"Брат 2: Америка, бойся русских" - читать интересную книгу автора (Колычев Владимир)Часть IIIГлава перваяТеснота и духота «столыпинского» вагона действовали на нервы, поэтому Никита с облегчением вздохнул, когда поезд прибыл к месту назначения. Зэков сгрузили на дальней платформе железнодорожной станции Кострома. Автозаки были еще в пути. Бедолаги сидели на корточках в окружении конвоя. На морозе, под лай собак. Это в Тепломорске сейчас тепло. А здесь холодина. – Это еще хорошо, – тихо сказал парень лет двадцати пяти. Все трое суток он ехал с Никитой в одном купе, на третьей полке трясся. Его Митей звали. Больше Никита ничего не знал о нем. – Чего хорошего? – тускло спросил пожилой дядька. – Ноги затекли, сил нет так сидеть… – Да могли бы далеко заслать. На Колыму, например. Или на Новую Землю… – Там колоний нет… – А вдруг построили? – Болтун… – Разговорчики! – раздался грозный окрик начальника караула. Разговоры разом прекратились. Наконец появились машины. Никиту и его спутников погнали в первую. Разместили по боксам, закрыли решетками, дверь на замок – и вперед. Уже через пару часов их всех высадили на территории колонии. Выстроили перед зданием администрации. Все осужденные только и мечтали о том, чтобы побыстрей добраться до столовой и до спальных помещений в общежитии. Никита тоже хотел этого. Утомила его дорога – спасу нет. Но еще больше он хотел побыстрее связаться с Мартой. Она должна была узнать, в какую колонию его отправили. Возможно, на пару с Валерой она уже подбивает мосты к начальнику этой колонии. Деньги решают все. Интересно, сколько возьмет хозяин, чтобы устроить Никите пару-тройку деньков в комнате для свиданий?… Сил нет, как хотелось поскорее оказаться наедине с Мартой. Соскучился по ней. Да и план побега обсудить надо. Чем быстрей он примется за дело, тем быстрей окажется на свободе. Никиту бросало в жар, когда он допускал, что за решеткой ему придется провести все пять лет… Пять лет в волчьей стае. Пять лет жизни по волчьим законам… Он не боялся борьбы. Просто он не хотел быть волком. Он хотел быть нормальным, цивилизованным человеком. И жить в цивилизованной стране с нормальными человеческими законами… Целый час им пришлось простоять на морозе, прежде чем появился начальник колонии. Или хозяин, как называли его в местах не столь отдаленных. Высокий, худой как скелет, крупные роговые очки. Он что-то пробурчал под нос относительно порядков в колонии. Может, он и громко говорил. Но ветер заглушал его слова. Холодный, пронизывающий ветер. Затем появился какой-то толстячок с погонами майора. И разбил толпу вновь прибывших по спискам. Никита попал во второй отряд. И Митю распределили туда же. Только Никита не придал этому никакого значения. Вопросы коллективизации его волновали меньше всего. После распределения появился начальник отряда. Он долго и нудно рассказывал что-то о внутренних порядках в отряде, о каких-то традициях. Только вряд ли кто слушал его. Минусовая температура на улице заморозила весь интерес. Вот если бы он их в общежитие завел, тогда бы души людей оттаяли. Но, видно, до этих душ здесь никому и дела нет. Только после пламенной речи начальник отряда догадался отправить их в общежитие. Спальное помещение чем-то напоминало казарму. Деревянные полы, свежие крашеные стены, двухъярусные койки, тумбочки, табуреты. Рабочий день в самом разгаре. Но барак не пустует. В двух дальних углах люди. Как будто два разных лагеря. Блатные. И отрицалы из братков-рэкетиров. «Работа не волк, мы сами волки…» Неизменный принцип лагерной элиты. И никакой палкой отрицал на промзону не загнать. Разве что той, которая у других воров между ног болтается. Провинишься, и получишь шершавого в задницу. После этого любой работе только рад будешь… Но такая палка крутым не грозила. Зато они сами высматривали в толпе новичков смазливых мужичков. Девочек себе высматривают. По свежатинке соскучились… Это было первое знакомство Никиты с зоной. Его первая и, пожалуй, последняя «командировка». Но кое-что о порядках в лагерях он знал. Особенно просвещен был насчет колоний общего режима. Это самые беспредельные зоны. Старых опытных воров, живущих по понятиям, раз-два и обчелся. В основном