"Синдикат" - читать интересную книгу автора (Коллинз Макс Аллан)

Глава 28

Мистер Ронга жил в Западном Лексингтоне, рядом с Вест-Сайдом; я выехал на Гэррисон, направляясь к Рэйсин-стрит. На углу стояла аптека Маклистера – из кирпича песочного цвета, с квартирой на втором этаже, – отличная точка для наблюдательного поста. Но в окне я никого не заметил.

Мы с моим молчаливым спутником находились в самом центре Маленькой Италии. Это было очень славное место, хотя и сонное: близилась полночь, на улице ни единой души, ни единой машины, никого – кроме нас с блондином. В конце длинного квартала стояла церковь Помпейской Божьей матери с колокольней – ее тоже могли использовать как наблюдательный пункт, – если Нитти почувствовал бы возможную опасность.

На самом деле оказалось, дом расположен так, что его легко защищать. Массивное трехэтажное здание из серого камня расположилось в самом центре квартала и стояло прямо у тротуара. Это было необычно – другие дома находились вдалеке от дороги, с небольшим двориком и лестницей, ведущей к входу на первый этаж. Через улицу было еще несколько жилых домов, тоже трехэтажных, где на крышах, если понадобится, могли быть расположены посты.

Я проехал мимо, дальше через, весь следующий квартал; на левой стороне был небольшой парк. Другими словами, Лексингтон состоял из классных двухквартирных домов и маленьких особнячков, перед которыми за низкими заборами были разбиты садики. Поблизости располагались больница Кабрини и собор Нотр-Дам, может, этим объяснялось такое блестящее соседство.

Я свернул к церкви и, проехав переулок, выехал прямо на зады особняка Ронги. Дорога была извилистой, и мой пассажир мотался из стороны в сторону. Наконец я увидел старомодный фонарь над боковой дверью.

Я подъехал к дому, но мотор не заглушил. Передо мной были три крыльца, соединенные между собой лестницей, под которой стояли баки с отходами. Я сидел и ждал, что будет дальше.

На среднем крыльце появились две фигуры: двое мужчин в рубашках с закатанными рукавами и распущенными галстуками, без пиджаков и шляп. Оба со «стволами». Перегнувшись через крыльцо, они оценивали ситуацию.

Выключив фары, я приоткрыл дверцу и встал на подножке: если бы я открыл дверцу пошире, то ударился бы в стену соседнего здания – настолько узким был проезд.

– Вы, наверняка, слышали обо мне, парни. Я – Геллер.

Они переглянулись. Один из них показался мне знакомым – маленький, темноволосый человечек с сигаретой в зубах.

Луи Кампанья, «Нью-йоркский Малыш», сказал:

– Какого черта ты здесь делаешь, Геллер?

– Это не моя идея, – ответил я. – Вот этот парень сказал, что я должен доставить его сюда.

Кампанья обменялся взглядом с другим – толстым, темноволосым, со сросшимися бровями над круглыми черными глазами. Кампанья, его сигарета и ствол уставились на меня:

– Какой парень?

– Я не знаю, как его зовут. Он ранен. Сказал, что работает на Нитти и приказал привезти его сюда.

– Убирай его отсюда к черту, – посоветовал мне Кампанья.

– У него пушка, – ответил я. Кампанья и толстяк отступили, но не ушли, все еще вглядываясь.

– Думаю, он в отключке – сообщил я. – Дайте мне передохнуть и забирайте свое добро!

Кампанья не спеша сошел по деревянным ступеням. Он явно мне не доверял и, не опуская револьвера, прилип к окну, у которого сидел блондин. Я тоже держал в руке пушку, между нами была машина. Надо мной, следя за происходящим, нависал вооруженный толстяк.

– Господи, – заглянув в окно, пробормотал Кампанья. – Похоже, мертвец.

– Может быть, – сказал я. – Его подстрелили.

– Какого ж ты тащился с ним сюда, тупой ублюдок?

– У него была волына. Ввалился ко мне в офис, кровь хлещет, сказал, что его подстрелили, и я должен его отвезти. Я сделал, что велели. Вы его знаете, верно?

– Ну да, знаю. Впрочем... Двигай-ка отсюда.

– На хрена мне это надо? Это твой жмурик.

Кампанья уставился на меня. Я постарался принять извиняющийся вид.

– Давай, принимай груз. Гляди, машина эта его. Можешь толкнуть ее кому-нибудь. А я возьму такси.

