"Гриада" - читать интересную книгу автора (Колпаков Александр Лаврентьевич)

Сердце остается на Земле

С тех пор как Всеобщая Связь объявила всей планете о предстоящем полете к центру Галактики, нас с Самойловым беспрерывно осаждали толпы любопытных, щелкая перед самым носом фотоаппаратами. Моя физиономия не сходила с экранов телевизоров. Иногда меня неожиданно останавливали на улицах незнакомые люди, горячо поздравляли, жали руки. Некоторые по-хорошему завидовали.

Но никто не знал, как тяжело приходилось мне в эти дни. Пожалуй, больше, чем предстоящее галактическое путешествие, меня мучил вопрос: что я скажу Лиде? В глубине души я сознавал, что поступил не совсем по-товарищески, внезапно уехав в Академию Тяготения. Но ведь я не знал, увенчается ли успехом моя поездка.

Вот уже пятый день, как я возвратился в Космоцентр, с болью думая о разлуке. К Лиде я боялся заходить, иначе не смог бы с ней расстаться. Едва я начинал думать о встрече, как все мужество покидало меня.

Как разрешить эту мучительную проблему, встававшую перед космонавтами с тех пор, как начались первые межзвездные перелеты? Жизненный опыт, накопившийся за истекшие века межзвездных путешествий, указывал лишь два разумных выхода: либо обоим избирать профессию звездоплавателя, либо астронавту не вторгаться в жизнь земной девушки. Волей обстоятельств я оказался в безвыходном положении. Неужели эта светлая девушка должна будет страдать? Ночи напролет я проводил в мучительных раздумьях, терзаясь и укоряя себя.

Академик, поглощенный подготовкой к полету, ни о чем не догадывался. Мой унылый вид он принимал за сосредоточенность, неразговорчивость – за скромность.

– Подумай только, как нам повезло, – говорил он, почти с нежностью глядя на меня. – Ты увидишь то, чего не видели самые прославленные астронавты земли.

Встреча, которой я так боялся, произошла, как это часто бывает, совершенно неожиданно: я чуть не столкнулся с Лидой под аркой Дома Астронавтов – так внезапно она вышла из-за колонны главного входа.

– Лида… – выдохнул я и замолчал.

Я ожидал слез, упреков, умоляющих взглядов. Плохо же я знал свою подругу!

Лида приветливо улыбнулась и как ни в чем не бывало взяла меня под руку. Она была спокойна!

– Здравствуй, Виктор… Или ты лишился дара речи?

– Лида… – снова начал я.

– Не надо, – мягко остановила она меня. – Я знаю, что ты хочешь сказать.

– Лида! – воскликнул я. И ты…

– Да, я горжусь тобой, – быстро закончила она, хотя я собирался произнести совсем другие слова.

Я был сбит с толку, чувствуя себя сентиментальным идиотом.

– Но…

– Зачем ты усложняешь? – упрекнула меня Лида. – Разве я не понимаю?.. – Она ласково коснулась моей руки. – Полет к центру Галактики стоит любых жертв… Повторяю: я горжусь! Тебе оказана величайшая честь.

Я смотрел на нее, широко раскрыв глаза, словно видел в первый раз. Вероятно, у меня был настолько глупый вид, что Лида громко рассмеялась. Однако этот смех показался мне не таким уж искренним.

– Не будем больше говорить об этом. Пойдем лучше в Парк Молодости.

– Она махнула рукой в ту сторону, где пышно разрослись березы, липы, клены. Зеленую стену рассекали прямые стрелы стартовых колонн, у подножия которых располагались «космодромы» детских прогулочных «ракет» и «гравипланов».

…Последние дни, проведенные с Лидой, остались в моей памяти самым ярким воспоминанием. По молчаливому уговору мы не касались больше предстоящего галактического путешествия. Мы просто брали от жизни все, что она могла дать и, соединив руки, плыли по шумной Реке Жизни, с гордостью всматриваясь в цветущие берега Страны Осуществленных Надежд.

