"Неоновый мираж" - читать интересную книгу автора (Коллинз Макс Аллан)Глава 2За год до этого, в мае 1945 года, мне уже приходилось работать на Джима Рэйгена. Это дело тоже было связано с Синдикатом и дало мне возможность встретиться с Пегги Хоган. Я не знал, что она его племянница, когда брался за эту работу. Мы отобедали в Биньоне, ресторане для деловых людей на Плимут-стрит, в двух шагах от старого здания, где помещалось мое частное детективное агентство и откуда я все никак не мог съехать. Он заказал себе копченую пикшу, а я – солонину с капустой. Мы сидели в отдельном кабинете, попивая кофе. – Я сделал ошибку, – сказал Рэйген, глядя на кофейную чашку; он принадлежал к той категории людей, которые способны признавать свои ошибки, но не способны смотреть при этом в глаза собеседнику. – Я доверился Серителле. – Я бы не стал называть это ошибкой, – сказал я. – За деньги он готов душу продать сатане. – Я знаю, знаю, – ответил Рэйген, махнув рукой. – Пару лет назад я вступил с ним в партнерские отношения в одном деле. – Ты имеешь в виду «Блю Шит»? – Да. Я думал, он действует от своего имени, однако он лишь морочил мне голову, действуя в интересах Гузика и его команды. Я не против деловых контактов с этой шайкой, но делать с ними общее дело не хочу. – Ты думаешь, между первым и вторым есть четкая грань? – Как тебе сказать, приятель? Я готов принять их где и когда угодно как клиентов, которые платят мне денежки. Но как партнеры они не вызывают у меня доверия. – Ты думаешь, они хотят использовать Серителлу, чтобы прибрать к рукам твой бизнес? «Континентэл Пресс»? – Да, черт возьми! Они попытались засунуть руку в мой карман сразу же, как только я начал сотрудничать с Серителлой, на каждом шагу норовя надуть меня. Конечно, я не могу одним махом избавиться от них, поэтому я возбудил против Гузика и Серителлы – этих любителей чужого добра – судебное дело. – Ты возбудил иск против парней из Синдиката? – Это моя единственная возможность поставить их на место. Я покачал головой: – Все это звучит для меня довольно фантастично. – Кто они такие, чтобы замахиваться на мою службу информации? Они поднимают слишком много шума по поводу создания своей – конкурирующей – информационной службы. Что ж, пусть попробуют! Я придвинулся ближе к столу. – Не знаю, как ты хочешь меня использовать, Джим, но после того, как Нитти пустил себе пулю в лоб, я зарекся выполнять работу, которая так или иначе будет связана с этими уголовниками. Он улыбнулся своей скупой улыбкой. – Ты, насколько я знаю, выполнял роль посредника, когда похитили Гузика и потребовали за него выкуп? – Да, но это была не моя идея. – Я слышал, «Грязный Палец» считает тебя асом в своем деле. – Это его личное дело. Я предпочитаю, чтобы он восхищался мною на расстоянии. Рэйген нахмурил брови. – Они пытаются запугать моего адвоката, Нат. Ему шлют письма с угрозами, постоянно звонят по телефону. – Они хотят, чтобы он отказался от этого дела? – Да. – Чем не мудрый совет для меня? – Обычно на телефонные звонки отвечает его секретарша, молодая женщина. Их всего лишь двое в офисе – адвокат и она. И они угрожают ей тоже. – Да, это немного мерзко, не могу не посочувствовать. Он наклонился над столом, заговорил тихо и спокойно: – Эта секретарша – моя племянница. Я чувствую здесь особую ответственность: я устроил ее на эту работу. Ее отец умер в прошлом году. На нем держался весь семейный бизнес. Я пытаюсь помочь девочке найти свое место в жизни. – Он вздохнул: – Она славная девчонка, но иногда бывает сумасбродной. – И ты пытаешься наставить ее на путь истинный, – сказал я. – Да. Но сейчас меня больше всего беспокоит ее безопасность. В их семье уже было достаточно трагедий... они потеряли единственного