"Сделка" - читать интересную книгу автора (Коллинз Макс Аллан)4Грациозная, как балерина, она плыла по полу танцевальной площадки, которая была ее сценой и принадлежала только ей. В каждой руке она держала по огромному вееру из страусиных перьев; она прикрывалась то одним, то другим, на мгновение показывая свое тело, а перья колыхались, шевелились и опускались вниз до носков ее бальных туфелек на высоких каблуках. Светлые кудри обрамляли ее ангельское лицо. В ее улыбке не было ничего дьявольского, но вид ее обнаженного тела приковывал взгляды мужчин, а женщин превращал в ревнивых бабенок. Музыка, как обычно, была классической – «Лунная соната». Это была ее тема, исполняемая большим оркестром Пичела и Бланка. Мужчины из оркестра в белых пиджаках сидели за ней на ступеньках, наслаждаясь недоступным для остальных взоров зрелищем. Свет был голубоватым и приглушенным. С того места, где мы сидели с Элиотом, – на первых рядах в заведении Ринеллы, на Монро и Вабаш, в «самом сердце» Лупа, – она не казалась ни днем старше, чем когда я увидел ее на Всемирной выставке десять лет назад. Тогда она прыгала с «пузырем» – большим шаром, который она теперь сменила на страусиные перья. Шел уже второй год выставки, и требовалось новое приспособление. Даже прекрасной обнаженной женщине приходилось мириться с тем, что времена меняются. Не меняется лишь Салли. Она была вечно прекрасной. Судьба была добра к ней – не то что к Эстелл Карей. Судьба и приглушенное освещение. А сейчас ее представление подходило к высшей точке. Этого момента ждали все. Без стыда Салли подняла веера из страусиных перьев вверх, и они колыхались над ней, а она стояла, как статуя крылатой победы – гордая, улыбающаяся. Она приподняла одну ногу, слегка согнув колено, скрывая один уголок. Это потайное местечко она показывала мне раньше. Но это было очень давно. У нее была царская улыбка: она откинула голову, гордая своей красотой, своим телом, своим талантом. Зал взорвался аплодисментами. Свет погас, но аплодисменты не утихали, и когда свет зажегся вновь, Салли уже не было, и никакие бурные овации не могли заставить ее вернуться. Уж если она подняла веера вверх и показала все, что можно, то продолжения никогда не бывало. А если кто жаждал еще раз увидеть ее прекрасное тело, то мог пойти этим вечером еще на два представления. А это было финальное шоу, и когда оркестр заиграл танцевальную музыку – «Грустную серенаду», – мы с Элиотом принялись за третью порцию выпивки после обеда. Мы пили пиво. Поскольку в прошлом Элиот боролся за запрещение продажи спиртных напитков, он вполне мог бы отказаться от пива. Но он бы предпочел виски, а я – ром. Шла война. – А она в самом деле сводит всех с ума, – сказал Элиот, держа в руках кружку с пивом. – Как обычно, – ответил я. – С какого времени она выступает в Чикаго? – В последний раз, насколько мне известно, году в сорок первом. Хотя она могла выступать здесь, пока меня не было. – Скорее всего, она не выступала, – произнес он, прихлебнув пива. – В афише было написано «Триумфальное возвращение», значит, прошло какое-то время. Как будто она может выступать в Чикаго, когда захочет. – Салли могла бы, если бы захотела выступать в кабаре. Но она выступает лишь в ночных клубах и других... какое слово она обычно использует?.. тусовках. – Ха! Послушай, а насколько хорошо ты ее знаешь? – Не очень-то хорошо. Я несколько лет не разговаривал с ней. – Но раньше ты хорошо ее знал? – Раньше я хорошо знал многих женщин. А некоторых и по нескольку раз. Элиот улыбнулся. – Ты всегда себя жалеешь, когда выпьешь. Улыбнулся и я. – Отвяжись. Молодая женщина за соседним столиком пролила вино; ее пожилой кавалер уставился на меня. Они оба были в вечерней одежде. Оба должны были бы меньше удивиться, увидев, что мы подкупили распорядителя, чтобы он усадил нас в первый ряд на стриптиз-шоу. Элиот сказал: – Тебе так и придется смотреть на этот рот. – И что, думаешь, ничего не выйдет? – Я отпил пива. – Да, я знаю. Я еще не готов