в таких лагерях обитает приблатненная шпана с замашками крутых авторитетов. И братков из «новых» здесь хватает. В основном рядовые «быки». Вся эта публика вроде бы и почитает законы воровского братства. Но соблюдает их по-своему. Жесткость и насилие – основной козырь в отношениях друг с другом…Никита очень бы хотел, чтобы его мнение о зонах общего режима было ошибочным… Но пока он видел, с каким похабным вниманием рассматривает вновь прибывших здоровяк с лицом пещерного человека. И какой-то первобытный интерес в его глазах. На Никиту он не обратил никакого внимания. Зато чмокнул губами, когда его взгляд остановился на Мите. Митя – парень складный. Крепкий, плечистый. Но лицо подкачало. Кожа нежная и розовая, как у ребенка. И губки бантиком. Появился капитан. Многозначительно глянул на отрицал из воровского и бандитского кодланов. Те поспешили раствориться среди коек. Рассосались по своим углам. Все-таки начальник. Никита получил белье. Ему показали койку на первом ярусе ближе к выходу. Он не возражал. Застелил шконку. Определился, что называется. Затем их повели на склад. Ну все как в армии. Забрали гражданскую одежду и выдали форменную. Никита получил черную зэковскую робу-шаронку, сапоги-прохоря, шапку-пидорку, теплую фуфайку. После баня. Этого часа Никита ждал больше всего. В моечном зале Митя оказался рядом с Никитой. Такое ощущение, что парень тянется к нему. Парень на самом деле крепкий. В плечах размах, руки мускулистые, мощный торс, рельефный живот – пресс накачан. На плече татуировка: русалка на якоре. – На флоте служил? – спросил Никита. – Ага, потомственный моряк… – Морской болезнью страдаешь? – С чего взял? – Не я тебя взял. Менты взяли… Кстати, за что? – Да так, по глупости влетел… – А кто здесь не по глупости? – криво усмехнулся какой-то мужик. Никита плеснул на себя воды, начал намыливаться. К Мите подошли двое. Одного Никита узнал. Тот самый «неандерталец» из их отряда. – Опаньки! А че это у нас такое? С гадливой улыбкой «неандерталец» подошел к Мите. И ткнул пальцем в его плечо. – Русалка… – заметно робея, ответил тот. – Ты чо как девица жмешься, а? – гнусно засмеялся второй. – А то ты не въехал, братуха! – хохотнул «неандерталец». И потрепал Митю за щеку. – До вечера, девонька!… – До встречи, Милка! – ощерился второй. Блатные исчезли. – Эй, а что им надо? – пугливо озираясь по сторонам, спросил Митя. – "Синяк" им твой не понравился, – ответил кто-то. – Русалка на якоре – не быть добру… – Почему? Что тут такого? – Откуда у тебя этот «синяк»? – Да я ж моряк, мне в первом походе накололи. А что здесь такого?… – Русалка на якоре – так петушню штампуют… – Петушню? Петухов в смысле? – ужаснулся Митя. – Ну а я-то здесь при чем? Я ж не петух… – А ты это крутым объясни. Они к тебе сегодня ночью придут. На хоря… – Туфта все это, – вмешался в разговор еще один знаток лагерной живописи. – Петухам на спину русалку с якорем вешают… А у него на плече… – А-а, ну тогда, паря, тебе повезло. Так братве и объяснишь… – Да, конечно, конечно, я им все объясню, – испуганно закивал головой Митя. – Я ведь не петух, никогда им не был. Я вообще гомиков терпеть не могу… Но его уже никто не слушал. Каждый делал вид, что занят своим делом. Может, кого и волновала судьба этого парня. Но в волчьем мире волчий закон – каждый за себя. Никита проснулся среди ночи. Разбудил скрип койки, приглушенные голоса. Он увидел, как поднимают с постели Митю. Неандерталец, а с ним еще двое. – Ребята, вы что? – шепотом возмущался Митя. – Гы-гы! Какие мы тебе ребята, петушок? – тихо загоготал неандерталец. – Извините, если обидел… – Давай, давай, в умывалке извиняться будешь… – Вы меня, наверное, не за того приняли… Митю повели в умывальник. Поднялся со «шконки» и Никита. Потянулся вслед за процессией. Ну куда он идет, куда?