"Темная сторона луны" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 12

Несмотря на благоприятный прогноз погоды, небо над Чарлстоном в субботу утром выглядело мрачным и угрожающим.

В половине десятого Алан проснулся в своей комнате на седьмом этаже отеля «Фрэнсис Марион» от телефонного звонка. Это был доктор Фелл.

В десять часов они позавтракали в кафе, после чего машина Алана отправилась по уже знакомой дороге на остров Джеймс. По дороге говорили мало. Влажные, дымные тучи низко опустились над Мэйнард-Холлом, когда они подъезжали к нему чуть позже одиннадцати.

Янси Бил, в шелковом шарфе, выглядывавшем из открытого ворота рубашки, появился из двери и сошел по парадным ступеням. Он выглядел одновременно и подавленным, и возбужденным.

– Он звонил вам, не так ли? – поинтересовался Янси. – Старый… нет, подождите! Надо перестать называть его Иессеем, и Иудой Маккавеем, и пророком Иезекиилем. И с самого начала это было не очень-то забавно. А теперь, когда папаша Мэйнард мертв, а Мэдж в такой прострации, что доктор не разрешает ей вставать, нужно обладать специфическим чувством юмора, чтобы продолжать изощряться с библейскими именами. Но он ведь позвонил, да?

– Да, он позвонил, – ответил доктор Фелл, – хотя никак не объяснил, чем вызвана подобная срочность. После нашего отъезда еще что-нибудь случилось?

– Но ведь еще перед вашим отъездом здесь была нешуточная суматоха, не так ли?

– Несомненно, но…

Янси поднял изумленную бровь.

– Посмотрим, правильно ли я все понял, – продолжал он. – Вчера вечером, когда некоторые из нас уже легли спать, Мэдж отправилась бродить наверх и снова упала без чувств. Капитан Эшкрофт посадил охранника около ее двери и отправил Валери Хьюрет вниз звонить доктору Уикфилду. Верно?

– Верно, – согласился Алан.

– После того как Валери позвонила доктору, она снова поднялась наверх. Сержант не разрешил ей войти в комнату Мэдж. Даже у Валери не хватило наглости вытащить кого-нибудь из постели, и она не осмелилась подняться в мансарду, когда сержант объяснил ей, что там увлеченно беседуют доктор Фелл и старый Каиафа.

Но этой женщине была нужна хоть какая-то компания. Она снова схватила телефон и позвонила практически всем, кого знала, одному за другим, и продержалась так какое-то время. Последнему, кому она позвонила, не очень-то понравилось, что его будят в час ночи только для того, чтобы спросить, как у него дела, и он послал ее куда подальше.

Валери ушла от телефона, не очень хорошо представляя себе, чем заняться. И она пошла сначала в библиотеку, потом в оружейную. Там она наткнулась на второе послание, написанное рукой призрака большими буквами на школьной доске. Я, кстати, так и не понял, смысла этого послания! Она не видела первое, но это ее добило. Валери потеряла голову и завизжала на весь дом.

К этому времени я проснулся, точнее, мы все проснулись. Вы двое уехали вскоре после этого. Я единственный, кто видел, как капитан Эшкрофт и сержант тащили по черной лестнице это шератоновское бюро. Я пока ничего никому об этом не говорил – у полицейских свои собственные дела. Никто ничего и не заметил, потому что у Валери все еще продолжался припадок в библиотеке.

– Сэр… – начал многозначительно доктор Фелл.

– Чтобы отвадить отсюда эту дамочку, нужно такое, чтобы мало не показалось. Она последняя уехала вчера ночью – сегодня она снова здесь! Ее машина стоит с северной стороны дома, рядом с гаражом с тремя машинами папаши Мэйнарда. Остальные сейчас завтракают, Валери с ними. Капитан Эшкрофт тоже здесь. Он…

– Мистер Бил, – загремел доктор Фелл, – могу я прервать эту много раз пересказанную историю, чтобы повторить мой вопрос? Произошли ли здесь какие-то новые события?