сына во время войны. Я с шумом втянул воздух: – Понимаю... Чего бы ты хотел от меня? – Чтобы ты побыл некоторое время рядом с нею. – Если речь идет о телохранителе, я бы мог выделить для этого одного из своих людей. – Я хочу, чтобы это был ты, Нат. Какая у вас сегодня такса? – Двадцать пять долларов в день, если же функцию охранника выполняет сам босс, то есть я, тогда расценка повышается до тридцати пяти. Но даже если ты наймешь меня в качестве ее телохранителя, я все равно не могу быть с ней рядом постоянно; мне надо еще вести дела в офисе. Я поговорю с девушкой, побуду с ней первый день, а потом приставлю к ней своего человека. Я не могу заниматься только одним делом, ты же знаешь, у нас более шестидесяти клиентов в данный момент. – Я согласен платить сто баксов в день. Один день в неделю у тебя будет выходной. Я вскинул брови. – Какую работу ты ждешь от меня? Он слегка пожал плечами. – Я думаю, что их угрозы по большей части – пустые слова. Эти сицилийские кретины не решатся переходить дорогу Джиму Рэйгену. Они лишь могут поднимать шум. – Когда стреляют, тоже много шума. Он только ухмыльнулся. – На следующей неделе мы отправляемся в суд, и с этим будет покончено. – Ты не ответил мне, Джим. Что все-таки конкретно я должен делать? – Быть рядом с ней. Сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Обеспечить ее безопасность. – Ты говорил с ней обо всем этом? – Да. Сначала она уверяла, что не испытывает страха, и даже слышать не хотела о том, чтобы ее охраняли. Но затем, подумав, она сказала, что согласна; кто разберет этих женщин? – Как ты думаешь, почему она согласилась? – Она сказала, что слышала о тебе. Как-никак тебя знают в городе. – Как ее зовут? – спросил я. – Маргарет. – Рэйген? – Хоган. Она дочь младшей сестры моей жены. Маленькая симпатичная девчонка. Не я, а ты должен платить мне за удовольствие общаться с ней. – Он поднял указательный палец, его маленькие глазки стали еще меньше. – Это не значит, что тебе в голову должны лезть дурные мысли, приятель. Не вздумай приставать к ней. Они всегда становятся еще большими ирландцами, когда предупреждают тебя о чем-то. – За сотню зеленых в день, – сказал я, – я могу оставить свой мужской инструмент в ящике стола, если тебе так хочется. – Прекрасно, – он засмеялся, подписывая чек. – Ключ от стола можешь оставить мне. Забавно, что я не вспомнил ее, когда услышал ее имя. Но, черт возьми, еще забавнее было то, что я не сразу узнал ее, когда, войдя в адвокатскую контору на десятом этаже Фишер-билдинга, застал ее сидящей за пишущей машинкой. Она была миниатюрной, и первое, что сразу бросалось в глаза, это ее темно-каштановые волосы, спускавшиеся локонами на накладные плечики желтого в черный горошек шелкового платья. Оно было слишком шикарным для работы в адвокатской конторе, хотя интерьер офиса был по-домашнему уютен. Она повернулась ко мне и сдержанно улыбнулась – так, как улыбаются посетителям, но спустя мгновение ее улыбка стала открытой и радостной. – Нат, – сказала она, вставая и протягивая руку, – как давно это было! Кожа ее лица была от природы бледной и тонкой и казалась полупрозрачной, вздернутый носик был покрыт едва заметными веснушками. У нее был большой рот, полные сочные губы, подкрашенные красной помадой, и большие фиалкового цвета глаза. Ее темные густые брови, вопреки требованию моды, не были выщипаны: их форма и без того была красивой. Кроме того, природа наградила ее длинными ресницами и ровными белыми зубами, которым могли бы позавидовать и в Голливуде. Прибавьте к этому изящную стройную фигуру. На вид ей можно было дать лет семнадцать, но в действительности ей было около тридцати – об этом можно было догадаться лишь по нескольким едва