения. – Герцог опустил брови и посмотрел на нее так строго, что у нее чуть не закружилась голова. – Мисс Ламберн, я должен быть с вами честен. Я пришел сюда, выполняя особо секретную миссию по поручению его величества и лордов Адмиралтейства. Нам стало известно, что вы располагаете устройством, которое могло бы оказать неоценимую помощь в деле защиты нашей родины.

– Я располагаю?.. – тихо переспросила Мерлин.

Он снова изобразил полуулыбку, но на этот раз неприятная жесткость чувствовалась за ней гораздо сильнее.

– Я надеялся, что вы не станете отрицать этого. В свою очередь, я могу предоставить вам все необходимые сведения, удостоверяющие мою личность и подтверждающие мое положение в правительстве. Так что вам не следует опасаться, что вы имеете дело с противной стороной.

– Конечно же, я не опасаюсь. – Она положила палец на нижнюю губу, едва успев сообразить в последний момент, что ноготь кусать не надо. – А что за противную сторону вы имеете в виду?

Он уставился на ее палец, и она быстро опустила руку на колени.

– Французы, мисс Ламберн. Вы же знаете, что сейчас идет война?

– Ну да, я… – Она встретила его осуждающий взгляд и смиренно добавила: – К сожалению, я редко выхожу из дому.

– Я так и полагал. Позвольте заверить вас, что мы сейчас действительно находимся в состоянии войны. И любой патриотический поступок, который могут совершить наши граждане, был бы нам чрезвычайно полезен.

В комнате повисла тягостная тишина. Изо всех сил Мерлин старалась не опустить глаза, как ребенок, которого отчитывают. Она смутно понимала, что герцогу не понравится, если она малодушно отведет взгляд. А ей так хотелось, чтобы он снова улыбнулся, как тогда, внизу: искренне и открыто, а не с этой ядовитой иронией.

– Мисс Ламберн, вы нам поможете? – Она сглотнула и молча кивнула в ответ. Он продолжал смотреть на нее, словно ожидая чего-то еще. – Мисс Ламберн, прошу вас, не играйте со мной в эти игры. Где ваше изобретение?

– Изобретение? – повторила Мерлин, и глаза ее широко раскрылись от отчаянья. – Мое изобретение? Боже мой, оно для вас совершенно бесполезно. Оно еще совсем не готово: крылья никуда не годятся, а центральная часть вообще не будет работать, если ее сделать в натуральную величину. Понимаете, все оборудование для устойчивости и маневрирования нужно поместить в ногах аэронавта, а там совсем мало места. Да я даже сама еще не пробовала!

Герцог шумно выдохнул от нетерпения:

– Я говорю вовсе не о вашей летательной машине! – Он обвел комнату быстрым взглядом. – Здесь должно быть что-то еще. Разве у вас больше ничего нет?

– Нет-нет, я же говорила вам, что не теряла ни минуты! Я работаю над авиационной машиной с тех пор, как умер дядя Дориан. И уже очень близко подошла к успеху, правда, близко. Я бы с удовольствием помогла вам, но для испытаний с участием человека еще очень и очень рано. Может быть, если вы подождете еще несколько месяцев…

Неожиданно герцог нагнулся к ней. Схватившись одной рукой за спинку ее стула, другой он с силой сжал ее пальцы:

– Мисс Ламберн, моя дорогая мисс Ламберн, пожалуйста, попытайтесь понять. Это ведь не игрушки. Неделю назад убили одного человека. Ему перерезали горло. Он в тот момент направлялся ко мне в контору, чтобы передать несколько крайне важных сообщений. Послания были зашифрованы, но в одном из них, мисс Ламберн, упоминались вы и ваше… изобретение. Существует вероятность, и вполне реальная, что противник сумел расшифровать код.

Рансом смотрел на нее с таким напряжением, что она сама себе показалась безнадежно глупой.

– И это очень плохо? – спросила Мерлин.

Он усмехнулся и отпустил ее:

– Только в том случае, если вам дороги свобода нашей страны и ваша собственная жизнь. Я собираюсь перевезти вас лично и ваше изобретение в безопасное место, мисс Ламберн. Немедленно.

– Перевезти меня! К сожалению, это невозможно, мистер… хм…

– Герцог, – подсказал он. – Пожалуйста, не берите в голову подобные мелочи. Просто соберите необходимые вещи, и давайте поедем в более надежное место.

Она непонимающе уставилась на него:

– Не верю, что вы говорите серьезно. Я не могу уехать сейчас, когда у меня вот-вот получится решить все проблемы с крылом!

– Ради Бога, мы можем забрать с собой и ваше крыло. Фактически мы можем забрать с собой все, что угодно. Я не знаю, что имел в виду мой агент, когда говорил о революционном аппарате для передачи донесений, но он был неглуп. Готов поклясться, что речь шла не о какой-то дурацкой фантастической летающей машине.

Мерлин мгновенно встала в защиту своей мечты:

– А я лично уверена, что он имел в виду именно ее, сэр! Разве может быть лучший способ доставки донесений, чем по воздуху? Если вы говорите о военных действиях, то только представьте себе: вы сможете передавать приказы через Ла-Манш всего за пару часов.

– Чепуха! С вашей машиной я, скорее, сверну себе шею всего за пару секунд.

Глубоко уязвленная, Мерлин вскочила – ей захотелось оттаскать его за ухо. Но прямо перед ее глазами оказалась его широкая грудь, и это ее обескуражило. Она лишь холодно произнесла:

– Мне проводить вас к выходу?

– Я никуда не собираюсь, мисс Ламберн. Никуда не уйду отсюда без вас.