– По сравнению с тем, что уже случилось, – сказал Янси, – нельзя сказать, что это что-то важное. Тем не менее был по крайней мере еще один инцидент, о котором вам стоит услышать. Пойдемте со мной. – И он небрежно двинулся вдоль южной стороны Холла, мимо крыла с библиотекой и оружейной. В середине задней части здания в западном направлении было пристроено небольшое крыло из красного кирпича. Через стеклянные двери, выходящие на террасу, выстланную плитами, была видна обстановка двух современных комнат, напоминавших фойе. Это более новое крыло делило задний сад на две части. Южная сторона, единственная, которую отсюда было видно, уходила вдаль, утопая в буйном цветении. По краям аллеи поднимались кипарисы и плакучие ивы, которые выглядели то романтично, то похоронно, – в зависимости от вашего настроения.

Янси шел, продолжая излагать новости, по песчаной дорожке со скамейками по обе стороны и солнечными часами посредине аллеи.

– Забыл рассказать вам, – говорил он. – Полицейские меня сегодня выпускают. Я могу ехать домой. Ведь я живу в Чарлстоне, и со мной легко связаться, если я кому-нибудь вдруг понадоблюсь. Остальным уехать не разрешили. Но Эшкрофт и компания не могут держать всех здесь вечно. Слушание состоится в понедельник; после этого, может быть, полицейские ищейки смягчатся. Между тем что касается прошлой ночи…

Западная граница сада была отмечена восьмифутовым вечнозеленым кустарником с аркой-проходом в нем. Дальше в конце исхоженной земляной тропки, которая пробивалась сквозь жесткую траву, вероятно, уже сотню лет, вырисовывались десять одноэтажных домиков, по пять с каждой стороны тропинки. В тяжелые старые времена они служили хижинами для невольников. Красный когда-то кирпич выцвел теперь до тусклого розового цвета с белыми пятнами. Над острыми крышами, покрытых неровной красной черепицей, тоже выгоревшей от солнца, огромные деревья склоняли свою листву.

Янси нырнул сквозь проход в кустарнике, сделал еще два шага, потом остановился и повернулся к своим спутникам, следовавшим за ним.

– Вы говорили, – подсказал доктор Фелл, – насчет вчерашнего вечера?

Янси закатил глаза.

– Вчерашнего вечера? – повторил он. – Это было гораздо ближе к двум часам ночи, гораздо ближе. Вы оба давно уехали, Валери тоже уехала. Рип Хиллборо вернулся в постель, чтобы добрать остатки своего прерванного сна; то же самое сделал Боб Крэндалл, который не больно-то покладист, если его все время будить.

Единственные, кто остался, были Камилла Брюс и я. Да, и сержант Дакуорт! После того как он помог великому жрецу отнести это бюро в машину, старина Эшкрофт вновь поставил его стоять на страже у двери Мэдж весь остаток ночи. Камилла сказала мне: «Самое время нам с тобой тоже отправиться обратно в постель, не думаешь?» Я согласился, что пора. Она пошла в свою комнату, которая расположена в задней части дома и выходит на эту сторону, но ровно через секунду она выбежала снова, вопя: «Пожар!»

– Вопя что? – оторопел доктор Фелл.

– Могу я ответить на этот вопрос? – раздался голос Камиллы.

И Камилла, с присущим ей очарованием, ничуть не уменьшившимся в это пасмурное утро, поспешно пролезла через проход в кустарнике. На ней были пушистый свитер бронзового цвета и коричневая юбка, бронзовые чулки и коричневые туфли. Алану почудилось, что в ее поведении что-то изменилось, но он не мог понять – что именно.