заметным морщинкам в уголках глаз. Она выглядела великолепно, и в 1938 году я с ней однажды переспал. Да, в тот вечер мы с ней и этим занимались... – Пегги, – промолвил я изумленно. – Пегги Хоган. Ее рука, которую она по-мужски протянула мне для приветствия, была гладкой и теплой. А ее широкая улыбка с ямочками на слегка полных щеках была по-прежнему очаровательна. Эта улыбка была одной из ее «изюминок». – Ты по-прежнему частный сыщик, – сказала она. – А ты по-прежнему милашка, – ответил я. – Ты говорил мне, чтобы я не ложилась в постель с незнакомыми мужчинами. – Правда, я сказал тебе об этом слишком поздно, когда уже наступило утро. Она, продолжая улыбаться, предложила мне стул. Я подвинул его к себе и сел. Пегги расположилась рядом, за письменным столом. – Я была взбалмошным, сумасбродным ребенком, – сказала она, словно повторяя слова своего дяди. – Я помню. – У меня было не так много подобных знакомств. Ты был один из числа избранных. – Я польщен. Для меня это честь и еще – приятные воспоминания. Я чувствовал некоторую неловкость. Я невольно вспомнил о событиях того далекого дня, когда оказался с ней в одной постели, а затем прочел лекцию о примерном поведении и отправил домой. Я встретился с ней на одной из вечеринок, состоявшейся на пятом этаже отеля «Шератон». Я пришел туда вместе со своим приятелем, боксером Барни Россом, с которым мы выросли а Вест-Сайде, и еще несколькими нашими знакомыми – спортсменами. Вечеринку устроил Джо Эпстейн, который владел крупнейшей букмекерской фирмой в Чикаго, принимавшей ставки на бегах. Эпстейн был толстеньким, внешне тихим и неприметным коротышкой лет тридцати, в очках в роговой оправе и с намечавшейся лысиной. Это был большой любитель ночной жизни, и в дни, когда он не посещал ночные клубы, он устраивал у себя «крутые» вечеринки. У Эпстейна была подружка, она появилась в Чикаго в 1933 году, когда в городе проводилась Всемирная торговая ярмарка. Она выступала там в качестве танцовщицы, исполняя «смелые» номера в полуобнаженном виде – девушка из Алабамы со своеобразным, мелодичным произношением, каштанового цвета волосами, пухлыми формами и полными губами. Ее звали Вирджиния Хилли, и она производила впечатление искушенной в жизни женщины. С широкой улыбкой она встречала у порога гостей Джо, предоставляя им возможность созерцать свою наполовину обнаженную грудь. Впрочем, ее черное облегающее платье почти не оставляло простора для мужской фантазии. – Ты – Нат Геллер, не так ли? – сказала Вирджиния, беря меня за руку. – Давай подгребай поближе к тёлкам. – Удивительно, что ты помнишь меня. – Не притворяйся дурачком, – сказала она, улыбаясь во весь рот. – Ты отлавливал карманных воров на ярмарке. – Ты собирала толпы народа, – сказал я, пожав плечами, – а это, в свою очередь, привлекало карманников. Она провела меня в апартаменты, выдержанные в модерновом стиле; всю обстановку составляли диваны без подлокотников и легкие простые стулья. На них расположились симпатичные девицы примерно двадцатилетнего возраста в укороченных платьях. Они потягивали виски с содовой, ожидая гостей мужского пола. В углу надрывался патефон; кажется, это была пластинка с записями Поля Уайтмана. – Боюсь, что не смогу предложить тебе девчонку, которая смогла бы конкурировать с Салли Рэнд. – Она продолжала держать мою руку. – Салли никогда не была моей девушкой, – сказал я. – Мы просто приятели. – А я слышала, что это не так, – ответила она, растягивая слова, отчего все сказанное ею приобретало какую-то скабрезность и двусмысленность. – Последний раз, когда я тебя видел, Джинни, ты была официанткой в «Джо Плэйс». Это заведение не имело никакого отношения к Джо Эпстейну. Все официантки, работавшие там, были смазливы