– Ладно уж, дерьмо собачье. Фатсо!

Фатсо слетел со ступенек колесом.

Кампанья засунул пушку за пояс.

– Катись куда-нибудь подальше. Геллер, там и воняй. – Он бросил на меня взгляд, не суливший ничего хорошего.

Фатсо тоже убрал оружие и спросил у Кампаньи, что делать. Я же выключил мотор и, обойдя машину спереди приложил револьвером Кампанью по затылку так, что он рухнул, как полено. Фатсо разинул рот и вцепился в кобуру у пояса, но взглянув мне в лицо и увидев мою улыбку а я как бы улыбался, решил воздержаться от лишних телодвижений.

У Кампаньи выступила кровь на затылке и около уха – похоже, он серьезно отключился.

Наставив на Фатсо пушку с глушителем, я выдернул револьвер из-за пояса Кампаньи, разрядил, высыпав патроны на дорожку, отбросил его подальше, а затем проделал то же самое с револьвером Фатсо.

Потом театральным шепотом приказал:

– Свяжи ему сзади руки его галстуком.

Он сделал, что сказали. Злобно пыхтя, но сделал.

– Кто там наверху? – спросил я, опять же шепотом.

– Кого вы имеете в виду? – сказал он вполголоса, оглянувшись на меня, и, так как он старался, линия бровей поднялась на лбу почти до волос.

Я упер в него ствол:

– Ты знаешь, о ком я спрашиваю.

– Только Нитти.

– Больше никого?

– Один в комнате над аптекой. Он просто сидит на телефоне.

– Кто еще?

– Двое в квартире наверху; они через день меняются. Сейчас спят.

– И?

– Люди в доме, в основном, близкие или друзья. Дом-то мистера Ронги. Телохранителей больше нет.

– А где сейчас Ронга?

– В Джефферсон-парке, в больнице!

– А когда он вернется?

– Утром. Он всю ночь дежурит.

– А жена Нитти?

– Миссис Нитти с матерью во Флориде.

– Не врешь?

– Правду говорю!

– Если наврал, я твои кишки по всей дорожке размотаю.

– Если доживешь до этого.

– Будем надеяться.

– Я говорю правду. Геллер.

Руки Кампаньи были крепко стянуты галстуком, он тяжело дышал, но все еще был отсюда далеко.

– Что теперь? – спросил толстяк.

– Поворачивайся, – приказал я.

Он вздохнул и, тряхнув головой, послушался. Я двинул ему по затылку, и его туша с грохотом приземлилась на баки с мусором. А я просто стоял и ждал, что кто-нибудь сейчас высунется на крыльцо и глянет вниз. Дерьмовое ожидание.

Но никто не высунулся.

Галстуком Фатсо я связал ему руки за спиной и заглянул в один из мусорных баков. Нашел отличное грязное посудное полотенце, обгоревшее по краю. Я разорвал его надвое, скатал и заткнул им рты находившихся без сознания. Потом связал им шнурки на ботинках, а затем взвалил толстяка на Кампанью. Это должно было разозлить Малыша побольше, чем то, что я его оглушил.

«Детские игры», – сказал я про себя, подумав о шнурках. Играю в детские игры... Я оглядел машину, за ветровым стеклом виднелся склонившийся на одну сторону блондин, глаза его все еще были приоткрыты.

Где-то замяукал бродячий кот; потом опять стало тихо. Для конца июня было прохладно, я взмок от пота; что ж, я ведь поработал.

Я поднялся по ступенькам на первую площадку – в квартире на этом этаже света не было. Я поднялся на следующую. Квартира Ронги.

Здесь были открытая настежь прочная дверь с замком (из которой вышли Кампанья и Фатсо), а также решетчатая дверь, которая была закрыта, но не заперта. Я заглянул. В белой комнате передо мной передвигалась фигура; комната была кухней, а фигура, как мне показалось, – Нитти.

Мне с чужим оружием было непривычно (мой пистолет все еще был у меня под мышкой), но я подумал, что раз оно принадлежит блондину, то и стрелять надо из него – неплохая идея в том деле, что я задумал.

Итак, держа наготове бесшумную пушку убийцы я прошел через решетчатые двери, собираясь пристрелить Фрэнка Нитти, стоявшего в пижамных штанах ко мне спиной и рывшегося в холодильнике. Спина у него была мускулистая, худая и смуглая, отчасти из-за флоридского загара. Ближе к пояснице виднелся уродливый свежий красный шрам – от пули Лэнга. В правой руке у него была бутылка молока, левую он сунул в холодильник что-то там разыскивая.