– Я не вопила, с вашего позволения, – сказала она. – Мне казалось, я вела себя достаточно сдержанно. Но я выглянула из окна. За самой дальней хижиной справа было видно, что что-то горит. Пламя не было большим, хотя казалось, что оно довольно сильное. Так что я сказала Янси, как говорю вам сейчас…

– Да, мисс Брюс, – поощрил ее капитан Эшкрофт, выныривая из кустарника и величественно выпрямляясь, – вы рассказали остальным; вы рассказали мне; расскажите теперь доктору Феллу. – Он взглянул на Янси. – А вы, молодой человек!..

– Ну! – пожал плечами Янси. – Что мне остается сделать, кроме как исчезнуть отсюда, чем я, похоже, и занимаюсь каждый вечер в течение двух недель? Пойдемте, я покажу, что нашел.

Он зашагал впереди, остальные – следом за ним. Алан держался поблизости от Камиллы, в это утро вообще не смотревшей на него.

Чуть позади самой дальней хижины справа, дверь которой болталась на петлях, словно пьяная, в траве виднелось большое голое пятно. Мусор подтверждал, что здесь когда-то жгли старье, но было здесь и кое-что еще на земле ясно виднелись обуглившиеся и почерневшие остатки свежего костра.

Земля все еще издавала тяжелый, мертвенный запах недавно сожженной ткани, к которому примешивался еще один запах.

– Керосин! – сказал капитан Эшкрофт, выпрямляя плечи. – Как мне сказали, в подвале его целые канистры. Я ошибался! – Он наклонился над мусором и вытащил мятый пук соломы, обгоревший только с одного конца. – В конце концов, это пугало прихватил вовсе не случайный прохожий воришка! Посмотрите сюда! Посмотрите на эти хижины!

Он настежь распахнул дверь ближайшей хижины, сунул туда голову и высунул ее обратно.

– Забросана всяческим барахлом, всем, что только можно себе представить. Старые коробки, сломанная мебель, всякая и всевозможная всячина. В этой даже есть сломанное корыто для пойки лошадей. Знаете, доктор Фелл, мне следовало бы сдать свой полицейский значок!

– Этот шаг, сэр, представляется одновременно и отчаянным, и ненужным. Почему вы собираетесь сдать свой полицейский значок?

– Потому что, судя по всему, я стал уже старым и бесполезным, у меня размягчение мозгов. Я был настолько загипнотизирован идеей о том, что какой-то неизвестный случайный воришка забрал пугало, польстившись на приличный костюм… Я был настолько загипнотизирован – пусть сгорят мои штаны! – что мне ни разу не пришло в голову обыскать хижины, а ведь следовало сделать это немедленно! Теперь нам все ясно, не так ли?

– Думаю, да, – согласился доктор Фелл.

– Что вам ясно, объясните, пожалуйста? – взмолилась Камилла.

Капитан Эшкрофт с трудом подавил раздражение.

– Убийца, – ответил он, – каким-то образом использовал пугало. Бог знает для чего оно ему понадобилось, но это так! Он украл его в ночь на пятницу, когда вы все были здесь. Он спрятал его, вероятно, в одной из этих хижин. Похоже, накрыл его перевернутым корытом. Если бы я даже заглянул сюда, то все равно ничего не заметил бы.

И вот вчера поздно ночью он покончил с ним. Он надеялся, что сможет уничтожить его настолько основательно, что каждый увидит в этой куче мусора только остатки давным-давно сожженного барахла. Так что он облил пугало керосином и поднес к нему спичку. Но… – Капитан Эшкрофт подскочил к Янси Билу. – Когда вы прибежали сюда, костер еще горел?

Янси кивнул в некотором возбуждении:

– Он догорал. Я сбил пламя сухой веткой и увидел кусочек ткани. Такая ткань, как на костюме мистера Мэйнарда, горит не так быстро, как кто-то рассчитывал. Может быть, он взял мало керосина… Но что это за игра, кто бы ее ни затеял? За каким чертом ему вообще понадобилось пугало?