как на подбор, и носили короткие юбки и блузки с у-образным вырезом. Многие мужчины заходили туда пообедать. – Именно там Эппи встретил меня, – сказала она с самодовольной улыбкой, наконец отпустив мою руку. – Я слышал, – сказал я, кивнув, словно отдавая должное этому ее последнему приобретению. – Эппи чудесный парень, настоящий гений, – добавила она. – Где он достал этих девочек? Они выглядят слишком юными и свежими для путан. Барни с приятелями вовсю веселились с девицами; дурачились, громко хохотали, пили вино, танцевали. – Любительницы, знающие кое в чем толк, – объяснила она, ведя меня к расположенному тут же бару, за стойкой которого стоял чернокожий бармен в красном жилете. – Девочки для вечеринок. – Ты хочешь сказать, секретарши и студентки бизнес-колледжа? Она кивнула. – Выпьешь чего-нибудь? – Ром, пожалуйста, – сказал я. – Со льдом? – Нет, только ром. – Ром, – сказала она бармену, улыбаясь, и тот подал мне полный бокал. – Словом, девочки, которые хотят хорошо провести время? – спросил я. – Некоторые из них могут попросить немного денег, если ты, в свою очередь, захочешь что-нибудь попросить у них. – Они выглядят слишком юными для меня. Сама знаешь, есть развлечения, за которые можно отправиться за решетку. Она пожала плечами. – Большинство из этих девочек трудно чем-либо удивить. Все они подрабатывают на стороне фотомоделями. – Да? – Да. Для местных художников, оформляющих разного рода календари. Один мой друг знаком с владельцами рекламной фирмы. – Которая распространяет все эти календари? – Точно. Некоторые из ее постоянных художников находятся в Чикаго, и я подбираю для них подходящие модели. – Эти юные красотки как будто сошли с обложек рекламных проспектов, могу подтвердить. – Видишь кого-нибудь, с кем хотел бы познакомиться? – Думаю, да. И эту девушку звали Пегги Хоган. Она была немного пьяна в тот момент, когда нас представили, но от этого не менее привлекательна. Она стала рассказывать мне о своем желании стать актрисой, несмотря на то, что ее семья хочет, чтобы она пошла в бизнес-колледж, и я слушал. Я сам был достаточно пьян, когда мы добрели до отеля «Мориссон», где я снимал номер. Впоследствии я не раз с удовольствием вспоминал об этом эпизоде, запахе ее духов, напоминавшем запах роз. Но тогда, на следующее утро, я чувствовал себя разбитым, виноватым и выплеснул свое раздражение на нее. – Тебе должно быть стыдно за себя, – сказал я ей. Она сидела на кровати среди разбросанной одежды, с расплывшейся косметикой; ее пронзительные голубые глаза уныло глядели на меня. – У меня был сообщник, – сказала она, надув губы. – А я и не говорю, что горжусь собой, – сказал я. Я стоял перед ней, словно Христос в белых одеждах. – Ты хорошая девочка. Тебе не следует спать с незнакомыми мужчинами. Ты где, кстати, живешь? – В Инглвуде. – Хороший, комфортабельный район, ирландский квартал. Твой отец имеет свое дело? Она кивнула. – И он хочет, чтобы ты училась в бизнес-колледже. Значит, ты закончила среднюю школу. Она вновь кивнула: – С отличием. – Прекрасно. Ты привлекательная девочка, поэтому, наверное, посещаешь вечеринки каждый день вместо того, чтобы ходить на подготовительные курсы. Тебе должно быть стыдно. Она вздохнула. – Эта жизнь не для тебя. Этот парень, Эпстейн, прожженный букмекер. – А я думала, что он бухгалтер, – простодушно ответила она. – Он и есть бухгалтер. Насколько я знаю, он подрабатывает – выполняет заказы шайки Капоне, помогая Джейку Гузику вести бухгалтерские книги. Словом, помогает им избежать суда за уклонение от уплаты налогов. Она слегка улыбнулась: – Я встречала раньше Аль Капоне. Это было невозможно. Капоне был посажен в тюрьму в 1932 году. Ей же сейчас было около девятнадцати. – Мы посещали