Он услышал, что я вошел, но не обернулся.

– Что за суматоха, Луи? Пара малышек в машине потеряли невинность?

– Ага, вот-вот кровь прольется, – ответил я. – А вы оказались порядочной дрянью.

Нитти не двигался. Мускулы на спине напряглись, но позу он не изменил. Потом медленно оглянулся на меня. Не так уж много я увидел на его лице, но смятение заметил.

– Геллер? – уточнил он.

– Удивлены?

– А где Луи и Фатсо?

– В мусоре.

– Ас тобой, малыш, все в порядке?

– Выньте руку из ящика, Фрэнк. Медленно и без фокусов.

– Ты что думаешь, я держу ствол в ящике со льдом? Да ты рехнулся! Откуда свалился. Геллер?

– С большой высоты. Выньте руку и медленно повернитесь ко мне.

Он повернулся. Там, куда попали пули Лэнга, на груди у него был небольшой, но тоже уродливый красный шрам и еще один на шее. Они были похожи на некрасивые родимые пятна. Он все еще держал бутылку молока, другая рука была пуста.

– Я просто рылся в холодильнике, – объяснил он осторожно, но сузившиеся глаза были как пьяные. – Там оставалось немного ростбифа из ягненка. Не хочешь его со мной доесть, а?

Кухня была белая, современная и уютная, со столом посередине. На столе валялись карты, отсюда, наверняка, и вышли Кампанья с Фатсо.

– Кто-нибудь еще есть в квартире, Фрэнк?

– Нет.

– Проведите меня.

Он пожал плечами и медленно провел меня по всему дому. По обе стороны холла располагались спальни, гостиная, кабинет. В конце виднелась большая жилая комната. Комнаты были большие, хорошо меблированные, стены там и сям украшены католическими иконами. Никого, кроме Нитти, в доме не было.

Вернувшись на кухню, я позволил ему сесть на стол – спиной к двери. Сам сел спиной к раковине, так я мог следить за задней дверью и за коридором. Нитти изучающе меня разглядывал. Как я заметил; он отрастил свои усы в виде перевернутой буквы quot;Vquot;. Хоть он не очень походил на человека, стоящего на пороге смерти, но ясно, был уже не тем, что раньше – до выстрелов Лэнга – и выглядел постаревшим, худым и маленьким.

– Малыш. Не возражаешь, если я хлебну молока?

– Валяйте.

Он сделал два хороших глотка прямо из бутылки, и на какой-то момент усы окрасились в белый цвет, пока он не вытер их тыльной стороной ладони.

– Язва, – объяснил он. – В такие дни я пью только молоко.

– У меня сердце кровью обливается.

– Ты хорошо успокаиваешь язву, сопливый гаденыш. В чем дело, пропади ты пропадом? Подумай, ведь ты совершаешь, черт тебя побери, самоубийство!..

– Там внизу мертвец.

– Луи? Если ты убил Луи, я...

– С Кампаньей все в порядке. Пару часов он не вспомнит свое имя, а так он в порядке. Фатсо тоже.

– Тогда кто?..

– Блондинчик. Не знаю его имени. Но встречал частенько.

Нитти пристально посмотрел на меня, глаза – как щели.

– Предпоследний раз я его встречал, – продолжал я, – в Бейфрант-парке, когда вы послали его помочь убить Сермэка. До того видел, как он бежал по Рэндолф-стрит – это было, когда Капоне послал его убить Джейка Лингла. А сегодня, сегодня вы послали его убить Натана Геллера. Но работу он не выполнил, верно? Нитти затряс головой.

– Ты ошибаешься. Ошибаешься.

– Ну так расскажи мне об этом. Скажи, что не посылал этого негодяя ухватить немного солнышка во Флориде.

Он ткнул в меня пальцем, как пистолетом:

– Я не говорю, что не посылал его во Флориду Я говорю, что не посылал его убить тебя.

Пушка в моей руке прямо плясала. Я услышал свой голос:

– Он толкнул меня с башни «Скай-Райд», Фрэнк. Шесть сотен футов. И, по всем законам, я уже должен был превратиться в мешок с костями и мясом и лежать на столе в морге, но я выжил. И я здесь, а он сдох. И с тобой, Нитти, будет то же самое. О, Боже! Ну почему Лэнг не убил тебя в тот день? Для какого же неблагодарного засранца я вызывал тогда «скорую».

