Не надо волноваться

Он обещал Матвееву, что пойдёт утром, после чая. Но, напившись чаю, Безайс начал оттягивать уход и выдумывать предлоги, которые задерживали его дома. После чая надо покурить, а он не любит курить на улице. Потом он помогал искать веник. Когда веник был найден, Безайс начал подумывать, не наколоть ли ему дров, но Александра Васильевна заявила, что дров ей не надо. Тогда он со стеснённым сердцем оделся, повертелся несколько минут у Матвеева и вышел на улицу.

Его пугало это поручение. С некоторого времени женщины начали возбуждать в нём острое любопытство и непонятную робость. Все, что выходило за пределы обычного разговора, внушало ему страх — настоящий, позорный, мучительный страх, которого он стыдился сам, но от которого не мог отделаться. Особенно он боялся сцены. А в этом случае, казалось ему, без сцены не обойтись.

Большое красное солнце стояло в туманном воздухе. Он шёл по обрывистому берегу реки, машинально насвистывая. «Весёленькая история», — вертелось в голове.

Идти было далеко. Низкие, зарытые в снег дома предместий остались позади. Он спустился по крутой лестнице вниз, перешёл через овраг и повернул в улицу. Было ещё рано, и прохожие встречались редко. Кое-где счищали с тротуаров выпавший за ночь снег. Безайс вышел на гору, и Хабаровск встал перед ним.

Далеко за горизонт уходила ровная белая гладь реки. Слева виднелся бульвар, над которым высился чей-то памятник. Деревья, покрытые инеем, стояли неподвижно, как белые облака.

Безайс постоял, разглядывая город, потом вздохнул и стал спускаться вниз. На перекрёстке он увидел голенастый поджарый пулемёт и около него несколько солдат в серо-зелёных шинелях с измятыми погонами. Они грызли кедровые орехи и переговаривались. Безайс свернул в переулок, но там стоял целый обоз. Военные двуколки тянулись непрерывной вереницей. От лошадей шёл пар, на дороге валялись клочки сена. Около походной кухни стояла очередь, и солдаты несли дымящиеся котелки. Он прошёл мимо, заставляя себя не ускорять шагов. Теперь он относился к белым спокойно. Их дело было кончено. Что они значили здесь, у края земли, когда вся страна была в других руках? Безайс шёл мимо них, как хозяин.

Он вышел на длинную пустую улицу и остановился перед каменным домом с мезонином. Во дворе дряхлая собака обнюхала его ноги и пошла прочь. Он прошёл через веранду с выбитыми стёклами и постучал. Неряшливо одетая женщина впустила его в полутёмный коридор, где резко пахло стираным бельём. Она смотрела на него испуганно и выжидающе.

— Здесь живёт Елизавета Федоровна Воронцова? — спросил Безайс. В нем внезапно вспыхнула надежда, что её нет дома.

— Здесь, — ответила она, напряжённо глядя на него.

— Мне надо её видеть.

Она ушла, но тотчас вернулась.

— Может быть, вам Катерина Павловна нужна? — спросила она.

— Нет, — ответил он. — Мне нужна Елизавета Федоровна.

Она ввела его в небольшую комнату, выходившую окнами в сад. У Безайса началось сердцебиение, и он жестоко ругал себя за такую подлую трусость. Это была её комната, все было строго и просто, точно здесь жил мужчина. У окна стоял небольшой, закапанный чернилами стол, рядом — узкая железная кровать, покрытая стёганым одеялом. Особенно поразил Безайса беспорядок и разбросанные на полу окурки. На столе стояла лампа с обгоревшим бумажным абажуром и валялись растрёпанные книги. «Аналитическая геометрия», — прочёл он на раскрытой странице. С полки скалил зубы медный китайский божок.

Позади скрипнула дверь. Безайс вобрал голову в плечи и медленно повернулся. Перед ним стояла Лиза.

Безайс думал, что она очень красива, и теперь был немного удивлён. Это была невысокая смуглая девушка, черноволосая, с живыми глазами. Она была хорошенькая, но Безайс встречал многих лучше её.

Она остановилась в дверях и вопросительно смотрела на Безайса.

— Здравствуйте, — сказала она.

Матвеев сказал правду — глаза у неё действительно были очень красивые.

Безайс порывисто встал.

— Здравствуйте. Я к вам по делу. Ваш… это самое… знакомый… вы его, конечно, помните…

Она подошла к нему, слегка щуря глаза.

— Простите, как ваша фамилия?

— Это пустяки. А впрочем, моя фамилия Безайс.

Ему хотелось скорей свалить с себя это дело, прибежать домой и валяться в носках на кровати, не думая ни о чём.