одну и ту же церковь, – объяснила она. – Я много раз видела его жену, и один из его телохранителей даже назначил мне свидание. – Великолепно! Тебя что, привлекает подобная жизнь? Кстати, ты хоть знаешь, как меня зовут? Она напрягла свою память, потом произнесла: – Нэт? – Тепло. Нат. Никогда не ложись в постель с незнакомыми мужчинами. Меня зовут Нат Геллер. Я частный детектив и иногда ношу с собой наган. Она улыбнулась, одарив меня жемчужно-белой улыбкой. – Действительно? – Ты считаешь, что все, что было вчера, – в порядке вещей, насколько я понимаю. Она пожала плечами: – Я не вижу причины, по которой жизнь должна быть скучной и серой. – Воспользуйся моим советом, – сказал я, бросая ей ее атласное голубое платье. – Иди в школу бизнеса, найди работу. Найди мужа. Держись подальше от Вирджинии Хилли. Она превратит тебя в шлюху. Мои слова взбесили ее. Она вскочила с кровати и стояла совершенно обнаженная передо мной, грозно потрясая в мою сторону пальцем. – Не называй меня шлюхой, ты, вошь паршивая! Я никогда и десяти центов ни у одного мужчины не брала! Ее маленькие аккуратные груди вздрагивали при каждом слове. Волосы на ее лобке были густыми и почти черными, и маленькая черная дорожка поднималась к ее пупку. Я стоял перед ней в трусах. Вид обнаженного женского тела невольно подействовал на меня. Она заметила это, и ее лицо растянулось в улыбке. – Тебе не кажется, что ты лицемеришь, а, Натан Геллер? Ведь все твои грязные мысли выдают тебя с головой. Ее слова смутили меня, и я вышел в соседнюю комнату, чтобы одеться. Пока я одевался, она тоже привела себя в порядок и вышла ко мне в своем легком атласном голубом платье, подчеркивавшем упругость ее груди и стройность тела. – У тебя есть машина? – спросила она. – Есть, – ответил я, – но она припаркована около моего офиса. Примерно в двух кварталах отсюда. – Ты не мог бы отвезти меня домой? Я не хочу толкаться в трамвае в этом, – она сделала жест рукой, указывая на свое платье, – а на такси у меня нет денег. – Я могу тебе дать на такси. Ее лицо приняло жесткое выражение. – Я не хочу брать никаких денег у тебя, Нэт. Нат. – Хорошо, я отвезу тебя. Она слегка улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки. У нее было лицо ангела и, черт возьми, божественное тело. – Извини, я был груб с тобой, – сказал я, когда мы садились в мой коричневый «форд». – Все о'кей. Мне приятно, что это тебя волнует. – Ты должна держаться подальше от этих гангстеров. А также от Вирджинии Хилл. – Ты был достаточно любезен с ней. – Я – другое дело. Мне приходится вращаться среди них. А тебе нужно найти другой круг общения. Считаю, тебе также не следует обнажаться перед разного рода фотографами. – Эта работа приносит неплохие деньги. Времена сейчас тяжелые. – Я не думаю, что твоя семья бедствует. Уверен, что тебе дают достаточно денег на карманные расходы. – Это все, что ты думаешь? – Я думаю также, что ты избалованная девчонка. Вот что я думаю. – Да? – Да. И найди меня, когда повзрослеешь. – Зачем? – Чтобы я сам побаловал тебя немного. И я довез ее до дома, юную Пегги Хоган, и не видел ее с тех пор, хотя время от времени я вспоминал о ней и запахе ее духов, который напоминал аромат роз. И вот она была передо мной, в адвокатской конторе, спустя восемь лет, став старше, но внешне почти не изменившись. Видно было, что она стала мудрее. Таково было мое первое впечатление. Позже я убедился, что оно было верным. – Глядя на тебя, я могу сказать, что ты последовала моему совету насчет школы бизнеса. – Да, но я еще не нашла себе мужа. Это «еще» как будто повисло в воздухе. И оно почему-то не вспугнуло меня. «Стать ее мужем – не самая худшая перспектива для мужчины», – подумал я. – Ну, зато ты нашла подходящую