Втайне я не переставал восхищаться выдержкой и стоицизмом Лиды. Она была настоящей дочерью Нового Мира, Женщиной с большой буквы. Почти с ненавистью вспоминал я свои гамлетовские терзания. Лида оказалась сильнее меня! Впрочем, может быть я преувеличиваю? Возможно, и в ее душе бушует море противоречивых чувств и она так же мучается и грустит? Кто знает! Все мои попытки проникнуть в ее душу неизменно разбивались о броню приветливости, завидного самообладания, какого-то высокого духовного спокойствия.

Лишь однажды в словах Лиды прозвучал слабый намек на боль, которую прочинила ей весть о нашей разлуке.

– Вскоре я покину Космоцентр, – медленно промолвила она. – Здесь все… – спохватившись, она умолкла. Потом закончила твердым голосом:

– Меня давно привлекает Меркурий.

Я понял ее невысказанную мысль. Она не останется в Космоцентре, где все напоминало бы ей о днях нашего счастья.

– Но почему именно Меркурий? – удивился я.

– Там не хватает радиооператоров, – спокойно пояснила она. От ее минутной слабости не осталось и следа. – Фотоэлементный энергоузел на дневной поверхности Меркурия строят тысячи роботов и кибернетических механизмов. Чтобы управлять ими, нужны операторы на пунктах радиотелеуправления.

Я вспомнил свой первый полет на Меркурий, посадку в Пограничном Поясе, разделяющем дневную и ночную стороны Меркурия, и внутренне содрогнулся. Перед глазами встали необычные ландшафты этой завороженной Солнцем планеты. Черно-фиолетовое небо, на котором яростно пылает огромный косматый диск вечно незаходящего Солнца; подавляющее зрелище рек и озер расплавленного олова; горящие черные равнины; мрак ледяных пустынь на ночной стороне, долины и плоскогорья, засыпанные слоем смерзшихся газов.

– Только не на Меркурий! – поспешно воскликнул я. – Борьба с природой завороженной планеты под силу лишь мужчинам…

Лида гневно взглянула на меня, словно осуждая за недооценку сил и способностей женской половины человеческого рода.

– Я знаю причину твоей позорной отсталости, – насмешливо сказала она. – Ты слишком много времени провел в Космосе… и не уловил новых веяний в жизни общества.

Мы принялись ожесточенно спорить. Я долго убеждал Лиду, что льды на земных полюсах, где полным ходом шел монтаж термоядерных солнц, или просторы Гренландии, половина ледяного щита которой уже была растоплена, – не менее грандиозное поле для приложения сил, нежели фотоэлементная стройка на Меркурии.

В конце концов она согласилась со мной.

Дни летели стремительной чередой. Как будто вчера мы вошли с Лидой в Парк Молодости… Я искренне удивился, когда обнаружил, что до отлета на Луну осталось немногим больше недели.

Впоследствии, когда мы долго блуждали в центральной части Галактики и беспощадный Космос, казалось, готов был раздавить нас, я всегда ощущал великую моральную поддержку при воспоминании о Лиде. Я всегда вызывал в памяти один из последних вечеров с ней.

Мы сидели в причудливой беседке, прилепившейся у высокого обрыва речного берега. Волга, серебрившаяся в лунном свете, с тихим рокотом катила свои воды на юг, в Большое Море. Где-то внизу раздавались фырканье, смех любителей ночных купаний. Изредка по стрежню реки проносились ярко освещенные гидролайнеры, почти бесшумно скользя на подводных крыльях.

Лида напряженно смотрела в пространство, словно разглядывала что-то в сумраке заволжской стороны. Молчание прочно соединяло наши сердца и мысли.

– Я хотела бы раствориться в бесконечности, – внезапно заговорила она. – Превратиться в астральную субстанцию, вечно следовать за «Уранией». Но не совсем перейти в бесплотное состояние, а так, чтобы вы ощущали мое присутствие… не забывали бы земную родину.

– Ни один космонавт-межзвездник еще не забыл отчизны даже ради самых лучших миров Вселенной, – возразил я. – Он оставляет на Земле самое дорогое…

– Не забывай же… – она не закончила фразы, но я все понял, встретив бесконечно любящий взгляд.

Я молча обнял ее и поцеловал.