— Он послал меня и очень извиняется, что не может прийти сам. Вам придётся зайти к нему, но это близко, не беспокойтесь. Если хотите, я могу вас проводить сейчас. Если, конечно, вы ничем не заняты.

Она подошла к стулу, на котором лежали какая-то материя, бумага, спички, и стала складывать все это прямо на пол.

— Ваша фамилия — как вы сказали?

— Безайс. Я пришёл к вам от Матвеева, моего товарища.

— Матвеев здесь? — спросила она живо.

— Да, здесь.

— Отчего же он не пришёл сам?

Он помолчал, собираясь сказать самое важное. Но она вдруг подошла к двери и открыла её. Безайс мельком увидел впустившую его женщину. Она стояла, прислонившись к косяку.

— Мама, — сказала Лиза, — уходи сейчас же! Ну?

— Так вы товарищ Матвеева? — продолжала она, закрывая дверь и улыбаясь. — А отчего он сам не пришёл?

— Он нездоров. Хотя, вернее сказать, даже ранен.

Она широко раскрыла глаза.

— Ранен?

Безайс тоже встал.

— Но не надо волноваться, рана не серьёзная, — начал он, торопясь. — Он уже почти здоров, честное слово! Но самое главное — не надо волноваться. Это же глупо — волноваться, когда он почти здоров.

Она смотрела на него ошеломлённая, точно ничего не понимая.

— Куда его ранили? — спросила она.

— В ногу, — ответил Безайс. — Ему страшно повезло, это такая рана, от которой легко поправиться. Возьмите себя в руки и не расстраивайтесь. До свадьбы заживёт, — прибавил он с глупым смехом.

Все остальное тянулось, как кошмар. Он начал рассказывать ей и несколько раз собирался сказать прямо, что Матвееву отрезали ногу, но всякий раз хватался за какой-нибудь предлог и рассказывал о другом — о Жуканове, о Майбе, о дороге. Она слушала, молча глядя ему прямо в глаза, и Безайс смущался от этого взгляда, точно он лгал. Наконец он измучился от звука собственного голоса. Тогда он замолчал, думая несколько минут, и сказал:

— Ему отрезали ногу ниже колена.

Она вскочила, как от удара.

— Отрезали? — крикнула она со всхлипыванием.

— Да, — сказал Безайс, — отрезали. Ниже колена.

— Ниже колена?

Безайс поднял голову. На её лице был ужас. Она не замечала, как у неё дрожат губы. Некоторое время они стояли молча, тяжело дыша.

— И теперь он… на одной ноге?

— На одной.

— А как же он ходит?

— На костылях.

Никогда в жизни он не чувствовал себя так скверно. Она схватила его за руку и стиснула до боли.

— Это он послал тебя?

— Он. Ему хочется, чтобы вы пришли к нему.

— Но как же это вышло? Неужели ничего нельзя было сделать? Ты все время был с ним?

— Конечно, все время.

— И ничем нельзя было помочь?

Это было прямое обвинение. Безайса охватила мгновенная ярость. Он вырвал свою руку.

— Началось нагноение, доктор сказал, что без операции он умрёт.

Она села на стул: сверху Безайс видел её волосы, разделённые прямым пробором.

— Как это глупо, — сказала она, сжав руки и покачиваясь всем телом. — Именно его! Ведь вас было трое?

— Да.

— Ну, а сейчас? Он встаёт?

— Даже ходит немного.

Она помолчала, что-то вспоминая.

— Он совершенно беспомощный?

— Нет, конечно. Недавно он сам оделся.

Безайс сидел, ожидая чего-то самого тяжёлого. Он обвёл глазами комнату, потрогал себя за ухо и встал.

— Я пойду, пожалуй, — сказал он, не глядя на неё и вертя шапку в руках. — Вот теперь я вам сказал все.

Он вышел в коридор, натолкнувшись в темноте на впустившую его женщину, ощупью отыскал дверь, но потом вернулся снова. Она сидела, прижавшись грудью к столу.

— Я забыл дать вам его адрес, — сказал он. — Вы придёте сегодня к нему?

— Я приду завтра.

Он вышел на улицу и пошёл прямо, пока не заметил, что идёт в обратную сторону. Тогда он вернулся, прибежал домой и сказал Матвееву: «Завтра она придёт», — потом ушёл к себе, лёг в носках на кровать и долго курил. Он как-то не выяснил своего отношения к этой истории, и в его голове был полный беспорядок. Черт знает, что хорошо и что плохо.

Он думал о Матвееве, о Лизе, о самом себе, и было совершенно непонятно, чем все это кончится. Одно было ясно — девушки, как Лиза, встречаются не каждый день.