работу. Она печально улыбнулась: – Все это было не так просто. Я работаю здесь чуть больше двух лет. – Да? – С того времени, когда у папы случился первый удар. Я попыталась стать актрисой после того, как закончила школу бизнеса. Снимала квартиру в Тауэр-тауне, пробовала себя на сцене местного театра. Я слегка вздрогнул. – У меня, гм, была как-то в гостях знакомая, которая тоже занималась чем-то похожим. – О? Кто? Я назвал имя, оно ей было знакомо. – Я видела ее фото! – сказала она, ее фиалковые глаза стали в этот момент еще больше. – Я тоже, – добавил я. – Когда ты ушла из театра? – После смерти отца. У меня пять сестер, Нат, и я самая старшая. Еще у меня был брат. – Я знаю. Твой дядя говорил об этом. Я очень сожалею. Она молча кивнула: – Джонни был одним из лучших учеников. Он собирался поступать в колледж, но помешала война. – Его призвали? – Да. – Наверное, твой отец хотел, чтобы сын продолжил семейный бизнес? – Да, он видел в нем преемника. Отец частенько позволял себе выпить лишнего. Но когда мы потеряли Джонни, он... он не мог уже остановиться. Дела его шли все хуже и хуже, и вскоре папа умер. Инфаркт. У него было два инфаркта. Второй он не перенес. Она рассказала мне об этом спокойно, ровным голосом, однако глаза ее были полны слез. – И твой дядя помог тебе, – сказал я. – Устроил тебя на эту работу. – Да, – ответила она, смахнув слезу кончиком бумажной салфетки, оказавшейся у нее под рукой. – Я никогда не использовала знания, полученные в школе бизнеса... И удивилась, когда обнаружила, что не только не растеряла полученные навыки, но что мне нравится применять их в работе. – Это здорово. Я очень рад, что дела у тебя идут хорошо. – Если бы дела шли хорошо, Нат, тебя бы не было здесь. Не так ли? – Я полагаю, что так. Ты не могла бы рассказать мне об этих посланиях, телефонных звонках? – Я могу показать тебе эти записки, – сказала она, открывая ящик стола. Будучи аккуратной, она держала их в специальной папке. Их всего было три; как это обычно делается в таких случаях, буквы были вырезаны из газетных статей. Стандартными были и угрозы. «Откажись от судебного дела, не то будет плохо». «Брось это дело, а то отправишься на тот свет». «Найди нового клиента, иначе умрешь». Ничего оригинального, но игнорировать эти угрозы было нельзя. – Ни одно из этих посланий не адресовано тебе, – сказал я. – Большинство угроз, которые мы получаем по телефону, тоже предназначены мистеру Левинсону. Но время от времени они угрожают и мне. Казалось, что все это ее не очень тревожит. – Ты могла бы мне сказать, что они тебе там наговорили по телефону? – О, ничего особо страшного! Во всяком случае, они не грозились меня убить, только порезать мне лицо. Что-то вроде этого. Она по-прежнему была спокойна. И, думаю, это не было позой. Эта маленькая леди умела держать себя в руках. – Как ты отнесешься к тому, если я стану твоей «тенью» на какое-то время? – сказал я. – На неделю, скажем? Она улыбнулась; на ее щеках вновь появились ямочки. – Я буду только рада. У меня нет приятеля... в настоящее время. Так что тебе не придется ломать мой распорядок дня. – Я думаю, будет лучше, если я пришлю к вам в контору своего человека: он будет находиться здесь. Я же буду провожать тебя на работу и встречать после рабочего дня. Мы будем также вместе с тобой обедать и ужинать. Она вопросительно подняла бровь. – Твой дядя возместит мне все расходы. Мы с ним заключили соглашение. – Ты знаешь, я живу сейчас дома. В Инглвуде, и на работу езжу на трамвае. – Мы разместим тебя в отеле «Мориссон». – Ты сам сейчас уже там не живешь? – Живу. Правда, я переехал в другой номер – в период, когда временно отошел от всех своих дел. Я присматриваю себе подходящую квартиру, но