… Никите страшно хотелось остановиться, повернуть назад. Но не мог он этого сделать. Потому что знал, куда нелегкая несет Митю. А с ним и его самого. Приглянулся «неандертальцу» морячок. Весь вечер тот пялился на Митю, чмокал губами. Но не подходил, гадостей не говорил. Все началось после отбоя. Опускать Митю будут. За его смазливую внешность. Неудачная татуировка на плече всего лишь предлог. Не должен был Никита вмешиваться, не должен. Не так уже плохо на зоне, как ее рисуют. Сам он автоматически попал в разряд «мужиков» – против чего совершенно не возражал. Воры жили сами по себе, своим лагерем. Мужиков не трогали. И с бандитами не заедались. Был у них в бараке особый лагерь. Братки из «новых». Их еще «спортсменами» называли. Держись в тени, никому не переходи дорогу, умей постоять за себя – и никто тебя не тронет. Никита должен был так жить, должен был терпеть свое скотское положение. Не за горами тот час, когда Марта вытащит его из этой клоаки. Но не мог он терпеть. Не мог, потому что есть на свете уроды, которые не признают нормальных человеческих законов. Никита заглянул в умывальник. И увидел жуткую картину. Два отморозка держали Митю, а «неандерталец» стягивал с него штаны. Парень пытался сопротивляться. Но куда ему против урок. На их стороне и сила, и опыт. – Эй, чего к человеку пристали? – спросил Никита. – А ну дергай отсюда, гумозник! – цыкнул на него один уркан. – Сам такой. – Ни фига себе, пацаны! Какой-то балабон нарисовался, бузит… Отморозки дружно оторвались от моряка. И стеной двинулись на Никиту. – Кранты тебе, гнус! – рыкнул «неандерталец». В руке у него появилась заточка. Никита ударил. Ногой в коленку и костяшками пальцев в верхнюю губу, прямо под нос. «Неандерталец» вырубился мгновенно. Снова удар. Ногой в пах. Второй отморозок еще взвыть не успел от боли, а Никита уже переключился на третьего. И вовремя. Потому как тот уже выбросил вперед руку с заточкой. Никита уклонился, перехватил руку. Он мог бы сломать ее в локтевом суставе. Но это слишком. Он выбил нож и развернул отморозка лицом к себе. Мощный удар головой, и тот в отключке, укладывается рядом с неандертальцем. Остается третий. Тот все еще держится за отбитые яйца. Но уже готов ударить. Голова у него слишком высоко поднята. Никита заметил это на рефлекторном уровне. Хоп! И рука сама пришла в движение. Сама же рассчитала силу удара. Костяшки пальцев рубанули по кадыку. Отморозок вырубился мгновенно. Если бы Никита ударил со всей силы, то отправил бы его прямиком на тот свет. Но трупы ему не нужны. – Понял, как с ними нужно? – спросил он у моряка. – Понял, – закивал тот. Он уже успел натянуть штаны. И сейчас смотрел на Никиту. Больше со страхом, чем с восхищением. – На вид ты вроде не слабак… – У меня зеленый пояс по карате, – пробормотал Митя. – Чего? Чего? – недоуменно посмотрел на него Никита. – А какого ж ты хрена урканам этим на поживу сдался?… – Не та сила… – всхлипнул моряк. – И страшно… – Страшно… Они же не люди… – Звери… Под ногами зашевелился «неандерталец». В себя пришел, начал подниматься. Никита нагнулся. И с силой впечатал кулак в солнечное сплетение. Отморозок снова вырубился, на этот раз надолго. Никита снова переключился на парня. – Жить хочешь? – спросил он. – Хочу… – А хорошо жить?… В смысле, не в петушином углу… – Само собой… У Мити зеленый пояс по карате. Мог бы и сам за себя постоять. Мог бы – да сломался. Страх его погубил. Страх перед беспредельщиками. Дал бы Митя отпор, завтра бы на него навалились всем скопом. Сначала бы искалечили, а потом бы опустили. А теперь вектор угрозы направился в сторону Никиты. Мстить ему будут. И, возможно, отомстят. Уронят во сне со шконки головой вниз. Да так, что шейные позвонки треснут. Но по нему лучше умереть, чем оказаться в петушином углу. – Вместе нам надо держаться, – сказал он. – Вместе отпор давать будем… Теперь даже спать по очереди будем… Митя кивнул. В глазах все тот же страх. Только уже не такой густой, как раньше. Успокаивается парень. Только рано еще успокаиваться. Они вернулись в спальное помещение. Как будто знал Никита, что сегодня отрицалы обратку давать ему не будут. Сначала они придут в себя, затем соберут совет стаи, решат, как поставить наглеца на «правилку». Приговор приведут в исполнение не раньше чем завтра. И точно, изрыгая проклятия, побитые отморозки один за другим прошкандыбали в свой угол. Первое время до Никиты доносились ругань, угрозы. Затем все стихло. Но он бдительности не терял. Лежал с открытыми глазами почти до самого утра. И мысленно казнил себя. Ну зачем он вляпался в эту историю?… |
|
|