Незадолго до отлета на Луну, где нас ожидала «Урания», Высший Совет по освоению Космоса устроил в Космоцентре прощальный вечер. Огромный зал со сферическим куполом, уставленный столами с легкими напитками, яствами и цветами; тысячи оживленных лиц, друзья, с которыми расстаешься навсегда; музыка, дети, по давнему обычаю пришедшие пожелать нам благополучного возвращения.

Вступительные речи произносились в наше отсутствие: мы с Лидой не успели к началу, с трудом пробившись сквозь массы людей заполнивших Площадь Астронавтов. Перед телевизионным экраном во всю стену стояли тысячи космонавтов, не сумевших поместиться в зале.

Наконец мы добрались до входа в Зал Совета и заняли свои места.

И вовремя! Выступал академик Самойлов.

– Мы счастливы! – начал академик, и я невольно расправил плечи. – Да, мы счастливы, что именно нам выпало счастье… – Тут он запнулся, сообразив, очевидно, что слишком много получается счастья. – Мы рады, что первыми из людей полетим туда, где человечеству откроются новые горизонты познания. Еще Циолковский сказал…

Я так и предполагал, что академик не умеет произносить торжественных речей, и облегченно вздохнул, когда он принялся отвечать на записки. Первая из них, смятая в комок, спикировала с галерки, где сидели молодые слушатели Академии Звездоплавания. Самойлов развернул записку, прочел и торжественно поднял палец.

– Вопрос по существу, – объявил он. – Чувствуется, что его задал мой студент. (Протестующие возгласы сверху.) Почему к центру Галактики, а не ближе? Видите ли, планетные системы в тех областях много старше нашей, и именно там мы рассчитываем найти не просто органическую жизнь, но и древние цивилизации. Не случайно намечена и конкретная цель: желтая звезда, совершенно идентичная нашему Солнцу, с планетной системой. Несомненно, что там отыщется хоть одна планета, подобная нашей Земле.

– Каким принципом вы руководствовались при выборе вашего астронавигатора?

Это было сказано неокрепшим мальчишеским басом (вероятно, первокурсник Академии Звездоплавания). «Да, да!», – подтвердило сверху множество голосов. Начальник Космоцентра, сидевший справа от меня, привстал со стула, прокашлялся и зазвонил в колокольчик.

– Извольте, отвечу, – отпарировал Самойлов и успокаивающе повел ладонью в мою сторону. – Мне импонирует, что Виктор Андреев высокого роста и не придется в продолжение долгих лет смотреть на него сверху вниз.

Мальчишеский бас не унимался:

– Это не ответ!.. Все хотят лететь!

– Да, да! Мы тоже высокого роста.

– Увы, – академик развел руками. – Приятно видеть ваш энтузиазм, но вместе с тем и прискорбно. Всех желающих не возьмешь! Мой спутник имеет еще одно неоспоримое преимущество: он молод… (Возглас с галерки: «Я тоже молод!») Это заметно, – немедленно отозвался Самойлов под общий смех. – Он молод, но, несмотря на это, налетал уже триллион километров.

Наконец слово предоставили мне. Я не стал подниматься на кафедру, чтобы не усугубить впечатления, произведенного речью академика, а встал у стола в позе, которая казалась мне наиболее естественной. И вдруг я непроизвольно поднял руку, повторяя жест академика:

– Мы счастливы…

Галерка разразилась ироническими аплодисментами.

Поправляться было уже поздно, и я с мужеством отчаяния продолжал:

– Да, да… Я горжусь оказанным мне доверием. Вы увидите, я оправдаю его.

– Мы не увидим, – заметил чей-то голос. – Когда вы вернетесь, нас уже давно не будет в живых.

– Виктор имел в виду человечество в целом, – вмешался профессор.

Я готов был провалиться сквозь землю! Утешало лишь то, что рядом со мной была Лида.

Несмотря на неудачные упражнения в ораторском искусстве, академика и меня вынесли на Площадь Астронавтов, как древних триумфаторов, передавая с рук на руки. Люди, стоявшие на площади, встретили нас бурей приветствий.

Меня чуть не раздавили в своих объятиях слушатели Академии Звездоплавания. Я потерял Лиду в толпе и тщетно осматривался по сторонам.

Толпа на площади была так густа, что мы с Лидой до тех пор не могли найти друг друга, пока космонавты не начали расходиться. Оказалось, что Лида стояла в трех шагах от меня.