к жизни в реальном мире. Ты бы мог сделать мне любезность? – Попытаюсь. – Я бы хотел узнать об одном моем приятеле по военной службе. Он пожал плечами. – Не должно возникнуть проблем. Думаю, это в моей компетенции: ведь каждый день приходится работать с военными. – Ты хочешь сказать, что связан с ними, поскольку занимаешься здоровьем и моральным обликом наших вооруженных сил? – Моральным состоянием. Да, у меня хорошие связи. – Тебе надо было показать несколько твоих фильмов Капоне. Элиот ухмыльнулся. – И Эл, и я боремся с сифилисом – каждый по-своему. Молодая женщина вновь пролила свое вино. Я помахал рукой и улыбнулся, а ее кавалер посмотрел на меня. – Конечно, – сказал Элиот, – если твой приятель все еще служит за океаном, будет трудновато найти его. – Он уже должен быть в США. Он был очень тяжело ранен. Это один из ребят, которые были со мной и Барни в воронке от снаряда. Он сощурил глаза. – Ах, так ты хочешь сказать, что он попал в госпиталь в Штатах? – Да. Его уже могли выписать. Это с такими ранениями, как у меня, держат долго в больнице. – Как его зовут? – Д'Анджело. Он из компании quot;Бquot;, Второго батальона. Восьмого полка, Второй морской пехотной дивизии. – Минутку-минутку, – он полез во внутренний карман, вытащил оттуда маленькую записную книжку и ручку и попросил меня повторить информацию о моем приятеле. – Его имя? – Кажется, Антоний. – Кажется или точно? – Мы не часто называли друг друга первыми именами. Он отложил книжку и ручку и сухо улыбнулся. – Сегодня же утром займусь этим в первую очередь. – Спасибо. Я буду в своей конторе. – Похоже, ты торопишься. – Так и есть. Его буду разыскивать не только я, поэтому я хочу быть первым. Элиот на минуту задумался, а затем вновь улыбнулся и произнес: – Это твое дело. Ты попросил оказать тебе любезность, и я это делаю и не задаю вопросов. Я не жду объяснений. – Знаю. Но я могу дать тебе одно. Элиот засмеялся и допил свое пиво. Затем он помахал официантке – сладкой, как леденец, в своей обтягивающей черно-белой кружевной одежде. Она подошла и принесла новую бутылку: фабричная марка «Манхэттен» – производство, подчиненное Капоне. Я все еще допивал предыдущую бутылку нектара Нитти. – Судя по всему, что я слышал этим утром, все было сделано с большой жестокостью, – сказал он, переливая содержимое бутылки себе в стакан. Он имел в виду Эстелл. – Достаточно жестоко. Есть еще одна вещь, о которой я хочу тебя попросить. – Какая? – Держи меня в курсе всех событий, Элиот. Теперь, когда Эстелл мертва, эти сволочи попробуют убрать с дороги еще кого-нибудь. Молодая женщина встала и уронила свою салфетку, а ее кавалер бросился за ней. – Ты хочешь сказать, – переспросил Элиот, – что тебя интересует, как на это прореагирует Ники Дин и не скажется ли это на его желании давать свидетельски показания. – Именно так, дорогой Ватсон. И я предчувствую что он и рта не раскроет. – Так ты согласен с Друри, что убийство – дело рук мафии, или нет? – Значит, Друри сообщил тебе свою точку зрения? Элиот кивнул. Я сказал: – Может быть, и так. Но это совершенно определенно не в стиле Нитти. Он вновь кивнул. – Я склонен с тобой согласиться. С другой стороны, миллион долларов – большая сумма. – Значит, ты знаешь об этом? О налоговом фонде профсоюза. – Да. Но это по старой прикидке. Я слышал о двух миллионах, но чаще говорят о пяти. – А ты как думаешь? Он приподнял и опустил брови. – Убийство и пытки – это не в стиле Нитти. Эстелл Карей была достаточно известной персоной в этом городе, чтобы об ее убийстве затрубили все газеты. Зная это, Нитти скорее устроил бы ей аварию или уничтожил бы ее где-нибудь за городом. Эстелл встречалась с Эдди Мак-Графом, к слову сказать. – Я не знал этого. А кто, черт побери, такой Эдди Мак-Граф? – Малый из Нью-Йорка. Вращался в высших кругах – на уровне Джо Адониса и Фрэнка Кастелло. Она подцепила его в Майами-Бич. – Иными словами, если бы Нитти захотел прикончить ее, он мог бы пригласить какой-нибудь иногородний талант и обвинить