ты же знаешь нынешнюю ситуацию с жильем. Она кивнула: – У тебя найдется лишнее спальное место? – Да. – Я могу пожить у тебя? – Это было бы идеально. Если ты, конечно, доверяешь мне... – А как насчет того, чтобы доверять мне? – Это мы выясним позже. Ту ночь мы провели в одной постели. Она взяла у меня обещание ничего не говорить ее дяде. Но меня и не надо было просить об этом. Я не сумасшедший. Он мне платил сто баксов в день, не считая дополнительных расходов, а я вдобавок спал с его племянницей. «Неплохо же ты устроился, старина», – сказал я себе. Спустя примерно дня четыре мы, пообедав в ресторане «У Бергоффа», шли не спеша по Вест-Адамс в направлении нашего отеля, когда неожиданно из переулка прямо на нас вынырнул какой-то субъект. Он намеревался, видимо, испугать нас. И ему это удалось. Это был огромный малый крепкого телосложения, с одутловатым лицом и крючковатым носом. Одет он был в совершенно непотребного вида бело-голубой клетчатый пиджак, из-под которого выглядывала белая тенниска, и в мешковатые голубые штаны из легкой ткани. Он был похож на вышибалу из какой-нибудь забегаловки. – Скажи своему шефу, чтобы он отказался от судебного дела, – сказал он Пегги и показал большим пальцем в направлении переулка, – а то в следующий раз нам придется разговаривать в другом месте! По всей видимости, этот громила не обратил на меня никакого внимания. Он не знал меня. Я тоже не знал его, но не надо было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что мы имеем дело с уголовником из шайки Гузика. Я слегка подтолкнул Пег назад, шепнув ей, чтобы она возвращалась обратно. Заметив это, громила нахмурился, как будто собираясь задать мне небольшую взбучку. В руках у него ничего не было, так что я мало рисковал, когда выхватил из-под плаща свой пистолет и, приставив его к толстому пузу незнакомца, сказал: – Давай-ка, парень, отойдем в переулок, потолкуем. Он подчинился, и мы завернули за угол. Я ударил его один раз рукояткой пистолета по голове, и он, лишившись чувств, повалился, как мешок с опилками, на землю, прямо посреди мусорных баков. Около уха у него выступила кровь. Я вытащил у него из-под пиджака револьвер и забросил подальше. Затем я достал одну из своих визитных карточек и, прежде чем сунуть ее в нагрудный карман верзилы, написал на ней: «Пусть Гузик позвонит мне». На следующее утро Гузик позвонил. – Ты вчера огрел по голове Грека, – сказал Гузик своим монотонным бесстрастным голосом. – В такой одежде, как его, трудно рассчитывать на иное обхождение. Гузик хрюкнул; похоже, это вызвало у него смех. – Я был бы очень вам признателен, если бы девушку оставили в покое, – сказал я. Я не стал просить его отстать от Рэйгена. Это было бы слишком, да к тому же не это меня сейчас беспокоило. – Это твоя девушка? – спросил Гузик. – Да, моя. Я убью любого, кто дотронется до нее. Последовала длинная пауза. Затем он сказал: – Я позабочусь, чтобы ее не трогали. – Спасибо, мистер Гузик. Гузик снова хрюкнул и повесил трубку. Я тоже повесил трубку; я почувствовал, что мои руки вздрагивают. Адвокат, у которого работала Пегги, так и не успел довести дело до суда; он слег с нервным расстройством. Но Рэйген нашел другого юриста, который начал судебную тяжбу (в тот момент, когда машина Рэйгена была обстреляна, судебный процесс все еще продолжался), и взял Пег на работу в свой собственный офис. Теперь мы стали видеть друг друга от случая к случаю. Она вновь переехала жить к себе домой, на работе находилась под бдительным оком своего дяди, и это нам обоим совсем не нравилось. Вот почему я согласился быть телохранителем Джима Рэйгена и принять участие в его безнадежной борьбе с Синдикатом: я был, черт побери, влюблен в его племянницу. |
||
|