Пока я ораторствовал, Нитти сидел тихо, потом мягко, как бы утешая дитя, помахал в воздухе рукой.

– Геллер, – сказал он. – Я не посылал его. Я даже не знал, что этот негодяй был в городе. На меня он не работает.

– Заткнись, гад. Нет тебе веры!

– Подожди. Просто послушай. Да опусти ты эту проклятую штуку, опусти. Послушай меня. Я не сказал, что он никогда на меня не работал. Он с востока. Это тот парень, которого Джонни Торрио рекомендовал Алю помочь справиться с Линглом; я тоже использовал его время от времени – в особо рискованных случаях.

– Так вот кто я такой – рискованный случай.

– Понимаю, каково тебе. Знаю, малыш, какие в тебе бушуют чувства. О мести я знаю все. Если бы «Тони Десять Процентов» не горел уже в аду, ты мог бы его спросить, понимает ли Нитти в мщении. Но на тебя контракт я не оплачивал. Клянусь всеми святыми.

И, как бы доказывая это, зазвонил колокол в церкви Полночь. Хотел бы я знать, в Нотр-Дам или Помпейской Божьей матери.

Я спросил:

– Кто же тогда его послал?

– На это у меня точного ответа нет. Но я могу предположить...

Я почувствовал нарастающее смятение, которое вылилось в запоздалый вопрос: какого черта я здесь делаю?

– Суд над Лэнгом будет в сентябре, – продолжал Нитти. – Ты что, забыл? Для тебя эта история в прошлом? Ну, а для некоторых она еще не закончилась.

– Говоришь, Лэнг послал этого парня? Но у него ни денег нет, ни связей...

– У него мозгов не хватит, да и кишка тонка. Нет. Не Лэнг. Никто. Никто его не посылал. Ты спел свое на свидетельском месте, Геллер. Стал в Чикаго новостью: сказал правду. Что, как ты считаешь, почувствовал твой друг-блондин, когда услышал, что ты так поступил? Ты ведь можешь опознать и его как истинного убийцу Джейка Лингла и как второго вооруженного человека при стрельбе в Сермэка. Какие же соображения, думаешь, появились у него, когда он обнаружил, что Нейт Геллер вдруг получил возможность говорить правду на свидетельской трибуне? Кто предскажет, что выйдет наружу при этом суде над Лэнгом? Ты ведь знаешь, Лэнг тоже был в Бейфрант-парке.

Я положил на стол локоть руки, в которой держал ствол, и потер им щеку. Проглотил комок в горле. Рот пересох. Я почувствовал тошноту.

Это же, похоже, чувствовал и Нитти – он выпил еще молока.

Вытер рот, улыбнулся и сказал:

– Положи пушку. Просто положи на стол.

Это была, вероятно, очень неплохая мысль, но я еще не совсем дозрел. Я спросил:

– А как же насчет Джимми Бима?

– Забудь о Джимми Биме. И я оказываю тебе услугу, дав этот совет. Так что убери оружие, забирай совет и уходи. Просто уходи.

Я почувствовал, как на меня накатила какая-то волна, лицо запылало.

– Какую-то минуту я почти тебе поверил, Фрэнк. Но сейчас правда вылезла наружу, хотел ты этого или нет, Джимми Бим связался с Тедом Ньюбери, точно не знаю как, вероятно, это было связано со спиртным, шедшим через Трай-Ситиз. А потом он втерся в твою организацию, вы его вычислили и что? Убили? Улыбаешься. Ведь я прав, так? Я прав. Тут я стал совать нос в чужие дела а когда засек Дипера Куни – на этом чертовом матче где был и ты, Фрэнк, – ты попытался убить нас обоих, но удалось только Куни, и...

– Куни погиб потому, что просто был рядом с тобой. И это сделал мертвый теперь блондин...

Похоже на правду: именно его машина при стрельбе проскользнула мимо нас прошлой ночью.

Голос Нитти был спокоен, говорил он медленно.

– Знаю, ты долго искал Джимми Бима, – поежился он. – Я узнал об этом сразу же, как только ты стал проверять ночлежки на Северной Кларк-стрит. От меня ничто не укроется, малыш.

– Однако он мертвец, верно?