– Может быть, для одной цели, а может быть, для другой. – Капитан Эшкрофт скользил глазами по их лицам. – И все же! У нас появился шанс. Мы начали просыпаться и теперь сможем использовать мозги, а не вести себя как сборище лунатиков. Да, мистер Грэнтам? Что вы обо всем этом думаете?

Алан стоял, словно пригвожденный к месту. То, что сих пор было лишь туманным предположением, начинало принимать вполне определенный вид и форму.

– Капитан Эшкрофт, – спросил он, – вы не допрашивали Мэдж сегодня утром, не так ли?

– Я не мог, доктор не разрешил. Доктор Уикфилд полагает, что это можно будет сделать сегодня после полудня. Во всяком случае, – мрачно ответил капитан, переводя взгляд на доктора Фелла, – я не могу задавать вопросы, пока мы не получим кое-какую информацию, которая поступит к нам, если повезет, тоже после полудня. Вы хотели ее о чем-то спросить, мистер Грэнтам?

– Да. Перед тем как пойти спать позавчера вечером, в четверг, Мэдж выглянула из окна и увидела нашего загадочного незнакомца, который шел по берегу на восток, неся на правом плече «что-то, похожее на мешок». Не могло ли это «что-то, похожее на мешок» оказаться пропавшим пугалом?

Капитан Эшкрофт издал восклицание:

– Вполне могло! Пропади я пропадом, я начинаю думать, что так оно и было. Но я себя чувствую, как Янси Бил. В какую игру играл убийца? Для чего ему понадобилось это чертово пугало?

– Оно понадобилось ему для репетиции.

– Для чего?

– Нам только что напомнили, – сказал Алан, – что пугало было одето в костюм Генри Мэйнарда. Следовательно, оно было такого же роста и сложения, хотя далеко не такого веса, как будущая жертва. Мэдж была испугана, когда увидела чужого человека на берегу; она немедленно задернула шторы, как нам рассказала. Если бы она не сделала это, то могла бы увидеть всю репетицию от начала до конца, с куклой или манекеном, изображающим Генри Мэйнарда. – Алан на мгновение замолчал. – Возможно, я ошибаюсь, – продолжал он. – Это пришло мне в голову прошлой ночью, когда я говорил Камилле, что есть одно точное указание на то, каким образом могло быть совершено убийство. В тот момент я ничего больше не стал говорить, это могло бы выглядеть так, будто я намеревался кого-то обвинить. Пока вы сами не убедитесь, – а это очень скоро наступит, – я лучше не стану продолжать.

– Вы так считаете, не так ли? – ехидно спросил капитан Эшкрофт. – Вы лучше «не станете продолжать». И это вы мне хотите сказать?

– Ну…

– Здесь вам не учебник этикета! – заревел капитан Эшкрофт, исполняя небольшую пляску перед остатками костра. – Здесь убийство, сынок, – на случай, если это не пришло вам в голову. Наплевать, как это будет выглядеть! Мы не настолько разборчивы, мы не можем позволить себе быть джентльменами. Если вы что-то знаете или подозреваете, не важно, каким бы диким это вам ни казалось, ваш долг, как гражданина, четко все изложить – и оставить интерпретацию на мое усмотрение. Хорошо! Вы скажете мне, что у вас на уме, или мне все же придется проявить жесткость? Поскольку у нас нет возможности объяснить, каким образом убийца…

– Есть один способ, – ответил Алан, убедившийся теперь, что он на верном пути. – Давайте снова пройдем на переднюю террасу, и я постараюсь вам показать.

И он пошел обратно, через проход в кустарнике, через роскошный сад. Камилла, в своем свитере цвета бронзы и коричневой юбке, шла рядом с ним. Холодная, сдержанная, надменная Камилла в это утро разительно отличалась от искренней девушки, какой была вчерашней ночью.

– В самом деле, Алан! – сказала она тихо, взглянув через плечо на следовавшую за ними троицу. – Это вовсе на тебя не похоже.

– Что на меня не похоже?

– Пытаться играть в великого детектива! Это довольно глупо, ты не думаешь?