в убийстве человека из Нью-Йорка. – Правильно. Он так уже поступал. – О'Хара, – сказал я. – Томми Мэлой. – Конечно. И другие. Итак, я согласен, что дело сделано руками местного специалиста по пыткам, и это непохоже на Нитти. Но ходят слухи, Нат, что Нитти все хуже. – Хуже? В каком смысле? Он пожал плечами. – Он деградирует морально. Физически. Поговаривают, что сейчас Рикка стал уже сильнее Нитти. Или скоро станет. Ты сам упомянул Аккардо и Гианчана, значит, ты это замечал еще до своего отъезда из города в прошлом году. Я отрицательно покачал головой. – Я не верю этому. Нитти хуже? Нет. Никогда. – Он не божество, Нат. И не Сатана. Это хитрое, умное, аморальное человеческое существо. Но он – человек. Его жена Анна умерла полтора года назад. – Я читал об этом в газетах... Элиот развел руками. – Нитти был предан ей. Говорят, семья для него – это все. Я вспомнил, как он показывал мне фотографию маленького мальчика. – У него были финансовые затруднения, – продолжал Элиот. – Он чувствует, что Большое жюри наступает ему на пятки, и что за ним вновь следят сборщики налогов. Он лежал в больнице по поводу язвы и болей в спине. Для него все кончается. – И ты считаешь, что поэтому он не забыл об Эстелл Карей? – Возможно. Эти деньги, которые она, вероятно, спрятала для Дина... Наверное, Нитти приказал убийцам найти их во что бы то ни стало и использовать для этого любые средства. Миллион баксов, Нат! А может, и два. Конечно, все могло произойти. – Я так не думаю. – Ты не хочешь так думать. – Не будь глупцом. – Я не глупец. Но я считаю, что ты... Нат, ты в некотором роде заступаешься за этого парня. Он тебе нравится. – Вздор! – Ты просто не помнишь того времени, когда это был не его город. Ты просто не можешь принять перемен. – Я не знал, что у меня был выбор. Я хотел сегодня купить пару туфель, и мне сказали, что мне нужна продовольственная карточка. Я сказал им, что сражался на Гуадалканале, чтобы они могли жить по-прежнему, а они предложили мне уйти оттуда и попросить продовольственную книжку. Элиот рассмеялся. – Бьюсь об заклад, ты нормально это воспринял. – Как это ни смешно, да. Сначала я разозлился, стал кричать, они орали мне в ответ, а потом я почувствовал, что больше не могу. Я вышел на улицу. – Наверное, ты еще не пришел в себя от ужасного зрелища в квартире Карей. – Отчасти. Но я не могу ничего делать здесь. Элиот прищурил глаза. – Где здесь? – Здесь. В этом мире. Знаешь, возвращаясь сюда, я не думал, что все будет по-прежнему. – И поэтому ты решил, что тебя обманули. – Не совсем, но существенно. В этом вся беда. Я вернулся и столкнулся с теми же самыми обыденными проблемами, что и раньше: с моей работой, кредитными чеками, страховками, слежкой за неверными супругами для развода. Дьявол, неужели именно ради этого мы там сражались? – Может быть. Может, именно ради этого. – А эти убийства! Компания или кто там еще по-прежнему совершают их. Я хочу сказать, что мы тут боремся за демократию, а другие люди поливают кого-то виски, поджигают человека, убивают его и... Элиот взял мою руку и сжал ее. Она тряслась – моя рука. – Нат. – Я... Извини. – Вот, возьми, – сказал он и дал мне носовой платок. Все ясно – я плакал. Я вытер лицо платком. – Черт, извини, Элиот. А потом возле меня оказался старший официант, и я решил, что меня выгоняют из ресторана. Я ошибся. – Мисс Рэнд хотела бы увидеть вас за кулисами, – произнес он. Вежливо. Хоть и с некоторым отвращением. Я спросил его, как попасть туда, и он указал мне на дверь справа от оркестра. – Элиот, пойдем со мной, – попросил я. – Нет. Это будет частная встреча. – Я не готов. Пойдем со мной. Он неохотно поднялся, и мы прошли с ним по краю площадки для танцев. Пары танцующих – в основном были молодые женщины и пожилые мужчины – прижимались друг к другу под звуки мелодии «Осторожно. Это мое сердце». Мы поднялись на несколько ступенек и в коридоре увидели дверь с золотой звездой – не такой, как на военном флаге. Я постучал. Салли открыла дверь и