– Он делал кое-что для Ньюбери – крутился по каким-то поручениям Теда и его парней в Трай-Ситиз. Но кое-что ты упустил: между днем святого Валентина 1929 года (когда они с Багзи Моуреном пропустили ту встречу) и ямой в дюнах в январе этого года Тед был одним из наших. А когда малыш Бим работал на него, Тед работал на меня и Аля. Так что эта твоя сказка, что ты придумал, ни в какие ворота не лезет.

– Тогда расскажи свою басню, которая пролезет.

– Нет, иди-ка ты лучше домой. Я перед тобой в долгу за одну вещь. И именно сейчас собираюсь расплатиться с тобой: блондин в своей машине искупается этой ночью в реке, а Луи с Фатсо я скажу, что все случилось из-за недопонимания, и они тебя не убьют. Вот таким манером я верну тебе долг. Оружие оставь – оно ведь принадлежало блондину, верно? Сыщики не используют глушители; по крайней мере, я об этом никогда не слышал.

Переложив волыну в левую руку, правой я достал свой пистолет, потом неловко разрядил чужую машинку, обойму положил в карман, а бесполезное теперь оружие на стол. Помолчав, я сказал:

– Я еще не закончил.

– А может хватит?

– Нет. Тебе непонятно, почему, да, Фрэнк? Джимми Бим – не просто работа и не просто пропавший человек. Он брат моей возлюбленной. Именно так – моей возлюбленной. Я с ней познакомился несколько месяцев назад когда она пришла нанять меня найти парнишку. Узнав, что он мертв, она будет настаивать, чтобы я нашел убийцу. И я найду его, Фрэнк. Ну, а пока мне ясно одно – убийцу ты не посылал. А потому я вынужден признать, что ты, действительно, крутой мужик.

Нитти грустно рассмеялся.

– Собственно, – сказал Нитти, – я все еще перед тобой в долгу. Кое за что, о чем ты даже не догадываешься. Однажды, невольно, ты уже оказал мне услугу.

Почти то же самое сказал мне и Капоне, там, в Атланте.

– Я не знал малыша Бима под этой фамилией, – продолжал он. – А, главное, я даже не знал о его связи с Ньюбери. Я знал одного только Дипера Куни (который не все мне рассказал), похвалившего парнишку. Поговорив с малышом, я понял, что он непрост. Он немного умничал, но главное – был сообразительным. Когда я понял, что он учился в колледже, он попросил никому об этом не рассказывать (пусть это будет между нами). Мне это понравилось. Он умел работать с цифрами, и мы сделали из него что-то вроде кассира при телеграфе. В подчинении у Джо Пэламбо... Еще не сообразил, Геллер?.. У тебя есть фото Джимми Бима?

Внезапно мне стало трудно дышать. Негнущимися пальцами я вынул из бумажника фотографию. Ощущение непоправимого стремительно нарастало.

Разглядывая фото, Нитти сказал:

– Никогда не видел его ни таким юным, ни таким пухлым. Здесь он еще ребенок. Волосы у него стали потом подлиннее, покудрявее. И усы появились. Должно быть, старался выглядеть постарше.

Парнишка в окне!

– Убил-то его ты. Геллер.

Я оцепенел.

– Ты его убил, – продолжал Нитти. – Это и есть та услуга, которую ты нам оказал. Видишь ли, один из моих людей опознал его как парня, который прокручивал кое-что для Ньюбери и мальчиков из Трай-Ситиз. Он знал только, что фамилия малыша не Харт, но никак не мог вспомнить, какая. По большому счету, масса людей и меняет фамилии. Я и сам, знаешь ли, по рождению Нитти но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Я велел Луи обыскать жилище малыша. И Луи нашел кое-что нехорошее. Нашел тетрадки с записями. Бумага в линейку, как у школьника. Только писанина в этих тетрадках оказалась не школьными заданиями. Этот Харт записывал все, что видел и слышал, а ведь телеграф Пэламбо был тем местом, где я проводил немало времени, и малыш много чего успел. Луи также обнаружил водительские права малыша и узнал, что имя его Джеймс Бим. И записную книжку нашел с адресами, а в ней имя его отца. А отец – доктор в Айдахо или еще где-то, и кое-что вдобавок. Чертов молокосос держал на полке диплом об окончании колледжа и, догадайся, что он изучал?

– Журналистику.