– Я не пытаюсь играть в великого детектива. Во всяком случае, вчера ночью ты не думала, что это глупо.

Камилла поежилась, как человек, пытающийся стряхнуть неприятное воспоминание.

– Я вообще ни о чем не думала, – сказала она ему. – Вчера ночью я вела себя как ужасная дура! Или почти так!

– Почему? Потому что раз в жизни повела себя как человеческое существо?

– Ну вот опять, Алан, видишь?

– Что вижу?

– Ты не можешь близко ко мне подойти, не можешь сказать и десяти слов, чтобы не начать ехидничать и постараться вызвать ссору. Но я не стану ссориться с тобой, я выше этого. Раз уж ты вознамерился устроить нам представление, пожалуйста, устраивай. Когда ты выставишь себя дураком, что, без сомнения, ты и сделаешь, не говори, что я тебя не предупреждала.

Итак, роковая женщина была снова не в настроении.

Алан упрямо сдвинул брови. Он не мог позволить кому бы то ни было мешать ему, даже Камилле. Все пятеро обогнули южное крыло и оказались перед парадным входом дома. Доктор Фелл с отчаянным жестом человека, сбитого с толку, оперся на свою палку и стал, мигая, смотреть на землю. Капитан Эшкрофт, за которым следовали Алан и Янси, прошагали через песчаную дорожку и северную часть лужайки, подойдя к самому краю террасы, на белом покрытии которой виднелась одинокая линия следов, ведущих к зеленым столику и креслу.

– Ну вот! – объявил капитан Эшкрофт, вскидывая плечи, как борец-призер, сбрасывающий с себя халат перед тем, как выйти на ринг. – Ну вот, молодой человек! Вот мы и здесь! И что дальше?

– Проблема, как я ее понимаю, – сказал Алан, – заключается в том, каким образом убийца смог приблизиться к жертве, не оставив при этом никаких следов.

– В общем, да… Вы могли бы сказать, что проблема заключается в этом, и оказались бы недалеки от истины. Прыгучий Иуда Искариот! Гляньте туда!

– Я смотрю.

– Никто на свете не смог напасть на беднягу Генри спереди, покрыв расстояние больше сотни ярдов нетронутого песка на берегу. Здесь у нас кончается трава, расположенная слева от дома. С этой стороны кончается трава, растущая вправо, по направлению к тому ряду из шести тополей. Там, где мы сейчас находимся, заканчивается южный край лужайки. Вы видите все эти расстояния?

Атлет с Олимпийских игр, будучи в хорошей форме, – продолжал капитан Эшкрофт, – мог бы, вероятно, прыгнуть с разбегу с одной из этих трех сторон. Он мог бы, вероятно, приземлиться где-то поблизости от места, где сидел Генри. Но даже если он каким-то образом смог бы бросить оружие во время полета в воздухе, он все равно должен был где-то приземлиться, а он нигде не приземлился! Если не принимать в расчет призраков, если не принимать в расчет умеющих ходить по воздуху и все тому подобное, что, черт побери, дальше?

– Не знаю, – признал Алан. – Но это в том случае, если мы предполагаем, что убийца должен был стоять возле своей жертвы. Но предположим, что следов нет, потому что он и близко не подходил к мистеру Мэйнарду, потому что у него и не было никакой необходимости подходить к нему близко.

– Как это может быть?..

– Хотите, я вам покажу?

– Буду весьма благодарен. Я в бешенстве! Но прежде чем пришлют фургончик, чтобы отвезти одного полицейского в психушку до конца его жизни, скажите мне хоть что-нибудь, в чем есть крупица здравого смысла!

Алан двинулся вправо, на восток, а потом вперед, к первому из шести тесно растущих тополей, стоящих на страже вдоль линии берега. Потом, повернувшись лицом на запад, в сторону дома, он начал пятиться и пятиться все дальше назад, увеличивая расстояние между собой и креслом, на котором сидел Генри Мэйнард.