улыбнулась мне. Она постарела, но не слишком. Ее голубые глаза, самые голубые, какие только можно себе представить, казались удивленными – отчасти из-за длинных наклеенных ресниц, а отчасти благодаря Богу. На ней был шелковый голубой халат, который слегка приоткрывал напудренную грудь. Не было сомнения, что под халатом ничего не было, как и у Эстелл, хотя Салли и была в лучшем состоянии, чем Эстелл, когда я ее увидел в последний раз. Но потом она заметила Элиота, и ее глаза не смогли скрыть ее разочарования тем, что я был не один. Но Салли продолжала улыбаться – довольно искренне – и пожала Элиоту руку даже до того, как я представил ее. Она проговорила: – Элиот Несс, очень рада. Я знала, что вы с Натом были друзьями, но у меня до сегодняшнего дня не было возможности увидеть вас. Она потуже затянула поясок халата и жестом пригласила нас войти. Это была маленькая аккуратная гримерная с большим освещенным зеркалом, несколькими стульями и складной ширмой. – А где же вы храните ваши перья? – спросил Элиот с приветливой короткой улыбкой. Между прочим, он всегда умел обходиться с женщинами. Только не с женой. – Но это мужская гримерная, поэтому я не держу их здесь, – сказала она, в свою очередь очаровательно улыбаясь. – Таковы правила профсоюза. – Нат знает все о профсоюзе работников сцены. Салли не оценила шутки. – В самом деле? – спросила она меня несколько смущенно. – Кроме шуток, – заметил я. – Ты была чудес, ной сегодня. – Спасибо, – ответила Салли. Ее улыбка все еще была вежливой, но я почувствовал, как между нами возникает отчуждение. – Тебе следовало это сказать своей девушке. Я пожал плечами. – Секундочку. Это Элиот пригласил меня сюда поужинать. – Я заметил, – вмешался Элиот, спасая меня, что вы выступаете в городе. А я знал, что вы – старые друзья, поэтому и затащил его сюда. Он, м-м-м... вернулся лишь этим утром. Салли подошла ко мне и внимательно взглянула на меня. Дотронулась до моего лица. – Я вижу. Дорогой. Бедный, бедный ты мой. Она говорила это без сарказма. Я сглотнул. – Пожалуйста, Салли. Я... пожалуйста. Она повернулась к Элиоту и сказала: – Можно мы на минутку останемся вдвоем. Я не хочу казаться грубой, мистер Несс. – Элиот, – поправил ее мой приятель. – И не будьте глупышкой, – договорил он и вышел. – Ты все еще сходишь по мне с ума, – заявила она. – Что-то я не помню, чтобы я сходил с ума. – А ты помнишь, что не отвечал на мои телефонные звонки те два раза, что я была в городе? – Это же было несколько лет назад. – Я не видела тебя с... когда это было? – В сороковом. – В ноябре тридцать девятого, – сказала она. – В тот вечерня проникла в твой номер. Этот гангстер... Литл Нью-Йорк... он явился, и ты встретил его с пистолетом. Ты помнишь это? – Конечно, – ответил я. – А ты помнишь, какая потом была чудная ночь? Я не мог на нее смотреть. Ее голубые глаза были слишком голубыми, чтобы смотреть в них. – Это была замечательная ночь, Салли. – Я бы хотела, чтобы ты называл меня Элен. – Назад возврата нет. – Что ты хочешь этим сказать? – Это было слишком давно. Назад возврата нет. – Нат, я знаю, что мне не следовало просто оставлять тебе записку. Мне надо было дождаться тебя или позвонить на следующий день, но это было неудачное для меня время: я обанкротилась, работала, как мул, чтобы вновь чего-то добиться, и моя личная жизнь... – Это все не то. – А что же тогда? – Возврата нет, – сказал я. – Извини меня. Я открыл дверь. Элиот стоял в коридоре, прислонившись к стене. – Нам лучше уйти, – произнес я. – Как хочешь, – ответил Элиот. – Салли, ты отлично выглядишь, – сказал я, стоя к ней спиной. – Было замечательно снова тебя увидеть. Я вернулся к нашему столику. Элиот пришел следом за мной – через несколько минут. Где ты был? – спросил я, и это прозвучало довольно грубо. Я не хотел этого, но уж так получилось. – Я говорил с чудесной женщиной, – ответил он, злясь на меня, но стараясь сдерживаться. – Она много думает о тебе, и тебе следовало бы обойтись с ней получше. – Так о чем