– Точно! Малыш собирался отнести свою историю – нашу историю! – в газеты! Нужно было что-то предпринять. Луи обнаружил все это утром, в тот день, когда вы с Лэнгом и Миллером ввалились в телеграфное помещение на Уэкер-Ла-Саль. Парнишка был уже там, и у Луи не было возможности мне об этом шепнуть – ясно же, что лучше мне узнать о малыше до того, как тот узнает о разоблачении. Я делал кое-какие ставки, и Луи, схватив бумажку (это был счет из бакалейного магазина), обо всем этом мне написал, но тут заявились вы.

У меня голова шла кругом.

– И эту записку?..

– Ну да. Ее-то я и жевал. Но Лэнгу оправдания нет. Уже потом я узнал от Луи, что, когда меня подстрелили, малыш занервничал; он понимал – если попадет к копам, его раскроют. А ему, должно быть, очень хотелось исписать еще пару тетрадок, прежде чем появиться на публике. Так или иначе, Луи рассказывал, что малыш захотел бежать. Луи говорит: давай, беги. Тут заходишь ты, Луи кидает малышу пушку, и вот здесь ты нам всем и оказал услугу.

Я только и мог, что сидеть, безвольно держа в руках пушку, из которой убил брата Мэри Энн, пушку, из которой застрелился отец.

Тут в дверном проеме появился Кампанья, безоружный, но злой, зубы оскалены, половина головы в засохшей и крови. Он двинулся ко мне, презрев глядящий на него ствол, но Нитти вытянул руку и, поманив к себе, что-то прошептал ему на ухо. Вращая глазами, Кампанья вздохнул с явным разочарованием.

– Что ж, понял. Пойду помогу Фатсо. Он еще не очухался.

– Мысль хорошая, – одобрил Нитти.

Я убрал свою пушку.

– Хочешь выпить. Геллер? У меня есть славное винцо. Сам-то я пить не могу из-за этого проклятого желудка. Добьет он меня. Эй, развеселись! Придумаешь что-нибудь для своей девушки и все дела.

– Я убил ее брата, – пробормотал я.

– Это знаю я. Знаешь ты. А больше никто. Его просто похоронили в глиняном карьере, как еще один неопознанный труп. Пусть он там и остается.

Ноги не держали, но я все-таки поднялся.

Нитти обнял меня за плечи:

– Крепко тебе досталось, дружище. Пойди отоспись. И давай с этим кончать.

– Я собирался тебя убить.

– Но ведь не убил. Ты помог мне, я – тебе. Теперь мы квиты.

– Но блондин...

– А что блондин? Забудь об этом. Все в прошлом. Пусть люди, думая о Чикаго, вспоминают Выставку, а не стрельбу и гангстеров. Кстати, а как тебе моя Выставка?

– Твоя Выставка?

Он кивнул, улыбнувшись:

– Если на ней что-то и крутится, то только благодаря тому, что смазали все мы. И это только... начало. – Только начало? Для чего? Он махнул рукой:

– Для всего. Для страны. Мы завоевали весь мир, будучи последними, находясь у подножья горы. Мы создали Союз барменов, а это означает, что каждый бармен в стране продает спиртное нашего производства. Они будут обязаны продавать и наши безалкогольные напитки. От нас они получат и печенье, и картофельные чипсы.

Это относится и к каждой гостинице, ресторану, коктейль-бару и частному клубу во всех сорока восьми штатах. Как часто нам говаривал Аль – настанет день, когда каждая маслина, положенная в бокал мартини в Америке, принесет нам доход. Это, малыш, большой бизнес. Вот почему нужно прекратить эти игры с оружием. Пусть эти придурки, грабители банков балуются с оружием, как им хочется, вроде этого парня Диллинджера; пусть они лезут на первые полосы газет – мне этого не надо. Банда фермеров устраивает перестрелки в маленьких городах, и это дает копам какое-то занятие и не тревожит нас. Слушай. Присядь. Я вызову тебе такси. Если захочешь, налей себе молока – бокалы в шкафчике над стойкой. В холодильнике мясо ягненка.

Он оставил меня одного. Ствол под мышкой висел тяжеленной глыбой.

Фото Джимми и Мэри Энн все еще лежало на столе, я убрал его в бумажник.

Положил руки на стол, а на них голову.

Через какое-то время Нитти разбудил меня и, все еще в пижамных штанах, проводил через коридор в холл; обняв за плечи, он довел меня до поджидавшего такси.

– Куда едем? – спросил шеф.

– В Тауер Таун, – ответил я.