Вскоре отыскался и академик. Он внимательно посмотрел на нас с Лидой и вдруг нахмурился – я, кажется, угадал почему.

– Это… Лида, – начал я и запнулся, не решаясь продолжать.

Петр Михайлович долго жал ей руку. Вероятно, он понял все. Поговорив с нами несколько минут, Самойлов заторопился, ссылаясь на неотложные дела в Совете.

На другой день академик вызвал меня по видеофону из Сектора Межзвездных Проблем. Лицо его было мрачно.

– Вы давно вместе? – сразу ошарашил он меня.

– Давно, – промямлил я. – Вы имеете в виду Лиду?

– Конечно, не центр Галактики! – ни с того ни с сего вспылил Петр Михайлович. – Почему ты раньше не сказал мне о ней?

Я опустил голову. Что я мог ответить ему?

Молчание продолжалось целую вечность. Петр Михайлович о чем то размышлял, изредка взглядывая на меня и сердито шевеля бровями.

– Если бы было возможно взять ее в путешествие, – задумчиво произнес академик.

– А почему невозможно? – наконец решился я подать голос. – Вот уже свыше полувека женщины участвуют в космических полетах.

– Нет, нельзя, – пожал он плечами. – Не позволят… без специальной подготовки, без профессиональных навыков. Я для себя-то еле добился разрешения Совета Тружеников. Однако что бы такое предпринять?..

Забыв обо мне, Петр Михайлович быстрыми шагами направился к выходу. С тоской и надеждой проводил я взглядом его широкую спину. Экран связи медленно угас.

Чаще, чем нужно, я поглядывал на зеленый циферблат. Его гигантский круг с черными цифрами и красными стрелками четко проецировался в бледной лазури неба. До старта рейсовой ракеты «Земля-Луна» оставалось сорок три минуты. А Лиды все не было. Неужели не придет? Вероятно, она была права, когда вчера упорно отказывалась присутствовать при сегодняшнем старте: «Это было бы слишком тяжело».

Необъятное поле Заволжского космодрома заполнено толпами провожающих. Из всех стран съехались сюда ученые, астронавты, инженеры, конструкторы межзвездных ракет, корреспонденты Всеобщей Связи и просто энтузиасты освоения Космоса. Многие из них полетят вслед за нами, чтобы на Главном Лунном космодроме наблюдать старт первой гравитонной ракеты. Всемирный Научно-Технический Совет разрешил столь массовый перелет на Луну лишь ввиду исключительности предстоящего события: ведь это был первый полет к центру Галактики на невиданной ракете, способной развить суперсветовую скорость. Предстоял полет в такую грандиозную даль, по сравнению с которой все прежние межзвездные экспедиции казались легкой загородной прогулкой.

В последний раз я вгляделся в марево, струившееся на западе, – там, где медленно катила свои воды воспетая в поколениях Волга, река моего детства. И вдруг отчаянно заколотилось сердце: в этом мареве возникла крохотная темная точка, на глазах превращаясь в машину. Это она!.. Забыв обо всем на свете, я побежал навстречу Лиде.

И вот я снова увидел ее глаза. У меня вдруг пропало желание лететь. Сказочный астролет, ожидающий нас где-то в Море Дождей, померк, съежился, растворился в воздухе.

– Лида… как хорошо, что ты все-таки пришла!

Она молчала, не сводя глаз с циферблата Мировых Часов на небе.

Мы взялись за руки. Я не смог произнести не слова и будто окаменел. Разве могут слова – этот условный код – передать все, что я чувствовал тогда?

– Ни о чем не жалей… дорогой, – тихо, с расстановкой сказала Лида.

Я лишь крепче сжал ее руки. Она все-таки приехала! Я смотрел в ее родные глаза. Вероятно, она крепилась из последних сил. Как и раньше, внешне она была спокойна, ее голос звучал ровно и твердо, но взгляд был красноречивее слов.

– Скажи же что-нибудь, – тихо произнесла она.

– Будь счастлива… Всегда… – я хотел сказать на прощание что-то значительное и важное для нас обоих, но, взглянув на Мировые Часы, ужаснулся: до старта оставалось едва пять минут!