– Они не слишком высокие, как часто случается с тополями, – заметил он. Скажем, футов двадцать или чуть больше. Примерно той же высоты, как тот флагшток, который поднимается на два или три фута выше подоконников окон спального этажа. А ряд тополей находится на одной линии с флагштоком. Я никак не могу занять то положение, какое мне нужно. Деревья мешают сдвинуться чуть-чуть на север, и, следовательно…

– Да? – выкрикнул капитан Эшкрофт. – Следовательно – что?

– Деревья мешают мне, – сказал Алан, – встать на прямой линии сбоку от того, кого мы можем представить сидящим в этом кресле, повернувшимся сюда в профиль правой стороной. Но я могу встать почти на то самое место, которое требуется. Я удаляюсь все дальше от воображаемой жертвы… вот это место, пожалуй, подойдет…

– Подойдет для чего? Вы отошли на чертовски большое расстояние, так? Насколько далеко?

– Скажем, на шестьдесят футов шесть дюймов, – ответил Алан, – или расстояние между «базой» питчера и «домиком». Еще одна вещь. Мне кажется, я припоминаю, как доктор Фелл говорил, что у коммодора Люка Мэйнарда, сто лет тому назад, была проблема со зрением на правом глазу. А у Генри Мэйнарда не было каких-либо проблем со зрением, капитан?

– Нет, только не с глазами. Никогда в жизни не носил очки, ему это было ни к чему. Генри гордился этим. Он всегда об этом заговаривал; он мог вас до смерти заговорить, если бы вы дали ему такую возможность.

– Ну, собственно говоря, это не имеет значения. Представьте, что сейчас вечер и начинает темнеть. Жертва сидит там и смотрит на гавань, он меня не видит. Вы сказали, капитан, что мистер Мэйнард так и не узнал, что ударило его. Вы гадали, каким образом убийца смог подобраться так близко, не насторожив его. Вот это могло бы быть ответом.

Алан чувствовал на себе взгляд Камиллы, взгляды их всех. Но он сам взялся за это дело, он должен пройти и через это.

– Наконец, представьте, что я убийца. В моей правой руке бейсбольной мяч, и я подрезаю его молниеносным ударом. Бейсбольный мяч весит всего пять унций, но он может быть смертельным оружием. Им можно убить, им действительно убивали, без видимых внешних повреждений на голове жертвы, если не считать некоторого кровотечения из носа. Собственно говоря, я был кэтчером, а не питчером, хотя думаю, что, потренировавшись, даже я мог бы бросить мяч так, чтобы убить. Все равно. Не важно, есть в этом смысл или нет, вы понимаете, почему я не особенно горел желанием это вам рассказывать?

– Да, я понимаю! – воскликнул Янси Бил, в нетерпении переступавший с одной ноги на другую. – Ты думал, что мы все вскочим и обвиним Рипа Хиллборо, у которого такой удар, какой был у Боба Феллера в лучшие времена «Кливлендских индейцев»? Но Рип никогда бы этого не сделал! Он может быть страшным занудой, но он никогда бы так не сделал! Дело не в этом. Ты знаешь, что он так не сделал бы, я это знаю. Но знает ли об этом пророк Илия?

В голосе капитана Эшкрофта послышалось легкое рычание.

– Пророк Илия, – сказал он, – хотел бы дать кое-кому хорошего пинка, чтобы этот кое-кто долетел отсюда до Гусиного ручья и обратно! Не вам, мистер Грэнтам. Это неглупая идея; очень аккуратно и остроумно. Беда в том, что она не работает. Если убийца пальнул бейсбольным мячом Генри в голову, как он потом забрал мячик обратно?

– Да, есть такое дело, – согласился Янси. – Он не мог привязать к нему веревочку и потом дернуть за нее, не так ли? Нет! Лучший из всех живущих на свете питчеров не может сделать прямой бросок, если что-нибудь помешает мячику в полете. А свободный мячик, без веревочки или чего-то подобного, врезавшись в череп старикана, не отскочит в траву. Нет, расстояние слишком велико! Это тоже невозможно.