– Но вы же… Но это… – Она всплеснула руками. – Но это же просто глупо. У меня есть только эта авиационная машина, больше ничего. Почему вы так настаиваете, чтобы я ехала с вами, если уверены, что она абсолютно бесполезна?

Он облокотился о край захламленного лабораторного стола и скрестил руки на груди в такой непринужденной позе, что Мерлин даже рассердилась.

– Избавьте себя от нелепого предположения, что моего покойного коллегу так впечатлила ваша летающая машина. Я не беру на работу агентов, которые склонны к преувеличению. Если бы человеку суждено было летать…

– Большое спасибо, мистер герцог, но не нужно повторять это старое изречение. Это предубеждение мне знакомо.

– Фолконер, – поправил он.

– Что, извините?

– Рансом Фолконер. Четвертый герцог Деймерелл. Обычно меня называют «ваша светлость», но, думаю, со временем я мог бы точно так же привыкнуть и к обращению «мистер герцог». Вы не могли бы попросить, чтобы принесли чаю, а я пока здесь все осмотрю?

Мерлин вздохнула с подчеркнутым недовольством. Казалось, он собирался навечно остаться у ее лабораторного стола. Стараясь придать голосу выражение ледяной вежливости, она произнесла:

– Пожалуйста, осматривайте здесь все, что пожелаете. Но если вы хотите чаю, вам придется отойти на шаг в сторону.

– Разумеется. – Он выпрямился, и на его лице промелькнула та же улыбка, что так понравилась ей внизу, в коридоре. Мерлин сразу же перестала сердиться и неожиданно снова оробела.

Она подошла к стоявшей на столе большой коробке. Взявшись за торчавшую из коробки рукоять, она начала ее крутить. Затем нагнулась и аккуратно опустила металлическую пластинку, замыкая какие-то два провода. В стеклянной колбе вспыхнула дуга голубого света. Мерлин перестала крутить рукоять и припала губами к коническому отверстию в коробке.

– Таддеус, – позвала она, – Таддеус, ты меня слышишь?

Из коробки доносилось равномерное слабое шипение. Помня, что гость смотрит на нее, она нетерпеливо забарабанила пальцами по столу, надеясь, что Таддеус откликнется.

Ответа все не было, и только жужжание из коробки заполняло тишину. Мерлин сжала кулак и нервно водила им по столу. Герцог… Она понимала, что он привык к более изысканному обслуживанию, чем она могла предложить. Впервые она оглядела свою лабораторию и нашла ее жалкой и безнадежно запущенной. Ежик в кармане начал ерзать, но затих, когда она машинально взяла семечко подсолнуха и кинула ему.

Раздался звук колокольчика. Он вывел Мерлин из задумчивости. Слава Богу, Таддеус услышал ее сигнал. Из коробки, слабо и с шипением, раздался его голос, не слишком довольный:

– Эй, мисс Мерлин? Что нужно?

– Чаю, Таддеус. – Она старалась, чтобы голос звучал как можно уверенней. – У меня гость.

Какое-то время была тишина, затем раздался щелчок, и потом снова голос Таддеуса:

– …Чаю, вы сказали?.. А вы… в глубине огорода… и все колени в земле… мисс Мерлин?

Мерлин поджала губы. Она была уверена, что герцог не сводит с нее глаз.

– Таддеус, – сказала она твердо, – принеси нам чаю немедленно.

– Но… ми… лин… сейчас. Вы не… сами!

– Таддеус, стой на месте. Ты же знаешь, я ничего не могу расслышать, когда ты так таскаешь коробку за собой. Остановись, Таддеус. Слышишь меня? Стой на месте!

Вдруг голос ответил гораздо громче:

– Я слышу вас, мисс Мерлин. Сделайте себе чаю сами. Я сейчас иду в коровник. Вашу вредную говорящую коробку я беру с собой, но не звоните мне ради какого-то глупого чая. Вы же знаете, Теодор болеет, и я работаю за двоих.

– Таддеус… – Она еще дважды позвала его по имени, но напрасно. Только электрическое шипение доносилось из эфира.

Признав поражение, она разъединила провода. Голубая дуга, дав искру, погасла, и гул затих вместе с ней. Закусив губу, Мерлин повернулась и стеснительно произнесла:

– По поводу чая… Вы не могли бы минуту подождать, пока я схожу на кухню?

Герцог, не отрываясь, смотрел на коробку с торчащим из нее проводом.

– Боже милостивый, – прошептал он, едва дыша. – Господи Боже мой…

Затем он поднял глаза. К полному изумлению Мерлин, он издал вдруг такой вопль радости, от которого дрогнули старые каменные стены. Он схватил ее, заключил в объятия и стиснул что было сил. Задыхаясь, она запрокинула голову, чтобы глотнуть хоть немного воздуха, успев отметить, какой тонкой и мягкой оказалась ткань его одежды, когда прижимаешься к ней щекой… И тут он поцеловал ее прямо в губы – совершенно по-настоящему. У Мерлин перехватило дух – и от крепко обнимающих рук герцога, и от недостатка воздуха в легких, и оттого, что он второпях больно наступил ей на левую ногу, – в общем, конечно, ничего страшного, но как бы не раздавить ежика и… о Боже, о Боже мой!

Все закончилось раньше, чем Мерлин успела понять, что именно произошло, – или, во всяком случае, раньше, чем она осознала, что ей даже понравились его сильные объятия. Рансом отпустил ее и улыбнулся так, что у нее защипало в носу.

– Мерлин Лам… – он тоже задыхался, – Мерлин Ламберн, клянусь Богом, вы гений!