вы говорили? Элиот сухо ответил: – Она беспокоится о тебе. Не знаю, почему. Но она задала мне несколько вопросов, и я на них ответил. Послушай, твое нынешнее гражданское состояние – это что, военная тайна? – Черт! – воскликнул я. – Моя жизнь – открытая книга. Я встал и вышел. Стоя на углу, я слушал грохот железной дороги. Чувствовался запах озера. Элиот присоединился ко мне, уплатив по счету. Он был грустным, но не злым. Я чувствовал себя дураком. Извини, – сказал я. – Забудь об этом. Хочешь еще где-нибудь выпить пива? – Нет. – Может, подвезти тебя куда-нибудь? У меня есть машина, в гараже отеля. Правда, она, в основном стоит: у меня карточка quot;Еquot;. Я коротко рассмеялся. – У тебя и у каждого политика в этом городе. Держу пари. – Для парня, который только что приехал из-за океана, – сказал Элиот, – ты все схватываешь на лету. – Но я же не первый раз в Чикаго. – Нет? Тогда, может, ты придумаешь, где бы мы могли выпить еще пива. Что скажешь? В конце концов я сказал «да», и мы отправились в коктейль-бар Барни. Брат Барни Бен обнял меня, хотя мы никогда не были с ним друзьями. Но я был последнее время рядом с его братом, поэтому, в некоторой степени, заменил ему его. Он только сегодня говорил с Барни, который звонил ему из Голливуда. Барни должен скоро вернуться, но Бен не знал точно, когда именно. Бар закрывался к часу ночи – еще одна дань военному времени, – но как сказал один мудрец: «Если ты не успел напиться к часу ночи, значит, ты не пробовал это сделать». Мы с Элиотом вышли на улицу; он отправился в свой отель «Ла Саль», а я пошел к себе домой. На самом деле я не был пьян. Я выпил всего лишь шесть или семь бутылок пива за весь вечер. Но вы поймете, что я выпил достаточно, чтобы почувствовать усталость. Вы поймете, что у меня был довольно длинный день и довольно дерьмовый, чтобы я не захотел спать. Но вместо этого я уселся за свой стол в одном нижнем белье при свете неоновых ламп, который проникал в мое окно. Я уткнулся в сложенные руки, как ребенок, который засыпает за столом, но я не спал. Я сидел и смотрел на свою сложенную раскладушку, на свежие простыни и одеяла, которые поджидали меня. Я спал на этой кровати столько раз, столько лет назад! Дженни. Луиза. Я нагнулся под стол, поискал и нащупал ключ, который прибил там давным-давно. Я вытащил его и сунул в нижний ящик. Там, ожидая меня, лежала бутылка рома и мой девятимиллиметровый пистолет. Они были перевязаны ремнём от кобуры. Я развязал их, оставил пистолет в кобуре на столе и отхлебнул рома, как будто в бутылке была шипучка. Но я все равно не мог уснуть. Я даже не мог думать о сне. Кто убил тебя, Эстелл? Д'Анджело, ты тоже вернулся? И тоже, как и я, ведешь свою войну у себя дома? Была ли Эстелл в списке погибших? Монок, кто убил тебя, дружище? Вокруг летят пули, Монок стонет, Барни кидает гранаты; Д'Анджело, ты где? Кто-то застонал. Я. Я выпрямился. Я заснул. На одно мгновение. Я весь взмок, как от лихорадки. Неоновые лампочки мигали перед глазами. Я выпрямился, меня зазнобило, и я подумал о том, смогу ли еще когда-нибудь уснуть и опять не вернуться мыслями в этот окоп. Я думал, смогу ли спокойно спать до того, когда узнаю, кто все-таки убил Монока. И Эстелл. В моем сознании они оказались связанными вместе. Не их смерти, а их убийства. И связывал их Д'Анджело. Кто-то постучал в дверь. Я взглянул на часы: был третий час. Я вытащил свой пистолет из кобуры. Подойдя к двери, открыл ее и направил пистолет в человека, который там стоял. Маленький человек, от которого пахло пудрой, одетый в костюм мужского фасона с большими плечами. Только это был не мужчина. Там стояла Салли, прижимая свою сумочку, как фиговый листок. Ее светлые кудри в беспорядке обрамляли ее лицо. Она была как ангел. А я стоял перед ней в нижнем белье, держа в руке пистолет. Она улыбнулась мне приветливо и грустно сказала: – Пожалуйста, не стреляй. Я уронил пистолет на пол, обнял ее и прижал к себе. Прижал к себе. – Элен, – прошептал я. – Элен. |
||
|