– Доволен, Алан? – спросила Камилла. Она оглядела остальных. – Мистер Мэйнард, – добавила она внезапно, – вчера был жив. Вы все знали его; двое из вас были довольно близкими его друзьями. И все же вы говорите о нем, словно он значил не больше, чем пугало, которое могли использовать или не использовать для репетиции. Это довольно жутко, не так ли?

Капитан Эшкрофт посмотрел на нее:

– Если это огорчает вас, мэм, вы всегда можете вернуться в дом.

– Не то чтобы меня это так огорчало. Это случилось, это факт, он мертв. Ради самозащиты мы должны проявить некоторую бессердечность, иначе мы все сойдем с ума. Но стоит ли нам шутить на эту тему?

– Никто здесь не шутит, мэм. Это как раз последнее, о чем мы думаем. Капитан Эшкрофт потряс кулаком. – Каким бы образом ни был убит Генри, он был убит не так! Ничем в него не бросали, ни бейсбольным мячом, ни каким-либо другим орудием, потому что оно тогда должно было бы приземлиться на мягкую поверхность, напоминающую песок. Даже бейсбольный мяч весом в пять унций оставил бы вмятину, такую же четкую, как след от ноги. Вы видите здесь какой-нибудь отпечаток?

– Нет, конечно нет!

– Так что я не стану больше отпускать замечания по поводу психушек или обитых тканью камер, которые, похоже, раздражают остальных так же, как шутки раздражают вас, а разговоры о персонажах Ветхого Завета раздражают меня. Но настал час, чтобы доктор Фелл подтвердил свою репутацию и просветил нас. Спуститесь с облаков, король Коль, восстаньте и воссияйте! Мы снова оказались в глухом тупике. В какую сторону нам теперь повернуть?

Доктор Фелл издал звуки, означающие огорчение:

– Боюсь, вы опираетесь на сломанный тростник. – Его пустой, рассеянный взгляд, казалось, вычерчивал на небе какие-то схемы. – Пока эти мозги не откупорятся, если они вообще откупорятся, я должен повторить, принося униженные извинения, что не могу помочь вам с методом. И все же у меня есть ощущение, граничащее с подлинной уверенностью. – Его взгляд стал жестким, голос – громовым. – Что-то здесь есть – рядом, за углом, что ждет, чтобы мы это ухватили, но это скрыто, поскольку явное помрачение опустилось на мои проклятые мозги! Что это? Архонты афинские, что это может быть?

Тем временем, с вашего позволения, я должен сконцентрироваться на этих проблесках и каплях света, которые совершенно определенно у нас имеются. Что случилось на этой территории ночью в воскресенье второго мая? Кристаллизовалось ли тогда окончательно решение совершить убийство? Не способ убийства, это было бы в высшей степени мало вероятно. Но был ли тогда дан обет, а ход действий определился позже? Известному разговору там, под магнолиями у ворот, у нас теперь в наличии имеется только один свидетель.

– Кто? – требовательно спросил Янси Бил.

– Вы! – сказал доктор Фелл.

Больше он не произнес ничего. Внутренняя дверь под портиком дома, хлопанье которой не раз служило прелюдией к разным неприятностям, еще раз открылась и с шумом захлопнулась. Валери Хьюрет, появившаяся в дверях со своей обычной поспешностью, мгновение постояла, держась одной рукой за высокую белую колонну. Потом она сбежала по ступеням и торопливо пошла к ним.

– Вы здесь орали так, будто на политическом митинге! – закричала она. Вы так орали, что могли бы разбудить… ох, что я говорю? Боже милостивый, почему это мне всегда достается первой это увидеть? О чем бы вы тут ни кричали, лучше перестаньте и идите в дом. Там на доске еще одно послание.