Возле нас никого не было, кроме вахтеров. Из лунной ракеты выглядывал Петр Михайлович и отчаянно жестикулировал, призывая меня на место. Не выпуская Лидиной руки, я опрометью пустился бежать через поле космодрома. От стремительного бега мы оба прерывисто дышали и не могли вымолвить не слова. У корабля нас остановил дежурный, преградив дорогу Лиде. Тревожно прогудела стартовая сирена. Тогда Лида приблизила свое лицо к моему.

– До свидания… Мой дорогой!..

«Почему „до свидания“, когда „прощай“? – удивился я. – Ведь ее не будет в живых, когда мы вернемся!» Потом уже, не думая ни о чем, прильнул губами к ее теплой ладони.

К нам быстро подошел начальник Космоцентра и легко дотронулся до моего плеча:

– Пора, Виктор! Сейчас дадут третий сигнал. Прощай! И он крепко обнял меня.

Со звоном лязгнул автоматический люк, закрывшись за мной. Все кончено…

Академик ожидал меня в шлюзовом отсеке. На его лице было беспокойство.

– Ты неаккуратен! – только и сказал он. – Еще минута, и мне в одиночку пришлось бы лететь на Луну…

Он с силой потащил меня к противоперегрузочному креслу, ибо в третий и последний раз мощно загудела стартовая сирена-автомат.

Я хотел ответить академику, но в радиотелефоне раздался голос пилота:

– Готовы?

– Да, да, – торопливо ответил Самойлов.

– Готов! – крикнул я.

Дрогнула и понеслась вниз Земля. На экране стереотелевизора она вскоре приняла отчетливо сферическую форму, только не выпуклую, а вогнутую. Все предметы на ней получили неясные, расплывчатые очертания. Одновременно краем глаза я следил за экраном инверсного проектора, преобразующего импульсы мощных радиолокаторов наземных станций управления. На экране было видно, как наша лунная ракета серебристо-голубой молнией скользнула по вечереющему небу Земли. Вот она заметна уже в виде туманной звездочки: ее обшивка раскалилась вследствие трения о воздух. Через несколько секунд звездочка померкла. Астролет вырвался за пределы атмосферы, стал быстро охлаждаться и меркнуть.

Мерно гудел атомный жидкостно-реактивный двигатель. Его гул насыщался все более мощными басовитыми нотами, словно торжествуя победу над косной силой земного тяготения. Свинцовая тяжесть навалилась на плечи, вдавила в сиденье. Ни вздохнуть, ни пошевелить рукой…

Я осторожно посмотрел на Самойлова. Академик почти лежал в соседнем кресле и, полузакрыв глаза, наблюдал за мной. Его надутое лицо показалось мне смешным. Насколько это было возможно, я постарался принять необходимое (защитное, как говорят астронавты) положение и смог, наконец, вздохнуть воздух. Спустя две минуты перегрузка исчезла: ракета перешла на инерциальный полет, достигнув первой космической скорости.

– Слишком поспешно делаете выводы, – заметил я, продолжая разговор, прерванный взлетом ракеты с космодрома. – Я даже не успел как следует попрощаться с Лидой.

Академик отбросил мои оправдания решительным жестом и разразился длиннейшей тирадой, из которой я понял только, что он, Самойлов, никогда не взял бы меня в полет, если бы вовремя узнал, что я оставляю на Земле такую чудесную девушку. Я опять хотел возразить ему, но он сердито воскликнул:

– Отправляйся в отсек пилота! Там тебя ждут!

Удрученный, я перешел в кабину пилота: по традиции я должен был помогать вести ракету вплоть до лунного космодрома. Пилот, черноволосый молодой индус с орлиным взглядом, дружески кивнул мне головой и указал глазами на кресло рядом. Я стал машинально следить за точностью совпадения радиосигналов станции сопровождения с показаниями приборов управления. Хотя мое бренное тело со скоростью пятнадцати километров в секунду летело к Луне, сердце, мысли, чувства возвращались на поле космодрома, к подножию стартовой эстакады. Там осталась Лида. Я закрыл глаза и увидел ее – спокойную, мужественную, с напряженной улыбкой на лице и затуманенным взглядом.

Такой она и осталась у меня в памяти.